Время леса. Лесник Прохор

***Это ещё одна история про лесника Прохора. Он знает: лес живёт по своим законам и времени. Стоит на минуту задуматься — и ты уже как будто попал в другой мир. В этом рассказе он просто пошёл за водой на родник…***
_______

Вот ведь какая неустойчивая погода бывает в мае! Ещё вчера солнце припекало так, что домашние коты, вернувшись с улицы, искали в доме прохладу. Растягивались вдоль плинтуса и засыпали, будто всю ночь лопатой уголь грузили.

Собаки же целый день караулили тень — как убежище. Даже тех, кто им обычно не по нраву, провожали молча, сонным взглядом.

А сегодня — другое дело. По небу плывут тяжёлые серые тучи, то вдруг между ними прорывается солнце — яркое, холодное, ненадолго. Прохладный ветер завывает где-то в вышине, шумит в кронах, гнёт верхушки сосен. Синоптики во всю трезвонят про какой-то циклон. Всё как полагается весне: ни тебе ясности, ни надёжного прогноза.

Вот кому ни жара, ни холод не мешают — так это комарам. В этом году злые — хоть в лес носа не кажи. Только остановишься — и уже в засаде. А некоторые и на ходу умудряются укусить.

Прохор Захарович шёл лесной тропой к роднику. В руках нёс две пятилитровки. Родник Жылы Булак* находится у подножия горы. Люди со всего города приезжают за ключевой водой. Очереди бывают немалые — час простоишь. Летом ещё куда ни шло, а зимой — переминайся с ноги на ногу, пока не застынешь.

Дорога к роднику ведёт через лес. И сосны тут, и берёзки, и рябина, и яблоня-дичка. Идёшь, вдыхаешь воздух, насыщенный смолой и пряной зеленью, слушаешь перекличку птиц. Поднимешь голову — кто там поёт? А не видать никого. Только пушистый хвост меж веток — белка. Шустрая, как всегда.

Вот в кустах шиповника паук натянул сеть, затаился. Муравей спешит по своим делам.
И вдруг из травы — шурх! — взлетает птица. Прохор аж вздрогнул. Сорока! Ах ты ж, белобока! Устроилась на ветке берёзы — и будто исчезла. Такая масть.

Прохор подошёл к роднику. Сегодня повезло — очередь небольшая.

— Здравствуйте! — поздоровался он со всеми. — Кто крайний?

— Я! — откликнулся мужчина в зелёных пятнистых штанах.

— Я за вами, — кивнул Прохор. Тот тоже кивнул в ответ.

Люди в очереди отмахивались от комаров как могли: кто ладонями, кто сломанной веточкой, кто-то натянул капюшон и туго завязал шнурки под подбородком. Но комары не сдавались — летали роем, садились, жужжали, кусались без разбора.

Прохор заметил, что мужчина с седой бородой и в шляпе, стоявший впереди, всё поглядывает на него. Будто в чём-то сомневается.

«Может, встречались где?.. — подумал он. — Всех и не упомнишь».

Мужчина вдруг решительно развернулся и зашагал к нему.

— А я вот смотрю на вас, — заговорил он басисто, — и думаю: вы это или не вы?

— Похоже, я, — с улыбкой отозвался Прохор.

— Лесник? — спросил мужчина, показывая на него пальцем.

— Лесник, — подтвердил Прохор. — Только теперь на пенсии.

Очередь притихла. Люди стали с интересом посматривать на них.

— Не помните меня? — спросил мужчина, прищурившись.

— Признаться честно — нет, — покачал головой Прохор.

— Да как же?! Вы ж мне тогда жизнь спасли! — с жаром воскликнул тот.

Прохор прищурился, внимательно посмотрел на собеседника.

— Вы же Прохор? Правильно? — никак не унимался мужчина.

— Он самый, — кивнул тот.

