Доктор одного пациента

Иннокентий Фролов был доктором одного пациента. Если совсем точно, то двух. Именно им, жене и сыну, достался весь нерастраченный профессиональный пыл врача-психиатра, мечтавшего о частной психотерапевтической практике, но вынужденного довольствоваться выдачей справок в психоневрологическом диспансере.
Виноват в несостоявшейся карьере, конечно же, был кто угодно, но только не сам Иннокентий, свято веривший в свою исключительность и непогрешимость. Мешали система, интриги, семья, отнимающая время и силы, и многое другое. Истинная же проблема состояла в том, что Иннокентий патологически не любил напрягаться, предпочитая перекладывать на других всё, что можно было переложить. Построению успешной карьеры такой настрой явно не способствовал.
К тому же существовала ещё одна проблема. Так же патологически, как и напрягаться, Иннокентий Фролов не любил людей.
Логично спросить, зачем он тогда пошёл в медицину вообще и в психиатрию в частности? Дело в том, что Иннокентий отличался ярко выраженным и не совсем здоровым любопытством к чужой жизни. Короче, обожал подглядывать в замочную скважину. Особое удовольствие ему доставляло копание в чужом грязном белье. Каждый раз, когда на пути встречался новый человек, будь то пациент, сантехник, вызванный отремонтировать кран, или случайно присевший рядом на скамейку прохожий, Иннокентий вставал в боевую стойку и начинал методично расспрашивать жертву, стараясь выяснить всю её подноготную. Сначала шли безобидные общие вопросы, а потом, когда собеседник, подкупленный непривычным и, как казалось, искренним интересом к своей особе, утрачивал бдительность, вопросы становились всё более конкретными, и в итоге человек, сам того не замечая, выкладывал о себе такие подробности, о которых не подозревали даже близкие друзья. Так что с выбором профессии Иннокентий промахнулся – надо было в сыщики идти.
Впрочем, сыщик – работа беспокойная, а Иннокентий беспокоиться не любил. Он даже машину водить не хотел, хотя неплохо умел это делать. За руль садился редко, с удовольствием уступая водительское место жене.

Инесса Фролова была «женщиной весомых достоинств». Как Маргарита Павловна, героиня фильма «Покровские ворота». Эти две дамы даже были чем-то похожи – крупным телосложением, безупречной грамотностью и железобетонной уверенностью в том, что они никогда не ошибаются и точно знают, как надо и как правильно.
Но в отличие от Маргариты Павловны у Инессы слабое место всё-таки имелось. Этим слабым местом был её муж Кеша. С ним высокомерная и безапелляционная Инесса становилась тихой и послушной, во всём соглашалась и никогда не спорила. По сути любое высказываемое ею мнение было мнением Кеши. Она даже не пыталась этого скрывать, и неважно, кто и что говорил, в ответ всегда следовали слова: «А вот Кеша считает…».

