Сложность, энергия, люди, неравенство

Гуннар Рундгрен

Resilience
20  мая 2025 г

Является ли растущая сложность результатом неизбежных процессов, или она достигла пика?

В моем последнем эссе я обсуждал книгу «Бедность и Прогресс – экологическая модель экономического развития» (Poverty and Progress – an ecological model of economic development) Ричарда Уилкинсона. Даже если я не со всем согласен с его тезисом, что развитие вызвано необходимостью, я думаю, он хорошо показывает, что в длительной перспективе мы фактически тратим больше и больше усилий для поддержания общества. Мы конечно получаем некоторые выгоды по ходу дела, но большая часть экономического роста уходит на то, чтобы поддержать работу Машины. Некоторым образом, параллельно с ростом, большая часть энергии уходит на то, чтобы поддержать потоки энергии.

Я выяснил, что недавно вышло новое издание книги, и попросил Ричарда прислать мне Введение к новому изданию, которое он любезно предоставил. Во Введении Уилкинсон пишет:
“В современном мире ясно, что главный упор на инновации предназначен для решения экологических проблем”. В этом процессе мы вынуждены уйти от легко доступных ресурсов к ресурсам, требующих больших усилий и инноваций.

Он полагает, что:
“Масштаб, с которым мы сейчас вынуждены строить ветростанции,  устанавливать солнечные панели, изменять нагревательные системы, замещать дизельные и бензиновые двигатели электрическими, замещать текстиль и строительные материалы более устойчивыми и развивать науку производства новых продуктов питания, обязательно приведет к расширению производительной системы. Хотим ли мы или нет, но ‘зеленая революция’ приведет к экономическому расширению по мере того, как мы будем глубже проникать в  природные процессы.“

Прочитав введение Уилкинсона, я возвратился к новому прочтению нескольких статей Джозефа Тейнтера. Тейнтер – отец теории коллапса сложности (моя терминология),т.е. теории, что общества постоянно увеличивают свою сложность для решения проблем (очень близко к  тому, что говорит Уилкинсон), но что увеличение сложности рано или поздно ведет к некоторому роду коллапса.

В книге «Коллапс сложных обществ» (1988)  Тейнтер пишет:
“Оказывается, что более сложные общества поддерживать дороже, чем простые… По мере усложнения обществ, индивидуумы создают больше сетей,  больше иерархического контроля  требуется для регулирования этих сетей,  больше информации, больше централизации, больше специалистов для поддержки системы и т.п.… В результате общество движется к большей сложности,  увеличение  стоимости его поддержания ложится на плечи каждого индивидуума, поэтому население в целом перераспределяет увеличенный бюджет на организационные структуры.”

Примечательно, что “коллапс” не обязательно будет драматическим единовременным событием, а скорее серией упрощений и замедлений,  иногда быстрых, иногда растянутых во времени. Британская империя колапсировала через некоторое время после Второй мировой войны, на бумаге по крайней мере ( сегодня Британия с трудом удерживает вместе Англию. Уэльс и Шотландию). В реальности,  падение Британской империи продолжалось длительное время, а идущая ей на смену Американская империя опережала Британию намного раньше. Джованни Арриги определяет конец Британского имперского цикла в 1918 г, а  рождение Американской империи в 1870 г (в книге The Long Twentieth Century, Money, Power and the Origins of Our Times.) Пик Американской империи приходится на конец  20-го столетия, но уже ее поражение во Вьетнаме указывает на ее спуск. В некотором роде Трампизм возможно является своеобразной адаптацией к реальности, попыткой реанимировать империю.

В главе «Сложность, решение проблем и устойчивые сообщества» ( в книге «Спускаясь на Землю: Практическое применение Экологической экономики» (1996 Island Press.), Тейнтер утверждает, что любое добровольное движение к мягкому приземлению существующей системы  и дегроус маловероятны, и что “ рост инвестиций в решение проблем, увеличивающих общую сложность, и большее использование энергии” наиболее вероятно, т.к. вызвано желанием “материального комфорта, отсутствием альтернатив и общими убеждениями, что это хорошо”.

