Коммуна Таксидермическая

В трудные 90-е, когда дом князя Антипа Григорьевича Волоколамского был ещё филиалом Областного краеведческого музея – сторожка, где по ночам должны были нести службу сторожа, охраняя мемориальную усадьбу «холодниста», находилась в служебном помещении, представлявшем собой сарай, бывший в старые времена «людской избой». Там жила прислуга Волоколамских и наёмные работники: садовник, кучер и другие. Строение было велико. В нём был общий широкий коридор, из которого можно было попасть в отдельные комнаты. Теперь в этих кабинетах хранились какие-то папки с непонятными документами, рабочий инвентарь, а одно помещение представляло собой таксидермическую лабораторию, где делали чучела животных.
Работа это требовала не только специальных знаний, но и большого количества химических препаратов для обработки шкур. Химикаты хранились в большом холодильном шкафу, стоявшем в коридоре, так как в комнате для работы, места было мало. Таксидермист Вася приходил на работу, принося туши убитых животных. Я говорю туши, потому что видел, как он волок застреленного волка. Шкура очень пушистая создавала впечатление, что это какой-то зверь невероятных размеров. С таким в лесу лучше не встречаться. Однако, самое сильное впечатление на меня произвела дрофа. В книгах я читал, то есть такая дикая птица, на которую часто охотились герои сказок, но я не представлял, что она по величине, как страус. Так мне показалось, когда я взглянул на гору перьев, лежащих на специальном столе. Оказывается, в местных камышовых зарослях вокруг озёр, такие птицы встречаются. Было дело, что Василий показал мне тушку фламинго, найденного на берегу. Что его занесло в эти суровые северные места? Возможно, у фламинго сломался внутренний компас, он прилетел не туда, куда надо, испытал стресс и от ужаса помер. Мне так подумалось. Может, он, конечно, просто замёрз в непривычном климате – но перьевой покров и тело были в хорошем состоянии.
В этом же сарае, но в соседнем помещении с отдельным входом была ещё реставрационная мастерская, руководил которой молодой человек Серёжа. Он починял ветхую старинную мебель для музея, был дружелюбным человеком, совсем не употреблял спиртные напитки. Это удивляло немного, но пусть себе не пьёт – имеет право. Потом выяснилось, что он набожный, а питие алкоголя для него – это грех. Стали ясны истоки трезвости у реставратора. Может, этот человек был слишком строг к себе? Ведь известно, что даже во время поста монахам и прочим верующим иногда разрешено употреблять вино. Надо сказать, что на соседней усадьбе другого опального князя – Густава Марковича Тропецкого, тоже была реставраторская. Но там её хозяин Валентин просто «не просыхал». Пил так основательно, что трезвым я его видел только один раз. Он тогда много рассказывал об искусстве работы с экспонатами, и оказался весьма интересным человеком.
Так вот, возвращаюсь к сторожам, так как именно они создали некий ночной клуб на территории музея, о котором я хочу рассказать. В те годы я был практически бездомным. Семья жила в деревне за 100 километров от города, а я, когда оказывался в N-ске, то ночевал, где придётся. Случилось, что, прибыв в музей–усадьбу по профессиональной необходимости, я задержался. Пока размышлял, куда отправиться искать ночлег, молодой сторож Алексей предложил провести ночь в людской избе. Я согласился и так впервые попал в очень любопытное место.
По ночам в сторожку стекались бездомные молодые люди – друзья сторожей. Места было много, но диван всего один, и на нём могло уместиться от силы два-три человека, поэтому спали гости на полу, кинув на примятые картонные коробки свою верхнюю одежду. Засыпали под утро, потому что жизнь кипела ключом – общались, спорили, пели, пили… Однако была одна маленькая неприятность для отдыхающих на полу – блохи. Сквозь щели пола в помещение проникали эти мелкие «скакуны» и кусали людей за ноги. Сам укус незаметен, а чешется потом укушенное место сильно. Чтобы бороться с этими паразитами, сторожа засыпали весь пол травой полыни – кто-то прочёл, что полынь отпугивает блох. Мне же казалось, что она их только возбуждает, к тому же помогает прятаться в зелени, так как эти мелкие злодеи кусали всех злее и чаще.
