Позднее пробуждение

 Глава 1. Одиночество и надежда: Утро после краха

Виктория Сергеевна проснулась от странного ощущения пустоты. Не того привычного утреннего чувства, когда нужно быстро вставать, готовить завтрак, будить детей. Нет, теперь ее будила только тишина. Глубокая, давящая тишина опустевшего гнезда.

Она потянулась к тумбочке, смахнув пыль с цифр будильника - 8:47. Поздно. Раньше она бы уже два часа как носилась по квартире. Теперь не было нужды.

"Господи, я превращаюсь в ту самую одинокую тетку", - прошептала она, проводя ладонью по лицу. Кожа под пальцами казалась чужой - сухой, с новыми морщинками у глаз, которых не было еще год назад.

Развод. Это слово до сих пор жгло изнутри, как плохо затянутая рана. Двадцать три года брата. Двое детей. И... уход к "стройной дурочке из бухгалтерии", как мысленно называла Виктория ту блондинку.

Она встала, босиком пройдя по холодному паркету в ванную. Зеркало показало ей женщину с уставшими карими глазами, растрепанными каштановыми волосами с первой сединой у висков. Виктория медленно провела руками по телу:

- Пальцы скользнули по шее - когда-то стройной, теперь с намечающимся вторым подбородком.
- Ладони остановились на груди - все еще пышной, но уже не такой упругой.
- Затем живот - мягкий, с растяжками после двух беременностей, не поддающийся никаким диетам.
- Бедра - широкие, "для деторождения", как шутил... как шутил Сергей.

"Ну и кому ты теперь нужна?" - спросило отражение. Виктория резко отвернулась, включая воду. Струя была слишком горячей, но она не стала регулировать температуру - физическая боль заглушала душевную.

За завтраком (черствый тост и чай без сахара - "худею") она машинально листала соцсети. Фото бывшего мужа с новой женой на море. Сыновья - старший в армии, младший в общежитии - отметились "в порядке". Подруга Лида выложила фото с мужем на годовщину.

Виктория швырнула телефон на диван. Одиночество сжало горло тугим узлом. Она подошла к шкафу, где в коробке лежали старые фотоальбомы. На первой же странице - она, двадцать лет назад, в свадебном платье. Тогда она весила на 25 кг меньше, но все равно считала себя "толстухой".

"Как же ты наивна была", - прошептала Виктория, проводя пальцем по пожелтевшему снимку.

Вечером, после третьего бокала дешевого вина, она достала ноутбук. "Сайты знакомств для полных" - такой запрос вызвал у нее горькую усмешку. Но когда она увидела объявления других женщин - таких же, как она, с лишним весом, в возрасте, но... счастливых в новых отношениях, что-то дрогнуло внутри.

Пальцы сами начали печать:
"Ищу: мужчину без вредных привычек, с добрым сердцем. Мне 45, есть лишний вес. Если тебя это не пугает - напиши."

Она перечитала текст десять раз. Добавила: "Важны уважение и честность". Убрала. Снова добавила. В голове звучал голос матери: "Кому ты, толстая разведенка, сдалась?"

Но в этот раз Виктория нажала "Опубликовать" прежде, чем страх взял верх. Ноутбук захлопнула с таким треском, что вздрогнула даже кошка, спавшая на кресле.

"Ну все, тетя Вика окончательно спятила", - пробормотала она, но впервые за долгие месяцы уголки губ дрогнули в подобии улыбки.

Она легла спать, повернувшись к стене, как делала это последние полгода - чтобы не видеть пустую половину кровати. Но на этот раз мысли были не о прошлом, а о... возможном будущем. А вдруг? Просто а вдруг?

За окном завывал ветер, а в груди теплилось что-то новое - слабая, но живая надежда.


 Глава 2. Первые сообщения: Пробуждение желания

Утро началось с непривычного звука - настойчивого пиканья телефона. Виктория с трудом открыла глаза, вспомнив вчерашний вечер: бокал вина, дрожащие пальцы над клавиатурой, решительное нажатие кнопки "Опубликовать". Она потянулась к телефону, и экран ослепил её десятками уведомлений.

"Не может быть..." - прошептала она, приподнимаясь на подушке. Пальцы дрожали, когда она открывала первое сообщение.

"Привет, шлюха, нашла ебаря? Если нет, то подмывайся скорее и давай ко мне..."

Горячая волна стыда подкатила к горлу. Она швырнула телефон на кровать, как обожженная. "Что я наделала?!" - мелькнула паническая мысль. Сердце бешено колотилось, а в ушах стоял звон. Она закрыла лицо руками, чувствуя, как жар разливается по щекам.

Но любопытство оказалось сильнее. Через несколько минут она снова взяла телефон, на этот раз осторожно, будто боялась, что он взорвется. Прокручивала сообщения, задерживая дыхание:

"Привет, солнышко! Твое объявление тронуло меня до глубины души..."
"Ищу такую же одинокую душу для теплых вечеров..."
"Фото в профиле реальное, если интересно - пиши..."

Каждое новое сообщение заставляло её то краснеть, то улыбаться, то морщиться от отвращения. Особенно те, где сразу прикрепляли... это. Она быстро пролистывала такие, но одна фотография все же мелькнула перед глазами - крупным планом, с торчащим вверх... Виктория ахнула и чуть не выронила телефон.

"Господи, что за люди!" - мысленно возмущалась она, но в то же время где-то глубоко внутри пробуждалось странное, давно забытое чувство. Оно пульсировало внизу живота, заставляя ноги слегка дрожать.

Особенно её зацепило одно сообщение:

"Позволь мне раскрыть твою чувственность... Тысячи женщин после 40 даже не догадываются, насколько они сексуальны. Хочешь, докажу? ;"

Виктория перечитала эти строки несколько раз. В них не было грубости, только уверенность и... обещание. Обещание чего-то, чего ей так не хватало. Пальцы сами потянулись к клавиатуре:

"А как ты собираешься это доказывать?" - отправила она и сразу же пожалела. Слишком смело! Слишком... доступно.

Ответ пришел почти мгновенно:

"Медленно. Нежно. Сначала словами. Потом пальцами. Потом губами. Ты заслуживаешь настоящего удовольствия, Виктория. И я знаю, как его дать."

Она почувствовала, как между ног стало тепло и влажно. Это было так неожиданно, что она инстинктивно сжала бедра. Когда в последний раз она так реагировала на слова мужчины? Давно. Очень давно.

Переписка затянулась на несколько часов. Виктор (так он представился) оказался на удивление терпеливым собеседником. Он не требовал интимных фото, не сыпал пошлостями, а говорил... говорил так, что её тело отвечало само, без разрешения разума.

"Представь мои пальцы, скользящие по твоим бедрам..."
"Ты чувствуешь, как твоё дыхание становится чаще?"
"Я бы начал с нежных поцелуев вдоль шеи..."

Виктория даже не заметила, как её рука опустилась ниже, как пальцы слегка коснулись себя через ткань халата. Она вздрогнула, словно очнувшись, и быстро одёрнула руку. Но желание уже пробудилось - назойливое, настойчивое.

"Я сошла с ума", - подумала она, но продолжила переписку. В голове мелькали мысли: "А вдруг это мошенник? А если он окажется маньяком? Или просто очередным подлецом?" Но было уже поздно - её затянуло, как в омут.

Когда он предложил встретиться, она сначала отказалась. Потом согласилась. Потом снова передумала. В конце концов, после долгих колебаний, назначила встречу в людном месте - в парке, у фонтана. "Просто познакомимся", - убеждала она себя. Но где-то глубоко внутри уже знала - если он окажется хотя бы наполовину таким, каким предстал в переписке, она не устоит.

Телефон снова завибрировал в руках. Новое сообщение:

"До встречи, моя стеснительная богиня. Готовься - я научу тебя летать."

Виктория прикрыла глаза. Впервые за много лет она чувствовала себя не увядающей женщиной "за сорок", а желанной, красивой... Живой.


Глава 3. Подготовка: Между стыдом и желанием

Виктория проснулась с необычным чувством — в груди теплилось что-то новое, тревожное и сладкое одновременно. "Я действительно согласилась на встречу?" — мысленно переспросила она себя, перебирая в памяти вчерашнюю переписку. 

Солнечный свет падал на кровать, и она потянулась, ощущая, как тело отзывается легкой дрожью. "Боже, я как девочка-подросток", — улыбнулась она себе, но тут же спохватилась. Ведь она уже не девочка. Ей 45, у нее есть лишний вес, растяжки, морщинки у глаз… А он… Что он подумает, когда увидит ее вживую? 

Она встала, подошла к зеркалу и медленно провела руками по бедрам, животу, груди. "Нужно выглядеть… привлекательно. Хотя бы попытаться". 

Аптека: Испытание стыдом 

Виктория долго выбирала время, когда в аптеке будет меньше людей. В обеденный перерыв, решила она. Но даже тогда, когда она уже стояла у дверей, сердце колотилось так, будто собиралось выпрыгнуть из груди. 

— Вам что-то подсказать? — молодая девушка за прилавком улыбнулась ей слишком живо, словно уже знала, зачем здесь эта полноватая, смущающаяся женщина. 

— Мне… — голос Виктории предательски дрогнул. Она поправила сумку на плече, стараясь казаться увереннее. — Мне нужны… презервативы. 

Глаза аптекарши блеснули любопытством. 

— Какие именно? У нас есть классические, ультратонкие, с ребристой поверхностью, с анестетиком… — она произносила это с такой легкостью, будто предлагала выбор чая. 

Виктория почувствовала, как жар поднимается к щекам. 

— Самые обычные, — прошептала она. 

— Размер имеет значение? — девушка явно наслаждалась ее смущением. 

— Нет! То есть… я не знаю… — Виктория готова была провалиться сквозь пол. 

Продавщица, наконец, сжалилась и протянула стандартную упаковку. 

— Возьмите эти. Универсальные. 

Виктория схватила коробку, сунула в сумку и поспешила к кассе, избегая взглядов других покупателей. 

"Боже, как же унизительно", — думала она, расплачиваясь. 

Но пока она выходила, поймала взгляд аптекарши — и вдруг увидела в нем не насмешку, а… понимание? Девушка чуть кивнула, словно говорила: "Ничего, бывает. Ты не одна такая". 

Это немного успокоило. 

Магазин белья: Битва с зеркалом

Следующей остановкой стал магазин нижнего белья. Виктория редко заходила в такие — обычно покупала практичные хлопковые трусики и удобные бюстгальтеры. Но сегодня все было иначе. 

— Вам помочь? — консультант, стройная девушка лет двадцати пяти, оценивающе скользнула взглядом по ее фигуре. 

— Я… подберу сама, — Виктория поспешила к стойкам с кружевными комплектами. 

Она взяла несколько вариантов — черный, красный, телесный с кружевами — и направилась в примерочную. 

Первой она примерила черный комплект. Зеркало беспощадно отражало каждую складочку, каждую неровность. "Боже, я выгляжу как… как торт в салфетке", — подумала она с горечью, вертясь перед зеркалом. 

Красный был чуть лучше. Цвет оживлял кожу, делал ее теплее. Но когда она повернулась боком, живот все равно выпирал, а кружева врезались в кожу. 

— Вам нужен другой размер? — за дверью раздался голос консультантки. 

— Нет, я… я просто посмотрю… 

Виктория закусила губу. Она представляла, как будет выглядеть в этом белье перед мужчиной… и ей стало стыдно. 

В итоге она купила только красные кружевные трусики — без бюстгальтера. "Хотя бы что-то", — утешала она себя. 

