Цепные псы самодержавия. Глава 49

 





                Глава сорок девятая

 «Я помню эти особые приметы: отсутствие фаланги на левом мизинце и висячая родинка. Их я видел в розыскном альбоме. Может, конечно, я ошибаюсь? Нет, я точно видел!»
 
Грабовский взял у адъютанта розыскной альбом и, вернувшись к себе в кабинет, стоя, принялся быстро листать его листы. На размытые фотографии не смотрел, читал только раздел «Особые приметы». А вот, вот:
 - Аксаков Михаил Михайлович, 1847 года рождения, рост два аршина и пять вершков, волосы светлые, имеет ярко выраженную лысину, - начал он читать вслух шёпотом, - особые приметы висячая родинка на левой щеке и отсутствие одной фаланги на мизинце левой руки. Отбывал ссылку в Иркутской губернии, откуда совершил побег в июне 1885 года. Объявлен в розыск. Православный,  потомственный дворянин, холостой...
 
 Николай  сел за стол и принялся делать заметки на листе бумаги. Потом достал из сейфа картон, на котором он изобразил портрет Аксакова со слов Кухаренко, и сравнил его с фотографией в альбоме. «Что можно увидеть? Ничего! Здесь фотография - это какое-то чёрное пятно на белом фоне». Тогда Грабовский вынул из ящика стола мощную лупу и стал изучать лицо Аксакова.
 
«Нет сомнения в том, что это он, ублюдок!» - криво усмехнулся Николай.
 Затем в течение двух часов Грабовский сделал три портрета Аксакова на листках картона размером с почтовую карточку, и один - отца Василия.
 - Оставлю я себе два, нет не два! Оставлю четыре экземпляра этих мерзких книжонок для себя, а остальные сдам сейчас адъютанту, - решил он.

После обеда, Николай направился в канцелярию преосвященного Серафима, епископа Самарского и Ставропольского, которая находилась в здании архиерейского дома на улице Александровской, напротив строящегося собора.
 
Здесь, без всяких проволочек, его приняли. Глава канцелярии едва глянув на портрет, который ему показал Грабовский, немедленно объяснил:
 - Это отец Василий, священник Покровской церкви, что на старом кладбище. В миру Василий Яковлевич Трубников. Проживает с семьёй в доме при церкви. У него четверо деток.  Ничего плохого за ним не водится. Настоятель Покровской церкви им очень доволен.
  Поблагодарив, Грабовский вышел на улицу, думая, когда ему лучше навестить отца В
асилия. После недолгих размышлений, он решил, что поедет завтра утром.
 
На следующий день, одевшись в один из своих самых любимых костюмов: тёмно-синий, повязав галстук, купленный на прошлой неделе, надев шляпу-котелок, с тростью в руках Николай вышел из дому.

 Взял извозчика.
 - В Покровскую церковь, что в пересечении Уральской и Предтеченской улицы, - сказал он пожилому мужику.
 - Тридцать копеек барин! Это на старое кладбище надоть ехать! - предупредил извозчик.
 - Поехали! Пятак тебе на чай дам! - засмеялся Грабовский.
 
 Церковь Покрова Пресвятой Богородицы была каменной и впечатляла своей архитектурой. Пять куполов покрытых белым кровельным железом невероятно красиво смотрелись на фоне синего безоблачного неба.
  Над входом в храм возвышалась шатровая колокольня. «Красота какая! А я здесь ещё и не был!» - подумал Николай.
   
Закончилась заутреня. Большой и просторный двор был пуст. На ступенях церкви стоял отец Василий и  внимательно выслушивал какую-то сухую старуху в чёрных одеждах.
 «Точный портрет я сделал со слов Кухаренко!» - с удовлетворением отметил Грабовский, подходя поближе к батюшке.
 
Старуха плакала, вытирала слёзы концом чёрного платка и что-то шептала священнику.
 - Всё образумится! Иди с Богом! - услышал Николай и увидел, как женщина лобызает руку попу.
 
