Конец високосного года 88

- А знаешь, - говорю я, помолчав.- Мне вдруг стало резко неинтересно, кто именно настучал Ньюлану - хоть бы и тот же Чейз, хоть бы и та же Блавски. Если он ставленник Воглера, и его задача устроить у нас правительственный переворот, грех был не воспользоваться такой подставой. Но вот только сюда он не заходил. Так что транексамзилат ему передали. Видимо, вместе с информацией о подозрениях на его использование. Крейфиш говорит, что Саманта выходила отсюда несколько раз - может, она и передала. Но вот её задушенный труп в бельевой - это уже совсем другой уровень.
- У неё была порция крови с собой, - говорит Хаус. - Анализ которой делал несостоятельной версию с транексамзилатом и выявил бы рекомбинантный тромбин.
- Ты думаешь, её убили просто, чтобы она не донесла кровь до лаборатории? Вздор! Ещё большая порция крови оставалась у тебя в сосудах, и ничто не мешало взять её на анализ повторно. Да мы так и сделали.
- Я  думаю не об этом. Я думаю, что лаборатория в другой стороне.
- Что-что? - не совсем понимаю, к чему он клонит.
- А то, что Саманта взяла кровь на важный анализ, важность которого, в общем, понимала, и пошла на бельевой склад, а не в лабораторию. Уилсон, если Крейфиш, действительно, просто безобидно поизмывался над Айо... ну, хорошо, не безобидно – очень обидно,  допустим даже, что он рассчитывал довести Айо до инфаркта и убить таким хитрым способом. Всё равно сюда больше никто не входил, и Орли видел, действительно, только Крейфиша, изображающего Ней.
- И что?
- А то, что выходит, рекомбинатный тромбин добавить в капельницы могли только двое - Саманта и Чейз.
- Почему?
- Потому что к ним до моего второго дивертисмента никто другой не прикасался. И если какой-то человек совершает какую-то хрень на грани фола, а его потом убивают, мне кажется, между этими двумя вещами стоит поискать связь.
- Ты хочешь сказать, Саманта выполняла чей-то заказ? И на бельевом складе она оказалась, чтобы встретиться с заказчиком?
- А он платить не захотел, как вариант, - предложил Хаус.
- Не понимаю, - говорю. - Я этого не понимаю. Саманте заказали тебя убить, и она послушно выполнила заказ? Да как так! Вы же в хороших отношениях были, практически друзья.
- Не думаю, что убить, - качает головой Хаус. - И не думаю, что меня. Только спросить нам об этом уже некого.
- Хиллингу нужно всё это сказать, - говорю. - Это не служебные дрязги, не игра в царя горы...
- Скажем, - Хаус успокаивающе опускает ресницы. - Всё скажем. Ты ляг, передохни, а то так тебе плохо опять будет. Кстати, твой демарш до кабинета с инспекцией ниточки непременно засекут по камерам - будет лишний козырь Ньюлану, чтобы тебя не возвращать на должность.
- Не будет, - говорю. - Я и про ниточку расскажу. Эта подстава с транексамзилатом очернит его самого настолько, что ему уже будет не до моей должности.
Но в постель я покорно укладываюсь - просто чтобы не свалиться на пол. У меня даже глазные яблоки под веками горячие, и дыхание, как у огнедышащего дракона.

Просыпаюсь слабый и мокрый - температура упала. К моему удивлению, вместо Ли с очередной инъекцией подходит та медсестра, из Бостона.
- Стоп, - говорю. - А где Ли?
- Сменилась.
До меня вдруг доходит, что я как-то потерял счёт не только часам, но и дням. Здесь, в бывшем гнотобиологическом отделении, окон нет, и освещение искусственное. А в периоды моего полусна-полубреда время проходило мимо меня как-то без чёткой фиксации.
Мучительно вспоминаю имя этой сестры - и не могу. Анна? Ханна? Хелена?
Наконец, без имени спрашиваю:
- А какое сегодня число?
- Тридцать первое декабря, последний день года.
Последний день високосного года - меньше недели прошло с рождественской ночи, когда все нарушали режим в буфете. Надо же, как мало… События растянули время, как гармошку, впихиваясь и впихиваясь в него, как книги на тесную полку.
Повернув голову, вижу Хауса с ноутбуком на коленях, в соседней с той стороны палате Харт и Орли о чём-то негромко разговаривают - как раз на той подпороговой громкости, которая, как рассчитал Орли, не выходит за пределы палаты.
А у Рубинштейн - Корвин и Варга - по-моему, они обсуждают протезирование глаза.