Дома: Последние сомнения

Вечером Виктория разложила на кровати все, что приготовила для завтрашней встречи: 

- Новые трусики (красные, как страсть, которую она боялась признать). 
- Презервативы (спрятаны в самый дальний карман сумки, на всякий случай). 
- Туфли на каблуке (ноги будут болеть, но они делали ее стройнее). 
- Платье (светлое, облегающее, но не слишком откровенное). 

Она стояла перед зеркалом в новом белье, изучая свое отражение. 

"А что, если он разочаруется? Что, если я ему не понравлюсь? Что, если… он просто посмеется надо мной?"

Но потом она вспомнила его слова: "Тысячи женщин после 40 даже не догадываются, насколько они сексуальны" 

И впервые за долгие годы Виктория позволила себе почувствовать… желанной. 

Завтра будет встреча. 

А пока… она медленно провела пальцами по своему телу, представляя его прикосновения. 

И впервые за много лет — не остановилась.


Глава 4. Воспоминания: Тень несостоявшегося греха

Виктория сидела на краю ванны, обхватив колени руками, когда воспоминание накрыло ее внезапно, как теплая волна. Вода из душа шумела за дверью, заполняя квартиру белым шумом, но в ее ушах звенела тишина того летнего вечера двадцать лет назад.

1998 год. Дача.

Жара стояла такая, что даже ночью воздух оставался густым и обжигающим. Виктория, тогда еще тридцатипятилетняя молодая мать, сидела на крыльце, попивая теплую смородиновую настойку. Муж уже неделю как уехал в командировку, дети гостили у бабушки. Внезапно скрипнула калитка.

"Можно войти?" — голос Андрея, мужиного коллеги, прозвучал неожиданно близко.

Она вздрогнула, неловко поправляя полы легкого халата. "Конечно... Что-то случилось?"

Он подошел ближе, и в свете фонаря она увидела его лицо — возбужденное, с каплями пота на висках. "Завез тебе журналы, которые Сергей просил". Его пальцы дрожали, когда он протягивал пачку глянцевых изданий.

Они сидели в тесной каптерке, где хранился садовый инвентарь. Теснота помещения заставляла их колени соприкасаться. Андрей налил ей еще настойки, его рука касалась ее пальцев дольше, чем нужно.

"Ты сегодня такая..." — он замолк, глядя на ее декольте.

Виктория почувствовала, как между ног пробежала горячая волна. Она никогда не считала Андрея привлекательным — слишком грубые черты, начинающееся брюшко. Но сейчас, в полумраке, от него пахло мужским потом и чем-то древесным, и это сводило ее с ума.

Его рука внезапно легла на ее бедро. "Я давно хочу тебя", — прошептал он, и его дыхание обожгло шею.

Она должна была оттолкнуть его. Должна была вспомнить о муже, о детях. Но ее тело реагировало предательски — грудь тяжелела, низ живота сжимался сладкой судорогой.

Когда его губы нашли ее рот, она застонала. Его руки были грубыми, но умелыми — они знали, куда прикоснуться, как заставить ее задрожать. Он расстегнул ее халат, и прохладный воздух коснулся обнаженной кожи.

"Встань на колени", — прошептал он, и она послушалась, как загипнотизированная.

Первый раз в жизни она взяла в рот мужчину, не мужа. Солоноватый вкус, упругая теплота, его стоны — все смешалось в головокружительном коктейле. Его пальцы впились в ее волосы, направляя движения.

"Да, вот так... О боже, Вика..."

Она чувствовала его возбуждение, свою власть над ним, и это наполняло ее незнакомой гордостью. В этот момент она впервые за долгие годы почувствовала себя не просто матерью и женой, а Женщиной.

Но когда он попытался раздвинуть ее ноги, внезапный стук в дверь вернул ее к реальности.

"Мама! Мы приехали!" — детские голоса заставили ее вскочить, с ужасом осознавая свою наготу, растрепанные волосы, опухшие губы.

Андрей быстро поправил брюки. "Завтра", — успел шепнуть он, прежде чем она выбежала встречать детей.

На следующее утро он уехал, а через месяц перевелся в другой отдел. Они никогда больше не говорили об этом.

Настоящее.

Виктория вздрогнула, обнаружив, что сидит в наполненной ванне, а вода уже стала прохладной. Ее пальцы бессознательно скользили между ног, повторяя движения той ночи. Она резко одернула руку, чувствуя, как горит лицо.

"Что со мной?" — прошептала она. Почему сейчас, спустя двадцать лет, это воспоминание всплыло с такой яркостью?

Может быть, потому что тогда она впервые почувствовала вкус запретного плода. Или потому что это был единственный раз, когда кто-то желал ее по-настоящему, страстно, без оглядки на лишние килограммы.

Виктория медленно вытерлась, глядя на свое отражение в запотевшем зеркале. Теперь она знала — завтрашняя встреча не случайность. Это шанс наконец перестать быть просто "мамой" и "бывшей женой". Шанс снова почувствовать себя Женщиной.

Даже если для этого придется стать немного другой Викторией.


Глава 5. Встреча

Воскресное утро выдалось прохладным, но солнце уже пробивалось сквозь редкие облака, обещая теплый день. Виктория стояла перед зеркалом в спальне, в последний раз проверяя свой наряд. Светлое платье, обтягивающее фигуру, подчеркивало округлости, но скрывало живот — удачный фасон, который она тщательно выбирала. Высокие каблуки делали её стройнее, но ныли уже через полчаса. "Ничего, потерплю", — подумала она, поправляя прическу. 

Парк встретил её шумом листвы и редкими прохожими. Виктория нервно сжимала сумочку, внутри которой лежали презервативы — те самые, купленные вчера под насмешливым взглядом аптекарши. "А вдруг он подумает, что я слишком доступная?" — мелькнула тревожная мысль. Но тут же вспомнила слова подруги: "Ты же не девочка, чтобы краснеть. Ты взрослая женщина, которая знает, чего хочет." 

Она пришла заранее, выбрала скамейку у фонтана и села, стараясь не ёрзать — платье было тонким, и складки могли помяться. В голове крутились обрывки фраз из их переписки: "Я научу тебя чувствовать… Ты заслуживаешь удовольствия…" От этих слов внутри всё сжималось — то ли от страха, то ли от предвкушения. 

Он появился неожиданно.

Сначала она его не заметила — ждала высокого мужчину, каким он представлялся в переписке. Но вдруг перед ней остановилась тень. 

— Виктория? 

Она подняла глаза. 

Маленький, сухонький мужчина, лет шестидесяти пяти, в потертом пиджаке и с тростью. Густые седые брови, толстые очки в роговой оправе, пронзительный взгляд. 

— Да, это я, — ответила она, чувствуя, как голос дрогнул. 

— Виктор, — представился он, слегка наклонив голову. — Пойдемте в кафе, здесь прохладно. 

Она машинально встала, ощущая странную покорность. В голове мелькнуло: "Это ошибка. Надо уйти." Но ноги сами понесли её за ним. 

Кафе

Он выбрал столик в углу, подальше от окон. Заказал кофе, спросил, не хочет ли она торт. Она покачала головой — в горле стоял ком. 

— Вы нервничаете, — констатировал он, не спрашивая. 

— Немного, — призналась Виктория. 

— Напрасно. Я не кусаюсь. 

Он улыбнулся, и в этот момент она заметила, что у него очень белые, почти фарфоровые зубы — наверное, вставные. 

Он говорил о путешествиях, о книгах, о том, как изменился город. Она кивала, но почти не слышала — её сознание было занято одним: "Что я здесь делаю? Он же старик! И выглядит совсем не так, как в переписке!"

Но когда он неожиданно положил свою руку поверх её ладони, она не отдернула пальцы. Его кожа была сухой, теплой, с едва заметной дрожью — возраст давал о себе знать. 

— Вы красивая, — сказал он вдруг. — Настоящая женщина. Не то, что эти худые куклы. 

Она покраснела. 

— Спасибо… 

— Хотите продолжить в более уютной обстановке? — спросил он, и в его голосе появились нотки, которых не было минуту назад. 

Виктория почувствовала, как между ног пробежало тепло. 

— Да, — прошептала она. 

Отель

Номер был небольшим, но чистым: широкая кровать, тяжелые шторы, приглушенный свет. Виктор щелкнул замком, и звук защелкивающейся двери заставил её вздрогнуть. 

— Раздевайтесь, — сказал он просто, как будто предлагал чай. 

Она замерла. 

— Я… не знаю… 

— Стесняетесь? — Он улыбнулся. — Напрасно. Я видел много женщин. И вы — одна из самых красивых. 

Его уверенность подействовала. Дрожащими пальцами она расстегнула пряжку на туфлях, потом — молнию на платье. Ткань соскользнула на пол. 

— И остальное, — мягко приказал он. 

Лифчик, трусики — всё оказалось на ковре. Она стояла перед ним, прикрывая живот руками, чувствуя, как дрожит. 

— Ложитесь. 

Она повиновалась. Прохладные простыни касались кожи, и от этого мурашки побежали по спине. 

Он раздевался медленно, и она видела его тело — морщинистое, с седыми волосами на груди. Но когда он лег рядом, его пальцы оказались удивительно нежными. 

— Расслабься, — прошептал он. 

И начал касаться. 

Прикосновения

Он не торопился. Его пальцы скользили по её коже, как будто изучая каждый сантиметр. Потом опустились ниже, между ног, и она задержала дыхание. 

— Ты вся дрожишь, — заметил он. 

— Я… не привыкла… 

— Никто не касался тебя так? 

Она покачала головой. 

— Тогда просто почувствуй. 

И она почувствовала. 

Его пальцы двигались умело, будто знали её тело лучше, чем она сама. Сначала медленно, потом быстрее. Внутри что-то зажглось, сжалось, стало горячим. 

— Вот так… — прошептал он. 

Она закрыла глаза. 

Но в тот момент, когда волна удовольствия уже готова была накрыть её, он остановился. 

— А теперь моя очередь, — сказал он, и его голос вдруг стал жестким. 

Она открыла глаза. 

Он лежал рядом, его член был вялым, сморщенным. 

— Помоги мне, — приказал он. 

И Виктория поняла, что этот вечер не принесёт ей того, чего она ждала. 

Но что-то внутри неё уже изменилось. 

Навсегда.


 Глава 6. Пробуждение: Первый шаг к себе

Виктория вышла из отеля, и холодный ветер резко ударил ей в лицо, словно пытаясь стряхнуть с нее остатки странного оцепенения. Она автоматически поправила платье, которое теперь казалось ей чужим, как и все, что произошло в последние два часа.

Такси

"Куда едем?" — водитель обернулся, оценивающе оглядев ее взлохмаченную прическу и чуть помятое платье.

"На... на площадь Ленина, пожалуйста," — голос звучал хрипло, будто она долго кричала, хотя на самом деле почти не произнесла ни слова в том номере.

Машина тронулась, и Виктория прижалась лбом к холодному стеклу. В голове беспорядочно мелькали обрывки воспоминаний:

- Его пальцы, неожиданно умелые, несмотря на возраст...
- Запах лекарств и одеколона, въевшийся в его кожу...
- Собственный стыд, смешанный с неожиданным возбуждением...
- И главное — момент, когда она вдруг поняла: это не то. Совсем не то.

Остановка у фонтана

"Здесь хорошо?" — спросил водитель.

Виктория кивнула, расплатилась и вышла на ту самую площадь, где всего несколько часов назад ждала встречи с "тем самым" мужчиной. Теперь фонтан был выключен, и бетонная чаша казалась огромной пустой раковиной.

Она села на край, достала телефон. Шесть пропущенных звонков от подруги Лены. Десяток сообщений от того... от Виктора. Она резко выключила телефон.

Монолог у зеркала

Дома Виктория сразу направилась в ванную. Скинула платье, которое пахло теперь чужим одеколоном, и встала под почти кипящий душ. Мыла кожу с каким-то остервенением, пока тело не стало красным от горячей воды.

