Как поссорились Петр Алексеевич и Алексей Петрович
13 февраля 1718г., когда царевич Алексей Петрович отрекся от своих прав на престол. Это была уже развязка конфликта отца и сына, имевшего длинную предшествующую историю.
Алексей — сын Петра от первой жены Евдокии Лопухиной — почти с младенчества оказался на дальней периферии интересов царя. Как неприятное напоминание о неудачном первом браке, да и вообще обо всей ненавистной Петру «московской жизни», он не мог стать отцу близким человеком. Мальчик, восьми лет от роду отнятый у матери, выросший среди чужих людей, не мог забыть мать. Но Петр запрещал Алексею видеться с Евдокией (старицей Еленой) и, узнав однажды, что царевич, тайно ездил к матери на свидание, был вне себя от гнева.
Причина семейного конфликта связана и с тем, что Петр исходил из педагогической концепции — назначил Алексею содержание, определил учителей и воспитателей, утвердил программу образования и, занятый тысячами срочных дел, успокоился, полагая, что наследник на верном пути. Но, как часто бывает в жизни, давление на личность ребенка порождало притворство, желание найти противовес диктату отца.
Не состоялась и семейная жизнь царевича: по распоряжению Петра в 1711г. Алексей, против своей воли, стал мужем кронпринцессы Шарлотты-Софии. Чуждые друг другу, Алексей и Шарлотта, подобно многим другим династическим парам, были лишь пешками в политической игре. Брак этот был несчастливым. Чужды были Алексею и появившиеся вскоре дети — Наталья, затем Петр, родив которого в 1715г., Шарлотта умерла.
Алексей не организовывал заговор против Петра. Он находился в постоянной «обороне» и вряд ли когда бы перешел в наступление — при жизни отца это было бы самоубийством. Очевидно царевич ждал своего часа, который наступит со смертью отца. Никакой определенной, «реставрационной программы» у царевича не было. Его последняя спутница жизни, крепостная Ефросинья, на допросах показала: «…царевич, говаривал: когда он будет государем и тогда будет жить в Москве, а Питербурх оставит простой город; также и корабли оставит и держать их не будет, а войска-де станет держать только для обороны, а войны ни с кем иметь не хотел, а хотел довольствоваться старым владением…»
Как бы ни были сложны отношения отца и сына, последний смело смотрел вперед, ибо за ним было будущее. То, что царевич был официальным и единственным наследником, придавало ему особую силу ожидания своего часа, позволяло, хотя и скрытно, но все же оппонировать отцу, не опасаясь последствий, — вариантов у царя не было. Но так продолжалось до 1715г., когда в царской семье произошли весьма важные события.
29 октября того же года Екатерина благополучно родила мальчика — цесаревича Петра Петровича. Отвечая 31 октября на письмо Петра, Алексей, явно спеша угадать, упредить желание царя, заявляет, что он отказывается от престола не только из-за того, что чувствует себя неспособным нести бремя власти, но и потому, что у него появился младший брат: «...понеже вижу себя к сему делу неудобна и непотребна, понеже памяти весьма лишен и всеми умными и телесными ослабел и непотребен стал к толи каго народа правлению, где требует человека не такого гнилого, как я. Того ради, наследия Российского по вас не претендую и впредь претендовать не буду, в чем бога свидетеля полагаю на душу мою, и, ради истинного свидетельства, сие пишу своею рукою. Детей моих вручаю в волю вашу, себе же прошу до смерти пропитания».
Простого отказа от престола Петру мало, и через три месяца он направляет сыну «Последнее напоминание еще». В своем «напоминании еще» царь ставит царевича перед выбором: «...так остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом, невозможно, но или отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах: ибо без сего дух мой спокоен быть не может, а особливо, что ныне мало здоров стал. На что, по получении сего, дай немедленно ответ или на письме или самому мне на словах резолюцию. А буде того не учинишь, то я с тобою как с злодеем поступлю».
Алексей согласился и на следующий день ответил отцу: «Желаю монашеского чина и прошу о сем милостивого позволения. Раб ваш и непотребный сын Алексей».