Пили разнообразные алкогольные напитки, которые «подтягивали» пришедшие. Часто приносил шампанское заведующий музеем Боря Пшеничный, которому не хотелось идти домой, и интереснее было провести время на усадьбе с компании молодёжи. Так как у Бориса Петровича в закромах было много шампанского, для сторожей и гостей напиток этот из праздничного превратился в привычный, почти ежедневный.
Однажды сторож Андрюша решил провести эксперимент: на какое время одному пьющему человеку хватит литра чистого спирта? В магазинах тогда продавался импортный спирт «Royal», как раз в литровых бутылках. Когда-то я рассказал Андрею, что моя мама считает спирт лучшим из напитков, потому что в нём практически отсутствуют фенолы, альдегиды, метанол и прочие неблагоприятные для организма вещества. Чистый спирт – он и есть чистый. Пытливый экспериментатор купил бутыль «огненной воды», но почему-то забыл приобрести закуску. В сторожке были остатки еды, вроде хлеба и соли. На них и понадеялся смельчак. Дальше происходило следующее: всякий, кто заглядывал в «людскую», замечал обездвиженное тело на диване, не подающее признаков жизни. Люди, естественно, интересовались – всё ли в порядке с человеком, жив ли? Но когда подходили ближе, улавливали запах спирта, успокаивались и занимались своими делами.
Я зашёл в людскую вечером, увидел распростёртого в бессознательном положении охранника, убедился, что он находится в состоянии «саматхи», немного позавидовал и ушёл. На следующий день заглянул опять в сторожку. Тело лежало в том же положении, но спирта в бутылке было меньше. Я перелил остатки спирта в банку, закрыл полиэтиленовой крышкой и поставил в дальний угол холодильного шкафа среди заспиртованных лягушек, ящериц, и прочих эмбрионов. Я тогда подумал, что Андрею, наверное, надо уже приходить в себя, а допивать в таком состоянии спирт может оказаться опасным для его здоровья. Ушёл. Пришёл на третий день и встретил помятого, но бодрствующего бойца с собственным организмом. Он маялся от абстиненции и мечтал опохмелиться. «Радуйся, что я сделал заначку для тебя», – сказал я самонадеянно и открыл холодильник. Там спирта не было. «Куды ж он делся?!», – воскликнул я и спросил страдальца, не в курсе ли он, что могло случиться с запасом напитка. Человек страдальчески взглянул на меня и произнёс: «Кажется, я его выпил». «А как же ты нашёл его среди множества других склянок, будучи в сильно изменённом состоянии?», – удивился я. «Не знаю», – сказал Андрюша: «Подошёл к шкафу, открыл, взял банку в которой никто не плавал и, не задумываясь, выпил». «Здорово на тебя спирт действует», – заметил я, – «один литр всего, а ты только на третьи сутки пришёл в себя».
«Почему это на третьи?» – возразил помятый экспериментатор: «Я вчера начал, сегодня закончил!» Я понял, что для него вчерашнего дня не существует. Как начал банкет, он помнит, и как закончил, помнит. А вот день праздника посередине – между началом и концом веселья потерян навсегда.  Когда я объяснил исследователю крепких напитков что к чему, он, кажется, пережил потрясение: шутка ли сказать, целый день жизни исчез безвозвратно! Кстати, позже Андрей для чистоты эксперимента повторил подобную акцию со спиртом, и потерял ещё один день жизни.
Каждый, кого я встречал в «таксидермической», был по-своему интересен. Сторож Лёша был «повёрнут» на джазе, роке, металле и прочих молодёжных стилях, притащил свою барабанную установку. Другие сторожа и гости приносили гитары и иные инструменты: флейты, бубны маракасы… Иногда получалось неплохо, хотя, на мой вкус, громковато. Был в строю и старенький магнитофон. Музыка звучала постоянно.