В статье «Энергия, сложность и устойчивость», Тейнтер занимает еще более жесткую позицию в отношении дегроус и простоты:
“В противовес тому, что типично представляется как путь к достижению устойчивости, обычно общество  добровольно  не в состоянии уменьшить свое потребление ресурсов на протяжении значительного времени.”,
И эта устойчивость на протяжении значительного времени требует “увеличения сложности и производства энергии“. 

Он утверждает, что обеспечение высококачественной энергии должно стать первостепенной задачей общества.
И Тейнтер и Уилкинсон таким образом предвидят или рекомендуют продолжать увеличивать сложность и использовать энергию как главный путь движения вперед. Я думаю, что это невозможно и нежелательно, и я не убежден, что социальная, экономическая и техническая сложность это первое, что необходимо для решения  реальных проблем, о чем я уже говорил в своем предыдущем эссе, но давайте продолжим следить за их мыслью.

Есть усложнения на пути,  которые отмечаются ими, некоторые нет.
Тейнтер замечает (1996), что в современном обществе, наука это “главнейший способ решения проблем”, но что увеличение инвестиций в научные исследования приводит к уменьшенной отдаче. Поэтому в некотором смысле, его собственный анализ указывает в точности на уменьшенный возврат, предшествующий коллапсу.  Инновации, как цель исследований,  также замедляются, несмотря на огромные затраты на ресурсы. Во многих критических областях закон Ирума (Eroom) похоже побеждает закон Мура (Moore).*

В конце своего введения, Уилкинсон ссылается на свою работу по равенству:
“Единственный период, когда мы избегали роста и жили согласно тому, что называем сегодня «устойчивой экономикой» (по  определению Германа Дали),   приходится на нашу предисторию охотников-собирателей. Это была единственная возможность, т.к. общества применяли эффективные методы контроля уровня населения и жили в основном в эгалитарных обществах, избегая таким образом соревновательного и ненасытного статуса потребителей, ускоряющего сегодняшний экологический кризис.”

И я думаю, что цивилизации действительно избегали роста во многих других случаях. На самом деле, я думаю, что книга Уилкисона хорошо показывает, как многим обществам удавалось жить в устойчивом  [экологическом] состоянии.  Его нельзя понимать как абсолютно устойчивое общество, а скорее общество, в котором чередуются циклы «прогресса» и «упадка» (технические, культурные и экономические).

Мне кажется, что ни Тейнтер, ни Уилкинсон не рассматривали  сегодняшнее население в своих рассуждениях. В половине стран мира средняя рождаемость меньше 2.1 ребенка, уровень, которые считается устойчивым. Население Италии, Японии и Южной Кореи рискует  уменьшится наполовину к 2100.  Это значит, что мир достигнет «пикового населения» раньше, чем предполагалось.

И сокращение энергии, а также социальные, культурные и экономические следствия противодействию глобализации** на самом деле следуют траектории коллапса по Тейнтеру очень хорошо:
”Коллапсирующее комплексное общество вдруг становится меньше, проще, разряженнее, и слабее дифференцируемо. Специализации уменьшаются, становится меньше централизованного контроля. Потоки информации падают, люди меньше торгуют и взаимодействуют, и в целом между отдельными людьми и группами становится меньше координации. Экономическая активность падает соответственно, в то время, как искусство и литература испытывают такой качественный упадок, который  присущ только темным векам. Уровни населения имеют тенденцию к падению, а для тех, кто остается, мир съеживается.”

Часто вопрос сводится к известной дилемме: что раньше курица или яйцо. Будет ли падение населения и уплощение производства энергии на душу населения показателем конца роста  или они сами будут причиной конца роста? Человеческие общества  -- эмергентные организации, в которых невозможно установить один решающий фактор. Тем не менее, ясно, что энергия и население два важнейших фактора.

