Нар Дос - Смерть - перевод с армянского-54

Нар Дос - Смерть - перевод с армянского языка -54

17

         На следующее утро, когда ориорд Саакян пришла навестить Ашхен, что она делала каждое утро, Ашхен писала письмо. По сравнению с предыдущими днями, на этот раз притупленная грусть, оставившая свой след на её лице, в речи и движениях, не была столь заметна. Она производила впечатление человека, только что оправившегося от тяжелой болезни. Эта неожиданная перемена очень обрадовала ориорд Саакян.

«Слава Богу, сегодня с тобой все в порядке», — воскликнула она.
- С тобой все в порядке, да?

«Да, похоже, мое горе... устарело», — с долей горечи усмехнулась Ашхен.

«О, ты даже улыбаешься», — рассмеялась ориорд Саакян и, обняв её с большой радостью, крепко поцеловала.
- Если бы ты знала, моя дорогая, как сильно меня беспокоит твое положение, хотя я знала, что это временно и что твоя натура возьмет верх. Ты всегда была храброй и остаешься храброй. Живи долго. Но у меня для тебя есть хорошие новости. Минасян здесь.

— Здесь?

- Он приехал вчера. Был у меня вечером.

- Но он не говорил мне, что приедет. Зачем он приехал?

— Он собирается опубликовать книгу.

— Да, это правда, он подготовил что-то новое, но сказал, что представит это для публикации летом.

- Он передумал после того, как ты приехала.

— А я как раз сейчас писала ему письмо.

— И о чём ты написала?

— Я написала, что опоздаю на неделю или две.

- Почему?

- Потому что я не могу просто так оставить их в таком состоянии.

Произнося слово «они», Ашхен указала на дверь соседней комнаты, тем самым давая понять, что речь идет о семье дяди.

— Теперь я вижу, какая ужасная перемена здесь произошла. Когда я смотрю на своего дядю, я его просто не узнаю. Не говоря уже о его жене. А Ева?... Я действительно хочу остаться ради Евы. Оставить ее одну в этой смерти, в этом горе — это значит оставить ее... Я, право, не знаю, что с ней будет, — настолько тревожны для меня её мысли. Вчера вечером мы долго разговаривали, я просто не могла поверить своим ушам, что так со мной говорит Ева, та живая Ева, которую я знала... Я останусь, непременно останусь еще на несколько недель — и даже думаю взять ее с собой в деревню. В любом случае оставлять ее здесь одну невозможно.

- Ты заботишься о ней, а она заботится о тебе. Так и должно быть, вы спасете друг друга. В этот момент вошла Ева.

«Иди сюда, иди сюда, мы как раз о тебе говорили», — сказала ориорд Саакян.

Ева вопросительно посмотрела на неё, затем на Ашхен. Ашхен кивнула ей и улыбнулась улыбкой нежной любви. Эта улыбка очень позабавила Еву.

«Ты сплетничала обо мне?» - спросила она.

- Конечно, сплетничала. Ашхен сказала, что твои мысли приняли опасный оборот, но я полагаю, ты настолько умная девушка, что...

- Оставь мои мысли в покое, Варо, и скажи мне вот что. Стоит ли мне разрешить Ашхен остаться со мной еще на две недели?

- А что, ты не хочешь?

«Я не хочу», — воскликнула Ева и обняла голову Ашхен.
- Я бы даже пришила свою юбку к её юбке, чтобы она никогда меня не покидала, но такая жертва пошла бы мне во вред...

«А, ты же знаешь, дорогая Ева, здесь парон Минасян», — сказала Ашхен.

- Действительно? Кто это сказал?

— Вчера вечером он был у Варо.

- Хм? Тогда почему он не приходит к нам?

«Может быть, он и приедет», — сказала ориорд Саакян.
- Но он удивительный человек. Я знаю, что он беден, и его грабят в отели. Я просила его остаться у нас дома, но он не захотел.

«О, как хорошо, что ты это сказала!» — воскликнула Ева.
- Знаешь что, Ашхен, давай пригласим его погостить у нас дома, у нас полно свободного места. А? Что ты думаешь? Разве это не хорошая идея?

«Он не придет», — сказала ориорд Саакян.

«Он не придет», — подтвердила Ашхен.

- Он придет. Я скажу отцу, чтобы он его привел. Подождите.
Ева выбежала и через пару минут привела отца.

— Папа, дай им слово, что ты пригласишь Минасяна к нам в гости.

«Где он? Скажи мне, я сейчас же пойду за ним», — сказал Марутян.

«Он не придет, парон Марутян», — сказала ориорд Саакян
 — Скорее бы он остался у нас дома, но он решительно отказался.

- Это я знаю. Вы мне скажите, где он остановился.

— В гостинице «Франция».


- Я пойду к нему прямо сейчас. Спорим, дети мои, я его приведу сюда?

- Он, конечно, придет в гости, — засмеялась ориорд Саакян.

«Нет, я приведу его вместе с вещами», — сказал Марутян и поспешил выйти.

