Часть Вторая Сажа и пепел. Глава X

Сказанье поведу я здесь о дальнем королевстве

Где страхом наполнял людей не леший, не бабай,

Не серый волк, не жуткий сон пришедший в малолетстве,

А как бы град и жар и хлад не съели урожай.



В долине той, спокон веков, стояла в отдаленьи

Не чаща леса, не река, не хата, не сарай,

А башня колдуна - восторг и загляденье!

Рождая взрывы, гам и шум и птиц тревожный грай.



И в этот день и свет и тень сменялись равномерно,

Взошедший по дороге гость сегодня был не прост,

Встревожен был наверно он. Взволнован? — Непременно!

А позади у гостя был пушистый рыжий хвост.



Пять Орехов застыл перед дверью, единожды позвонив в колокольчик. Пытливое сердце табакси сражалось с жаждой своего обладателя поддерживать статусный вид. Выдержанный образ загонял путника в тесные рамки приличий, трагически препятствующих играм со звонкой штуковиной, блестящей в лучах медового солнца. Спрятав, от греха подальше, цепкие пальцы в карманы кожаной жилетки ,он так и стоял, неудержимо возвращаясь взглядом к колокольчику.

— Дражайший, ну к чем эти излишние формальности? Я ведь здесь уже не первый раз и понимаю что к чему. Меньше декады прошло, и скверный хозяин запомнил бы, а хороший и вовсе пустил внутрь, не вынуждая обивать пороги, словно захудалого нищего… Есть такое слово — гостеприимство! — Пять Орехов чуть ли не истекал словами перед дверью, пытаясь отвлечься от искушения.



Самое замечательное в сложившейся ситуации - дверь действительно ответила на уговоры. Гибкая волна изогнула поверхность стены и скрутилась в серый рот. Кирпичные зубы завибрировали обдавая путника гулким, замедленным голосом:

— Цель Визита?

— Что ж такое… Меня зовут Пять Орехов. У меня дело с твоим хозяином, о чудесная дверь.

Едва заслышав имя каменный рот вновь пришёл в движение. Медленно и неторопливо, словно позволяя гостю насладиться хитроумной магией, он преобразился в распахнутое око. Нервный шебутной глаз сей же миг нацелился на табакси, оценивая и… кажется даже подмигивая, прежде чем исчезнуть синхронно с движением двери, открывшейся нараспашку.



Обитель загадочного волшебника Элрика погрузила табакси в уют и комфорт гостиной с первых шагов. Мягкие диваны толпились вдоль стен просторного круглого помещения, словно в нетерпении поджидая гостей восторженных и многочисленных. Привычным шагом преодолев половину залы Пять Орехов расположился, почти что утонул, в одном из наиболее массивных кресел, медленно погружаясь в объятия неестественно-удобного предмета мебели. Над диванами нависали стеллажи и отдельные полочки. Любопытные безделушки и странные приспособления виднелись повсеместно, заполняя свободные углы, хотя вовсе не это владело вниманием любопытного путника - куда более причудливой, даже для жилища чаротворца, казалась система соединяющихся навесов, мостиков, небольших закутков и крохотных подушечек закреплённых вплоть до самого потолка. Конструкция могла показаться просто очередной причудой хозяина, но крохотные вмятинки и рыжие волоски на подушках указывали на вполне регулярное практическое использование.



Задрав полосатую морду Пять Орехов откровенно пялился на убранство комнаты. Да, он был здесь не впервые, но разглядеть в одночасье все интересные моменты казалось задачей непосильной для самого пытливого взгляда, коим, как считал табакси, он и обладал. Из лёгкого транса гостя вывел огромный котёл, который подбоченясь застыл рядом не дойдя до гостя каких-то пол метра. Ловко переваливаясь на пружинистых конечностях, сосуд зачерпнул в самого себя кружку, протягивая добрую порцию чёрного, всё ещё слегка бурлящего варева, при ближайшем рассмотрении оказавшегося отменным кофе.



Только пришелец успел оправить усы избавляя шерсть от остатков бодрящего напитка, на верхушке лестницы объявился добродушный хозяин башни.

— А, это ты! Я-то думал, кому пришло в голову трезвонить ни свет ни заря! — худощавый старик с залихватской седой бородой оживлённо спускался к нему бодрым шагом, никак не соотносящимся с предполагаемым возрастом,

— Гм… вообще-то… полдень уже давно миновал...

— Что ж, извольте-извольте. — громко приговаривает волшебник, шлёпая по ступеням подошвами домашних тапочек — Обещаю тебе три... нет! Пять минут моего бесценного времени!

— Это… бесспорно очень щедро, господин Элрик, однако я рассчитывал на визит несколько… более продолжительный… — робко отвечает Пять Орехов, так до конца и не научившийся отличать когда старик говорит серьёзно, а когда шутит. Благо, табакси припас козырь в рукаве. В кармане жилетки, если быть точным. Извлечённый на свет амулет мгновенно начал блистать, улавливая каждый из окружающих огоньков десятками сложных рубиновых граней.

— О! Непременно! Давайте только переместимся в более подходящее место!

Ставка сыграла. При одном только намёке на таинственный артефакт, тон волшебника меняется, а глаза загораются восторгом, устремляясь к одной из стен. Всего один властный жест хозяина и шкафы расступаются, обнажая таинственную дверь, уводящую двоих вниз. Туда где скрывается мастерская.