— Так это вы! — воскликнул мужчина с неожиданной радостью в голосе. — Я ж вас помню! Вы меня тогда в лесу нашли! Я, помните, за грибами пошёл, да ногу подвернул, а потом ещё и по склону как покатился — думал, совсем кости переломаю!

Прохор прищурился, припоминая.

— А-а, точно! Теперь вспомнил! Ты тот грибник, что в корзину напихал всех подряд — от сыроежек до поганок, да ещё уверял, что в справочнике видел — мол, «вроде съедобные».

— Ха-ха, было дело… А потом вы меня на себя взвалили, как мешок картошки, и волокли до лесной дороги. Помню, я тогда думал, что и вы себе чего-нибудь надорвёте!

— Да я-то цел остался. А вот ты — весь покусанный, да ещё с этой дурацкой корзинкой, как с трофеями… Помню, говорю тебе: «Если бы по грибам экзамен сдавал — то двойка с ядовитым плюсом!»

Мужчина засмеялся и развёл руками.

— Это ж сколько лет-то прошло? — задумался Прохор.

— Да лет двадцать, наверное, — прикинул собеседник.

— Да не-е-е, — покачал головой лесник. — Чуть больше.

Тут мужчину позвал женский голос:

— Миша! Наша очередь подошла!

— Ну, спасибо вам за помощь, — Михаил обнял лесника, похлопав по спине. — Пойду я, а то очередь подошла.

Прохор улыбнулся в ответ.

Впереди оставалось ещё человек шесть. Каждая минута, проведённая в очереди, становилась настоящей пыткой. Комары, словно играя на своих противно пищащих гуслях, изводили всех присутствием и наглостью.

Прохор не вытерпел. Подошёл к мужчине, что стоял за ним, и сказал:
— Я немного прогуляюсь. А вы пока держитесь вооон за тем, в пятнистых штанах. Не потеряйтесь в строю.

"Прогуляюсь-ка я до деляночного столба и обратно, — подумал Прохор. — Заодно и ручей проведаю. Как он там? Нынче зима была малоснежной, да и весна редко балует хорошими дождями. Где ж ему силу брать?"

Он повернул от родника направо, прошёл пару метров — и остановился как вкопанный.
Под ногами хрустела сухая лесная подстилка — хвоя, ломкие травинки, выгоревший до серости мох. Но внимание привлекло не это. Всё вокруг было усыпано шишками. Свежими, пушистыми, с красно-коричневыми чешуйками. По размеру — от крошечных, сантиметра полтора-два, до крупных — добрых шесть сантиметров в диаметре. Словно кто-то нарочно раскидал их тут пригоршнями.

Прохор нагнулся, поднял самую большую шишку. Покрутил её в руке, как ценитель — диковинный плод. Провёл пальцем по плотным чешуйкам, поднёс к носу и вдохнул терпкий смоляной аромат.

— Ух ты ж, крепышка какая... — пробормотал он себе под нос.

Скорее всего, это дело рук — точнее, порывов — недавнего ураганного ветра. Он ведь ревел так, что старые сосны гнулись, скрипели, и казалось — вот-вот небо зацепят макушками. Вот он, должно быть, и стряс шишки с высоты. Да и весна нынче выдалась сухая: снега почти не было, дожди прошли пару раз — для порядка. Деревьям, может, и нелегко такую сухость держать.

Шагать к ручью приходится медленно. Под ногами неровно: каждый шаг требует внимания, будто идёшь по щебёнке — не острой, но живой. Шишки перекатываются, и дорога становится хлопотной.

Среди берёз и черёмухи извивается ручей. Он выходит к роднику, проходит мимо него метрах в десяти и теряется дальше между деревьев.

Родниковая вода течет в том же направлении — по канавке шириной в три ладони, не меньше.

Постепенно оба потока сближаются. Слившись, они впадают в первый небольшой водоём, окружённый берёзами и кустарниковыми ивами.

Оттуда вода уходит по трубе, проложенной под дорогой, и, вырвавшись на свободу, ручей снова мчится дальше — к большому пруду, где местные мужики нередко ловили рыбу.

