На рыбалке

 Помню раннее утро. Около пяти часов в нашем сельском деревянном доме, окруженном ещё спящими садовыми деревьями. Первые лучики света проглядывают сквозь полуприкрытые шторы окон в моей спаленке.
Стараясь никого не потревожить, осторожно выскальзываю на прохладные скрипнувшие половицы из теплого пододеяльного царства.
Пробираюсь сначала на кухню, затем на веранду и во двор, где туманно и прохладно.
Возле сарая нахожу заранее приготовленные удочки, вырезанные из гибкой лозы, банку с запасёнными вчера, спрятавшимися в горстке земли червями.
По спящему, молчаливому селу иду, скорее бегу к реке. Трава, щедро окроплённая глазастыми, прохладными каплями росы, приятно холодит мои босые ноги, когда я — пятилетний пацан — несусь по нескошенной луговине к тому месту, где находится слияние двух рек — песчаной Вопи и болотистой, но с удивительно прозрачной водой Кокоши.
 Немного не дойдя до самого стыка двух речек, выбираю то место, где берег Вопи, с одной стороны обрывисто смотрит вниз на небольшой омут, обметанный у кромки клочьями тумана, а с другой — полукругом песка сереет заброшенный пляжик, на котором я люблю иногда валяться после купания.
 Стараясь не шуметь, спускаюсь с обрыва поближе к воде, цепляясь ладонями за засохшие корневища кустов среди темнеющих глазниц ласточкиных укрытий, откуда слышны попискивания сонных птенцов.
 Разматываю леску на удилищах, цепляю на крючки взвившихся дождевых червей из банки, забрасываю удочки в воду так, что мои самодельные перьевые поплавки ложатся рядом с большой корягой.
 Знаю, что возле этой коряги в глубине омута, на дне, притаились не только кусачие раки, но и толстобокие, рыжеватые и колкие окуни. Они осторожны к каждому шуму на берегу — поэтому нужно присесть и замереть.
 Что и делаю, опустившись на заросшую мягким пухом мха прибрежную кочку. Поплавки замерли неподвижно на перламутровой глади поверхности вира. В тишине только немного слышно, как где-то ниже по течению на мелком, каменистом перекате чуть- чуть журчит речная вода.
 На востоке из-за горизонта выглянул золотистый краешек солнца. Позолота от этого начинает играть на зеленых листьях кустов и прибрежной ольхи, как бы покрывая их тонким неравномерным слоем нежного лака. Сонная зеленокрылая стрекоза маленьким вертолётиком пролетела над моей головой, слегка зацепив за торчащий вихор непослушных волос.
 Слушаю эту тишину родного берега в каком-то восторженном оцепенении, потеряв чувство времени... Ощущаю себя частью окружающей природы, реки, деревьев, пробуждающегося дня...
 Вдруг где-то совсем рядом, среди густых ив на том берегу, раздаётся тонкое, пронзительное соло соловьиной трели. Как самозабвенно, временами захлебываясь от чувств, восторга жизни он поет!
 Сколько светлого, нетронутого и искреннего в этой соловьиной песне!
 Как по команде вслед за ним начинают подавать свои звонкие голоса и другие пернатые певцы.
 На излучине реки, на водной глади появляются разбегающиеся круги, всплески от играющих язей, уклеек.
 В этот момент замечаю, что один из поплавков ожил, шевельнулся. Сначала вяло, нехотя, а потом стремительно пошел в сторону. На мгновение замер на месте, затем перевернулся в вертикальную стойку, и резко нырнул вглубь, под воду!
 Моё сердце учащенно забилось в груди. Рукой подхватываю напрягшееся вслед за леской удилище, и быстро тяну его в сторону, подсекая невидимую добычу.
 Леска дрожит от сопротивления вытаскиваемой с глубины, борющейся рыбы...
 Наконец, с шумом, плеском из-под воды появляется лопатистый окунь, с судорожно раскрытым ртом, подцепленный на крючок. Он трепещет, бьёт хвостом из последних сил, часто дышит своими широкими колкими жабрами, ерошит плавники и переливающийся цветами радуги гребень...
 И вот он уже мечется в маленьком ведёрке с водой. Беспокойно рыскает, пытаясь вырваться, но тыкается только тупым носом в стенки.
 Нанизываю на освободившийся крючок новую наживку. Забрасываю удочку. Опять присаживаюсь на кочку, затихаю.
 И слушаю, стараясь слиться со звуками просыпающейся реки, берега, с родной русской природой...