Глава 9. Годы без войны

       - Тра-та-та! -  частил отбойный молоток Николая,  выворачивая   из угольного массива блестящие глыбы антрацита. Позади, стоя на коленях, шаркал лопатой навалоотбойщик,  сбрасывая  их на гремящие вниз скребки транспортера. В соседних уступах грохотали молотками «бригадники», лучи светильников на касках с трудом пробивали висевшую сплошняком в воздухе угольную пыль.
Шестой   месяц он снова трудился   под землей.
       Встреча с семьей оказалась далеко не радостной. Как рассказали отец с матерью, прошлой зимой  схоронили  одного из младших братьев - Василия. Он погиб работая на восстановлении затопленной шахты. Алексей же второй месяц лежал в одной из городских больниц - открылась старая рана.
      - Почему мне об этом не писали?  -  укоризненно взглянул на родителей Николай.
      - Чтоб не расстраивать, - ответил Лев Антонович, а Варавара Марковна  утерла     навернувшиеся на глаза слезы. Младшие  - пятнадцатилетний Женька и Раечка (тремя годами меньше)  молча рассматривали брата. Отвыкли.
      - Ну а как жили в оккупации? - размяв,  закурил папиросу.
      - Кепска*, - нахмурился Лев Антонович. - Первую зиму  кое-как перебились, остались старые запасы, вторую голодали. Едва ноги таскали.
      - Немцев было много?
      - Да нет. В Брянке стояла рота. А так в основном румыны. Ездили по округе и грабили народ.
      - У нас   забрали корову и твой мотоцикл, братуха, - зло сказал Женька.
      -  А еще  у нас прятался советский солдат, - встряла в разговор Раечка.
      -  Что еще за солдат? -  удивился Николай.
      - Расскажи, мать, - сказал Лев Антонович.
      - Ну что рассказывать? - вздохнула  Варвара Марковна. - Когда немцы заняли Брянку, население стали гонять на восстановление  взорванных шахт. Там же работали и наши военнопленные из лагерей. Их было несколько. А потом прошел слух, что в одном, под Комиссаровкой, видели хлопцев с нашего Краснополья и бабы решили наведаться туда, вдруг  отыщутся чьи мужья или сыновья.
      Сходили,  и одна действительно нашла сына, упросив немцев отпустить, а еще вроде видели тебя, Коля.  Вот и решили мы с твоей теткой  отправиться туда. Вдруг, правда?
      Откопали с отцом хованку в саду, прихватила с собой кусок сала да четверть самогона. И утром спозаранку, вместе с Мотей пошли по Ломоватскому шляху в Комиссаровку. К полудню добрались.  Лагерь был недалеко от поселка, в низине. 
      Окружен колючей проволокой на столбах  вокруг вышки. И пленных там было видимо-невидимо. В драных гимнастерках, многие босые,  стоят или валяются на земле. Строений никаких - держали под открытым небом.
      Подошли ближе, а сами боимся, как бы охрана не стала по нам стрелять. У ворот лагеря навес, а под ним немцы сидят и  пиликают на гармошке. Рядом два полицая.
      «Чего бабы пришли?»  -  спрашивают. «Никак за примаками?»
      «Сына пошукать» отвечаю. «Люди сказали он тут, в лагере». Один, видать старший, что-то  стал немцам говорить,   те в ответ закивали и на ворота показывают, мол, заходите. А один немец, гладкий такой и в мундире с нашивками, пальцем в мою сумку тыкает и гергочет сто-то по своему.
      «Интересуется, что у тебя там?»  скалится полицай. «Небось сало и горилка?»
      «Есть  трохи», отвечаю.
      «Давай сюда. Паны немцы это любят. И, забрав сумку, отдал им. А сам приоткрыл воротную створку «идите, шукайте свого хлопца»  Ходили мы там почитай час, бесполезно.   А когда полицай заорал, чтобы возвращались,  я решила забрать хоть кого-то, выдав за  сына.
