1. 3. Сводины -отрывок для Марины Русских-

            http://proza.ru/2025/05/23/257

           Афанасий Фёдорович в один из вечеров последних дней сентября сидел с Евдокией и детьми во дворе, за столом и разговлялся после Успенского поста разнообразием еды. Начинался Спас Ореховый…

           – Что, Трифон, сидишь смурной? Уж не нагулялси, может?

           Афанасий отхлебнул чай и посмотрел на сына.

           – Жениться-то не собрался вдруг, сынок? – посмотрела с улыбкой на Трифона Евдокия.

           – Да, собрался. А шо?

           Трифон твёрдо посмотрел на отца с матерью.

           У Афанасия из руки упал кусок пирога на стол. Он так и застыл с открытым ртом. Евдокия вмиг лишилась речи, глаза у неё округлились и выражали то ли удивление, то ли страх, то ли всё вместе. Анюта прыснула в кулаки, давясь от смеха от того, что родители ничего не знают. Хотя полстаницы обсуждают данное событие, по крайней мере, молодая её часть.

           И только баба Мария – мать Афанасия, да младший Прохор, который болтал ногами и вертел головой, ничего не понимали: одна от старости, а второй больно мал ещё был для взрослых разговоров.

           – Вот как нынче стало у молодых, мать! Родители и знать не знают, а он: женюсь!

           Афанасий ударил кулаком по столу.

           – А мы тебе невесту и сами подобрали, Катюшу соседскую. Хороша девка, справная, работящая, и родители у ней хорошего положения в станице.

           – Не шуми, Афанасий Фёдорович. Что стол ломать да крики кричать? День сегодня какой на Ореховый Спас?! Ругаться никак нельзя! – подняла голос хозяйка.

           Афанасий запыхтел и сложил тяжёлые руки на столе, вращая белками глаз.

           – Кто така, Трифон? – мать смотрела на сына уже с любопытством в глазах.

           – Поля, Пелагеюшка, матушка!

           – А Сидельникова, Пелагея?! А что? Хороша девка собой, и родителей привечает, и работящая, сказывают…

           Трифон с облегчением посмотрел на мать. Она, как всегда, оградила его от гнева отца.

           – Давай, Афанасий Фёдорович, поговори с сыном нормально да сватов готовь засылать после Орехового спаса. Урожай соберём и свадьбу сыграем. Глядишь, помощницей в доме будет!

           – Ладно, готовься, Трифон, «чайку попить» сходим к будущим родственникам. Надо Фрола Григорьевича позвать «на сводины», крёстный как-никак!

           Афанасий, сразу подобрев лицом, взял со стола пирог и отправил себе в рот. Вот Евдокия, что за баба, всё у неё понятно, всё по полочкам.

           В один из выходных дней под вечер в доме Голубевых зажгли свечу перед иконой и, помолившись, с напутствием «Бог благословит!», вышли.   Со двора на улицу выехала коляска с тремя казаками. Ладно одетые, в фуражках набекрень и чубами из-под них. Один из троих явно молоденький, но красив и статен, чёрт возьми, всем видом своим с уважением к старшим двум казакам. Это Трифон, а рядом отец и крёстный, и следовали они к дому будущей невесты. Хоть дом Пелагеи недалеко расположен, но идти пешком – дурная примета!

           – Здорово, казаки! Здорово живёте? Здорово бывали, казаки!

           Вежливо раскланивались по дороге с редкими встречными станичниками, приподнимая слегка головные уборы, справлялись о состоянии здоровья семьи, о положении дел.

           Вскорости подъехали к дому Пелагеи, а вернее её родителей.

           Покрестились на иконы и поприветствовали хозяев дома:

           – Здорово ли дневали? А вот зашли чаю попить, не откажете, Михаил Григорьевич? – промолвил Фрол, обращаясь к отцу будущей невесты.

           – Проходите за стол, гости дорогие, в ногах правды нет.  Чего ж не попить, сейчас к столу и подадим варенье яблочное к чайку да погутарим раз так.

           Отец Пелагеи пропустил гостей в дом.

          – Мама, мамочка, ой, боюсь-боюсь! – металась в соседней комнате девица. К ней подошла тётка:

          – Успокойся, Поля, суженый же твой пожаловал, а на тебе и лица нет.

          Пелагея уткнулась в плечо своей тётки Анисьи, вздрагивая от переживаний за такое ответственное событие в своей жизни.