Если гостиная подкупала множеством маленьких диковинок, то святая святых волшебника действовала на её фоне совсем уж оглушительно. Всё пространство было заполнено хитроумными устройствами и сложнейшими инструментами. У непосвящённого не было ни единого шанса определить не только назначение, но даже отношение отдельных предметов к конкретному эксперименту. Бурлящие сосуды дышали разноцветным дымом в окружении стеклянных колб, реторт и перегонных кубов. Механические детали расположенные в совершенном творческом хаосе загадочно блестели необычными вкраплениями. Единственное особенное место, спасённое от хаоса и неразберихи было отведено для пьедестала у центральной стены, удерживающего небольшой доспех. Хитроумная броня являла собой сплав множества редких материалов, чуждых друг другу и несовместимых в обычной середе. Драгоценные камни вшитые и инкрустированные в части казавшиеся цельным телом, сверкали в приглушённой атмосфере лаборатории. Даже сейчас, в неподвижном состоянии, через них ощутимо струилась энергия, пробегая разрядами по особенно крупным камням. Если что-то и выпадало из этой мистической картины, так это присутствие рыжей домашней кошки.



***



Небольшой зверёк беспардонно сидел на столе. Чтобы улечься поудобнее он раздвинул части какого-то агрегата во все стороны, оставив отдельные устройства застыть на самом краю. Внимательная мордочка путешествовала вверх и вниз, прослеживая восходящее движение пузырьков в одном из особенно крупных сосудов, бурлящих на медленном огне.

"Ты так и не принёс мне пищу, глупый лысый человек!" — красноречиво возвещает громкое требовательное мяуканье, оставаясь совершенно, преступно игнорируемым. Артемис оборачивается и пробует покричать ещё, отслеживая взглядом длинную фигуру в сопровождении чужака.

Присутствие постороннего в мастерской заставляет кошку замолкнуть на половине мяуканья и временно позабыть о лакомствах. За человеком следует смутно знакомая фигура рослого табакси, странно, что она не учуяла его раньше! Спрыгивая, она обнюхивает ногу гостя, стараясь получше запомнить запах.

— О, приветствую тебя, маленький зверь — произносит Пять Орехов с этой его высокомерной ухмылкой. В ответ кошка сжимается как пружина и пятится от вытянувшейся в её сторону пушистой ладони, но затем благосклонно принимает эти попытки поздороваться. Правда, внезапная перемена настроения в основном вызвана похвалами старца, едва завидев её начавшего щедро омывать нежностями каждую шерстинку её крохотного тела. Забывчивый двуногий прислужник конечно заканчивает похвалу мыслями о нехватке критического мышления и долговременной памяти в Ней, отраде его сердца, но кому вообще нужны подобные штуки когда есть Эти Лапы? Эти Лапы - совершенное оружие, созданное самой природой... мягкие подушечки скрывающие втяжные ножи. А к ним ведь ещё прилагается и острый слух, и превосходное зрение и совершенные инстинкты охотницы. Нет, никаким мудрёным словечкам этого чудака не сравниться с красотой, которой она уже обладает. Но что там с питанием? Ох, они опять говорят о несъедобных вещах и ходят вокруг да около темы, вместо того чтобы как можно быстрее передавать суть, а оставшееся время восхищаться Ею.



Рыжий хвастун передаёт волшебнику небольшой коробок, размером с индюшачью ножку, алые отблески мерцают на лице Элрика, стоит только крышке откинуться. Волшебник настолько увлечён этой новой игрушкой, что даже не показывает содержимого ей, Артемис! Приходится перескочить на кресло, взобраться через подлокотник на стол и подсунуть мордочку под пальцы мужчины, в попытках разглядеть таинственную штуковину - небольшое ожерелье с большим красным камнем. Старик принимается гладить её (естественно!), однако делает это машинально (непростительно!), не отрывая взгляда от алеющего кристалла. Шерсть на спине её прекрасной рыжей спинке дыбится сама собой.

— Как видите, маэстро, артефакт ещё не готов… не изучен в достаточной мере — не умолкает напыщенный табакси. Человек поначалу отмахивается от его слов но затем застывает, едва услышав, — Памятуя о невесёлой судьбе вашей прошлой питомицы Клариссы…

— Не хочу даже слышать. Мы с ней явно по-разному представляли процесс поиска истины! — восклицает седой двуногий слуга. Вот, это хорошо, выскажи ему всё!

Вот только Пять Орехов окончательно расстроил старика. Волшебник стоит на своём, а уголки его глаз заметно тянутся вниз, голос затихает, преисполнившись искреннего сожаления… так-так-так… Ей бы впору зашипеть на гостя за отсутствие такта - приносить свои разочаровывающие коробочки в чужое логово, да ещё и до того как жильцы успеют пообедать. А как следует полакомиться сейчас было бы очень недурно. Но нет, вместо этого нужно взбодрить верного человека, пока он окончательно не растерял волю к жизни!



Забираясь на стеллаж с пластичностью кошки, коей она и являлась, чуткая охотница нашла засилье разномастных пузырьков с причудливыми жидкостями. О, человек так любит когда она играет с ними! Ловля стеклянных склянок постепенно приближающихся к краю под точными взмахами лапы обязательно развлечёт его. Обязательно. Вот он Уже бросил копаться в инструментах на столе и несётся к ней. Тянет свои неказистые руки, намереваясь тоже как следует пощупать каждый из бутыльков. Люди такие ребячливые... Волшебник начинает распихивать свои любимые булькающие игрушки по дальним полкам, словно Там она их не достанет. Как бы не так, напротив - это ему потом придётся снова носиться по лаборатории и искать штукенции, отсутствующие на привычном месте. Но хоть повеселел, и то ладно. Чем бы человек не тешился. Может быть даже вспомнит о потребности живых существ в потреблении еды.



