Глава 6. Остановить мурашку!

Репортаж со змеёй на шее

По мотивам фильма Анатолия Бочкарёва «Искушение». Авторский сайт: Ревущаябочка.РФ
Все совпадения с реальными персонажами моего давнего фильма могут быть случайными.

Содержание:
Глава 1. Дырочка для души.
Глава 2. И лишь рассудок говорил: беги!
Глава 3. Нептуняне атакуют.
Глава 4. Мешок со змеями.
Глава 5. Когда на Солнце упадёт флажок.
Глава 6. Остановить мурашку!
Глава 7. Психом шизика не перешибёшь!
Глава 8. Тропою дофаминовой пройдусь.
Глава 9. Нептуняне и земляне - братья навек!
Глава 10. Анна на шее. Операция «Нептун».


Глава 6. Остановить мурашку!
Сразу после этого, словно бы в иллюстрацию всему рассказанному профессором Белоконем, в режиме вставки пошёл в основную запись ранее состоявшийся подсъём очередного по плану сюжета. На этот раз это была музыкальная композиция, чрезвычайно мелодичная, образная, до мурашек по коже действующая на все поры души, словно выискивающая среди них главную. Самая бесчувственная субстанция мира и та захотела бы по такую музыку как-нибудь начать извиваться, струиться, истекать душою куда-нибудь в пронзительную, но светлую даль. Чтобы потанцевать там вместе с беспорядочно и отовсюду всплывающими смыслами чего-то обещающего скорое высвобождение. Пусть пока что неотчётливое сбрасывание любых оков и пут, но несомненно очень и очень для чего-то или кого-то важное. А от чего желательно бы то освобождение – так бог его знает. Главное же не суть, а процесс её постижения. Точнее, настигания.

В кадре всё та же милая и всё более подозрительно податливая жертва со всех сторон упорно атакующих её нептунят. На этот раз под волшебную переливающуюся музыку она мастерски изображала необыкновенно томительный танец рук и тела. Притом, что сама оставалась сидеть на высоком табурете возле свечи, она верхней своею частью представляла собой не то извивающую земную нимфу, не то инопланетянку с вертикально поставленными зрачками и шевелящимися как у медузы Горгоны живыми волосами. Изображавшая подземный огонь свеча в оплавленном воском подсвечнике как маяк ритмично мерцала где-то там внизу, около левой ноги, подвёрнутой и на время совсем переставшей подёргиваться в нервном икроножном тике. Лицо скрывалось в полутьме, слабый, но правильно поставленный свет лишь подсвечивал сзади её извивающиеся и ниспадающие волосы, отчего придавал картинке необходимую душевное волнение и дико щемящую тоску по чему-то этакому, не исключено, что и вправду суверенно инопланетному. Вдобавок требующему выхода отсюда любой ценой. Всё того же освобождения.

- Вот-вот! Именно так они потом и благодарят меня за всё, в чём я им поддалась. Таким неземным счастьем движения в волшебной музыке. Мне кажется, что лишь в подобном образе ко мне может явиться моё счастье! Спасибо тебе, о, всемилостивейший! – Шепнула пока что земным голосом Анна своему новому, нептунскому богу и тут же полуприкрыла во вновь обмирающем блаженстве свои быстро разгладившиеся веки. Под нереально дивную нептунянскую музыку, вероятно эксклюзивом присланную от самых сумеречных окраин Солнечной системы, она плавно раскачивалась всем телом выше пояса, неуловимо и безошибочно точно изображая в полутьме колыхающую под медитативный танец на самом деле вполне земную кобру. Та змея затем неуловимо трансформировалась в майскую утопленницу, с плещущимися руками, блестящими, истекающими перламутром волосами, с бледной, торжествующей полуулыбкой неотразимой панночки, вновь почуявшей надвигающуюся полночь. И время вставать из гроба.

Андрей Береснев, как автор, всё же замахнулся на неподъёмную для обычного провинциального редактора тему. В результате программа, как он и опасался, вскоре пошла не по плану. Куда теперь её вывезет – отныне не мог знать никто. Даже тот дяденька свыше, кто всегда непонятно для чего водит рукою автора. Под убойно впечатляющую картинку танцующей полу-нимфы полу-гидры, под божественную музыку вокруг и в кадре автор неожиданно принялся излагать своим зрителям в форме собственной концепции всё то, что успел вытащить и перелопатить из народной библиотечки общества «Знание» в серии «философия-людям». Теперь вот, не моргнув глазом, выдавал компиляции оттуда за собственные гениальные мысли. Технари в павильонах, монтажных и аппаратных студий терпеливо сносили очередные заскоки Андрея. Всё лучше, чем другую, какую-нибудь начальственную или поповскую заумь, отчёты со съездов или конференций тоскливо писать и монтировать. От простого человека всё же немного интересней лабуда иногда выдавливается. Можно о чём-то похожем подумать. Не говоря уже о том, чтобы прост так насмотреться на неплохо медитирующую в танце красивую женщину. Что ни говори, но в этом кое-чего имеется от сущности мира, подозрительно часто шныряющей перед глазами туда-сюда, туда-сюда!

