Рассказ История одной драмы

                История одной драмы


    Весна в Харьков пришла тихо, без проявления своего обычного, непредсказуемого нрава — словно не верила, что после тревог зимы городу снова дозволено цвести. В саду Шевченко зацвела сакура — ветви утопали в розовых лепестках, и, когда ветер продувал их, казалось, будто вокруг сыплется лепестковый дождь.
    Альберт и Ирина сидели на скамейке под деревом, переодетым во всё розовое. Он держал её за руку. Она молчала, глядя, как лепестки мило ложатся на землю.
    — Если бы я мог остаться здесь, я бы остался... Но, поверь, не могу. Война может навсегда уничтожить мою мечту стать великим певцом, — сказал он.
    — Ты о чём?.. Я тебя не понимаю, — с недоумением ответила она.
    Альберт и Ирина были вместе чуть больше года, но это время вместило в себя самое главное: миг признания в любви, который, как сказка, протянулся до сегодняшнего дня... И вот теперь — иное признание и откровение, которое вмиг ввергло романтичную Ирину в сомнение относительно искренности их чувств. Сидя рядом с Альбертом, она невольно начала вспоминать, как началась война. Настоящая — с эвакуацией, затем возвращением и надеждой на скорый мир... Сначала все ждали быстрой развязки и конца тяжёлых дней, поэтому молча выжидали, понимая сложность ситуации. Потом стали говорить, спорить, кричать. Альберт был из тех, кто дольше всех молчал, возможно, из-за неё. Но вот его прорвало — когда они зашли в чудесный сад, он больше не смог скрывать то, что вынашивал месяцами...
    — Ира... Я уезжаю. В Польшу. Потом — в Норвегию. У меня появилась возможность.
    Она резко посмотрела на него:
    — Ты серьёзно? А как же я? Ты обо мне подумал?
    — Я устроюсь там и заберу тебя к себе. Я человек искусства, мне ненавистно насилие. Я пацифист с самого детства. Я не готов убивать. Я не в силах положить свою жизнь на плаху братоубийственной войны.
    — О чём ты говоришь? Прекрати! Мне становится дурно от твоих суждений, — тихо произнесла Ирина, затем замолчала, но вскоре всё же решилась продолжить: — Значит, жить в стране, которая борется за своё существование, ты не можешь? — в её голосе звучал укор.
    Альберт попытался объяснить, что он не враг, и тем более — не предатель своей страны. Просто война — не его. Он помогал: занимался волонтёрством, собирал медикаменты и продукты для тех, кто защищает родину, и для тех, кто в тылу делает не меньше, чем солдат на передовой. Но дальше жить вот так — выше его сил.
    — Я не готов умереть за родину, — стыдливо признался он. — Мне стыдно говорить тебе это, но моя жизнь... для меня она ценнее, чем эта ненавистная братоубийственная война.
    Ирина слушала исповедь любимого человека, с которым до этого неожиданного откровения хотела связать свою жизнь. Она всё яснее понимала: полюбила не того. Будто Альберт целенаправленно обрывал в её душе струну за струной — и душа, впав в скорбь, начала унимать прежний восторг любви, так красиво сопровождавший каждую их встречу.
    — Я не могу запретить тебе, — задумчиво произнесла она. — Я понимаю тебя, но мне чужда твоя философия. Если честно, мне претит твоя речь. Я буду жить в моём любимом городе, даже если будет страшно, даже если не останется сил выдерживать это зло. Видимо, я создана из другого теста. Извини, но я не могу переживать за Родину из-за границы. Твоё решение — не про меня…
    Альберт прослезился и взял её за руку. Она не сопротивлялась…
    — Я вернусь. Обязательно. Мы будем вместе. Всё у нас будет хорошо. Вот увидишь.
    — Возможно, у меня и будет хорошо, — произнесла, пронзённая горем, Ирина. — Но уже точно без тебя…
    Альберт уехал. Каждый день писал и звонил ей. Сообщал через знакомых, как одиноко ему без неё и как горька стала жизнь. Однако Ирина предпочла молчание, словно наложив на себя табу, и никак не реагировала на стремления Альберта…
    Прошло больше полутора лет с момента отъезда Альберта за границу. Харьков жил своей привычной военно-гражданской жизнью. Ирина работала в гуманитарном центре, координировала помощь, писала вдохновляющие, полные жизнелюбия и стойкости к испытаниям статьи. Часто вспоминала Альберта, хотя любовь и невыносимая тяга к нему поубавились ровно настолько, сколько было нужно, чтобы ни при каких обстоятельствах чувства к нему больше не затуманили её разум.
    Стоял май. Почему-то вдруг ей захотелось снова пойти в сад Шевченко — сакура ещё цвела. И вот он: сад, тот же запах весны, цветущая сакура, знакомая скамья… С трепетом в душе она смотрела на розовые лепестки, как когда-то. Вспомнила Альберта и уловила себя на мысли, что не держит на него зла. Просто... внутри она уже была другой Ирой.
    — Привет, — сказал знакомый голос.
    Он стоял рядом. Похудевший. Повзрослевший. Но глаза — те же.
Она посмотрела на него. Долго и без эмоций.
    — Привет, Альберт, — тихо произнесла она.
    Он сел рядом. Они молчали. Казалось, так и должно быть. Сакура нежно осыпала скамью лепестками цветков.

24 мая 2025 г.
Ереван