      Вернулась к худому     парню с перевязанной головой, он раньше сказал, что из Сталино. «Пойдем с нами. Немцам скажешь, что ты мой сын, Николай Ковалев. А меня зовут Варвара».  Так втроем и подошли к воротам.
      Нас с Мотей полицай выпустил, а хлопцу велел ждать. Затем снова что-то стал говорит немцам, показывая на меня и пленного. Те согласно кивали и  весело гоготали, наверное успели хлебнуть самогона.
      «Паны  немцы отдают тебе твоего сына, баба» сказал полицай. «Забирай и топайте отсюда, пока  не передумали».
      Домой добрались уже  поздним вечером. Раненый солдат был очень слабый, звали Тимофей, и   с трудом держался на ногах. Рассказала Левке, что и как, оставили хлопца  у себя. Прожил он у нас две недели, ховали на чердаке.  Когда  же поправился,  ушел,  решив   пробираться к фронту.
      А весной сорок шестого  Тимофей  появился у нас  снова, с подарками.  Рассказал, что воевал дальше,  живет в Енакиево и работает  горновым на металлургическом заводе.  Такая была история, - закончила свой рассказ Варвара Марковна.
      - Спасли вы того парня, -  после возникшего молчания, затушил  в пепельнице  окурок Николай.
      На следующее утро  решил навестить Алексея. Захватив приготовленную для него матерью передачу,   направился к    остановке  рядом с их улицей. До войны  не было. Шлях, ведущий в сторону Сталино, теперь блестел асфальтом. Вскоре  подошел рейсовый  автобус, доехал на нем к центру.
      Брат лежал  в переполненной палате  на несвежем белье, с заросшим щетиной лицом и провалившимися щеками. 
      - Вот ты и вернулся, - тихо сказал, присевшему рядом на стул Николаю.
      - Я же обещал, - положив на  тумбочку передачу,  взял исхудавшую руку брата в свою. - Как у тебя дела?
      - Плохо. Зашевелился немецкой осколок  в голове. Врачи говорят, неоперабельный.
      - И чем лечат?
      - Да  считай ни чем. Меня, кажется, списали.
      - Вот как? - побледнел лицом. - Ладно, я сейчас. И, встав со стула, вышел из палаты.
      На медицинском посту в коридоре  спросил у  дежурной медсестры, где кабинет  главного врача. Та назвала. Поднявшись этажом   выше, нашел нужную дверь, постучав, вошел. Сидевший за столом  толстяк в белом халате и очках, говорил с кем-то по телефону.
      - Выйдите из кабинета! - заорал,  прикрыл рукой трубку.
      Николай стремительно подошел, вырвав, брякнул на рычаг и, наклонившись, прошипел, - ты почему не лечишь моего брата?
      - Как  фамилия? - сбавил тон.
      - Алексей Ковалев.   Лежит в хирургическом отделении. Фронтовик.
      - Бесполезно. Он свое отжил, - скривил губы.
      - Ах ты ж сволочь! - уцепил за ворот. - Немедленно организуй лечение. Или  за себя не отвечаю!
      - Я-я,   все сделаю, -  испуганно закивал, дрожа щеками.
      Выйдя из кабинета, снова вернулся в палату, присев у койки брата. - Все будет хорошо Алеша. С главврачом  я договорился.
      А минут через десять  туда  вошли два  милиционера, «пройдемте с нами»  и доставили на «газике» в  горотдел МГБ*.
      В дежурной части задержанного обыскали, забрав справку об освобождении,   наручные часы с бумажником  и папиросы со спичкам, после чего сопроводив в подвал под зданием, определили в камеру. 
      - Закурить есть, дядя? - встал с помоста  вихлястый парень в майке, изукрашенный наколками.
      - Нету.
      - А если пошарю по карманам? -   подошел ближе.
      - Отвянь, баклан, - презрительно оглядел.  - По стенке размажу.
      - Понял  (заскучал)  и вернулся обратно.
      Спустя час  в двери провернулся ключ, загремел засов, открылась. - Ковалев на выход! - приказал  охранник. 