Крутой нрав, проявлявшийся везде кроме отношений с мужем, Инесса унаследовала от деда, довольно известного советского писателя. Его произведения всегда вписывались в русло политики партии, так что пряниками дед был не обижен, но семью держал в строгости. Инессина мама, женщина хрупкая, слабая и безвольная, позволила себе взбунтоваться один-единственный раз, когда против воли отца выскочила замуж за красавца и разгильдяя Генку Русакова. Дед терпел мезальянс недолго и сделал всё возможное, чтобы положить конец этому недоразумению. Поэтому через год после рождения Инессы молодые развелись и Генка исчез в неизвестном направлении.
После смерти деда Инесса жила вдвоём с мамой. Пожалуй, это был лучший период в её жизни. Закончив школу, Инесса поступила в библиотечный институт, а вскоре после окончания института умерла от рака мама. Инесса осталась одна в большой квартире в центре Москвы с двумя болонками и полным непониманием того, как жить дальше.
Однако дедова закваска сделала своё дело. Инесса устроилась корректором в издательство и параллельно на курсы английского. Жизнь наладилась и потекла спокойно и размеренно. Не хватало Инессе только одного – статуса замужней женщины. Но в том-то и крылась загвоздка, что мужчины по какой-то причине не проявляли к Инессе никакого, даже малейшего, интереса. То ли их отпугивала её крупногабаритная внешность, то ли всегда высокомерное выражение лица, то ли ещё что, но на горизонте ни разу не появилось никого, хоть отдалённо напоминающего претендента на матримониальный финал.
- Ты, Инка, лицо-то сделай попроще, - советовала соседка Вероника Вениаминовна, бывшая балерина и вдохновенная матерщинница. – А то от твоего вида молоко киснет. Мужики, они любят, чтобы им в рот смотрели, а не возражали по каждому поводу. Засунь свой снобизм куда подальше, а то замужество тебе светит, как мне Большой театр. И жри поменьше, вон как разъелась, нынче толстые не в моде.
Толстой себя Инесса не считала. «Я девушка статная, а не мелочь какая-то тощая», - думала она, втайне завидуя тощим девицам, вокруг которых постоянно вились мужчины. На работе её ценили, она была исполнительна, внимательна и аккуратна, всегда укладывалась в сроки невзирая на цейтноты и авралы. Обладая завидной памятью, неизменно помнила, где что лежит, могла в любое время отыскать нужный документ или рукопись, ошибок не пропускала и была, как говорили, незаменимым сотрудником. При этом вне работы её сторонились, близких подруг у неё не было, и, сидя по вечерам с книгой в своей огромной квартире, она нередко пускала слезу, переживая, что вожделенный статус никак не приближается, а совсем наоборот.

Со временем Инессе стало тесно в уютном болотце издательства. Зарплата давно перестала соответствовать желаемому, и Инесса со свойственной ей методичностью занялась поисками лучшей участи.
На дворе бушевали лихие девяностые, всё было зыбко и непонятно. Инесса очень скоро поняла, что в приличное место без протекции не устроиться, перебрала в памяти оставшиеся от деда контакты и позвонила дочери его хорошего друга, которому дед в своё время оказал неоценимую услугу. Дочка, об услуге явно осведомлённая, в помощи не отказала, и Инессу приняли в крупную престижную компанию на должность офис-менеджера с неприлично, как ей тогда показалось, высокой зарплатой и редким для тех времён соцпакетом.
Процесс трудоустройства длился долго. Одним из требований было предоставление справки о том, что она не состоит на учёте в психоневрологическом диспансере. И Инесса потопала в диспансер.
Народу там было мало. Скучающая в регистратуре тётка направила её к врачу. Отыскав нужный кабинет, Инесса постучалась и вошла. Подстриженный «под ёжика» врач несколько мрачноватого вида отложил в сторону книгу и полоснул по ней пронзительным взглядом узких тёмных глаз. Будто рентгеном просветил, подумалось Инессе, чувствовавшей себя, как муха, распластанная под стеклом микроскопа.
- Присаживайтесь, - пригласил «ёжик».

Через двадцать минут Иннокентий знал об Инессе всё. Вывод был однозначным – надо брать! Добыча доставалась легко – не первой уже молодости и не самой привлекательной внешности девица, которая будет по гроб жизни благодарна взявшему её замуж благодетелю. Характер, конечно, не самый простой, но это вполне поддаётся лечению. Зато дивиденды какие – квартира в центре и предстоящая немалая зарплата, при которой мужу-благодетелю можно будет не перенапрягаться.
Когда через три дня Иннокентий, взяв в регистратуре телефон Инессы, позвонил и пригласил встретиться, она не поверила своим ушам. Засуетилась, перемеряла весь свой немудрёный гардероб, гадая, что может понравиться этому угрюмому и неулыбчивому человеку.
Конфетно-букетный период длился недолго. Собственно, никаких конфет и букетов и не было. Через несколько прогулок и пару посиделок в дешёвых кафе Кеша сделал Инессе предложение. Всё прошло как-то очень буднично и просто. Уже потом, задним числом, Инесса осознала, что они даже ни разу не поцеловались.