Вспоминаю композицию, которую пел Коля по прозвищу Совок: «Полисмен, полисмен, отведи меня в участок. Я сегодня маленький и злой…». Молодёжь, правда, тогда не дружила с милицией. Этот Коля занимался днём в студии мультипликации, а по ночам охранял музей. Он показывал, рисуя на бумажке, «как стреляет старинная пушка» или «как катится с горы телега» по законам анимационного творчества.
Как-то раз Николай привёл в «ночной клуб» под кодовым называнием «Таксидермическая» знакомого. Макс был профессиональным художником – окончил настоящее художественное училище, и считался в студии мультипликации авторитетом. Он и вправду был интересным художником и впоследствии работал на студиях «Массив-мультфильм» и «Тёрка», где участвовал в создании нескольких мультфильмов. Я запомнил только анимационный историю «Большая баба Ярыга», к которой Максим приложил свою талантливую руку. Через несколько лет после описанных событий, он прислал мне в подарок диск с этим мультфильмом.
Всем гостям, знакомым и незнакомым, были рады в «людской избе».  Молодые люди того времени были увлечены изучением психотропных веществ. Читали книги, которые издавались практически без цензуры, и восхищались поисками исследований в области расширения сознания. Собрали и установили полочку для книг. На ней стояли издания особенно популярные в юношеской среде, такие как книги Стенли Грофа «За пределами мозга» и «Холотропное дыхание», Теренса Маккены «Психотропные растения и их влияние на человечество», Тома Вулфа «Электропрохладительный кислотный тест» и др. Удивительно, но сейчас по прошествии каких-то двадцати с лишним лет, такие книги не найти. Они исчезли, как будто их и не было никогда! Само собой разумеется, употребляли самодельные «расширители сознания», пытаясь «осознать момент». Каждый человек в коммуне «Таксидермической» мог делать всё, что захочет, главное, чтобы не причинял никому неудобства – сторожа в душе своей были хиппи.
Я заметил в коридоре большой фрагмент высохшего дерева, приготовленный таксидермистом для изготовления основы чучел. Мне дерево показалось хорошей мишенью для метания ножей. Самодельный клинок, служивший кухонным прибором, для открывания консервных банок и резки хлеба, я стал использовать, как бросковое оружие. Со всей «дури» кидал в ствол и, порой, когда попадал, долго не мог вытащить из плотной древесины. Нож входил в дерево сантиметров на пять. Все удивлялись и ужасались одновременно. Приходили в гости знакомые девушки. Вели себя скромно, но порой попадали в ситуации, к которым не были психологически готовы. Виной тому были хозяева лошадей, содержавшихся на усадьбе в соседнем большом помещении – конюшне. Заведующий музеем Борис Петрович мечтал, чтобы, как в старинные времена, на усадьбе жили лошади. Он нашёл владельцев скакунов и разрешил держать животных в усадьбе, а иногда пользовался их услугами для театрализованных представлений.
Семья коневодов была весьма оригинальна. Отец семейства конюх Рома был очень похож на цыгана гены чёрная борода, пронзительный взгляд, но какой национальности он был на самом деле, сказать трудно. Жена Валя его иногда била, когда он слишком много «нудил». Валя была дочкой знаменитого когда-то много лет назад вора в законе Солдатова, которого расстреляли за многочисленные преступления, и, судя по поведению, отцовские гены были в ней порядком активированы. Дети необычной семейки тоже получили изрядную дозу дедушкиных способностей. При встрече с незнакомыми взрослыми, мальчики: одному было восемь лет, а другому десять, сразу пинали встречного по коленке. Пострадавшие (я, кстати, один из них пытались объяснять родителям, что так вести себя юным коневодам некультурно. Родители же поясняли, что воспитывают детей по японской системе, когда всё можно. Однако многие люди, испытавшие на себе результаты японского воспитания, считали, что мальчуганов надо лечить, а потом отдать на обучение в коррекционную школу для детей с девиантными отклонениями.