Надеждами сыт не будешь, к сожалению - ловкое движение руки волшебника извлекает на свет жаровен очередной пыльный фолиант, ни размерами ни запахом не отличающийся от остальных, человеку приходится убрать целую стопку книг, прежде чем морщинистые руки дотягиваются до подозрительного талмуда затаившегося в глубинах лаборатории. Объёмная книга укутана в несколько слоёв непроглядной чёрной ткани, хотя подобные предосторожности не спасли лицо чародея от видимой гримасы неудовольствия.

— Будь очень осторожен с этой книгой… честно сказать, я бы предпочёл, чтобы ты не пользовался её вовсе — забормотал старик, протягивая томик собеседнику. Голос его одномоментно стал нудным и поучающим, слишком детально вдаваясь в особенности призыва квазитов и важность чтения их договоров перед скреплением обязательств. Скука. Устроившись в любимом кресле своего двуногого слуги, Артемис свернулась клубком и вернулась к своим дрёмам, лишь изредка подёргивая ухом когда кто-либо из неуёмной разговорчивой парочки повышал тон. На этом месте её точно заметят и разбудят перед тем как идти перекусить.



Следующее событие угнездившееся в кошкиной памяти произошло много декад спустя. В тот вечер, уладив все дела, Элрик зачем-то облачился в свою парадную мантию и как заведённый расхаживал туда-сюда по башне, громко произнося её имя. Старик сновал взад-вперёд, зачем-то заглядывая в выдвижные ящики столов или по третьему кругу перепроверяя корзины с ингредиентами. Его тапочки издавали такой забавный звук! - шуршали по коврам прежде чем переместиться на каменные плиты переходя на лягушачьи шлепки. Она наблюдала за этим с одной из полок, пока представление ей не наскучило и желание притушить неуёмную энергию прислужника не стала особенно острой. Перевалившись на бок, Артемис опустила лапу и ловко схватила одну из этих жидких прядей шерсти, которую двуногие носят на головах.



Волшебник вскрикнул и умудрился подскочить, прежде чем аккуратно высвободить волосы из кошачьих когтей. Теперь он вытягивается и аккуратно стаскивает любимицу - она слишком ленива для сопротивления. Полное пузо заставляет кошку тихо мявкать в ответ на манипуляции старика, устраивающего её на подушке и поглаживающего по шёрстке. В руках человека мелькает то самое ожерелье, волшебник принимается очень медленно надевать его, закрепляя на маленькой пушистой шее Артемис. Тихие возгласы становятся возмущённым мяуканьем, но великодушная охотница на время смиряется с непривычно тянущей ерундой - если человек настолько хочет любоваться ею! Ощущения прерываются в одночасье.



Головокружительный водоворот чуждых мыслей набросился на неё подобно хищнику. Образы и факты сменялись мифами и концепциями. Странные дилеммы в которых не нашлось бы ничего осязаемого сотрясали её тело участившимся топотом пульса. Сознание расширялось до размеров вселенной, чуждой, нелогичной, перегруженной, изобилующей. Вопросы рождали вопросы, а ответы казалось не имели ничего общего с реальностью. Секунды созерцания длились подобно часам, если не жизням, прежде чем картинка схлопнулась до размеров её сознания. Сознания преобразившегося, переполненного впечатлениями мира, оставляющими голод и жажду плескаться на самом донышке ощутимого восприятия. Распахивая глаза Артемис видит ответный взгляд - обеспокоенный, участливый - лицо друга, а не учёного. Друг кивает собственным мыслям и с трепетом тянется к Артемис, чтобы прижать кошку к себе. С явным неудовольствием она ворочает шершавым языком по клыкастому рту и произносит:

— А может быть мы всё-таки снимем это? Я хочу думать о пище, а не об экзистенции метафизики!”



***



Когда улеглись пыль и грибные споры, мы воспользовались передышкой чтобы отдышаться. Этот стервец Дроки слабо дышал, обмотанный целой бухтой пятидесяти метровой верёвки, словно куколка, которой не стоит надеяться превратиться в бабочку хоть сколько-нибудь привлекательную.



Наконец никто и ничто не отвлекало Тенебрис от сбора редких мхов. Всё ещё с явным недоверием поглядывая на подозрительные сетчатые стволы грибов, она рыскала по зарослям, вознамерившись собрать вообще всю белую поросль, сулившую голем-котлу долгое и энергичное бодрствование.



Трогательная малютка Ахана перебинтовывала порезы и ссадины на теле нашего пленника. Скабрезная часть сознания видела в этом попытку спасти сегодня хотя бы одного дерро раз уж не вышло с Баппидо, хотя правда была куда очаровательнее и вместе с тем тягостнее: уверен, она стала бы врачевать и наших преследователей, будь те дроу менее мёртвыми телесно и хоть сколько-нибудь живыми духовно, морально и эмпатически. Я наблюдал поражённо каких немалых усилий стоило жрице не прибегать к чудодейственным чарам гарантирующим не только мгновенное исцеление, но и возвращение пленника в сознание. Пока девчушка приводит Дроки в порядок, Персиваль методично приводит в беспорядок его вещи.



