44. Соня

Я завела будильник на пять-тридцать. Специально сделала звук потише, чтобы не разбудить родителей. Хайди всё равно проснулась, хоть и делала вид, что не заметила изменений в режиме. Хорошо, что она не стала меня будить, как это делают многие собаки. Когда я просыпаюсь, Хайди просто поднимается вслед за мной и идёт следом. За это я ей благодарна, если можно так сказать.
Мне совсем не хотелось этого делать. Но настроена я была решительно. И я представила.
Дым. Стекло. Кровь. Тепло. Крики и гул в ушах. Холод... Болит голова. Ужас. Отчаяние. Шок. Я жду, когда за мной придут, хочу кричать, чтобы меня не бросали здесь, что мне больно и страшно, но не могу пошевелиться, открыть рот, издать звук. Жизнь внутри меня внезапно остановилась...
Внезапно я вырвалась, и меня ударила крупная дрожь, хотя я сидела под т;плым одеялом. Хайди села, повернула голову и теперь вопросительно смотрела на меня. Я прокручивала в голове детали: блеск осколков, черноту дыма, сильное стеснение в груди. Неожиданно я подумала: что, если я не смогу выйти из этого состояния? Если я открыла портал воспоминаний, который всё это время запирала на ключ, и теперь он утянет меня в прошлое? Что, если я не смогу выбраться?
Бойся, бойся, бойся! Если начать, уже нельзя остановиться, поставить на паузу. Это нужно пережить.
Меня колотило, дыхание сбивалось, в глазах появились капельки сл;з. Хайди с беспокойством смотрела на меня, не зная, как со мной быть, а мне всё это доставляло какое-то злое, неправильное удовольствие.
На всякий случай я закрыла рот руками, повернулась к стене и стала неотрывно смотреть в одну точку. Подождав некоторое время, я стала считать до ста. Я была вымотана, но перетерпела. Значит, сегодня будет легче.
Я взяла телефон и посмотрела на себя в чёрный экран. Нажала на кнопку включения. У меня есть ещё десять минут. Это значит, что я могу подготовиться.
Я осмотрелась. Салфетки кончаются. А ещё мне нужны перчатки. Я по-прежнему не придумала, как скрывать свои порывы вести себя идеально. Но делать было нечего - пока придётся пользоваться чем есть, а потом искать новые средства.
Сглотнув разрастающийся комок в горле, я сказала себе:
- С этого момента ты обязана быть другой. Нет права на ошибку.
Так начался мой первый день новой, нормальной жизни. Я переступила черту.
Видимо, мама решила меня не будить. Я тоже решила никого не беспокоить и, пока была такая возможность, принялась за уроки. За два часа я успела решить алгебру, выучить формулы, прочитать параграф по физике и подготовиться к скорому диктанту по английскому. Мне очень хотелось закончить все задания к понедельнику, хоть я и понимала, что никакая школа ближайшие три дня мне не светит.
- Доброе утро, Соня! - в комнату неожиданно заглянула мама. Хайди подскочила ей навстречу. - Что делаешь?
- Ничего, - ответила я и покраснела до корней волос. Стало стыдно и противно. Я даже не пыталась убрать тетрадки.
Но мама даже не разозлилась:
- Сонечка, пойдём завтракать. И Хайди с тобой пойдёт. Правда, Хайди?
Хайди облизнулась. Мама говорила со мной как с маленьким ребёнком. Но делать было нечего. Время завтракать.
Я хорошенько вымыла руки. На столе дымилась тарелка горячих бутербродов, работал гриль. Мама и Хайди зашли следом за мной - я почувствовала себя преступником под конвоем. На диване сидел папа - снова недовольный и снова с телефоном. Хотелось крикнуть:
- Да сколько можно! Пусть всё будет нормально! Как у всех! Нормальная работа, нормальная учёба, нормальная ЖИЗНЬ! Пусть всё встанет на свои места! - чем-нибудь запустить, сломать, смахнуть тарелку с бутербродами со стола. Потому что какие могут быть бутерброды, когда тут такое!? Сколько можно так!? И заплакать. Отчаянно, долго и громко реветь. Чтобы пришла мама, пришёл хоть кто-то и всё исправил! Потому что я сама ничего не могу сделать! Я в этой системе никто! - Спасибо.
Я взяла из маминых рук стакан тёплого молока, которое она заботливо для меня подогрела. Я могу лишь повиноваться. Потому что я должна быть правильной.
- В десять приём у отоларинголога, - напомнила мне мама. - Поэтому позавтракай, умойся, и отдыхай. С уроками разберёмся потом, - с особым вниманием подметила она.
- А куда, зачем идёте? - очнулся папа. Я решила с ним не здороваться, чтобы меньше пересекаться и вообще контактировать (в случае с такой дочерью как я общение с перегруженным работой отцом больше походит на прогулку по заминированному полю), и он поддержал игру в прятки. По-прежнему вёл себя так, будто меня тут нет. - Зачем отоларинголог?
- У Сони периодически пропадет голос. Мне это не нравится, - мама теряла терпение. Я вмиг ощутила вину: ведь причиной её раздражения была я.
Вина давно стала моим вечным спутником. Всё, что шло вокруг не так, было из-за меня. Я это знала и с отчаянной прилежностью старалась исправиться.