И он тут же повернул в сторону гостиницы «Франция». Он был невероятно счастлив, счастлив, потому что видел дочку и Ашхен такими веселыми в тот день. Он шел бодрым шагом и чувствовал, что к нему вернулась прежняя бодрость. И окружающая обстановка более чем соответствовала его настроению. Наступили православные праздники, и приближался Новый год. Улицы были полны радостных лиц. Воздух был наполнен радостными возгласами. Мужчины и женщины, проходя друг мимо друга, словно муравьи, несли: кто елки, кто корзины с едой, кто новую одежду в упаковках, кто неизвестно что, только все что-то несли, куда-то спешили, никто не сидел без дела, все были заняты, и на лицах у всех было праздничное, радостное выражение. А зимний мороз придавал особую прелесть этой всеобщей оживленности и суете.

В гостинице «Франция» Марутян застал Минасяна пьющим чай в своем номере. Минасян сидел в довольно старом зимнем пальто и шапке, перед ним лежала рукописная тетрадь, он пил чай и поправлял текст карандашом. Сначала он был совершенно сбит с толку и не узнал Марутяна, но, когда Марутян представился, тот снял шляпу и крепко пожал ему руку.

«Вы должны простить меня за то, что я Вас не узнал», — сказал он. — Я видел Вас всего один раз, и к тому же Вы так изменились. Я не видел Вас таким старым три месяца назад.

Марутян вздохнул.

- Разве Вы не слышали о постигшем нас горе?

— Да, ориорд Саакян сказала мне вчера. Смерть вашего сына чрезвычайно печальна.

— Что поделаешь? Провидение человеческое непостижимо, может быть, смерть моего сына была необходима для дела, за которое он умер, может быть, он был тем зерном евангельской пшеницы, которое умирает, чтобы принести плод в жатве, — кто знает?... По крайней мере, я стараюсь утешить себя этим и, слава Богу, не очень удручен, — хотя Вы говорите, что не видели меня таким три месяца назад. Три месяца назад... Как Вы думаете, три месяца — это короткий срок для старения? Можно постареть за день, за час, за минуту, если я скажу Вам, что я постарел за минуту, Вы, возможно, не поверите.

«Пожалуйста, парон Марутян, не говорите так», — с энтузиазмом настаивал Минасян.
-Я всецело понимаю Вашу ситуацию и...

- Ну, ладно, ладно, оставим это. Я не за этим пришёл. Я пришёл отругать Вас за то, что Вы не остановились в нашем доме. Мы простая семья, и не надо сторониться нас, тем более, что Ваша учительница — наша дочь. Пожалуйста, вставайте и пойдём.

Минасян попытался было отказаться, но Марутян даже слушать не хотел.

« Как можно жить в такой холодной комнате?» - воскликнул он.
- Вы сидите в пальто, даже когда пьете чай. Я тоже не снимаю пальто, потому что здесь ужасно холодно. Пожалуйста, допейте чай, и мы немедленно соберем все ваши вещи, и пойдем к нам домой. Слава Богу, у нас места хватит всем. Имейте в виду, что я действительно специальный уполномоченный, посланный нашими. Ориорд Саакян сейчас у нас дома. Я хочу, чтобы через Вас в этот праздник в наш дом вошла немного жизни, иначе горе убьет нас всех. Ну, поторопитесь, я жду.

Ничего не поделаешь. Минасян собрал свои вещи, которые представляли собой только сломанный чемодан и сверток, и через полчаса Марутян уже вёз его к себе домой в карете.


Ева, Ашхен и ориорд Саакян собрались у Текле, когда Марутян торжественно провел Минасяна внутрь. Прием был очень радушным, но общее настроение было временно нарушено Текле, которая, пока Минасян говорил слова утешения, начала свою обычную скорбь по поводу смерти сына. Минасян сразу заметил перемену в Ашхен. Ориорд Саакян накануне по секрету рассказала ему о связи Ашхен с убитым сыном Марутяна, и это произвело на него довольно сильное впечатление. Теперь его волновал не столько жалостливый плач матери, потерявшей сына, сколько молчаливое горе Ашхен, смирившейся со своим тяжелым положением. В деревне, во время их ежедневных общений, Минасян уже успел раз и навсегда оценить достоинства Ашхен, безмерно уважал ее и в то же время питал к ней такую нежную братскую любовь, что теперь он всем сердцем хотел утешить ее чем-нибудь, но не мог вымолвить ни одного слова, а только молча и глубоко прочувствованно сжал ее руку. Тем временем ему удалось сказать Еве несколько слов утешения. Ева, которая поначалу сдерживала себя, теперь не могла больше сдерживаться и начала плакать вместе с матерью. Ашхен прикусила внутреннюю губу, ноздри её сильно расширились, глаза наполнились слезами, и она медленно и тихо вышла.

Марутяны выделили Минасяну отдельную комнату со всеми удобствами и всячески старались не ограничивать его свободу. С первого же дня благотворное влияние Минасяна стало заметным; У Марутянов, страдавших от тяжелого семейного несчастья, был гость, который своим живым взглядом был для них большим стимулом к оживлению. Долгими зимними вечерами все собирались за столом, почти каждый вечер с ними была ориорд Саакян, и в ярко освещенной, теплой комнате с закрытыми ставнями до поздней ночи шел общий оживленный разговор о таких предметах и явлениях, которые способны возвысить сердце, душу и разум человека. Часы летели легко, незаметно, иногда в комнате даже раздавался радостный, здоровый смех.