На свет подземный извлекаются небольшой кошель, непонятные склянки и разного рода бумаги, понапиханные в меньшие отделения сумки и в тубус. Символы покрывающие пергамент отталкивали мой интерес, ведь чтобы опознать в этом язык и определить смысл у меня ушла бы целая вечность. Нестройные закорючки двигались в случайных направлениях, заставляя усомниться в ментальном здоровье писца, хотя количество страниц и системность распределения указывали на внутреннюю взаимосвязь, как это часто бывает в случае важных документов. Надеюсь, это были те самые компрометирующие сведения, интересующие начальницу Каменной Стражи. Закончив прощупывать одежду дерро на предмет секретных кармашков и вшитых тайников, Персиваль долго созерцает коробочку сильно напоминающую абак - вместо бусин на проволочках разместились разного рода насекомые и арахниды, нанизанные по возрастанию не то размеров, не то экзотичности. Было радостно знать о наличии столь милого хобби у бандитского посыльного, вот только последних крошек снисхождения он лишился когда попытался продырявить моего друга. Порывшись среди многочисленных пузырьков без труда удалось найти и тот ядрёный яд, которым дерро смазывал клинок, но загребущие пальцы застыли на полпути - вниманием моим уже полновластно завладел осколок, вид которого вызывал смутное ощущение узнавания.



Игнорируя рассерженное фырчание Акаши, я схватил предмет раньше чем успел подумать, при этом ощущение крохотной льдышки застрявшей под кожей тут же дало о себе знать. Двигаясь вверх по руке оно нарастало, по мере того как узор с осколка переползал на предплечье, выписывая кольца не то хвоста, не то длинного щупальца. Так и не закончив рисунок татуировка застыла в нерешительности, рисунок слабо пульсировал иллюзорными белыми линиями, прежде чем укрыться глубоко под смуглой кожей. Впору было поволноваться из-за очередной дряни приставшей к старине Джар’Ре... нет, это я не о тебе, Акаша - ты очень даже приятная и полезная спутница. Да. Всё… всё так.



Тем не менее, беспокойную голову наполняли забавные такие размышления. Во-первых, знай мы о присутствии подобной штуки в карманах нашего пленника то я бы мог выследить его задолго до того как он стал именоваться нашим пленником. Готов поставить пинту Балдурсгейтского креплёного на кон - выследил бы. Но в сторону браваду, есть мысли посерьёзнее - во-вторых - до последнего момента я всерьёз полагал, что кусок руды, подарок великанов клана Кейрнгорм, был тем “осколком”, прельстившим дворфа-убийцу со светящимся клинком. Логично, согласитесь? - редкий материал мгновенно заинтересовал охочую до сокровищ Тенебрис, ещё и пропуск в пещеры к одним из самых замечательных ребят во всём Греклстью сам по себе, мы не особенно скрывали его наличие и демонстрировали во всеуслышанье как невидимым соглядатаям из стражи, прямо посреди улицы, так и самим гигантам. При такой конкуренции кто вообще станет вспоминать про камешек поднятый с пола в халупе куатоа, которую местные почему-то продолжали именовать жилищем? Я едва ли вспоминал о его существовании на протяжении путешествия, увлекаясь куда более важными и экстраординарными событиями, по сей день сохраняя диковинку где-то… скорее всего он так и катался по дну моей сумки. С тех пор как его рисунок стал невидимой татуировкой, мой интерес к нему окончательно угас. Обращаться к мрачным артефактам, к коим он по-видимому относился, было не лучшей идеей, а возможно и худшей - бледное лицо Аханы, погрузившейся в подноготную неунывающего забияки Джар’Ры до сих пор не желало уходить из головы. Теперь же моя тревога росла вместе с подозрениями, заражая фантазию разумной паранойей. Сколько ещё обладателей таких кусочков бродит по свету и зачем-то разыскивает остальные? Каюсь, я был свято уверен в собственной исключительности, но… что если кто-то менее приятный и добродушный также способен отслеживать ближайшие осколки? Нужно хорошенько обдумать подобные перспективы. Желательно, не только в своей голове и в более комфортной обстановке. Пока я помогал Персивалю складывать вещи в его рюкзак - просто швырял снизу вверх в чернеющее пространство, казавшееся уменьшенному мне безразмерным.



Фантомный гул надоедливых насекомых всё ещё свербел в ушах. В наступившую тишину никак не удавалось поверить, пока спокойствие не прогнали ментальные оклики Стуула.

— Ханаан! Я знал, я верил что мне не показалось! Это ты, Ханаан! — верещит малютка, устремляясь в темноту. Через миг радостный малютка появляется снова, заботливо укачиваемый в руках чародейки. Вид огромной зависшей над нами заклинательницы был по-своему величественным, я долго не решался поприветствовать её, столь радостным было наблюдение за миниатюрной паствой, собравшейся вокруг великанши. Её взбаламученное состояние и недоверчивый взор знаменуют старт очередного тура игры “попытайтесь толком объяснить Ханаан, какого дьявола здесь вообще происходит?!”, где присутствие Рампадампа стало самой простой и невинной деталью. Сбивчивые рассказы и отдельные ремарки скрашивают солидную долю пути, помогая надёжнее примириться с действительностью и нам самим.



