Рабство индейцев на Северо-востоке Америки Ч. II

Нельзя сказать, что политика порабощения коренных народов первых тринадцати колоний не встречала суровой критики и не вызывала возмущения передовой британской общественности, как за пределами колоний, так и внутри них.
Среди самых суровых критиков этой политики были члены Королевского Совета и Торгового Совета, которые заявили о себе еще больше после вступления в силу новой хартии Массачусетса в 1692 году. По политическим причинам имперская политика Британии вынуждена была публично обозначать свою принципиальную позицию против рабства коренных народов.
 Эти «опасения за благополучие индейцев» приобрели новую актуальность с 1689 года., когда северная граница Новой Англии стала постоянным театром военных действий между Англией и Францией. Колониальные власти стали опасаться, что недовольство индейцев своим рабским положением, подтолкнет их в объятия Франции. Надо сказать, что и Франция подогревала настроения индейцев в нужном для себя направлении.
 Французы использовали страхи коренных народов перед порабощением англичанами, чтобы вербовать индейских союзников, и в вопросе индейского рабства противопоставляли свое собственное поведение поведению англичан. 
Хотя сами французы также торговали индейскими рабами в Луизиане, а власти Французской Канады, в отличии от властей британских колоний разрешали порабощение, но только западных индейцев («чужаков»), захваченных в плен на войне, например таких как пауни (племя, проживавшее на Равнинах – И.К.).
Британские военные также понимали проблему, поскольку необходимо было набирать индейцев в регулярные войска в качестве разведчиков.
К середине ХVIII века индейцы составляли 20% рекрутов, мобилизованных для военной службы колониями Коннектикут, Массачусетс и Род-Айленд.
А Королевский Совет приказал в 1750 году властям Массачусетса освободить «всех пленных индейцев абенаки и всех рабов, захваченных... в конце войны».[2]
Против «судебного порабощения» протестовали и сами индейцы.
Так в 1700 году лидеры племени вампаноаг подали петицию в Верховный суд Массачусетса: «из-за незнания закона, слабости, глупости и невнимания, некоторые из нас, и несколько наших детей влезли в долги  к англичанам и не имея возможности, а возможно, и не проявляя осторожности, чтобы заплатить в назначенное время мы стали слугами на необоснованный срок». [9] Петиционеры деликатно обвинили белых истцов в злоупотреблении долговыми разбирательствами, и в результате властям Массачусетса пришлось пойти на уступки индейцам.
 Актом «О предотвращении злоупотреблений в отношении индейцев», принятом в 1701 году запрещалось «всякое притеснение индейцев» в точности обманным путем заставлять их связывать себя или своих детей контрактными отработками на неопределенный срок взамен погашения ущерба или отдачи долга. Договора об отработке теперь требовалось согласовывать с двумя и более мировыми судьями.  Договоры должны быть ограниченными по сроку, с отражением конкретных обязательств сторон между собой и подписанными сторонами. Индейцы, которые были уже связаны подозрительными договорами, могли подавать прошения местным судьям о пересмотре их дел и договоров.
Английские власти приветствовали этот шаг. Однако сей закон и другие подобные ему, принятые впоследствии в Коннектикуте, Род-Айленде, и других колониях, не оказали в действительности существенного влияния на систему «судебного порабощения». Долговое рабство индейцев, а также наказание порабощением за преступную деятельность, продолжали находить свое отражение в приговорах колониальных судов повсеместно вплоть до 1730-х годов. Лишь к этому времени и позднее судами в этом вопросе были даны некоторые послабления. Запрещалось возбуждать иски против индейцев за долги свыше десяти шиллингов.
  В  целом же эффективность законов против незаконного продления  кабальных контрактов с индейцами за долги, зависела от принципиальности судей, которые с одной стороны должны были обеспечивать их соблюдение, а с другой, удовлетворять личную заинтересованность белых колонистов в индейском труде.
Вопрос в том, что после заключения кабального контракта индейцы могли оказаться проданными теми, кто их законтрактовал, разлученными со своими семьями и увезенными из региона. Побег, воровство у своего хозяина и множество других нарушений могли удвоить или утроить продолжительность повременной обязанности слуги. При таких условиях слуга-индеец, нанятый по договору, особенно женщина или ребенок, мог легко стать фактическим рабом.