      Вместе поднялись ступенями наверх, отпер решетку,  провел в кабинет начальника.
      Тот был лет за сорок, в звании майора, с двумя орденскими планками на кителе  и в черной перчатке на левой руке. Сидел за двухтубовым столом, с телефонами и перекидным календарем,  над  головой  портрет Дзержинского.
      - Проходи, присаживайся, - указал на стул  сбоку. - Значит недавно освободился? Взял в руки лежавшую перед собой справку.
      - Точно так, - ответил Николай.
      -  Из-за чего устроил дебош в больнице?
      Тот подробно   рассказал.
      - Значит, говоришь,  не хотят лечить брата?
      - Совершенно верно.
      - Ладно, - протянул Николаю справку, - держи. Я сам фронтовик и разберусь с  этим Перельманом.
      - А  Перельман это кто? 
- Главный врач, с которым ты поскандалил. Но больше так не делай. Снова загремишь в лагерь. Оно тебе надо?
      - Нет.
      - Тогда все. Можешь быть свободен, и  передай привет батьке.
      - Вы его разве знаете? – удивленно  вскинул брови.
      - Мы старые знакомые. Бывай.
      Покинув кабинет начальника,  получил в дежурной части изъятые у него вещи и вышел из гортотдела.
      «Считай повезло» подумал, закуривая папиросу.
      Вернувшись домой,  рассказал  родителям, что случилось,   передал отцу привет от милицейского начальника и  спросил, -  откуда он тебя знает?
      - Как не знать? - пожал   плечами. - Мы  с его батькой   дальняя родня. Фамилия их Голубевы. На Могилевщине жили в одной веске*. Тогда этот Сашка еще пацаном был. Прошлой осенью встретились в городе на базаре. Обрадовались, зашли в пивную, выпили, поговорили.
      О себе рассказал, что был на фронте, служил в СМЕРШЕ. Веску немцы спалили, родителей расстреляли. После войны  приехал сюда, назначили начальником милиции. Коль обещал помочь с Лексеем,  сделает. 
      И Голубев действительно помог.
      Когда спустя пару дней  Николай снова навестил брата, тот лежал  в отдельной палате выкупанный, белье   чистое,  выглядел  получше.
      - Ну, как теперь? Лечат? - присел у койки на стул.
      - Да. И готовят к операции, - бледно улыбнулся.
      Впрочем, операция не помогла, хотя и прошла удачно. Спустя  неделю после нее Алексей умер от кровоизлияния в мозг.
      Похоронили его на Краснопольевском кладбище,  в последний путь провожала вся улица. Приехал на служебной «Победе»  и  Голубев, сказав над могилой речь. 
      Здесь  Николай впервые увидел, как плачет отец. Молча и не утирая слез. Потерять  трех сыновей не просто.
      Сразу же после похорон он  получил  в  милиции  паспорт и устроился забойщиком на шахту «Мазуровская».  За ударный  труд вскоре был назначен звеньевым, а  спустя еще два месяца возглавил бригаду.
      Иногда по выходным ходил в поселок, встречаясь  с друзьями детства. Их осталось немного: Васька Свириденко  со Степаном Фокиным    погибли на фронте, домой вернулись Витька Провоторов и двоюродный брат Володька. Витька воевал в морской пехоте, Володька в коннице генерала Доватора*.
      Навестил Николая как-то  и его бывший бригадир  Лушин, с которым пересеклись в Бреслау. Распили принесенную им бутылку водки, и попросил прощения за недоставленную родным посылку. 
      -  Не бери в голову,  Матвей Васильевич. Я про  то давно забыл, - потрепал дружески по плечу…
      Отработав примерно половину смены, Николай дал  бригаде команду пошабашить, грохот  молотков смолк.   Выключив  конвейер, вылезли из лавы в  промежуточный штрек.
      Там, усевшись на запасные стойки рядом с насыпкой, достали из карманов роб «тормозки»*. Подкрепившись салом с хлебом   и вкрутую сваренными яйцами, почитали газеты, в которые те были завернуты, чуть передохнули и снова полезли в лаву. Нужно было давать стране угля.
