Забытое письмо

1
За почти тридцать четыре года с момента появления Егора Хохлачёва на свет, мама ни разу ему не рассказывала  о его биологическом отце, который бросил её на четвёртом месяце беременности, предпочтя семейной жизни карьеру музыканта.  Собственно и в Москву-то  отец Егора – Геннадий - приехал из Мариуполя в предпоследний год существования Советского Союза лишь затем, чтобы получить свой шанс, как он сам говорил, выиграть лотерейный билет.
Ночевал под зданием столичной филармонии, обходил рестораны, кафе и студии, и везде предлагал кассеты с магнитозаписями своих альтернативных гитарных творений. А потом встретил её, Наталью, такую же искательницу лучшей жизни  - провинциалку из глухого донского хутора. И, возможно, не обратил бы на неё пристального внимания, если бы на мимолётной встрече в «Лужниках» она не представилась землячкой мамы. Мама у Геннадия – тоже донская, как оказалось, из соседнего с Натальей, обезлюдевшего ещё в семидесятые годы хутора,  в своё время выбралась по замужеству в Мариуполь, где на всю жизнь так и получила прозвище -  Казачка. И именно  еле заметные, но характерные казачьи черты и пронзительный говорок, свойственные большинству донских женщин, и пленили одинокую душу Геннадия. Недаром говорят, что мужчина ищет спутницу жизни, похожую на мать.
Но заряда любовной батарейки хватило ненадолго.   Даже не попрощавшись с Натальей,  вскоре отправился Геннадий покорять большую сцену в славный город Ленинград, где получил долгожданную работу в каком-то популярном коллективе старейшей в стране филармонии. Но, как иногда случается в жизни,  пришёлся не ко двору, лотерея оказалась проигрышной, а второго шанса восхождения на музыкальный олимп судьба Геннадию не предоставила. Так поездом прямого сообщения он и вернулся в Мариуполь, точнее даже не в сам город, а на его далёкую окраину – рабочий посёлок Каменск, что растянулся между автомобильной трассой, ведущей  на Донецк, и берегом речушки под названием Кальчик.
О существовании своего настоящего отца Егор Хохлачёв узнал случайно. Перечитывая после безвременной кончины мамы её документы, открытки и письма, он наткнулся на слегка пожелтевший вырванный из тетради листок. Это оказалось неотправленное мамой письмо, где она сообщала «своему любимому Гене» о том, что «у него в Москве есть сын», и что «она очень сожалеет, что всё так  нелепо произошло». Что именно произошло, в письме не пояснялось. Из всего прочитанного Егору стало понятно только то, что он вовсе не Хохлачёв и совсем не Владимирович. Эти фамилию и отчество мама внесла в метрику Егора сама, будучи в девичестве Хохлачёвой и всю короткую жизнь проносившая отчество Владимировна.
Пояснения по поводу своей перекрученной родословной и скудную историю о биологическом отце Егор услышал от родной маминой сестры – тёти Лены, здравствующей со своей семьёй  в Урюпинске, куда московские Хохлачёвы частенько наведывались в гости. Не смог удержаться Егор от того, чтобы не приехать к тёте Лене с маминым письмом, и не задать прямой вопрос:
- Зачем от меня отца скрывали?
Сконфуженная тётя Лена полдня приходила в себя, соображая, как бы тактичнее рассказать племяшу историю несчастной любви своей сестрички, а вечером, за общим столом, где собрались двоюродные сёстры Егора, тихо, словно оправдываясь,  объявила:
- Да, Егорушка, есть за твоей мамкой вина. Властная она была натура, ты ж её хорошо знал. Мы ж все, Хохлачёвы,  такие – со стержнем. Хотела она Генку в бараний рог – да под каблук. «Или я, - говорит, - или музыка твоя!». Думала и хотела же как лучше, чтоб остепенился мужик, отбросил свои мечталки дурные, на нормальную работу пошёл, деньги чтоб зарабатывал для семьи. А он в позу стал: «Или принимаешь такого, как есть, или попка о попку – и врозь!». Ну, мамка твоя и взъерепенилась, молодая была, мозги совсем жидкие, как кисель сливовый. И подсказать некому – сама- самёхонька в той столице огромной. Насмотрелась глупенькая  «Москвы слезам не верит» про лимиту гонористую,  и махнула рукой: «А не нужны мне эти мужики проклятые!». Сама рыдала ночами, на вокзал бегала – в Мариуполь собиралась ехать, всё Генке письма сочиняла. Да ни одного так и не отправила. Гордыня пересилила, свыклась понемногу, а потом Сашка, отчим твой, на горизонте нарисовался …
- Как нарисовался, так и стёрся, - недобро хмыкнул Егор, потирая широкой ладонью потный лоб.
- Твоя правда, - согласилась тётя Лена.
- А фамилия-то у отца какая? – раздражённо спросил Егор.
- Да почём я знаю, фамилию енту его? Прицепился, как банный лист! – запричитала тётка. – Я того Генку один раз в жизни и видела, когда от родителей продукты для мамки твоей возила. Ну, посидели тогда втроём, чайку попили, а вечером того же дня я обратно и укатила. Красивый такой парень был, чернявый, длинноволосый. Я патлатых вообще не люблю, но Генке причёска такая шла. Тебе парик нацепить – почти одно лицо у вас.  И на гитаре он играл хорошо, песни пел популярные, и свои тоже пел.  Что я ещё могу сказать?
- А где он в том Мариуполе хоть примерно жил? – не унимался Егор.
- А зачем тебе? С ума что ли сошёл? – топнула ногой разволновавшаяся тётка. – Может, у человека семья, он про тебя и знать не знал. А тут в Москве сынок выискался.
- А, может, знал!..
- Ещё лучше. Если знал, и никак не отреагировал, значит, сто лет ты ему был нужен. Жизнь идёт своим чередом – у каждого своя. Зачем человека беспокоить? Тем более уже немолодого человека. Это сколько ему лет сейчас? Под шестьдесят, наверное…
- Вот и выяснить бы – знал или не знал. А если знал, то почему так поступил со мной?
- Ты как ребёнок, Егорушка. Уже у самого сыну восемь лет, а рассуждаешь детскими мыслишками… Кстати, как там Никита Егорыч наш Хохлачёв?
- Не знаю, тёть, Лен. Вероника как с катушек сорвалась - козни строит, сына вижу редко, даже очень редко.
- Что, никак у вас с Никой не наладится?
- Да это уже никому не нужно, она с другим живёт.  А я, тёть Лен, скажу, что после нашего развода на луну не выл, наоборот, как будто балласт какой-то с плеч сбросил.  Легче стало мне без Ники. Но одиноко. Потому, наверно, и потянуло мамины бумаги перечитывать…А теперь вот про отца узнал… Сам не знаю – огорчаться или радоваться, внутри всё перевернулось. И увидеть предка своего тянет, но и претензий к нему накопилось за жизнь – тьма тьмущая.
- Эх, угораздило же Наташку это письмо сохранить. Она, наверное, сама за него забыла, - предположила тётя Лена,
- И хорошо, что сохранила, - легко ударив по краю стола кончиком ладони, сказал Егор. – Значит, есть Бог на свете, раз он мне правду раскрыл. Мне теперь из принципа хочется разыскать отца. Может, даже знаешь для чего? А чтобы  Никитке своему человеческий пример показать. А то тоже вырастет безотцовщиной, и не вспомнит меня никогда.
