Как я не заслужил подарок

Весна, шестой класс подошёл к концу. Я, понурив голову, медленно плетусь домой. Руки крепко сжимают лямки рюкзака. Впервые совершенно нет радости от тёплого солнышка, щебетания птиц и окончания учебного года. Иногда я отрываю взгляд от асфальта, но лишь для того, чтобы с завистью посмотреть на других, радостных школьников, которые попадаются мне на пути. Их беготня, вопли, смех мне чужды, словно мы с разных планет. В тяжёлые моменты стресса, беды, горя я закрываюсь в себе и остаюсь наедине со своими демонами, будто в пузыре, вне которого кипит безразличная жизнь. Не то чтобы это происходит намеренно — просто такой у меня характер: могу выглядеть совершенно безразличным к каким-либо событиям, а внутри бурлить.

За спиной, в такт шагам, подпрыгивает рюкзак. В нём лежит бумажка, которая обладает огромной силой. Ненавистный табель. До шестого класса я старался, и оценки ниже восьми баллов считал неприемлемыми. Собственно говоря, так считал мой отец — а значит, и я.

Уже в первом полугодии оценки упали, но не так чтобы сильно. И вместо того чтобы взяться за ум и выправить ситуацию, я пустился, что называется, «во все тяжкие». В том классе я закурил, начал прогуливать уроки и по большей части перестал выполнять домашние задания. Не знаю, как и почему так вышло, что во мне изменилось, какое событие предшествовало этим изменениям и было ли это событие вообще. Наверное, пресловутый переходный возраст. Помню лишь, что моим «партнёром» по всем этим выходкам был одноклассник, на тот момент лучший друг, Костя Якимчук, и мы получали кучу удовольствия от наших проделок. Я сменил свой статус с хорошиста на раздолбая и, хочется верить, остаюсь таковым по сей день — больше всего я боюсь стать вечно недовольным, скучным нытиком, живущим по выдуманным правилам. Мне кажется, что таких «тридцати—сорокалетних стариков» очень много. Мне их жаль. Особенно тех, кого помнишь совершенно другими. Но это — другая и сложная тема, точно не этого текста и, скорее всего, не моего ума.

Я впервые в жизни нёс такой слабенький табель домой. Пара шестёрок, пятёрка и ничего выше единственной восьмёрки. Через пару лет я бы радовался такому раскладу — тогда же это был полный провал. Но пугали не оценки и не возможное наказание. Дело было в другом.

За несколько недель до получения табеля мы с папой куда-то ехали, и он, сосредоточенно управляя автомобилем, как бы не взначай проговорился, что за хорошую учёбу меня ждёт подарок. Да не какая-нибудь мелочь, а приставка Sony PlayStation. Я помню, как окаменело моё лицо и зашевелились волосы на затылке, ведь свои оценки я плюс-минус знал и понимал, что менять что-либо было поздно. Я вжался в сиденье и сделал вид, что не расслышал. Отец не стал развивать эту тему, и разговор перешёл в другое русло, но сосредоточиться я уже не мог. Было не сильно страшно — просто на душе стало как-то мерзко. Как же я подвёл отца! Он рассчитывал на обычные хорошие оценки, а ожидал его весьма неприятный сюрприз. И пусть я тайно мечтал об этой приставке — радости от скорого обладания ею не испытывал.

Я шёл не спеша через парк, мимо «Сакты», памятника Свободы, «Макдональдса» к улице Рихарда Вагнера, на которой жил. Всю дорогу перед глазами стояли оценки и моменты, когда особенно ленился. «Почему, ну почему я не учился как следует?» — запоздало пульсировало в голове. Я понимал, что, скорее всего, приставка от меня никуда не денется. Правда, какова цена незаслуженного подарка? Какое право я имею в неё играть с такими-то провальными оценками? А может, отец и вовсе сдаст её обратно в магазин? Ну и поделом мне.

Дома никого не оказалось. Только в гостиной стояла новенькая, подключённая к телевизору PlayStation, готовая к использованию. Проигнорировав это чудо инженерной мысли, я зашёл в свою комнату, достал табель — вдруг он чуть лучше, чем мне показалось на первый взгляд, и я зря себя накручиваю. Красивые, чёткие, прямые — словно солдаты из кино — оценки вписанные нашей классной руководительницей  Еленой Петровной, не допускали двойного толкования — всё плохо. Я рухнул на кровать лицом в подушку. Помню, как жалел себя и винил весь мир в неудачах. Приятное, хоть и вредное занятие — я частенько грешил этим в юности. А ещё мучился от ожидания. Что может быть хуже ожидания наказания? Ну, есть, конечно, вещи и пострашнее — но не в том возрасте и ситуации.

Отец пришёл домой часа через полтора, когда я совершенно извёлся от неизвестности. Уселся в кресло и практически сразу спросил табель. Молча посмотрел в него, так же молча вернул, закурил трубку и вернулся к прочтению газеты. Аудиенция была закончена. Наказания не последовало — но оно было и не нужно, чувствовал я себя паршиво. Закрылся в своей комнате — было стыдно попадаться отцу на глаза. И очень хотелось поиграть в новую приставку. Часа через два желание опробовать новую игрушку перевесило все остальные чувства, и я робко спросил у отца разрешения. К моему удивлению, он сказал что-то вроде: «Давно уже мог играть, не пойму, чего ты там затихарился в своей комнате». Я был счастлив. Все мысли о том, что я бестолковый сын и недостоин такого подарка, тут же испарились. На следующие несколько лет приставка стала моим лучшим развлечением. Намного позже я понял, что это был его способ сказать, что он меня любит — по-своему. Папа не очень-то умел выражать любовь словами. Он просто делал, часто - не жалея себя.

Падение оценок продолжилось и остановилось где-то в районе пяти—шести баллов по большинству предметов, с редкими семёрками и ещё более редкими восьмёрками. Впрочем, за последующие плохие табели мне приходилось держать ответ — но это совсем другая история.