Зеркало в ванной полностью запотело, но она все равно видела свое отражение — не сегодняшнее, а то, что было утром:

"Ты действительно думала, что какой-то старик с сайта знакомств сделает тебя счастливой?" — спросила она своему отражению. — "Ты лучше этого. Намного лучше."

Ночь прозрения

Она не спала. Лежала на спине, глядя в потолок, и вдруг осознала странную вещь — сегодняшний провал не раздавил ее. Напротив, он... освободил.

Впервые за долгие годы она сделала что-то для себя. Не для детей, не для мужа, не для общества — для себя. Да, получилось нелепо, почти пошло. Но она ПРОБОВАЛА.

Виктория вдруг засмеялась — тихо, затем громче. Смеялась над собой, над этим нелепым днем, над всей абсурдностью жизни. А потом заплакала — но это были не слезы отчаяния, а что-то другое... Очищающие.

Утро новой жизни

Когда первые лучи солнца упали на подушку, Виктория уже сидела за ноутбуком. Она открыла тот самый сайт знакомств, но вместо того, чтобы удалить профиль, как планировала вчера, отредактировала его:

"Ищу: не принца, не спасителя, а человека, с которым будет интересно. Мне 45, я ношу свои килограммы с достоинством. Люблю красное вино, старые фильмы и... пока учусь любить себя."

Она нажала "Сохранить", затем открыла новую вкладку — запрос "спортивные секции для женщин за 40". Потом — "курсы итальянского языка". Потом — "туры для одиночек".

Телефон зазвонил. Лена.

"Ну как, познакомились?" — подруга звучала возбужденно.

Виктория улыбнулась: "Да. Я познакомилась... с собой. И знаешь, мне эта женщина нравится."

Она положила трубку, подошла к окну. Город просыпался. И она — тоже. Впервые за долгие годы.





Когда Хайям приходит на Кубань


Эпиграф:

"В каждом из нас живёт инородное тело страсти — стоит лишь найти того, кто сумеет развязать узел"
(Омар Хайям) 


Глава 1: Искра на Анапском Песке

Жара в Анапе в середине июля висела густым, липким сиропом. Воздух дрожал над асфальтом, а море манило прохладной бирюзой, словно насмехаясь. Семён, тридцатипятилетний программист с глазами, выцветшими от мониторов, вырулил на набережную. «Таксист семейный» – вот его новая должность, по просьбе родителей. Привёз маму с папой к морю на встречу с кумой, тётей Ниной, прикатившей с севера. «Отдохнёшь заодно, Сеня!» – уговаривала мама. Отдых? Семён чувствовал себя скорее приложением к рулю.

Пока предки растворились в прохладе кафе, он машинально поплёлся к пляжу. Крики чаек, рёв прибоя, визги купальщиков – всё это было чужим белым шумом. Нашёл клочок свободного песка, достал из сумки книгу – подарок приятеля-бабника: «Искусство знакомства: от первого взгляда до…». Фуфло. Но щемящая пустота внутри подтолкнула открыть. «Начни с улыбки», «Будь уверен», «Найди общую тему». Проще квантовую механику освоить.

«Ладно, чёрт возьми, попробую», – буркнул он себе под нос. Девушка с книгой – холодное «Извините, я занята». Девчонки в купальниках – гогот в ответ на его «Тут не занято?». Другая, явно ждущая принца, – вежливый кивок и отворот. Час за часом, фейл за фейлом. Семён чувствовал себя клоуном в спектакле абсурда. Жар смущения душил сильнее солнца. Разочарование и досада гнали его в воду. Он уже развернулся, чтобы нырнуть в прохладу и забыться, когда его взгляд упал на нее.

***
Вот вам первый урок, искатели приключений: иногда самые яркие искры загораются не в момент триумфального поиска, а когда ты уже готов сдаться. Мир любит ироничные повороты. Расслабьтесь – ваша пляжная история может ждать вас, когда вы перестанете её искать с таким отчаянным усердием.
***

Она лежала на животе, подложив руки под подбородок, чуть поодаль. И смотрела. На него. Улыбалась. Не насмешливо, не из вежливости – тепло, заинтересованно, будто наблюдала за самым увлекательным сериалом, где главным героем был он, неуклюжий Семён. Солнечные зайчики плясали в её глазах цвета спелой черешни. Густые тёмные волосы, собранные в небрежный пучок, открывали изящную шею и белые, ещё не тронутые загаром плечи. Черты лица – мягкие, но с восточной чёткостью линий. И эта улыбка… Она была направлена прямо в него.

***
Наставление через мысли Семена): "Ну вот, тело опережает разум на три круга по стадиону", – мелькнуло у Семена. – "Мужики, запомните: неконтролируемый пушечный залп в плавках – это не позор, это комплимент Вселенной за её прекрасное творение. Главное – не бежать, как ошпаренный таракан. Держите удар!"
***

И случилось нечто мгновенное и абсолютно неконтролируемое. Волна жара, в тысячу раз мощнее солнечного, хлынула ему в пах. Кровь ударила в виски, а внизу плотные плавки вдруг превратились в тесную тюрьму для резкой, мощной эрекции. «Нет-нет-нет!» – паника обожгла щёки алым пламенем. Он дёрнулся, как пойманный на горячем школяр, и почти побежал к воде, стараясь прикрыть смущение и этот непроизвольный бунт тела. Море встретило холодным объятием, но утихомирить внутренний пожар было нереально.

Он плавал, нырял, пытаясь собрать рассыпавшиеся мысли: книга, её улыбка, этот дикий, животный отклик организма. Вынырнув, увидел – она всё ещё смотрит. Улыбка стала чуть загадочнее. Семён сделал глубокий вдох. «Начни с улыбки», – всплыло из глубин памяти. Что терять? С мокрыми волосами, каплями, стекающими по торсу, он пошёл к ней, стараясь идти максимально «естественно», хотя сердце колотилось, как отбойный молоток.

***
Наставление через мысли Семена): "Бабник-приятель хоть и мудак, но кое-что смыслит", – подумал Семен, делая шаг. – "Урок номер два: банальная улыбка – это не клише, это универсальный ключ. Ломайте лед, мужики! Худшее, что может случиться – вам вежливо покажут на дверь. Но лучшее... о, лучшее может изменить всё."
***

– Место свободно? – выдавил он, кивнув на песок рядом с её полотенцем. Голос сел на хрипоту.
– Ага, – ответила она. Голос низкий, бархатный, с лёгким, манящим акцентом. Глаза скользнули к книге, торчащей из его сумки. – Остываете после… литературных подвигов? – В уголках губ заплясали весёлые чертики.

Семён смущённо фыркнул, опускаясь на песок. Расстояние между ними было кокетливым. Он чувствовал исходящее от неё тепло.
– Скорее, после практического провала. Эта штука… – он махнул рукой в сторону книги, – оказалась фикцией.
– Может, дело не в гиде, а в отсутствии искренности? – Она повернулась к нему на бок, подперев голову рукой. Солнце золотило её кожу, подчёркивая скулы и мягкую линию губ. – Я Джамиля.

– Семён. – Просто имя. Но произнесённое здесь, под шум волн, оно вдруг обрело вес и смысл.
Разговор потек сам, легко и непринуждённо, как вода вокруг ног. Он узнал, что она прилетела из Омска сегодня утром, казашка по отцу, работает бухгалтером, планирует отдохнуть пару недель. Она расспрашивала о нём, о работе, о том, как он оказался в Анапе. Семён ловил себя на том, что смотрит не в глаза, а на её губы, на изгиб шеи, на нежную линию спины, уходящую под бикини. Тело снова откликалось глухим, сладостным гулом. «Спокойно, старик. Не позорься опять».

Постепенно он заметил, что Джамиля стала двигаться чуть скованнее, а кожа на её плечах и спине приобрела ярко-розовый, болезненный оттенок.
– Эй, вы… кажется, обгорели, – тревога прорезала его голос. – Сильно?
Она поморщилась, осторожно дотронувшись до плеча.
– Да уж… Переоценила южное гостеприимство солнца.

– У меня есть крем, – он автоматически полез в сумку, доставая тюбик пантенола. – Разрешите? – Предложил он, чувствуя, как уши снова горят. Но вид её обожжённой кожи перевешивал смущение.

Джамиля секунду смотрела на него своими тёмными, непостижимыми глазами, а затем кивнула, медленно переворачиваясь на живот. Длинная линия спины, узкая талия, изгибы под бикини…

– Буду бесконечно признательна.

Сердце Семёна замерло, а потом забилось с бешеной силой. Он выдавил на ладонь прохладную белую массу. Первое прикосновение к её коже между лопатками – как удар током. Она вздрогнула – от крема? От его пальцев? Кожа под ними была горячей, шелковистой, обожжённой. Он начал втирать крем осторожно, плавно, от линии позвоночника к плечам, затем вниз, к пояснице. Каждое движение – медитация. Каждое прикосновение – открытие. Он чувствовал под пальцами напряжение её мышц, слышал её тихий, едва уловимый вздох, когда он массировал особенно покрасневшие места у основания шеи. Запах крема смешивался с её ароматом – тёплым, чуть сладковатым, с нотками солнца и моря. Его пальцы скользили по лопаткам, вдоль ребер, ощущая каждый изгиб. Он смазывал каждую розовую полоску, каждую линию, где ткань купальника оставила след. Его движения становились увереннее, смелее, но не теряли нежности. Мир сузился до ладоней, скользящих по её горячей спине, до её дыхания, до гула в его собственной крови. Эрекция вернулась, сильная и неминуемая, но теперь она была частью этого нарастающего напряжения, этого немого диалога тел под шум прибоя. «Блин, какая же она…»

Он добрался до поясницы, до верхнего края её бикини. Кожа здесь была особенно нежной, как персик. Его большой палец невольно задержался, совершая маленький, едва заметный круг чуть выше линии ткани. Джамиля глубоко вздохнула, её спина выгнулась под его руками едва уловимо. Воздух между ними наэлектризовался до предела. Он видел, как мурашки побежали по её бокам. Его губы пересохли, дыхание спёрло. Он хотел наклониться, прикоснуться губами к этой полоске кожи между лопатками, вдохнуть её запах глубже…

В этот момент настойчиво зазвонил его телефон. Звонок был как ушат ледяной воды. Семён вздрогнул, отдернув руки, как от огня. Джамиля быстро перевернулась на бок, её глаза были широко открыты, губы слегка приоткрыты. На щеках горел румянец – от ожога? Или от чего-то иного?

– Сеня? Мы уже, кума прощается. Через пять минут у машины, – прозвучал голос отца.
– Да, пап… сейчас, – Семён ответил глухо, глотая ком в горле. Он смотрел на Джамилю, чувствуя, как рушится хрупкий мир, только что созданный их прикосновениями. – Мне… Очень жаль. Родители зовут…

Понимание мелькнуло в её глазах, сменив миг замешательства. Но там была и тень того же разочарования, что клубилось в нём.
– Конечно, – она приподнялась, поправляя лямку купальника. Голос чуть дрогнул. – Спасибо… за спасение. И за компанию.

Они сидели рядом, разделённые внезапно возникшей пропастью необходимости уйти. Шум моря казался оглушительным. Семён не мог просто уйти. Не после этого.

– Джамиля… – он начал, ища слова, чувствуя себя идиотом. – Я… Я мог бы приехать. В следующий раз. Когда буду свободен. В пятницу. Здесь. – Он ткнул пальцем в песок между ними.