Вероника Вениаминовна Кешу не одобрила.
- Сожрёт он тебя, Инка, - предрекла она, для убедительности сопроводив свой прогноз крепким словцом. – Да ты ведь не будешь меня слушать. Выходи, разведёшься в случае чего. – И почти неслышно добавила: - Если сможешь…

Свадьба тоже была скромной. Ни платья в пол с фатой, ни лимузина с кольцами, ни многолюдного застолья. Расписались в загсе и посидели в недорогом ресторане. Из гостей были Кешин младший брат и пара его же приятелей. Со стороны Инессы никого – подруг у неё не осталось, да и к этому моменту Кеша уже успел внушить ей, что подруги не нужны, от них один вред. Инесса позвала Вениаминовну, но та отказалась:
- Прости, Инка, но рожу его лицезреть не желаю, пищеварение нарушается.

Иннокентий тоже соседку не жаловал, считая, что она плохо влияет на Инессу. Пожалуй, это был единственный вопрос, по которому Инесса, хоть и слабо, пыталась ему возражать. Вероника Вениаминовна знала её с младенчества и, когда Инесса осталась одна, считала своим долгом приглядывать за ней. Делала она это в своём, уникальном, стиле, но Инесса к ней была привязана и прерывать общение полностью не хотела. Иннокентий до поры до времени терпел, обоснованно считая, что вожжи иногда следует ослаблять, а то лошадь и загнать недолго.

Лошадь же, и правда, пахала без устали. В офисе Инессу заваливали работой, она разгребала всё со свойственной ей педантичностью, стараясь успеть до конца рабочего дня. Удавалось это не всегда, нередко приходилось задерживаться, что вызывало крайнее недовольство Иннокентия, не получавшего ужин в положенное время. Приготовить что-то сам он, при наличии жены, не считал нужным, предпочитая лежать на диване и брюзжать, пока Инесса, примчавшись с работы, резала, жарила, парила, пекла, чтобы только не сердить ненаглядного Кешу. При малейшей неудовлетворённости Иннокентий надувался и мог несколько дней не разговаривать с женой. Инесса переживала такие размолвки плохо, уговаривала, просила прощения, но он непреклонно выдерживал назначенный им самим срок.
Ненаглядный Кеша всё просчитал правильно. Благодарная за обретённый статус, железная Инесса слушалась мужа беспрекословно. Больше всего она боялась, что он уйдёт от неё вместе со статусом, и потому безропотно везла на себе семейный воз, год от года становившийся всё тяжелее.
Кеша же, естественно, никуда уходить не собирался. Комфортная жизнь в писательской квартире, отдых за границей, послушная жена, подносившая блага на блюдце с голубой каёмкой, - всего этого он лишиться никоим образом не хотел, но Инесса при своём недюжинном уме этого в упор не видела. Или не хотела видеть, хотя коллеги, для которых она была лакомым объектом сплетен, бывало, прямо говорили ей: «Никуда он от тебя не денется, лень не даст». Инесса тут же вставала внушительной грудью на защиту мужа, и в пылу праведного гнева иногда выдавала довольно пикантные подробности своей семейной жизни, которые долго потом обсасывались на кухне.
Впрочем, коллегам тоже доставалось по полной. Кеша, внимательно следивший за кругом общения жены, желал знать о них как можно больше, и Инесса ежевечерне докладывала ему о том, что происходило в офисе, стараясь не пропустить ни одной детали. Кеша слушал, задавал уточняющие вопросы и комментировал. Комментарии чаще всего были уничижительные. Людей, как вы помните, он не жаловал.
Особый интерес вызывали у Кеши разговоры об интимных отношениях. В этом вопросе он проявлял большую осведомлённость, и Инесса иногда спрашивала себя, почему столь глубокие теоретические знания предмета он не применяет на практике. Интимная жизнь супругов разнообразием не отличалась. Кеша справлялся с задачей быстро и по-деловому, без всяких там поцелуйчиков, нежных перешёптываний и прочих сюсей-пусей, которые и превращают банальный инстинкт продолжения рода в романтическое мероприятие.
- Ты бы хоть поговорил со мной, Кеш, - осмелилась однажды попросить Инесса.
- Не понимаю, чего тебе ещё надо, - грубо оборвал её муж. – Основное ты получила. Отстань. - Отвернулся к стенке и тут же захрапел.
Инесса полночи проплакала в подушку, но и эту обиду проглотила. Слушая разговоры коллег, с жаром обсуждавших «клубничку» всё на той же офисной кухне, в душе завидовала им, хотя вслух продолжала – со ссылкой на Кешу, конечно, - проповедовать принципы пуританской морали.