«Слово не невинно. Есть чёрная магия слова. Ею и окутана тайна бытия человека и самого его происхождения. Порою нашпигована. Словом мы созданы, словом нас покоряют, после чего конечно порабощают. А всё потому что слово не просто вспыхивает в начале всего, оно остаётся зашито и в середине сущего, а по его завершении вбито. В слове заключается сама судьба двуногого сапиенса, но прежде всего сконцентрированы – его душа и воля. Они-то как раз и состоят друг с дружкой в крайне интересных взаимоотношениях.
Воля первой и больше всего выражается в слове, поэтому она - единственная часть души, которая структурирует её в слова и чувства и поэтому отмирает последней. Она есть её энергическая суть и мощь. Только благодаря воле душа может до последнего держаться в теле, даже «когда внутри всё пусто, всё сгорело и только воля говорит «Иди!»». В воле сходятся вверх и низ человеческой природы. Отсюда двойственность управляемой ею души. Её высь и её темень – могут быть сгустками одной лишь воли, которые и гоняют её по всем закоулкам бытия как упрямую овцу, пока она полностью не приткнётся к победившему волевому началу.

Как раз в погонях за своей носительницей душой воля бывает более всего сильна. В иных ипостасях, воля, гораздо более души уязвимая к подрыву основ, часто подпадает под волю, материально или душевно куда более сильную и оттого более убедительную. Именно так, через нашу собственную владычицу волю, давшую слабину, мы можем ненароком впустить на суверенную территорию наших душ темные чужеродные силы, постороннюю волю. Сплошь и рядом именно такое и происходит. То, что священники называют искушением, а гипнотизёры суггестией, внушением иных помыслов. Чаще всего оно формально заключено в слове, но обязательно реализуется чуждой человеку волей. С некоторых пор это и называется контакт. Неважно какой, кого и с кем, но контакт. Это всегда способ психического управления отдельным человеком и масс людей. Без самого по себе контакта ничто и нигде не действует и непременно погружается в хаос. И он должен непременно искрить, тот контакт, иначе кто же его увидит?!

Через слово, в интересах каких угодно сил, испокон век шло и будет идти навязывание сторонней воли. Словом всегда орудует и психотеррорист и простой психоконтактер, и правители и простые уголовники. В принципе это единственное настоящее оружие в мире. Любое не твоё слово, вдруг оказавшееся в тебе, это всегда и есть «постороннее устройство», чужая воля, захватчик, который, если его сразу не изгнать, обязательно исподволь оккупирует всего тебя, после чего твоя собственная душа, лишившись своей сердцевины, личной воли, обязательно умрёт.
Так что ставки при столкновении воль всегда больше чем жизнь!».


Авторская начитка благополучно испустила дух и тогда слово в её изголовье непринуждённо забрала назад главная героиня разворачивающегося фильма по имени Анна:
«Во-первых, во мне пошло очень мощное дыхание. У меня это не вызвало особого удивления, к тому времени привыкла. Как будто внутри меня кто-то вздыхал или переводил дух, причем не с моими слабыми лёгкими. Нет-нет - это были чрезвычайно могучие лёгкие. Словно у кита или слона. Я просто зримо представляла их – огромные вздымающиеся лопасти невиданного существа во мне, пронизанные моею алой кровью и воздухом в ветвистых пузырьках, сходящихся в единый ствол и куда-то высоко-высоко уходящих. Мне это удобнее всего было видеть именно изнутри меня самой. Словно бы вся земная жизнь в едином облике тогда во мне пробуждалась. Столь необычайной мощи вдох-выдох был хорошо слышен и со стороны. Мне это всегда так и чудилось. Понимаете меня?
- Зверь пробуждался?! – С надеждой на чернуху переспросил Береснев и даже обрадовался: – И говорил вам словно чудище заморское: «Наконец-то! Ах, заинька! Чего же ты так долго пряталась от меня?!».