      После окончания смены, убрав инструменты в забут* и прихватив самоспасатели, выехали на гора. Там перекурили, вымывшись в бане, переоделись в чистое  и отправились по домам. На дворе стоял апрель, ярко светило солнце, в небе  висели пушистые  облака.
      Перешли деревянный мост  в начале Мазуровской балки, поднялись    на поросший гледом зеленый взгорок, дальше пути разделились. Бригадники  двинулись по грунтовой  дороге в поселок, Николай   тропинкой к себе на Луговую.  Она виляла меж кустов  терна и шиповника, в траве желтели одуванчики.  Дома пообедал, и до вечера  вместе с Женькой и отцом перекрывал крышу на сарае.
      Год назад Лев Антонович вышел на пенсию и с головой ушел в хозяйство. Как и прежде семья держала корову, в свинарке похрюкивал боровок,  в полисаднике  меж  вишен греблись в земле два десятка кур.
      Следующим днем было воскресенье.
      Позавтракав вместе с семьей, Николай   облачился в выходной костюм, хромовые ботинки, кепку-восьмиклинку и отправился  в поселок в гости к двоюродному брату. Владимир вернулся с фронта в сорок шестом, работал инструктором горкома партии, женился и получил на Краснополье квартиру в итээровском*  доме.
      На поселке  зашел в продовольственный магазин, купив   бутылку «Московской» и плитку шоколада, оттуда направился мимо клуба с почтой к дому брата.  Он находился  за парком на соседней улице, где стоял еще десяток таких (каждый на две семьи), построили пленные  венгры.
      Их лагерь из десятка  длинных бараков и сейчас находился в долине за поселком     окруженный колючей проволокой со сторожевыми вышками. Работали на восстановлении затопленных шахт.
      Толкнув деревянную калитку, вошел во двор дома с палисадником, брат окапывал    плодовые деревья. Рядом дымился костерок из прошлогодних листьев и бегал лет четырех пацан.
      - Ура! Дядя Коля пришел! - замелькал башмачками к гостю. Подхватил на руки, - здорово племяш! На, - вручил шоколадку и, опустил на землю, - гуляй.
      Чуть позже  братья сидели  в летней кухне. Жена Владимира - Лиза накрыла на стол, выпивали  и беседовали. Сначала о международном положении, затем делились   новостями и говорили о производстве. 
      - У меня, Никола, к тебе  есть предложение, - сказал хозяин, когда выпив по очередной чарке, закурили.
      - Какое? 
      - Стать горным мастером.
      - Шутишь? У меня  ж только семь классов, - рассмеялся Николай.
      - Ничего, закончишь горный техникум   и получишь диплом.
      - Это   четыре года учиться. Не потяну.
      - Тогда слушай меня внимательно. С учетом  острой нехватки инженерно-технических работников на шахтах Донбасса, Минуглепромом принято  решение о подготовке их в ускоренном порядке.  Срок обучения шесть месяцев, без отрыва от производства. После чего экзамен и диплом горного техника.
      - Интересное предложение, - взглянул Николай на брата.
      - В Кадиевский горный техникум  как раз сейчас идет набор, - продолжил тот. -  Его директор мой однополчанини. Могу замолвить слово. Ну, так как?
      - Принимается, - чуть подумал Николай.
      Спустя два дня они съездили в  соседнюю  Кадиевку  и решили с директором  вопрос.  Так Николай  стал учащимся техникума. На занятия ездил по вечерам (работал в первую смену),  в октябре  успешно сдал  экзамены, получив  соответствующий диплом.
      После этого  приказом  по шахтоуправленю его назначили горным мастером на шахту «Давыдовка». Шахта была новая, заложена после войны.  Находилась   в степи в получасе ходьбы от Луговой в сторону  железнодорожной станции «Алмазная».
Имела две добычные лавы,   на предприятии  работала сотня горняков.