- А-а, вон, ты о чём, - усмехнулась тётя Лена. – Ну, не знаю… Всё, что я слышала от него и Наташки, так это о каком-то Каменске, где Генка жил. На речке, вроде, плотина у них там какая-то. Это не в самом городе, а где-то в пригородах Мариуполя. Но когда это было-то… И как ты его искать собрался?
- А у нас, тёть Лен, в Мариуполе работа наметилась. Нашу фирму в подряд на восстановление энергообъектов  взяли. Я записался добровольцем, ну, и засуетился, чтобы хоть какую-то информацию об отце собрать. Не густо, конечно, - печально вздохнул Егор. – Каменск, речка, плотина, гитара, Геннадий с чернявыми длинными волосами…
- Да он, поди,  уж седой, - с серьёзным лицом  заметила тётка.
- Может,  уже и лысый, -  обнажив строгий ряд белоснежных зубов, засмеялся Егор.
- Лишь бы живой, - охнула тётя Лена, в напряжении сдвинув брови. – Люди говорят, что там, в Мариуполе, очень много гражданских погибло в двадцать втором году. К нам в Урюпинск тоже беженцы приезжали… Бедные люди, такие страстя рассказывали…

2
Погостив у тётки чуть меньше недели, Егор вернулся в Москву.  К этому времени руководство энергокомпании, в которой он трудился, уже заключило все необходимые договора на проведение ремонтных и восстановительных работ на мариупольских объектах.  Всем добровольно вызвавшимся работникам выписали командировки, а в назначенный день Егор прибыл к офису компании, где  директор горячо напутствовал выстроенную колонну, состоящую из автомобилей  спецтехники, гружёных материалами и оборудованием грузовых машин,  пассажирских автобусов со  специалистами и легковушек с начальством.
Прохладной апрельской погодой встретил печальный Мариуполь москвичей. Высвободившиеся после отбытия очередной смены  выстуженные строительные вагончики смогли вместить лишь половину прибывших специалистов. Всем, кому не повезло, а среди них оказался и Егор, пообещали в течение дня подыскать какое-нибудь приемлемое жильё или временно поселить в палатках. Согласно давно устоявшейся  русской традиции, организационные вопросы затянулись, а некоторые упёрлись в непреодолимые препятствия, предоставив большинству работников свободное время.
Не желая его разменивать по мелочам,  Егор решил воспользоваться паузой и найти отца. Благо, прораб и лучший приятель Хохлачёва – Валерий  Осокин - прибыл в южный город на личной «Тойоте»,  и без лишних вопросов согласился прокатиться с Егором на именуемую Каменском дальнюю мариупольскую окраину. Исходных данных об отце хоть было и немного, но всё же они давали большой шанс найти музыканта Геннадия, живущего где-то недалеко от Кальчика. Егор внимательно изучил карту местности. Когда ехали, ему порой даже казалось, что он уже был здесь и знает каждый поворот.
- Где причаливать-то будем? – спросил Валерий, бросая взор по сторонам.
- Мне кажется, что логичнее всего будет у школы, - предложил Егор. – Школа в малых населённых пунктах – это центр всех человеческих коммуникаций: дети, родители, бабушки, дедушки, учителя и выпускники – все, так или иначе, пересекаются по жизни и друг друга знают. 
- Логично, - согласился Осокин.
Поселковая  школа ярко сияла  изумрудными переливами новых панелей. Здесь недавно был закончен ремонт. Огороженный забором Дом культуры напротив печально взирал пустыми окнами на Первомайскую улицу, напоминая о недавно прошедших ужасных боях. На уцелевшей детской качели читала потрёпанную книгу пожилая скромно одетая женщина.
- К вам можно обратиться? – выйдя из машины, спросил Егор. Интуиция и опыт подсказывали ему, что женщины в возрасте знают гораздо больше мужчин – они чаще бывают на рынках и в магазинах, общаются на скамейках у домов, на почте, в отделениях банков и административных учреждениях, на дачах и огородах, и в обязательном порядке знают не только всех людей посёлка, но и свежие сплетни о них.
- Конечно, можно, - приветливо подняла глаза женщина.
- Ищу в Каменске одного человека, возраст под шестьдесят лет, зовут Геннадием, живёт где-то в районе речки, дом с видом на плотину, вроде бы, - попытался объяснить Егор, осознавая, что со своей неуклюжей конкретикой выглядит в глазах местной жительницы немного нелепо. – А ещё он в молодости был музыкантом, гитаристом.
- Геннадий? Музыкант? С видом на плотину? – задумалась женщина. – По памяти так быстро и не вспомнишь… Это Лиза, почтальонка, может знать. Она здесь, считай, всех в лицо знает. Сейчас я ей позвоню.
Незнакомка долго искала в телефоне нужный номер, потом торопливо сделала вызов.
- Лизонька, это Тая с Первомайской… Узнала, да? Лизонька, ты ж в посёлке всех знаешь. Скажи, кто у нас Геннадий, мужчина лет шестидесяти, живёт, как я понимаю, на Плотинной. Есть там такой? Золотовский? Это тот, что с палочкой еле ходит? Точно! А у меня из головы дырявой и вылетело. Вот спасибо, Лизонька! – женщина с радостной улыбой повернулась к Егору с Валерием. – Ребятки, езжайте вон в ту сторону, там свернёте вниз, улица Плотинная, она там одна вдоль речки тянется. Есть там такой, Геннадий Золотовский, отчество не скажу, больной такой мужчина, еле ходит. Но так просто его двор и не найдёшь -  домов друг на дружке нагородили, спросите у кого-нибудь, люди покажут.
Егор поблагодарил женщину, его сердце забилось учащённо - до отдающего во всех частях организма монотонного тяжёлого стука в висках. Столько дней он готовился к этой встрече с отцом, а теперь не может сообразить, что ему сказать. И говорить ли вообще?  Будет ли это уместным – заявить уже немолодому и непонятно чем больному человеку: «Здравствуйте, я ваш сын!». А если у него жена, дети, которые понятия не имеют о любовных приключениях Геннадия Золотовского в молодости?   Как бы ни попасть впросак. На этот случай у Егора был приготовлен один вполне годный шаблон.
«Если и не получится познакомиться с отцом, то хотя бы посмотрю на него, даже ради этого стоило сюда приехать» , - подумал Егор, лихорадочно постукивая пальцем по дисплею своего смартфона.
Вопреки предположениям Егора, указанный соседями дом на улице Плотинной смотрелся добротно и ухоженно.  Над домом висели кроны яблонь и груш, уже готовых взорваться весенним цветением.  Собаки во дворе не было, но на стук в калитку громким лаем отозвались все местные псы.
- Вы к Андреичу? – издалека крикнула соседка, развешивавшая в своём дворе бельё, – Заходите, он недочувает трошки. Инсульт. Идите-идите, стучите в дверь.
Друзья прошли во двор и постучали в металлическую дверь, покрытую молотковой краской. Через несколько минут на пороге показался одетый в старенький чёрный спортивный костюм седой длинноволосый мужчина с костылём. Его лицо было слегка перекошено влево, создавая ощущение кривой ухмылки.  Лоб изрешечен морщинами, щёки впалые и давно небритые, лишь глаза наполнялись жизненным светом. Егор сразу понял, что никаких представлений сына папаше не будет. Не в том состоянии был вышедший на порог человек, чтобы ошеломлять его знакомством, которое ещё и неизвестно – радостным будет или гнетущим.
- Здравствуйте, хозяин! – громко сказал Егор, вспомнив, что человек плохо слышит.
- И вам не хворать! – натужно прохрипел мужчина. – Вы из горгаза или из собеса?
Парни улыбнулись.
