Роман Переплёт т. 1, ч. 3, гл. 1

Однако, если отбросить в сторону незначительные нюансы, то можно сказать, что учительство нашего героя началось довольно успешно. И хотя временами его всё ещё охватывала робость, тем не менее, он довольно быстро осваивался и, что называется, набирал форму. А вместе с этим чувствовал себя всё более уверенно. Самое же главное состояло в том, что ученики его слушали и слушали с большим увлечением. Мало того, многие из них активно участвовали в обсуждениях тем. Что ещё больше его вдохновляло, заставляя верить, что он на верном пути и что действительно именно учительство является его истинным призваньем.       
С коллегами у него также установились самые добрые и ровные отношения. За некоторыми, правда, исключениями. К примеру, Маргарита Романовна, пусть не слишком, чтобы явно, но всё же выказывала ему свою неприязнь. И это при том, что за всё время они почти не обмолвились ни единым словом, уж не говоря о том, чтобы конфликтовать. Косо на него поглядывала и географиня, Тамара Валентиновна. Впрочем, исходивший от неё холодок, в свете описанных выше событий, было вполне объясним. Она пока что помалкивала, по крайней мере, в его присутствии, однако, весь её вид и её коварные усмешки, указывали на то, что она готова в любую минуту сорваться и наговорить о нём много неприятных вещей.
Продолжала его игнорировать и бывшая жена Таирова, Раиса Павловна. Впрочем, он был ни единственным, к кому она не проявляла ни малейшего интереса. Разумеется, если только предположить, что она вообще его к кому-то проявляла. Взять хоть того же физрука Ковтуна. Его она открыто презирала. Причём, даже настолько, что всякий раз, когда он объявлялся в учительской, она вставала и демонстративно выходила за дверь. При этом выражение лица её было такое, словно кто-то позволил себе такую бестактность, как испортить воздух. Хотя, справедливости ради, следует отметить, что от него и впрямь крепко припахивало потом, а иной раз ещё и чесноком. Причём настолько даже забористо, что у некоторых из учителей, в основном у молодых девушек, на глазах даже наворачивались слёзы.   
Кстати уж, и о Ковтуне. Обычно он держался довольно развязно, а подчас и хамовато. Это, когда в учительской не было никого из коллег постарше и посолидней. Время от времени он даже пытался острить. Правда, как правило, не к месту и всё в том же своём грубовато пошлом стиле. К тому же от его остроток частую несло плохо завуалированными сальностями. Впрочем, никто над его шуточками не смеялся, разве что он сам. Любил он также побахвалиться своей физической формой. Поэтому и одевался обычно так, - а он чаще всего одевался в спортивное трико, - чтобы  его могучая мускулатура бросалась в глаза. 
С нашим героем у него с первого дня установились довольно натянутые отношения. Хотя между собой они почти не общались и даже не здоровались при встречах. Со стороны же их отношения больше напоминали вооружённое перемирие. Это, когда между враждебно настроенными сторонами какое-то время сохраняется шаткое равновесие, готовое, впрочем,  в любой момент перерасти в открытое противостояние. То есть они пока что терпели друг друга, но не более того.
Кстати, о Ковтуне. Было всего два человека, перед кем он по-настоящему робел. Это уже известная нам Раиса Павловна, ну и, конечно же, Анастасия Эдуардовна. Что касается последней, то тут всё было ясно и понятно - всё-таки она являлась директором, то есть человеком, от которого слишком многое зависело. А вот, почему он так тушевался и робел перед Таировой, для многих оставалось неразрешимой загадкой. Впрочем, мы и к этому ещё вернёмся.
Был и ещё один человек, с кем у Тверского не задались отношения. Таким человеком был учитель черчения и рисования Лунгин. С виду он походил на несколько задержавшимся в своём развитии юношей, слегка неуклюжим и угловатым. Хотя на самом деле ему шёл двадцать второй год. Тут, видимо, играли свою роль и его хлипкая, довольно хрупкая фигура, и моложавое, чаще всего бледное и унылое лицо. Одевался он всё так же, во что-то яркое и пёстрое, а его брючки и пиджачки казались до неприличия тесными и обтягивающими.
Но даже не это отталкивало в нём нашего героя. Просто в самой его манере двигаться, выговаривать слова, искусственно их растягивая, закатывать глаза, а также в эксцентрических жестах, проглядывало что-то неестественное, напускное, вызывающее недоумение, а то и презрительную усмешку. 
Обычно при встречах с Сергеем Лунгин напускал на себя такой унылый и такой разочарованный вид, что у того и самого как-то даже кисло становилось на душе. Поэтому не удивительно, что у Сергея никогда не возникало даже ни малейшего желания с ним пообщаться. 
А тут как-то в разговоре Елена вдруг поинтересовалась:
- Ну, как осваиваешься? И, как тебе наш коллектив?
- Коллектив? – рассеянно усмехнулся Сергей. – Да ничего, коллектив, как коллектив. Не вижу причин жаловаться.
- Ну, а как тебе, к примеру, наш Олег Юрьевич?
При этих словах Сергей заметил, как в её глазах замелькали весёлые огоньки. Он удивлённо вскинул брови.
- Это ты о Лунгине?
- Ну, а о ком же ещё? – Она смахнула улыбку и прищурилась. – Скажи, правда, забавный? 
- Забавный? – Сергей задумался. – Ну, не знаю… Наверное, можно и так сказать. И вообще он какой-то странный. Всё время хнычет, дуется, как мышь на крупу. А про его наряды я уж и не говорю, смех да и только. А почему ты спросила?   
- Да так, просто. – Но тут она не выдержала и вдруг прыснула в ладошку.