          – А Триша…, Трифон Афанасьевич пришли с тятей?

          – Так куда он денется твой Трифон, стоит. И чуб из-под фуражки… А красавец! Губа не дура у тебя, Пелагея! Знаешь, кого выбирать!

          – Тётя, ну прямо вы!

          – Да шучу, шучу, не волнуйся, все мы такое прошли и, как видишь, живы!

          В это время мужики расселись за стол, а женщины со стороны невесты стояли тут же в разноцветье надетых платков и сарафанов. Трифон тоже переминался с ноги на ногу возле сидящих казаков. Садиться ему было не положено.

          Фрол не торопясь завёл беседу. Будто невзначай, Трифон положил фуражку на стол донышком вниз, вверх козырьком.

          Меланья – мать Поли, блеснув глазами, посмотрела на Трифона, потом на Афанасия с Фролом. У бедного жениха рубашка на спине прилипла к спине от выступившего от волнения пота. В голове мелькнула мысль, лучше б на войну с киргизами-кайсаками…

          – Доченька, Пелагеюшка, а ну зайди до нас! – позвала дочь мамаша.

          Полюшка вошла в комнату, ни на кого не смотря, уставившись в пол глазами, прошла молча к столу, не поднимая глаз.

          Михаил Григорьевич в это время и сам весь извёлся, глядючи на дочь, дитя своё кровное. Ему тоже захотелось, как и Трифону, кинуться в бой на врагов, рубя их шашкой, «взаместа энтого разговору».

          Поля взяла фуражку со стола. В этот момент всё в курене застыло, казалось, было слышно, как гудит залетевшая противная муха. У Фрола пролетело в голове: «Если повесит фуражку на вешалку – «не люб».

          Но любовь! Любовь она здесь, в каждом углу дома, она окутывала невидимыми волнами всё пространство, исходя от двух молодых людей. Пелагея перевернула фуражку, поставив её на стол. ЛЮБ!

          Как невидимым эхом обдало всех присутствующих. У мамки и многих женщин, находившихся в комнате, показались в глазах слезинки.

          А Фрол не унимался:

          – У вас есть дочка, у нас женишок, Трифон Афанасьевич Голубев. Хотелось бы с вами породниться!

          Игра продолжалась.

          – Дочь молода больно, рано ей замуж, – держал ответ Михаил Григорьевич. – Да к свадьбе мы не готовы, приданое ещё не собрали, да и с роднёй нужно посоветоваться!

          Поиграв в слова, сторона жениха откланялась со словами, что завтра придут с «запросом».

         А у Трифона всё внутри пело и ликовало! Ликовало всё в душе и у Полюшки…

         На следующий день Трифон с самого раннего утра не находил себе места. В голову то и дело приходили мысли об ответе. Хоть Полюшка и дала знак, что ЛЮБ, но хотелось услышать ответ родителей, хотя уже всем было понятно, что дело идёт к свадьбе.

          В этот день ему пришлось ждать результата дома. А сваты, поторговавшись и заплатив кладку (запрос), получили ответ от Михаила Григорьевича: «Мучить вас не будем, ждём вас с родственниками к вечеру с женихом и родителями. А там Богу помолимся и руки дадим. А сейчас покуда запасец сделаем». С тем и убыли сваты со словами ответными: «Ну дай Бог, в добрый час!»

          Вечером в доме невесты было шумно. Собралась родня с обеих сторон. Фрол Григорьевич, крёстный Трифона, весь исстарался, на нём большое важное дело как «тысяцкого» – всё чтоб по правилам шло, согласно обряду. Тут же и «дружка» Трифона Семён Бутаков.

          Вдруг девичьи голоса стали выводить песню:

          Не давай-ка, родимый тятенька,
          Свою-то праву рученьку,
          Не запоручивай, родимый тятенька,
          За поруки крепкия.

          На столе появилось чистое полотенце, аккуратно расстеленное по указанию «тысяцкого». Отец Пелагеи Михаил Григорьевич торжественно подошёл и положил на полотенце руку вверх ладонью, переложив её опять полотенцем, Афанасий Фёдорович не менее торжественно положил и покрыл полотенцем свою руку, подошла Меланья, вслед Евдокия… к концу ритуала крёстная Трифона Софья нараспев проговорила: «С попятного по сто рублей» (то есть чтобы ни та, ни другая сторона не отказывались, если кто откажется, то чтобы платили сто рублей).