- Нет, отец, мы строители из Москвы. Будем тут у вас в городе порядок наводить. Ищем комнату, чтобы снять. Не сдаёте случаем? – выложил Егор свой готовый шаблон.
- А-а, вон оно как, - с глубоким вздохом проговорил мужчина, было заметно, что речь даётся ему с большим напряжением, но пронзительный и ясный взгляд указывал на то, что мыслит он свежо и здраво. – Порядок нам наводить надо. Это хорошо. А по какой части строители?
- По электрической, отец! – ответил Валерий, всерьёз задумавшийся – а, действительно, не снять ли на время работы квартиру или комнату в этом живописном посёлке.
- О-о, электрики нам нужны-ы, - протянул мужчина. – Проходите в дом, чего тут зря стоять…
Друзья проследовали за крепко хромающим, тянущим ногу, хозяином в просторный зал. Присели в кресла у высокого журнального стола с разметкой шахматной доски.
- Уютненько у вас здесь, - похвалил жилище Егор.
- Да сил  нет прибираться. Дочку жду, а она никак не соберётся приехать, - простонал мужчина.
«Ага, значит, есть дочка, сестричка моя, получается», - подумал Егор, ещё глубже загнавший вглубь желание представляться сыном.
- А дочка далеко? – спросил Валерий.
- В Приморском районе она живёт, вот там бы вам комнату искать надо, ближе к морю, - прокряхтел хозяин. – А тут у нас что – речка по колено, церквушка, пыль да каменья.
- Ну, почему? – не согласился Егор. – Красивые у вас места, так это ещё зелень не поднялась.
- Ну, если нравится, тогда такой уговор: комнату можете занимать, вот – эту спальню, - хозяин показал на  обклеенную детскими переводками закрытую дубовую дверь. -  Там как раз две кровати и шифоньер. Кухня в вашем распоряжении, ванная тоже,  туалет на улице, душ подремонтируете – летом он ваш. Беседка со столом, навес для машины. Что ещё вам надо?
- Ох, как! – удивился Егор. – Ну, сейчас глянем ваши пятизвёздочные апартаменты.
- Ты чё, абсолютно серьёзно? – шепнул Валерий.
Егор не ответил, лишь сморщил лоб и таинственно приложил к губам указательный палец.
- И сколько оплата в месяц будет, хозяин? – спросил он, обратившись к мужчине.
- А на какое время вам комната нужна?
- До осени приблизительно. Там по темпу работ видно будет.
- А до осени живите так, - махнул худой рукой мужчина. Это движение показалось Егору очень знакомым, словно он увидел его в зеркале, и подумалось, что вот оно, как родство визуально проявляется.
- Бесплатно что ли? – добавив в голос театральных интонаций возмущения, переспросил Валерий.
- Бесплатно, но с одним уговором, - прищурился хозяин, от чего лицо ещё больше поплыло в левую сторону. – Поможете мне с электрикой в доме и во дворе разобраться, а то тут мастера ещё до войны такого напутали, что голова лопается. И у дочки тоже в доме – бардак с электричеством.
- И всё? – спросил Валерий.
- А что ещё?
- А меня устраивает такой вариант! – обрадовано воскликнул  Осокин.
Егор снова промолчал – он ещё не принял окончательного решения, ибо изначально спросил насчёт съёма комнаты исключительно для того, чтобы поговорить со своим отцом, услышать его голос, манеры, прочувствовать его энергетику, ощутить родство. Но ситуация подталкивала к тому, чтобы остаться в доме отца. Пусть это не столичные гостиничные номера, но всё ж таки теплее в холода и прохладней в жару, чем в продуваемой всеми ветрами палатке. Дорога из города в Каменск и обратно тоже показалась вполне комфортной - не такая долгая и утомительная – ехали с Валерием всего-то минут пятнадцать.
Измученный вид отца в какое-то мгновение вызвала у Егора чувство жалости и сострадания. Да, этого человека не было рядом в трудные минуты для мамы, он ничем не помогал сыну в период его жизненного становления, но Егор не был лишён великодушия и человеколюбия. Может быть, в этом и состоит смысл человеческой жизни – найти близких людей и подарить им радость, любовь, надежду и упокоение. Об этом часто говорила мама, впрочем, вряд ли допускавшая когда-либо мысль о том, что её сын найдёт своего отца.
Переполненный противоречивых чувств, Егор протянул хозяину  руку и представился. Следом то же самое сделал Осокин.
- Геннадий Андреевич. Можете располагаться, - со стоном проскрипел отец, потом глянул на спящего на подоконнике чёрного кота и добавил.  – Уговор – кота не обижать, он у меня здесь полный хозяин, жену пережил, войну пережил, и, наверное, меня тоже. Лет пятнадцать бродяге.
- С котами мы дружим, - поспешил заверить Валерий.
- Он у меня сыр твёрдый предпочитает. Никогда его не ел, а как во время боёв наголодался, так и распробовал, - попытался усмехнуться Геннадий Андреевич.   
- Так а паспорта, договор аренды помещения, как мы это всё оформим? - развёл руками Егор, привыкший, чтобы во всём был полный юридический порядок.
Отец посмотрел на него, не моргая, надул щёки.
- Ты, Егор,  сейчас серьёзно? – спросил он. - Я привык за своё слово ответ держать, мне бумагу марать ни к чему. Надеюсь, что и вы, москвичи, люди беспонтовые. Живите. Вещи из шкафа в зал вынесите, дочка приедет – переберёт.
- А если  заночевать надо будет? – спросил Валерий.
- Так во флигельке заночуют, по телевизору сказали, что тепло идёт, - Геннадий Андреевич сипло кашлянул, с потугами приподнялся с кресла, всем телом опёрся на костыль.  – Такое ощущение, что я вас где-то видел раньше. Вы к нам на Ильича не приезжали никогда?
- Нет, первый раз в ваших краях, - сказал Егор.
-  Наверное, живу давно, уже все лица примелькались, - вздохнул отец и, таща за собой непослушную ногу, вышел из зала.
- Инсульт, - цокнул губами Валерий.
- Вижу, - хмыкнул Егор.
- Что думаешь насчёт этого всего?
- Чего всего?
- Я что, думаешь, не заметил, как ты на него смотрел? У тебя ж в глазах было написана готовность кинуться Геннадию Андреевичу на шею и диким криком завопить: «Папа! Папа!  Прости меня, блудного сына!».
- Слушай, Валер, кончай острить. Ничего я не хотел. Сам не знаю, чего я хотел. Влипли с тобой в странную историю.
- Заметь, что это была твоя инициатива, ты меня сюда потащил. Но я, кстати, не в обиде. А чё? Жильё на халяву, кухня, ванная, душевая. Ну, есть небольшое неудобство – батя твой больной будет перед глазами мелькать, но мне показалось, что он вполне адекватный. Весь в тебя.
- Спасибо за комплимент, - огрызнулся Егор и вошел в спальню.
Это была просторная светлая комната с одним окном, из которого  виднелись очертания небольшой церквушки с зелёной крышей, на заднем плане которой неприступной крепостью возвышалась величественная  каменная стена плотины Старокрымского водохранилища. Подход к окну был свободен, у противоположных стен, обклеенных яркими плакатами с изображениями знаменитых  музыкантов, стояли две вполне современные одноместные кровати, а шифоньер с висящей сбоку гитарой прятался за дверью.
- А что, мне нравится. У нас в университетской общаге точно такая комната была, - возбуждённо сказал Осокин. – Егор, ты жил в общаге? А-а, дружище, ты же у нас столичный парень, и не знаешь, что такое настоящая общажная жизнь.
