Операция Магдалина. Не в мою смену

15 ноября 1938 года

Лондон, Великобритания

К осени 1938 года Бренна Гелдоф (в девичестве МакКормик) из своих 38 лет – она была ровесницей века – ровно половину провела замужем. Замуж вышла по очень сильной любви, что не так уж часто встречается в Ирландии… да и вообще в мире.

Ей и в голову не могло прийти, какой Ад её ожидает в супружеской жизни – ибо её супруг, отставной пехотный капитан армии Его Величества Питер Гелдоф – оказался не просто домашним насильником, но и настоящим чёрным садистом.

Это была скорее его беда, чем вина; до Первой Великой войны ничего даже отдалённо подобного за ним замечено не было. Всё радикально изменилось 12 июля 1917 года, когда англо-французские войска, в состав которых входила рота капитана Гелдофа, были обстреляны германскими минами, содержавшими ядовитую маслянистую жидкость.

Дело было близ бельгийского города Ипра; в результате чего отравляющее вещество получило своё четвёртое название – иприт. Два первых были чисто научными - 2,2'-дихлордиэтиловый тиоэфир и 2,2'-дихлордиэтилсульфид; третье же разговорным – горчичный газ.

Поражающее воздействие иприта многообразно – это редкостная гадость даже среди боевых ядовитых газов… в данном случае важно, что долгосрочными последствиями для психики пострадавшего являются пожизненные неврологические нарушения, посттравматический стрессовый синдром и периодическая тяжёлая депрессия.

У капитана Гелдофа отравление ипритом вызвало «чёртовы качели» … причём аж в двух вариантах. Биполярную депрессию (уже хорошо) … и love/hate отношения с (вообще-то очень даже любимой) женой.

Он то заваливал её цветами и подарками (благо средства позволяли – он получил внушительное наследство, включая весьма доходный бизнес) и водил её по дорогущим ресторанам… то бил и вообще издевался так, что впечатлил бы и знаменитую Салтычиху.

Порол всячески – по поводу и без; таскал за волосы; бил по лицу; ставил на колени… надолго (иногда вообще на горох на ночь) … ну, и реально насиловал – причём во все дырочки, что в Ирландии того времени было не принято.

Бренна терпела – и потому, что любила его, несмотря на все его выходки… и потому, что деваться ей было некуда - развод запрещали и Церковь, и государство, и общество. Жаловаться было бессмысленно - ирландская женщина в браке была, по сути, вещью своего мужа, с которой он мог делать что хотел.

Как при таких… высоких отношениях она умудрилась воспитать физически и психически здоровую дочь – и даже удачно выдать её замуж – она решительно не понимала. Однако сумела.

Возможно потому, что сработал обычный в таких случаях женский механизм психологической самозащиты. Эротизация боли и насилия. Через несколько лет такой… необычной семейной жизни Бренна с изумлением поняла, что такие «качели» ей очень даже нравятся и никакой иной жизни она не хочет.

Всё рухнуло в один кошмарный для неё день – 13 октября 1938 года. Рухнуло в прямом смысле – её 50-летнего супруга хватил инфаркт (было от чего); он упал, ударился виском об угол ступеньки… и умер мгновенно.

Бренна, как положено, его похоронила; вступила в права наследства (с изумлением выяснив, что по завещанию она получает почти всё – дочери достались жалкие крохи) … и с ужасом поняла, что её жизнь потеряла смысл. 

Как и на самом деле довольно многие в Ирландии – и даже едва ли не большинство священников, Бренна в бога не верила… впрочем, при такой семейной жизни было бы странно, если бы верила.

И потому приняла (с её кочки зрения) абсолютно рациональное решение – чётко по своему знаку Зодиака (она была чистейшей Девой). Покончить с собой. Отписала всё имущество дочери… однако решила сделать это не на родине (сводить счёты с жизнью в Ирландии ей было почему-то стыдно).

Бренна выбрала Лондон; что же касается способа, то здесь выбор был практически однозначным. Чтобы не опозорить дочь самоубийством матери – страшный позор на Изумрудном острове – она решила прыгнуть в воду с моста.

Если её тело и найдут (что не факт) - и опознают (что не факт тем более), то спишут на несчастный случай. Её завещание было составлено так, что если её адвокат не получит от неё вестей в течение года, то он должен будет передать всё её имущество дочери – разумеется, минимизировав налоги.

Это решение спасло ей жизнь – и подарило возможность начать новую… впрочем, когда она всё это планировала, такой исход ей и в голову не мог прийти. Спасло не в последнюю очередь потому, что для самоубийства она выбрала знаменитый мост Ватерлоо, который соединяет районы Вестминстер и Ламбет и считается почему-то «женским» и мостом самоубийц.

