Катешка

Служила КатЕшка у одного купца, который чистой водой торговал. Всю ить воду в городу загадили, на питьё взять неоткуда: пойдёшь, скажем, с ведёрком на колодец, а тамотко ребятишки в него дохлых мышей да арбузные корки набросали – вот и напейся поди.

Выковали тому купцу кузнецы напАрьё здоровушшее, нанял он семь ражих мужиков, водяную сважину в земли сверлить. Шестеро напарьё крутят, по три лба на ручку, а сёмый отвесом прямо-правильность хода проверяит. Сверлили-сверлили сыру землю, пока вода скусная оттеда с глубины не попёрла. Тут купец скважину частоколом обнёс и контору водохлёбную обок поставил. Набрал себи штату из красных деушок да чистых старушек – деушки воду меряют, да деньгу с клиентов берут; старушки чай пьют да прибыль-убытки подсчитывают.

А Катешка середь тых деушок конторских самая приветная разлапушка была. Девка она была грамотная, смирная, свою позицию блюла: если кто, неладный, за бочок – она ему в зубы локоток.

И, такое дело, приезжат раз за водой себи к чаепитию заводчик богатой. Нацедили ему лагунок двухведёрный воды, Катешка денежки от него принимат, сама спрашиват: «Хватит ли вашей милости чаю попить, а то ещё бы водицы взяли?»

А заводчик подозрительной такой, один на капитале сидит, родню отпихиваит, дак боится кругом отравления какого. «А ну, грит, сома-ка, деушка, глони водицы с лагунка сперьва, а то мало ли што вы мне тут накачали, шут вас разберёт. Монета звонкая плочена, а каков чаёк выдет – неизвестно». Катешка ему: «Да что вы, ваше степенство, у нас наилучшего скусу источник!». Однако пришлося так сделать, вынудил, старичок беспокойнай. Налила с лагунка  ковшик, испила, крякнула, да обратно ему в горлышко остатки сплеснула – вода, вишь, куплена, за кажну каплю уплочено.

Уехал заводчик добрым путём, сели там семейством за стол, чаю с торгольской водицы напились с кренделямы и так вот им вдруг по мужской части сделалось: влюбилися сам заводчик, да сын его, да внук в Катешку, хоть плачь. Сели на крылечке, повыли с  сугубой любовной тоски и припустились на санях обратно в водяную контору, Катешку обхаживать, пряникамы одаривать.

Прикатили в контору, значит, столик раздвинули, пряникамы-конфектамы уклали, сладкой водочки посерёдке поставили, Катешку ись за плеча усадили, смотрют на неё масляными глазками, слёзки любовные кулакамы утирают. Чисто камедь. Ну што с има делать? Катешка в сладкую водочку губы помочила, пряником заедает, а заводчик ей и говорит: «Иди, брат, девка-Катешка, замуж за меня! Я со старухой своей разведуся, всё равно уж три дня спина к спине спим!» А сынок евонный: «Нет, девка, за меня иди!» А внучок мокроусый: «Нет, дяденьки, за меня она пойдёт!»

Так у Катешки пряник из роту под столик и выпрыгнул. «Счас, - говорит, - дяденьки-заводчики, вытти мни, девушки, надо, отапорюсь пойду. Обождите.»
Выбежала в сенцы, за голову схватилась, что с има, вАдкима такима, делать не знает, мало не плачет. А в сенцах при окошечке конторская кошка сидела, Маринка. Известно дело – где припас, там и мыши, аккуратно надо место содержать, коли люди туды ходют. Вот кошка Маринка по мышеловной части у них и служила.

Тут она Катешке и говорит человечьим голосом: «Што ты, Катешенька, плачешь, по избы скачешь? Я хоть по-людски зряшно не баю, да все слова знаю». Так и так, обсказала ей Катешка про старого заводчика, про сынка да внука и как она сома в изумлении находится от такого ихнего поветрия.

Говорит ей кошка Маринка: «Это не горюшко! Нацеди ты им исчо лагунок двухведёрный, за тройную цену, штоб знали, гладкобрюхии, как любов в копеечку влетаит, да дай-кося мни с него таперича испить. А остатки снова обратно в горлышко им сплесни». Так Катешка и сделала, как кошка ей велела. Крикнула конторских деушек да старушек, тыи быстренько вси пряники-конфекты как есть приели, хвантики от шоколаду обсмунили; а сома заводчику опять лагунок за тройную цену нацедила, кошке Маринке в сенцы ковшик вынесла. Тая швыркнула водицы язычком три раза, хвостиком усы вытерла и уселаси штанцы к выходу языком чистить.

А Катешка остатки с ковшика в лагунок сплеснула, всих троих заводчиков за уши взяла, в обе щщоки расцеловала да до дому коленкой выпроводила. Поехали оны, улюблённыя, с песнями, едут с поворотамы, хотя дорожка прямая.

Прибыли в своё поместье, с любовной тоски снова чаю пить уселися. Внук на гитаре тренькает умильно, сынок баритном поёт, отец басом порявкивает. Испили по три чашки – чуют, любов к Катешке внутрях остыла, прошла совсим, а заместо неё к кошке Маринке привязанность сугубая вдруг обнаружилась.

Сели на крылечке, повыли с тоски и обратно в водохлёбную контору покатили. Такая у их жисть беспокойная.
Приехавши до конторы схватили кошку Маринку в охапку, расцеловали её со всех концов и на радостях домой быстрее воротились. А она, кошка Маринка, вскорости у заводчика под диваном троех котят принесла, окотиласи, значит. Сбежалися тут к дивану сам хозяин, да сын, да внук, котят делят – кому какой достанется – одному бусого хочется, другому рыжего, третьему лоскутного. Всим по милому котейки и досталоси. Зажили припеваючи, мурлыкаючи да играючи.

А кошка Маринка дитёв к месту пристроила и обратно на работу конторску вернуласи – как без места, без дела-то прожить. А вскорости и Катешка мила дружка нашла да замуж пошла, к женскому счастью определиласи. А кошка Маринка к им жить пошла. Тут и сказке конец.