- Я в отличии от тебя в армии служил. Некому было отмазать, - вынимая отцовские вещи из шифоньера, недовольно буркнул Егор.
- Базара нет, счёт один  - один. Слушай, дружище, надо же как-то местной связью обзаводиться. Надо быть с начальством на связи.
- Давай вещи занесём, раскидаем. Потом в город, там уже оргвопросы будем решать, - предложил Егор.
- Слушай, я вот всё спросить хочу…
- Валяй.
- А ты ему, скажешь, что ты его сын?
- Не знаю. Посмотрим. По ситуации.

3
 Первый день в Мариуполе прошёл в суете, движении, хлопотах и излишней нервозности. А на второй день началась работа на энергообъектах. Как верно предупредил Геннадий Андреевич, в город пришло долгожданное тепло, поэтому, вернувшись вечером в Каменск, Егор и Валерий привели в порядок дворовой душ – подтянули к нему шланг, поправили пластиковый бак на крыше, отремонтировали дверь. Геннадий Андреевич наблюдал за работой то ли улыбаясь, то ли наоборот,  недовольно искривив лицо – по его болезненной мимике было сложно определить настроение.  Быстро приготовив лёгкий ужин, друзья пригласили на кухню и хозяина. Геннадий Андреевич согласился попить чаю.
- Скажи, отец, а давно ли тебя паралич разбил? – фамильярно, словно дружески, спросил Егор, при этом сделав акцент на слове «отец».
- Да три года как, - ответил хозяин, с трудом прикладывая немые губы к чашке, чтобы отхлебнуть травяной напиток.
- Это когда бои что ли были?
- Они самые…- кивнул Геннадий Андреевич.
- А у вас здесь больница есть?
- Нет здесь больницы. И какая больница, когда дома в пыль разносило?
- И как же ты, отец?..
- Да вот так. Лежал на полу неподвижно и смерти ждал – ни связи, ни врачей, ни света, ни газа, ни воды, и дар речи пропал…
- А дочь?
- Тяжело вам понять, что люди здесь пережили. Тяжело. Говорю же, не было никакой связи. А дочь сама с внучкой из подвала не выползала. И она была там, в городе, а я здесь. А между нами – бои. Это, ребята, не кино в телевизоре, тут, как говорится, эффект полного присутствия, - вдохнув воздух воспоминаний, замер Геннадий Андреевич.
- А как же  выжили парализованный? - перешёл на «вы» Егор.
- Двое суток пролежал, на третьи жить захотелось. Мозги-то всё понимают, страх переполняет, а двигаться – никак. Лишь в правой руке сила и осталась. Вот с ней одной и пополз.
- Куда?
- К роднику нашему, он  там, чуть ниже церкви. Баклажку зацепил пальцами и пополз. Пить хотелось страшно.
- Так далеко же…
- А у меня, Егор,  выбор разве был? Слава Богу, люди помогли, назад кое-как дотащили. Снежок как раз пошёл. Потом мальчик один сердобольный мне ещё воды принёс, а мамка его какие-то кроворазжижающие пилюли передала. Дрова у меня были, а костёр разжечь – никак. Но ничего, научился и одной рукой орудовать. Эх, если бы я, Егор,   вовремя в больницу попал, да под капельницы, то уже давно бы  бегал. А так – часть нервных клеток погибла, теперь всё – калека до конца дней, - с болью и негодованием от навалившегося бессилия признался Геннадий Андреевич.
- А на гитаре сыграть? – попытался поднять настроение отца Егор. – У вас там, на шифоньере, висит без дела…
- Да левая рука же, считай, не работает. А вообще я уже и забыл, когда гитару последний раз в руки брал. Увлечение молодости…
«Хорошо увлечение – беременную женщину бросил», - подумал Егор и тут же мысленно укорил сам себя за то, что так и не отпустил из клетки своего сознания крикливую птицу негодования.
- А хотелось бы послушать, как вы играете, - скорее по наитию продолжил тему разговора Егор.
- Отыграл давно.  Хотел продать гитару, да, может, внукам пригодится, - пожал тощими плечами отец, при этом было отчётливо заметно, что левая рука только слегка дёрнулась, оставшись неподвижной.
- В смысле внучке?
- Надеюсь, что и внук будет.
- А сколько дочке вашей?
- Да как ты она, наверное. Сколько тебе?
- Тридцать четыре.
- А моей Варе тридцать три. 
«Да, недолго ты, папа, страдал одиночеством после того, как с мамой расстался. Ты смотри, через годик после моего появления уже и сестричку мне сварганил», - подумалось в этот момент  Егору, и снова какая-то внутренняя сила подавила эту мысль, напомнив, что напротив сидит родной отец, который, скорее всего, даже не подозревал о положении матери. Да и причина расставания родителей так и осталась тайной. Разве только честно признаться этому человеку, что перед ним – родной сын, может, и вспомнит чего. Но станет ли от этого легче жить и есть ли в этом смысл, Егор ещё не определился. Он откладывал откровения на неопределённое время. 
- Замужем Варя ваша? – вступил в разговор оживившийся Осокин.
- Была, - протянул Геннадий Андреевич. 
- И когда, вы говорите, она к вам приедет? – воодушевлённо спросил Осокин.
- Да кто её знает. Дел у неё невпроворот, дом на ней, внучка на ней, ещё и работает от зари до зари, на выходной, надеюсь, прибудет.
- О-о, так, может, нам бутылочку винца купить по поводу? – ещё больше оживился Осокин.
- Это уж как знаете, - отмахнулся хозяин.
- Вы тогда хоть предупредите.
- Предупрежу.
Друзья-коллеги  закрылись в спальной комнате. Валерий, задрав ноги, интенсивно тыкал пальцами экран смартфона, Егор читал книгу, купленную в букинистическом магазине накануне отъезда из Москвы. За окном стояла умиротворяющая тишина, даже каменские псы охраняли хозяйские владения беззвучно. Молчание нарушил Осокин.
- Слушай, и всё-таки надо на выходные шашлычок сообразить.
- Зачем? – безразлично спросил Егор.
- Дочка приедет. За знакомство так сказать. А если дочка красивая? – буквально взвизгнул Валерий.
- И что?  Ты же женат, - недовольно оторвал взгляд от страниц романа Егор.
- Жена-то в Москве. И Варя мне, в отличие от тебя, не родственница.
- Ты о чём сейчас думаешь, дружище? О работе думай. Ты у нас прораб или я?
- А я и о работе думаю. И о Варе тоже. Может, я с ней тоже сработаюсь…
- Вот дурак, а… Ну тебя к чёрту! Я спать, - Егор бросил книгу под кровать и отвернулся к стене. Ему был крайне неприятен этот разговор с Осокиным. Хоть Егор и не знал Варю, ни разу её не видел, не знает, какой она человек, но даже заочно не хотел бы, чтобы его родная сестра связалась с женатым товарищем.  Это выходило за пределы его приятия.

4
Первая неделя работы в Мариуполе подходила к концу. Впереди маячил долгожданный выходной. Приезжая по вечерам в Каменск, друзья каждый раз приглашали к столу Геннадия Андреевича, но тот лишь изредка присаживался, чтобы выпить свои лечебные травы. Говорил, что после восемнадцати часов предпочитает ничего в желудок не забрасывать, оставляя его на ночь пустым.