Сергей покосился на неё с недоумением. 
- Что? Ну, и что я такого смешного сказал? Просто я имел в виду, что ведёт он себя как-то иногда… ну, совсем как…  ну, я даже не знаю…
- Совсем, как женщина, да? – лукаво усмехнулась Елена. - Ты это хотел сказать?
- Ну, не то чтобы прямо как женщина, - слегка смутился Сергей. - Хотя да, наверное. Эти его ужимки, заламывания рук, какие-то охи, ахи. Он что, больной?
- Так ты, что? – хохотнула Елена. – Ты, правда, ни о чём не догадываешься? – Глаза её снова блеснули. 
- В смысле?
- Ну, что «в смысле»? Это же так бросается в глаза.
- Не понял? – Сергей был в замешательстве. – Ну, что, что?.. Уж не хочешь ли ты сказать, что он из этих?.. – Ему не хотелось произносить этого слова вслух – уж очень оно было вульгарным.   
Впрочем, он и раньше кое-что слышал уже о гомосексуалистах. Но как-то стороной, глухо и вскользь. Тем более, что в кругу, в котором ему доводилось общаться, подобных тем, как правило, вообще не касались.
- Да, - невесело усмехнулась Елена, - похоже, что он именно «из этих». По крайней мере, так говорят. И всё-таки странно, - она пытливо посмотрела на Сергея.
- Что тебе странно? – спросил он.
- Странно, что ты сам об этом не догадался. Ведь это же так бросается в глаза.
- И что, ты в этом совершенно уверена?
- Ещё бы нет. Да, что я - у нас все об этом знают. К тому же он этого особо и не скрывает. Недаром мы зовём его… за глаза, конечно… не Олегом Юрьевичем, а Ольгой Юрьевной. Ну, что? Что ты на меня так смотришь? Всё так и есть.
Вообще-то Сергею не нравилось об этом говорить, и он поспешил перевести разговор на другое. Между тем, после такого открытия Лунгин ему и вовсе стал неприятен. Так что он даже старался не смотреть в его сторону.
А тут как-то раз, вскоре после разговора с Еленой, ему совершенно случайно попалась на глаза общая тетрадь Лунгина. Похоже, он её забыл убрать со стола. В учительской никого не было, и Сергей из чистого, можно сказать, любопытства заглянул в эту самую тетрадь. А, заглянув, прямо так и обалдел,  поскольку все её страницы были буквально испещрены эскизами женской одежды. Там у него были изображены платья, костюмы и даже пальто. Причём самых разных фасонов. Здесь же попадались чертежи выкроек. Примерно такие же, Сергей видел у своей матери, в журналах, которые она регулярно выписывала.
Об этой своей находке он как-то поделился с Еленой. Однако та ничуть даже не удивилась. Как выяснилось, об этом увлечении Лунгина знали почти все учителя. Мало того, поговаривали, что он даже и шьёт что-то сам.
- Ты шутишь, - не поверил Сергей. – Что, прямо шьёт?
- Ну, насчёт этого я точно сказать не могу, - уклончиво отвечала Елена. – Но слухи такие ходят.
Так, постепенно Сергей и знакомился, как с жизнью школы, так и некоторыми характерным свойствами своих коллег. В чём, кстати сказать, ему немало помогала Елена, с которой он поддерживал почти приятельские отношения.   
Сам же Тверской в тот период вёл довольно уединённый образ жизни. Что было вполне объяснимо, ибо старые его приятели либо поразъехались, либо он просто потерял с ними всякую связь, а на то, чтобы обзаводиться новыми, у него не было ни времени, ни особого желания. Обычно он до позднего вечера пропадал в школе, а потом много ещё времени уходило на подготовку к следующим занятиям. Иногда, правда, ему всё же удавалось выкраивать время на чтение. Однако, он до такой степени уставал, что начинал задрёмывать уже после первых двух-трёх страниц.
Тогда же он впервые попробовал вести дневник, но занимался этим изредка и пока не слишком охотно. Хотя ему и нравилось описывать заинтересовавшие его события, а также делиться своими впечатлениями по тому или иному поводу. Не безынтересно ему было также записывать кое-какие свои мысли и наблюдения относительно своих коллег и в целом о жизни в школе.
К слову сказать, идея насчёт дневника у него родилась ещё во время службы его на заставе. Но тогда ничего из этого не вышло, а сама мысль об этом в голове всё же как-то сохранилась. 
Но зато сейчас у него, кажется, имелись для этого все предпосылки. И прежде всего это его уединённый образ жизни. Тем не менее, он пока не слишком этим увлёкся. И всё по той же причине – по причине усталости.
А, тем более, что к нему два, а то и три раза в неделю наведывалась Марта. И хотя она отнимала не так уж много времени. Ну, может быть, часа полтора или два, но всё же ему вполне хватало и этого, что сразу после её визита, заснуть мёртвым сном.
Разок-другой к нему заглядывал и Михеич. И, как всегда, не с пустыми руками. С ним было любопытно поболтать, повспоминать о весёлом беззаботном прошлом. Правда, интересно это было лишь до того момента, пока тот не напивался и не начинал нести всякую ахинею. Тогда он становился просто несносен. Обычно в таких случаях Сергей, действуя деликатно, однако, достаточно целеустремлённо, выпроваживал его за дверь. Причём старался это сделать раньше, чем тот успеет окончательно расклеиться и заваливаться на диван. 
Сам же он к выпивке заметно охладел, а о том, чтобы как-нибудь наведаться в ресторан, даже и слышать не хотел. Несмотря на все уговоры своего приятеля Михеича. 


Продолжение: http://proza.ru/2025/05/27/1100