Математический удар часть 3 том 2

  А.В. Ярошенко








МАТЕМАТИЧЕСКИЙ УДАР

(фантастический роман)

В трёх частях

Часть 3 том 2














Санкт-Петербург
2025 г.








































Аннотация к третьей части

В третьей части романа повествование снова возвращает нас к Александру Ивановичу Кузнецову и его жене – Марине. Здесь сюжет сложно переплетается между двумя крупными событиями:
1 - войной разведок и контрразведок за обладание таким документом как – описание стратегии Бесконтактной информационной войны седьмого поколения и её автором – А.И. Кузнецовым;
2 - военным противоборством между новейшей дизель-электрической подводной лодкой «Ада» и её Генеральным конструктором со всем крупным современным флотом противника.
В мыслях и делах главных героев раскрывается их человеческая сущность, мотивы их поступков и профессионализм.



























Часть №3
Военная стратегия или
история одного
Генерального конструктора

Том №2
Мировое имя

Эпиграф к 3 части тому 2
«Самое главное оружие подводной лодки – это её скрытность. Если она потеряла свою скрытность, то подводная лодка превращается в нелепицу».

 
Герой Советского Союза, вице-адмирал Евгений Дмитриевич Чернов 1930;2016 – командующий 1-ой флотилией ПЛ СФ