Она смотрела на него, и в её взгляде снова появилась та самая первая, тёплая, заинтересованная искра. Уголки губ дрогнули в намеке на улыбку.
– Пятница? – Она сделала вид, что раздумывает, но глаза светились. – Да, Семён. Пятница. Буду здесь. На этом самом пятачке. После обеда.

Он хотел сказать что-то красивое, значимое, но слова застряли. Он только кивнул, его взгляд скользнул по её лицу, по обожжённым плечам, задерживаясь на губах. Потом встал, чувствуя, как каждое движение даётся с трудом. «Не оглядывайся, не оглядывайся…»

***
Наставление через повествование): Мораль сего действа: уходя – уходи. Но пообещав вернуться – обязательно вернись. Девушки ценят не только харизму, но и надежность. Пятница – священный день для пляжных рандеву. Запишите в календарь.
***

– До пятницы, Джамиля.

– До пятницы, Семён.

Он шёл по пляжу, не оглядываясь, но кожей чувствовал её взгляд на своей спине. Запах крема и её кожи всё ещё был на его пальцах. В ушах звенело, а внизу всё ещё было тесно. В голове не было ни книги, ни провалов. Было только море, песок, жгучее солнце и обещание пятницы. Обещание, от которого кровь бежала быстрее, а мысли путались в предвкушении приключения, внезапно ворвавшегося в его упорядоченную жизнь. Чувственный след её кожи под его пальцами горел, как солнце, оставившее ожог не только на её спине, но и в его душе. Любовь? Слишком рано. Но искра? Искра была. Яркая, жгучая, полная нераскрытого эротизма и тайны. А впереди была пятница.


Глава 2: Искушение Жарой

Часы, минуты, секунды – с момента отъезда из Анапы превратились для Семёна в адскую пытку. Время текло как густой, перегретый сироп, каждое мгновение до пятницы растягиваясь в вечность. Городская жара лишь подливала масла в огонь. Воздух в квартире – спёртый, тяжёлый. Мысли уплывали к бирюзовому морю, золотому песку и глазам цвета спелой черешни.

Как только в понедельник Семён переступил порог офиса – душного, пропахшего пылью и отчаянием – он направился прямиком к кабинету Ольги Петровны. Начальница, женщина с вечно поджатыми губами и взглядом сканера штрих-кода, подняла брови.

– Заявление на отпуск, Ольга Петровна, – Семён положил на стол листок. – С понедельника. На две недели.
Она медленно прочла, покачивая головой, будто видела глупый мем.
– Семён, ну что ты? График! Твой отпуск в октябре. Сейчас пик, проекты горят! Нельзя.

Внутри Семёна что-то щёлкнуло. Весь этот офис, его жизнь за монитором, бесконечные баги, претензии клиентов – всё это вдруг показалось мелким, нелепым, фальшивым на фоне обещания, данного на песке. Обещания, которое жгло его изнутри сильнее сорокаградусной жары.

– Понятно, – его голос прозвучал удивительно спокойно. Он достал из папки другой листок. – Тогда вот. Заявление на увольнение. По собственному. Считайте это ультиматумом: отпуск сейчас или моё немедленное исчезновение.

Ольга Петровна откинулась на спинку кресла, изучая его. Видела решимость, граничащую с помешательством, в его глазах. Понимала – не блефует. Вздох был долгим и тяжёлым.
– А если… если отпустим, – начала она осторожно, – дела, которые на тебе… Они не рухнут за две недели? Клиенты не взвоют?

Семён почувствовал слабую надежду. Он знал состояние дел.
– Не рухнут, – ответил он твёрдо. – Сейчас у половины отдела отпуска, поставщики в летней спячке, клиенты в отпусках. А срочные вопросы… – он махнул рукой, – бухгалтерия может нанять фрилансера на пару недель. Дежурного «айтишника». Делов-то.

Начальница ещё минуту смотрела на него, затем нехотя взяла ручку и подписала отпускное заявление.
– Ладно. Но отпуск – только со следующего понедельника. А до пятницы – вся текучка должна быть улажена. Идеально. Ни одной претензии. Ясно?

– Ясно, – кивнул Семён, чувствуя, как камень с души свалился, сменившись новой тяжестью – грузом предстоящей каторги. Не столько из-за работы, сколько из-за невыносимого ожидания. Каждый день до пятницы – вечность. Жара давила, смешивая тревогу с изнеможением. Его терзали сомнения: дождётся ли? Неужели нить, такая тонкая, выдержит неделю? Кто он такой, чтобы такая женщина ждала его на пляже? Мысли о том, что она могла встретить кого-то другого, что она просто вежливо согласилась, грызли его по ночам. «Дурак, наивный дурак…»Но он гнал их. Верил в искру, в тот ток между ними. Должен верить. Работал на износ, в липком мареве, но мысли были на берегу моря.

И вот он настал. Час Х. Пятница. Семён закончил последний отчёт, передал ключи коллеге, ответил на финальные вопросы. Пятница была коротким днём, и ровно в 15:00 он вылетел из офиса, как пробка. Дорога в Анапу, обычно занимавшая полтора часа, сегодня казалась бесконечной. Асфальт плавился, воздух колыхался от зноя. Семён ехал, словно в тумане. Сознательно вытеснял негатив. «Если она не придет… ну и что? В такую жару – лучше на море, чем в духоте». Слабая уловка. Сердце колотилось, ладони потели на руле. Каждый километр усиливал страх разочарования.

Через час сорок он сворачивал к набережной. Сердце готово было выскочить. Припарковался, почти бегом – к тому самому пятачку. Глаза сканировали пляж…

Её не было.

Солнце померкло. Пляж превратился в выжженное поле. Море стало грязной лужей. Воздух перестал поступать в лёгкие. Острая, жгучая тоска сжала горло. «Глупец! Идиот! Наивный ребёнок!»

Он машинально рухнул на песок, который теперь казался раскалёнными углями. Тупо уставился в море. Весь мир сжался до точки боли под ложечкой. Жгучее уныние окутало его. «Зачем я здесь?» Идти в воду? Бессмысленно. Там тоже нет Джамили.

И в этот миг абсолютной пустоты над ним нависла тень.

Невероятно прекрасный, низкий, мелодичный голос, знакомый до дрожи, прозвучал прямо над ним, как спасительный бриз:
– Прости, милый, задержалась… Солнце-то какое! Жарища – страшно выходить!

Семён резко поднял голову. Мир взорвался красками.

Это была она. Джамиля.

Она стояла над ним, заслоняя солнце, в лёгком сарафане цвета морской волны поверх купальника. Тёмные волосы распущены, обрамляли лицо, на котором играла смущённая, виноватая улыбка. Щёки горели румянцем. Её тёмные глаза смотрели на него с теплотой и тем самым интересом. Запах солнца, лёгких духов и её кожи ударил в ноздри.

В одно мгновение пляж ожил: море засверкало, песок стал золотым, крики чаек наполнились смыслом. Солнце снова стало теплым. Чудо. Она пришла.

– Джамиля… – Семён вскочил, с трудом находя слова. Тоска испарилась, сменившись приливом радости, от которого ноги подкосились. – Я… я уж подумал…
– Что я слиняла? – она закончила за него, шагнув ближе. Улыбка стала лукавой. – Зря. Я сказала – буду ждать. И ждала. Просто солнце сегодня – тиран. Пережидала пик в тени кафе. – Она протянула руку. Он, не раздумывая, взял. Её пальцы были прохладными, но прикосновение обожгло. – Очень расстроился? – в глазах читалось искреннее любопытство и сожаление.

***
Наставление через мысли Семена): "Вот оно! – ликовал внутри Семен. – Правило третье: если женщина сказала, что будет ждать – она будет ждать. Не надо накручивать себя черными сценариями. Доверяй, но... все равно приезжай пораньше. На всякий пожарный."
***

Семён покачал головой, не в силах оторвать от неё взгляд. Сомнения, мучительная неделя, гнет работы – всё растворилось.
– Уже нет, – честно ответил он. – Теперь – совсем нет. Ты здесь. Это главное.

Они стояли, смотря друг на друга, забыв о жаре, о пляже, обо всём. Воздух между ними снова наэлектризовался, как тогда, когда его пальцы скользили по её спине. Напряжение той незавершённой близости вернулось с удвоенной силой. Семён чувствовал, как кровь приливает к вискам. Её взгляд скользнул по его лицу, остановившись на губах, и в нём мелькнул тот же огонёк желания.

– Жара и правда тиран, – тихо сказала Джамиля, не отпуская его руку. – Может… Свалим отсюда? Найдём местечко, где можно… остыть? По-настоящему?

Её слова, с лёгкой хрипотцой, прозвучали как самое сладкое искушение. Семён понял. Это было не просто предложение уйти в тень. Это был намёк. Приглашение туда, где жара станет лишь фоном для другого огня. Продолжить то, что началось на песке.

– Да, – ответил он хрипло, сжимая её руку. – Давай свалим. Я знаю одно местечко… Тихое. С видом на море. И с кондиционером.

***
Наставление через повествование): Читатель, запомни этот момент! Когда женщина сама предлагает "свалить" в уединенное место с намёком на "настоящее остывание" – это зеленый свет высшей пробы. Ваша задача – не буксовать на старте. Иметь "тихое местечко" – это не роскошь, это обязательный пункт программы для настоящего мужчины. Будь готов!
***

Улыбка Джамили расцвела, тёплая и обещающая. Мир заискрился предвкушением. Предвкушением прохлады, интимности и той чувственной бури, что они оба жаждали. Они пошли по песку, рука об руку, оставляя позади разочарование и устремляясь навстречу неизведанной, пьянящей прохладе страсти. Час Х наступил.


Глава 3: Дорога в Тишину и Тень Чумы

Прохлада кафе была бальзамом после уличного пекла. Они сидели в углу, где полумрак и тихая музыка создавали интимный кокон. Кофе остывал нетронутый. Семён и Джамиля навёрстывали упущенную неделю – он рассказывал о каторге в офисе, о своём бунте, о том, как каждая минута тянулась вечностью. Джамиля слушала, её тёмные глаза то смеялись, то становились серьёзными. Говорила о первых днях в Анапе, о коварном солнце, о прогулках.

И вот тогда её лицо омрачилось. Голос стал тише, с металлической ноткой.

– Семён, я… попала в переплёт, – призналась она, отводя взгляд. – В том доме, где снимала комнату… проблемы. С хозяйкиным сыном. Артур. Неприятный тип. Назойливый, злой. Вчера он… перешёл все границы. Я не чувствую себя там безопасно. Мне надо съехать. Срочно.

***
Наставление через мысли Семена ". Тревога колоколом ударила в груди, – фиксировал Семен. – Урок четвертый, самый важный: если твоя женщина (или та, что скоро ею станет) говорит "мне страшно" – это не повод для вопросов, это сигнал к немедленному действию. Безопасность – прежде всего. Вопросы задашь потом, когда она будет в тепле и под защитой."
***

Тревога сжала его сердце.
– Что случилось? Что он сделал? – спросил он резко, защитный инстинкт сработал мгновенно.

Джамиля покачала головой, словно отгоняя мерзость.
– Не сейчас, Семён, ладно? Долгая и грязная история. Суть – я не могу там оставаться. Мои вещи там, но я боюсь возвращаться одна.

Семён посмотрел на неё – на её решимость, смешанную с уязвимостью. Рационализм программиста выдал решение.
– У меня есть вариант, – сказал он твёрдо. – Мои родители в станице, недалеко. Мой маленький дом. Родни много, но свои. Там ты будешь под крылом. Там плавни, степь… Настоящая Кубань. Если тебе интересно не только море, но и люди, обычаи…

***
Наставление через мысли Семена: "Сработало! – с облегчением подумал он. – Правило пятое: предложи не только защиту, но и приключение. Девушка, бегущая от кошмара, хочет не просто убежища, а смены декораций, новых впечатлений. Покажи ей мир за пределами её страха. Станица, плавни, Кубань... Звучит куда интереснее, чем 'спрячемся у меня в чулане'."
***

Он увидел, как её глаза загорелись искренним интересом. Страх отступил перед любопытством.
– Познание людей, обычаев – это то, ради чего я и приехала! – воскликнула она, улыбка вернулась. – Станица? Настоящая Кубань! Да, Семён! С удовольствием. Спасибо!