Анна даже вздрогнула, с удивлением посмотрев на журналиста. С чего бы он так точно всё воспроизводит?! Может он и был тем самым чудищем заморским?! Помедлив, осторожно ответила, отведя взгляд:
- Можно сказать, так и есть. Кто-то действительно пробудился во мне и нисколько при этом не скрывался. Именно кто-то, а не что-то. Я тогда была на работе, но даже в суете беспрерывных дел, всей текучки разнообразных мероприятий, помнится, смогла всё же отметить, что у меня само восприятие мира при этом сразу же изменилось. Моментально. Как будто глаза развязали и пробки из ушей выдернули. И я заново выпала в этот мир, как опять народилась. И сразу же испытала потрясающий восторг от всего вокруг, что просто так существовало, прежде всего, от любой звучавшей поблизости музыки. Я её чувствовала каждой клеточкой своей. Она же действительно происходит от бога. Разве не так?! Как по-другому можно воспринимать её?! Только так! Я всегда любила классическую музыку. Когда во мне раздавалась настоящая классическая музыка, я сразу ощущала завершение прежней жизни и начало новой. Вы меня понимаете?!

- Как никто! Честно! Скажите, мурашки по коже у вас просто так гуляли или вовсю носились, скажем, как дети, перебежками или в догонялки? – Как бы в шутку не унимался въедливый журналист, блестя глазами, чувствуя что вот-вот и самого занесёт в эту дребедень. – Что конкретно чувствовали от посещения вас этого начала, которое вы называете классической музыкой?! Не удивлюсь, если вас от этого восторга трясло, словно в ознобе?! Температура не поднималась?! Говорят, это явные признаки начавшегося контакта с параллельным миром, потому что свидетельствуют, прежде всего, о том, что вас зацепили на лучшую наживку для души. Стали конкретно выуживать, прощупывать, пытаться раскачать всеми возможными способами. Как бы желая взять «на слабо».

- Нет-нет, да что вы такое говорите?! Никаких «слабо»! Никаких мурашек и прощупываний! Тем более каких-то перебежек и «догонялок»! Что за чушь?! Думаю, что таким образом во мне просто-напросто кем-то запускалось элементарное, но прямо-таки сильнейшее чувство восторга от окружающего мира! Просто так! Всеобщее и от всего! Как и сейчас, между прочим. Больше ничего. Когда я вижу, скажем, дерево, вот эту ель за окном или вон ту сосну, мою душу сразу нежно раздирает на части, понимаете? Казалось бы, что тут такого, сосна как сосна. Но меня вспыхивающее чувство только от одного её вида моментально продирает до мозга костей. И сразу же переполняет душу щемящей тоской и любовью. Неважно по кому или к кому! «О счастье мы всегда лишь вспоминаем, А счастье всюду! Может быть оно Вот этот сад осенний за сараем И чистый воздух, льющийся в окно!».

- Бунинские строки вам тоже со стороны продиктовали или вы их сами вспомнили?! – С крепнущим энтузиазмом поддакнул журналист, всё больше раскручивая всерьёз пошедшее интервью. На этот раз Анне такое замечание понравилось. Поэтому она не останавливалась, продолжала говорить без умолку и с большим энтузиазмом.

- Не думала, что журналисты могут знать Бунина… Сама вспомнила. Потому что я увидела красоту в чистом виде, её первокирпичики -  это небо, сияющее солнце, облака, листву под ветром, переливающуюся рябь воды в речке. И меня словно пронзило всё это. Я разом, всем объёмом воспринимала все это, впитывала целиком в себя. Это был не сон, а необыкновенно яркое восприятие мира, словно бы я его видела совсем-совсем впервые. Потому что словно чужая вдруг здесь оказалась или после очень долгого отсутствия. Возможно и вправду смотрела глазами инопланетянки, прилетевшей сюда и ахнувшей от всего этого великолепия, которое мы давно перестали воспринимать, пребывая в постоянной тоске да печали по всяким пустякам.

- Кстати, о тоске. – Зацепился Береснев за понравившуюся тему. – Эти ваши ощущения так называемой тоски по миру были просто так, слегка щемящие, а потом как дым быстро исчезающие?! Или вас тряхануло по-настоящему, как говорится, до мозга костей?! Может быть от мысли, что всё это вокруг тебя пребывающее когда-нибудь обязательно уйдёт и никогда не повторится снова?! Впрочем, кого не подбрасывало, даже от мимолётного осознания такого ужаса?!
- Нет-нет. Настолько страшной тоски у меня никогда не было. Со мною она проявлялась более расплывчато, что ли, аморфно, если сказать точнее. Тем более не было страха.
После этого, соответственно, я просто почувствовала, что… дальше пошла какая-то мистика немножко… не знаю, говорить ли… - Тут Анна смущённо замялась, наверно покраснев немножко, в полумраке не было видно.