3.2.1 «Ада» – любовь моя

Впервые в жизни выдержанный, железный, прагматичный, насквозь циничный контр-адмирал Ральф Клиффорд – растерялся. Ему на континент только что позвонил его тайный агент с «Острова исчезнувших» и сообщил, что бежала чета Кузнецовых.
Комендант объявил по острову боевую тревогу. И это все новости на данный момент. И трусливая мысль сразу возникла в голове Клиффорда:
- «Если это правда, и они достигнут своих, то конец мне и Скотту. – Президент нам этого не простит».
Но он уже успел взять себя в руки и дождаться доклада коменданта и Тони. Ещё была маленькая надежда, что агент что-то напутал. Но через минуту ему позвонил комендант острова:
- «Сэр, Кузнецовы бежали на аэростате. Они оторвались от привязи, а Дика выбросили из корзины. Правда, позволили ему надеть парашют. Его выловил фрегат, охраняющий южный сектор острова».
- «Но он же был вооружён».
- «Сэр, они сумели отобрать у него оружие».
- «О! Чёрт!» – непроизвольно вырвалось у Клиффорда. Но он тут же снова взял себя в руки и стал давать распоряжения, которые ему, находясь на континенте, казались правильными:
- «Немедленно сбивайте аэростат артиллерией, а Кузнецова снова на остров!»
- «Сэр, у нас сейчас здесь сезон дождей, а аэростат ушёл за грозовые тучи. Его элементарно не видно».
- «О! Дьявол!» – опять вырвалось у Клиффорда. Но он сразу нашел, что предложить коменданту:
- «Тогда следите за ними при помощи локатора и пошлите за ними палубный вертолёт, чтобы он их сбил!»
- «Сэр, это невозможно. Сейчас у нас над океаном сильный шторм, погода не лётная. Фрегат качает как маятник. Как только крепления вертолёта будут отданы, он сразу свалится за борт, не успев взлететь».
Страшная картина краха его операции с Кузнецовым стала постепенно вырисовываться в голове Клиффорда. А в этот момент комендант острова продолжал его «добивать» своим докладом:
- «Сэр, но беда даже не в этом. Аэростат пропал с экранов локаторов всех четырёх фрегатов – мешают электрические заряды грозовых туч».
И только сейчас Клиффорд окончательно осознал, как этот «Чёртов плевок» ловко обвёл его вокруг пальца.
- «Так …», – протянул Клиффорд, мысленно проникаясь уважением к изобретательности Кузнецова: «А где сейчас полковник Кэмпбелл?»
- «Спит».
- «Так … . Ладно, … продолжайте свои попытки засечь их всеми вашими локаторами, а я сейчас через генерала Скотта буду выходить на командующего четырнадцатым военно-морским округом. Будем искать их всем флотом Тихого океана. … Да, … и еще, … насколько времени у них хватит газа в баллоне?»
- «Минимум недели на две, но может и чуть больше. Всё будет зависеть от того, как они будут его расходовать».
- «Ладно, … понял, … продолжайте сканировать небо».
- «Есть, сэр», – и они прервали связь.
Жуткая злость охватила Клиффорда на Тони:
- «Какого чёрта я держал его на этой должности! … Всё доверял ему за его былые заслуги. Ведь мы с Клер уже давно поняли, что он не тянет на неё. … Да, сам виноват», – подумал Клиффорд, после чего позвонил на остров и предупредил Тони, что он будет снят с должности.
Но терять время было нельзя. Дорога была каждая секунда, так как аэростат где-то там всё дальше и дальше удалялся от острова, и он тут же позвонил председателю Объединённого комитета начальников штабов ВС СПА генералу армии Роджеру Скотту. … Трубку снял дежурный адъютант:
- «Говорит начальник внешней разведки контр-адмирал Клиффорд, мне срочно нужен генерал Скотт».
- «У шефа сейчас совещание. Он не может».
- «Передайте ему, что у меня сверх срочное сообщение. Нужна его немедленная реакция».
- «Хорошо», – лениво и как-то безразлично ответил ему адъюнкт. Это Клиффорда просто взбесило. Но, тем не менее, адъютант начал делать своё дело, вызвав шефа по селектору:
- «Господин генерал, мне только что позвонил контр-адмирал Клиффорд, говорит, что у него очень срочное для Вас сообщение».
- «Пусть подождёт. Я занят».
- «Есть сэр, но он сказал, что у него для Вас сверх срочное сообщение и, что нужна ваша немедленная реакция. Что ему ответить?» – Скотт несколько секунд думал:
- «… Ну, ладно, соедините меня с ним».
- «Есть сэр», – и генерал Скотт услышал в трубке голос Клиффорда:
- «Сэр, Кузнецовы бежали с острова …».
- «Что???!!!» – Скотт аж поперхнулся и похолодел. Он мгновенно представил себя перед Президентом, и как тот глянет на него, ожидая объяснений о том, что он творит за его спиной. Мгновенно ему стало жутко. Не выпуская телефонную трубку из правой руки, он левой рукой махнул собравшимся у него генералам, чтобы они ушли, – не до них. Но и Скотт тоже быстро овладел собой:
- «Как это случилось, и какие меры Вы приняли?!» – жёстко спросил Клиффорда Скотт, при этом он достал из кармана носовой платок и стал им вытирать мелкие капельки пота со лба – теперь его бросило в жар.
Клиффорд объяснил ему всё, что сам знал на данный момент. Последней его фразой было:
- «Сэр, нужно немедленно задействовать все силы четырнадцатого военно-морского округа. Нужно сканировать локаторами всё небо Тихого океана. У них всё равно недели через две закончится газ, и они выйдут из-за туч. Тут мы их и схватим. … Ведь если они …», – хотел продолжить Клиффорд, но Скотт его грубо оборвал:
- «Не надо меня учить, Клиффорд, что тогда будет, лучше бы как следует наладили организацию службы на вашем острове», – и, не прощаясь, зло швырнул трубку телефона на рычаги.
Страх ответа за содеянное и злоба перемешались в его душе, мысли лихорадочно скакали:
- «Слюнтяй! Мальчишка! … А Президент тоже хорош, … – ставит на такую должность человека, не посоветовавшись со мной. … Я думал, что он наведёт в разведке порядок. А он оказался хуже Брауна. … Ладно, хватит о нём, надо действовать», – и он тут же приказал адъютанту соединить его с Главнокомандующим ВМС адмиралом Кингом:
- «Здравствуй, Жорж».
- «Добрый день, сэр, что случилось?» – вежливо ответил ему адмирал Кинг.
- «Понимаешь, Жорж, у этого болвана Клиффорда с его острова сбежали два очень опасных преступника. Сбежали они на аэростате. Где они сейчас – неизвестно. Локаторы их не берут, так как там сейчас сезон дождей и всё небо в грозовых тучах. … Но их надо найти любой ценой! Задействуй все береговые радиолокационные станции, как с континента, так и с островов, выведи в море все корабли, сканируй небо. Подыми в воздух всю авиацию флота, – но их найди! Газ у их аэростата ориентировочно закончится недели через две».
- «Сэр, сейчас над Тихим океаном нелётная погода. Молнии могут ударить в самолёты и от них тогда ничего не останется. А всё остальное я выполню».
- «Хорошо, Жорж. Действуй. О результатах поиска докладывай мне каждый день утром и вечером. … И помни, Жорж – любой ценой!»
- «Сэр, я всё понял, разрешите выполнять?»
- «Да, Жорж. Я на тебя надеюсь», – и они прервали связь.
Но адмирал Кинг был опытный аппаратчик и сразу понял всё. Более полугода назад все газеты мира пестрели сообщениями о таинственном исчезновении в Русландии четы Кузнецовых. Одни газеты говорили, что они утонули, купаясь. Но, правда, их тела не нашли. Другие – прямо называли, что их похитили, но без улик боялись назвать страну-похитительницу. Поэтому Кинг сразу понял, что у Клиффорда из его хозяйства сбежала чета Кузнецовых. И сейчас Скотт с Клиффордом пытаются замести следы, так как Скотт чуть ли не умалял его найти беглецов. Кинг слегка усмехнулся, а про себя подумал:
- «И чего это Роджер (имеется в виду генерал армии Скотт – прим. автора) связался с этой шпаной из разведки? Ищет себе приключений на одно место», – но делать было нечего, выполнять приказание старшего начальника он был обязан. И адмирал Кинг позвонил командующему четырнадцатым военно-морским округом, зоной ответственности которого был весь Тихий океан с прилегающими к нему морями, островами и проливами – вице-адмиралу Морицу Петке. Он поставил ему задачу и сказал, чтобы он напрямую держал связь с начальником внешней разведки контр-адмиралом Клифордом, который может объяснить ему все детали их побега и назвать координаты острова.
Командующий четырнадцатым военно-морским округом по национальности был поляк, то есть – славянин и, следовательно, не обладал англо-саксонской изворотливостью, поэтому у него хватило ума прямо по телефону переспросить Кинга:
- «Сэр, что, у Клиффорда сбежала чета Кузнецовых?» – от этого вопроса Кинга аж дёрнуло:
- «Ты о чём, идиот, меня спрашиваешь по телефону?! Держи свой язык за зубами и за подчинёнными смотри, чтобы и они его не распускали. А если дойдёт дело до прессы, и они что-то пронюхают, то сам будешь отвечать. Я тебе такое не говорил. Хорошо меня понял?!»
- «Да, сэр».
- «И докладывать о результатах поиска ты мне будешь сразу после подъёма флага – утром и вечером – поле его спуска».
- «Понял, сэр. Разрешите окончить связь?»
- «Удачи тебе, Мориц».
- «Спасибо, сэр», – и они прервали связь.