— Вот те новость, — вслух сказал Прохор. — А столб-то куда подевали? Всегда ж тут стоял… Странно…

Нет, лесник, хоть и на пенсии, не ошибся. Деляночный столб и впрямь раньше стоял здесь. Теперь — только яма, да щепа в стороне, будто след от вырванного зуба.

На этом участке ручей не прятался в зарослях, а тек открыто — словно не торопясь, но с характером. Он блестел на солнце, то тихо журчал, то вдруг ускорялся и начинал звенеть — особенно там, где натыкался на преграды.

На его пути лежали крупные, округлые валуны, покрытые мхом. Налетев на такой камень, поток расщеплялся, всплескивал, шуршал — будто бормотал под нос — огибал глыбу с обеих сторон и снова соединялся, уже с новым голосом.

Местами вода плескалась звонко, перекатывалась, словно звала за собой, а чуть дальше стихала — будто замолкала, слушая лес.

По этим камням, как по небрежно разбросанным ступеням, шла тропинка с гор на кордон.

— Эх, а ручей в этом году не такой говорливый, — вздохнул Прохор. — Вон, в прошлом — шум стоял на весь лес. А сейчас будто задумался… Даже самые мелкие камни — сухие.

Он остановился, прислушался.

Ручей тек едва слышно — точно и впрямь стал тише в этом году. А вот лес молчать не собирался. Где-то в зарослях отзывались синицы — коротко, щёлкающе, словно перебрасывались фразами через кусты и ветви. Сороки спорили громко, будто делили территорию. Дробный стук дятла звучал отчётливо — дерево звенело, как барабан. Певчих птиц не было видно — будто прятались, растворялись в кроне, но их голоса сплетались в весеннюю разноголосицу.

Прохор улыбнулся.
— Ну хоть вы не затихли, — сказал он в воздух. — А мне надо возвращаться назад.

Прохор шёл обратно той же тропинкой, но всё казалось чуть другим. Ветер усилился, по верхушкам деревьев пробежала дрожь. Листва тихо шелестела, небо затянуто — ровный серый купол без намёка на просвет. Иногда капало, и лес будто морщился от сырости.

Он вышел к роднику.

Пусто. Ни голосов, ни шагов, ни очереди. Лишь ветер прошелестел по канавке, да где-то за деревьями снова коротко треснул дятел.

Прохор остановился, озираясь.
— Э... а где все?

Он подошёл ближе. Родниковая вода вытекает из пластиковой трубы, вмонтированной в бетонное кольцо, наполовину ушедшее в землю. Чуть поодаль, над канавкой, по которой бежит родниковая вода, лежит знакомый полуметровый мостик. На нём стоит забытая баклажка — одинокая, мутная от капель.

Прохор спустился вниз по мокрому склону, осторожно ступая на скользкий камень у родника. Присел на корточки. Одной рукой взял баклажку за ручку, второй опустил дно в холодную воду, подставил под струю. Пальцы заныли от ледяной воды.

Тишина была непривычной — не лесной, живой, наполненной шорохами, а какой-то человеческой. Оставленной.

— Так… я ж ненадолго, — прошептал он, ощущая, как внутри нехотя ёкнуло. — Минут на пять всего…

Он наполнил баклажку, закрутил крышку, поставил её на мостик. Потом взял следующую. Глянул вверх — небо всё такое же глухое.

— Вот так номер… Заслушался ручья. Закрутился. А вроде и не уходил.

Он улыбнулся — чуть растерянно, но с теплотой.
— Да… время в лесу — как вода: глянешь — тихо, а отвернёшься — уже совсем другое.

Вода стучала по пластику — терпеливо, ровно.
Лес молчал. Смотрел.

Так всегда бывает. Возвращаешься — и будто пришёл в люди из другой реальности. Лес не держит, но и не отпускает.


*Жылы Булак - название родника, в переводе с казахского языка означает Теплый родник

**На фото: весенний ручей в прошлом году