- Расскажите-расскажите! – Опять взбодрился редактор программы, даже проблески седины на его висках посинели от предвкушения.
- Но это было подконтрольным мне. Да не волнуйтесь вы так! – Снисходительно улыбнулась Анна. – Никто меня не порабощал. Тогда я была ещё сама по себе. Но потом проанализировала и так решила. Но с самого начала, ничего до конца не было ясно. Но я всегда, как в тот  момент, так и позже, думала, что могу всё это остановить в любой момент! Но пока не хочу! Мне просто оставалось интересно, а что же будет дальше! Такая вот любопытная сорока вам попалась. С другой стороны, чтобы вы делали, не будь я такая любопытная, правда?! Целый научный институт не разгребёт того, что внутри меня поднялось, правда?!
Береснев даже поперхнулся от настолько образного замечания.


- Однако именно после этого во мне и зазвучали голоса. Сглазила, что называется. Едва только проявилось вот это самое, с ног сбивающее чувство прекрасного, бессмертной до озноба красоты, как всё резко перевернулось в полную свою противоположность. Видимо те сущности, которые к тому времени полностью пробрались внутрь меня, как будто поджидали во мне именно этот переломный момент, когда я сама по себе ослабею от этой красоты и начну сдавать все позиции внутри себя одну за другой.

- Ничего себе! Получается так, что именно на зашкаливающую красоту, словно на наживку, вас тупо поймали в вашей тихой заводи или, скажем, омута, тут не знаю, как правильнее, корректнее было бы выразиться, чтобы вас не обидеть. Скажу так: элементарно ослабили изнутри, купили, подсекли и поймали именно через неё… Вот так и восторгайся после этого шедеврами красоты! На самом деле, это наживка, которую отлавливают наши души! Мы неосторожно заходим в какую-нибудь галерею повосхищаться произведениями искусства, не подозревая, что попали на прикормленное место неведомых межгалактических рыбаков. Каждое искреннее восклицание «Ах, какая прелесть!» элементарно означает, что кого-то удачно подсекли и стали выуживать. Куда-то туда, к всевышнему на сковородку.
- Получается что так. – Анна как-то поникла и её исповедальный энтузиазм очевидно иссяк. Гонка сравнений явно заводила беседу в непроходимые дебри.

- Хорошо! – Журналист перевёл дух и решил немного отвлечь стихийную экзистенциалистку, свернув на излюбленную женскую тему. - Совсем не случайно земные мужчины, восторгаясь своими женщинами, часто говорят, что у них неземная красота. Это на самом деле так. Но, как мы теперь понимаем, она действительно имеет неземное, можно сказать откровенно промысловое происхождение и значение…
- Здесь вы явно перебарщиваете! – Улыбнулась Анна и маленькие морщинки вокруг её глаз опять разгладились. – Всё верно, кроме разве что промыслового происхождения женской красоты. Звучит чересчур утилитарно. Я бы даже сказала, что пошло.

- Та-ак. Не обращаем внимания, проехали! Не останавливаемся, двигаемся дальше!.. Скажите, а что происходило внутри вас изначально, когда вы поддались и принялись лить слёзы по поводу внезапно увиденной неземной красоты окружающего чудного мира?! Как раз во время этого чувства всеобъемлющего, то есть парализующего катарсиса всё у вас и произошло?! Оно ведь словно оползень сошло на вас, разве не так?! И вот когда оно полностью разрушило вашу личностную самооборону, внутри вас и возникли те самые подрывные, искушающие голоса, не правда ли?! Как бы вползли в расщелины! – Дотошно продолжил идти по следу слегка вспотевший редактор программы.
- О-о, да-да! Как глубоко вы копнули! Верно! Именно так всё и произошло, как вы догадались только что. Немедленно после обвала на меня этого чувства всеобъемлющей красоты и возникли те самые голоса изнутри, и их было множество. Они были чрезвычайно дружественно ко мне настроены, но я всё равно решила без боя не сдаваться. Из чувства вредности, что ли. Лишь бы не поддаться, раз уж им так этого хочется. Но их слишком было много и они были слишком настойчивы, как экскурсоводы. Так что сопротивлялась я недолго. Пошла вслед, глазеть дальше.