Почему-то хозяева лошадей считали гостей «коммуны» потенциальными конокрадами. Коневоды всё время конфликтовали с молодыми охранниками. Рома врывался к сторожам, размахивал травматическим пистолетом, пугая гостей, особенно девушек, кричал, что всех перестреляет. Девушки стояли, онемев от неожиданности. Одна призналась, что у неё чуть ноги не отнялись от ужаса – не могла пошевелиться и боялась упасть. Рому парни выталкивали на улицу и запирали дверь на ключ изнутри. Он на крыльце ещё долго бесновался, стучал, сыпал проклятьями, а опытные гости объясняли новым, что это «представление» для незнающих: на самом деле Рома довольно мирный человек, но по природному артистизму напускает на себя вид отчаянного головореза.
Иногда в конфликт вступала Валя. Она была более опасным противником, чем её муж. Как-то охранник Лёша сказал ей, что она душевнобольная, а он с психами разговаривать не умеет, да и не желает. Рассвирепевшая дочь бандита схватила камень (разговор был во дворе усадьбы недалеко от «людской» избы) и метнула в сторожа. Тот увернулся, но в спасительную сторожку заскочить не успел, потому что тётя схватила второй булыжник и вновь запустила в него. Алексей бросился бежать – она за ним, обзывая нехорошими словами и кидая в него различные предметы, попадавшиеся на пути. Они бегали довольно долго, а Валя всё не могла успокоиться. Преследуемый и преследовательница выскочили из усадьбы и носились по округе, вызывая удивление у мирно прогуливающихся встречных граждан.  Наконец, Лёша обхитрил преследовательницу, забежал в заветное помещение и заперся. Валя проникнуть в сторожку не смогла и стала кидать камни в дверь, пугая жителей соседних домов.
Надо сказать, что приключения на усадьбе Волоколамских регулярно не давали соседям спокойно спать по ночам. То конюхи барагозят, то сотрудники устраивают шашлычные посиделки с песнями и танцами. Однажды жители проснулись от пронзительных звуков волынки, принадлежавшей белокурому парню Грегори, которого судьба занесла в наш город по дороге вокруг света. Он рассказал, что в Шотландии учебный процесс в общеобразовательной школе организован почти так же, как во многих других государствах, но есть отличие. Выпускники, закончившие обучение и получившие аттестат, имеют право год ничего не делать, или вернее делать, что угодно. Этот год даётся молодым жителям страны, чтобы они отдохнули от учёбы и приняли решение, чем будут заниматься дальше. Грегори решил устроить себе кругосветное путешествие. Он неплохо знал русский язык, потому что его мама была преподавателем в Ростовской консерватории, и мальчик часто приезжал к ней в Россию. В Японии у него были друзья, и он намеревался через бескрайние просторы северной страны, в коей мы счастливо живём, добраться до Владивостока, а оттуда уже попасть в Страну Восходящего Солнца. Куда путешественник отправиться дальше из Японии, он представлял смутно. Денег у Грегори не было, и он зарабатывал тем, что надевал национальный шотландский костюм, и выступал в тех городах, где останавливался. Про килт я уже знал, но вот гольфы и кошелёк из кожи мне показались очень забавными элементами одежды коренного шотландца.
Однажды несколько лет назад женщина из Сибири полюбила американского гражданина Пабло Балдаччини. Они построили дом в нашем городе, но американец как-то очень неожиданно умер, и в память о нём вдова Клавдия Трипузова-Балдоччини решила использовать своё несостоявшееся семейное гнездо как «дом дружбы народов», а проще, как гостиницу для иностранных гостей в память о муже. Когда Грегори ещё двигался с малой скоростью в плацкартном вагоне по просторам Сибири, мама сообщила ему, что в N-ске чрезвычайно рады гостям в доме вдовы американца. Когда же молодой человек пришёл в этот центр «международной дружбы», у него за ночлег запросили такую сумму, что он растерялся. Поинтересовался: может, есть апартаменты подешевле и попроще. Много ли молодому парню надо? Достаточно, чтобы было тепло и место, куда можно прилечь отдохнуть, а умывальник пусть будет в общем туалете. Хозяева не согласились на такой вариант обслуживания, а денег на оплату комфортного жилья у шотландца не было. Кто-то из персонала шепнул, мол, иди в мемориальную усадьбу Волоколамского – там директор не старый ещё, весёлый, у него там постоянно молодежь собирается, глядишь, и помогут с ночёвкой. Так и вышло.