Его поразила её разумность, отсутствие капризов. Как легко они находили общий язык. Решение принято. Надо было ехать за её вещами. Сейчас же.

*****

Хостел на окраине Анапы. Тихая улица, придавленная зноем. Тишина казалась обманчивой.

– Я быстро! – сказала Джамиля, выскакивая из машины. – Пять минут!
Семён остался ждать, двигатель работал, кондиционер боролся с жарой. Он настороженно осматривал улицу. Только стрекот цикад.

И вдруг, словно из воздуха, к водительской двери подошёл парень. Смуглый, крепкий, в яркой футболке. Чёрные глаза смотрели с явной враждебностью. Небрежно постучал костяшками по стеклу.

Семён приоткрыл окно.
– Чё надо? – спросил он спокойно, внешне невозмутимо, хотя нутро напряглось.

– Ты чего, нашу телку снял? – бросил парень, армянский акцент. Взгляд – вызов.
Семён почувствовал холодок по спине. «Началось».
– На ней не написано, что она ваша, – парировал он ровно, глядя в глаза.

Ответом был поток мата. – Ах ты, сука! Ты знаешь, кто я? Ты знаешь Чуму? Он всех тут нахуй держит! Это его телка! Никто её без его разрешения не трахнет! Понял, пидор? Быстро сваливай, пока цел! Чума разберётся!

Семён перестал реагировать. Смотрел вперёд, сквозь лобовое стекло, игнорируя брызги слюны. Внутри – ярость и холодная концентрация. «Чума». Серьёзно.

В этот момент дверь хостела распахнулась. Джамиля вышла, таща две сумки. Увидев армянина, она резко остановилась, лицо побелело. Армянин бросился к ней, перекрывая путь, что-то орал на своём языке, жестикулируя агрессивно.

Семён действовал молниеносно. Вышел из машины, не спеша, но целеустремлённо. Подошёл к Джамиле, спокойно взял обе сумки из её дрожащих рук. Своим телом и сумками он оттеснил армянина, как ненужную ветку, проходя мимо к машине. Полное, презрительное игнорирование ошеломило того.

***
Наставление через мысли Семена): "Ха! – мысленно усмехнулся Семен, действуя. – Шестой урок: иногда самое мощное оружие – это презрительное игнорирование. Не вступай в перепалку с шестеркой. Просто сделай то, что нужно, демонстративно не замечая идиота. Это выбивает почву из-под ног и экономит кучу нервов. Сохраняй хладнокровие, особенно когда внутри кипит ярость."
***

– Садись, – тихо, но твёрдо сказал Семён Джамиле, открывая дверь. Она молча юркнула внутрь, глаза огромные от страха.

Армянин опомнился. – Ах ты, ****ь! – заорал он, выдёргивая телефон. – Стоять! Щас Чуме позвоню! Не уедешь ты, сука!

Семён сел за руль, хлопнул дверью. Армянин стоял перед капотом, набирая номер, лицо искажено злобой.

Семён не стал ждать. Резко включил заднюю, газунул. Машина рванула назад. Армянин отпрыгнул с проклятием. Семён тут же вперёд, вывернул руль, газ в пол. Шины взвизгнули. Машина рванула, оставляя облако пыли и разъярённого армянина с телефоном.

Семён молча вёл машину, резко маневрируя по улочкам, выезжая на трассу из города. В зеркале – пока никого. Но чувство опасности не покидало. «Чума». Тяжёлая тень.

И тут он услышал... смех. Лёгкий, нервный, но смех. Взглянул на Джамилю. Она сидела, прижавшись к креслу, но на губах – странная, почти весёлая улыбка, в глазах – восхищение.

– Ты... ты его просто сдул! – выдохнула она. – Сумками! И этот рывок... Боже, Семён, ты гонщик от Бога!

Её реакция была неожиданной. Страх уступил место адреналину и восторгу от его действий. Семён позволил себе короткую улыбку. Они вырвались из города, степь потянулась за окнами.

– Кто такой Чума, Джамиля? – спросил он наконец, голос спокоен, но с металлом. – Я могу узнать?

***
Наставление через повествование: И вот тут, читатель, ключевой момент: когда она начинает говорить о настоящей опасности, после того как ты её вывез из беды – слушай. Внимательно. Без осуждения, без паники. Это не просто информация. Это акт глубочайшего доверия. Цени его. Твоя реакция сейчас определит, станешь ли ты для неё защитником или просто временным таксистом.
***

Её улыбка исчезла. "Я... не хотела, но теперь..." – тихо начала она. – "Когда снимала комнату, не знала... Дом, хозяйка... Её сын Артур... Они под крышей Чумы. Он контролирует хостелы на окраинах, сдаёт комнаты девушкам... а потом..." Она сглотнула. "Артур приставал сразу. Я отшивала. Вчера... вломился, когда хозяйки не было. Сказал, что я должна 'отработать' комнату. Что все так делают. Что Чума не любит строптивых..." Голос дрогнул. "Я вырвалась, заперлась в ванной... Он орал, бил в дверь... Потом ушёл, но сказал, что вернётся с 'братвой'. Я поняла – надо бежать. Сегодня утром. Но боялась, что он караулит."

Семён слушал, сжимая руль. Ярость поднималась в нём. "В полицию?"
"Боялась," – просто ответила Джамиля. – "Они свои. А я чужая. Думала – тихо уеду... Но Артур дежурил."

"Чума. Настоящее имя?"
"Не знаю. Все его так зовут. Говорят, серьёзный. Люди, связи." Она посмотрела с тревогой. "Семён, я не хотела втягивать тебя..."

Он посмотрел на неё. Страх смешивался с доверием. "Ты ни в чём не виновата," – сказал он твёрдо. – "И не втянула. Я сам предложил. Теперь ты под моей защитой.

Он увеличил скорость. Станица была недалеко. Там – безопасность. Но тень "Чумы" была реальной и опасной. Приключение обрело новый, опасный оборот. Чувственное влечение теперь было отягощено грузом ответственности и тенью врага.


Глава 4: Тени Прошлого и Жар Настоящего.

Дорога в станицу вилась меж золотых полей, как лента надежды. Тишину нарушила Джамиля, ее голос, обычно бархатный, звучал приглушенно, как струна, вот-вот готовая лопнуть.

– Ты спросил о той "неприятной истории"... – начала она, уставившись в пыльное стекло, будто в нем застыли кадры кошмара. – Это было... после нашего знакомства на пляже. Вечером. Я была на подъёме. От тебя. От моря. От этой... искры, которая щекотала низ живота. Чувствовала себя красивой, желанной. Наивная дура.

Пауза. Семён почувствовал, как стальные тиски сжали его сердце. Предчувствие беды.
– Пошла в ресторанчик на набережной. Уютный, с гирляндами. Романтика, блин. Заказала ужин, вино. Хотела продлить это... состояние. И ко мне подсел... Он. – Горечь прокралась в ее тон. – С виду – ничего. Даже симпатичный. Уверенный, как кот, знающий, что миска полна. Представился – "Самвел". Сразу купил бутылку дорогого красного. Говорил легко, шутил похабно, но так, что поначалу даже смешно. – Она нервно сглотнула. – Я расслабилась. Вино, атмосфера... Глупость! Рассказала, что снимаю комнатку на окраине. Фатальная ошибка.

– Услышав про "комнатку", он поморщился, как от дурного запаха. "Что за дыра?" – фыркнул он. – "Зачем тебе это? Я сниму тебе люкс с видом на море. Пентхаус. Будешь как королева".

Я отказалась, конечно. Вежливо. Мол, мне и так норм. – Джамиля сжала кулаки. – Но он настаивал. Нагло. Говорил: "Ну ладно, пойдем просто потрахаемся. Разрядимся. Если понравишься – номер твой. Гарантия". – Она содрогнулась, вспоминая. – Я попыталась отшутиться, отмахнуться. Сказала... что у меня месячные. Типа, не время. Предложила встретиться позже, когда... все закончится. Мол, на Востоке не спешат, ценят томное ожидание... – Она горько усмехнулась. – Наивная попытка выиграть время и сбежать.

– Он удивился, – продолжила Джамиля, голос дрожал. – Видимо, не привык к отказам. Лицо изменилось. Стало жёстким, злым. "Тогда потом отработаешь два в одной", – прошипел он, и в его глазах было что-то... липкое, мерзкое. Потом... его рука... под столом... Залезла под юбку. Грубо. Быстро. Я опомниться не успела! – Она зажмурилась. – И палец... туда. С нажимом. Нагло. Прямо сквозь ткань трусиков! Меня передёрнуло от омерзения! Как от удара током! Внизу все сжалось от страха и гадливости...

Она замолчала, тяжело дыша, как будто снова переживая этот момент. Напряжение в салоне стало густым, как смог. Семён представил сцену – её испуг, унижение, эту грязную лапу, вонзающуюся в интимность... Его рука так сжала руль, что кости затрещали. "Сдохни, тварь..."

– Я вырвалась, – выдохнула Джамиля, открыв глаза. В них стояли слезы гнева и стыда. – Просто встала и выбежала. Он орал мне вдогонку что-то матом... про то, что я пожалею... Теперь понимаешь? Потому я и не "продолжала" гулять вечером. Пряталась. А потом этот Артур... – она махнула рукой, словно смахивая паука. – Кошмар на кошмаре.

Она повернулась к Семёну. В глазах – усталость, горечь и... облегчение от исповеди. И что-то еще.
– А ты... – голос ее смягчился, стал теплым, как вечернее солнце. – Ты не такой. Ты... хитрый лис. Умелый. – На губах дрогнула слабая улыбка. – Ты не лезешь, как слон в посудную лавку. Ты делаешь так... что девушка сама хочет раздвинуть ноги. Ты влюбляешь... не приказывая. – Улыбка стала шире, лукавой. – Ты – сладкая, томная противоположность всей этой... липкой, вонючей грязи.

Её слова, полные доверия и нежности, обожгли Семёна сильнее любого вина. Она видела его. Ценила его подход. Это признание было дороже всех люксов мира. В нем была победа.

***
(Наставление для читателя через Семена):
Вот вам, друзья, урок: спешка хороша при ловле блох, а не женщин. Искусство соблазна – это не штурм крепости, а осада с изяществом. Насылайте "голод" – пусть сама попросит "еды".
***

И тут ее рука легла ему на колено. Нежно, но уверенно. Пальцы не просто коснулись – впились в мышцу, чуть сжали. Электрический разряд пронзил Семена. Взгляд Джамили стал томным, глубоким, как бездонный колодец, в котором плескались искорки чистого, неудержимого огня. Голос опустился на шепот, низкий, манящий, пропитанный медом и обещанием:

– А хочешь... мы здесь сейчас остановимся? – Она кивнула в сторону густой лесополосы, зеленеющей у дороги, как оазис запретных удовольствий. – Вон в тех кустах... такие сочные, густые... Прямо как в моих фантазиях. – Она прикусила нижнюю губу. – Побыть вдвоём? По-настоящему? Без этих... уродов, без прошлого... Только ты, я, эта бескрайняя степь... и то, что пульсирует между моих ног? Хочу, чтобы твои руки снова жгли меня... но уже везде. Чтобы стерли их грязь своим огнем... Сейчас.