- Как пишется в Писании, – Продолжал Береснев свою теперь практически безнадёжную пытку: – «Имя им Легион». Это про приспешников сатаны, кажется. Ласковых и настойчивых таких обольстителей, всяких там охмурителей. Вы этих ребятишек за дверь выбрасываете, а они в окно давно пролезли! Узнаёте красавцев?!
- Да-да, так и есть. Говорите так, будто сами это неоднократно проделывали! Впрочем, все мужчины такие, поэтому женщины с детства назубок выучивают слово «Нет!». Но не это главное. Сейчас полгорода таких приспешников сатаны, если не больше. – Уныло подтвердила Анна, а потом, слегка оживившись, добавила, слабо улыбаясь:
- Не знаю, стоит ли это говорить, но после того, как руководящие голоса затихали, во мне сразу начинали раскручиваться стихи, причём, самые разнообразные стихи, больше похабные, иной раз просто дурацкие. Я и не знала никогда таких идиотств. Как будто они это проделывали совершенно независимо от меня, моего желания, моей воли. Вероятно, испытывали границы моей восприимчивости или скорее всего терпения. Хотя мне и казалось, что я полностью контролирую ситуацию, но они всё равно приходили в меня, влезали, когда хотели и нисколько меня не спрашиваясь. Словно к себе домой. Проявлялось это в откровенно болезненном наваждении, своеобразно навязчивом состоянии. Насколько помнится, такое явление называется персеверацией. Без подпитывания обычно затухает. Неужто скоро и у меня оно закончится и я избавлюсь от этих невыносимых напастей?!

Явно уставшая Анна теперь говорила о возможном изгнании из неё инопланетян, как о долгожданном возобновлении работы измотавшего её кишечника и изгнании в нём паразитов. – Неужели это закончится?! Сил больше нет терпеть, когда же облегчусь! - Анна продолжала выкладывать всё начистоту, перестав стесняться:

- Более того, эти вездесущие бесы пустились во все тяжкие. Кроме пошленьких стихов стали закидывать в меня другую муть. Пошли какие-то песенки, вновь с довольно пошлыми словами в них, догадываетесь, какими?
- Да как не догадаться?! – Быстро согласился редактор. – Пошли пошлые, как не понять?! Пошлость есть то, что пошло, двинулось с места. От вашей истории, если честно, только пошлости на языке и вертятся. Опять скажете, что и на меня перебросилось ваше наваждение?! Тогда я вместе с вами сдамся в палату к нептунянам, уж не знаю, под каким номером она в психушке числится.
- Палата номер шесть?!
- Нет-нет. Номер шесть отдыхает в сравнении с вашим случаем!.. Так что же они вам на десерт подкинули?! Или всё это пока основные нептунянские блюда были?!


- Да-а. Это правда. Быстро же вы всё вычислили! Никак не ожидала от вас такой прыти! Думаю, не всякий столичный следователь может вот так же незаметно, но здорово расставить всё по полочкам... У вас все журналисты такие… ну не знаю, пройдохи, что ли?!
- С одной стороны, вы льстите моему эго, сударыня, но с другой - оскорбляете. – Перестал улыбаться Береснев. - Я действительно настолько плох?! Ладно, успокойтесь. Будем считать это за комплимент. Пройдоха, так пройдоха! Будем считать, что вы меня обозвали внедорожником. Двигаемся дальше. Не возражаете?!
- Хорошо. Спасибо, что не обиделись. У меня иногда бывает такая невоздержанность на слова.
- Да проехали-проехали! Так что там у вас дальше было-то?!
- У содержания наших взаимодействий всегда бывало довольно разнообразное меню и в начале, и в середине, и теперь, надеюсь, ближе к концу всё ещё длящегося между нами, как они говорят, «межпланетного контакта». То есть, конечно, случалось со мной и не такое, что вам стало известно. На самом деле, вы даже представить себе не можете, что именно. А мне вспомнить, так даже как-то странно становится. Допустим, что… как будто я в какой-то эфир попала… Ой, да ладно с этим!.. Совсем заговорилась с вами, прямо засмущали! Больше не буду! Хватит. Давайте заканчивать, я вас прошу?!
Анна сделала вид, что покраснела, позёвывая и прикрывая рот ладошкой.

- Хорошо. В таком случае, давайте напоследок с другого бока к вам зайдём. Сформулирую теперь иначе. Всё-таки, как же нептуняне после того знаменательного погружения вас в состояние катарсиса от якобы внезапно нагрянувшей к вам в гости тётеньки красоты окружающего мира, могли сразу и безо всякого перехода измазать это всё дерьмом?! Поверх нежных берёзок, ёлочек и пронзительной синевы над ними?! Я имею в виду песенки с пошлыми и грязными словами. Думаю даже, что точно знаю, насколько пошлыми и грязными словами, учитывая вашу безупречную репутацию на работе и дома. Но как, как такое возможно, учитывая вашу истинно белоснежную девственность духа?! Они так вас проверяли «на вшивость»?! Что вы сейчас думаете по этому поводу?! Почему они так сделали?!