В эти моменты Егор внимательно всматривался в отца, прислушивался к каждому его слову. Хотелось ощутить, понять, нащупать тот момент, когда отец будет готов услышать правду. Иногда Егору очень хотелось понравиться Геннадию Андреевичу, поэтому он, в отличие от Осокина,  не сквернословил, всегда подбирал выражения, не брал на себя много и не критиковал существующую действительность. Геннадию Андреевичу нравилась эта манера Егора – говорить негромко, без паясничания и  любую жизненную ситуацию рассматривать не в качестве её участника, а как сторонний наблюдатель. Будь то личная жизнь, восстановление города, работа городских служб или военные действия.
В субботу вечером Геннадий Андреевич сказал, что утром в Каменске будет Варя с внучкой. Они в курсе того, что в доме живут квартиранты ,и не против обсудить объём ремонтных работ по электрической части. Осокин тут же засобирался в город покупать вино и мясо для шашлыка.
- Слушай, ну, сестра к отцу приезжает. Деду помощь нужна. Его обмыть, обстирать, откормить надо. Он ведь наши консервы и колбасы не ест. Или ты не заметил? А у тебя только позажигать на уме? Чаем с пирожными обошлись бы, – возмутился Егор.
- Один раз живу, дружище, надо от жизни брать по максимуму, - самодовольно парировал Валерий.
- А как насчёт отдавать этой жизни? Не пробовал?
- А на работе разве мы не отдаём?
- На работе мы деньги зарабатываем. В конце концов, отец нас пустил бесплатно, надо выходной посвятить его пожеланиям, он ведь просил…
- Да успеем мы всё сделать! – вскрикнул Осокин. – Чего ты мне указываешь? Я сюда жить не напрашивался, но если уж поселился, то не надо меня загонять в рамки и читать морали. Сестре и племяннице завтра почитаешь. Только предупреди их, что ты родной брат и дядя, а то пошлют куда подальше.
За продуктами в город ехали молча. Егор пытался вспомнить тот самый момент, когда в нём созрело тайное раздражение по отношению к своему товарищу. На работе они трудились без конфликтов, слаженно и ритмично. Но после трудового дня каждый раз разговор заходил в какой-нибудь принципиальный тупик.
Проснувшись в воскресенье утром, Егор увидел отца молящимся у иконы. Лёгкая дрожь пощекотала позвоночный столб – отец выглядел очень уставшим, скрюченным и таким жалким, точно в этот миг прощался с жизнью. Но Егор не стал отвлекать отца, побоялся. Он подумал, что ведь в своей старости тоже может стать таким же дряхлым и беспомощным.
У отца хотя бы есть любящая его дочь Варя. А кто есть у Егора? Сын Никита, который под грубым влиянием мамы и отчима вырастет в нелюбви к родному отцу. Возраст тридцать четыре года, конечно,  ещё даёт шансы обзавестись и семьёй и детьми, существует объективная возможность и обрести родную сестру с племянницей. Но будут ли их отношения по-настоящему родственными и искренними – большой и многогранный вопрос. Сколько   знал Егор таких случаев в жизни, когда спустя долгие годы жизни родственники находили другу друга, но так и не приходили к желаемому сближению. А тут ещё и расстояние – Егор москвич, а Варя, племянница  и отец – мариупольцы.
Егор часто в детстве думал об отце – каким он был? Однажды на вопрос сына мама сказала: «Он погиб в автокатастрофе, дальнобойщиком  работал». И Егор всегда представлял отца за рулём громадного тягача, мчащегося по нескончаемым дорогам России, по лесам и пустыням, по горам и огромным городам. Егор думал, что его отец был очень весёлым, радушным и разговорчивым, а ещё  бесконфликтным человеком. Геннадий Андреевич не соответствовал  детским представлениям Егора – наоборот был неразговорчив, о себе почти ничего не рассказывал, не интересовался другими людьми и чаще уходил от вопросов, чем отвечал на них.
Егор считал, что поведение отца – следствие перенесённых страданий во время боевых действий и, конечно же, самой болезни, которая не отступала.   Однажды Егор спросил отца, есть ли у него шанс на выздоровление. Но Геннадий Андреевич безумным взглядом посмотрел куда-то сквозь Егора и отвернулся, ничего не ответив.  Егору, прежде чем признаться в родстве,  очень хотелось добиться какого-то хотя бы мизерного человеческого сближения с отцом. Этого не получалось сделать напрямую, но появление в доме Вари могло бы кардинально изменить картину отношений. Егор надеялся на это и ждал приезда сестры, чтобы понять – что она за человек. И, возможно, через неё попробовать зайти в свою родную семью. Вот только Осокина не видел и не принимал Егор в качестве своего потенциально неофициального  зятя. И всеми силами души уже до появления Вари в доме протестовал против назревающей похоти Валерия.
Варя приехала к отцу без дочки. Осокина это обрадовало,  его игривые глаза сразу выдали расположение к сестре. Варя и вправду была хороша собой – минимальный макияж и максимум женского обаяния, глубокие голубые глаза, романтично переливающиеся на фоне распущенных чёрных волос. Ростом она была не высока, но тонкая фигура придавали лишней высоты, что рядом с плотным Осокиным, который давно обзавёлся пивным животом, смотрелась эффектно, можно сказать, модельно.
Знакомство с Варей прошло немного скомкано. Она вошла в дом на минуту, поздоровалась, представилась,  взяла что-то из кухонной посуды и ушла во флигель.  Взбудораженный Осокин, потирая ладонями, засуетился с шашлыком, пропитавшим запахом лука всю прихожую.
- Нет, ну ты видел, Егор? Ты её видел? – безумно хохоча, завопил Валерий. - Женщина моей мечты. Не завидуй, у тебя всё впереди,  я надеюсь, что у Вари есть для тебя подруга.
Егор  хмуро сплюнул в сторону и отправился во двор разжигать огонь в мангале. Под немым присмотром отца Варя уже наводила порядок – подметала, выносила прошлогодние ветки, и, казалось, не обращала никакого внимания на отцовых квартирантов.
 - Скажите, Варя, вам нужна помощь? – неожиданно для самого себя спросил Егор, ему было крайне неудобно, что его сестра вся в заботах, а он занят далёким от её проблем делом.
- Нет, что вы, - приветливо ответила Варя. – Я уже сама привыкла. Отец, сами видите, какой. Теперь он строго под моим контролем, как будто мама с того света мной руководит.
- А давно ваша мама умерла?
- В четырнадцатом. Когда всё это начиналось ещё.
- А сколько ей было лет?
-  Да как отец, одногодки.
- А отцу сколько?
- Без двух лет шестьдесят.
- Это получается, что маме ещё и пятидесяти не было, как умерла?
- Получается. У нас по маминой линии все молодыми мрут, все сердечники.
- А по отцовской?
- А вот Золотовские наоборот – долгожители. И Мариуполь их не берёт, хотя город у нас до войны был совсем не с кавказской экологией…
- А о чём это мы тут так мило беседуем? – вмешался в разговор вышедший из дома Осокин, в руках он держал шампура с нанизанными на них сочными кусками мяса. – Варя, вы к нам присоединяетесь?
- Ой, нет, спасибо, работы невпроворот. Вы сами кушайте. Погода сегодня такая хорошая… - Варя отступила от Валерия, буквально на глазах раздающегося от собственной важности в ширину.
 - Нет-нет, отказ не приму и сочту за оскорбление, - с лёгким гонорком пропел Осокин. – Буквально один часок терпения, и всё будет готово. Обещаю незабываемый шашлык. И нам с вами ещё многое надо обсудить.
- Давайте через часок и поговорим, - отвела взор Варя, последовав в дом.
- До-го-во-ри-лись, - по слогам сказал ей во след Валерий.
- Слушай, чего ты со своим шашлыком влез в разговор? – злобно сжав кулаки, буркнул Егор.