Последнее понятно, почему – каждый шестой из тех, кто сводил счёты с жизнью в британской столице, делал это прыжком с моста Ватерлоо. Причём началось это в ещё в 1840-е годы (мост был введён в эксплуатацию в 1817 году).

Бренна долго стояла на мосту, то вглядываясь в мрачную чёрную водную гладь Темзы, то отводя взгляд. Наконец, решилась… и совершенно неожиданно услышала за спиной приятный мужской голос:

«Это очень плохая идея. Очень…»

Бренна обернулась, как ужаленная – и к своему изумлению, увидела очень хорошо одетого ещё весьма молодого человека (он выглядел лет на пять её моложе) довольно необычной внешности. С одной стороны, симпатичной и привлекательной… с другой же совершенно не запоминающей.

«Какая именно?» - машинально осведомилась Бренда. Пока не понимая, радоваться или огорчаться от того, что её (пока) удержали от радикального решения её проблем.

«Покончить с собой» - спокойно ответил незнакомец.

«С чего Вы решили, что я хочу покончить с собой?» - спросила Бренна.

Незнакомец спокойно и уверенно ответил: «Репутация этого места известна всем лондонцам. Подавляющее большинство тех, кто здесь сводит счёты с жизнью – женщины; чтобы не навлечь стыд и позор на свою семью…»

Сделал небольшую паузу – и продолжил: «Это именно Ваш случай – ибо Вы специально приехали из Ирландии… думаю, даже из столицы…»

Она изумлённо посмотрела на него. Он неожиданно представился – причём на неплохом гэльском:

«Меня зовут Шон. Шон О’Брайен. Я родился в Дублине в семье дипломата и потому более двадцати лет из моих тридцати двух прожил… в разных странах. Однако с недавних пор живу в Дублине достаточно, чтобы знать, что на Вас одежда типичной жительницы Дублина… причём весьма обеспеченной…»

«Вы частный детектив?» - удивлённо спросила она. Шон покачал головой:

«Если в общепринятом смысле, то нет. Но кое-какие навыки у меня есть…»

И продолжил: «Вы католичка – однако в Бога не верите, а догматы Церкви для Вас вообще пустой звук. Что обычное дело на Изумрудном острове… однако в Вашем случае это привело к двум экзистенциальным ошибкам… собственно, именно поэтому я и говорю, что это очень плохая идея. Очень…»

«Каким ошибкам?» - неожиданно даже для себя заинтересованно спросила Бренна. Шон лукаво-загадочно улыбнулся… и сделал, наверное, не столь уж и неожиданное предложение:

«Свести счёты с жизнью Вы всегда успеете… предлагаю вкусно пообедать в очень хорошем месте. Там я отвечу на Ваш вопрос… кто знает, может и передумаете…»

Снова улыбнулся – и осведомился: «Где бы Вы хотели пообедать?»

«Rules» - без колебаний ответила Бренна. «Давно хотела… но так и не добралась»

«Отличный выбор» - улыбнулся Борис Владиславович Новицкий, не раз и не два обедавший и ужинавший в этом старейшем ресторане Лондона. Это заведение было открыто в далеком 1798 году как простой устричный бар, но довольно скоро стало самым знаковым местом в столице Великобритании.

Здесь в разное время любили бывать Чарльз Диккенс и Уильям Теккерей, Чарли Чаплин, Лоуренс Оливье, Кларк Гейбл и многие другие известные деятели культуры и искусства.

Проходя внутрь ресторана, вы словно попадаете в атмосферу «старой доброй» викторианской Англии. Владельцы Rules не только сохранили аутентичный интерьер, но и добавили в оформление помещения сотни других характерных деталей: рисунков, картин, карикатур…

Этот колоритный лондонский ресторан специализируется на традиционной британской кухне, начиная от классических пирогов и пудингов и заканчивая оригинальными блюдами из кролика, оленины, барашка. К каждому из них подается специально приготовленный соус и, конечно же, лучшее вино.

Несостоявшаяся (пока) самоубийца кивнула… и решила, что надо бы представиться, вообще-то…

«Я Бренда. Бренда Гелдоф… в девичестве МакКормик…». И направилась к Шону.

Успела сделать несколько шагов… и тут её… на данный момент спаситель внимательно оглядел её и сбросил бомбу: «Это точно не основание для того, чтобы сводить счёты с жизнью… Вашу ситуацию ещё можно поправить» - уверенно добавил он.