- Отец Василий! - окрикнул Грабовский и быстро приблизился к священнику, направляющемуся к входу в храм.
 - Да! - ответил тот и остановился, с удивлением смотря на незнакомого элегантно одетого господина.
 - Я слушаю тебя, сын мой! - ответил священник, подавая ему  свою правую руку для поцелуя.
 
- Здравствуйте, Василий Яковлевич! - делая вид, что не видит протянутой ему для лобызания руки, поздоровался Николай. - Я - Самарского жандармского губернского управления поручик Грабовский. Прошу ответить на несколько моих вопросов.
 Отец Василий молчал, только с любопытством пристально осматривал Николая. Его
небольшие светлые, глубоко посаженные, глаза  буквально сверлили поручика.
 
- Вам знаком этот человек? - Грабовский достал из внутреннего кармана пиджака картон размером с почтовую карточку, где карандашом был изображён портрет Аксакова. - Будьте так любезны, посмотрите внимательно! - попросил он.
 
 Священник взял картон, и в глазах его появилось любопытство.
 - Я не должен перед тобой исповедоваться, сын мой! - безразличным тоном произнёс он и протянул картон Николаю.
 
- Василий Яковлевич, я и не прошу, чтобы вы мне исповедовались! - вразумительно сказал Грабовский, - я прошу, чтобы вы...
 
- Мне некогда, сын мой! Меня ждут дела! - недовольно бросил священник, повернулся к нему спиной и медленно направился к дверям в храм.
 
- Господин Трубников, стойте! Слушайте меня очень внимательно! Я заявляю вам официально, что мужчина, чей портрет вы только что видели, ехал с вами в одном купе в поезде из Оренбурга. Он вёз тридцать два пакета с запрещенной литературой. Я уверен, что вы их очень хорошо видели, ведь они лежали на верхних спальных местах. Текст  брошюр и книг в этих пакетах- это подрыв российского самодержавия и основ нашего отечества. Также в них содержится клевета на учение Христа. Одно только владение  этими книгами   является государственным преступлением, предусматривающим уголовное наказание каторжными работами с последующей ссылкой, - громко сказал ему вслед Грабовский.
 
Отец Василий  в нерешительности остановился. Повернулся к Николаю и застыл.
 Грабовский подошёл к священнику и тихо, но зловеще прошептал тому на ухо:
 - Если вы ничего мне не хотите рассказать, то это значит, что вы сообщник государственного преступника и должны понести  за это наказание.


 В глазах отца Василия поручик увидел страх. Впалые  щёки священника стали очень бледными. Он нервно стал кусать свои губы.
 -  Я прямо сейчас сообщу о вашем поведении настоятелю храма, а через два часа преосвященный Серафим, епископ Самарский и Ставропольский тоже будет знать об этом, - ехидно усмехнулся Николай.
   
В глазах священника уже явно читалась паника. Его пальцы рук затряслись.
 - Василий Яковлевич, если вас через сорок восемь часов отправят вместе с матушкой и четырьмя чадушками за полярный круг окормлять православных тунгусов, то считайте, что вам повезло, - Грабовский шептал, наблюдая за выражением лица Трубникова.
 
 Щёки отца Василия вдруг перекосила судорога. Он мучительно застонал...
 - Он представился Дмитрием Ивановичем. Фамилию не назвал, - наконец-то выдавил отец Василий.
 