В течении следующей недели все корабли первой линии (то есть готовые немедленно выйти в море – прим. автора) четырнадцатого военно-морского округа ВМС СПА вышли в Тихий океан. Каждому из них был нарезан свой район поиска, исходя из ТТД (тактико-технических данных) имеющихся у них на вооружении РЛС (радиолокационная станция). Сам флот был огромный, но часть его кораблей ремонтировалась, стояли в доках. Или проходили модернизацию на судостроительных заводах. Поэтому в океан вышли только корабли первой линии, это 10 атомных подводных лодок, из них 3 стратегические и 7 многоцелевых (дизельных подводных лодок у ВМС СПА не было – прим. автора), 3 авианосца, 5 вертолётоносцев ПЛО (противолодочная оборона), 12 фрегатов типа «Декандерог», 30 корветов типа «Декейтер». Десантные корабли адмирал Петке решил в океан не выводить, так как у них были совсем маломощные РЛС, которые, в основном, они использовали для безопасности собственной навигации. Но главным средством сканирования неба Тихого океана были, конечно, мощные береговые РЛС, расположенные на различных островах, на берегу метрополии и заграничных базах ВМС СПА. Однако, всё это вместе взятое было каплей в море, по сравнению с гигантским воздушным пространством Тихого океана. Адмиралы Петке и Кинг прекрасно это понимали. Но приказ есть приказ, и они его добросовестно выполняли. И каждый день утром и вечером Петке докладывал Кингу, что ничего не обнаружено, а Кинг, в свою очередь, – Скотту. Так продолжалось две недели. Результатов – никаких. Адмиралы к этому делу относились равнодушно, а Клиффорд и Скотт сильно нервничали. Вот, вот у аэростата должен был закончиться запас газа и, ожидалось, что он где-то обязательно покажется из-за туч. Нервы у Клиффорда и Скотта были на пределе. Им мерещился крупный международный скандал, где главными виновниками будут они, и пощады от Президента им ждать не придётся. Скотт постоянно теребил Кинга, но тот только разводил руками – мол, делаем всё что можем, но пока ничего не обнаружили.
……………………………………………………………………………...
По истечению двухнедельного путешествия на аэростате, состояние Александра и Марины было ужасно. Два дня назад Марина съела последний бутерброд. От голода у неё сильно болело сердце. Александр уже больше недели ничего не ел, отдав все бутерброды Марине. Из питья у них осталось только пол пакета вишнёвого сока. От постоянного холода им пить хотелось не часто, и до последнего времени жажда их особенно не мучила. Но вот сока у них осталось всего пол пакета! Они почти не двигались, чтобы сохранить естественное тепло тела, благо оно было хорошо утеплено стараниями полковника Кэмпбелла. Последние два дня Александр позволял себе только один глоток сока в день, и то, только чтобы не потерять сознание от мучавшей его жажды. Марина молча лежала на их импровизированной постели и не издавала никаких звуков, только изредка моргала ресницами глаз. Дежурить у горелки аэростата, чтобы дать поспать мужу, она уже не могла. Александр дежурил у неё бессменно. Временами он задрёмывал, но тут же снова просыпался и смотрел вниз. Надо было лететь точно над грозовыми тучами, что он и делал, регулируя подачу газа в факел горелки. Они решили лететь до конца, сколько хватит газа, чтобы как можно дальше уйти от ненавистного острова. Им казалось, что это прибавит шансы на успех побега. Они приняли своё решение и исполняли его до конца. В их головах сидела только эта идея и больше они уже ни о чём не думали.
Но вот, неожиданно, настал тот момент, который они с Мариной уже несколько последних дней ожидали. Для удержания аэростата на одной высоте Александр до упора отвернул «на открытие» клапан подачи газа в горелку. Увеличить факел горелки больше, уже было нельзя. Через некоторое время факел огня в горелке стал уменьшаться, и аэростат стал медленно опускаться. Куда он опустится? – На воду, в пасть к акулам, или на какую-то землю? – Они не знали. Наступил их решительный час.
- «Саша», – чуть слышно позвала его Марина: «если на нас нападут акулы, то пристрели меня. Я не хочу такой смерти».
- «Будем надеяться, Марина. Что всё будет хорошо. Ещё ничего не ясно», – как мог успокоил её Александр.
Да, смерть в пасти акулы ужасна. Какое-то время он может ещё отстреливаться, но что потом? … Он решил об этом не думать. Что будет – того не миновать. …
Вскоре солнце для них погасло – они спустились в грозовую тучу, стало сыро, везде выступили капельки воды, но разрывов молнии в ней не было. Но это уже была не туча, а рваное облако, через которое тускло просвечивало солнце. Ветра совсем не было. Александр глянул вниз – они опускались на воду!
- «Это всё! Конец! Акулы! … Но им не дадимся живыми. Застрелю Марину. А потом застрелюсь сам. … Только бы хватило решимости!» – пронеслось у него в мозгу.