          По традициям после этого ритуала назад дороги уже не было, и отступление от правила осуждалось казацким обществом.

          Обратно пошло веселей: убрали руки верхние, скинув полотенца, и потом всё как было, только в обратную сторону. Вот и остался последний – отец Пелагеи. Фрол громким голосом возвестил: «Господи, благослови!»

          Загорелась лампадка, зажжённая дружкой, и «тысяцкий» Фрол Григорьевич пригласил помолиться богу за доброе дело.

         Ритуал этот назывался Рукобитье и заканчивался обменом кольцами жениха и невесты.

         – Поздравьте друг друга «с начатым делом», – и Фрол пригласил жестом всех к столу.

         Три недели пролетели быстро. Время было посвящено подготовке к свадьбе и, конечно, завершению уборочной. С утра до позднего вечера Афанасий и Трифон пропадали в поле, свозили снопы к своему гумну, складывали их в скирды. Женщины трудились по дому, собирали орехи.

         Работы подходили к концу. Афанасий стоял в поле и смотрел на оставленную по традиции полоску зерновых (на один сноп).

         – Ну что, сын? Осталась последняя кулижка, тебе её и убрать. Так что убирай и готовься к свадьбе. А я пройдусь в правление. Избрали казаки помощником станичного атамана – нужно соответствовать. Так я разумею!

         – Справлюсь, тятя, иди спокойно!

         Впритык к зданию правления примыкали каменные «амбары», в них хранился станичный зерновой резервный фонд. Он формировался из взносов (зерном) казаками осенью и использовался на нужды казачьих семей, в особенно в «плохие» неурожайные годы. Решение принималось на общем станичном сборе.

         Афанасий зашёл проверить, как завершается сдача зерна станичниками, т.к. уборка практически завершилась.

          Амбар в станице – это неприступная крепость, где хранилось зерно и другие припасы. В Степной они были из камня: стены, заборы. Амбары, дворы были устланы каменными плитами.

          Строительство амбара обычно начиналось с фундамента. Сначала ставились сваи – чаще всего использовали лиственницу или дуб. Древесину выбирали не случайно: лиственница не гниет от воды, а дуб обладает исключительной прочностью. Строительство на сваях делалось не ради красоты: благодаря такому решению постройка была надежно защищена от грызунов и пагубного воздействия влаги, внизу свободно циркулировал воздух. Для дополнительной защиты от непрошеных гостей амбар иногда обмазывали изнутри смесью извести и дегтя. Крыша амбара имела особую форму и наклон, что помогало избежать застоя воды и обеспечивало хорошую циркуляцию воздуха. Крыли ее чаще всего дранкой или соломой, не только ради утепления, но для защиты от атмосферных осадков.

           Зерно хранилось в больших деревянных сундуках или ларях, обшитых изнутри берестой для лучшей сохранности. Эти сундуки имели отдельные отсеки для разных видов зерна. В углах стояли бочки с соленьями, сушеные овощи висели на перекладинах, а грибы и травы подвешивали в связках. Каждый квадратный метр был использован с умом, что позволяло заготавливать запасы на долгую зиму.

           Афанасий остался доволен. Внутри амбара царил порядок, а каждый предмет имел свое место. Зерно заполнило лари, приятно ласкало взор. Зиму можно встречать смело.

           У Пелагеи в семье были те же заботы. Накануне венчания прошли обряды расплетания косы, купания невесты в бане и катания на лошадях с песнями и криками «Ура!». Потом – «девичник».

           В день свадьбы рано утром, до восхода солнца, Пелагея обошла весь свой двор, мысленно попрощалась со всем, что ей была дорого. Вот детство и закончилось, но теперь есть у меня милый, мой суженый Триша – Трифон Афанасьевич!

           Пелагея и Трифон стояли друг против друга. Вокруг народ уже вовсю веселился. Все присутствующие на девичнике гости уже жили предвкушением предстоящей свадьбы.

           Полюшка, повязав двух подружек платочками, отправила их с подарками (кисеты, шитые бисером, платки, рубашки) для родни жениха, а сама держала вышитую своими руками рубаху, смотрела на своего Тришу и читала огромную любовь в его глазах.

          – Это тебе, мой суженый!

          А свадьба прошла замечательно! Кто не бывал на свадьбах! В станицах, друзья, это кусочек жизни, важный для всех его жителей!

          Книга готовится к изданию.