- Чем занимается, говорил? - продолжал шептать в ухо священнику поручик.
 - Даёт частные уроки физики и математики. Сказал, что хорошо получается, - почему-то также шёпотом ответил отец Василий. - Семьи не имеет...
 - Где проживает? - Грабовскому хотелось отвернуть лицо в сторону, чтобы не дышать приторным запахом ладана, исходящего от священника, но он терпел.
 - Я не понял... То ли на улице Алексеевской, то ли Александровской. В Самаре точно... быстро пробубнел Трубников.
 - О чём разговаривали с преступником? - почти закричал Грабовский.
 Отец Василий вздрогнул и принялся креститься мелким крестом...
 - Спорили мы о существовании справедливости в нашей жизни, а потом спать легли....  -  у священника  очень сильно тряслись губы...
 - Пока всё! Если будет нужно, то пришлю за вами унтер-офицера. Он сопроводит вас к нам в управление! Не вздумайте отказаться! До свидания! - Грабовский чётко, как на плацу,  повернулся через левое плечо и пошёл прочь.
 
 Вошёл в свой кабинет и, не теряя времени, сел за стол, взял лист  своей любимой бумаги: плотной английской. Обмакнул кончик пера в чернила и красивым почерком принялся писать:

                СЕКРЕТНО

 Начальнику Самарского жандармского  управления полковнику Сердюкову М.В.

     17 мая 1888 года   


               
                Рапорт

 Господин полковник, довожу до вашего сведения, что 16 мая сего года мною, в служебном кабинете, было получено сообщение от кондуктора вагона второго класса  пассажирского поезда сообщением «Оренбург - Батраки» господина Кухаренко Александра Алексеевича.

 В нём он письменно дал сведения о том, что 14 мая в купе номер пять вагона второго класса до станции Самара ехал мужчина, который представился как Дмитрий Иванович. Указанный выше господин, в нарушение правил перевоза багажа в пассажирских поездах, вёз в купе тридцать два пакета, обшитых рогожей, размером примерно один аршин на половину аршина.
 
Совершено случайно вместе с ним оказался в том же самом купе священник Самарской церкви Покрова Пресвятой Богоматери  отец Василий ( в миру Трубников Василий Яковлевич).
 На станции Самара Дмитрий Иванович сошёл, забрав тридцать один пакет. Один пакет им был забыт.
 
Кондуктор вагона Кухаренко обнаружил в нём  тридцать четыре брошюры «Государство будущего». Сорок пять страниц каждая, мягкий переплёт.  Двенадцать книг «Воля туда»  в твёрдом картонном переплёте, объёмом 190 страниц каждая.
 Вся литература является запрещённой.
 
Как истинный патриот нашего Отечества и верный подданный нашего государя Кухаренко А. А. доставил данную подрывную литературу в Самарское жандармское губернское управление, сдал мне и сделал соответствующее сообщение.
 Со слов Кухаренко мною был написан портрет преступника, который перевозил пакеты.
 
 Приметы этого Дмитрия Ивановича с полной точностью соответствуют приметам  Аксакова Михаила Михайловича, 1847 года рождения, потомственного дворянина, отбывавшего ссылку в Иркутской губернии за совершённые государственные преступления и бежавшего с неё в июне 1885 года.
 
Мною проведена беседа с господином Трубниковым Василием Яковлевичем, по воле судьбы оказавшемся в одном купе с Аксаковым.
  Трубников  сообщил, что фамилию Дмитрия Ивановича не знает. Точное его место проживания в городе Самаре также не знает. Полагает, что тот снимает квартиру в одном из домов по улице Алексеевской или Александровской.
 
Господин полковник, прошу вашего разрешения задействовать всех филёров службы наружного наблюдения для установления точного  места проживания Аксакова  с последующим круглосуточным наблюдением за ним с целью установления всех связей преступника и мест хранения запрещённой литературы.
 
Господин полковник, также обращаю ваше внимание на то, что подрывная литература впервые отправлялась из Азиатской части  империи в Европейскую, а не наоборот.
  По моему мнению данный факт подлежит серьёзному изучению и тщательному анализу.

 Поручик Грабовский Н.В.

 Николай два раза прочитал написанный им рапорт, затем вложил его в серую картонную папку, поместил туда же сообщение Кухаренко А.А., расписку о получении кондуктором десяти рублей, лист картона  с портретом Аксакова и направился к адъютанту. Воротников зарегистрировал в толстом журнале рапорт и сообщение.
 