После рождения Костика воз существенно прибавил в весе. Через полгода Иннокентий потребовал, чтобы она вернулась на работу, а сам уволился и днём сидел с ребёнком. Именно сидел, выходя на прогулку только в хорошую погоду. Инесса, вернувшись с работы, стирала, гладила, готовила, ублажала, а по ночам, когда муж, измученный непосильным трудом, пока она прохлаждалась в офисе, отдыхал, по несколько раз вставала к сыну.
Мальчик рос тихим, послушным, каким-то даже незаметным. В три года его отдали в детский сад, Кеша вернулся в диспансер, и жизнь потекла своим чередом.  В воспитании сына Иннокентий решил сделать упор на религию. В семейный обиход были введены воскресное посещение церкви, соблюдение всех постов и почти домостроевские порядки.
- Смотри, Инка, совсем он ребёнка замордует, - Вероника Вениаминовна затянулась длинной, тонкой сигаретой. – У парня вид, как у запуганного щенка.
- Вовсе нет, - сразу полезла на амбразуру Инесса, - он Костика к вере приобщает. Разве это плохо?
- Вера, Инночка, дело интимное, - задумчиво произнесла Вероника Вениаминовна. -Человек должен сам к ней прийти, осознанно. Бог ведь в каждом из нас есть, церковь же – это просто посредник, а для твоего мужа - орудие влияния на вас. Чтобы из-под его контроля не выскочили.
- А Кеша считает, - начала Инесса, - что…
- Знаю я, что твой Кеша считает, - прервала соседка. – Ты о сыне подумай, а Кеша никуда не денется, психиатр хренов.
От этих слов Инесса пришла в состояние священного ужаса и громким, хорошо поставленным голосом стала объяснять неразумной Веронике, какой Кеша замечательный врач, как глубоко и всесторонне он изучает своих пациентов. Вот тут-то и прозвучала та самая фраза:
- Врач одного пациента он, - сказала Вероника Вениаминовна, - точнее, двух. – Докурила сигарету и, махнув рукой, ушла к себе.

Гром грянул в день сорокапятилетия Инессы. Костику к тому времени было уже пятнадцать лет. Учился он неплохо, но без энтузиазма, особых способностей не проявлял, но и хлопот родителям не доставлял никаких. Слушая рассказы коллег о проблемах с детьми-подростками, Инесса фыркала:   - Воспитывать надо как следует. Вот Кеша считает… - далее по списку. Послушать Инессу, так только в её семье всё было правильно, другие же в жизни понимали мало, поэтому и мнение их ничего не стоило. Верила ли она сама в то, что говорила? Кто знает…

