Хокулеа Путь до Таити. Гл. 34. Таити

34
ТАИТИ

- Гляньте на всех этих людей!

Было полдесятого утра. Высящиеся перед нами вершины гор срезали пассатный ветер.  Мы трудолюбиво гребли вдоль пролива, идущего в зеркальные, спокойные воды бухты Папеэте. Тысячи таитян выстроились вдоль пролива и ожидали на берегу внутри бухты.
Вот почему Ассоциация «Таинуи» настаивала, чтобы мы не появлялись до утра. Беспрецедентным указом губернатор Французской Полинезии объявил день нашего прибытия, пятницу, 4 июня, праздничным днём. Школы были закрыты, а рабочие получили дополнительный выходной. Таитяне, с подстилками, начали приходить на берег ещё накануне вечером, чтобы увидеть прибытие странного каноэ с Гавайев. Сейчас они были повсюду – стоя по колено в волнах прибоя, перекатывающегося через риф; плотной толпой сбившись на берегу; расположившись на крышах зданий на набережной и свесив ноги с ветвей тенистых деревьев у кромки воды.

Руководители «Таинуи» были изумлены. Когда они только начали оповещать население о каноэ, они предполагали, что возможно пара тысяч и придёт посмотреть на нас. А получилось, что пришло 15 тысяч – каждый пятый таитянин. Это было самое большое скопление народа в истории Таити – намного больше того, что приветствовало капитана Кука два века назад, или недавнего, встречавшего генерала де Голля.

В бухте нас поджидал ещё один катамаран, длиннее, чем «Хокуле'а», но без мачт и такелажа. На его высоких дугообразных кормовых концах развевались длинные вымпелы. На украшенной платформе поверх палубы толпились танцоры в таитянских костюмах. Это была копия традиционного церемониального каноэ, построенного пятнадцать лет назад для съёмок фильма «Мятеж на «Баунти».

Когда мы приблизились, два навесных мотора катамарана заработали, нас взяли на буксир, так что мы смогли отложить вёсла и насладиться встречей.

Многие прилетевшие два дня назад члены гавайского экипажа, включая Кимо, были на борту таитянского каноэ. По-видимому, Кимо передумал насчет плавания на каноэ и, убедив оставшихся в Гонолулу членов совета директоров в искренности своих намерений, принял на себя руководство командой обратного плавания.

Среди стоящих на таитянском каноэ людей я узнал одного из руководителей «Таинуи». Он перепрыгнул к нам на палубу и прямиком направился ко мне. С печальным лицом поприветствовав меня, он передал мне письмо со словами: «Ты должен это прочесть.»

Письмо было от моей жены Рут, ожидавшей меня с нашими сыновьями на берегу. Она писала, что в тот день, когда мы отплыли от Матаивы, в Калифорнии умерла моя мать.

Многие годы мама боролась с недиагностированным видом  рака. Перед вылетом из Гонолулу Рут позвонила ей, чтобы сказать, что нам осталось плыть до земли около двух дней.  Тон, которым моя мать повторила слова «всего два дня», озадачил Рут. К вечеру 1 июня, в день, когда мы прибыли на Матаиву, скорая увезла её в больницу.  Хотя новость о нашем прибытии ещё не достигла Калифорнии, последние сказанные отцу слова были о том, что мы нашли землю.

После прочтения письма от Рут единственное, чего мне хотелось, это побыстрее сойти на берег и обнять семью. Но для всех остальных на борту «Хокуле'и» и таитян на берегу наш проход по бухте был триумфальной процессией.

Но пока мы шли, приветственных возгласов не было. Стояла тишина. Затем нарастающее звучание хорa – то собравшийся на берегу церковный хор начал петь на таитянском языке. Вскоре к нему присоединились голоса тысяч, стоящих на берегу. И хотя это был церковный гимн, звучание этого огромного хора заставляло замирать сердце, как если бы это был древний таитянский чант.

При нашем приближении к берегу толпа ринулась в воду. Сотни людей пытались забраться на борт "Хокулеи". Возникла опасность затопления каноэ под их весом. Общими усилиями полицейских и официальных лиц удалось утихомирить этот людской прибой. С берега мне махали Рут и двое моих мальчиков, но я не мог сойти к ним на берег до окончания приветственной церемонии.

Сотни фотоаппаратов были нацелены на нас. «Хокуле'а» и бородатые мы, должно быть, представляли собой отличный объект для кадра. Но один человек на борту вызвал наибольшее внимание фотографов, и он вовсе не был участником нашего плавания.

Там, взгромоздившись на что-то у передней мачты, стоял Кимо, держа в руках Хоку. Он ранее перебрался к нам с таитянского катамарана и после слёзных приветствий приятелей встал на крепительные планки передней мачты, откуда мог обозревать толпу внизу под ним. Тем, кто не имел ни малейшего представления о том, что Кимо только что прилетел из Гонолулу, он, видимо, казался ветераном-мореходом, который, с верным псом на руках, вскарабкался на мачту, чтобы обследовать новый остров и его обитателей.

Остаток утра прошёл как в тумане – песнопения, речи, приветственные танцы с последующей процессией в дом губернатора для неуместно формального приёма в саду. Вскоре я покинул всех, нашёл Рут с мальчиками и мы отправились в гостиницу.  Мой старший сын ещё на берегу встретил меня словами: «Папуля, можем мы пойти купаться?» Поэтому сразу после ланча я с сыновьями пошёл в гостиничный бассейн.