Папу разговор мало интересовал - он всё так же сидел, уткнувшись в телефон, - поэтому мама продолжила:
- У неё недавно был ларингит, вроде лекарства помогли, но голос до конца не восстановился. Я не решаюсь заниматься самолечением.
Папа промычал что-то невнятное, а мама заставила меня есть.
- Соня, смотри, Хайди уже давно всё съела, - упрекнула она меня как непослушного ребёнка, который, в сравнении с шустрыми и услужливыми сверстниками, кажется упрямым, неповоротливым и отсталым. - Хайди, зачем мне мяч? - рассмеялась она.
Хайди облизнулась и посмотрела на меня. Будто я должна была наградить её за то, что она принесла маме мячик без её просьбы. Мама кинула мяч обратно в коридор, и Хайди побежала за ним.
- Я работать, - хмуро оповестил папа, поставив грязную тарелку в раковину.
- Так выходной же, - заметила мама, но осталась без ответов и пояснений.
Папа вышел из кухни вслед за Хайди, а я уставилась на два чуть остывших, жирных бутерброда. Можно было легко испачкаться. Но я должна была всё съесть.
Будто испугавшись чем-то раздражённого с утра папы, Хайди прибежала обратно на кухню и бросила передо мной красный слюнявый мячик в пупырышках. Вероятно, это была её любимая игрушка, и Хайди хотела, чтобы я разделила её восторг.
- Что? - не поняла я и посмотрела в её озорные карие глаза. - Чего ты от меня хочешь?
- Играть, - с улыбкой пояснила мама. Будто я могла как-то помочь Хайди в этом. Я даже поесть или одеться спокойно не в состоянии! Сразу бегу мыть руки! - Позавтракала, теперь можно и побегать. Сонечка, кушай, - попросила мама, внезапно чуть нахмурившись. - Почему ты стала отказываться от еды? Тебе невкусно?
- Нет, всё вкусно, - испуганно возразила я и взяла бутерброд поменьше, слева.
Мама присела на краешек дивана и взволнованно посмотрела на меня. Она хотела что-то спросить, но никак не могла сформулировать. А я грызла бутерброд и рвала пальцами расплавленный сыр, от волнения почти не чувствуя ни вкуса, ни аромата.
Поняв, что я не буду с ней играть, Хайди свернулась клубочком у стола. А мама наконец выдала:
- Меня очень беспокоит отсутствие у тебя аппетита. Не хочешь поговорить об этом с Виолеттой Сергеевной во вторник?
Внутри меня всё резко сжалось. Почему всё становится лишь хуже!? Так, стоп! Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Будь спокойной. Хватит бить тревогу. Ничего не случилось.
- Нет, мама, всё в порядке. В пятницу я просто слишком устала, а вчера я ела. Остатки риса на обед, а потом ещё клубничный йогурт вечером. И чай.
Всё это было чистой правдой. Я не худела и не падала в голодный обморок (хотя ощущения при панических атаках были очень на это похожи), но меня тоже начинал тревожить мой режим питания. Ещё этого не хватало!
Я взяла свою тарелку и подошла к раковине. Открыла воду, выдавила на губку ярко-оранжевое, как стены реабилитационного центра, моющее средство, ополоснула тарелку и принялась оттирать прилипший сыр.
- Оставь, я сама уберу, - подняла голову мама. - Всё равно тарелки в посудомойку ставить, иначе можно сто лет драить.
Но я решительно смыла пену и насухо вытерла тарелку. Поставила в шкаф. А мама почему-то огорчённо вздохнула. Ну что я опять сделала не так?
- Пойдём фильм смотреть, - предложила она. - По отзывам хороший, интересный.
- "Хайди", - как-то догадалась я и откликнулась: - пойдём.
Хотя смотреть про жизнерадостную девчонку из альпийской деревни сейчас совсем не хотелось.
Мама поднялась и направилась в гостиную, Хайди тоже вскочила и схватила мячик, но не побежала следом, а почему-то с любопытством смотрела на меня. Почему все так на меня смотрят!? Будто наблюдают за преступником или сумасшедшим из психушки, которому только что развязали руки.
- Перчатки! - вспомнила я. - Это мой шанс!
Я уже собиралась пододвинуть к шкафу стул и достать новую пару резиновых перчаток, как вдруг поняла: и что дальше? Перчатки - это удобно, но слишком заметно. Я осталась без защиты.
Я почувствовала, как паника медленно сковывает холодом горло, подбирается к лёгким. Я почувствовала странный спазм, такой же, как вчера после звонка Виолетте Сергеевне. Нет! Стоп! У меня есть салфетки и антисептик. До тех пор, пока я не придумала ничего менее затратного и заметного, придётся пользоваться ими. К тому же, мама уже привыкла к упаковке влажных салфеток с ароматом лимона у меня на этажерке - сама же их протянула, чтобы я обработала руки после её телефона (в отличие от меня, она вряд ли ежедневно протирает чехол и экран после улицы).
Поражённая осознанием безвыходности и напуганная спазмом, я пошла в гостиную. Хайди (я не оборачивалась, но она точно не оставила мяч на кухне), прицепившись ко мне хвостом, решила меня сопроводить. Мы идём смотреть фильм.