- Пфф, тише, дружище, - пыхнул негодованием Осокин. – Я же тебе уже говорил, не надо мне строить клетку. Ты тут не хозяин, хоть и сынок Геннадия Андреевича. У тебя и отчество почему-то Владимирович. Не знаешь, почему? Потому что так мама твоя захотела. А папу ты посвящать в семейные тайны, как я вижу, не настроен. И сестричку тоже. Ну, и расслабься, дыши на полную грудь.  Мы с тобой здесь на равных правах. Я-то хоть двор копчу шашлычным дымом, а ты какого напустил? Сам же в нём и задыхаешься, думаешь, по твоей морде лица этого не видно? Так что отвали от меня, разберись в своей голове, а потом будешь мне указывать, чего делать и чего не следует.
От этого напора своего друга и одновременно прораба Егор сник. Был момент, когда ему хотелось со всего маху врезать Осокину кулаком в отвисшую от раздражения челюсть. Но что подумали бы отец с сестрой? Именно эта опережающая действие мысль остановила Егора. Он молча отошёл в сторону, принявшись нервозно оттирать дворовой стол от налипшей за зиму грязи.
  Как и пообещал Осокин, через час шашлык был в стадии готовности. За это время за накрытым клеёнкой столом уже стояли откупоренные  бутылки вина и коньяка, а также купленные вечером нарезки и овощи. Варя вынесла из флигеля пыхтящий паром старенький посеребренный самовар, чашки и сладкие угощения, как показалось Егору, из привезённых её гостинцев отцу. В Каменске стояла стойкая жара, небо было безоблачным и ярко-голубым.
- Ну, как говорится, чем богаты! – воскликнул Осокин, довольный появлением Вари за столом. Следом за дочерью, пошатываясь, к столу приковылял и Геннадий Андреевич. – Мы теперь, как говорится, одна семья, - покосившись на Егора, улыбнулся Валерий.
- Что ты несешь? – огрызнулся тот негромко.
- Нет, ну, чего? Хорошие люди собрались за одним столом. Все даже немного похожи друг на друга, как будто от одной мамы родились. Или от папы. Ну!? Хорошая погода. Правда, Варя?  - Осокин сбросил с себя серую футболку с надписью «ВОSS», оголив расписанный татуировками торс. Варя с отвращением сморщилась.   
- Валер, футболку-то на фига снял? – тихо,  почти в ухо Осокину,  прожурчал Егор.
- А чё? Жарко, - угрюмо буркнул тот.
- Не расплавился бы, если бы и одетый за столом посидел.
- Ты опять начинаешь?
Между друзьями натянулась нить неприятия. Её попыталась ослабить Варя:
- Ребята, мы с вами немного посидим. Хорошо? Автобусы ходят очень плохо, надо ещё кое-что доделать и на остановку бежать. Уже и малая звонит, волнуется.
- А сколько ей лет? – живо поинтересовался Осокин.
- Одиннадцать скоро будет.
- О, какой хороший интересный возраст! А папа где?
- В Киеве папа.
- О, как! А чего он там, а не дочку воспитывает?
- Разошёлся политическими взглядами с большинством мариупольцев.
- Ну, разошёлся с мариупольцами, а с женой-то зачем расходиться?
- Ну, у него и спросите, если отыщете.
- В четырнадцатом много семей распалось, - несмело и медленно подхватил разговор Геннадий Андреевич.
- Я смотрю, как для постороннего человека, вы тут все живёте как-то немного странно. У вас вся жизнь разделена на до четырнадцатого года и после.
- А ещё на до двадцать второго и после него, - продолжил мысль Геннадий Андреевич.
- Согласен. И такое слышу, - кивнул Осокин. – А не хотелось ли перевернуть эту страницу и настроить себя на мирную, созидательную жизнь? Полную надежд, веры, любви!
- Перевернуть-то можно, но закладка осталась. И страницу, в которой она торчит, никак не вырвешь, - заметила Варя, разливая по чашкам чай.
- Вы удивительно умная девушка, - в пошлой улыбке поджав губы, сказал Осокин. – Мне бы хотелось с вами говорить почаще. Вот, Геннадий Андреевич намекал, что у вас дома проблемы с электрической частью?
- Есть такое. Папа говорил, что у него с вами договор имеется на счёт ремонта, - ответила Варя. – После боёв всё на соплях держится, ещё пожару в доме наделаем.
- Значит, дело требует безотлагательной экспертизы, -  вальяжно пробубнил Осокин – он  уже выпил  три рюмки коньяка и немного захмелел. – Готов ехать с вами прямо сегодня. Зачем ждать автобус?
- Ты с ума сошёл? Куда тебе за руль? – прошипел Егор.
- Так, товарищ, ты очень много на себя берёшь! Давай я сам разберусь, в каком состоянии мне можно за руль, а в каком нет!? – перешёл на лёгкий глухой рык Осокин.
- Давай отойдём в сторону, мне тебе сказать что-то надо? – предложил Егор.
- Не вопрос, пошли.
Мужчины встали из-за стола и отошли за угол дома. Егор был абсолютно трезв, он пил только чай, Валерия слегка штормило.
- Валера, - проникновенно сказал Егор, ему искренне хотелось достучаться до разума своего друга. – Что ты творишь? Ну, нормально же сидим. Давай без экстрима. Ну, доработаем коньяк, осушим самовар, а через недельку прокатимся к Варе и посмотрим, что там, в доме, надо делать. Сам же говорил, что успеем…
- Егорушка, - с ехидцей отрыгнул Осокин. - Я взрослый дядя, прошу заметить. И сам принимаю решения, причём уже давно, в том числе очень часто и за тебя. Я что, разве тебя зову ехать к Варе? Нет! Тогда объясни мне, какого чёрты ты всё время меня дёргаешь?
- Потому что ты пьян.
- Я пьян? Дружище, ты ж меня знаешь – я могу и бутылку сам оприходовать и сесть за руль. Причём в  Москве! А в этой деревне мне вообще все пофиг, и власть, и менты…
- И жизнь Вари?
- А что тебе до её жизни? Она девушка самостоятельная, без твоих указаний обойдётся. Тем более, что я ничего плохого с ней делать не собираюсь, только хорошее. И ты, как брат, должен радоваться, что твоей сеструхе будут делать хорошо. Или не брат ты ей? А кто ты? Вот скажи, кто ты Варе?
- Брат.
- Бра-а-ат? Да ты что? А она об этом в курсе? Надо спросить. Пошли за стол, спросим…
- Не сходи с ума, Валера. Она не поедет с  тобой.
- Это почему же?
- Потому.
- Нет, ты ответь. За базар надо отвечать.
- Первое – ты пьян. Второе - ты ей не нравишься.
- Она мне об этом не говорила…
- А ты что не видел, как она отреагировала на твои дурацкие татухи?
- И как? Всем бабам нравятся, а она чем лучше или хуже? – Осокин опустил голову, с удивлением, словно видит их в первый раз, посмотрел на тёмно-синие подкожные художества.
- Она не все бабы, понял? – прохрипел Егор.
- А ты меня на понял не бери! Понял?
На шум пререкающихся мужчин из-за угла  появилась Варя.
- У вас что-то произошло, ребят?
- О, Варенька, извини, пожалуйста. Ничего не произошло, немного поспорили, - развязно засмеялся раскрасневшийся лицом Осокин. – Так мы едем смотреть ваши проблемы? Или это теперь наши проблемы…
- Пожалуй, нет. Я, Валерий, пожалуй, воздержусь. Поеду автобусом. Мне уже пора собираться. Спасибо вам за угощение! - поклонилась Варя.
