Кино как панацея

Кино как панацея

Назар Шохин

Столетию родной школы
посвящаю

Внезапная кончина товарища Фрунзе вызвала среди интеллигентского люда города настоящую растерянность. Кто-то откровенно злорадствовал по поводу смерти «комиссара-убийцы», а кто-то тяжело переживал: все знали, что Фрунзе, водрузивший пять лет назад над эмирским дворцом красный флаг, негласно покровительствовал горожанам. Теперь же будущее местности представлялось весьма туманным.

Прикомандированный сюда из Петрограда два года назад на работу пожилой учитель словесности Михаил Иванович Зорькин, комментируя по просьбе коллег и друзей неожиданную смерть наркомвоенмора, загадочно цитировал грибоедовские стихи, а когда его просили пояснить, что и кого конкретно он имеет в виду, спокойно отвечал:
– Понимаете, одним шельмованием белых генералов, откровенными призывами к комсомольцам бороться с природой и упованием на создаваемые повсеместно «красные уголки» далеко не уедешь – детям нужны знания.
В ОГПУ знали о подобных словесных вольностях Зорькина, но пока ничего не могли поделать: питерец вел несколько предметов, у него были высокие посещаемость и успеваемость, на него молились родители, и на нем держалось, без преувеличения, все местное учительство.

Иное дело недавний выпускник московских курсов киномехаников вполне себе образованный молодой балагур Дмитрий Нечкин. Он смотрел на вещи прозаически и про смерть военачальника в Боткинской больнице отвечал кратко:
– Кончина, товарищи, суть обычная кончина, это обыкновенное освобождение жизненного пространства для молодых, а что касается будущего культуры, то все плохое в ней способно сгладить только одно – сплошная синема, важнейшая из искусств.
Нечкин при каждой встрече со знакомыми показывал две газеты: одну – с сообщением «Умер тов. Фрунзе. Советская кинематография скорбит по поводу тяжелой утраты»; другую – с объявлением «Фильм со съемками похорон монтируется, и со вторника, 10 ноября, будет демонстрироваться во всех кинотеатрах города Москвы». Эти новости добавляли во всеобщее ожидание перемен еще больше интриги.

Так и шло бы в маленьком азиатском захолустье обсуждение мнений двух столичных вольнодумцев, если б в городе не был объявлен траур, не приспустили флаги на том самом эмирском дворце, в мечетях не помолились «за здоровье советских вождей». А узбекское правительство, которое возглавлял соратник покойного советского наркомвоенмора Файзулла Ходжаев, сделало настоящий «ход конем» – решило присвоить Первой трудовой школе Бухары имя Фрунзе.

В переименованном заведении и состоялась встреча бывшего питерца с бывшим москвичом. Несколько ничего не значащих фраз о наступающем холоде и возможном голоде – и Нечкин пригласил Зорькина на будущий сеанс с новым кинопродуктом.

…Зрелище в долгожданном фильме просто завораживало. Трибуна мавзолея. Боткинская больница. Идут люди за гробом. Знамя с траурной лентой на древке. Товарищ Фрунзе в гробу – причем кадр с почившим повторялся несколько раз с разных ракурсов. Пионеры, отдающие салют. И величественный Колонный зал Дома союзов. «Вполне себе свежий вид у покойника, – подумал Нечкин, – наверное, лучшие врачи выкачали из трупа жидкость. Умер героем, умер вовремя, поживи он дольше, одолели б его эти шествующие за гробом соратники. Ему, между прочим, больше подошла бы георгиевская лента».

В гробу товарищ Фрунзе поражал своим спокойным выражением ставшего восковым лица. Закрытые глаза, аккуратно подстриженные усы, новенький китель, ордена на груди и низ туловища, спрятанный под темную материю, – командарм спал непробудным сном. «Медсестры, – подумал про себя Зорькин, – наверняка тайно поднесли больному православную икону; беда, что сейчас повсюду хоронят не по-божески, а то полководец непременно лежал бы с крестом на груди».

Титры с русского на узбекский язык переводил звонким голосом местный татарин-словесник. В зале, словно стая шмелей, мелькали растрепанные – у кого огромные, у кого лысые, у кого дынноголовые, у кого в тюбетейках – головы. Школьники сидели, всматриваясь в сменявшиеся кадры на экране, иногда с любопытством озираясь по сторонам. После фильма планировалась демонстрация «Красных дьяволят», но директор ее отменил, сославшись на «траурность момента».

После фильма в сквере рядом с кинотеатром учитель и киномеханик обсуждали ленту, кинотеатр и публику.
– Ты так и будешь каждый день по нескольку раз слушать в своей каморке свист, топанье, возгласы восторга и ужаса и сопенье ребятни? – спросил собеседника Зорькин. – Давай-ка мы с тобой достанем и будем крутить для новой школы хроникальное, научно-популярное и учебное кино. Этого требует от нас товарищ Луначарский.

…Первые предзимние холода приходят сюда как раз в первых числах ноября. Помня об этом, ученикам школы имени М. В. Фрунзе спешно выдали теплые зеленые шаровары и хлопчатобумажные гимнастерки. После появления прикрепленной на школьных воротах новой вывески из обеденного рациона школьников исчезло тухлое мясо – детям стали подавать макароны с котлетами и сладкий компот.

К лету обещают пристройку-читальню и показательную мастерскую. Реставрированный зал передадут театральному кружку и установят в нем оборудование для синематографа. Тапер будет вести в школе уроки пения. Жизнь продолжается.