      Начальником был Анатолий Иванович Карпухин, лет на десять старше Николая. В годы войны, имея бронь, трудился в Кузбассе,   после  ее окончания вернулся в родные края. Нового мастера встретил радушно, как и коллектив. Многие горняки были с Краснополья и хорошо знали Николая.
      А еще он  стал встречаться с Надей Ануфриевой. До войны  учились в одной школе, была тремя годами младше. Проживала    с родителями  на  их  улице, в своем доме,  отличалась красотой и веселым нравом. Работала медсестрой в одной из городских больниц, полюбили друг друга. 
      Николай сделал  ей предложение, рассказав, что на фронте у него была жена и где-то есть дочь. Препятствием это не стало.Спустя  месяц, расписавшись в   ЗАГСе,  стали жить у родителей   Николая.
      Поскольку  молодым хотелось иметь свой угол, он обратился с заявлением в горисполком и  им выделили    земельный участок в двенадцать соток. Он тоже находился  на Луговой,   рядом с трассой, идущей  на Сталино.
      Деньги у Николая были:  осталась часть тех, что привез из лагеря, к ним добавились заработанные  после возвращения. Не откладывая в долгий ящик, занялся   постройкой  дома.
      Прикупил в шахтоуправлении леса (горнякам отпускался по пониженным расценкам),  завез на усадьбу, добавив несколько  самосвалов   плитняка на фундамент, щебня и песка.
      Дело облегчалось  тем, что   тесть, Никита Степанович Ануфриев,     ранее трудившийся  с его отцом на одной шахте, был  лучшим в округе плотником, столяром и печником. Про таких говорят - мастер на все руки.   Вместе с Николаем приступили к работе, подключилась и остальная родня.
      Спустя три месяца на усадьбе красовался добротный дом  с надворными постройками, перед ним молодой сад, позади  ухоженный огород.  Молодые  зажили на новом месте.
      К тому времени Николай стал помощником начальника шахты, добыча шла неплохо, числились в середняках. Карпухин руководил производством  днем, он в ночную смену.
      После одной такой, вернувшись  в семь утра домой  и позавтракав (Надежда ушла на работу) собирался отдохнуть. Зазвонил  телефон.
      - Да,- снял трубку.
      - На шахте буча. Карпухин пытался остановить, блатные обушком проломили голову.
      - Он живой?
      -  Вроде да. Увезли в больницу.
      - Щас буду.
      Бросив на рычаг трубку, натянул пиджак с кепкой и выскочил за ворота.
      На угольных предприятиях Брянки и соседних городов трудилось немало бывших заключенных. Освободившись из лагерей (их в области был десяток)  и прельщенные высокими заработками, они устраивались на шахты. Одни  честно трудились и оставались, другие   вновь совершали преступления и возвращались за колючую проволоку.
      Работали несколько таких и на «Давыдовке».
      Перемежая шаг бегом, через пятнадцать минут   был на шахте. Шкив копра не вертелся, породная вагонетка застыла наверху террикона. Кругом было пусто, из здания нарядной* доносился шум. Открыв дверь, вошел.
      Вся смена в робах, человек тридцать, находилась  там. В дальнем конце, на помосте со столом, разорялся здоровенный лоб, рядом стоял второй, пониже.
      - Никакой пахоты, хай повышают расценки! - орал здоровяк.  Напарник, пьяно ухмыляясь, помахивал  в руке  обушком. 
      - Правильно!  - поддерживали оратора некоторые из горняков.
      - Кончай бузу! - не соглашались другие.
      При появлении Николая шум стих,  он  быстрым шагом прошел  вперед и  взбежал на помост, - слазьте бакланы!
      - Я баклан? Да я тебя! - рванулся к нему здоровяк и, получив кулаком в  ухо, загремел вниз. Над головой свистнул обушок (присел) вырвал его из рук  второго и врезал по горбу. Взвыв, тоже свалился.
      - Чего мух ловите! Связать! -  вызверился на  остальных.
      Бузотеров тут же скрутили, а к нарядной подкатил на «газике» кем-то вызванный  милицейский наряд.