Крейфиш со своим соседом смотрит шоу Опры, которое Хаус называет "эфирная грызня ". Смотрят в записи, но тема там актуальная - что-то про Новый год.
- Проснулся?-  неожиданно мягко спрашивает Хаус. - Я смотрю, тебе получше: температура упала... А тут опять Кадди приходила, с новостями. Ньюлан занял твой кабинет, снял постеры со стен и завтра ждёт от Блавски большую аналитическую справку.Похоже на передачу дел.
- Хиллинг больше не приходил? Ничего не спрашивал? - интересуюсь я.
- Нет, но я про транексамзилат и твою нитку сказал сегодня Кадди. Есть хочешь? А то у нас сегодня праздничный банкет - какао и пончики.
- Есть не хочу. Что ещё Кадди сказала? Что с расследованием? Со вскрытием?
- Я не дал тебя будить. Что такого срочного может быть со вскрытием?  Причина смерти - механическая асфиксия, вызванная сдавлением горла извне. Судя по расположениям отпечатков, рука мужская. Да это и так понятно было - Саманта не такая хрупкая девушка, чтобы позволить задушить себя женщине или ребёнку.
- Ребёнку?
- Например, кто-то из малышей Байкли, или Рикки Чейз, или…
- Ну, и циник же ты!
- Отсутствие здорового цинизма сделало невозможным раскрытие доброй сотни чудовищных преступлений, между прочим.
- Твой нездоровый. Послушай, Крейфиш говорил, Саманта то и дело выходила из инфекционного бокса. Значит, то и дело снимала и снова надевала защитный костюм. Это не просто и не быстро- я пробовал на скорость. Если ей нужно было просто с кем-то встретиться для разговора, проще было по телефону позвонить. Значит, не для разговора. А, например, для передачи транексамзилата и получения рекомбинантного тромбина.
- И после этого я – циник. Поскольку Ньюлан попался на твоей ниточке, транексамзилат она, получается, ему и  передала. А рекомбинатный тромбин тоже, что ли, от него получила? Вместе с напутствием замочить как можно больше пациентов в инфекционном боксе? А что? Ты не вовремя объявил карантин, не пресёк распространение инфекции, из-за этого у тебя люди мрут, как мухи. Вывод: как главврач ты – дерьмо, что и требовалось доказать.
Вижу, что он не всерьёз. Но всё-таки говорю:
- Хаус, это перебор. Мне ещё меньше, чем тебе, нравится Ньюлан, и с транексамзилатом он меня точно подставить пытался, но одно дело подстава, другое – убийство… Что ты там всё смотришь, в своём лэптопе?
- Мы, - говорит Хаус, - просмотрели записи с двух камер, и одну всего за несколько минут. А у нас в коридорах их, между прочим, понатыкано до чёрта, вот только что на бельевом складе нет, но неужели Саманта во время своих выходов из бокса не попала ни под один объектив?
Он говорит правду - камер немало, я сам распорядился их "понатыкать", сначала получив удар в грудь ножом, а потом через какое-то время слетев вместе с инвалидным креслом с эскалатора от мощного толчка в спину. Но только запись сохраняется недолго, иначе нам никаких хранилищ не хватило бы. Но по команде их все можно остановить и просмотреть отснятый материал почти за трое суток.
- Так ты спрашиваешь, что сейчас делаю, - говорит Хаус, продолжая вглядываться в экран ноутбука.
- Ты просматриваешь записи с камер?
- Вот именно. И это самое скучное в мире занятие, хуже рыбалки.
- И как улов? - спрашиваю.
- Соответствует качеству этих шайтан-машин. Я ведь тебе говорил уже: пока она среагирует, пока наведёт резкость, всё уже случилось.
Но я по тону слышу, что он прибедняется, и спрашиваю с острым интересом:
- И что «уже случилось»?
- С Ньюланом она точно виделась в одну из своих отлучек. В эркере окна перехода в зону "С", где ни ей, ни ему, собственно, нечего делать. Но передавал ли кто-то из них что-нибудь другому, непонятно - широкий загривок этого слонопотама занял весь передний план. А вот когда он ушёл, вид у Саманты был не слишком победительный. Откровенно говоря, выглядела она, как побитая собака. И зарёванная, по-моему. Но в руках ничего.
- А в карманах?
- Уилсон, это просто камера. Не рентген.
- И куда они потом разошлись?
- Саманта - сюда, в бокс. Ньюлан потопал вдоль по коридору и ушел из зоны обзора.
- Ну, хорошо. Это одна её отлучка. А другие?