В тот день Инесса вернулась домой рано с огромным букетом роз, подаренных коллегами. Кеша был ещё на работе, и ей надо было к его приходу приготовить праздничный ужин. Распределяя розы по вазам, Инесса подумала, что Кеша никогда не дарил ей цветов, считая бессмысленным тратить деньги на «эту солому». Зазвонил мобильник. Номер был незнакомый. Женский голос в трубке представился коллегой Иннокентия Николаевича.
- С днём рождения, Инесса, - вкрадчиво произнёс голос. – Вы теперь ягодка опять.
Собеседница неприятно хихикнула.
- А вы в курсе, что ваш муж регулярно пользуется услугами женщин, так сказать, с низкой социальной ответственностью? – продолжила она. - Ах, вы не знали, простите, если огорчила.
Совершенно оглушённая и дезориентированная, Инесса, тем не менее, нашла в себе силы пробормотать:
- Вы это сами видели?
Но женщина на том конце уже отключилась.
Хлопнула входная дверь.
- Мам, ты дома?
Вошёл Костик со скромным букетиком нарциссов.
- Поздравляю… Мам, что-то случилось?
- Нет-нет, всё в порядке, - спохватилась Инесса. – Спасибо, дорогой. Давай ужин готовить.

Пришёл Иннокентий, конечно, без цветов и подарка.
- Поздравляю, - буркнул коротко и многозначительно добавил: – Подарок позже будет.
У Инессы хватило силы воли, чтобы выдержать ужин, Кешины расспросы о прошедшем дне и ворчание из-за роз, и даже недолгий процесс получения «подарка» позже в спальне. Кеша по обыкновению сразу же захрапел, а Инесса всю ночь лежала без сна. Не плакала. Думать о том, что будет дальше, не было сил, зато воображение одну за другой рисовало яркие картины Кешиных похождений. Закрадывалась и мысль о наговоре, но сейчас всегда осторожная и никому не доверяющая Инесса мысль эту не развивала, почему-то восприняв слова незнакомой женщины за чистую монету.

На следующий вечер она впервые не помчалась после работы впрягаться в семейный воз, а позвонила Арине Ольховской:
- Ариш, ты никуда не торопишься? Пойдём прогуляемся, погода шикарная.
От неожиданности Арина даже поперхнулась.
- Тебе разве домой не надо?
- Надо, - грустно ответила Инесса. – Так пойдём?

Арина Ольховская была едва ли не единственной представительницей женской части коллектива, к мнению которой Инесса прислушивалась. Если Инесса обычно начинала монолог словами «А Кеша считает», то Арина, высказывая свою позицию, всегда добавляла в конце: «Это моё мнение. Могу ошибаться».
Ошибалась Арина редко. Если спорила с кем-то, то только о том, что хорошо знала и в чём была уверена, поэтому в споре чаще всего оказывалась права. В глубине души Инесса её побаивалась и даже немного ей завидовала. Была в Арине та внутренняя свобода, какой сама Инесса была лишена – несомненно, благодаря Иннокентию. Но такие крамольные мысли в Инессину голову пока не проникали.
Инесса и не заметила, как рассказала Арине о случившемся. Её словно прорвало, и всё то тайное, что она скрывала даже от себя, вывалилось наружу. Арина слушала молча, не перебивая. Когда поток иссяк, спокойно сказала:
- Не спеши с выводами, это может быть чистой воды фейк. Обида отвергнутой женщины, например. Такие на многое способны.
- Вот и я думаю, - с готовностью подхватила Инесса, - Кеша не мог, он же такой брезгливый.
Арина мысленно усмехнулась, подумав, насколько правильно, сама того не понимая, Инесса оценивала Кешу. Не мог не из-за высоких моральных принципов, которые Инесса неоднократно приписывала мужу в разговорах на кухне, а из простой брезгливости.
- И что теперь делать? - продолжала Инесса. – Спросить прямо, так он правду не скажет, а именно так и отговорится – зависть, интриги, дескать. И ничего не докажешь…
- Выбор за тобой. Если хочешь остаться с ним, просто проглоти и молчи. Но тебе придётся с этим жить, и сомнения будут всё время точить тебя изнутри. Выдержишь? Если нет, уходи, но потом не жалей.
Мысли о том, что можно взять и уйти, у Инессы даже не возникало. Как это уйти? Куда? А как же драгоценный статус замужней матроны, которым она так гордилась? И что сказать сыну? Но червячок уже заполз под броню и начал потихоньку высверливать в ней отверстия.