Измученные и насквозь пропотевшие под давящими сводами душной пещеры, мы устраиваем привал, чуть только удаётся покинуть густую грибную чащобу. Тоннели извиваются змеёй и нет им ни конца ни края. Избранное безопасное место отличалось от прошлых опасных участков по большей части наличием в нас накопившейся усталости, не позволяющей двигаться дальше. За время сгинувшее в топтании влажного каменистого настила большая часть группы умудрилась попасть под странные чары гиблого местечка, закусив незнакомыми грибами - мой ратный товарищ Персиваль возвышался до самого потолка и проклинал Подземье на чём свет стоит, попутно уворачиваясь от особенно крупных скальных наростов. Путь мы проделали немалый, вновь уменьшенная Ахана успела разволноваться, снова успокоиться и даже задремать от мерной качки на плече нашего собственного великана с роскошной золотистой шевелюрой.



Страшно подумать как много можно пропустить, оставив своих спутников на какой-то десяток часов: ещё минуту назад Ханаан стояла близ Рынка Клинков, вместе со мной наблюдая за квагготами в сопровождении дроу рабовладельца (или, для простоты, просто - дроу), и вот портал бесцеремонно утянул её, чтобы выплюнуть посреди разрухи учинённой её друзьями посреди причудливых туннелей. Нетривиальная природа пережитого толкала дружную компанию всё больше и больше потчевать заклинательницу событиями дня минувшего, в особенности теперь, едва отпала необходимость высматривать взрывающиеся грибы. По мере того как с каждым глотком воды из бурдюков к нам возвращалась жизнь, глаза Ханаан округлялись всё сильнее с каждой новой подробностью. Прохиндеи вроде Джимджара и вовсе упоминали определённые детали, как кажется, лишь ради наблюдения за восторженной, испуганной или сконфуженной реакцией чуткой девушки, за пол дня умудрившейся отстать от остальных на многие недели впечатлений.

— Баппидо… взрослые микониды… этот неуловимый дерро… Некрасиво так говорить, но хорошо, что хоть драконье яйцо вы найти без меня не успели. Достанет и на мою долю приключений — заключила чародейка, нервно хихикая. На руках заклинательницы раскачивался кроха Стуул, взахлёб описывая встречу с собратьями из другой рощи.

— А Рампадамп хороший, просто очень скромный. А вот взрослые были странные. Они танцевали, представляешь? Да нет… ты не понима-а-аешь! Мы никогда не танцуем. Ни-ког-да. Это какой-то кошмар! А ещё там была жёлтая плесень… — Стуул заводился сильнее с каждым новым предложением, встреченным преувеличенным возгласом со стороны Ханаан.



По его словам, мелкая канареечная поросль служила своеобразным защитным механизмом: каждый раз когда какие-нибудь злодеи полные коварства и дурных намерений забирались в рощу, их аккуратно умерщвляли, дабы вместе с жизнью ушла и всякая злоба. После, по мере того как споры прорастают грибковыми наслоениями, пришельцы становятся их безвольными слугами. Очаровательные ребята эти микониды.

— Что ж, крохотный грибочек, я просто рада, что ты на нашей стороне. Надеюсь нам никогда не придётся вздорить с тобой и твоими родственниками — проскрежетала Тенебрис под аккомпанемент солидарных кивков.



Куда менее угрожающей диковинкой оставалось поведение Ханаан. Чародейка держалась безупречно: высокопарные жесты и позы, официальные обращения, строгая прямая осанка и спокойный отстранённый вид с намёком на радушие - эдакий набор престарелой светской леди, странно сочетающийся с энергией молодости и живым исследовательским интересом. Даже в спокойной обстановке, девушка оставалась степенной и обходительной, заметных исключений тому было всего два - Ахана, в милом обаянии которой зеленоглазая колдунья явно успела раствориться и Тенебрис, изначально запретившая звать себя “Госпожой”, горячо отрицая любые существование между ними подобного рода связи.



Обозначаемая с тех пор заклинательницей не иначе как “Мудрая Тенебрис”, хитрая кошка сегодня направляла всю свою мудрость на достижение одной, вполне очевидной задачи - обретение голем-котла. Ей уже удалось отыскать необходимые травы, наверняка она отрепетировала для Верза и грустную речь, где сообщает сколь непоправимо испорчен могущественный зельеварческий артефакт. В речах которые предназначались для наших ушей она была чуть более тактична и ограничилась частыми упоминаниями горемычного Ирвина в прошедшем времени. С завидной регулярностью поднимая данную тему, она размышляла о его мрачной, трагичной, скоропостижной, и неизбежной гибели, с каждым разом всё более нас ужасающей. Вам может показаться, что с её стороны это такая маленькая хитрость, однако к тому моменту к нам уже начали возвращаться привычные масштабы - то была хитрость стандартного размера.



Вдоволь отоспавшаяся в пути, Ахана наблюдала как Сарит перетирает в её ступке остатки тех взрывающихся грибов, которые Акаша расчищала по мере нашего движения.

— Это… Огненожка… наш Дом часто использовал пыль этих взрывоопасных грибов, когда для защиты, а когда и… ну, сама понимаешь… — ответил дроу на невысказанный вопрос, погружаясь в ностальгические размышления. Какая-то едва заметная тоска звучала в сдержанных словах и продолжительных паузах. Рассказ Стуула, верного спутника и любимца тёмного эльфа растревожил ум догадками и опасениями, видимо поэтому размышления о свойствах Огненожки она слушала совершенно молча, вглядываясь в лицо собеседника. После встречи с танцующими миконидами состояние Сарита заметно ухудшилось, но могло ли это быть совпадением - закономерным последствием потрясений последних дней? Могло ли внести свою лепту в чудовищные мигрени само присутствие и не вредило ли страдальцу постоянное использование спор, без которых резко пострадало бы наше взаимопонимание? Щедрая россыпь красных отметин разрасталась до состояния пустул, казалось они росли параллельно с надеждами тёмного эльфа делавшего основную ставку на таланты целителей, ожидающих нас в родной Роще миконидов.