- Очень просто… - Анна глубоко и надолго задумалась, невольно демонстрируя, насколько на самом деле это у неё всё очень не просто получилось.  - …Значит так, я поддалась в какой-то момент… этим ощущениям.., а соответственно… Короче так, я почувствовала, что где-то происходят некие непонятные движения. Но где и какие?! Я немедленно принялась смотреть на себя в зеркало и у меня по ходу этого стали возникать совсем другие мысли...
Понимаете, вот в чём тут суть на самом деле! У меня появились совсем-совсем другие мысли! Не принадлежащие мне целиком и полностью. Не сразу, но пришлось это зафиксировать. Я почему-то стала совсем-совсем другая. Даже физически, внешне, но особенно внутренне. Знаете же, что глаза – зеркало души?! Так вот, у меня, допустим, глаза внезапно оказались немножко другие или даже не немножко, а как следует другие. Они стали намного ярче, я бы сказала, чересчур выразительнее. Или даже вычурнее, словно у путаны. Я смотрела-смотрела на себя, не узнавая, что же это такое дремучее изнутри меня выперло. Смотрела и всё больше сама себе удивлялась и не доверяла конечно тоже. Сама себе, представьте. Откуда что только во мне взялось! Столько всего неприятного, отталкивающего! Это называется, насмотрелась красоты, что своей поубавилось! Да так, что в доску отравилась! Полная интоксикация. Пора срочно назад, под выхлопную трубу цивилизации. Реанимироваться. В дерьме проще быть красавицей, честно. Но это я так, к слову…
- Продолжайте-продолжайте! Это было так интересно!

- Ладно. Значит, посмотрела затем на зрачки, как будто в норме, хотя радужка как будто совсем-совсем другая стала. Как раз после фиксации таких изменений у меня тут же всё в голове и поплыло, стали возникать отчаянные мысли. В какой-то момент даже испугалась, не случилось ли, что со мной более серьёзного? Вдруг, чем-то действительно страшным заболела, к примеру, межзвёздным ковидом, занесённым с планеты Нептун, говорят последней из тех, кто возле Солнца крутится и что там на самом деле творится никому не ведомо. Мало ли что там водится и чем там на самом деле болеют! Вдруг меня заразили, а у меня иммунитета-то и нет. Такое же может быть?! Очень даже.

- О-о-о! Да тут становится всё интереснее и интереснее!.. Вот попал, так попал! Что же мне теперь с вами делать?! – Редактор чесал затылок, даже не понимая, как можно вырваться из столь непростой и отчаянной белиберды, движущейся по кругу. Немалый опыт работы в масс-медиа ничего не подсказывал, кроме разве что на редкость непотребного. Как известно, подобные инвективы непроизвольно пробуждаются и у многих приличных людей, а не только у невинных девушек. Видимо телеведущий также инфицировался нейро-нептунизмом каким-то и сейчас сам начнёт морозить какие-нибудь пошлости. Однако на это согласно законам корпоративной журналистской этики он «пойтить» никак не мог. Да и уволить могли, невзирая ни на какие прошлые заслуги. Вот это завела его собственная программа – в такие-то непролазные дебри! Как можно было предугадать и разработать собственную методику их прохождения?! Как теперь и самому-то выбраться, целому да невредимому?!


- Так-та-ак, рассматриваю себя в зеркале дальше… - Глухим надтреснутым голосом, словно в каком-то забытьи или наваждении продолжала и продолжала говорить Анна. - Зрачки в норме… а-а-а, это я раньше говорила. Ладно, всё это по лицу и внешне как бы сравнительно нормально казалось, но... у меня внезапно появилось какое-то неотвязное ощущение, будто я могу сама с собой что-то не то сделать.
- Вот там «сама», а вот здесь «с собой»?! – Редактор шуткой старался спасти разговор.
- Верно подсказываете. Вновь какое-то чувство раздвоенности откуда-то высунулось, теперь только неизмеримо быстро нарастающее. Я имею в виду ощущение настоящей раздвоенности своей собственной личности. Вот она я, там и тут – одна и та же но разная. Вот стою я, а помимо меня, там стоит и какая-то другая я. И как будто вот-вот между собой схватимся. До такой степени неистово мы вперились взглядами друг дружке в зрачки. Словно в фильме ужасов, честно!

- Замечательный ход! – Береснев снова и снова пытался сгладить выходящую из-под контроля ситуацию. – Подобным образом мартовские коты обычно становятся друг против друга. И начинается битва … сначала нервов, как мы это уже с вами проделывали. А потом уж и шерсть клочьями во все стороны. Вы обе там случайно не завывали как те самые котики?! Спинки не выгибали дугой?! Представляю, какой там мог произойти концерт и драчка!