Хаус не успевает ответить - звонит мой смартфон. Кадди.
- Вот теперь у тебя точно неприятности, - говорит она зловеще. – Я хотела тебе сказать ещё там, в твоей палате, но решила, что лучше лично.
- Ага, неприятности, ясно. А до этого всё было великолепно. Ну, не томи. Что ещё стряслось?
- У нас тут сделали полный анализ твоего трупа...
- Ну, не моего пока, - перебиваю - просто так, чтобы оттянуть очередную "козу". Но Кадди не реагирует.
- Трупа вашей медсестры, - уточняет она бесстрастно. - Этой Саманты Клейн…
- И что? Нашли в крови рекомбинантный тромбин и у неё?
- Не угадал. Нашли признаки синдрома приобретенного иммунодефицита.
- СПИД?
- Он самый. Профессиональное заболевание отдельной категории женщин. И совсем не сочетающееся с профессией манипулирующей медсестры. Понимаешь?
- Кадди, - говорю, помолчав ровно столько времени, сколько мне нужно на переваривание ещё и этой новости.- Ты сама прекрасно знаешь, что СПИД не является поводом для отстранения от работы. Права человека, профсоюзы, и всё такое...
- Да-да-да, - соглашается она. - Но есть одно маленькое условие. Об этом должна быть запись в личном деле, а на её руках должны быть усиленные перчатки. Ньюлан не наблюдал ни того, ни того.
- Ньюлан? А откуда Ньюлан вообще...
- Понятия не имею, но исследовать на СПИД велел он.
Хаус, который слышат мою половину диалога, по всей видимости, о половине Кадди тоже легко догадывается, потому что говорит мрачно:
- Надо поискать покупателя на контрольные пакет "Двадцать девятого февраля", пока в цене не упал.
- Воглеру продай, - огрызаюсь я.
- Воглер не заплатит. Он его скоро и так получит, без усилий.
- А что мне тут, собственно, можно инкриминировать? - говорю, подумав. - Ну, скрыла она при оформлении на работу свой СПИД... Если Ньюлан об этом знал, ему, а не мне полагается по ушам. Я не знал. Ты лучше сам проверься - мало ли. Может, пора зидовудином запасаться.
- Незащищённый секс - для идиотов и супругов, планирующих беременность, - немного высокопарно заявляет Хаус. Но мои слова ему не нравятся - это видно. – Лучше скажи, откуда Ньюлан мог знать о её диагнозе?
- Он же из центра контроля, они там отслеживают.
- Всех отслеживают? Слушай, у меня пару лет назад был грибок между пальцами – как думаешь, он это тоже выяснил?
- А почему нет? Если он шёл сюда прижимать нам хвост, наверняка, всех протестировал.
- И ничего не сказал?
- А зачем ему говорить? Это же поводок. Если их цель и впрямь посадить своего управленца, сотрудник на поводке ещё как полезен.
- Думаешь, Ньюлан мог потребовать, чтобы Саманта принесла ему транексамзилат, дёргая за такой поводок? Это оправдано, только если подмешанный тромбин тоже их рук дело.
- Не обязательно, - самые фантастические догадки и увязки бьются в моей голове, хлопая крыльями, как голуби в голубятне. - Он мог просто сказать ей, чтобы принесла любой подотчётный препарат из бокса. Ему не надо было обвинять меня в убийстве - он же меня хотел не в тюрьму посадить, а садить с кресла главврача. Для этого халатность и разгильдяйство подходит лучше, чем убийство.
- А Саманта выбрала именно этот препарат, потому что… что?
- Потому что мы им не пользуемся, и его не хватились бы ещё до конца её смены.
- Что, опять просто совпадение?
- Не совпадение, а попытка вывернуться, угодив и нашим, и вашим. Кстати, был бы здесь рекомбинантный тромбин, она бы его взяла – его ещё и не считают.
- А постой, - вдруг говорит Хаус. - Тромбин здесь как раз и был. Сам Айо его и получал, когда сжевал пробирку – помнишь? После операции. Аппликационно. Из флакона, который притащил Чейз. Значит, препарат был здесь, в боксе.  И прошёл мимо журналов, потому что Чейз принёс его из операционного набора. И я не помню, чтобы он его уносил.
- Значит, флакон оставался здесь?
- Да.
- А сейчас?
- Хороший вопрос. Не хочешь поискать на него ответ? Тебе же получше…
Мы уделяем некоторое внимание поиску флакона – вернее, я уделяю, Хаус раздаёт указявки, где и как смотреть. Наконец, мои старания увенчиваются успехом – я нахожу флакон в собственной кровати – хитро и надёжно он впихнут между конструкциями механизма, поднимающего изголовье. Пустой.