- Андрей Иванович, я забираю эти документы для личного доклада Михаилу Владимировичу, - предупредил адъютанта Николай.
 - Конечно! Как вам будет удобно, - безразлично согласился Воротников.
 «Выглядит он неважно. Лицо серым стало, морщинистым, - отметил про себя Грабовский, - очевидно, что сильно устаёт. Ведь в эту работу ему нужно втянуться, полностью отказавшись от личного времени.  Со временем привыкнет!»
 
Сердюков выглядел как-то непривычно: он избавился от пышной растительности на лице. Теперь вместо огромных широких бакенбардов, спускающихся по щекам к седой бороде, у него были узкие и короткие баки. Бородище превратилась в элегантную ухоженную бородку. Кроме этого полковник был коротко подстрижен.
 
» Что это  он с собой сделал? - ужаснулся Грабовский, войдя в кабинет полковника. - Непривычно как-то, однако нужно признать, что выглядит Сердюков гораздо моложе, чем раньше.
 
- Михаил Владимирович, я к вам с делами чрезвычайной важности! - с ходу сообщил поручик и протянул своему начальнику серую папку.
 - Присаживайтесь, Николай Васильевич! - без энтузиазма произнёс полковник и вынул из папки рапорт Грабовского.
 
Николай сидел и молча наблюдал за Сердюковым.
 - Тик-- тик- тик-тик, - бежала секундная стрелка по циферблату настенных часов.
 Полковник принялся читать сообщение Кухаренко А.А.
  В кабинете стояла тишина, только слышался звук
 -Тик-тик, тик, тик...
 
- Николай Васильевич, почему не была произведена вербовка кондуктора? - вдруг недовольным тоном поинтересовался Сердюков. - Очевидно, что он патриот и готов с нами сотрудничать! Почему вы упустили такую возможность? У вас  ведь на сегодняшний день только один агент?
  В серых глазах начальника Грабовский видел раздражение.
 
- Михаил Владимирович, вы абсолютно правы! Однако Кухаренко не спал сутки, был усталым. После нескольких часов нашей беседы он засыпал, сидя на стуле. Как можно вербовать человека в состоянии физического и морального истощения? - объяснил Николай.
 - Физическое и моральное истощение это понятия для девиц, которых замуж не берут! Вы же, Николай Васильевич, должны действовать по принципу куй железо, пока оно горячо! Вы совершили грубейшую ошибку! - Сердюков впервые  повысил голос.
 - Михаил Владимирович, вербовка состоится через пять дней в гостинице. Кухаренко вернётся из поездки, отдохнёт. Я хочу, чтобы он стал секретным сотрудником осознанно и знал всю полноту ответственности, которая на нём будет лежать, - объяснил Грабовский.
 - А может он окажется заурядным штучником? Вы об этом думали, Николай Васильевич? - полковник раздражённо кинул на стол портрет Аксакова, который он держал в руке.
 
Впервые Грабовский видел, что начальник был недоволен им.
 - Михаил Владимирович, я уверен, что Кухаренко не «штучник»! Я уверен, что на следующей неделе я его завербую! - заверил Николай полковника.
 - Вы только начали работать  с секретными сотрудниками, а уже уверены! Лишь бы ваша эта уверенность не стала большой ошибкой! Материалы я посмотрел. Своевременные и важные. Я у вас забираю их. Разработку Аксакова я буду вести лично! Это очень серьёзное дело и я не могу доверить его вам. У вас Николай Васильевич нет ещё опыта. Будете выполнять мои поручения! Вам ясно?
 