- Подожди, - остановил её Осокин. – Тебе не понравились мои татуировки?
Варя решительно подняла свои небесного цвета глаза, ответила тихо, но уверено и без двусмысленностей:
- Мне вообще не нравятся расписанные мужчины, у которых руки – как будто гангреной взялись. Это не о вас конкретно, Валерий, это вообще.  Не берите в голову…
Когда Варя скрылась во флигеле, Осокин присел у стола и тяжело вдохнул:
- Нет, ну, ты понял? Она ещё и цену себе набивает…
  - Валера, остынь. Прошу тебя, как друга, - простонал Егор.
- Как друга, говоришь? А сам, небось, тоже…
- Что тоже?
- Меня проклинаешь…
- Да успокойся ты, Валер. Никто тебя не проклинает. Я тебе клянусь…
Делая вид, что мало что слышит и совершенно ничего не понимает, за столом сидел Геннадий Андреевич и поочерёдно переводил тяжёлый взор то на взволнованного Егора, то на разъяренного Валерия.
- Отец, ну ты хоть нас рассуди, - почти навзрыд проговорил готовый  пустить слезу Осокин. – Вот этот тип не даёт мне нормально с твоей дочкой поговорить. Это нормально? Он мне кто? Просто товарищ, коллега, подчинённый даже. Я что, его совета прошу, как мне с девушкой общаться и когда? Вот скажи ему, отец…
Геннадий Андреевич, скорчив напоминающую улыбку кривую гримасу, степенно взял на столе чашку, не спеша отхлебнул из неё.
- А ты, Валера, сильно не расстраивайся, - сказал он задумчиво и успокаивающе. – Думаешь, один ты к дочке  со своим шурупом подкатывал? Тут в городе за десяток-то  лет целая рота таких насобиралась бы. Но непростой Варя человек, к ней подход иной нужен. А не вот этот, - хозяин кивнул на недопитую бутылку коньяка.
- Что, отец, в тридевятое царство топать? За аленьким цветочком или чего ещё? – вяло пробубнил Осокин.
- Зачем ей цветочек? И с цветочками приезжали всякие. Варе мужчина нужен такой, который бы всю её суть прочитал, в каждую её мысль заглянул, и сам чтоб перед ней распахнулся, вывернулся наизнанку…- степенно сказал Геннадий Андреевич.
- Да я ж готов вывернуться, - ударил себя кулаком в грудь Валерий. – Ты даже не представляешь, на что я готов…
Договорить Осокину не дала вышедшая из флигеля Варя. Она уже переоделась, в руках держала  большие пакеты с собранными для стирки отцовскими вещами. Сделав немую паузу, Варя  попросила Егора провести её к остановке.
- Нет, это какой-то зашквар! – прорычал сливающий в рюмку остаток коньяка Осокин. – Я тут поляну организовываю, я со всем сердцем и душой. А как проводить девушку, значит, Егорушка… Понятно. Запомним это.  Ты, товарищ, там сильно не увлекайся, тебе нельзя, не бери грех…
Егор с укоризной глянул на основательно опьяневшего Валерия, и молча вышел со двора вслед за сестрой. Варя передала Егору пакет с вещами.
- Поможете донести? – спросила она.
- С удовольствием, - ответил Егор, ощущая, что наступил тот момент, когда он наконец-то может сказать правду, ради которой и приехал в Мариуполь. Сестра ему понравилась, своим кротким нравом и воспитанностью она вселила в него уверенность, что Егор будет ею понят, и она сможет ладно донести  отцу всё преподнесённое им,  – Варя, мне нужно вам кое-что сказать… - добавил он после небольшой паузы.
- Я заметила, - пряча улыбку, сказала сестра. – Но давайте сначала я скажу.
- Давайте, - без колебаний согласился Егор.
- Мне показалось, что вы адекватный человек. Ой, волнуюсь, мысли путаются, - Варя поправила сбившуюся на лоб длинную волнистую чёлку. – Чтобы вам было понятно, это была моя инициатива – пустить в отцовский дом квартирантов. Мне показалось, что так будет самой комфортней, чтобы отец был хотя бы под каким-то надзором. Я папе так и говорила, чтобы нашёл  хороших людей и пустил их жить без всякой оплаты. А нуждающихся в жилье сейчас в городе выше крыши. Хотелось, чтобы люди жили, иногда мне позванивали, сообщали о самочувствии отца. А тут вы сразу и объявились. Папа, не сильно раздумывая, согласился. Может, звёзды так совпали. В общем, вот об этом мне и хотелось с вами поговорить…
- Чтобы посматривали за отцом?
- Да..
- Без проблем, считайте, что уже договорились.
- Только меня друг ваш немного обескуражил. Извините, конечно, что говорю прямо…
- Да он вообще нормальный, выпил только…
- Нет, я ничего не имею против, но как-то…
- Что?
- Все эти жесты… Эти черепа, змеи, кресты, латинские надписи… Фу, извините…
- А вы о тату? Ну, есть у него такая слабость. Я уже присмотрелся, привык. Для свежего взгляда, конечно, да. Лишнее… Согласен. – Егор набрал в лёгкие воздух. – Варя, теперь можно мне вам сказать? Очень личное…
-   Скажете. Чуть позже. Успеете… - Варя замедлила шаг и отвернулась в сторону, но Егор заметил, что она снова  улыбнулась.
- Нет, вы, наверное, немного не поняли меня…
- Мне кажется, что поняла. А вам не кажется, что вы спешите?
- Что именно спешу?
- Говорить о личном…
 - Здесь как раз другое, Варя. Совсем другое, - занервничал Егор, догадавшись, что сестра подумала о том, что он собирается ей признаться в чувствах как мужчина, а не как брат.
-  Даже так? Но у меня сейчас нет настроения говорить о личном. Я сама этого хочу, Егор, поверьте, но не сейчас. Хорошо?
- Я … про другое… можете … уделить буквально минуту внимания … и выслушать меня? – Егор говорил эти слова заикаясь, сбиваясь, мысли его запутались в сумбурный клубок.
- А я не всё сказала, - засмеялась Варя. – Кстати, мы пришли, вот, около магазина, остановка.  – Сестра достала из сумки ксерокопии каких-то документов и протянула их Егору. – Я вот ещё что хотела спросить у вас. Вы ведь москвич, учились в Москве, закончили строительный, наверное, немного разбираетесь в юридических вопросах недвижимости. Посмотрите, пожалуйста, эти бумаги. Мы в четырнадцатом покупали отцу этот дом на троих – на него, на маму и на меня. Мама умерла, и никто так и не озаботился её долей в доме. А сейчас надо всё приводить в порядок согласно российскому законодательству. И голова кругом идёт – что делать, как делать, куда бежать, чтобы не тратить силы и деньги вхолостую. Мы хотели бы, чтоб отец оформил на меня дарственную, но зависла эта мамина доля. Может, у вас есть юристы в вашей фирме? Или вообще знакомые в Москве, кто бы квалифицированно нарисовали для меня дорожную карту?
Егор поставил на асфальт пакет с вещами, судорожно закивал, делая вид, что слушает Варю. Но на самом деле его мысль зацепилась только за одну фразу – «Мы в четырнадцатом покупали отцу этот дом».
- Подождите, Варя…- пролепетал он. – Так этот дом у вас недавно?
- Я же говорю, с четырнадцатого года, - удивленно расширив глаза, ответила Варя.
- А до этого где жил Геннадий Андреевич?
