Хокулеа Путь до Таити. Гл. 33. Опасный подарок

33
«ОПАСНЫЙ ПОДАРОК»

3 июня. – Тридцать три дня в пути.

Сегодня поздним утром вдалеке появилось скопление облаков, предвещающих землю. Неподвижная облачная масса образовалась, по-видимому, над горными вершинами, преграждающими путь пассату. В былые времена этот знак служил ответом на молитвы многих полинезийских мореходов, исследующих океан в поисках высокого вулканического острова, годного для поселения. Если предположить, что наша навигация верна, то облака говорили, что Таити находится прямо по курсу.

После нескольких часов плавания под облаками появились тёмные тени. Постепенно они приобрели очертания горных вершин, выступающих из моря. Выглядело это так, как будто впереди лежало два острова, но это была иллюзия. Таити имеет форму цифры восемь: два вулканических конуса, соединённые перешейком. Издалека же над горизонтом видны только верхушки конусов на расстоянии друг от друга.

Мы ещё слишком далеко и не поспеем подойти к острову до темноты. В самом лучшем случае мы доберёмся до порта Папеэте в полночь, а это слишком поздно для безопасного движения по проливу. Наши таитянские спонсоры, Ассоциация «Таинуи», не хотят, чтобы мы входили в бухту до утра. Через радио на «Меотаи» они попросили нас подождать в стороне от Таити до рассвета и войти в канал в девять утра, когда будет организована официальная встреча. Чтобы ночью нас не видно было с Таити, Родо рекомендовал переждать позади атолла Тетиароа до часа или двух ночи, а затем пройти последние 30 миль до Папеэте. Поэтому Кавика отдал приказ развернуться на юго-запад и идти к атоллу.

Это была ужасная идея, с точки зрения банды палубного шалаша.

- Почему мы идём туда? Почему не идём к Таити? – гневно вопрошали они.

Родо с Кавикой пытались растолковать им, что сейчас слишком поздно входить в бухту, при дневном свете это будет безопаснее сделать; кроме того таитяне смогут провести официальную встречу. Но никакие объяснения не устраивали братву.  Они увидели в них очередную попытку «лидеров» лишить их законного права, а именно – провести ночь в портовом городе Таити.

Как только на горизонте стали вырисовываться пальмы Тетиароа, показалось небольшое спортивное судно, шедшее  нам навстречу.  На борту был никто иной как Дэйл Белл из «Нэшионал Джиографик». Восстановившись после своего короткого морского приключения, он прилетел на Таити и вклинился в работу Ассоциации «Таинуи» по планированию церемонии встречи. Но подождать нас в Папеэте, как просила «Таинуи» всех встречающих, он никак не мог. Он просто обязан был встретить нас лично и раньше других, привезя с собой «фотогеничный» подарок – дюжину бутылок шампанского, которые были немедленно подхвачены нетерпеливыми руками с каноэ. На этот раз его вмешательство имело немедленные и взрывоопасные последствия. Позже даже сам Белл признал это в тексте фильма, хотя не соизволил упомянуть свою собственную роль в произошедшем. «Друзья, - мягко говорит рассказчик в соответствующем эпизоде фильма, - передают на борт шампанское. Опасный подарок.»

Мужчины из шалашной банды потребовали себе львиную долю бутылок и отправились в носовую часть распивать шампанское отдельно от нас. Полетели пробки, и после того, как взболтанная морем пена шампанского осела, бутылки пошли  по кругу. Эффект алкоголя не заставил себя долго ждать. Улыбки и смех улетучились, их сменили злобные голоса и искажённые лица, которые мы уже видели перед началом путешествия.

Вдруг их круг рассыпался, мужчины встали и направились назад - туда, где, как обычно, сидели все остальные. Протиснувшись между нами, они заняли позицию у поручней левого корпуса и кормы. Затем, как по команде, начались разглагольствования с Буги и Билли во главе, а затем и подключившимся к ним Дюки. Льюиса обвинили в смене курса во время сна Мау. Кавику раскритиковали за то, что не был «сильным лидером», после чего заявили, что он должен был «следовать за командой». Лайману тоже досталось за то, что не слушался «команду», а также за то, что извинился за поднятие кливера. Я был атакован за то, что своим присутствием испортил им путешествие и что не разрешил установить плавниковый киль и пользоваться штормовым парусом.

