Отрывок из романа Ветер, Часть четвёртая, Иркутск

О РОМАНЕ ЧИТАЙТЕ НА www.trunyova.info

Из окна машины Катя опять с удивлением замечала перемены. Она словно примеряла на себя новую действительнось. Казалось, прошла целая эпоха — эпоха войны, потерь, любви и множества дорог... А теперь ещё одна дорога ныряла и горбилась, унося Катю в новоё приключение.
Вот и Ольхон! Остров тайн, древних заклинаний, удивительных мифов и легенд.
Ступив на берег, Катя жадно втянула сырой колючий ветер. На его крыльях в сознание впорхнули картинки свежей, задорной юности. Здесь с давних времён живёт шаманизм, его не смог вытеснить даже популярный в этих местах буддизм, пришедший с монголами. Каждая гора, река и скала наделена своим эжином, то есть духом-покровителем. По преданию, они вселяются в зверей или птиц. Их фигуры из дерева, камня и металла трепетно хранятся в здешних лесах и степях.
Катя огляделась, с трудом сдерживая дрожь возбуждения. Обхватывая остров золотыми нитями, солнечные лучи празднично струились с высокого небосвода. На Ольхоне мрачный день — редкость. Именно яркие цвета неба, сосен, а зимой — искристого байкальского льда сглаживают вид местных убогих домишек, обнесённых зубастыми заборами, и разбитых неухоженных дорог.
Остров едва ли изменился за последние сто лет — этой дикой архаикой и лакомятся приезжие туристы. Девочкой Катя любила слушать, как бриз с озера гуляет по скалистым уступам мыса Хобой, словно с десяток трудолюбивых гномов стучат молотками, обустраивая свои пещерки.

Катя вспомнила свой последний приезд на остров. Им было по пятнадцать. Одна из одноклассниц, вездесущая и проворная Юлька, ворвавшись в класс, завопила:
— Через три дня на Ольхоне шаманы сходку устраивают, из разных мест приезжают. Едем!
В поездку собралось человек восемь — самые безбашенные и любопытные.
На пологой площадке мыса Бурхан, утыканной редкими пучками вросшей в песчаную почву травы, местные устроили импровизированную сцену. Вначале кто-то из администрации что-то проквакал в микрофон о народных традициях и о важности сохранения природных богатств, потом появились шаманы. Толпа собравшихся шумно приветствовала наряженных в расшитые атласные халаты представителей древнейшего культа. Барабаны, бубны, длинные палки, увешанные бахромой, дополняли яркую одежду шаманов. Они развлекали народ ритуальными плясками. Многие в свои мантры включали свист птиц, клёкот чаек и звуки, похожие на рычание волков.
Катя с одноклассниками решили сброситься по рублю и попросить благословения у Цырена, одного из шаманов. Вскоре пришедший на сходку народ вдоволь пообщался и между собой, и с помощниками шаманов, которые бойко торговали оберегами и шарфиками из синего атласа — цвета высшего божества. Когда поляна опустела, Катя с друзьями расселись на засаленные куски войлока.
Цырен, одетый в бархатный халат и высокую шапку с перьями, похожую на шутовской колпак или карочу времён инквизиции, уселся на табурет, поставив его между ног, как седло. Размахивая бубном и монотонно завывая, он энергично ёрзал на своём стуле, будто скакал на резвом скакуне. Позднее Катя узнала, что эти движения больше напоминают совокупление шамана с кедром или сосной. Ведь именно из цельного куска одного из этих деревьев был сделан его «трон». В языческих ритуалах много эротических посылов — люди издавна приписывали сексуальной энергии мистическую силу.
То лето на Ольхоне случилось особенно тёплым, даже в майский вечер было градусов двадцать. Гладко выбритое смуглое лицо Цырена лоснилось в лучах полуденного солнца. Он округлил тёмно-бордовые губы и зычно запел. Гирлянды непонятных слов и мишура гортанных звуков завораживали. Горьковато-пряно пахло травами, сосны источали свой тонкий смоляной аромат. Шаман закончил сакральный обряд. Отдышавшись, он обошёл всех и на несколько секунд задержал свою руку на склонившейся голове каждого. Когда он приблизился к Кате, повеяло затхлой одеждой и старой обувью.
Вдруг в этот момент сыпанул густой ливень. Цырен, радостно гаркнув, подставил лицо к небу и прохрипел, что теперь силы небесные защитят каждого из собравшихся от всех бед и тревог на всю жизнь. «От колдовства и зла, от болезней и обмана, от ножа и пули лихого народа...» — урчал голос Цырена. На войне Катя не раз слышала из глубины сознания тот оберег шамана: от ножа и пули... Видимо, выбирая богов, мы выбираем судьбу.