Другой важный фактор – это равенство, или его отсутствие. В  конце  Предисловия к книге  Бедность и Прогресс, Уилкинсон пишет:
”Моя последующая работа о влиянии неравенства в доходах предполагает,  что равенство это предварительной условие устойчивой экономики, позволяющее жить в равновесии с природой.”

Я согласен. Но  мне кажется, что это невозможно  в обществе с постоянно растущей сложностью и потреблением, как это рекомендуют Уилкинсон и Тейнтер. Мне кажется, что сложность, высокий уровень потребления энергии и разделение труда – это путь для неравенства. То, что сложная система «управляется» рынками или бюрократическим и авторитарным государством в этом контексте вторично, т.к. и то и другое производит экономическое и политическое неравенство.

Недавняя статья Гари М. Фейнмана в Resilience предлагает интересную историческую перспективу:
”Мы видим, что когда правительства финансируются монопольно ресурсами, которые не производятся трудом местного населения, но через внешние источники, власть в правительстве скорее всего будет сконцентрирована  в руках немногих людей.” ***
Мне кажется, что большинство политического истеблишмента и аналитиков не понимают этой связи и верят, что все дело в политике, которая должна регулировать неравенство. Но поскольку система сама постоянно воспроизводит неравенство, это оказывается архисложно. Для продолжающегося сценария роста, люди скорее примут неравенство в обмен на увеличение зарплаты и потребления. Но когда рост прекращается, растет недовольство; неравенство и связанное с ним бессилие – вот главные компоненты политического противодействия глобализации и сложности.
Подводя итог, я считаю, что существует много показателей того, что постоянно растущая сложность приводит к уменьшенному возврату и что в конце концов люди повернутся спиной к глобальному капитализму и модерну (каким бы он ни был)


__________________________________

*Закон Ирума или «обратный закон Мура," описывает снижение эффективности научных исследований по  созданию новых изобретений (первоначально лекарств). Он предполагает, что стоимость разработки новых лекарств (и технологий в целом) увеличивается экспоненциально со временем, несмотря на технологические усовершенствования.  Закон Мура – наблюдение, что число транзисторов в микрочипе удваивается каждые два года, приводя к экспоненциальному росту вычислительной мощности (при сохранении или снижении стоимости).
** Интересный вопрос: есть ли противодействие глобализации или глобализация  сама оказывает противодействие, т.е. будет ли проблема в том, что существуют отрицательные аспекты глобализации или что глобализация не работает так же хорошо, как раньше? Это огромная тема, я к ней вернусь позже. Мое первоначальное мнение, что работают оба случая.
*** Это не значит, что менее сложные общества чудесным образом и автоматически становятся эгалитарными.  Это было глубоко проанализировано Дэвидом Гребером и Дэвидом Вегроу в работе  The Dawn of Everything.  Но это уже другая дискуссия.

*  *  *
Gunnar Rundgren
Gunnar Rundgren has worked with most parts of the organic farm sector. He has published several books about the major social and environmental challenges of our world, food and farming.

*  *  *
Комментарий ВП.  Я уверен, что мы находимся на предварительном этапе коллапса сложности  глобального  капиталистического общества (что вписывается в фундаментальную работу Тейнтера и др.).  Мы замечаем это по множеству ситуаций, разворачивающихся в мире с большой скоростью.  Снижение сложности  уже  можно заметить в нарастающих войнах (война это всегда упрощение), в крушении государственности многих стран, в росте насилия (террористические атаки) в Украине и др. местах.  Что последует за коллапсом, неясно.   Я не уверен, что  можно «мягко приземлиться», например, путем упрощения жизни (дегроус), контроля рождаемости и т.п.  К сожалению, большинство населения  в капиталистических странах интуитивно чувствует приближение конца (социальный распад, экологический коллапс) и будет продолжать «бизнес-как-всегда» до последнего издыхания.