После плаванья я безрезультатно пытался поспать. Я не мог расслабиться, и мне казалось, Рут ведёт себя как-то странно. Несколько раз я поймал на себе её встревоженный взгляд. Учитывая всё, я думал, что вышел из испытания в сравнительно неплохой форме. Никаких повреждений, ни единого приступа боли в позвоночнике, ранее на много лет выбившей меня из эксперимента, - видимо, последняя операция с последующим терапевтическим режимом сделали своё дело. Правда, я значительно похудел и мои нос с щекой распухли, а под левым глазом образовался синяк.  Но не моя внешность беспокоила Рут.

Моя манера поведения. Потом Рут мне сказала, что я вёл себя более как выпущенный на свободу узник концлагеря, чем как человек только что осуществивший свою мечту. Ненавязчивость в поведении, которую я вынужден был принять после инцидента с кливером, и постоянное беспокойство, удастся ли довести путешествие до конца, неизбежно сказались на моей психике. Потом драка, ночное дежурство и последующий шок от известия о смерти матери пригнули меня еще больше.

Вечером в нашу честь был устроен второй приём – настоящий таитянский пир, устроенный мэром Папеэте. Огромная толпа таитян чествовала нас напитками, закусками и великолепием таитянских танцев. Впервые после прибытия я начал понемногу отходить. Таитянское гостеприимство делало свою волшебную работу, и помогало ему отсутствие братвы. Они всё ещё были в отеле, на что-то дуясь. Однако насладиться приёмом полностью мне не дали – Кавику, Лаймана, Льюиса и меня утащили на правительственное телевидение для интервью.

После демонстрации фильма о нашем прибытии французский репортёр, ведущий шоу, представил нас. Вопросы должны были задавать он и таитянин, встречавший нас песнопением на берегу. Шведский антрополог, осевший на Таити после того, как дрейфовал на плоту «Кон-Тики», должен был переводить вопросы на английский язык, а наши ответы – на французский.

Поначалу вопросы носили общий характер – о погоде, пище, навигации, скорости плавания и тому подобное. В конце концов была затронута и тема конфликта дипломатически построенным вопросом. Новость о драке у берегов Тетиароа расползлась по всему Таити, а мой синяк под глазом был тому очевидным свидетельством. Мы не стали вдаваться в детали, ограничившись общим утверждением, что некоторые члены нашей команды, к сожалению, психологически оказались неподготовленными к длительному путешествию.

К этому моменту журналисты уже обнаружили, что я владею таитянским языком. Чтобы избежать занимающего время перевода и рассказать о путешествии непосредственно таитянской аудитории, они стали задавать вопросы мне. Несмотря на усталость и горе, мне нравилось справляться с вопросами и отвечать на лучшем таитянском, который я только мог извлечь из моего притомившегося мозга.

Когда за десятилетия до этого на Таити появилось телевидение, оно целиком было на французском языке. Мои таитянские друзья часами сидели, уставившись в экран, но очень мало понимая из произносимого. В то время я и принял решение, что если когда-либо мне удастся дойти до Таити на каноэ, я нарушу запрет на таитянский язык, я выйду перед камерами и расскажу историю своего путешествия таитянам на их родном языке. Но я опоздал на год. Благодаря страстному обращению к французским властям моего старого друга Жака Дролле, сооснователя ассоциации «Таинуи», телевещание на таитянском языке уже было введено.

В какой-то момент таитянский интервьюер спросил меня, как возникла идея плавания на двойном океанском каноэ до Таити. К его восторгу и, надеюсь, к восторгу его зрителей, я указал, что первоначальная идея принадлежала тем таитянам, которые ещё в 12 веке, а может, и ранее, исходили океан вдоль и поперёк. Я также напомнил, что и современные таитяне были нашими вдохновителями.  Когда в 1956 г. я впервые приехал на Таити, здесь уже замышлялись два местных проекта строительства каноэ и плавания на нём на Гавайи. Хотя оба не продвинулись дальше замысла, на деле, подчеркнул я, они вдохновили нас на наш эксперимент.

Интервьюеру было любопытно, откуда взялся мой таитянский. В то время, когда я в студии рассказывал, как пятнадцать лет назад начинал изучать язык у таитянского вождя, мой восьмидесятипятилетний преподаватель смотрел меня по телевизору в доме своего сына. И только когда я упомянул его имя, он понял, что за бородой и разбитым лицом скрывается его бывший ученик. Расплакавшись, он воскликнул: «Ауе, е Тумоана-Тане е!»

Старый вождь известен как Тенани'а-Тане (дословно «Человек Наверху»), хотя это не официальное его имя. Получил он его после женитьбы, и по-другому уже и не назывался. Следуя таитянской традиции, после моей свадьбы Тенани'а дал мне имя Тумоана-Тане («Человек Тумоана») и Рут – Тумоана-Вахине («Женщина Тумоаны»), настояв, чтобы это были наши таитянские имена навсегда.

«Моана» значит «открытый океан». «Ту», кроме того что это имя одного из главных богов, также является глаголом со значением «стоять прямо» или «встать быстро». Тенани'а выбрал слово «Тумоана», чтобы выразить через него мою страсть к океану и решимость найти, как совершались миграционные плавания в древности. И сейчас, глядя на экран, Тенани'а был доволен, что его ученик оправдал выбранное им имя.