- Так точно! - Грабовский встал со стула.
 Он чувствовал, что кровь прилила к его лицу, а в висках начало стучать, как  кузнецы молотками:
 - Тук- тук- тук-тук.
 - Первое поручение вам - как можно быстрее сделайте мне портрет Аксакова в десяти экземплярах. Размер - почтовая открытка. Срок исполнения сегодня к вечеру! Вы меня поняли, Николай Васильевич? - Сердюков строго посмотрел на поручика.
  - Так точно! - вытянулся Грабовский.
  - Тогда ступайте! Не тяните время, Николай Васильевич!
  - Слушаюсь! - сухо ответил Николай и вышел.

 В своём кабинете он сел за стол и закурил... Грабовскому было  так обидно, что хотелось схватить стул и грохнуть его о пол. Да так, чтобы он развалился на мелкие щепки...
 
 «Вместо того, чтобы поручить разработку Аксакова мне, полковник решил заняться этим делом лично! Ему делать наверное нечего! Он побоялся рисковать! Ведь я - совсем неопытный офицер,  недавно начавший работать с секретными сотрудниками. Однако Сердюков мог мне предложить вести разработку Аксакова вместе с ним для того, чтобы я учился! Полковник не захотел... Ладно, Николаша, хватит плакать! Нужно выполнить приказ Сердюкова: нарисовать десять портретов Аксакова размером с почтовую карточку. Вот я прямо сечас этим и займусь!»
 
Грабовский удобно устроился за столом, очинил карандаш и начал работать.
 На обед он не пошёл, не было никакого желание есть. Неприятное чувство на душе после разговора с Сердюковым продолжало его терзать.
 
Только вечером после того, как он вручил портреты полковнику, он отправился домой.
 Следующим утром на улицах Алексеевской и Александровской появились незнакомые до сих пор продавцы- лоточники, точильщики ножей. Все они были весёлыми мужиками, всё делали с шутками и прибаутками. Отпускали комплименты женщинам из числа прислуги, беседовали с приказчиками магазинов.

 По Алексеевской и Александровской начали ездить две пролётки, не старые, но и не новые. Самого обыкновенного вида... Однако они никогда, почему-то, не брали пассажиров.
 
Это вахмистр Колодников по приказу полковника Сердюкова вывел на «работу» всех филёров Самарского жандармского губернского управления. Каждый из них имел с собой портрет Аксакова.
 
Только на третий день, ближе к вечеру, сам Колодников, выдавая себя за специалиста по кладке печей, постучал в дверь дворника деревянного шестиквартирного дома, расположенного по улице Александровской после Иверского женского монастыря, если идти в сторону Струковского сада, что на берегу Волги.
 
Вахмистру не стоило большого труда быстро завоевать доверие у Федота - мужика неопределённого возраста, без передних зубов с огромным носом, покрытым красными гнойными прыщами.
 
- Мил человек, я ведь дворник на три дома! Чешно шкажу- шепелявил он, - шамый пашкудный - энтот - доходный. Кто только там не жил, - закуривая папиросу, предложенную Колодниковым.
 
- А почему так? Я думал жильцам тута печи наладить: дымоходы почистить, переложить может быть что-то, - разочарованно вздохнул вахмистр.
 - Хошаин дома шкряга, а жильцы меняютшя. Въежают, выежают... Им ничего не надо. Я иногда даже жапомнить не могу, как жовут, а он уже уехал! Вот так-то! - дворник  выпустил струю табачного дыма.
 - Да... Сложно так работать... - протянул Колодников, - а энтого случаем не знаешь? - он вытащил из кармана своего старого пиджачка портрет Аксакова.
 - Как не знать! Тута живёт, в третьей квартире... А ты почему интерешуешься? - Федот с подозрением смотрел на вахмистра.
 