Вскоре Петр уезжает за границу и из Копенгагена пишет 26 августа 1716г. письмо, требуя немедленного решения: либо, ехать в Копенгаген, где русской армией и флотом готовилась высадка на шведское побережье, либо немедленно постричься в монастырь. Петр требует точно сообщить, «куды и в которое время и день. А сего доносителя пришли со окончанием: буде по первому — то когда выедешь из Петербурга; буде же другое, то когда совершишь…»
Столь жесткая позиция Петра сделала положение Алексея безвыходным: 26-летний светский человек, конечно, не хотел идти в монастырь, хоть и вынужден был дать согласие, полагая, очевидно, что это больше угроза, нежели скорая реальность. Но ничего хорошего он не ждал и от предстоящего свидания с отцом — вероятно, оба понимали, что «отменить свой нрав», как требовал отец, Алексей уже не мог.
Алексей решается бежать, скрыться от отца и своей судьбы. Не в силах оказать сопротивления подчиняющему все и вся государственным целям деспотизму Петра, но и не желая отказываться от престола, а тем более идти в монастырь, он решается на страшное для российских подданных преступление — побег за границу, расценивавшийся как государственная измена. Добравшись осенью 1717г. до владений австрийского императора, он просит политическое убежище. Несомненно, побег этот — акт отчаяния, протест человека, оказавшегося в безвыходном положении. Алексея гонит страх, ему не дает покоя мысль, что его партия проиграна, и, отказавшись от монашества, он обрекает себя на тяжкие испытания и, возможно, смерть. Бежав в нейтральную Австрию, он не имел определенного плана на ближайшее будущее, он жаждал отдыха, хотел снять то напряжение, которое владело им после решительных и жестких посланий отца.
Став изгнанником, царевич не был окончательно убежден в правильности своего выбора, его, вероятно, мучили сомнения, чем, собственно, и воспользовался посланный Петром П. А. Толстой, сумевший убедить Алексея вернуться, пока не поздно, повиниться, исправить ошибку.
Толстой сумел подчинить его своей воле, умело сочетая ласковые увещевания с грубыми угрозами. Он обещал Алексею отцовское прощение и в подтверждение предъявил ему письмо царя, который, в частности, писал: «Буде же боишься меня, то я тебя обнадеживаю и обещаю богом и судом е о, что никакого наказания тебе не будет: но лучшую любовь покажу тебе, ежели воли моей послушаешь и возвратишься». Одновременно Толстой грозил царевичу непрерывным преследованием, пугал его русско-австрийской войной. После долгих колебаний царевич решился: «Я поеду к отцу с условием, что назначено было мне жить в деревне, и чтобы Ефросиньи у меня не отнимать». Разумеется, и то и другое было тут же обещано.
Не исключено, что именно Ефросинья, уговорила его «повиниться батюшке». Ефросинья, тотчас попавшая в путы Толстого, оказалась, в сущности, единственным человеком из окружения царевича, кто не подвергся пыткам и вышел сухим из воды, замутненной кровью десятков людей.
3 февраля 1718г. царевич был привезен в Москву, в Кремль, где и состоялось отречения наследника от престола. Есть два источника, которые передают это событие. Первый документ — это письмо-отчёт обер-фискала А.Нестерова Меншикову, остававшемуся в Петербурге, а второй — письмо Алексея Ефросинье, написанное сразу же после церемонии.
Нестеров, в частности, сообщал: «Царевич вчерашнего числа по утру в 9 часу пришел к Москве: царское величество дожидался в Ответной палате, тут же были собраны духовные особы, также министры и сенаторы. …Тогда его высочество изволил прибыть в ту же Ответную палату и при его высочестве Петр Андреевич; пришёл прямо к своему родителю, всемилостивейшему государю, заплакав, повалился в ноги и просил прощения… Его величество повелел встать и изволил объявлять свою родительскую милость, в каком содержании его имел и как обучал к тому, чтоб быть наследником, но его высочество то презрел и не хотел того внятно обучаться... На отповеди оправдательной никакой его высочество говорить не мог, только просил прощения и живот, а наследия не желает… Вскоре после сего повелел читать манифест... А как оный прочли громко, чтоб все слышали, тогда его величество изволил сказать, что прощаю, а наследия лишаю и потом тотчас его величество купно и с его высочеством и прочие как духовные особы, как и министры и всех чинов люди, пошли в соборную церковь, пред святым евангелием его высочество учинил присягу и, присягнув, подписался, что наследия не желает, а уступил брату своему его высочеству государю царевичу Петру Петровичу, а потом присягали же все духовные, и министры, и прочие всех чинов люди, и подписались...»
Не суждено было Алексею и Ефросинье уединиться в деревенской тиши, да и вообще это была пустая мечта, навеянная относительно милостивым приёмом, который оказал непутевому сыну царь, весьма довольный прекращением грандиозного международного скандала с непредсказуемыми последствиями. Обрадованный хорошим приемом, Алексей не заметил явственного рокота приближающейся державной грозы.
