Константин. Тринадцатая часть

    Константин повесил все иконы обратно. Он поднял с пола амвон, аккуратно разложил товар по полкам. Подмёл. Создалось ощущение, что пока он был наверху  здесь был самый настоящий шторм, а то и того хуже. Хотя… уж лучше это был шторм – Константин хотя бы понимал его природу. Но здесь…  неужели такой сильный ветер? Но как же он сюда проник, если дверь заперта? А заперта ли?
Он подошёл к окну около лестницы и плотно-плотно его закрыл. Занавесил обратно ковром. Немного подумал, внимательно рассматривая, и прибил к ковру пару досок – чтобы наверняка. Следом он вышел на свежий воздух. Константин отчётливо слышал, словно кто-то стучался в церковь, - и не просто «стучался», а долбил по двери руками, ногами, и всем, чем только может долбить. Однако когда он вышел… новых следов  на снеге не обнаружил. Обошёл церковь, и встал прямо под окном на втором этаже. М-м… как будто кто-то, и правда, спрыгнул? Но… кто? Навязчивые мысли он от себя отмахнул. Это… да нет! Ну, точно такое невозможно! Да, и не Юрка это. Тот, кто из окна прыгал, куда крупнее. И вообще-то Константин сам видел, как Юра домой уходил. Тут что-то не то… Он отошёл в сторону, и вдруг понял, что должен делать. Точно! Раз удалось разглядеть следы, то, может, выйдет посмотреть, куда после прыжка пошёл неизвестный? Он поднёс свечку ближе к снегу, и попробовал найти дальнейший путь убийцы. А путь его вёл в лес… Интересно, кто в последнее время был в лесу? Он вдруг почувствовал нарастающую панику, и чтобы выпустить эмоции принялся елозить ногой по снегу – так, чтобы уничтожить следы. Зачем он это делал – не думал. Просто так… надо? Он вернулся в тепло. Подкинул последние дрова, и поднялся наверх.
 - Я планировал уж спать лечь… - признался он сове, - Но раз у нас тут… такое… придётся и утром службу пропустить. Не нужно никому знать, что с  Тамарой стало. Пока мы не выясним, кто это сделал. Верно?
 - У?
 - Костенька… - он подошёл к «совьему дому», и  встал перед ней на колени, - Скажи… ты же… это же не ты, да? Ты же не могла? А если могла, то… Тома напала на тебя, да?
Сова не ответила.
Он опустил голову, проглотил подступившие слёзы, и поднялся, - Ладно… Думаю, нужно с телом что-то сделать. Отпеть бы Томочку нашу, да похоронить по-людски… с мужем рядом!
 - У-у!! У-у-у!! – взбунтовалась сова.
Константин отшатнулся, - Ты… чего? Думаешь, не стоит?
 - У-у-у-у-у!!! – крылья её расправились, а перья встали дыбом.
 - Ох…
Неужели Бог с ним через сову разговаривает? Гневается… видимо, что-то не то сделала Тамара при жизни, раз сам Бог так реагирует… Константина передёрнуло, и следующая мысль ему не понравилась. А не оправдывает ли он... убийство? А не оправдывает ли он Костю? А не оправдывает ли он… сам себя?
Он дал себе звонкую пощёчину, и скомандовал:
 - Ладно! Потом решим, что дальше делать, но пока рассказывать никому не будем. Надо вынести отсюда Тому, и вынести как можно быстрей!
 
    Юра лежал в кровати даже не стараясь подняться. Может, если сделать вид, что уснул, отец уйдёт? Хотя зачем обманывать… никогда не получалось. Отец всегда злился, если его разбудить, но сам он спать никому не давал – в частности, когда перебирал с брагой. Когда он забрал Юрку с кухни, сразу же отвёл в детскую. Уложил в кровать, и принялся что-то говорить. Говорил-говорил-говорил… Задавал вопросы, но ответа на них не дожидался – продолжал рассказ. Где-то путался, по несколько раз повторял одно и то же, некоторые из историй откровенно выдумывал на ходу, и никогда не замолкал. Юра такие вечера не любил. Полюбить такое, конечно, сложно.
В целом, даже громкий голос отца не помешал бы Юре уснуть, однако самому папе сон сына был далеко не на руку. Он лишь делал вид, что укладывает мальчишку спать, на деле же ему нужен был собеседник. А когда Антон был в таком состоянии… ну, разве нужен прямо-таки «собеседник»? Скорее лишь чужие уши – не более! Когда Юра засыпал, отец его тут же будил, и продолжал говорить.
 - Ты чё?! – возмутился он, - Ты… не дослушал!