- Дак, я в прошлом месяце  печь перекладывал в доходном доме напротив Троицкой площади. Знаешь где это? - Колодников внимательно смотрел на Федота .
 - Не... - замотал он головой, и упёр взгляд своих косых глаз в вахмистра.
 - Я думал знаешь... Дома купца Сыромятникова. Большой, каменный. Так, когда я закончил работу, то управляющий Андрей Петрович, мне и говорит:
 - Иван, ты работаешь по всей Самаре, если увидишь энтого молодчика, то дай мне знать.  Он должен был сорок целковых, уехал ночью, как тать, и не заплатил. Сбежал одним словом. Купец Сыромятников долг на меня повесил. Я в полицию заявил, но им  дела никокого нет. Не хотят искать, поэтому вот я энтим и занимаюсь. Увидишь где, дай мне знать. Вот  его понтрет!  Обещаю я тебе десять рублей!
 
 Дворник сделал глубокую затяжку и, понимающе, улыбнулся.
 - Так вот, Федот,  если я его найду, то поделюсь с тобой! По христиански: половину отдам! - заискивающим тоном предложил Колодников.
 - А не обманешь? - озабоченно поинтересовался дворник. В его косых глазах читалась тревога.
 - Вот тебе крест! - торжественно перекрестился Колодников. - Ты мне расскажи, Федот, как хоть зовут жильца энтого?
 
- Дмитрий Иванович Пушкарёв. Шкряга! На Пашху мне полтинник подарил... Мешяцев... мешяцев, - Федот задумался и начал скрести своими толстыми пальцами давно стриженную голову, - шешть, а может шемь живёт, а уже двух девок- кухарок поменял.
 - Почему? - делая любопытное  выражение лица, спросил вахмистр.
 - Не жнаю... Человек непонятный...
 - А где хоть он служит? С чего живёт? - продолжал интересоваться Колодников.
 - Не жнаю... - равнодушно пожал плечами Федот. Я же тебе говорю, человек он непонятный: живёт шам, баб не водит, гоштей у него не бывает. Пропадает чашто, на неделю или более... Вот и щаш его нету!  С прошлого понедельника... Как вернётша, так и шидит дома не выходит.... Непонятный он,  - он смачно плюнул себе под ноги.
 
Со следующего утра у сапожника, который ремонтировал обувь в доме напротив, появился подмастерье-тихий  мужичок с неброской внешностью, а за углом, днём и ночью, почему -то стояла пролётка со спящим в ней извозчиком.
   
 Таким образом дом, в котором Аксаков снимал квартиру, был взят под круглосуточное наблюдение филёрами из Самарского жандармского губернского управления.
 
Грабовский, тем временем, с утра до вечера размышлял над своей новой деятельностью офицера-агентуриста.
 Он знал, что завербовать агента - это только лишь  начальная часть его работы. Ведь секретного сотрудника нужно учить всему, а прежде всего правилам конспирации. А что знал он, Грабовский, о ней? К сожалению очень мало. Почему на курсах ничего не говорили о конспирации? Это  ведь основа всей деятельности офицера, на связи у которого состоит агентура!

 Что знал Николай даже о базовых правилах конспирации? Почти нечего! Все его знания были почерпнуты из различных служебных писем Департамента полиции, где иногда  приводились довольно скудные и разрозненные факты из реальных дел. Чему он сможет научить своих агентов, если сам знает  мало?
 «Нужно думать, вновь перечитать все циркуляры Департамента полиции, поговорить на эту тему с Протасовым и Сердюковым, а затем написать для самого себя брошюру для руководства в работе».
 
 Прошли уже четыре дня... Пушкарёва не было...
 Федот пожимал плечами, разговаривая с Колодниковым. С радостью угощался папиросой и нёс Колодникову разную чушь о леших, которых он, якобы, видел в своём детстве и утопленниках, которых  утащили на дно красивые русалки.
 
На пятый  день, вечером, Пушкарёв, наконец, вошёл в подъезд дома, в котором снимал квартиру.
 Первым его засёк младший унтер-офицер Свиридов, который играл роль подмастерья сапожника.
 Через двадцать минут об этом  уже знал Колодников.
 