Однако Анна всё продолжала монотонную исповедь контактера, попавшейся с поличным, теперь ни на что не обращая внимания:
- …А когда я шла домой, помню прекрасно, проходила мимо жасмина и вдруг… вы знаете… раздался вздох такой мощности, на которую способны только сильно развитые лёгкие. К счастью, не мои. Но это тогда мало радовало.

Пришла домой… а тут… словно после дальнего плавания  в неизведанные края. Просто так не передать то ощущение. Новые мурашки по коже. Ни мужа Васи, ни детей не просто нет, но как и не бывало их никогда в моей жизни. Пусто и страшно. Формально - да, вроде всё то же и всё так же. Та же картина, которая была и при моём уходе утром на работу. В том же порядке и во всё той же конфигурации расположены на большом моём обеденном столе тарелки с недоеденной домочадцами едой. В том же положении Лёвкина коляска неподалёку. Так же точно отодвинуты и развёрнуты стулья от стола. Ни на сантиметр не сдвинулись. Лежит и сохнет нарезанный и неукрытый хлеб, увядшая зелень, лук, помидоры, огурцы. Строго в положенном месте, то есть, там, где я их и положила, лежат моя вилка, ложка и нож. Всё пребывает в идеальном соответствии с той самой картиной, какая была в момент моего отбытия отсюда на работу. Но люди словно все испарились. Будто тогдашняя, то есть, недавняя, рассветная жизнь в моём доме была кем-то застигнута врасплох, да так и замерла, оцепенела в некоем безмолвном пространстве, откуда не бывает ни эха, ни какого другого отзвука или привета. Даже таракан возле плинтуса словно в инопланетном рапиде, замер на бегу и в прежней позе. Что же их тут всех так прихватило?! Что за мор окаянный?!

Сразу подумалось, вот ты, мамочка, и доигралась в свои межпланетные контакты! Семейка-то тю-тю теперь! Кажется, сама жизнь остановилась здесь в тот самый миг, когда я ушла на работу, словно именно он оказался роковым для всего моего дома и моего любимого семейства. Нигде ни тени, ни шороху, ни души и похоже такое тут как раз с самого утра. В моём отсутствии люди мгновенно перестали есть, бросили еду недоеденной, не убрали за собой даже крошки. Никто не уносил и не мыл за собой посуду, даже чашки не сполоснул, да и как-либо не двигался в этом пространстве. Всё мгновенно обездвижилось и выпало в осадок наверно сразу, едва за мною закрылась дверь.

Казалось, всё происходит в каком-то леденящем душу фильме ужасов, может быть как на «Летучем голландце» или ином опустевшем пароходе, с которого гигантские глубоководные кальмары в несколько секунд потаскали всех людей. Даже борщ оставлен тёплым на столе, и ведь действительно до сих пор тёплый! Муха и та далеко от дома не улетела, спасаясь из всех сил, висела чёрной точкой вон там вдали. Вокруг не просто ни шороху, ни души, а зловещая такая немота разлилась и пустота. Будто и впрямь неведомые вурдалаки на пару с нептунянскими кальмарами утащили и высосали тут всё живое. Даже мусор в ведре не прибавился, а его отсутствие всегда считалось наиболее неопровержимым симптомом полной земной катастрофы. Если никто не гадит вокруг, следовательно, негде и некому, всё остальное успешно загажено, оставшиеся задницы затянулись паутиной. Получалось так, что территория нежити, выйдя из моей души, расставила и в моих внешних границах опорники своей власти надо мною, уничтожив без остатка всю прежнюю мою жизнь. Даже Вася куда-то пропал, а как мне теперь без него?! Словно сон бесплотный это всё, что я недавно жадно осязала!..


Редактор программы Андрей Береснев, схватившись за голову и закрыв глаза, молча раскачивался в кресле ведущего, не мигая уставившись в слепящий зрак студийного бэбика. Спасать было явно нечего и некого. Эта мурашка оказалась неостановима. Ситуация полностью вышла из-под контроля. Кто-то, нисколько не скрываясь, притом на корню, фактически срубил и задушил всю снимаемую программу, уж больно она ему не понравилась. Видимо теперь у нептунян именно он, редактор Береснев, считался следующим на очереди. Надо было как-то выходить из-под этого удара и спасать хотя бы текущий репортаж, вытаскивать его пусть к какой-нибудь, но логической оконцовке. Однако сама контактер Анна по всей видимости считала свой отчёт миру по-прежнему незаконченным. Не имея возможности её остановить, журналист был принуждён возвратиться к попыткам иначе осмыслить, что же она там несёт на самом деле и куда скачут её мурашки по коже. Вдруг всё-таки по делу?!