 - Я слушаю… - шёпотом сказал Юра, - Просто устал сильно.
 - М-м… Так… что я говорил? Ах, да… было то лето жаркое-жаркое. Люди у нас все голые ходили! И я тогда такую рыбу поймал… матери твоей принёс. Мы её потом вечность целую ели!
 - Голые? – уточнил Юра, ведь понимал, что это уже не самое правдоподобное преувеличение.
 - Ага. Так вот. Я той зимой…
 - Пап… - Юра взял его за руку, - Мне так спать хочется…
 - Ну конечно! Так ты… - он икнул, - Спи… то есть дослушай мою сказку сначала, а потом и это… уснёшь. Так лучше спится!
 - Я бы очень хотел дослушать… - соврал Юра, - Но я так устал…
Сил на то, чтобы переживать, что отец обидится, не было. Юра сжал его широкую ладонь, отпустил, и отвернулся, зарывшись лицом в подушку. Он услышал, как тяжело вздохнул отец, и как после вздоха сделал пару глотков самогона из бутылки. Сейчас уйдёт… ещё немного, и…
 - Эй!! – голос отца прогремел сиреной, - Это что такое?!
Юра обернулся, и от страха поджал под себя ноги, - Ч-что?
 - Что у тебя в голове?
 - А… - он аккуратно коснулся макушки, - Я… голову разбил…
 - Сам?! Или помог кто? А-то смотри… я разберусь! Ты мне только скажи, кто тебя обидел!
Юра замер. Он смотрел в мутные глаза отца, отчётливо видел, как вздымалась от нарастающего возбуждения его грудь, и так же отчётливо чувствовал запах бражки… В основном когда отец пил, он… он просто любил поговорить. Кто же не любит, верно? Однако иногда случалось и подобное – будучи пьяным, Антон становился… отцом. То есть, настоящим – он интересовался сыном, укладывал спать, общался с женой… жаль, что в трезвые периоды всё это испарялось. Но иногда он переходил всякие черты… иногда доходил до того, что только и искал, с кем бы поскандалить. Ему нужен был лишь повод – только повод… В прочем, именно поэтому сейчас он разговаривал с сыном – даже жене уже надоело слушать весь этот бред. А тут… когда он заметил кровь… он освирепел, словно не человеком был, а пираньей.
 - Что с твоей головой?!
Сердце Юры бешено колотилось. Рассказать, что видел в церкви? И тем самым подставить Константина? А можно ли это назвать именно что подставой? Если Константин как-то причастен к той кровавой куче… он ли это? И что там была за птица такая большая? А связан ли со всем этим… Бог? Целовал ли Бог Юру или же священник это придумал? Думать нужно быстрее – пока папа в таком настроении. Как бы то ни было, но Юре было приятно, что хотя бы отец так за него переживал – даже учитывая, что чувства те не отцу принадлежат, а выпитому самогону.
 - Я… упал…
 - Как?! Где?!
 - В церкви…
 - А священник там на кой хрен сидит?! Почему он не уследил?! Ну… - он поднялся на ноги, пошатнулся, и плюхнулся обратно, - Ну… сейчас мы с этим раз…
 - Пап… - Юра сел, - Ты, наверное, не слышал, но сегодня кое-что случилось… В церкви дверь заклинило, и… батюшка меня попросил помочь.
 - Че-его?! – кажется, Антон действительно недопонял, - А сам он что?
 - Нужно было… нужно было в окно залезть, чтобы изнутри открыть. Он бы сам не смог – не влез бы! Вот я и залез. А там… там…
 - А… - он нахмурился и почесал макушку, - А… что там?
 - Ну… сначала я упал, но потом…
Отец всё-таки сумел подняться на ноги, и, отдать ему должное, сделал это уверенно. Он прохрипел:
 - Плевать! А-ну поднимайся, и пойдём с ним поговорим – с этим твоим святошей. А-то чего он… а-то… чего он?! Вставай, и собирайся!
Юра натянул на себя одеяло, - Ну… может, не надо? Я же сам упал… я про другое хотел рассказать!
Но Антон больше не слушал – махнул рукой, и вышел – хотя и не с перового раза – в коридор.