 Вахмистр усилил наблюдение за  домом. У дверей бакалейной лавки появился ночной сторож, которого никогда здесь не было.
 Ночь прошла спокойно.

 В шесть часов  утра   Федот, как обычно, начал скрести своей редкой метлой разбитый тротуар.
 В семь часов тридцать пять минут из окна второго этажа высунулась голова Пушкарёва.
 - Федот, зайди ко мне! Не тяни! Прямо сейчас! - негромко сказал он.
 
Через десять минут дворник, как ошпаренный, выскочил из подъезда и, прихрамывая, резво побежал за угол.
 
 Там стояла невзрачная поцарапанная пролётка. В ней, удобно устроившись на сиденье, спокойно сопел мужчина, одетый в кафтан, которые носили все извозчики Самары.
 Конь лакомился овсом из мешочка, подвешенном у его морды.
 
Федот хотел было треснуть кулаком  в бок этого дурака извозчика, чтобы он немедля проснулся. Он уже даже замахнулся...
 - Дядя, тебе чего? - вдруг совсем не сонным голосом спросил мужик и открыл глаза.
 - Там это... как его энто... Жилец из третьей квартиры шъежжает. Меня ижвожчика пошлал ишкать, - брызгая слюной во все стороны , прошепелявил Федот.
 - Значит съезжает? - переспросил мужик и рывком выпрыгнул из пролётки на землю.
 О
н снял мешочек с остатками овса, погладил лошадь по гриве.
 - Ты, давай быштрее! Быштрее! - замахал руками Федот, - а то уедет поштоялец то! Уедет!
 - А на чём то он уедет? - рассмеялся извозчик, показывая свои мелкие белые зубы. - Успеем! Ха-ха-ха!
 - Иван шкажал чё ты мне рублик за энту новошть дашь!  - обеспокоенно спросил Федот, упёршись в извозчика своим косыми глазами.
 - Раз сказал дать, то значит и дам! - мужик запустил руку в глубокий карман своих шерстяных, вытянутых на коленках, штанов и достал оттуда серебряный рубль. - Держи! - протянул он монету Федоту и садись в пролётку! Поедем за жильцом. Ты только не мельтеши! Делай всё спокойно, с ленцой! Помоги ему багаж загрузить. Потом попроси гривенник на чай. Понял?
 - Понял! - коротко бросил Федот: устраиваясь в пролётке, - энтот шкупердяй и пятака не дашт.
 
Через несколько минут пролётка остановилась у подъезда. С неё спрыгнул Федот и ринулся внутрь дома.
 Вскоре он уже выходил из подъезда с двумя большими, очевидно тяжёлыми, чемоданами. За Федотом, с дорожным баулом в костюме серого цвета показался Аксаков.
 Разбитной извозчик немедленно сошёл на тротуар и взял баул из рук пассажира, а потом уже погрузил два чемодана.
 - Куда ехать будем, барин? - глупо улыбаясь, спросил он.
 - На вокзал! - коротко бросил Аксаков.
 - Тридцать копеек, барин! За меньше не поеду! - продолжая улыбаться, капризно произнёс извозчик.
 - Поехали! - согласился Аксаков и уже поставил ногу на ступеньку пролётки, как его бесцеремонно схватил за рукав пиджака Федот.
 - Дмитрий Иванович, а я? Я же жа ижвожчиком шбегал, я же... - прогнусавил он.
 - На, держи! Аксаков вынул из кармана пиджака несколько маленьких медных монеток и сунул их дворнику. -Давай, любезный! Не тяни! Поехали! - громко потребовал он.
 
Пролётка ехала медленно. Иногда лошадь даже почти останавливалась. По лицу извозчика было понятно, что это обстоятельство его не беспокоит.
 - Любезный, а быстрее можно? - раздражительно спросил пассажир.
 - Быстрее? - переспросил извозчик. - Наверное можно... Токма, барин, опасно это. Ведь утро на улице. Не приведи Господь на дитё наеду или кухарку какую- нибудь собью, они же, дуры, как самасшедшие дорогу перебегают...
 - Ладно, - тяжело вздохнул Аксаков, - езжай, как знаешь!
 