Никто из нас живьём шотландцев не видел. А тут появился парень симпатичный, открытый, да ещё с волынкой – это целый праздник для обитателей «Таксидермической». Первым делом решили угостить приезжего шампанским, особенно, когда узнали, что он шампанское пробовал один раз в жизни на свадьбе брата, и у них там за рубежом этот напиток является роскошью. В ответ на рассказ, какое редкое вино это шампанское в Шотландии, многие заулыбались и посмотрели на заведующего музейной экспозицией Бориса Петровича. Он всё понял, сходил в закрома и принёс бутылок пять игристого. После маленького банкета в честь «нашего шотландского друга», тот захотел сделать приятное гостеприимным хозяевам – предложил сыграть на волынке. Но предупредил, что даже в таком помещении, как людская изба, вынести звуки причудливого национального инструмента будет невозможно. Народ сказал, что русские ничего не боятся. «Хорошо», – сказал Грегори и стал надевать на себя национальный костюм: клетчатую юбку-килт кирпичного цвета, белые гольфы с кисточками, серую рубаху из грубой ткани и кошелёк из кожи, висевший на уровне живота на кожаной верёвке, накинутой на шею. Просто так, без костюма, играть он не соглашался. Нарядившись и, надув мех из козлиной шкуры через специальную трубку, гость начал исполнение «Шотландской плясовой» – и задудел так пронзительно, что спавший в углу на диване пьяный сторож Андрей, закричал испуганным голосом: «Что, что, что?!» – да и остальным слушателям заложило уши.  Пришлось всем выйти во двор и слушать музыку далёких Британских островов на просторе.
Звуки волынки напоминают рёв испуганного стада козлов, больных насморком. Испуганные козлы не блеют, а орут благим матом. При этом из-за насморка звук весьма гнусавый. Грегори под открытым небом «дал жару».  Вот тогда и стали зажигаться окна окрестных пятиэтажек. Надо добавить к картине ночного концерта несколько выразительных деталей, чтобы лучше всё можно было представить. Стоявшие вокруг музыканта подвыпившие сибиряки неожиданно пустились в пляс, ассоциативно представляя какие движения надо делать под звуки волынки. Цепной пёс, охранявший конюшню, завыл, лошади забеспокоились и стали метаться в денниках, и жители ближайшего квартала, возможно, подумали, что объявили воздушную тревогу. Было три часа ночи. Кто-то сообразил, что праздник волынки надо заканчивать, пока не приехала милиция, и вся весёлая ватага переместилась в кутузку вместе с волынщиком.
Вернулись в помещение. Боря пошёл ещё за шампанским – как не отметить такой концерт? До утра время прошло мирно. Правоохранители не приехали, игристого было много. На следующий день Грегори отправился на заработки в центр города на пешеходную улицу, носившую имя видного чекиста. Сей тип осуществлял «красный террор» в стране. Много народа полегло в те годы под его руководством не пойми за что, а теперь на улице его имени идёт торговля, работают кафе и рестораны, и уличные музыканты развлекают пешеходов своим искусством. Волынка для этих мест – редкая диковинка.  Вернулся шотландец вечером с приличной суммой денег и билетом до города, где заканчивается железная дорога. Ночь провели, как всегда, в разговорах под шампанское, так как заведующий экспозицией был очарован иностранным гостем и хотел его вволю порадовать вкусными напитками, которых тот может быть в своей стране больше не попробует.
Ранним утром я проводил Грегори до вокзала. Мы прошли через весь город пешком по безлюдным улицам и, кажется, впервые иностранец ощутил грусть от того, что так мало побыл в красивом месте среди дружелюбных людей. Добрались до перрона. Подошёл состав, следующий до Владивостока, я посадил его на поезд. Понятно было, что мы никогда больше не свидимся. Но я надеялся, что этот случайный знакомый запомнит наш N-ск на всю жизнь как яркое приключение! Затем я отправился по своим делам, однако, знал, что, если не найду сегодня ночлега, мне всегда будут рады в коммуне «Таксидермическая».