de omnibus dubitandum 40. 171

    ЧАСТЬ СОРОКОВАЯ (1689-1691)

    Глава 40.171. РАСПОЛОЖЕНИЕ КО ВСЯКИМ УРОДАМ, ОБЫЧНОЕ В ТО ВРЕМЯ…

27 января 1689 г.

     С {23 сентября 1698 года начинается дикая свистопляска, фантазиями романовских фальсификаторов и их верных продолжателей, современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности, связанная с обоснованием прихода к власти клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)] и его многочисленных родственников - Л.С.}

    Жили царь и царица - в особых теремах в Кремле, выстроенных уже при царевне Софье Алексеевне (на самом деле Евдокие Алексеевне – старшей дочери Алексея Михайловича и Марии Милославской – Л.С.). Жизнь якобы царицы Прасковьи {Стоит  заметить, что Прасковья была, с 23 сентября 1698 года в монастыре - Л.С.} за то время, конечно, не отличалась от обыденной жизни ее предшественниц-цариц и ее современницы, царицы Марфы Матвеевны (вдова царя Федора Алексеевича). Торжественные приемы у царицы (находящейся с 23 сентября 1698 года в монастыре - Л.С.) назначались только в немногие годовые праздники или по случаю особых семейных событий.
   
    В обыкновенные праздничные дни к царице (находящейся с 23 сентября 1698 года в монастыре - Л.С.) являлись одни родственники обоего пола и боярыни, по вызову или с собственными просьбами. Боярыни выходили у ворот и, подойдя к царицыным покоям, посылали своих боярских боярынь объявить о приезде дворовой боярыне, которая и докладывала о них. Посещение обыкновенно ограничивалось расспросами о здоровье и разными приветствиями; затем боярыни возвращались восвояси. Иногда царица принимала и крестьянок, по крайней мере, из своих дворцовых вотчин.
   
    Делами царица (находясь с 23 сентября 1698 года в монастыре - Л.С.) не занималась подобно боярыням; на то был приказный чин царицы из ее близких людей, который также разбирал ссоры между дворцовыми служителями, сажал их в монастырь за провинности: кражу, пьянство и т.п.
   
    Царица занималась только своим "женским" делом, пересматривала полотна, скатерти и другие вещи, доставляемые из слобод, работавших на дворец; заведовала рукоделиями своих мастериц в светлицах, где производились всякие работы, даже шились куклы царским детям. Нередко и сама царица вышивала золотом и шелками в церкви и монастыри, изготовляла некоторые предметы из платья себе, государю и детям: ожерелья, воротники, сорочки, полотенца.
   
    Но главною и неизменною задачею жизни царицы была молитва и милостыня во всех видах и формах по правилу того времени: "Церковников и нищих и маломожных, бедных, скорбных и странных пришельцев призывай в дом свой и по силе накорми, напой и согрей". Царица (находясь с 23 сентября 1698 года в монастыре - Л.С.) подавала щедрую милостыню на монастыри и церкви во время своих богомольных выходов. Церковное поминовение усопших царственных сродственников сопровождалось кормлением духовного чина и нищих; последние собирались к царским хоромам во все поминальные дни. Кроме нищих, множество бедных женщин обращались к царице с челобитными о своих нуждах, подавая их в праздники или именины кого-нибудь из членов царской семьи. Во дворце жило много девочек-сирот, которые принимались по просьбе верховных боярынь или по желанию самой царицы. К концу XVII века и на женской половине дворца появились свои верховные богомолки: вдовы, старухи и девицы. Они жили в подклетях у царицы Прасковьи Федоровны и у царевен, подле их хором, и, по-видимому, исполняли должности сказочниц. Между ними были юродивые, помешанные и калеки всякого рода: немые, слепые, безрукие, безногие. Расположение ко всяким уродам, обычное в то время, особенно резко проявляется в Прасковье Федоровне; склонность эту она сохранила во всю свою жизнь. Верховные богомолки ходили в смирных (темных) платьях, в противоположность пестрой одежде шутов и шутих, - карлам и карлицам, - разряженным в платье ярких цветов, в красных и желтых сапогах и ермолках.
   
    Рядом с карлами и карлицами во дворце проживали арапы, арапки, маленькие калмыки и калмычки, взятые в полон. Их держали во дворце наравне с обезьянами, попугаями и др. чудами. Кроме попугаев, неизменною принадлежностью дворца были всякого рода птицы: соловьи, канарейки, щеглы, перепела. В 1684 г. для Прасковьи Федоровны была даже заказана особая клетка для перепелов {Забелин. Домашн. быт русских цариц, с. 202, 388, 467 и др.}. Дворец с утра до вечера оглашался пением разнообразных птиц, криками попугаев; к вечеру умолкали птицы и, в тишине слышалось заунывное пение нищих богомольцев или мерный рассказ сказки, прерываемый выходками дураков и дур, возбуждавшими громкий смех невзыскательных слушательниц. Наскучив этими забавами, царица иногда принималась за карты или заставляла себя качать на домовых качелях. Качель обыкновенно устраивалась к святой; она была веревочная, обшитая бархатом или атласом, с ватным сидением, также обтянутым бархатом.

    В апреле 1686 г. для Прасковьи Федоровны сделаны три таких качели. На масленице устраивались скатные горы, где увеселялись царевны с боярышнями. Царицы только смотрели на эту забаву, равно как и на игры в сенях женской половины дворца. Немало удовольствия доставляли царицам и зрелища другого рода, как, напр., церковные церемонии, царские обеды, выезды послов, привозимые и приводимые "чуда": заморские животные, ученые медведи и т.п. На эти зрелища царицы, царевны и малолетние царевичи смотрели из окон Кремля или из "тайника", устроенного в Грановитой палате, где происходили главные дворцовые торжества. Тайник была комната с большим окном, обращенным в палату, в которое была вставлена решетка. На театральные представления царицы также смотрели сквозь решетку. "Во время представления, - говорит Рейтенфельдс, - царь сидел перед сценою на скамейке, а для цариц с детьми было устроено род ложи, из которой они смотрели из-за решетки или, правильнее сказать, сквозь щели досок".
   
    Жила царица с мужем, по обычаю, в разных покоях порознь.
   
    "И на праздники господские, и в воскресные дни, и в посты, - повествует Котошихин, - царь и царица опочивают в покоях порознь; а когда случится быти опочивать им вместе, и в то время царь посылает по царицу, велит быть к себе спать или сам к ней похочет быть. А которую ночь опочивают вместе, и на утро ходят в мыльню порознь и к кресту не приходят, понеже поставлено то в нечистоту и в грех..."
   
    Нет сомнения, что все это выполняли царь и царица, - но (фантазиями лукавых романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности - Л.С.) детей им бог не давал... Прошло пять лет брачной жизни, и во все это время только раз мелькнула у Прасковьи мысль, что она беременна; сама она потом рассказывала: "При царе-де Иване (на самом деле настоящем Петре Алексеевиче – Л.С.) пучило у меня живот с год и я чаяла себя весь год брюхата, да так и изошло..." {Гос. Арх., карт. 7, письма царицы Прасковьи, 1719 г., л. 12.}