Принципиальным отличием статуса раба-индейца, который являлся движимым имуществом своего владельца от подневольного слуги, законтрактованного на определенный срок, было, как ни странно, наследуемость последнего. На это счет, по мнению исследователей нет единого мнения, поскольку источники, характеризующие состояние того или иного раба-индейца, весьма разнятся. В частности, трудно определить в случае с индейцами, которые являлись подневольными слугами, в какой степени их дети становились таким же невольниками, автоматически, либо с их согласия, либо по прихоти владельца.
Джон Сейнсбери в своем исследовании приводит пример как подневольная служанка индейского происхождения по имени Элис, вела судебную тяжбу со своим хозяином Самюэлем Нортоном о праве собственности на ее ребенка. По сути, ей пришлось выкупить свободу ребенку за дополнительный срок принудительной работы на хозяина, к которому она ранее попала в кабалу. [15]
В документах датируемых XVIII веком о продаже  слуг и рабов из числа индейцев, часто перечислялись индейские женщины и их дети, что косвенно, по мнению Сейнсбери, указывает на доказательство того, что эти дети разделяли статус своих матерей.
 Иногда завещания владельцев раскрывали предположение, что их индейцы были рабами на всю жизнь, как в случае, который приводит историк Джейн Флэтчер. Некий  Дэниел Коггесхолл из Кингстауна (Род-Айленд),  по завещанию оставил «свою индианку и ее грудного ребенка Джеффери» своей жене и детям «на срок их естественной жизни». [4]
Дети закабаленных индейцев, переданные по наследству, как минимум, имели статус «принудительных учеников» до своего совершеннолетия. Договоры об уступках индейских детей все больше отличались от договоров об уступках белых детей, находившихся в таком же статусе. Например, в договорах, где индейский ребенок значился «учеником», намеренно опускались пункты, касающееся обязанности владельца обучать их ремеслу или элементарной грамоте. Родителей этих детей судьи к подписанию договоров старались не допускать, также судьи игнорировали право родителей выступать в судах в качестве защитников своих чад, и вообще как-то влиять на содержание договоров об отработке. Смерть родителей означала рабство для ребенка на неопределенный срок или пожизненно.
«В 1723 году Дэвид Грин из Джеймстауна (Род-Айленд), выслал, – как пишет Флэтчер, – «Ханну, девочку наполовину индианку, наполовину негритянку», в качестве наемной служанки к другому хозяину, когда умерла ее мать, его служанка. Ханне было полтора года. В договоре она именуется «слугой или рабыней», но, что показательно, ее новый хозяин Джордж Мамфорд должен был вернуть Ханну Грину по завершении договора двадцать лет спустя, что говорит о том, что Грин планировал использовать ее труд всю жизнь». [4]
Между 1685 и 1720 годами колониальные правительства Новой Англии приняли пакет законов в отношении цветных людей, аналогичных рабским кодексам Барбадоса, Вирджинии и других рабовладельческих обществ. Однако законы Новой Англии определяли правовые параметры института рабства способами, которые имели огромные последствия для индийских слуг, в частности индейское рабство имело формальные ограничения и расовую границу, отделявшую их от рабов-африканского происхождения.
По оценке Сейнсбери к середине XVIII века около трети всех коренных американцев в Род-Айленде были кабальными слугами, живущими и работающими в белых домохозяйствах45. Кроме того, в государственных архивах Массачусетса хранятся многочисленные петиции, поданные различными представителями индейских племен с 1730-х по 1760-е годы, находящихся в их юрисдикции, с жалобами на злоупотребления в системе кабального соглашения и хищническое кредитование белыми. Об этом же свидетельствуют записи военных в период с 1748 по 1760 год, из которых видно, что почти две трети коренных американцев, вступивших в армию, находились в рабском положении, то есть имели кабальные обязательства по договорам на момент их зачисления на службу.