- И тогда вдруг я поняла, что домой-то вернулась как будто я, да на самом деле и не я вовсе. Не та, прежняя, утренняя, не оригинальная, но та – которую из меня слепили неведомые и подлые захватчики моей души и тела, а потом лихо, там, у жасмина, и подменили оригинал. Настоящая я где-то там у них и пропала, может, её-меня на Нептун бегом увезли. Не исключено, что в качестве трофейного экспоната первой одураченной и пойманной землянки. Или на вечное поселение за все мои грехи. Нептун в Солнечной системе планета последняя, за нею только пояс ледяных астероидов, тот самый адский «пояс Койпера». Поэтому в данный момент могу считать себя близкой к экстремальному заключению на самом краю нашего солнечного мира, где точно заканчиваются все наши судьбы. Дальше только Альфа Центавра, но я всё же не туземка Нейтири из Аватара, умчаться и спастись туда никак не могу. У меня своя звезда, хотя и далёкая теперь и безмерно ко мне холодная.
Кстати, те ледяные миры за Нептуном называются субнептуны, каждый из которых достигает двух-трёх масс Земли с огромными океанами под толстой корой льда, в которых кишмя кишит сумрачная, непонятная жизнь. Там-то скорее всего и находится наша преисподняя. Переполненные всякими непонятностями кишащие сущности в тех субнептуньях и есть наши души, обречённые вечно рваться прочь от мест этих зябких и гиблых.

Вы следите за моей мыслью?! Извините, что часто невпопад. Но я сейчас закончу.
Так вот, я тогда еле-еле стряхнула с себя все эти мрачные наваждения, а может и слишком плохие предчувствия свои. До того оказались прилипчивые! Подошла к трельяжу. Раздвинула створки зеркал. Попыталась самой себе улыбнуться в отражении, похожа ли на нептунянку? Но сразу же так перепугалась себя, что чуть сознание не потеряла. А вдруг я с собою всё-таки схвачусь?! Стоп! Поскольку я вижу саму себя, то не может же тень от меня давать от себя другую тень меня же?! Тень тени от тени?! Соответственно, я первая и в квартире нахожусь настоящей, собственной, аутентичной персоной. Но тогда куда все мои домочадцы подевались?! Они же все так привязаны ко мне и без меня не могут!
Правда, страшно?!
- Не то слово! – Редактор уныло покачал головой, грустно вздыхая.

- Слава богу, потом выяснилось, что муж всего-навсего раздобыл где-то горящие билеты в цирк. Ему позвонили друзья, предложили, мол, давай, детей в охапку и бегом. Курьер принёс билеты сразу после моего ухода. Все и вправду срочно подхватились и побежали тигров с мартышками смотреть. Но я-то перепугалась тогда буквально до полусмерти. С тех пор и разучилась улыбаться, особенно самой себе, тем более перед зеркалом. Иначе давно бы кондратий хватил.

Тогда же, в свой истинный катарсис, то есть, без всякой парализующей красоты за окном, мельком подумала, с трудом отводя взгляд от собственного двойника в Зазеркалье, что любая человеческая улыбка явно не так-то и проста, как всегда всем кажется, особенно если она слетает из зеркала или с экрана. Или тем более с баннеров глумится, людям прямо в души заползая. Помнится, где-то читала, что наши святые отцы давно предупреждали: наш мир совсем не таков, чтобы ему улыбаться. Улыбка любого человека по-настоящему опасна. Она всегда несёт с собою подвох, подкуп как минимум, стремление задёшево купить, а потом продать. Если не намного опаснее. Не случайно в таком ходу реклама с пошло скалящейся брюнеткой: «Улыбайтесь! Это выгодно!». То есть, улыбка в этом мире теперь есть лишь средство взлома, добычи прибыли. Не более и не менее. Способ вползти к кому-то в душу, заграбастать и переиначить её на свой лад.


Только теперь я это поняла в самой полной мере, когда почувствовала себя именно такой греховной, ищущей во что бы то ни стало фальшивых улыбок и прочих лайков от людей, на что угодно поэтому подбиваемой и оттого как угодно прельщаемой. За всё время контакта словно сам сатана мне на лютне наяривал извечные свои лайки! И нашёптывал их всё громче, всё неотвязнее, как нечистому всегда и положено при всех его обольщениях: всё будет твоё, всё-о! Поклонись мне только! Поддайся! Уступи свою душу! И станешь королевой мира!
Мамой клянусь, да-а?! Улыбнитесь же, господин редактор, здорово я вас развеселила?! Чуть не проговорилась, что развела. Ха-ха-ха!