Это не была шутка. В ее глазах, в каждом слове, в дрожи руки на его колене горело настоящее, дикое, неудержимое желание. Забыться. Стереть память о мерзких лапах жаром чистого, взаимного влечения. Желание, взвинченное до предела адреналином побега, опасностью и той самой искрой, что разгорелась на пляже.

Руль в руках Семена дёрнулся, машина вильнула к обочине. Его нога рефлекторно потянулась к тормозу. Кровь ударила в виски, а потом мощной, горячей волной хлынула вниз, наполняя и сжимая. Ее прикосновение, этот шепот, само *предложение* – невероятный, пьянящий соблазн. Лесополоса манила тенью и уединением. Он ясно представил: солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листву, играют на ее обнаженной коже... Ее стоны, смешанные с шелестом травы... Ее губы...

***
(Наставление/Мысль Семена):
Вот оно, мужики, испытание! Адреналин, красавица, готовая на все здесь и сейчас... Но настоящий стратег знает: лучший секс – когда ничто не отвлекает. Когда не надо прислушиваться к шорохам в кустах (мало ли Чума с Артуром следят?) и торопиться, боясь патруля. Нет. Надо место, где можно развернуться по-полной. Где никто не помешает исследовать каждую складочку, каждую родинку...
***

Но в сознании – ледяной душ реальности. Родня. День рождения невестки. Родители ждут. Остановиться сейчас – поддаться зову плоти, но подставить себя под удар. "Нельзя. Чертовски нельзя".

С огромным усилием воли, будто отрывая примагниченную ногу, он выровнял руль, убрав ногу с тормоза, плавно добавил газу. Машина послушно вышла на траекторию.
– Нет, Джамиля, – голос его был хриплым, как после долгого молчания, каждое слово давалось с усилием. Он не смотрел на нее, боясь, что один взгляд на ее губы сломает всю решимость. – В таком... раскладе мы точно опоздаем. А на день рождения жены брата опоздать – смертный грех в наших краях. Это... святое. – Попытка шутить вышла напряженной, но он вложил в голос всю теплоту, на какую был способен. – Наше время придет. Обещаю. И оно будет... эпичным. Без кустов.

В её глазах – мгновенная вспышка разочарования, почти боли. Но она была умна. Очень умна. Поняла не только слова, но и усилие, и скрытое в них обещание. Разочарование сменилось тёплой, понимающей, но все еще горящей улыбкой. Её рука не убралась. Напротив, прикосновение стало ласковым, поглаживающим, но не менее будоражащим. Пальцы слегка поцарапали ткань его брюк.
– Правильно... – протянула она, кивая. Лукавый огонёк в глазах не погас, а лишь притаился. – Ты прав, Семён. "Сыр должен созреть". – Она повторила их шутку, но в голосе был новый, глубокий смысл. – И на день рождения опоздать нельзя. Особенно если "святое". – Она томно потянулась. – Но учти... Ожидание только разжигает аппетит. И мой... аппетит сейчас – ого-го какой.

Она откинулась на спинку, закрыв глаза, но ее рука оставалась на его колене – лёгкий, постоянный, электризующий маяк, напоминающий о том, что должно случиться. О том, что напряжение достигло критической массы, и разрядка будет мощной, сладкой и неизбежной. Просто не здесь и не сейчас. Аппетит, и правда, был разожжен – и у нее, и у него. Пятница несла их не только к новому берегу семьи и традиций, но и к берегу страсти, которая теперь терпеливо, но властно ждала своего звездного часа, суля взрыв, ради которого стоило немного подождать.Отлично! Добавляем главу с дорожным приключением, сохраняя наш фирменный микс напряжения, юмора, вульгарных ноток и наставлений. Вот так это могло бы быть:


Глава 5: Дорожная Провокация и Цена Красоты

Степь за окном плыла золотым маревом. Адреналин от побега и жгучее обещание, витавшее в салоне, создавали свою собственную атмосферу – томную, электризующую. Рука Джамили все еще лежала на колене Семена, ее пальцы время от времени рисовали невидимые узоры, от которых по спине бежали мурашки. Он уже мысленно прокладывал кратчайший маршрут к дому, минуя лишние повороты, предвкушая момент, когда они останутся наконец одни...

***
Наставление (мысль Семена):  Вот она, главная мужская ошибка – торопиться к заветной цели, теряя бдительность. Особенно когда рядом сидит причина всей этой торопливости, от которой кровь стучит в висках, а не в мозгу. Помните, мужики: дорога – она как строптивая баба. Расслабился – получил по полной.
***

И дорога тут же преподнесла сюрприз.

За поворотом, на абсолютно пустынном, ровном как стол участке трассы, стоял знак. Одинокий и нелепый. Знак "СТОП". Белый, с красной окантовкой, явно видавший виды. Перед ним – ни перекрестка, ни примыкающей дороги, ни малейшего намека на опасность. Только бескрайняя степь да раскаленный асфальт.

– Чего это? – удивилась Джамиля, убрав руку с колена. – Тут же ничего нет.

Семен хмыкнул, снижая скорость по привычке, но не до полной остановки. Кто тут вообще будет останавливаться? Абсурд!
– Дорожники баловались, наверное. Знак забыли убрать. Или хулиганы. – Он лишь чуть притормозил, убедился в абсолютной пустоте вокруг и плавно тронулся дальше.

Не успели они проехать и ста метров, как в зеркале заднего вида, из-за одинокого куста, словно тараканы из щели, выскочила патрульная "Лада" с мигалкой. Сирена коротко взвыла, приказывая остановиться.

– Блин, – выдохнул Семен, чувствуя, как предвкушение вечера начинает покрываться легкой паутиной раздражения. – Нашлись ценители правил дорожного движения посреди кукурузного царства.

Он остановился, включил "аварийку". К машине уже шел инспектор. Вид – классика жанра. Пузо, туго перетянутое ремнем, нависало над брюками, как перезрелый арбуз. Лицо потное, небритое, с выражением скучающей важности. За ним, чуть поодаль, ковылял напарник, молодой и тощий, с хищным блеском в глазах.

– Права, страховка, – буркнул "арбуз", не глядя в глаза, суя руку в открытое окно. Голос сиплый, будто перекатал вчера на баяне всю ночь.

Семен молча подал документы. Инспектор долго, с преувеличенной важностью их изучал, потом медленно поднял глаза, и взгляд его скользнул мимо Семена, прямо на Джамилю. Задержался. Просканировал с ног до головы. В его маленьких, заплывших глазах мелькнул тот самый неприятный, липкий огонек, который Семен уже видел у Самвела и Артура. Напарник тоже прильнул к окну, ухмыляясь.

– А документик у пассажирки? – спросил "арбуз", явно тяня время и наслаждаясь видом.

Джамиля молча достала паспорт, лицо стало каменным. Семен почувствовал, как внутри закипает. "Сволочи. Видят, что девушка. Видят, что я тороплюсь. Играют."

– Нарушение, гражданин водитель, – торжественно изрек инспектор, наконец оторвав взгляд от Джамили и тыча пальцем в сторону злополучного знака. – Знак "СТОП" – движение без остановки запрещено! Вы не остановились. Полное игнорирование ПДД. Это, знаете ли, серьезно. Очень серьезно. – Он сделал паузу для пущего эффекта. – Может до лишения прав дойти. За такое.

– Да там же ничего нет! – не выдержал Семен. – Знак явно забытый! Ни перекрестка, ни дороги! Это же провокация!

– Знак установлен? Установлен! – парировал напарник, подходя ближе. Голос у него был визгливый, как у нетрезвого подростка. – Ваше дело – выполнять, а не рассуждать! Правила для всех одинаковы! Или вы думаете, вы тут самый умный?

"Арбуз" кивнул, довольный: – Точно. Нарушение налицо. Составление протокола, эвакуация... – Он многозначительно посмотрел на часы. – Дело-то к вечеру, эвакуатор может и задержаться... Пока все оформим, пока... – Он снова бросил взгляд на Джамилю, и в его глазах читалось: "Или можешь решить вопрос по-хорошему, пока твоя красотка не передумала тебя ждать".

***
Наставление (мысль Семена): Вот и ловушка, братцы. Знают гады, что торопишься. Знают, что с кралей. Значит, заплатишь. Ибо время дороже денег, а нервы – дороже и того, и другого. Особенно когда вожделенная цель так близка, что ее запах уже смешивается с вонью их потных мундиров.
***

Семен сжал зубы. Он мог спорить, требовать начальника, звонить юристу, писать жалобы. Но это – время. Много времени. А Джамиля сидела рядом, напряженная, и каждый лишний час здесь был крадет у них тот самый, желанный вечер. И эти рожи... Они явно не упустят случая потянуть резину, поднасмехаться, "проверить" документы еще раз. Мысль о том, что они могут заставить Джамилю выйти из машины под надуманным предлогом, заставила его кровь похолодеть.

– Сколько? – спросил он сквозь зубы, глядя в лобовое стекло. Голос был ровным, но внутри все горело от унижения.

"Арбуз" переглянулся с напарником. Тот едва заметно кивнул.
– Ну, смотря как решать... – замялся "арбуз", делая вид, что подсчитывает. – Штраф-то большой... да и лишение... Но если по-человечески... Пять... это мало. Десять тысяч – и свободны. Без протоколов, без проблем.

– Десять?! – ахнул Семен. – Да вы что?!

– А ты что думал? – встрял напарник. – Лишение прав дешевле обойдется? Или ночевка тут с кралей тебе милее? – Он похабно подмигнул.

Семен полез в бардачок, достал кошелек. В нем было шесть тысяч наличными – как раз на непредвиденные расходы и бензин.
– Вот... шесть. Больше нет.

Инспекторы снова переглянулись. "Арбуз" с явным неудовольствием взял купюры.
– Шесть... Мало. Очень мало. – Он заглянул в кошелек Семена, убедился, что там пусто. Потом его взгляд упал на бардачок, где виднелись мелочь и пара мелких купюр. – А это что? Считай, не считается? Все на бочку! Забираем за нарушение! – Он протянул руку и выгреб из бардачка ВСЕ до последней копейки – мелочь, десятку, пятерку. Зажал в потной ладони. – Теперь свободны. Езжай. И впредь знаки уважай, умник! – Он фыркнул и, не глядя, махнул рукой, отправляясь к своей "Ладе". Напарник бросил на Джамилю последний, долгий, смачный взгляд и поплелся следом.

Семен сидел, сжимая руль до побеления костяшек. Унижение и ярость душили его. Они не просто взяли взятку – они его ОБОКРАЛИ, выгребли все, даже мелочь на кофе. Теперь у него не было денег даже на литр бензина, если что. А до станицы еще километров двадцать...

Резкий, нервный смешок раздался справа. Он повернулся. Джамиля смотрела на него, глаза ее блестели от смеха и... слез? Слез возмущения?

– Боже... – она выдохнула, тряся головой. – Это... это просто цирк какой-то! "Знаки уважай, умник!" – Она передразнила сиплый голос "арбуза", и смех ее стал громче, истеричнее. – И мелочь! Они выгребли всю мелочь! Как бомжи у метро! Охренеть...

Ее смех был заразителен. Семен почувствовал, как ярость начинает сменяться диким, абсурдным весельем. Да, это был цирк. Уродливый, вонючий, но цирк.
– Главное, твои документы не забрали, – хрипло пошутил он, включая передачу. – Или бы пришлось тебя отрабатывать у них в участке. "Два в одной", как у Самвела. – Он намеренно использовал эту пошлую фразу, чтобы выбить дурь из головы.