      Когда битых увезли, оглядел  стоявших молча горняков.
      - А теперь все в шахту! Уже  два часа стоит (взглянул на  наручные часы) Вы что, хотите под суд за  саботаж?
      Нарядная быстро опустела, остался горный мастер  Застава. Знали друг еще со школы. Тоже прошел  войну.
      - Как же так, Иван?  Не смогли  угомонить  двух  бывших зэков? Не понимаю.
      - Даже не знаю, как получилось Леонтьевич, - развел руками. - Ту уж меня прости.
      - Ладно, забыли. Давай вниз. Я щас переоденусь и за тобой. Будем реабилитироваться.
      Выехал на гора   после окончания смены. Горняки дали двойной план.
      История  имела продолжение:  хулиганов осудили  на новый срок, Карпухин стал инвалидом третьей группы, а Николая вызывал к себе начальник шахтоуправления Андрей Иванович Хорунжий.
      Было ему под сорок, из казаков, на фронте командовал танковой ротой.
      - Резкий ты мужик, Ковалев  - предложил сесть. - И  умеешь организовать работу. Будешь начальником на «Давыдовке».
      - Да я…- начал было Николай.
      - Возражения не принимаются. Ты случаем не из казаков? - закурил трубку.
      - Почему так думаете?
      - Горячий и хорошо бьешь морды.
      - Да нет, батька белорус с Могилевщины.
      - Это не тот, что до войны вел борцовскую секцию  на «Седьмой» шахте?
      - Он самый. Сейчас на пенсии.
      - Тогда понятно.
      Став начальником шахты  в первую очередь занялся трудовой  дисциплиной. До этого многие  шахтеры являлись на смену с похмелья, нередкими были прогулы. Собрав в нарядной, поговорил. Тех, которые не поняли,  в течение следующей  недели уволил.   
      Далее применил парный метод работы забойщиков в уступах - один рубит, второй крепит, потом меняются. Улучшил откатку угля  и вентиляцию, большую часть рабочего  времени сам находился под землей. А еще организовал на шахте буфет с горячим питанием и медпункт с дежурным фельдшером. 
      Как результат выработка повысилась, весомее стала и зарплата горняков. По итогам года «Давыдовка»  вышла в передовые, коллектив получил премию.   
      По такому случаю  забойщики сложились и подарили Николаю  дорогое охотничье ружье - бескурковку.  Он стал было отказываться - заявили  «это ж от чистого сердца Леонтьевич. Не возьмешь, обидимся. Когда выпадал свободный выходной, ходил с ним на охоту в степь, приносил домой фазанов и зайцев.
      Миновал год, шахта работала устойчиво, ходили а передовиках. Весной  пятьдесят второго Надя родила сына, назвали Валеркой. По такому случаю у них собралась родня,  перед застольем  Лев Антонович посадил  в палисаднике у летней кухни антоновку в   честь рождения внука. А еще Николай настоял, чтобы   жена  оставила работу, занимаясь ребенком и домом. Так было  принято в те годы во всех шахтерских семьях.
      Спустя еще месяц  с братом Владимиром случилось  незадача.
      Как все горкомовские работники, он имел личное оружие - пистолет «ТТ». Иногда  при встречах   с Николаем,    они уходили  в Краснопольевский лес  и стреляли там  по одетой на кол   немецкой каске.   
      После майских праздников Владимир приехал домой взвинченный - что-то не ладилось по службе. В этот день к ним в гости пришла родня жены. Как водится у шахтеров, крепко выпили и кто-то из мужчин, служивших в войну на флоте, стал подтрунивать над кавалерийским прошлым  хозяина.
      Тот подобных шуток не терпел и врезал гостю по физиономии. За  моряка вступилась родня, и тогда бывший конник выхватил из кармана пистолет.  С криком «перестреляю, суки!» - трижды выпалил  в потолок. Опрокидывая стулья, перепуганные гости, с воплями ломанулись на улицу.
      Он же,  запершись в доме, продолжил застолье. Никакие уговоры открыть дверь не помогали.