Один полк из Коннектикута, сформированный в 1746 году во время войны короля Георга (всего 980 человек), включал 139 мужчин из числа коренных американцев, половина из которых перед поступлением на службу переписала свое жалованье на белых кредиторов. [15]
В то время как женщины и дети коренных американцев становились слугами в домохозяйствах Новой Англии, труд многих взрослых индейских мужчин использовался в китобойную промышленности на Лонг-Айленде, Род-Айленде, Кейп-Коде и островах Мартас-Винъярде и Нантакете, а также на побережье восточного Коннектикута.
Китобойные контракты с индейцами несколько отличались от обычных кабальных контрактов и предусматривали, что коренные американцы служат членами китобойной команды «сезонно или на определенное количество рейсов», что на практике не соответствовало действительности. На протяжении большей части колониального периода законтрактованные за долги индейцы-китобои Северо-востока явились основной рабочей силой в ранней китобойной промышленности. Они оставались важным источником рабочей силы в этой сфере и в период Американской Революции, а также в начале национальной эпохи США, но по мере сокращения их численности и экспоненциального роста отрасли они составляли все меньшую долю такой рабочей силы. [17]
Власти Новой Англии также создали суды «упрощенного производства», где отсутствовали присяжные. Эти Суды исключительно, предназначались, для «индейцев, негров, мулатов, рабов или других», совершавших преступления, связанные с реализацией краденного имущества. Вердикты этих судов свидетельствуют, что индейцы за преступления такого рода получали более суровое наказания чем белые, например, порку и штраф, поруку, штраф и закабаление на определённый срок, в то время как меры взыскания для белых ограничивались одним видом наказания.
И по мере того, как «судебное порабощение» становилось все более распространенным в делах, связанных с индейцами и африканцами, оно все мнее распространенным для белых.
Стоит еще отметить, что в период между 1696 и 1716 годами Массачусетс и Вирджиния изменили налоговый статус как индейских, так и черных слуг, которые платили, как и белые подушный налог. По закону эти категории теперь лишались общегражданского статуса налогоплательщиков и переходили в разряд личной собственности их хозяев и «оценивались лошадьми и свиньями». [1]
Интересна еще одна тенденция. Коротко ее можно отразить следующим образом.  Законы относительно обращения в рабство индейцев у большинства из тринадцати колоний менялись в зависимости от насыщения их территории рабами-африканцами, число которых в XVIII веке увеличилось. Рабство стало ассоциироваться с цветом кожи, и как таковая «индейскость» в статусе рабов стала пересматриваться. Короче говоря, раб – это всегда только черный.
То есть, произошло этическое смещение в сторону чернокожих, которых бесспорно признавали рабами, а индейцев ставили в этом вопросе под сомнение.  Индейцы смешенных рас или мулаты бесспорно относились к рабам. По сути, индейское рабство де юре в Новой Англии не существовало, но де факто – да. Хозяева индейских рабов понимали, что они их собственность, но юридически таковой не являлись, поэтому использовали различные манипуляции и в документах старались показать индейцев смешенной расы как «мулатов», и это работало.
Дело в том, что к 1720-м годам по оценкам исследователей, потомки чистокровных индейцев, населявших территорию Новой Англии, были смешанной расы и в последующие десятилетия эта этническая тенденция только усиливалась.  Демографическая катастрофа, вызванная постоянными войнами и порабощением индейцев-мужчин в рассматриваемом нами регионе, привела к тому, что многие из индейских женщин нашли себе партнеров в среде как свободного, так и несвободного африканского населения.
Как правило, дети от таких союзов идентифицировали себя как индейцы, но смешанное происхождение делало этих детей уязвимыми для порабощения.
Историки долгое время считали войну короля Филиппа поворотным моментом в американо-индейских отношениях в Новой Англии. Безусловно, война оказалась решающим фактором в эволюции индейского рабства и подневольного состояния. Война погубила от 10 до 25 процентов коренного населения, сделала возможным прямое порабощение многих сотен, возможно, тысяч индейцев и серьезно ограничила экономическую базу тех, кто выжил.
 Перейдя под более или менее прямое управление колониальных властей, коренное население превратилось в субъектов, защищенных законом от злоупотреблений, связанных с порабощением в дальнейшем.