Особенно зол был Буги. Каноэ, пищевой эксперимент, хаоле, путешествие целиком – «всё дерьмо». И даже заявил, что никогда и не хотел идти с нами и как только ступит на берег, забудет обо всём навсегда. Никто не задал ему резонный вопрос: «Если ты считал всё дерьмом с самого начала, то почему так старался попасть в команду?»

Затем Билли Ричардс взял слово. Как только он заговорил, телевизионные камеры сфокусировались на нём. И Билли отлично сыграл свою роль дублёра Кимо. Тоном обиженного он долго распространялся на тему справедливости их мятежа:

- Когда дела по-настоящему плохи, похоже, никто на самом деле не поддерживает команду. А команда должна, должна была собраться вместе, чтобы действительно сильно… сплочённо и почти насильно сделать то, что должна делать. Ну, знаете, просто выйти и сказать: эй, вот что мы сделаем – мы выбросим хале, мы выбросим то, мы выбросим это -- мы сделаем это путешествие. Но кажется, кажется, просто кажется, что нас не поддерживают. Мы не получаем поддержки, как должны бы. А ведь команда знает это каноэ больше, чем кто-либо ещё на каноэ.

Затем Билли чуть было не объявил, что это он с друзьями построил «Хокуле'а». Но под нашим пристальным взглядом и немигающим прицелом телевизионной камеры заколебался после слов «мы построили» и закончил предложение скромнее: «… мы, мы его собрали, и мы плавали на нём по островам».

Те, кто трудился над связыванием бимсов, могли заслуженно гордиться проделанной работой. Но Билли имел привычку приписывать все заслуги себе и приятелям, подключившимся к проекту, когда каноэ уже было готово. Для него высшей точкой их собственного участия в проекте был почти катастрофический круиз между островами:

- Как бы все на островах, все, все гавайцы на каноэ вначале думали, что это будет как бы просто путешествие по островам, ну. Это было действительно далеко. Это действительно было вместe.

Билли неоднократно повторил фразу «Мы не можем. Мы не можем», желая подчеркнуть, как несправедливо им не дали возможности создать такие же условия в этом путешествии.

- Уже в самом начале, как бы, когда провели одно хо'опонопоно в конторе Общества, только Шорти и я сказали, что не хотим хаоле на каноэ. Потому что знали, чем это кончится. Но вы сказали: О, вы не хотите плыть с Томми Холмсом? Вы что, считаете, мы можем идти без Томми Холмса? Эй, я могу идти без Томми Холмса. Буги может без него. Бафф может. Нам он не нужен. Что я хочу сказать, - продолжал драматизировать дело банды Билли, - мы не имеем поддержки. Хорошо, вот мы и решили – о'кей, ничего. Все хотят, чтобы хаоле пошли, мы тоже разрешим хаоле идти. Мы просто изменим своё отношение к каноэ. Мы сделаем каноэ похожей на нас - полукровкой!

Опять проблема идентичности.  Хаоле на борту были болезненным напоминанием Билли о том, что он, в расовом и культурном отношении, был наполовину хаоле и наполовину гаваец. «Неужели Билли думает, что может разломить себя надвое и выбросить половину хаоле?» - спросил меня однажды один полугаваец, который увидел в гневе Билли желание отказаться от части своего этнического наследства по той причине, что мир хаоле дискриминирует его. Как я узнал недавно, особенная озлобленность Билли была вызвана ощущением, что белая часть семьи Ричардсов игнорирует его родителей и гавайскую часть семьи, имеющую в предках тех же самых известных миссионеров. «Мы только и слышим от них, когда кто-нибудь умирает, - они тогда присылают венок», - жаловался на днях Лайману Билли, когда они обсуждали свои родственные связи с миссионерами.

- Знаете, - продолжил Билли, - если бы мы знали с самого начала, что путешествие будет полностью гавайское, вы что думаете, Бафф принёс бы печку? Мы слушали бы радио, курили бы всё это? Клянусь, нет. Потому что это было бы полностью гавайское дело. Но мы знаем, это нисколько не гавайское путешествие. Вот почему они говорят, это фигня.