— Представляешь какого это будет, наконец обрести спокойное место, где нам будут рады не помочь не просто подлататься, а поселиться? Стуул рассказывал, что в их Роще рады всех, кто не приносит с собой насилия, вы там тоже сможете остаться, обязательно, я уверен. — непривычный восторг сквозил в мечтах дроу. Мне сложно и страшно предполагать какие мысли при этом крутились в голове моей синелицей подруги, и ей удавалось удерживать спокойнымкак это самое лицо, в то время как мои собственные нервы опасно натягивались. В голове вертелись параноидальные идеи, каждая из которых тонкой ниточкой приводила меня к Безумию Подземья… что являлось его истинным проявлением - подозрения, охватывающие каждого свидетеля подобного разговора или попытки игнорировать их?



Кивнув другу и натянуто улыбнувшись, Ахана возвращается к своим пожиткам. Миролюбивая жрица явно пыталась отвлечься, в раздумьях она даже достаёт примечательную коробочку, подаренную морской друидкой. Синие пальцы осторожно тянут краешек карты, каким-то образом высунувшийся из-под крышки, девушка пристально вглядывается в судьбоносную картинку, прежде чем продемонстрировать изображение нам: на серовато-белом прямоугольнике, в окружении немыслимых сокровищ, восседает бывалый морской волк. Небрежным движением мужчина пересыпает горсти золотых монет из руки в руку, засыпая пространство перед собой, от такого обращения отдельные кругляши отправляются в непродолжительное странствие кувырком, разъезжаясь по столешнице. И нет в этой откровенно пиратской морде никакого уважения к непомерным богатствам, ни капельки трепета, лишь только чувство уверенности и успеха даруемое ими.



— Ооо, это добрый знак! Деньги нам нужны! — сходу провозглашает Тенебрис, охочая до роскошеств не менее чем до тайн, — Когда мы предсказуемо разбогатеем, первым делом необходимо будет раздеться хорошеньким поместьем, где поместятся все наши чудесные предметы… а ещё диваны! Мягчайшие!

— То есть… совсем как в твоей особенной комнате? — спрашивает Ахана, мгновенно повеселев от такого задора.

— Да! То есть нет. То есть да, но… без всего этого налёта Безумия и незнакомой магии, иначе Персиваль так и поседеет раньше срока.



Устроить временную стоянку прямо на развилке стало удачной затеей - самые зрячие и наблюдательные могли вдоволь изучить оба прохода. Такие возможности были особенно важны в Подземье - ускользающие нюансы неминуемо сглаживали мышление отдельных разумов, что сулило серьёзные неприятности сразу всем. Порой гнёт мудрости и опыта играет с нами злые шутки заставляя увериться в правильности фактов наскоро сшитых из множества крайне тонких иллюзорных ниточек.



Я встал в позу едва завидев оборванную паутину в левом ответвлении — отсутствие этих противных узорчатых кружев, сотканных хищниками крупными и необычными, было одним из бесспорных преимуществ Греклстью. Можно было долго препираться об упадочности Жёлоба Ладогера, убогости Убежища Голбрана, единственной ночлежки которая доступна не-местным, городскому устройству, при котором у последних не останется и призрачной надежды на права без должного количества силы, но чего там не было, так это проклятущих пауков! До последнего момента фраза брошенная Верзом как будто бы вскользь, затерялась в толщах куда более важной информации, но теперь светила для меня маяком, свет которого выхватывал единственный путь, а значит оставлял во тьме всё остальное - бедняга Ирвин, ну вот зачем тебе были нужны именно пауки? Неужели торговля с дроу того стоила? Сейчас придётся убеждать товарищей, полчаса гавкаться, продвигать альтруизм так, будто он мне самому сейчас шибко нужен и сдерживать уголки губ, по мере споров расползающиеся под напором, опять же, мне самому ненавистного оскала. Едва я только приоткрыл рот из соседнего тоннеля раздался голос Джимджара, обрётшего новую истину за пределами моего туннельного зрения:



— Ха! Вы только поглядите на это! Ставлю на кон шляпу, которой у меня нет, тут следы!



Следов было на удивление много, скажем сразу, - целые наслоения, просто их было непросто разглядеть за неустанной игрой теней и спиралей грибного освещения. Возблагодарим пещеры, где никакому ненастью не под силу уничтожить отметины сапог отпечатавшиеся в пыли или содравшие слой мелкой поросли, оставалось только искать подходящие. Случайно забредший путник вряд ли стал бы пригибаться к земле и разглядывать участки прикрытые убранством разномастных грибных шляпок на высоте человеческого роста и мне стоило признать - в подобных условиях подземный гном обладал идеальным сочетанием любознательности, внимательности и невысокости. Благодаря ему я живо ухватился взглядом за подходящие отметины, пунктирной линией проследовавшие через проход с оборванной паутиной прежде чем вернуться, удалившись в проход по соседству. Не сегодня, восьминогие твари! Остаётся сущая мелочь - убедиться в бессознательном состоянии нашего пленника и накормить его новой порцией Карликовой Бородавки, избавляя группу от неожиданных затруднений. Растерявший остатки щепетильности ещё на поверхности я вызываюсь добровольцем, но Ахана с поразительной ловкостью распахивает рот дерро, пропихивает в его горло кусочек гриба, помогая ему проглотить “лекарство”.