- Ну, как где… В родительском доме в Приморском районе, где мы с дочкой  сейчас живём.  А что не так, чего вы так встревожились, Егор?
- Подождите… То есть Геннадий Андреевич здесь, в Каменске, не жил раньше?
- Ну, да.
- С ума сойти… - Егора пошатнуло, он присел на деревянную скамейку автобусной остановки.
- Егор, что с вами? Вы можете объяснить, что происходит? – встревожено затараторила Варя.
- Вы не поймёте… Точнее поймёте, но не сразу… - отрешённо проговорил Егор.
- Так вы скажете или нет?
- Не сейчас, Варя. Извините, не сейчас. 
- А если я буду настаивать? Нет, я решительно настаиваю, скажите мне, что бы это значило – ваши странные вопросы о том, где проживал мой отец? - приказным тоном сказала Варя и строго сдвинула брови.
 - Пожалуй, вы правы. Без вас мне не разобраться в этом ребусе… Боже мой, а я уже почти полюбил этого человека… - пробормотал Егор, но Варя не услышала этих слов из-за шума мотора подъехавшего автобуса. – Варя! Варя! Постойте!  А разрешите мне проехать с вами. Нам надо поговорить. Очень надо.
- Вы с ума сошли? Завтра на работу. Чем вы обратно добираться в Каменск будете? – крикнула Варя, с огромным пакетом застряв на ступеньке автобуса.
- Я не знаю. Так всё-таки разрешите?
Варя замешкалась, но в этой нерешительности Егор ощутил, что всё её существо беззвучно отвечало положительно.
- Слушайте, ну вы долго соображать там будете!? Едете или нет!? – раздался грубый голос водителя.
- Едем! – крикнул Егор и запрыгнул на ступеньку, нежно прижав Варю к стойке автобусного салона.
 
5
В доме у Варвары Золотовской наблюдался беспорядок, как будто хозяева готовятся к переезду: стоящие друг на друге ящики с какими-то вещами, узлы с одеждой, перевязанные шпагатом стопы книг, по всем комнатам разбросанные провода.
- Извини, после боевых действий в городе - вот так -  как будто жизнь застыла, - виновато, но в то же время, как показалось Егору, восторженно пояснила Варя. – Вещи то собирали, то разбирали. То выезжать хотели, к отцу перебираться, то передумывали. А он сюда, к нам, ни в какую. Книги продать на рынке хотела, а как вынесла – жалко стало – родители их всю жизнь собирали. Проводка где-то перебита, розетки только в одной комнате работают, из неё кругом переноски протянули, так и живём, как на вокзале…
- С проводкой разберёмся, - деловито сказал Егор. – Нам бы теперь с этим Геннадием выяснить.
По пути Егор искренне и во всех подробностях рассказал Варваре историю своего появления в Мариуполе, и о том, как он принял Геннадия Андреевича за своего родного отца, а её за сестру. Варя в автобусе слушала так, словно смотрела в кинотеатре завораживающую сказку, и всё время повторяла: «С ума сойти!». Они так и ехали, прижавшись к автобусной стойке и одновременно друг к другу, и лишь ближе к проспекту Строителей, когда в салоне стало просторней, пришли в себя и, неуклюже извинившись, рассоединились.
- А ты знаешь, я всё поняла, - потянув Егора на кухню, сказала Варя. – Малая, наверное, в спальне в наушниках, ничего не слышит. Давай здесь тихо посидим. Ты первый мужчина, который после её отца был в этом доме. Боюсь её дурной реакции. Так вот – я всё поняла.
 - Что именно?
- Поняла, о каком Геннадии речь. Открой бумаги, что я тебе дала. Отрой-открой… - Варя поставила на электрическую плиту чайник.
- Блин, ты с такой проводкой ещё на электричестве готовишь? – возмущённо протараторил Егор.
- А мы уже на ты? Или ты только с сестрой на вы? – засмеялась Варя. – Бумаги открой, потом про электричество, надеюсь, отремонтируешь.
- Насчёт сестры подметила чётко, жаль, конечно, что я ошибся, - вздохнул Егор, доставая из пластиковой папки документы и выкладывая их на кухонный стол.
- Подожди, - Варя накрыла бумаги ладонью. – Это что получается, ты не рад тому, что я не твоя сестра?
- Опять поймала за язык, - засмеялся Егор. – У меня башка совсем перестала соображать.
- У меня тоже. А чего мы в автобусе извиняться стали?
- Ты первая начала.
- По-моему, ты.
- Разве? Не помню. Говорю ж, голова не работает.
- Но твоя голова может родить мысль: ты рад, что я не твоя сестра?
- Кажется, да…
Удовлетворённо съёжившись,  Варя, убрала руку с документов и, нежно проведя ладонью по чёрным волнистым волосам  Егора, поднялась заварить чай. Набрала в телефоне номер отца:
- Пап, у вас там всё хорошо? Чего? Валерию лекцию читал? О вреде алкоголя? И как он? Слушал внимательно? Спит уже? Ну, слава Богу. Егор у меня. Не осуждаешь? Спасибо, папа! Ты у меня лучший! Не забудь про лекарства. – Варя повернулась к столу. -  В общем, можешь не читать бумажки. Геннадий Приходько продал нам в Каменске дом. Вот этот Приходько, наверное, и есть твой отец. Всё правильно, он музыкант. В доме на стенах так и остались его плакаты. На одном, с фотографией Цоя,  даже автограф: «Генке от Виктора». Видел? Не знаю, может, отец твой  и Цоя лично знал. Он и в Мариуполе по каким-то кабакам играл. Всё мне ролики со своими песнями посмотреть предлагал. А я так и не посмотрела.
- И где он сейчас? Куда переехал? – нетерпеливо спросил Егор.
- Когда мы сделку оформляли, вроде, собирался во Львов переезжать, - напрягла память Варя. -  Это, кажется, в мае было… Да, после расстрела милиции на девятое мая. Возмущался местными людьми. Они, говорил, тупые, ничего не понимают. Хвалил Украину, особенно западную. Мол, культура у них там высокая. Ага, насмотрелись и наслушались мы этой культуры…
- Во Львов? – сморщился Егор. – Почему во Львов?
- Так спроси у него. Он ведь твой папа, -  саркастически прощебетала Варя.
- Спросил бы, - потупил взгляд Егор. – Человек, как я понял,  с молодости шагает по жизни легко, и без лишних сожалений расстаётся что с женщинами, что с родиной. Поздно что-то спрашивать…
- Чего поздно? Можно ведь по соцсетям его отыскать. Ну, и что, что Украина обрубила все каналы связи? Люди как-то всё равно общаются.
- А зачем мне его искать? Я уже нашёл то, что искал, - Егор посмотрел на Варю исподлобья, немного сконфузившись. 
- В смысле, нашёл?- спросила Варя, поперхнувшись чаем.
- Или мне показалось?
-  Что именно?
- Что я могу и тестя отцом называть.
- Какого тестя?
- Ну, искал отца Геннадия, а нашёл тестя, тоже Геннадия. Только подлечить надо, я займусь, есть у меня в Москве связи в медицинских кругах.
Варя добродушно расхохоталась, Егор прочитал на её красивом со штрихами грусти лице невидимые строфы, которыми пишется счастье. Ему сегодня уже не хотелось ни возвращаться в Каменск, ни читать перед сном купленную в Москве книгу, ибо новый роман был куда более реалистичным и  захватывающим. В дверь кухни кто-то тихо постучал.
- Это Карина, дочечка, - немного испугавшись, шепнула Варя.
- Пришло время познакомиться, - отозвался Егор.

Май 2025