      -  Валите отсюда, убью! -  доносилось изнутри.
      На счастье, поблизости случился заехавший  в поселок начальник милиции Голубев, его хороши знакомый. Попросили  урезонить.
      - Егорыч,  не дури! -  закричал, поднимаясь на крыльцо. В ответ  в доме грохнул    выстрел  и от входной двери полетели щепки. Матерясь, вернулся.
  - Нужно привезти Николая, - чуть подумал. -  Этот точно угомонит. И послал на Луговую водителя на своей машине.
      У Николая тот день тоже не задался.  Накануне на «Давыдовке»  случилась авария, почти сутки провел в шахте. Узнав от шофера, что случилось, отправились, в поселок.
      Выйдя из «Победы»  поздоровался только с Голубевым, на родню взглянул волком. Майор предупредил, чтобы был осторожнее. Что с пьяного возьмешь?
      Буркнул, - как получится, -  поднявшись по ступеням, постучал кулаком в дверь. - Володя, открой, это я!
      Через минуту распахнулась, на крыльцо, покачиваясь, с пистолетом в руке   вышел брат.
      - Никола, ты заходи, а я этих фашистов постреляю и вернусь.
      - Давай. И с разворота двинул в ухо. Покатился  с крыльца вниз.
      Там Голубев поднял выпавший из руки лихого кавалериста пистолет,  сунув себе в карман, а родня осторожно  внесла в дом  бесчувственное тело. Инцидент был исчерпан, но стал известен горкому.
      Владимиру вкатили строгий выговор по партийной линии и уволили со службы. Расстраиваться особо он не стал, устроился горным диспетчером на шахту к Николаю.
      Страна между тем поднималась из руин, восстанавливалась промышленность и сельское хозяйство, жизнь постепенно налаживалась. Зарплаты росли, товаров  в магазинах становилось больше, цены на них регулярно снижались.
      В 1953 году в стране прошла амнистия, по ее результатам Николай был реабилитирован  с последующим восстановлением в партии. Вернули   и награды.
      Донбасс развивался ударными темпами, снабжался по первой категории, шахтеры считались гвардией труда.  Помимо регулярно получаемых за высокие показатели  премий, в угольные объединения  стали поступать  легковые автомобили,  для продажи передовикам.
      Подкопив денег, Николай тоже приобрел такой,   «Москвич - 402»,  пришедший на смену «Олимпии»*. Это был  четырехдверный седан, с двигателем в  тридцать пять лошадиных сил, трехступенчатой  коробкой передач и комфортабельным салоном.
      А до этого вместе с тестем построил на своей усадьбе гараж.  Капитальный,    с небольшой мастерской  и   смотровой ямой.  К Никите Степановичу проникался  все большим уважением. Он был рослый как  Лев Антонович,  немногословный и с буденновскими усами.
      По рассказам Надежды, предки отца - сербы  пришли в эти места с Балкан двести лет назад в составе гусарских  полков Шевича и Предрадовича.  Став подданными России расселились  по берегам Северского Донца, Лугани и Айдара, образовав военные поселения. Занимались охраной южных границ от турок и хлебопашеством.
      Будучи призван  после женитьбы на службу,   Никита Степанович  проходил ее в 13-м Нарвском гусарском полку в Варшаве и принимал участие в Первой мировой войне вплоть до революции. За это время получил чин вахмистра и стал Георгиевским кавалером. После возвращения домой был мобилизован в Красную Армию и снова воевал, теперь уже в составе Первой конной армии Буденного.
      Демобилизовавшись, вместе с семьей - женой Степанидой  и малолетним сыном Александром переехал  на Краснополье, где стал работать в шахте и построил на Луговой дом. Вскоре родились дочь Надежда и еще один сын  Виктор.
      После окончания школы Александра   призвали в армию, там, закончив курсы, стал политработником. Когда началась Великая Отечественная сражался на Южном фронте.
      С приходом  немцев Никиту Степановича арестовали, как отца коммуниста и держали в застенке. Помог случай. У оккупантов имелась нужда в восстановлении в Попасной  вышедшей из строя мукомольной мельницы.