— Я часто помогала отцу врачевать… порой пациенты бывали и постраннее — объясняет мне девушка, заботясь чтобы бедняга не поперхнулся пока пребывает в отключке - видимо на моём лице читалось изумление. Забавно, как наш опыт делает одни и те же вещи необычайно отталкивающими или привычными, не считаясь с прочими контекстами характеров и судеб. Когда-нибудь я разберусь в них, изжив в себе нужду удивляться день ото дня, но пока оставалось только накинуть рюкзак на плечи и продолжать путь.



По ощущениям ещё полчаса, не меньше, мы следуем за изгибающейся лентой широкой пещеры. Объективного способа разбираться во времени у нас не было, хотя солидное количество часов проведённых в плену всё же заставили организм достаточно чутко ощущать его течение - искать утешение в секундах и пользу которую могут подарить минуты безмятежности. Убаюкиваемое ритмичностью шагов, сознание блуждало между обрывочными мыслями, созерцанием однообразных стен и попытками прислушиваться. Надеюсь, рано или поздно мой слух сможет прикрыть брешь в обороне навязанную вечной темнотой, но пока самое тонкое что он выхватывал из окружающей действительности - это звуки капель срывающихся со сталактитов на флюоресцирующие грибные головы и редкое сопение моих друзей. Выбивая стопами размеренный ритм, вторящий этим звукам я могу лишь порадоваться отсутствию былой спешки.



Без изнуряющего темпа марш-бросков, навязываемых безжалостным Саритом, движение становилось успокаивающим, если не медитативным, мне едва удаётся не налететь на Персиваля идущего во главе отряда. С тех пор как Джимджар показал нам следы, обнаруживать их повсеместно стало куда проще, среди буйной поросли и грибных зарослей они казались до обидного очевидными, выглядывая словно проплешина на спине любимой собаки. Сейчас целая куча таких вот следов устремлялась внутрь и наружу небольшой расщелины в стене. Если вновь прибегнуть к уменьшающей силе грибов, внутрь сможет протолкнуться даже этот любитель таскать на себе несколько лишних килограммов добротного железа, а значит и мне с моими покатыми плечами переживать было нечего, не думая долго мы устремляемся внутрь каменной породы. Укоротившиеся ножки покоряли пространство, представляющее собой целую сеть небольших сужающихся проходов.



Тупики умудряются угнетать нашу процессию немногим меньше бесконечных тесных коридоров, также представленных здесь во всех вариациях. Каждый раз когда проход резко забирал влево или вправо, его стены начинали опасно надвигаться, хищно сжимая каменную хватку, местами приходилось почти что ползти и наивный Джар’Ра, не знавший клаустрофобии до Подземья, начинал молиться Тиморе, чтобы очередной изгиб не закончился шкуродёром. Едва воцарившись, сосредоточенная тишина пытала меня мыслями о том, как я буду медленно протаскивать себя через шершавые тиски, всякий раз выдавливая лишний воздух из лёгких, чей объём мешает продвинуться чуть дальше. Мир полнился сказками о моих соплеменниках, людях то есть, достигших божественного статуса в поисках исключительной мощи или ради устранения того позорного недостатка за который нас высмеивали эльфы и дварфы, эти наглые долгожители… немного не добравшись до четвёртого десятка и несколько раз крутанувшись выше собственного предела, оставив позади глупого тараторящего босяка и наглого верзилу разбойника, я с трудом понимал за какими такими делами коротать отрезок жизни длинной в вечность, однако выпади мне шанс возвыситься за пределы земной тщеты я попытался бы обязательно. И дело не в амбициях, отнюдь, - мне очень хотелось превратить метафорическое в насущное. Например, повздорить с горой и набить ей морду. И раз уж я помянул богов, верным будет отметить - сегодня Леди Удача милостива и вместо испытания клаустрофобией припасла нечто более необычное: иссохшее до состояния мумии тело человека, застывшее в обнимку с трухлявым сундуком.



Картинка аховая, на взгляд мне оказалось непросто отделить от другого из-за уже знакомой жёлтой плесени, которой обильно поросли и покойник и его добыча. Доверия картина не вызывала. В своих рассказах Стуул упоминал не только зомбирующие свойства мелких грибков, но и способность лопаться и даже взрываться, агрессивно распространяя содержимое. Подобное количество гадкой поросли сулило массу веселья всем особам набившимся в тесный каменный мешок, прикидывал я это исключительно на глазок, но проверять версию на практике желания было ещё меньше, чем оставлять сундук, ради которого незнакомец жизни не пожалел. Природный изгиб оставлял в запасе крохотное обзорное пространство и я собирался обогатиться целиком сбросив риски на долю Акаши… на счастье, Тенебрис знала как улучшить мой план. Опять. Она всегда так делает, даже когда её не просишь.



— Погоди Холт, перестань маячить перед глазами, мой талант требует спокойствия — нудит изобретательница, ухватив меня за край рубахи. — Ахана! Дай ка мне свой бурдюк, Ахана!