- Ну, и где ты была? – Кеша даже с дивана не встал, но голос предвещал очередное многодневное дутьё. Инесса с удивлением обнаружила, что не испугалась.
- Гуляла, - ответила коротко, потом не выдержала и добавила: - С Ольховской.
- И с какой радости? Дома жрать нечего, а она гуляла, видите ли.
- Как это нечего? Со вчерашнего ужина и салаты остались, и мясо.
- Разогрей давай, - приказал Кеша.
- Сам бы давно разогрел, - замирая от ужаса, всё же не сдержалась Инесса, чувствуя, как кумир покачнулся на пьедестале.

Кумир тоже заподозрил неладное. «Без Ольховской тут не обошлось», - раздражённо думал он. Воспринимая общение жены с коллегами как неизбежное зло, к Арине Иннокентий испытывал особую неприязнь из-за её «дурного», как он считал, влияния на Инессу. Однако сегодняшняя ситуация в рамки допустимой погрешности не укладывалась, и, если в другое время он надулся бы на неделю, сейчас логичнее было ослабить вожжи и попытаться выяснить, откуда дует ветер.
- Ну и о чём вы трепались столько времени? – стараясь не показать заинтересованности, начал допрос Иннокентий.
Инесса гремела посудой на кухне и сделала вид, что вопроса не слышит. После разговора с Ариной первая растерянность прошла, в ноздри ударил воздух свободы, и покладистая лошадка неожиданно взбрыкнула.
Невиданное дело – чтобы повторить свой вопрос, Иннокентий оторвал пятую точку от дивана и объявился на кухне.
- О разном, - скупо бросила в ответ Инесса.

Ситуация явно выходила из-под контроля. Чутьё безошибочно подсказывало Иннокентию, что привычные методы здесь не сработают, и он решил зайти с другой стороны.
Инессе очень хотелось сказать, что спать она будет в гостиной, но это вызвало бы реакцию, к которой она пока была не готова. Зато, когда Кеша приступил было к заходу с другой стороны, впервые за годы их совместной жизни произнесла сакраментальную фразу:
- Прости, голова что-то разболелась. – И отодвинулась на самый край кровати.
 
Кумир зашатался, но устоял. Эту ночь Инесса опять провела почти без сна и задремала только под утро, когда созрело, пусть и не окончательное, решение. Она наконец аккуратно разложила по полочкам всё, что долгие годы не глядя запихивала в дальний ящик: и женитьбу из соображений удобства, и отсутствие даже намёка на нежность и романтику, и чисто прагматичное, потребительское отношение, и много чего ещё, что в итоге сложилось в единую картину, как правильно подобранные кусочки паззла. Но при этом продолжала цепляться за обретённый с таким трудом статус. Короче говоря, Инесса постаралась убедить себя в том, что звонившая ей тётка всё наврала, и решила Кеше пока об этом не рассказывать, сохраняя полученную информацию как козырь в колоде. Уже засыпая, она подумала, что никогда раньше такими категориями не мыслила.

Внешне всё осталось как раньше, но что-то неуловимо изменилось. Инесса вдруг осознала, что у неё есть собственные желания, и понемногу училась ориентироваться и на них. Вспомнив, что когда-то неплохо рисовала, купила кисти, краски, мольберт и стала по выходным уходить в парк писать пейзажи. Время от времени отправлялась на шопинг и возвращалась с охапкой пакетов, в которых для Кеши ничего не было. Его это, конечно, очень раздражало. Привыкший к тому, что всё своё свободное время жена посвящала ему, предугадывая и исполняя малейший его каприз, Иннокентий терялся в догадках. Никакие изощрённые способы выяснить, что же произошло, не работали – Инесса держала глухую оборону. Иннокентий дулся, молчал, но эти приёмы на неё уже не действовали. Она стала больше общаться с сыном, и они иногда подолгу гуляли вдвоём, разговаривая обо всём на свете.