Джамиля фыркнула, но смех ее стих. Она положила руку ему на плечо. Тепло, успокаивающе.
– Поехали, герой. – Голос ее стал мягким. – Ты их... сумками не сдул, но хоть без лишения уехали. И без ночевки в кустах с гаишниками. – Она помолчала. – Жаль, конечно, денег. Особенно на бензин...

– Доедем, – буркнул Семен, выжимая газ. Машина рванула вперед, оставляя позади "Ладу" с мигалками и чувство гадливой несправедливости. – На честном слове и на одном крыле. Вернее, на запасе страсти. – Он рискнул посмотреть на нее.

Она улыбнулась в ответ. Улыбка была теплой, понимающей и... обещающей. В ее глазах снова заплясали те самые чертики.
– Запас страсти у нас, кажется, немаленький, – сказала она тихо, и ее пальцы снова легли ему на колено, но уже не будоража, а успокаивая. – Хватит, чтобы доехать... и потом еще очень много чего сделать. Эти... "арбузы" скоро забудутся, как дурной сон. А вот то, что ждет нас впереди... – Она не договорила, но смысл висел в воздухе, сладкий и манящий.

***
Наставление (мысль Семена): Вот и весь секрет, пацаны. Когда на пути встают сволочи в погонах и выгребают из тебя все до копейки, смотри на ту, ради которой ты все это терпишь. Если ее улыбка стоит потраченных нервов и украденных денег – значит, ты на правильном пути. А бензин... черт с ним. Любовь (или жаркая страсть) – она и на керосине ездит. Главное – доехать до точки "Х". А там... там уж мы им покажем, где раки зимуют! И не мелочью.
***

Он взглянул на указатель уровня топлива. Стрелка тревожно висела чуть выше красной зоны. "Ну, держись, старушка," – подумал он, глядя на приборную панель. – "Пронеси". И добавил газу, устремляясь к станице, к дому, к тому самому "эпичному" продолжению, которое должно было стереть из памяти и всяких уродов, и этих двух усатых хапуг с их дурацким знаком "СТОП". Джамиля была рядом. И это перевешивало все. Даже пустой кошелек и почти пустой бак.


Глава 6: Восточная Звезда в Казачьей Станице

Дорога к брату казалась Семёну бесконечной. Он нервно постукивал пальцами по рулю, представляя недовольные лица родни. «Опоздали. Опять опоздали», – мысленно корил он себя. Когда они наконец въехали в знакомый двор, из открытых окон дома уже несся скучный гул голосов и запах шашлыка, смешанный с крепким чачей. Праздник был в самом разгаре, а точнее – в своей унылой финальной стадии.

Войдя в гулкую, пропахшую едой и выпивкой гостиную брата, Семён почувствовал волну теплого, пьяного равнодушия. Гости – в основном родственники и соседи – сидели за длинным столом, щедро уставленным опустевшими тарелками и бутылками. Навеселе, сытые, они вяло перебрасывались фразами, обсуждая сплетни, известные всем до последней запятой: у кого корова отелилась, у кого крыша потекла, кто с кем опять поругался из-за межи. Энергия праздника выдохлась, сменившись привычной станичной рутиной застолья. На появление Семёна почти не обратили внимания – ну приехал Сеня, ну и что? Свой человек, всегда такой копуша.

– Прости, брат, – Семён хлопнул по плечу младшего брата Николая, который, слегка навеселе, лениво жевал виноград. – Задержались… Обстоятельства.
– Да ладно, – Николай махнул рукой, улыбнувшись. – Главное, что приехали. Жена, правда, уже спать ушла, устала. Садись, поешь чего. Кто с тобой? Ты же говорил, гостью везёшь?

– Да, Джамиля, – Семён кивнул, оглядываясь. – Она… в ванной, освежиться, переодеться после дороги.

Семён присел на свободный стул рядом с братом, налил себе минералки. Гул разговоров, смешанный с тихой музыкой из колонки, снова заполнил комнату. Он слушал полусонные разговоры о ценах на бензин и достоинствах нового трактора соседа, чувствуя легкую неловкость за опоздание и предвкушая реакцию на Джамилю. *«Как она там?»*

И вдруг… тишина.

Она наступила не сразу, а словно растекаясь волной от входа. Сначала замолчали двое напротив, уставившись куда-то за спину Семёна. Потом соседка слева резко оборвала рассказ о больной спине, широко раскрыв глаза. Гул стих, сменившись натянутым, звенящим молчанием. Даже музыка почему-то показалась тише. Все взгляды, как по команде, были прикованы к одному месту.

Семён обернулся.

В проеме двери в гостиную стояла Джамиля.

И это был не просто выход. Это было явление. Она преобразилась. Вместо дорожной одежды на ней был восточный наряд танцовщицы: широкие, струящиеся шаровары нежного персикового цвета, обтягивающий короткий топ, расшитый золотыми нитями и блестками, легкая, почти прозрачная накидка, перехваченная на бедрах изящным поясом с монетами, которые тихо звенели при малейшем движении. Её тёмные волосы были распущены и украшены тонкой цепочкой с каплевидным камнем на лбу. Шея, запястья, щиколотки – всё сверкало и переливалось тонкими цепочками, браслетами, кольцами. Она сияла, как драгоценность, вынутая из шкатулки. Но главным было не это. Главным была её улыбка. Широкая, искренняя, сияющая, обращенная ко всем сразу и будто говорящая: «Здравствуйте, родные! Как я рада вас видеть!»

Гости были поражены. Шок. Полный, абсолютный шок. Такого в их станице, в их привычном, размеренном мире, где женщины одевались скромно, а праздники проходили по давно заведенному сценарию, не видел никто. Рты приоткрылись, глаза округлились. Даже дядя Ваня, известный станичный философ и выпивоха, замер с недопитым стаканом чачи в руке.

Джамиля, совершенно не смущаясь всеобщего внимания, с восточной грацией и достоинством подошла к Николаю.
– Где именинница? Я хотела бы лично поздравить ее и вручить скромный подарок, – её голос, мелодичный и звонкий, прозвучал в тишине, как колокольчик.
Николай, растерявшись, показал на спальню. Джамиля кивнула и скользнула туда. Через минуту она вернулась, а за ней, сонная, но явно заинтригованная, вышла жена Николая, Оля, в руках у неё был небольшой изящный футляр – подарок от Джамили.

Джамиля подошла к столу, где стоял графин с вином. Она налила полный стакан, подняла его высоко. Глаза её сияли. Тишина в комнате стала абсолютной.

– Дорогие друзья! – начала она, и её голос зазвучал торжественно и поэтично. – В этот прекрасный вечер, когда звезды льют свой свет на гостеприимную землю Кубани, позвольте поднять этот бокал за нашу очаровательную именинницу! Пусть её жизнь будет подобна саду, полному роз, где каждый день приносит радость, а ночь – сладкие сны! Пусть печали обходят её дом стороной, а счастье стучится в двери чаще гостей! Как сказал мудрый Хайям:

Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь,
Дней сегодняшних завтрашней меркой не мерь,
Ни былой, ни грядущей минуте не верь,
Верь минуте текущей – будь счастлив теперь!"

Она закончила, и в комнате повисла пауза, полная изумления. Потом Николай первый хлопнул, и залп аплодисментов, сначала робких, потом все более громких, прокатился по комнате. Оля покраснела от удовольствия и смущения. Джамиля чокнулась с ней и отпила из стакана.

Затем она подошла к Семёну. И тут она совершила нечто, окончательно повергшее станичников в культурный шок. С лёгким, почти незаметным поклоном головы, с выражением нежной покорности и преданности в глазах, она взяла его руку, поднесла к своим губам и едва коснулась костяшек пальцев. Ничего подобного – такой демонстративной, почти ритуальной принадлежности женщины мужчине – здесь не видели никогда. Местные женщины были сильными, хозяйственными, часто волевыми, но так – с такой открытой, почти театральной подчинённостью – они себя не вели. Послышался сдавленный вздох, кто-то покачал головой.

– Присядь, солнышко моё, – Семён, чувствуя, как уши горят, подвинулся, освобождая место рядом. Его собственное смущение было огромным, но где-то глубоко внутри теплилась гордость. Его. Все поняли без слов.

Джамиля улыбнулась ему своей ослепительной улыбкой и села, грациозно подобрав ноги. И с этого момента она стала центром вселенной. Шок сменился жгучим любопытством. Гости оживились, как после холодного душа.

– Откуда ты, милая?
– Омск? А родители?
– А наряд-то какой! Где такое достала?
– А стихи эти… Хайям, говоришь? Красиво, очень красиво!
– А как тебе наша Кубань? Не холодно после Сибири?

Вопросы сыпались со всех сторон. Джамиля отвечала легко, непринужденно, с юмором, не теряя своего достоинства и той самой, гипнотической улыбки. Она рассказывала о себе, о Севере, о своей любви к путешествиям и новым впечатлениям. И в каждом ответе, в каждом жесте, в каждом взгляде в сторону Семёна сквозило одно: «Я с ним. Я здесь, потому что он здесь. Я его». Она не кокетничала с другими мужчинами, не искала их внимания. Её фокус был на Семёне. Она ловила его взгляд, деликатно касалась его руки, подливала ему воды, когда его стакан пустел. Это было настолько естественно и в то же время настолько чуждо местным устоям, что за столом воцарилась атмосфера восхищенного недоумения. Семён чувствовал себя немного неловко под прицелом стольких взглядов, был вынужден выпить несколько тостов «за гостей», «за именинницу», «за благополучие», плотно поел холодца и шашлыка. Но сквозь неловкость пробивалось странное, тёплое чувство – гордости и обладания.

Часы пробили три ночи. Гости, подогретые новыми впечатлениями и алкоголем, разговорились снова, но уже оживленнее, обсуждая экзотичную гостью. Семён чувствовал усталость и нарастающее, нестерпимое желание остаться с Джамилей наедине. Накопленное за вечер напряжение, её близость, её запах – всё требовало разрядки. Он положил свою руку ей на бедро, под струящуюся ткань шаровар. Его пальцы скользнули выше, к краю тонких шелковых трусиков, едва коснувшись нежной кожи под ними. Джамиля мгновенно встрепенулась, повернув к нему горящий взгляд.

– Нам пора, солнышко, – прошептал он ей на ухо, его голос был низким, хрипловатым от выпитого и желания. – Домой. В постель.

В её глазах вспыхнуло понимание и ответное пламя. Она не смутилась, лишь лукаво улыбнулась, будто ждала этого.
– Конечно, мой господин, – так же тихо ответила она, подчёркивая «господин», зная, что это услышат сидящие рядом.

Она легко встала, изящно поправила накидку.
– Дорогие хозяева, гости! – её голос вновь зазвенел в наступившей тишине. – Благодарю за тёплый приём, за щедрый стол и душевную компанию! Но нам пора отдохнуть после долгой дороги. Счастливо оставаться!

Она сделала лёгкий, грациозный поклон. Семён встал рядом, чувствуя на себе десятки заинтригованных, оценивающих, немного завистливых взглядов. Прощание было коротким. Николай лишь многозначительно хлопнул брата по плечу: «Ну ты даёшь, Сеня!»

Они вышли в прохладную ночь. До дома Семёна – рукой подать, сто метров. Они шли молча, плечом к плечу, под куполом усыпанного звёздами кубанского неба. Атмосфера праздника, шум, любопытные взгляды остались позади. Теперь было только ночное безмолвие, запах степных трав и жгучее, невысказанное напряжение между ними, нараставшее с каждой минутой вечера и теперь готовое вырваться наружу. Дом Семёна, тихий и тёмный, ждал их. Дверь закрылась за ними, отсекая станицу, «Чуму», родню – весь мир. Остались только они, темнота и обещание той страсти, что терпеливо ждала своего часа весь этот долгий, полный неожиданностей день. Пятница подходила к концу, но её главное обещание только начинало исполняться.