А тогда под причитания Цырена сердитые капли неистово хлестали по молодым лицам. Катя вздрагивала от ручейков, щекотавших её шею. Они стекали по волосам под воротник лёгкой курточки. Рядом сидела Юля, на ней была лишь тонкая блузка. Промокшая насквозь материя жадно прилипла к круглой, не по годам спелой девичьей груди. Через сетку тесёмок и бус шапки Цырена сверкнул его жгучий взгляд. Он впился в Юлькину шею и медленно скользил вниз по влажной девичьей коже...

Катя, вспоминая юность, размышляла, сохранила ли она в себе тот же азарт? Или время вычерпало и тот пыл, и ту любознательность?
Её мысли прервал разговор Леонида с крепким мужчиной средних лет. По его военной выправке, манерам и коротким репликам: «Здравия желаю, товарищ полковник!» и «Будет сделано, товарищ полковник!» она поняла, что встречавший был из системных.
После лакейского предисловия сопровождающий на дребезжащем уазике за полчаса довёз их до Хужира, самого большого посёлка на острове. Народу там живёт около тысячи. На самом деле Хужир — скопище унылых домиков, как правило, маленьких и сгорбленных, с покосившимися зубастыми изгородями. Недалеко от посёлка крутые обрывы ведут к Байкалу. На диких склонах громадные ветви сосен и кедров раскрыты мощными ветрами так властно и широко, будто для крепких объятий с Богом.
Машина, лихо лавируя между выбоинами грунтовой дороги, разогнав несколько тявкающих собак, остановилась возле низкого забора. Лёня по-хозяйски резко открыл скрипучую калитку.
— Сейчас увидишь нашего... — он мрачно улыбнулся, — внештатного агента. Мы его меж собой Гудвином называем. Умный мужик, я бы сказал, эрудит. Профессор биохимии.
Катя стрельнула глазами в лицо Лёни, вздрогнув от мысли: «А как же они меня называют меж собой? Я ведь тоже вроде внештатный агент?»
Бревенчатый дом с покосившейся крышей гордо сверкнул на гостей чистыми окнами и яркими резными наличниками. Украшая старые выщербленные стены, они смотрелись как накладные ресницы на глазах постаревшей примы. На крыше примостился выгоревший деревянный петух. Бесцветными глазами он взирал на кур. Те резво копошились в соломе на аккуратном широком дворе с множеством пристроек.
На крыльцо вышла пожилая женщина в полинялом платке и в старой куртке, молча кивнула и, распахнув дверь, пропустила гостей в узкие сени.
Три комнаты дома соединялись кухней. В ней за столом сидел старик, сухой, бородатый. Деревянные стол и стулья, грубые, тяжёлые, явно служили хозяину не одно десятилетие. Такую потёртую утварь Катя помнила по своему сиротскому детству. Как только Коля появился в доме бабы Стёпы, он обновил мебель, оставив лишь дорогие для бабушки вещи.
— Добрый день, Игорь Олегович! Я сегодня не один. Это Катя…
Его голос прошумел между старым шифоньером, комодом, покрытым вышитой салфеткой, и стенами, укутанными в выгоревшие ковры.
Леонид подошёл ближе к хозяину:
— У нас к вам разговор. Как вы себя чувствуете?
Не дожидаясь ответа, Лёня сел напротив старика и указал Кате на место рядом. В доме пахло дровами. Аккуратно уложенная горка поленьев возвышалась возле печки. Тёплая волна от её горячей кирпичной стены ударила в лицо.
— Я — нормально, — проскрипел Игорь Олегович. — Мне сказали, вы встретиться хотите. Всегда рад помочь.
Катя прощупала взглядом и ветхую обстановку, и старика, вписавшегося в неё, как в подходящий футляр. Его бледно-голубые глаза скользнули по её лицу и остановились на Лёне.
Женщина в платке проворно накрыла деревянный стол клетчатой скатертью и поставила тарелки с хлебом, колбасой и сыром, потом зазвенела чашками и бросилась к печке, где пыхтел большой эмалированный чайник. Нервно теребя платок, она присела в неудобной позе у края стола.
Старик вскинул на неё суровый взгляд и пробубнил:
— Иди-ка, Василиса, козам сенца подкинь.
Когда входная дверь бухнула, закрываясь, он горько вздохнул:
— Жена вас о сыне спросить хотела, видно, не решилась.
— Отбывает… — глухо вздохнул Лёня. — Я приглядываю, чтоб условия нормальные. Всё как обещал. Скоро переведём. Так давайте уже к делу.
Леонид шумно глотнул чаю, хлопнул по столу ладонью и повысил голос:
— Всё, что вы знаете о пленных японцах, которых в Сибирь в конце Отечественной пригнали. Об их трудовых лагерях здесь, в Сибири, — он подался вперёд и упёрся взглядом в смуглое морщинистое лицо старика. — И ещё… Что знаете о проекте отряда семьсот тридцать один?