Державная гроза приближалась — нужно знать Петра: даже если предположить, что он искренне, как отец, простил блудного сына, то, как государь, он должен был довести до конца дело об изменнике Алексее Петровиче, а, как известно, в России не бывает дел об измене без сообщников.
Слишком откровенно было стремление следователей обнаружить заговор и поставить во главе него Алексея. Кровавое дело Алексея, потрясшее тогдашнее общество, как раньше кровавые стрелецкие казни, должно было парализовать способность оппозиции к сопротивлению реформам и лично царю.
Вместе с тем Петр, как трезвый политик, отчетливо понимал, что даже публичное отречение Алексея ничего не решает и не гарантирует сохранение за сыном Екатерины престола. И хотя знать и другие подданные и присягнули на верность Петру Петровичу, Петр видел, что многие с этим в душе не согласны, а некоторые даже прямо отказываются признать законность такого акта.
Розыск по делу государственного преступника царевича Алексея отличался особой суровостью, и пытки подследственных в первой половине 1718г. шли непрерывно. В застенок была привезена и старица Елена (Евдокия Лопухина), признавшаяся в том, что поддерживала преступную переписку с сыном. Пыточного станка не миновал и сам царевич, причем, не исключено, что допросами под пыткой занимался сам царь. Летом 1718г. началось дело по доносу на нескольких слуг, которые рассказывали, что им известно, как Петр в мызе неподалеку от Петергофа пытал царевича.
Сообщения о том, что царевича пытает сам отец, производили гнетущее впечатление на людей, прикоснувшихся к этой тайне. Одна из свидетельниц рассказала: «Когда Андрей Порошилов приехал из мызы государя-царевича домой, ввечеру, в комнате сидя, плакал, а она, Ирина, спрашивала Андрея, для чего он плакал, он ответил: „Государь в мызе сына своего царевича пытал"».
Летом 1718г. следствие по делу Алексея в основном закончилось, и 24 июня Верховный суд, состоявший из высших военных и гражданских чинов, единогласно приговорил сына царя к смертной казни по обвинению в заговоре и попытке захвата престола.
Через день после вынесения приговора, 26 июня, царевич, содержавшийся в Трубецком раскате Петропавловской крепости, неожиданно умер. Как умер царевич Алексей, мы не узнаем никогда. Ганноверский резидент Вебер сообщал, что с царевичем, узнавшим о приговоре, случился апоплексический удар. Австрийский резидент Плейер в одном донесении повторяет это, но в другом сообщает, что ходят слухи о смерти царевича от меча или топора. Голландский резидент де Би писал своему правительству, что Алексей умер «от растворения жил». Н.Устрялов, считает, что царевич умер, не выдержав пыток, которым его подвергали даже в день объявления приговора.
Нельзя не сказать и еще об одном документе — письме гвардии капитана А.Румянцева некоему Д.Титову о казни царевича. Письмо дошло до нас в копиях. Суть его содержанию сводится к тому, что сам царь Петр, в роковую ночь после оглашения приговора царевичу, обратился к автору письма и бывших с ним, - А.Меншикову, канцлеру Г.Головкину, тайному советнику П.Толстому, указав им пойти к Алексею, и «казните его смертию, яко же подобает казнити изменников государю и отечеству», ибо он не желает всенародной казни, а хочет, чтобы она свершилась тихо, якобы тот умер естественно. Далее вышеперечисленные вернулись в Петропавловскую крепость, под надуманным предлогом отослали присутствующих из обслуги царевича и солдат. Пройдя в камеру, они сообщили царевичу о намерении исполнить приговор, повалили на кровать и задушили подушками, после чего уложили в постели, как будто он спит…
Документ, хоть и подвергается рядом историков сомнению в его достоверности и подлинности, но во многом объясняет все неясности о смерти Алексея.
Смерть царевича породила волну слухов и пересудов. Один из несчастных «клиентов» Тайной канцелярии под пыткой сказал: «А что и государя весь народ бранит, и то он говорил, а слышал на Обжорном рынке, стояли в куче неведомо кто, всякие люди, и меж собой переговаривали про кончину царевича, и в том разговоре его, государя, бранили и говорили, и весь народ его, государя, за царевича бранит». Другой подследственный показал на своего товарища, будто тот говорил, «что когда государя-царевича не стало и в то время государь на радости вырядил в флаги фрегат и вышел перед Летний дворец».
Август 2022г.
Свидетельство о публикации №225052601188