До вокзала оставалось всего два квартала. Уже было видно его  импозантное здание, как, неожиданно, в пролётку прыгнул какой-то мужик, одетый, как самарский «горчичник».
 
Он бесцеремонно сел рядом с Аксаковым и воткнул ему в бок ствол револьвера.
 - Руки на колени, чтобы я видел! На колени! На колени! Вот так вот! И не балуй мне! Поехали! - приказал он извозчику.
 - Пошла! - негромко свистнул тот, и лошадь лихо понесла пролётку по улицам Самары.
 
 Аксаков побледнел... Он сразу понял, что это было не ограбление, а что  он оказался в «лапах» жандармов.
 
 Аксакова допрашивал Сердюков в своём кабинете. Сначала были досмотрены его чемоданы и дорожный баул.
 Ничего, кроме трёх костюмов, двух дюжин рубах, кучи нижнего белья да обуви,  там не обнаружили. Даже не было ни записного блокнота, ни карандаша, не говоря уже о каких-либо книгах!
 
Протокол досмотра личных вещей, а также протокол допроса вёл поручик Бердников.
 Поручик Протасов с двумя унтер-офицерами был послан Сердюковым на квартиру, которую снимал Аксаков, для производства обыска.
 - Осмотреть всё досконально и без всякой спешки! Возможно там имеется тайник, или вы сможете найти хотя бы какие-нибудь улики преступной деятельности Аксакова, - напутствовал их полковник.
 
Задержанный был спокоен, молча улыбался, растягивая свои тонкие губы и смотрел только в окно...
 - Скажите Дмитрий Иванович, Пушкарёв это ваша настоящая фамилия? - начал допрос Сердюков. - Это данные паспорта, который находился в кармане вашего пиджака.
 
- Нет! Не настоящая! Полковник, вы ведь прекрасно знаете, что моя фамилия Аксаков. Аксаков Михаил Михайлович! И прошу вас не нужно ломать комедию! - с сарказмом ответил тот.
 - Поручик, занесите в протокол! - Сердюков оторопел от неожиданного признания задержанного.
 
Наступила пауза...
 - Я тот самый Аксаков, который совершил побег из мест ссылки, куда меня кинуло самодержавие! - пафосно заявил Михаил Михайлович.
 - Поручик, запишите это признание задержанного! - наконец начал реагировать Сердюков. - Скажите, Аксаков, куда и кому вы везли нелегальную литературу в вагоне второго класса, в купе номер пять?
 - Полковник, это гнусная ложь! - почти подскочил со стула Аксаков,  - никакую литературу я не вез!
 - А тридцать два пакета в рогожной упаковке? В них же находились книги и брошюры содержащие тексты, направленные на подрыв самодержавного строя в России.
 - Пакеты вёз, это правда полковник! Однако в них находились дорогие восточные халаты из  китайсого шёлка. Это коммерция, полковник! Не надо на меня вешать того, чего я  не совершал! - нагло заявил Аксаков.
 
-   Однако, в одном из пакетов, который был случайно оставлен вами, находились именно книги, запрещённые на территории Российской империи. Это как вы можете объяснить, господин Аксаков? - Сердюков наблюдал за поведением задержанного.
 - Полковник, эти книги засунули в пакет ваши люди! Жандармам  ведь очень хочется выслужиться! Наградные получить или внеочередное производство в следующий чин! Нечего на меня вешать всех собак, полковник! - Аксаков нагло смотрел на Сердюкова.
 
Допрос продолжался три часа, но задержанный не отвечал по существу вопросов, а упорно настаивал на том, что против него жандармскими офицерами совершается гнусная провокация