После того, как его ненадолго прервал Баффало со словом поддержки, Билли закончил представление в роли сурового учителя:

- Ладно, все подумайте о том, что было сказано. И помните, нам предстоит дорога назад. Мне не хочется, чтобы всё это случилось со второй командой. Опять – лучше бы не было той же фигни.

Уступив ненадолго сцену Буги с его обвинениями, Билли вновь предстал перед телекамерой с финальным словом. На этот раз о причинах курения марихуаны.

- Мы курим, чувствуем себя хорошо, мы спускаем это на тормозах. Потому что мы вынуждены курить. Благодарите пакалоло, ага. Потому что это она, парни, спасла вам жизнь – давным-давно!

Буги вторил этой пугающей логике: «И это правда, скажу я вам! Это правда!»

К этому моменту Баффало окончательно взбесился и ринулся в атаку. Если Билли и Буги говорили взвешенно, как если бы они отрепетировали свои речи заранее, Баффало взорвался неистовым обличением хаоле. Всё, что мы делали, как мы говорили, как ели – всё было проклято: «Вот почему я живу в деревне – как можно дальше от вас, ребятки!» Баффало выплёвывал слова, подчёркивая каждое быстрой, резкой жестикуляцией. Ничего общего с его обычной размеренной манерой говорить и двигаться. С Баффало случилось то, чего он сам боялся во время путешествия, - он терял контроль над собой. Недавно он признался Лайману, что боится сильно разгневаться, потому что становится непредсказуемым, если его разозлить. Разговор этот случился несколько недель назад. Тогда Баффало пожаловался на молодого фотографа, пытающегося подлизаться к банде и с этой целью высмеивавшего Кавику, меня и других из группы «лидеров».  И вот сейчас сопротивление оxватившему его гневу свелось к нулю.  Шампанское, всё расползающаяся по ноге инфекция и наконец подстрекающие слова Буги и Билли довели его до белого каления.

Томми, который считал Баффало старым другом, увидел это и мудро попятился с палубы на правый борт, оставив Льюиса, Кавику и меня стоять у поручня рядком, наподобие уток-мишеней в парковом тире. Хотя я и оставался здесь, я прикусил язык, это было не лучшее время для ответных заявлений. Но Дэйвид Льюис, стоявший в нескольких футах от опирающегося на кормовой поручень Баффало, начал возражать. То, что кто-то, кто провёл большую часть путешествия, не вылезая из палатки, и кто не знал ничего о мореходстве и навигации, будет его критиковать, было выше сил Льюиса.

- Мы тоже люди. Мы тоже заслуживаем человеческого отношения.

Всё. Это была последняя капля. Баффало сорвался с поручня, несколько раз ударил Льюиса, подрезал рядом стоящего фотографа и обрушился на нашего капитана. После Кавики  следующим на очереди был я, всё ещё стоя у поручня и ошарашенно глядя на удары, которые не хотел видеть. Баффало ударил меня прямо в лицо, продолжая наносить удары и тогда, когда я упал. Я не отвечал, хотя физически и психологически мне нужно было защищаться. Любое движение с моей стороны могло бы ввергнуть нас в кровавую баталию на палубе «Хокуле'и».

Лайман спрыгнул с поручня и оттащил Баффало. Тот ещё колебался, но, когда я поднялся, обливаясь хлеставшей из носа кровью, вмешался Мау. Взмаха руки и твёрдого «Бафф, стоп!» оказалось достаточно, чтобы отправить разгневанного буяна обратно на корму. Бросив еще несколько злых реплик, банда отправилась восвояси. Стычка закончилась.

За нами следовало рыболовное судно. Как раз перед тем, как братва направилась к нам на корму, Родо прыгнул на его борт, чтобы встретиться со шкипером, своим приёмным сыном, и переговорить по радио с Папеэте по поводу планируемой церемонии встречи. Сейчас судно двигалось рядом. Родо и шкипер, громадный таитянин, равного которому никого в банде не было, прыгнули на борт каноэ. Родо изо всех сил старался казаться весёлым, в то время как его приёмный сын насторожённо оглядывался, оценивая ситуацию.