      На упаковку тела – именно так он это дело и назвал в своей голове – Константин потратил почти все свои вещи. Первым делом в ход пошли чистые простыни и пледы, потом пришлось схватиться вообще за всё подряд – свитера, кофты, рубахи. Он расстелил самый большой плед по полу, и перекатил на него тело. Тамарино тело… но, опять же, в своей голове было удобнее называть тело телом – а чьё оно как будто и неважно… Ну, почти. Хотя отдать Томе должное: перетащить её было довольно просто, старушка почти ничего не весила, а тело оставалось как будто бы податливым. Константин принял это за хороший знак – Бог помогает сделать всё грамотно, с божьей помощью Константин избавится от тела легко. Он перекатил её на плед, немного подумал, и спросил сову:
 - Костенька, послушай… Ты случайно не знаешь, дошёл ли до Тамары её крест?
 - У-у?
 - Я же крест ей не отдал… Марье в руки передал, а та должна была с ягодами Томе отнести. Или… - он схватился за сердце, - Или к тому моменту Томочка уже… уже была… такой?
Теперь сова не просто «не ответила», - она отвернулась. Константин почувствовал подступающие к горлу слёзы. А если бы он вовремя крест освятил… была бы Тамара сейчас жива? Мысль оказалась слишком болезненной – он протёр ладонями лицо, и вернулся к делу. Из груды вещей вынудил кое-что личное – шерстяные детские штаны, которые когда-то Тамара сшила для него. Он в них, разумеется, давно не влезал, но не выкидывал – хранил как память. Но теперь Тамары нет… Нужна ли она – та самая память? Или может лучше забыть о ней, ведь душа её уже где-то далеко? Он помял в руках штанишки, и положил их Тамаре на грудь – прикрыл ими торчащие рёбра с запёкшейся кровью. Следом накрыл её простыней, укутал, и оценил работу. Увидев выступавшую даже через два пледа кровь, обложил тело вещами. Потом перетянул всё это дело веревками, и… был готов.
 - Ох, Костя… сколько дел у нас ещё! Надо бы здесь прибраться! А-то мало ли кто зайдёт?
 - У?
 - Думаешь, пока оставить, и просто никого не пускать? В этой двери замка нет… как же не пущу? А если не послушают… Хотя… - он почесал затылок, - Ладно. Давай для начала от тела избавимся. Хоронить её ты не хочешь, верно?
 - У-у!! У-у!!
 - Я понял, милая. Выходит… нужно её где-то… спрятать? Но где?
Сова взлетела, и села на подоконник. Повернула голову  к окну, и вытянула лапу  - ту, что была с повязкой – указывая куда-то вдаль. Константин подошёл ближе.
 - Ты права… нужно нести её в лес.
Он обернулся на плотно упакованное тело. А так и не скажешь, что тело – просто кучка старых вещей. Он поднял её на руки, подошёл к двери, и… спина его заболела, а голова закружилась. Лёгкая Тамара или нет – Константин, всё-таки, сильно устал. Он бережно положил её на пол. Сова словно спросила:
 - У-у? У-у-у? – она подлетела, и села на Тамару сверху.
 - Сил нет… Боюсь, по лестнице не спущу. Надоело туда-сюда бегать…
 Костя замотала головой, но Константин понял, что это был, скорее, кивок. Она взмыла к потолку, подлетела к кровати, и… передала Константину кровавое сердце. Он брезгливо вытянул руку вперёд – боялся обидеть. Теперь он стоял в дверях, под ногами лежал труп, а в руке у него было ледяное склизкое сердце.
 - Ты… - зашептал он, - Ты просто напомнила мне, да? Что вместе с телом стоит вынесли и… останки?
 - У.
Константин и не сомневался, что это «у» означает твёрдое «нет». Голова закружилась сильнее, а в мыслях появилось чёткое осознание – Костя хочет, чтобы он это съел.

      - Ты куда?! – Ева – мама Юры – цеплялась за плечи мужа, - Куда ты собрался?! Что случилось?
Антон уже был в коридоре. Он натянул на себя уличные ботинки, но ватник надеть не удавалось – он никак не мог найти рукав.
 - Я… Ой…
Антон пошатнулся, и с грохотом ударился о стену.
Ева схватилась за голову, - Не смей никуда ходить. Не смей меня позорить!
 - Не-е-ет… Я не оставлю это… это не оставлю… так!
Он дёрнулся, и отпружинил от стены. Теперь стоял на ногах. Попробовал объяснить, но… на самом деле и сам не понял, куда шёл. Вернее понял – шёл он в церковь. Но зачем? 
 - Сына нашего обидели! – объявил он.
 - Никто его не «обижал»! Не неси ты эту чушь! Ты, как всегда, хочешь скандала! Плевать тебе на сына!
 - Не смей… - свирепо прошипел он.
 - Я говорю правду! – на глазах Евы выступили слёзы, - Тебе давно плевать на него. Плевать на нас! Тебе просто скучно! Кулаки у тебя чешутся! Не смей Юрой оправдываться!