— О… д-да, конечно… вот, держи, я специально купила второй, чтобы…



Прежде чем девушке удаётся договорить, механическая кошка выхватывает сосуд из её рук и принимается дырявить пробку. Оценив количество оставшейся внутри воды, автоматон принялась подливать внутрь кислоту из непрозрачного фиала.

— Мы ведь хотим растворить грибок а не сокровища, верно, Холт? — спрашивает меня Тенебрис, словно я что-то в этом понимаю, — вот, дай это своей блестящей маленькой подружке. — говорит она, всучив бурдюк и поспешно занимая наблюдательную позицию позади моего тела.



Проходит меньше минуты, прежде чем мы наблюдаем как миниатюрная астральная пантера замирает над сундуком, с огромным бурдюком перекинутым через созвездия плывущие вдоль её спины. Словно из лейки Акаша заливает грибки разъедающей субстанцией, счищая желтизну и смывая целые мутноватые островки исходящие пеной и шипением. Из под заплесневелого покрова проступает очень древний труп в странноватой треугольной шляпе и поистрепавшийся контейнер, через прорехи которого мне уже подмигивают золотые проблески.

— Узрите, мой очередной триумф! Восхвалять меня поочереди не обязательно, в целях экономии времени я согласна на всеобщие овации. — вопит изобретательница выступая вперёд так, словно не пряталась за мной как за щитом секунду назад. Очень хочется попросить друзей не заносчивую особу, но я не успеваю.

— У вас получилось! Правда получилось! — восклицает Ахана, выглядывая из-за поворота. Её огромные жёлтые глаза забавно блестят, улавливая скупой свет моего грибного фонарика. Её даже не задевает состояние приведённого в негодность бурдюка, вот ни капельки. Ни в малейшей, самой ничтожной мере она не опечалена порчей её вещей, она так и бормочет себе под нос, еле слышно, пока идёт к нам, мол - конечно, с лёгкостью купит себе новый… когда-нибудь. Золотое сердце у нашей жрицы!



Кстати о золоте. В сундуке обнаруживается целая груда жёлтеньких монет, приправленная щедрой щепоткой крупных алых кристаллов. Очень долго я перекладываю сокровища в свой рюкзак, наслаждаясь причудливым грибным колдовством, благодаря которому монетки уменьшаются по мере прикосновения к моим пальцам и погружения в рюкзак - занимательный эффект. Было бы славно провернуть то же самое, но наоборот и только с драгоценными камнями. Может быть это механическое создание, всё ещё купающееся в лучах славы, сможет разыскать способ? Нужно будет спросить.



Радостную ношу пришлось разделить с остальными, иначе далеко мы не ушли бы. Сарит и Джимджар нехотя держали свои сумки в которые я горстями ссыпал потоки жёлтеньких монеток и даже так мой намётанный глаз насчитал не меньше полутысячи. Погружение в темное нутро земли продолжается, сопровождаемое мелодичным позвякиванием за спиной, особенно при встрече с кочками и рытвинами. Учитывая уникальную удачливость моих спутников мне давно следовало раздобыть рюкзак покрупнее и поудобнее, иначе я рискую дожить до момента когда придётся ограничиваться лишь частью найденных богатств. Моё хрупкое бедняцкое сердце такого просто не выдержит.



Сладкие мечтания длятся недолго, обращаясь в радужный пар когда из-за поворота доносятся шорохи и невнятное бормотание, стихающие по мере нашего продвижения. Ещё минуту мы бредём в полнейшей тишине, взглядом я ищу поддержки в рядах моих соратников, желая убедиться в отсутствии у себя слуховых галлюцинаций, а стоит выбраться из расщелины как подобные опасения отпадают, уступая место нездоровому буйству красок. Сбивающая с толку вереница огней гипнотически кружит голову, увлекая мысли следом за мерцающими отблесками, проступающими из темноты словно приглушённые звёзды. Не смотря на размер, пещерная комната прекрасно проглядывалась благодаря этим караванам огней, нестройными лентами выстроившихся по направлению к возвышенности увенчанной обелиском. Поверхность его была гладкой и тёмной, полная противоположность слову яркость, однако навершие и грани выдавали в пространство множество световых линий, сливающихся с мерцанием грибов. Так и создавалось это ощущение света поистине солнечного, озаряющего природные выступы и каменные платформы над нами.





Очередной шорох, теперь уже громкий и явный, разносится по округе исходя от гладкого изваяния. Гремящая сопящая фигура преодолела крохотный мосток между двумя каменными площадками, застыв у подножия обелиска. Что-то алое на той стороне подсвечивало со спину приземистую фигуру дерро, который подскакивает и спешно вносит записи в блокнот, прежде чем почтить нас своим вниманием. Напряжённые глаза блестят из-под покрова неверных теней - светопреставление ничуть не утихало, оно маскировало действительно, на миг напомнив мне о тех днях, когда я страдал морской болезнью.

— Что это за глупые-глупцы-голубчики затесались в наши пещеры, Нихар?! — взвизгивает истеричный голос. Мы застываем возле расщелины, прикидывая не стоит ли повернуть назад, Персиваль машинально тянется к оружию, а вдалеке раздаётся новый скрипучий голос.

— Наверняка глупцы которым расстаться с жизнь невмоготу не узрев нашего величественного обелиска! Давай же продемонстрируем им всю мощь нашего детища, напоследок! — верещит он, прежде чем угрозы сменяются колдовским речитативом.