Они стихи мне посвящали

   Никто никогда не писал мне таких стихов, как ты, Сергей. По силе пламени страсти и бесстыдства ты превзошёл многих поэтов, и не только своего времени. Твой тёзка смущённо прятал бы глаза, если бы прочёл, как ты овладеваешь женщиной. Есенину надо было дожить до твоих лет, чтобы так познать и прочувствовать женщину. Он был мальчик по сравнению с тобой.
 
   Я готова была повторить, что никто из мужчин мне стихов не посвящал. Но потом вспомнила, что это не так. Было бы лукавством с моей стороны написать, что никто никогда не посвящал мне любовной лирики. Но то были не мои мужчины, я не состояла с ними в романтических отношениях. Их стихи были нежными, чистыми и одухотворёнными. Поэтому мне хочется отдать дань тем, кому я не принадлежала и кто оказал мне честь, подарив лучшие строки своей лирики.

   Артисты театра им. В.Ф. Комиссаржевской ВЛАДИМИР ДЮКОВ и СТАНИСЛАВ ЛАНДГРАФ  посвятили мне любовную лирику в своих книгах. Так возвышенно пишут мужчины, которые не обладали женщиной, для кого она навсегда осталась загадкой.

   Ещё можно было бы вспомнить, сколько песен посвятил мне БОРИС ГРЕБЕНЩИКОВ…

   И наконец, ЛЕОНИД ПОЛЯКОВ. Он по хронологии раньше других сделал это. И если артисты дарили мне книги со своими стихами, а БГ просто пел, то Поляков оказался смелее всех и вручил свои творения прямо мне в руки.

   Это был период, когда я работала на Ленинградском радио звукооператором, а журналист Леонид Григорьевич Поляков состоял в Главной редакции пропаганды старшим редактором. Недавно в Википедии я прочла, что он был также сценаристом Леннаучфильма, публицистом, экономистом, входил в состав представителей прессы на Нюрнбергском процессе. Его настоящее имя Гилель Гершович. К моменту моей деятельности на радио Полякову было за шестьдесят. Это был мощного телосложения мужчина. По своей звукооператорской работе мне приходилось пересекаться с ним, но близко мы не общались. Однажды он, смущаясь и краснея, протянул мне листок. Это были стихи:

Аллочке С.

МИР БЕЗ ТЕБЯ

Он не сложнее и не проще,
И никакой он не другой.
Мир без тебя на вид, на ощупь
Такой же точно, как с тобой.

Здесь песни прежние поются
У Псла на жёлтой той косе.
Здесь так же шутят и смеются.
И я смеюсь. И я, как все.

Здесь, как и прежде, в час урочный
Приходит день, уходит мрак.
Здесь всё незыблемо и прочно.
И что-то всё-таки не так.

А что не так? Боюсь ответить,
Боюсь, что будет невпопад.
Ведь солнце светит? - Солнце светит!
- Леса стоят? - Леса стоят.

А от былого мирозданья,
С которым чувствовал родство,
Осталось только лишь названье,
Осталась видимость его...

   Недавно я нашла этот пожелтевший листок случайно, роясь в своих архивах. По содержанию видно, что Поляков был в курсе, что я часто ездила отдыхать в Полтавскую область, потому он и вспомнил реку Псёл, где и сам бывал неоднократно. Это наши с ним любимые гоголевские места. Видимо, мы всё-таки общались, просто я забыла подробности. На радио люди и события мелькают, как в кино, всего не упомнишь… Стихотворение я тогда сохранила. Чуть позже наткнулась на бересту и вспомнила, как Поляков подарил мне эту бересту, на которой было аккуратно выписано: 

Что-то небывалое творится,
Чьи-то блики реют невесомые.
Нынче даже звёздные зарницы
Полыхают как-то по-особому.

Мне такой бессонницы не помнится.
Объяснить немыслимо, наверное,
Как к тебе подкатывает в полночь
Смутное, больное, сокровенное.

То, что было некогда запрятано,
Не умеет более томиться.
Назревает что-то непонятное,
Что-то небывалое творится!..

 
15.06.2023


Рецензии