 - Нашего… сына… - глаза медленно закрывались, но Антон не позволял себе слабости – он должен разобраться! Но… в чём? Он нахмурил брови, - Я иду… в церковь. Там это… Юрка…
 - Чего?! Он в церкви душой отдыхает! Не смей у него это отнимать. Не позорь его!
 - Но…
Наконец, он сумел надеть на себя ватник. Попробовал застегнуть, - не вышло – и коснулся плеча жены. Так хотелось объясниться… до боли в груди хотелось, чтобы она поняла Антона, чтобы осознала! В мыслях его аргументы звучали более чем убедительно, но наружу слова никак не хотели выходить.
 - Сын… церковь… голова его… кровь видел.
 - Он ведь мальчишка! Мальчишки вечно что-то ломают, да головы разбирают. Ложись уже спать!
Но Антон спать не собирался. Может, и хотел, но не собирался! Настрой его был серьёзным – разобраться. А в чём… уже дело десятое. На самом деле хотелось простого человеческого… с кем-то поговорить.
 - Я пошёл…
Ева не сдержала эмоций – толкнула мужа в грудь, - Ты нас позоришь!
 - Пап?
Из-за угла выглянул испуганный Юра, - Может, завтра сходим вместе? Сейчас не надо… уже поздно…
Но Антон лишь отмахнулся. Дверь за ним хлопнула, и Ева злобно обернулась к сыну.
 - Что ты ему сказал?!
 - Ничего… - ответил Юра, и убежал к себе.
 
   Константин чувствовал странное возбуждение. Не смотря на брезгливость, но сердце это действительно хотелось попробовать… тем более, что у него было ощущение, что попробовать его удалось уже. Но когда? Однако какая-то часть его души оказалась сильнее – еле-еле, но он оторвал взгляд от органа. Подошёл к шкафу, достал оттуда чуть ли не последнее исподнее, и обернул в него сердце. Следом прошёлся по комнатушке, и в то же – уже полностью кровавое – исподнее собрал части тела. Куски мяса, костей, зубы… кажется, даже нашёл язык. И хотя вся комната до сих пор была пропитана кровью и чистым животным страхом, стало немного чище. Органы он положил на тело, и привязал к нему верёвкой. Теперь уж точно видно, что это не просто гора одежды… сочившаяся и капающая кровь выдавала все секреты священника. Он долго думал перед тем, как перейти к действиям. Посмотрел на Костю, намереваясь спросить её совета, но в красных глазах увидел сильнейшее осуждение. От этого стало не по себе – сердце болезненно сжалось. Он расстроил Костю… и расстроил сильно. Но съесть сердце Томы… Как будто бы не стоит этого делать. Или…
 - Костенька, ну прости. Просто я такое есть не привык… - объяснился он.
Но Костенька очевидно обиделась. Она села на «совий дом», и показательно отвернулась. Он спросил сову:
 - Ты не полетишь со мной, да? Ах… - он хлопнул себя по лбу, - У тебя, может, рана твоя заболела?
Но Костя так и  не отвечала, и даже не повернулась. Он тяжело вздохнул, и опять поднял тело на руки. Поднял, и тут же опустил обратно. Сказал:
 - Нет-нет… Спускать тело вниз… Это и тяжело, и не совсем разумно – кровью всё запачкаем… Лучше бы… как-то иначе…
Взгляд сам упал на заколоченное окно.  И зачем только заколотил? Чёрт дёрнул! Оставив тело, он принялся окно «расколачивать». Спустя время полностью его открыл. Сказал сове:
 - А давай мы тело… в окно выкинем… Потом я  спущусь, и в лес оттащу. Так будет куда проще!
 - У… - соизволила ответить Костя.
 - Снег запачкаю, да? Ну, да… запачкаю. Но потом и его соберу куда, да к телу отнесу. Просто если буду по лестнице тащить… сложнее будет!
Костя вдруг распушилась, сверкнула глазами, и улетела из комнаты. Константин было бросился за ней, но остановил себя. Вот-вот рассвет будет… пора бы с делами покончить. Он крикнул:
 - Подожди меня!
Схватил Тому, поднёс к окну, и приподнял. В глазах потемнело, свежий ледяной воздух взбудоражил уставшее тело, и  он…
 - Оп!
Тело полетело вниз. Глухой хлопок, кровь испачкала белоснежный снег. И… тишина. Чистая и нерушимая. Константин вытер руки о штаны, закрыл окно, бегло неаккуратно заколотил, и поспешил вниз. Костя покорно ждала его у закрытой двери.