***
А за столом, в доме Николая, воцарилось новое, оживлённое молчание. Шок прошёл, но осадок остался. Джамиля, как яркий метеор, прочертила небо их привычной жизни, оставив после себя не только звон монеток на поясе и строки Хайяма, но и тихий переполох в душах. Бабушка Агафья первая покачала седой головой: «Ну и нравы нонече…» Но в её глазах, вопреки словам, светилось любопытство. Молодая соседка Катя, обычно бойкая и задорная, задумчиво смотрела в пустой бокал. Она всегда гордилась своей кубанской прямотой, своей «незалежностью», как она это называла. Но сегодня она увидела другую силу. Силу женщины, которая выбрала свою покорность, обернула её в шелк и золото и сделала оружием невероятного обаяния и власти над вниманием всех вокруг. Джамиля не просила признания – она его взяла. Не требовала уважения – она его заслужила своей непохожестью, своей смелостью быть собой. И в этой показной, театральной покорности Семену была такая уверенность в себе, такая внутренняя свобода, что привычная Катина независимость вдруг показалась ей… плоской. Устоям был брошен вызов не грубостью, а изяществом. И этот вызов заставил задуматься даже самых консервативных. Ведь истинная свобода, дорогие мои, – мог бы подумать внимательный читатель, глядя на эти задумавшиеся лица, – не всегда в том, чтобы идти напролом. Иногда она – в праве выбора. Выбора как себя проявлять, как любить, как покоряться – или не покоряться. И Джамиля, со всей своей восточной мудростью и театральностью, преподала станице урок: быть собой, каким бы «не таким» это «я» ни было, – это и есть самая дерзкая и притягательная свобода. А уж как этой свободой распорядиться – с покорностью или бунтом – решает только само сердце, не оглядываясь на сплетни за столом.
***

Глава 7:Утро После Неудачи

Поздняя ночь поглотила станицу, когда они наконец добрались до родительского дома Семена в станице. Тишина была густой, нарушаемая лишь стрекотом цикад за окном. Дом, где Семен бывал наездами, действительно был спартанским: простая мебель, минимальные удобства, запах пыли и старых книг. Но Джамиля лишь улыбнулась, оглядевшись.
– Уютно, – прошептала она, и в ее глазах не было ни капли разочарования, только усталость и... ожидание.

Семен чувствовал себя выжатым лимоном. Бессонные ночи перед отпуском, адская неделя в офисе, гонка в Анапу, нервотрепка с Артуром, шумное застолье у брата – все это свалилось на него разом. Каждая клетка тела гудела от изнеможения, веки слипались. Он едва держался на ногах.

Каково же было его изумление, когда он вышел из крошечной ванной и увидел Джамилю. Она стояла у кровати, освещенная тусклым светом ночника. И была абсолютно обнаженной. Ее тело, загорелое и гладкое, казалось, излучало собственный свет в полумраке комнаты. Ни тени стеснения, только спокойная уверенность и томное обещание во взгляде. Она молча скользнула под простыню, откинув край одеяла приглашающим жестом.

Семен почувствовал, как усталость отступает под накатывающей волной желания. Адреналин, казалось, выгорел дотла, но вид ее, ждущей в его постели, разжег новый, более глубокий огонь. Он избавился от одежды, ощущая каждым нервом тяжесть в мышцах и легкое головокружение. "Надо продержаться", – пронеслось в голове.

Он лег рядом. Джамиля повернулась к нему, ее бедра раздвинулись в немом приглашении. В тусклом свете он увидел аккуратную щель, влажную и приоткрытую, как бутон темно-розовой розы, готовый распуститься. Красота и доступность этого вида заставили его член напрячься, но усталость тут же наложила свою тяжелую руку – эрекция была вялой, ненадежной.

Он уже потянулся к ней, но Джамиля мягко остановила его руку.
– Семен... а презерватив есть? – спросила она тихо, но четко.

Он замер. Презерватив. В суматохе дней, в этой редко посещаемой комнате... Он мысленно перерыл содержимое сумки, карманов. Ничего. Отчаяние на миг омрачило желание. И тут вспыхнуло воспоминание – давно, очень давно, он засунул один "на всякий случай" в дальний ящик старого шкафа.

– Одну секунду! – Он вскочил, почти споткнувшись от усталости, и полез в шкаф. Руки дрожали, когда он нащупал в беспорядке старого белья маленький квадратик. Срок годности? Неважно. Сейчас – только оно.

Он вернулся к кровати, протягивая сверток. Джамиля взяла его, но вместо того чтобы просто надеть, села на корточки перед ним. Ее темные глаза смотрели на его полувялый член с таким сосредоточенным вниманием, что он снова начал наполняться кровью. Она наклонилась и коснулась губами его головки. Легкий, как перышко, поцелуй. Потом кончик языка провел по чувствительной уздечке, заставив Семена вздрогнуть и застонать. Она взяла его в рот неглубоко, но нежно, лаская языком, облизывая, целуя. Каждое прикосновение ее губ и языка было медленным, плавным, будто она наслаждалась самим процессом, пробуя его на вкус, возвращая к жизни то, что казалось убитым усталостью. И она добилась своего – под ее ласками он стал твердым, сильным, готовым.

Только тогда она развернула презерватив и ловко, уверенными движениями натянула его на его возбужденный член. Ее взгляд встретился с его – в нем читалось одобрение и... благодарность за эту заботу.

Она легла на спину, раздвинув бедра шире, приглашая. Семен опустился между ее ног. Осторожно, боясь повредить хрупкость момента, он направил себя к ней. Вхождение было медленным, почти церемониальным. Он чувствовал, как ее влагалище, горячее и тугое, как хрустальная раковина, обволакивает его, принимая. Глубокий стон вырвался из ее груди.

Но усталость не сдавалась. Чем глубже он входил, чем размереннее были его толчки, тем сильнее накатывала волна изнеможения. Ощущение чудесной тесноты, ее стоны, ее запах – все это будило желание, но тело отказывалось подчиняться. Эрекция начала слабеть. Он чувствовал это с ужасом. Джамиля почувствовала тоже – ее бедра, двигавшиеся ему навстречу, замерли. Она открыла глаза, в них читалось не разочарование, а понимание и тревога.

Не говоря ни слова, она мягко отстранила его, заставив выскользнуть из себя. Семен хотел было что-то пробормотать, извиниться, но она уже опустилась перед ним на колени. Ее руки и рот снова принялись за работу – нежные, но настойчивые, терпеливые. Она ласкала его, целовала, обхватила губами, пока он снова не обрел твердость. На этот раз она не стала надевать презерватив заново – он и так едва держался. Она просто легла на спину и снова приняла его в себя.

Без тонкой преграды ощущения были иными – более острыми, более влажными, более настоящими. Эрекция окрепла, он начал двигаться увереннее, глубже, подчиняясь нарастающему давлению внизу живота. Усталость отступила перед примитивной потребностью кончить, сбросить это напряжение и наконец погрузиться в забытье. Он ускорился, его движения стали резче, почти отчаянными. Джамиля встретила его порыв, обвив ногами его поясницу, подставляясь под его удары, ее стоны стали громче, прерывистее.

И только он подумал: "Сейчас, только бы сейчас..." – как волна накрыла его с головой. Непроизвольные спазмы пронзили низ живота, и он с громким стоном влился в нее, чувствуя, как горячие струи спермы вырываются из него, заполняя ее глубины. Казалось, кончилось все разом – и напряжение, и силы, и сознание. Последняя капля выкатилась, и он услышал ее тихое, удивленное "Ой!", когда тепло разлилось внутри нее.

Он рухнул на нее, едва успев перекатиться на бок, чтобы не раздавить. Мир поплыл, звуки стали глухими, свет ночника расплылся. Он почувствовал, как ее рука легла ему на грудь, услышал ее сонное бормотание: "Спокойной ночи, мой герой..." Но смысл слов уже не доходил. Темнота, густая и бездонная, поглотила его мгновенно. Он провалился в сон, как в бездну, не чувствуя ничего, кроме полного, животного истощения.

* * *

Солнечный луч, пробившийся сквозь щель в занавесках, упал прямо на лицо Семена. Он застонал, пытаясь отвернуться. Голова гудела, тело ныло, как после марафона. Память возвращалась обрывками: бегство, станица, шумное застолье... Джамиля. Обнаженная. Постель. Его неуклюжие попытки... Презерватив... Ее губы на нем... И этот жалкий, поспешный финиш.

Он открыл глаза, боясь увидеть разочарование или отчуждение рядом. Но Джамиля спала. Она лежала на боку, спиной к нему, ее темные волосы раскидались по подушке, обнажая изящную линию шеи и плеча. Простыня сползла до талии, открывая гладкую спину и изгиб бедра. Она дышала ровно и глубоко, казалось, совершенно безмятежно.

Стыд накатил волной. "Герой"... Да какой же он герой? Он уснул прямо на ней! Не удовлетворил, не довел до конца, не проявил ни капли выдержки. Он представлял их первую ночь совсем иначе – страстной, долгой, запоминающейся. А получилось... жалко.

Он осторожно приподнялся, стараясь не разбудить ее. Нужно было принять душ, стереть с себя следы вчерашнего фиаско и ночи. Он выбрался из постели, чувствуя каждую мышцу, и направился в ванную.

Холодная вода немного освежила. Он стоял под душем, закрыв глаза, прокручивая в голове унизительные моменты. "Она терпела. Из жалости. Потому что я ее вытащил из передряги..." – грызла его мысль.

Когда он вышел, закутанный в полотенце, Джамиля уже сидела на кровати. Она смотрела на него, ее темные глаза были ясными, без следа сна. И в них не было ни разочарования, ни упрека. Только тепло и... легкая улыбка.

– Доброе утро, – сказала она тихо. – Как самочувствие, мой спаситель? – В ее голосе звучала не ирония, а искренняя забота.

– Джамиля, я... – он начал, с трудом подбирая слова. – Вчера... я... Это было ужасно. Я извиняюсь. Я был как... как развалюха.

Она покачала головой, вставая. Ее нагое тело в утреннем свете казалось еще более совершенным.
– Перестань, – она подошла к нему, положила ладони ему на грудь. Ее прикосновение было теплым и успокаивающим. – Ты был измотан до предела. Я видела это. А то, что случилось... – она усмехнулась, – это нормально. Тело имеет право на усталость. И знаешь что? – Она встала на цыпочки и поцеловала его в уголок губ. – Мне было... приятно. Несмотря ни на что. Потому что это был ты. И ты заботился обо мне. Даже в этом. Презерватив нашелся? Нашел. Заставил себя? Заставил. Пытался сделать хорошо? Пытался. А кончил так быстро, – она лукаво подмигнула, – потому что я тебе очень нравлюсь. И это комплимент.

Ее слова, ее спокойствие, ее понимание развеяли его стыд как утренний туман. Он обнял ее, прижав к себе, вдыхая запах ее кожи и сна. Она была права. Это был не конец, а только начало. Неудачное, да. Но начало.

– Следующий раз, – прошептал он ей в волосы, – будет лучше. Обещаю.

– Знаю, – ответила она, прижимаясь к нему. – Я в тебя верю. А сейчас... я умираю от голода. Твой спартанский рай предлагает завтрак?

Они засмеялись, и напряжение окончательно ушло. Но в этот момент на тумбочке Семена завибрировал её телефон. На экране горело название контакта “Любимый“. Она машинально взял трубку и ответила “Алло“.

Семен замер, утренний покой был разбит вдребезги. Улыбка сошла с его лица. Он смотрел на Джамилю, которая, почуяв неладное,  приложила палец ко рту, в предостережение. Мир снова стал непонятным и тревожным.

продолжение следует...