Так прошло несколько месяцев. В один прекрасный день в компании, где работала Инесса, появился новый сотрудник. Олег Веснин был из породы тех мужчин, мимо которых не пройдёт спокойно ни одна женщина. «Ходячая харизма», - сразу окрестила его секретарша Ирочка, отличавшаяся великолепным чувством юмора и умением двумя-тремя словами определить главное в любом человеке. Конечно же, Веснин был женат, но в данной ситуации это значения не имело. Он моментально стал центром притяжения не только женской, но и мужской аудитории. Открытый, позитивный, обладавший разносторонними знаниями и талантом оратора, Веснин легко общался с любыми собеседниками, тонко чувствуя, с кем и как нужно себя вести. Его приход внёс свежую струю в застоявшиеся воды офиса, и жизнь забурлила, как Ниагарский водопад.
Недоверчивая Инесса поначалу по привычке пыталась найти в Олеге хоть какой-то изъян. Тщетно. Он был безупречен, как раньше Кеша, хотя общего между ними не было ничего. Как теперь говорят, от слова совсем. Полные антиподы.
Тем не менее, Инесса по-прежнему рассказывала мужу обо всём происходящем в офисе. Веснина он заочно невзлюбил сразу. Почуял угрозу. От его внимания, естественно, не укрылось повышенное внимание жены к своей внешности. Инесса стала тщательнее выбирать одежду для работы, сменила стрижку на более модную и даже начала посещать маникюршу и косметолога. Иннокентий всячески выражал недовольство этими бессмысленными тратами, но лошадку уже понесло, и остановить её старыми методами не получалось.
Когда же Инесса заявила, что будет худеть, и села на диету, Иннокентий понял: пора применять тяжёлую артиллерию.
И он заболел. Ему, врачу, хорошо знающему симптомы заболеваний, не составляло труда имитировать плохое самочувствие. Инесса честно бегала по аптекам, варила куриные бульончики, а утром «наряжалась, размалёвывалась» и уходила на работу, благоухая дорогим парфюмом. Вынужденный мириться с этим безобразием, Иннокентий раздражался и нервничал, а когда однажды Инесса не пришла с работы вовремя и не позвонила, снизошёл до того, что позвонил ей сам. Услышав в ответ, что она задерживается из-за работы над проектом Веснина, Иннокентий заболел по-настоящему.
Давление подскочило до немыслимо высокого уровня, и вернувшаяся наконец Инесса, перепугавшись, вызвала скорую. Кешу увезли в больницу с гипертоническим кризом.
Образ Веснина моментально померк. Убедив себя в том, что виновата в Кешиной болезни, Инесса взяла отпуск и буквально поселилась в больнице.
- Отдохни, Инка, - увещевала её Вероника Вениаминовна. – Вон исхудала как, не узнать. Вообще-то тебе идёт, но не забывай – загнанных лошадей пристреливают.

Инесса, и правда, изменилась и похорошела. Почти исчезло высокомерное выражение лица, а в глазах появился тот самый блеск, которого им всегда недоставало. Коллеги перешёптывались, выдвигая различные версии причин, которые могли вызвать столь разительную перемену в неприступной и «непокобелимой» Инессе. Как-то раз Веснин, никогда не упускавший случая сделать комплимент, пробегая мимо, сказал:
- Прекрасно выглядите, Инна, эта стрижка вам очень подходит.
И умчался, прекрасный и недосягаемый, как месяц на небе.