Игорь Олегович вздрогнул и откинулся на спинку стула. Говорил он монотонно, будто читал лекцию студентам.
Пацаном бегал к тем лагерям, видел японцев. Рассказал даже, что в шестидесятых, когда он преподавал в Иркутском университете, приезжала делегация из Японии. Вроде они хотели кладбище посетить, где японцев похоронили, но расспрашивали о многом.
Оказалось, что некоторые из тех пленных работали в секретном отряде 731. В оккупированной Маньчжурии этот отряд занимался жуткими экспериментами над людьми. Кроме испытания биологического оружия, они тестировали зомбирующие препараты — те, что могут отключить сознание и сделать из человека покорного биоробота.
В этот момент в сенях скрипнуло, послышался шум и голоса.
Игорь Олегович прервался и напряжённо сгорбился. Через минуту в дверях показалось виноватое лицо Василисы.
— Простите, — она замялась. — Это Яшка, сына приятель. Вот, творога свежего принёс. Заботится.
Старик скривил бледный рот и кивнул жене:
— Скажи, не время теперь. Занят я. Пусть позднее зайдёт.
Он смутился и сжал сухие ладони, вслушиваясь в звук удаляющихся от дома шагов.
По его печальному лицу вдруг пробежала живая волна, и бледные губы прошамкали:
— Возможно, пленные, что в том отряде служили, некоторые тайные сведения сюда вывезли. Я прикину, где об этом может быть… — он замолчал, но вскоре кивнул, будто что-то вспомнив. — Вот что думаю, японцы ведь буддисты, а в тяжкие времена религия обычно сплачивает. В наших-то местах дацан лишь возле Тэгды.
Старик громко постучал ложечкой о край чашки, будто подтверждая свои слова.
— Да, да, — вздохнул он, перехватив удивлённый взгляд Лёни, — где знахарки Алимы дом. Именно там. И ещё, — он прищурил тусклые глаза, — ты ведь знаешь про «бурятское чудо»? Про ламу, что в Иволгинском дацане лет как сто лежит нетленно, словно в анабиозе? Так вот… Есть разные догадки и кое-какие работы биохимиков. Они исследовали, какие препараты так действуют на организм человека, чтобы его отключить и держать живым без воды и пищи, а потом опять включить. Некоторые считают, что и в Маньчжурии тоже проводили подобные эксперименты.
— Звучит как фантастика, — Леонид пожал плечами.
— Да оно ведь как… — Игорь Олегович качнулся на стуле, словно нахохлившийся филин на ветке. — Фантасты про подводные лодки и летающие аппараты в книгах писали, а народ потешался над теми выдумками, вот теперь этим никого не удивишь. Так и биохимия. Во многих травах и минералах такое содержится, что мы до сих пор и половины не знаем… Всё ведь может быть и ядом, и лекарством — в зависимости от дозы и сочетаний.
Катя, чутко следившая за беседой, напряглась. Она вспомнила рассказы бабы Стёпы о местных травах, таинственных рецептах, что наперекор диагнозам медиков отменяли суровый приговор судьбы. Знахарки приходили к ним на ферму за песцовой желчью, её использовали в мазях от многих недугов. В детских ночных разговорах Светка порой с дрожью рассказывала страшные истории: «Я слышала, бабки шептались, что сатанисты туда, в эти настойки, кровь умерших людей добавляют…»
А бешень-трава… Сама ведь когда-то напоила Колю заговорённым отваром. Что это было? Колдовство? Действие трав? Или то и другое вместе?
— Ну что ж, — Лёня встал. — Подумайте и опишите полнее, что знаете. И про те лагеря… Где и с кем об этом можно поговорить. Вы поняли, что мне надо. Лишней никакая информация не будет. А нам пора.
Он пожал Игорю Олеговичу руку, кивнул Кате и порывисто открыл дверь в сени. Оттуда повеяло кислым молоком — Василиса что-то переливала из ведра в банки.
Выйдя на крыльцо, Катя махнула Лёне, мол, иди, а сама вернулась в дом. Бесшумно войдя в сени, она прислушалась. Обрывки слов Василисы толкались в стены: «менты проклятые», «гады», «вынюхивают».
Открыв дверь, Катя извинилась и указала на забытый ею шарф. Она подхватила его со стула и с невинной улыбкой удалилась.
— Зачем возвращалась? — Леонид остановил на ней удивлённый взгляд.
— Да шарф забыла, — бросила Катя, — а ещё хотела услышать, что они о нас говорят. Пара слов о гостях — обычно первая реакция сразу после их ухода. А вот почему такой образованный человек живёт в убогом домишке? Профессор ведь, в универе преподавал.
— Это печальная история, — Лёня пожал плечами. — Его сын биохимический окончил. По стопам отца, как говорят. Толковый был, да занялся не той химией.