Убедившись, что рукоприкладство закончилось, шкипер прыгнул обратно на своё судно. Только тогда Родо сказал мне, что он как раз в тот момент, когда Баффало начал нас бить, разговаривал с Папеэте и что из города идёт буксир с полицейскими на борту, который будет нас сопровождать. До их прихода его приёмный сын будет находиться рядом на случай дальнейших неприятностей.

Внешне спокойный, Родо кипел внутри. «Я лучший гарпунер на Таити», - сказал он, показывая гарпун, который он сделал по полинезийскому образцу и принёс на каноэ, чтобы отражать атаки марлина или других обитателей глубин, пожелавших протаранить каноэ. Я был благодарен ему за выказанную поддержку, но и радовался, что его не было на борту во время раздачи тумаков. Я сказал ему, что, по-моему, всё закончилось. Хотя полностью уверенным быть трудно, но похоже, гнев банды иссяк или по крайней мере на время утих.

Уже наступили сумерки. Вечно желающий быть полезным Дюки приготовил ужин.  Но прежде, чем мы смогли поесть, мы снова должны были выслушать Билли. Он заявился благословить еду.

- Всемогущий Бог, - начал он в экуменическом гавайском стиле, в котором, как он слышал, проходили сессии хо'опонопоно, и продолжил, - акуа, 'аумакуа, капуна…

Он обратил свою молитву не только к христианскому богу, но и к древним гавайским богам, к традиционным духам - хранителям и предкам.

- Мы благодарим вас за еду, которую собираемся съесть, за чудесные ветры, что принесли нас к Таити. Сегодня днём мы преподали этим людям урок. Мы не считаем, что это было неправильно. Мы считаем, что сделали это за вас, чтобы показать им правильный путь.

Баффало молчал. После ужина он подошёл ко мне и молча пожал руку. Позже Лайман сообщил мне, что у Баффало невыносимо болела инфицированная нога и что тот с раскаянием сказал: «Дэйв, я так сожалею о том, что случилось.»

К этому моменту план двигаться к наветренной стороне Тетиароа был забыт. Мы шли прямо на Таити, чтобы там в дали от берега дождаться утра. Подошёл большой буксир и пошёл вместе с нами на расстоянии нескольких сотен ярдов. Полицейские на его борту были в гражданском, поэтому никто не знал об их присутствии кроме нас с Родо. В случае необходимости мы дали бы им световой сигнал.

После наступления темноты ко мне подошёл Мау и сказал мягко, но крайне серьёзно: «Бен, я хотеть ехать домой. Я не идти на каноэ обратно на Гавайи.»  Мау объяснил, что уже давно планировал выйти из эксперимента из-за поведения банды во время путешествия. И именно их жестокость заставила его принять окончательное решение.  Мау происходил из небольшой островной коммуны, где мирная кооперация обязательна для выживания. Насилие ненавистно ему, особенно беспричинное в отношении руководства, свидетелем которого он стал. Он уже тогда был близок к этому решению, когда Клиффорд угрожал Кавике дракой во время маневрирования у Матаивы. Когда же Баффало ударил меня и Кавику, решение созрело окончательно. Он знал твёрдо, что должен покинуть каноэ на Таити. Я попросил его отменить своё решение.

- Нет, я хотеть ехать домой.
- О'кей, ты проделал замечательную работу. Извини за все передряги. Я отправлю тебя домой. Не беспокойся.

Хотя я надеялся позже переубедить его, в этот момент ничего другого сказать ему не мог.

Ночь не принесла отдыха. Болела голова. Но мысль о завершении плавания под надзором полиции и о потере Мау для обратного путешествия была мучительнее всего. Большую часть ночи мы с Родо и Мау не спали, следя за тем, чтобы каноэ держалось в стороне от рифа, окружающего Таити, ну, и за поведением палубного домика. Там было тихо. Братва легла спать.

Сразу после полуночи мы увидели прибой, разбивающийся о рифовую гряду Таити. И я почувствовал огромное облегчение и удовлетворение. Несмотря на все беды и отсрочки на Гавайях, несмотря на штилевой застой и сменивший его встречный ветер, несмотря на все палки в колёса со стороны документалистов и братвы – мы сделали это.