Но теперь все мысли Инессы были снова заняты Кешей.  Вечером она всё же уходила из больницы домой, и тогда Иннокентий, вместо того, чтобы расспрашивать сопалатников о подробностях их жизни, погружался в размышления о своей.
Психологическая подготовка уводила его в детские годы. Мать Иннокентия была женщиной весёлой и безалаберной. Беспутной, как потом про себя называл её Иннокентий. Своего отца он не знал – папаша растворился на необъятных просторах родины ещё до его рождения. Отец младшего брата, Жорика, тоже надолго не задержался, и мать, как могла, тащила их одна, не утратив при этом весёлого и лёгкого нрава. От детей много не требовала, дома царил беспорядок, ужасно раздражавший от природы педантичного Кешу.
Рос Кеша замкнутым и стеснительным, так что окружающим сложно было заподозрить в нём ранимую и впечатлительную натуру. В пятнадцать лет он влюбился в одноклассницу, которая не только предпочла ему другого, но и прилюдно высмеяла, когда он осмелился признаться ей в своих чувствах.
С этой травмой Иннокентий так и не справился. Замкнувшись ещё больше, он озлобился на весь мир, особенно на женщин, и дал себе слово никогда больше не влюбляться всерьёз. Слово он сдержал. К женщинам относился чисто утилитарно, не позволяя себе увлечься даже ненадолго. При малейшем подозрении на симпатию к кому-либо, тут же сводил общение к минимуму, а по возможности и вовсе прекращал. Совместную жизнь видел только с женщиной, совершенно не похожей на мать и готовой играть полностью по его правилам.
Очевидно, что Инесса стала для него подарком судьбы, и он вдохновенно лепил её и сына по собственным шаблонам, пресекая на корню любое проявление несогласия. Внезапная перемена в поведении Инессы поставила его в тупик, и теперь, лёжа на больничной койке, он вдруг увидел жену другими глазами. То, что он почувствовал, нельзя было назвать любовью – это слово в его лексиконе отсутствовало. Скорее, привычка, граничащая с привязанностью. Чувство это, по всей видимости, зародилось уже давно и незаметно пустило корни и разрослось, так что игнорировать его Иннокентий посчитал неправильным. Он задал себе прямой вопрос и так же прямо на него ответил. Нет, он не хотел потерять жену и сына не только из-за налаженной комфортной жизни. Что делать с этим осознанием Иннокентий пока не понял, но факт принял к сведению.
Думайте что хотите, но после того как Иннокентий впустил в себя эту мысль, он быстро пошёл на поправку и к очередному дню рождения жены был дома.
В этот день Инесса шла с работы с традиционным букетом роз и странным двойственным чувством. Радуясь Кешиному выздоровлению и возвращению, она одновременно опасалась, что её ждёт такое же «поздравление», как и во все прошлые дни рождения. Кеша эти дни особенными не считал, тратиться на подарки и рестораны не хотел. Гостей они не приглашали, сами тоже не ходили ни в гости, ни в театры или кино, только в церковь по воскресеньям. Отдушиной были отпуска, где Кеша расслаблялся и вёл себя почти по-человечески. Из отпуска они всегда приезжали довольные, с кучей покупок, но очень скоро отпускной эффект заканчивался и всё становилось по-старому.
О том звонке Инесса старалась не вспоминать, но червячок время от времени начинал шевелиться в душе, и у неё возникало желание так или иначе выяснить правду. Но правда могла оказаться такой, что потребовала бы от Инессы решительных действий, а именно этого она и боялась.
Погрузившись в раздумья, Инесса дошла до дома и поднялась на свой этаж. Отступать было некуда. Она достала ключи и открыла дверь.
Кеша встретил её в прихожей. Взял из рук букет и сам – САМ – поставил его в большую вазу. В гостиной был накрыт стол, посередине стоял ещё один букет и рядом флакон её любимых духов. Где-то на горе, наверное, громко свистел рак.
Ужинали втроём. Кеша расспрашивал об офисных новостях, Инесса оживлённо рассказывала. Даже Костик, при отце обычно молчаливый, принимал участие в общем разговоре.
Последовавший далее традиционный «подарок» неожиданно оказался настоящим подарком. Охваченная ранее не изведанными ощущениями, Инесса поразилась ещё больше, когда Кеша не отвернулся к стене, а как-то неумело, по-подростковому, ткнулся губами в её плечо:
- Может, как-нибудь в театр сходим? Ты же любишь балет…

Где-то в районе желудка завозился червячок: «Самое время выяснить правду», - нашёптывал он. Инесса глубоко вздохнула и мысленно придавила червя.
- А нужна ли мне эта правда? – подумала она, засыпая.