 Действительно, прямое рабство индейцев, долговая кабала и другие средства принуждения индейцев к подневольному труду юридически были запрещены в колониях Новой Англии. Тем не менее, правовые нормы не смогли предотвратить фактическое рабство коренных американцев.
Таким образом, приспосабливаясь к новому миру послевоенных отношений с индейцами, колонисты для постоянного снабжения своих хозяйств индейской рабочей силой, обращались к ее источникам, находившемся за пределами региона. Однако к началу XVIII века белое население Новой Англии нашло новые средства (законодательство и суды) с помощью которых можно было заполучать дармовую рабочую силу индейцев, для последующей эксплуатации их труда.
 По всему региону, как указывает первая перепись населения 1774 года только в одном Род-Айленде 35,5 % индейцев проживали в семьях белых людей в статусе невольников, и эта доля возрастает до более чем 50 % к началу Войны за независимость колоний (1775 -1776 годы). [15]
Индейский труд выстроил колониальную экономику Новой Англии. Значительное присутствие индейцев в экономике колоний также способствовало созданию расовых кодексов, которые поставили Новую Англию на уровень рабовладельческих плантационных обществ юга Америки и Карибского бассейна.

Литература:

1. Brown, Kathleen. Goodwives, Nasty Wenches, and Anxious Patriarchs: Gender, Race and Power in Colonial Virginia. – Omohundro Institute and UNC Press, 1996.
2. Calloway, Colin.  After King Philip’s War: Presence and Persistence in Indian New England. – Hanover, N.H., 1997, рр.105-106.
3. Ethridge, Robbie. From Chicaza to Chickasaw. The European Invasion and the Transformation of the Mississippian World, 1540-1715. – The University of North Carolina Press, 2013, p. 93.
4. Fiske, Jane Fletcher. Gleanings from Newport Court Files, 1659–1783. – Boxford, Mass., 1998, https://archive.org/details/gleaningsfromnew00fisk
5. Gallay, Alan. The Indian Slave Trade the Rise of the English Empire in the American South, 1670-1717. New Haven: Yale University Press, 2002.
6. Lindert, Peter H., Williamson Jeffrey G. Unequal Gains: American Growth and Inequality since 1700. – Princeton University Press, 2016.
7. Morgan, Edmund. American Slavery, American Freedom. – New York: W.W. Norton and Company.2003, pp. 328-329
8. Mandell, Daniel. Behind the Frontier: Indians in XVIII Eastern Massachusetts. –  University of Nebraska Press, 2000
9. Newell, Margaret Ellen. The Changing Nature of Indian Slavery in New England, 1670–1720, https://www.colonialsociety.org/node/1397
10. O’Brien, Jean M.  Dispossession by Degrees: Indian Land and Identity in Natick, Massachusetts, 1650-1790. – New York, 1998, рр. 65-71, Order in Council, March 19, 1689/90.
11. Peck, Douglas T. Lucas V;squez de Ayll;n's Doomed Colony of San Miguel de Gualdape. The Georgia Historical Quarterly, 2001., 85 (2): рр. 183–198.
12. Petition of the Inhabitants of Hingham to the Council, December 21, 1676. – Massachusetts Historical Society.
13. Records of the Suffolk County Court, 1671–1680, ed. David Konig, 2 vols., Publications of the Colonial Society of Massachusetts, vols. 29-30. – Boston, 1983
14. Ronda, James P.  Red and White at the Bench: Indians and the Law in Plymouth Colony, 1620–1691.– Essex Institute Historical Collections, 1974
15. Sainsbury, John A.  Indian Labor in Early Rhode Island. – The New England Quarterly Vol. 48, № 3, 1975) pp. 378-393
16. The Shinnecock Indians: A Culture History, edited by Gaynell Stone (Readings in Long Island Archaeology and Ethnohistory, Volume VI) – Lexington, Mass.: Ginn Custom Publishing, 1983, рр. 231-263
17. Vickers, Daniel. The First Indian Whalemen of Nantucket, – William and Mary Quarterly № 40, 1983, рр. 560-83.
18. Wood, Betty. The Origins of American Slavery: Freedom and Bondage in the English Colonies, 1997, p. 18.