Шестьдесят третья
Кстати, позволю себе высказать одно соображение по термину "европейское общественное мнение", ибо имею на это право, как непосредственный и многолетний свидетель того, как оно сначала трансформировалось, а потом окончательно деформировалось. Про него говорят, его даже излагают персонажи, занимающие громкие должности и высокое, но во многом фиктивное, положение в разных структурах, но – этого предмета больше нет как такового. Ибо в Европе общество исчезло полностью. Остались страны, формальные государственные структуры, но реальных и суверенных государств за ними нет. Персонажи, что-то несущие с трибун и в виртуальном пространстве, не представляют ничьих интересов, кроме интересов своих хозяев из-за лужи. И разобщенные массы населения, которые злобно и подозрительно взирают и друг на друга, и на весь остальной мир, не веря никому, ничему и ни во что… Это - реально последние времена. Надежда только на Россию и тех немногочисленных моих сограждан, которые не утратили здравый смысл, терпение и веру.
В который раз изумляюсь свойствам человеческой памяти, которая выстраивает самые замысловатые ассоциативные цепочки. Например, в домашнем разговоре как бы ниоткуда возникла тема кускового сахара. И вспомнились разные подробности: музей сахара в Берлине, куда я возил гостей, когда несколько лет трудился по контракту в ГДР, а вслед за этим - (внезапно!) лавочки и магазинчики моего таганского детства, размещавшиеся в старинных одно- или двухэтажных домах (их снесли при реконструкции транспортной схемы Москвы в конце 50-х - начале 60-х годов прошлого века, когда Таганскую площадь до основания угробили) и оставшиеся только в памяти да на редких фотографиях. Ах, какие это были бесподобные лавки, магазинчики и магазины на Таганке моего детства!! Помнится, для меня сопровождение бабули во время ее продовольственных закупок были настоящим приключением: столько всего необычного происходило в этих удивительных, почти волшебных местах в конце 50-х годов. Например, мы ходили в бакалею за сахаром, который отпиливали от здоровенных конусообразных сахарных «головок», а потом, уже дома, мы довольно еще крупные куски раскалывали на более мелкие кусочки специальными щипчиками-кусачками. Или шли мы в рыбный магазин за живой рыбой. Процесс был такой: бабуля подходила к бассейну с разнообразными рыбами, выбирала подходящую и звала продавца (это были, как правило, мужчины в белых кителях, белоснежных шапочках и черных брюках с безупречно отглаженными стрелками). Продавец подходил, оглушал деревянной колотушкой указанную рыбину, вылавливал ее сачком и торжественно, даже как-то щеголевато взвешивал на весах, затем заворачивал в пергаментную бумагу и громко объявлял стоимость. В обычные дни бабуля покупала карпа или окуня, иногда – жирного карася. А в праздники – судака, небольшого осетра или стерлядь. Бабуля шла платить в кассу, потом мы забирали рыбу, укладывали ее в эмалированный бидон (потому что вода с рыбины стекала) и весело шагали домой. Помнится, в выходные, которые начинались после обеда в субботу (потому что суббота тогда была до обеда рабочая), мы с бабулей шли к трамвайной остановке у Театра на Таганке встречать папу и маму, а мама в том же рыбном традиционно покупала развесную красную икру в пол-литровую баночку. На большие праздники, на Новый год и дни рождения там же покупалась черная икра и осетрина горячего копчения.
Свидетельство о публикации №225052501567