От изумления она застыла. Шон спокойно продолжал: «Вам чуть меньше сорока; двадцать лет в браке или около того; мужа любили просто безумно, хотя он…»

Сделал небольшую паузу – и продолжил: «Довольно типичный домашний насильник. Утром порка… если не вообще избиение… вечером огромный букет цветов и шикарный ресторан… благо средства позволяли…»

Бренна изумлённо кивнула: «Всё так… но откуда…»

Шон/Борис уверенно продолжил: «Ваш ныне покойный муж ветеран Великой войны, схлопотал ПТСД и прочую побочку либо от иприта, либо попал под долговременный обстрел тяжёлых гаубиц…»

«Первое» - машинально ответила Бренна. Шон/Борис кивнул - и продолжил: 

«Умер где-то с месяц назад – в считанные минуты от инсульта – он был лет на пятнадцать старше Вас…

«На двенадцать» - автоматически поправила его Бренна. «И от инфаркта…»

Шон/Борис уверенно продолжал: «Ваша единственная дочь вышла замуж… Ваша жизнь опустела, тем более что Вы уже так подсели на качели домашнего насилия, что Вам кажется, что дальше жить Вы просто не можете. Вы выбрали этот мост, чтобы не навлечь позор на дочь – в Ирландии это очень большое дело…»

Бренна совершенно ошалело кивнула: «Всё так… но как?»

Шон/Борис спокойно ответил: «В Вашем случае оснований для самоубийства только два – неизлечимая болезнь в последней стадии или пустое гнездо. Выглядите Вы совершенно здоровой женщиной… так что только второе…

Сделал паузу – и продолжил:

«Стандартный триггер – внезапная смерть сильно любимого мужа… если бы он долго умирал, Вы успели бы адаптироваться к жизни без него…»

«Вы психолог?» - спросила Бренна. Шон/Борис покачал головой:

«Не по диплому – по диплому я историк…»

Борис Новицкий закончил истфак МГУ в 1928 году… но этого знать Бренне не полагалось.

«… но я учился на курсах, где преподавали психологию тоже»

В учебке Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ СССР – что Бренне знать уж точно совсем не полагалось. Он продолжал:

«… и посещал семинары в Сорбонне одного из ведущих психологов Европы…»

Доктора Вернера Шварцкопфа – в «еврейском девичестве» Блоха.

«А про домашнее насилие Вы откуда узнали?» - удивилась Бренна.

Шон/Борис объяснил: «Вы двигаетесь несколько неестественно – это характерно для хронических травм, полученных от мужа-насильника…»

«А что у меня один ребёнок – и дочь?»

Он пожал плечами: «В Вашем возрасте второй ребёнок ещё не достиг бы совершеннолетия – поэтому Вы его никогда бы не оставили. Не оставили бы и сына – в любом возрасте, а дочь теперь уже забота её мужа…»

«А про то, что он фронтовик?». Шон/Борис усмехнулся:

«Мне приходилось иметь дело с заурядными домашними насильниками из гражданских. Эту сволочь боятся – но никогда не любят. Смерть такого – особенно внезапная – повод для радости, а не для самоубийства. В этом случае Вы напились бы до положения риз – а не побежали бы топиться…»

Сделал паузу – и продолжил: «Такую любовь, как Ваша – с огромным уважением и восхищением - мог заслужить только фронтовик… думаю, что офицер…»

Бренна уважительно кивнула: «Капитан. Всю войну на фронте в Бельгии и Франции– от звонка до звонка. Сначала командовал взводом, потом пехотной ротой. Крест Виктории, два ордена За выдающиеся заслуги… и не только…»

Теперь уже она внимательно посмотрела на него… и поняла.

«Вы тоже офицер? Тоже воевали?». Шон/Борис задумался, затем кивнул:

«Испания. Доброволец легиона Кондор. Спецоперации за линией фронта. Два Креста за военные заслуги…»

Это было не совсем так… но в общей сложности полгода Борис действительно провоевал в Испании. Ибо уж очень хотел отомстить предавшим его Советам. Кресты он действительно заработал… более того, по представлению Колокольцева был награждён ещё и Испанскими крестами в серебре и золоте. Награды вручил Генрих Гиммлер… гауптштурмфюреру СС Виктору Краузе.

Бренна кивнула… и поняла, что покончить с собой она уже не сможет. Ей просто не позволит сделать это этот совершенно необычный человек. Не столько потому, что она теперь его собственность (спасённая от смерти нередко такой становится), сколько потому, что он обладал над ней какой-то странно-гипнотической властью… в точности как её ныне покойный муж.

Шон/Борис словно прочитал её мысли: «Вы всё правильно поняли – я не позволю Вам умереть. Не в мою смену, как говорят американцы в таких случаях…»

А про себя усмехнулся: «А всё синдром Лоэнгрина… заразный, однако…»

Привыкшая беспрекословно подчиняться мужской силе, Бренна вздохнула, подошла к своему спасителю… и взяла его под руку. Он улыбнулся:

«Вот и отлично». И махнул другой рукой куда-то в сторону Вестминстера:

«Моя машина там. Я припарковался неподалёку…»