- И опять ты отравитель, - говорит Хаус. - Не трогай флакон, На нём могли отпечатки пальцев остаться.
- Откуда? Все в перчатках работают.
- А лежат тоже в перчатках? - он по-собачьи наклоняет голову набок.
- При чём тут те, кто лежат?. Они же не... Ах, те, кто лежа-а-ат... - наконец, я понимаю, о ком он.
- Доходит до тебя, как до жирафа. Опять, что ли ,температура подскочила?
- Хаус, это всё нужно Хиллингу рассказать, - снова в который раз говорю я. - Смотри, каждый раз, когда мы пытаемся подменять собой профессионального детектива, выходит какая-то дрянь. Пусть он сам ... как это?  - дактилоскопирует.
- Хаус не успевает мне ответить - в фильтре у палаты появляется Варга.
- Мы посмотрели Рубинштейн, - своим мягким голосом сообщает она. - Ложе формируется. Нарушение двигательных функций доктор Корвин считает не органическим, а связанным с операционной травмой и отеком. Нам нужно будет заключение онколога - и можно делать заказ протезистам. Лайза очень надеется, что сможет снова сниматься. Можно сказать, это – основное, что её поддерживает сейчас. Ты посмотришь?
- Конечно, - говорю. - Посмотрю при первой возможности. Спасибо, Хелен.
- Мы её обнадежили - насчёт съемок. В том смысле, что к первому апреля, может быть... Вы её не разочаровывайте, хорошо?
- У меня нет оснований её разочаровывать. Я пока и сам так считаю.
Хаус не проявляет интереса - для него Рубинштейн не пациентка. Она для него выздоровела - загадки-то нет.
- Вот, - говорю ему назидательно. - Вот это наша работа, а не то что...
- Ты сам начал, - парирует он, продолжая что-то там высматривать в своем ноутбуке. И вдруг его глаза округляются, а губы вытягиваются трубочкой, словно он собирается свистнуть.
- Что там у тебя? – спрашиваю, стараясь сквозь перегородку заглянуть к нему под руку.
- Ничего, - «отмирает» он. – Там прямо в коридоре одна медсестра наклонилась – я завис, потому что искал метафору, чтобы описать тебе.
Но к холмному приблизившись подножью,
Которым замыкался этот дол,
Я увидал, едва глаза возвел,
Что свет планеты, всюду путеводной,
Уже на плечи горные сошел.
- Ты даже Данте умудряешься опошлить, - говорю, восхищаясь про себя его памяти.
Варга тихо улыбается. Но в фильтр заскакивает Корвин и тянет шею:
- Это с какой камеры?
- Возле душевой, - Хаус прикрывает экран. А тебе не дам поглядеть. Иди отсюда, похотливый карлик! Не порть мне Варгу.
Варгу – вижу – от «похотливого карлика» коробит, но сам Кир не обращает внимания – «Великий и Ужасный» не такое может.
- Сам её не порть, колченогий!
- Иди-иди… Морковка!
- Лежи болей, торчок!
- Чуть пациентку не зарезал, косорукий!
- Вирус подцепил, бестолочь!
Варга уже почти пугается.
- Не обращай внимания, - говорю я, жалея Варгу. – Это у них от избытка тестостерона. Спермотоксикоз.
- А у тебя избыток эстрогена, - говорит Кир.
- Феминизация.
- Да пошли вы! – говорю. – Хватит уже. Тинейджеры.
И они, наконец, уходят. Корвин и Варга, разумеется – не Хаус. Хаус разворачивает ноутбук ко мне экраном.
- Насчёт камеры я не врал. Это с той, что напротив душа. Я промотал почти до конца, хотел уже выключить…
- И?
- Оттуда вышла Саманта. А потом, буквально через минуту - Ньюлан.
- Когда?
- Да какая разница, когда. Ну, три дня назад. Это – самое начало записи. Раньше ничего нет.
- Ты хочешь сказать, они вместе мылись в душе?
- Не знаю я, что они там делали. Изучали чёрную плесень по заданию эпидемиологов, ремонтировали трубы, чистили кафель, сосали… чупа-чупс сосали по очереди – а ты что подумал, извращенец?
Мы молчим довольно долго.
- Да, - говорю я, наконец, - Зидовудин-то, похоже, нужен не только тебе…
- То есть версия с совместной починкой ими труб тебя не устраивает?
- Да знаешь… - говорю. – Не устраивает…