      Кто-то из полицаев сообщил им, что арестованный мастер на все руки - предложили отремонтировать.  Отказался. Всыпали шомполов и предложили повторно, угрожая расстрелять семью. Выбирать не приходилось - согласился. Через месяц мельница заработала, отпустили.
      Когда же оккупантов погнали на  запад, и вернулась Красная Армия, Никиту Степановича  арестовали вторично. Теперь органы НКВД, за пособничество фашистам. И снова повезло. В горотдел пришла целая депутация  жителей, рассказав, как все было и что сын воюет на фронте.  Отпустили снова.
      Вождение Николай освоил быстро, сдал в ГАИ на права, теперь в семье появился свой транспорт. Ездил на нем на работу, с женой в Кадиевку на базар, летом же, в выходные, прихватив  сынишку, отправлялись на Северский Донец искупаться и позагорать.
      Один такой выезд едва не закончился плачевно. В то  субботнее  утро Николай вернулся домой с ночной смены, решили    съездить отдохнуть на Чернухинское   озеро  под Дебальцево. С собой прихватили соседей Ломакиных с которыми дружили -  мужа и жену. Павел  работал механиком в автобазе,  Лиза в комбинате бытового обслуживания, парикмахером   
      Выехали в десять, под колесами загудел асфальт, спустя час  были на месте. 
Погода стояла чудесная,  вовсю жарило июльское солнце, в небе пушисто висели облака.  Загнав автомобиль в тень деревьев, стали купаться и загорать.  В полдень перекусили, Николай после трудовой ночи уснул на расстеленном одеяле, остальные  вернулись к водным процедурам.
      Ближе к вечеру собрались, сели в «Москвич»  и автомобиль вырулил на трассу. Она была пустынной, машины встречались редко,  из приемника  тихо  лилась музыка.
      В нескольких километрах от Брянки,  на  Анненском  перекрестке,  автомобиль остановили два  сотрудника  ГАИ.  Рядом, на обочине, стоял их мотоцикл с коляской. Судя по виду, оба  были навеселе, старший,  в чине лейтенанта, потребовал у  Николая водительское удостоверение.
      Тот, выйдя из машины,   предъявил. Лейтенанта не устроило - давай сюда.
      -  И не подумаю. - Ты пьяный.
      -  Ах так! - выдернул из кобуры «ТТ»,  упер в грудь, - руки в гору!
      В следующий миг пистолет оказался у Николая, а лейтенант, получив в зубы, покатился в кювет. Обернулся -  второй гаишник, дал стрекача в поле.
      Сунув  оружие в карман вернулся к машине (сидевшие внутри оцепенели), сев, завел двигатель и тронулся с места.
      - Коля, тебя посадят, - всхлипнула позади жена.
      - Все будет нормально, Надя, - переключил скорость.
      У поворота  на Луговую  притормозив,   всех высадил, а сам поехал дальше. Остановившись в центре, у горкома партии,  вышел из кабины, поднявшись по ступеням, зашел внутрь.
      Чуть позже  сидел в кабинете дежурного  по горкому, рассказывая, что случилось. В завершение  положил на стол   отобранный «ТТ».
      Заперев оружие в сейф, дежурный попросил   написать объяснение  и пройти в медпункте обследование на предмет наличия алкоголя в организме.  Николай прошел  (результат был отрицательный)
      На следующее утро к нему домой приехал недавно назначенный  начальник милиции. Прежний, Голубев, весной ушел на заслуженный отдых. Извинился за действия подчиненных и сообщил,  что оба уволены из органов.
       Когда, простившись, убыл, Николай сказал присутствующей при этом жене, - ну вот Надя, я же  обещал, что все будет нормально. А ты боялась.  Затем подхватил на руки бегавшего по двору сынишку, подбросил   вверх и поймал, - ведь так, Валерка?
       - Ага! - радостно заорал пацан.
       На «Давыдовке»   проработал два года, в семье появился дочка, назвали Ларисой...