 

Вокруг спускающегося аэростата стояла лёгкая дымка, Александр даже увидел отражение аэростата в кристально чистой воде. И в этот напряжённый момент неожиданно налетел лёгкий ветерок, сдул дымку, и Александр ясно увидел совсем рядом берег!
- «Марина! Я вижу берег! Он совсем рядом!», – бурная радость охватила всё сознание Александра. Ещё минуту назад он планировал застрелить Марину и застрелится самому, а тут открылся берег, а значит, они будут жить! От такого контраста смены настроения можно было сойти с ума! – Они шли по лезвию бритвы!
- «О … о … о», – и Марина просто улыбнулась. У неё уже не было сил на эмоции.
Берег был большой длинный. Это был либо большой остров, либо континент. Всё на нём заросло густым тропическим лесом. Они опускались в центре какой-то бухточки. В этой бухточке Александр заметил небольшую рыбацкую лодку с косым парусом, в ней сидело два человека. Увидев падающий с неба аэростат, они стали подплывать к нему ближе.
- «Марина! Мы спасены! К нам плывёт рыбацкая лодка!»
- «О, … милый», – только и прошептала Марина, её потрескавшиеся губы пытались улыбнуться.
Лодка подплыла к ним совсем близко и два человека, явно туземного вида стали с интересом смотреть на опускающийся аэростат. Один из них был молодой, другой – старый. От радости Александр с Мариной даже не заметили тропическую жару. Надо было раздеваться, но сил не было.
Ещё мгновение и корзина аэростата коснулась воды. Александр сразу прикрутил подачу газа в горелку, чтобы не спалить купол аэростата. Но под тяжестью железного газового баллона, горелки и двух людей, корзина сразу стала погружаться в воду. А громадный купол аэростата, сшитый из дорогой южнокорейской ткани – тафта стал медленно складываться и падать в воду. Для бедных местных рыбаков это было целое состояние. Но первое, что сделали два местных рыбака, это втащили в лодку Марину и Александра. Они были почти без сил и только блаженно улыбались. Рыбаки говорили между собой на каком-то местном языке, но Александр сказал им по-английски:
- «We are Russia land» (Мы русландцы – пер. с англ.).
- «Ou! Russia land! Russia land!» – затараторили рыбаки по-английски.
- «Where are we?» (Где мы – пер. с англ.) – опять спросил их по-английски Александр.
- «In Indonesia state» (В Индонезии – пер. с англ.).
- «Well. We are have drink» (Хорошо. Мы хотим пить – пер. с англ.).
- «Ou! Yes! Yes!» (О! Да! Да! – пер. с англ.).
Индонезийский мальчик сразу спустился в небольшую каюту и вышел оттуда, держа в руках небольшую пластмассовую канистрочку с водой и кружку.
- «Thanks» (Спасибо – пер. с англ.) – сказал по-английски Александр и осторожно, как большую драгоценность взял в руки эту канистрочку, отвинтил крышку, налил полную кружку воды и подал её Марине.
Вся промокшая, Марина лежала не дне лодки и молчала. Александр знал, что у неё сейчас очень болит сердце. Он преподнёс ей кружку воды. Марина приподняла голову и стала пить. Александр держал ей кружку. Она выпила её всю.
- «Хочешь ещё?» – предложил ей Александр.
- «Теперь выпей ты, а потом опять дашь мне».
Александр так и сделал, а потом опять налил кружку Марине. Туземный мальчик с интересом смотрел на этих непонятных пришельцев с неба, а старик, тем временем, методично доставал из воды схлопнувшийся купол аэростата, предварительно перерезав ножом все его стропы. При этом его корзина, со всем хозяйством, сразу утонула.
Когда Александр и Марина вдоволь напились воды, то Кузнецов показал рукой на рот и сказал:
- «Eat, eat, eat» (Есть, есть, есть – пер. с англ.).
Мальчик опять понимающе кивнул головой, – он хорошо понимал по-английски. Он снова скрылся в каюте и быстро вышел оттуда с двумя кусками белого хлеба, на каждый из которых он положил хороший кусок сыра. Один бутерброд он отдал Марине, другой – Александру. Они его быстро съели. Есть больше сразу после голодовки было нельзя. К этому времени старик затащил в лодку, которую они с мальчиком называли – джукунг (лодка по-индонезийски – прим. автора), весь купол аэростата. Старик был доволен – такое богатство! Ведь из этой материи можно сшить массу парусов, которые он намеревался продавать. Потом Александр показал рукой на Марину, на своё сердце и по-английски сказал:
- «My wife is ill» (Моя жена больна – пер. с англ.).
Туземцы понимающе закивали головами, что-то заговорили на своём индонезийском языке, развернули свой джукунг и быстро поплыли к берегу. По пути к берегу состоялось их первое знакомство. Это были дед и внук. Оба они были очень маленькие высохшие и очень загорелые, но не негры. Лица у них были скуластые, широконосые с узкими щелочками для глаз и очень большим ртом, из которого виднелись здоровые белые зубы. Мальчик был черноволос, как и все индонезийцы, а дед уже был седой. Одеты они были очень просто, в простую светлую холщёвую рубаху и такие же штаны. Деда звали – Кусума, а мальчика – Ади. Александр и Марина тоже назвали свои имена. Отец мальчика был рыбак, но погиб в море. Брат отца, то есть его дядя, оказывается врач, закончил русландский медицинский институт. Его звали – Гунтур и он очень хорошо говорит по-русски. У него в ближайшем городишке Бангил своя клиника. Он лечит всех бедняков. Ади сказал, что они сейчас поместят их в свою рыбацкую хижину, стоящую в джунглях, а он побежит в этот городишко к своему дяде. Так же Ади сказал, что его дядя очень любит русландцев и поэтому он сразу приедет к ним на своём мотоцикле и окажет необходимую медицинскую помощь мисс Марине. И ещё Ади сказал, что они находятся на острове Ява в пригороде крупного индонезийского города Суробая на берегу Яванского моря.
Вскоре они пристали к самодельному полусгнившему деревянному пирсу. Там их ждала мать Ади – Батари. Дед Кусума вместе с Александром помогли Марине встать на ноги и с трудом вытащили её на пирс. Она еле передвигала ноги, но, поддерживаемая с двух сторон мужчинами, пошла. Их хижина стояла в километре от пирса. Для Марины это было очень большое расстояние, но идти было надо. На ходу дед с внуком рассказали Батари о том, что с ними приключилось в море и какое богатство они с собой привезли. Потом дед велел внуку бежать в городишко Бангил за дядей, а сам он вместе с Александром продолжал вести Марину. Где-то через пол часа хода по узкой тропинке в джунглях они, наконец, довели Марину до рыбацкой хижины. Конечно, по пути они не замечали небывалой удивительной дикой первозданной красоты тропических джунглей – буйство гигантских папоротников, пальм и заросшие густым мхом стволы деревьев, – им было не до этого.
Хижина была дощатая, заплесневелая и очень бедная. Стояла она на самом берегу небольшой тропической речушки. Рядом проходила грунтовая дорога до городишка Бангил, куда и побежал Ади. В хижине было всего два помещения: спальня и кухня. На кухне было два окна. В спальне окон не было. В хижине был полумрак, пахло откровенной сыростью.
 Марину положили на длинную деревянную скамью в спальне. Мужчины вышли. Батари её полностью раздела, обтёрла тело полотенцем и дала чистую сухую простую холщёвую рубаху и штаны. Потом, то же самое произошло и на кухне. Александр разделся догола, обтёрся данным ему дедом Кусумой полотенцем и получил сухую стиранную холщовую рубашку и штаны.
Марина и Александр по-английски сказали хозяевам хижины, что их одежда им больше не нужна. Они её могут постирать, высушить и взять себе. А это были дублёнки, шапки, джинсовые брюки и куртки, а также толстое нательное шерстяное верблюжье бельё. Хозяева были очень рады. Такое богатство им даже и не снилось. Потом из этой широкой лавки Марине сделали кровать. Вместо матраса и подушки положили какое-то тряпьё, а вместо одеяла – застиранную простынь. Ей надо было лежать. Затем пришельцев с неба ещё чуть-чуть покормили, – больше было нельзя. К вечеру из городишка Бангил на своём мотоцикле приехал доктор Гунтур вместе с Ади. Осмотрев Марину, он покачал головой и сказал, что у неё предынфарктное состояние. Самое главное для неё лекарство, это постельный режим, покой и хорошее питание. Он сделал ей общеукрепляющий укол и оставил коробочку с нитроглицерином:
- «Это на крайний случай», – сказал доктор Гунтур: «а так пусть принимает три раза в день по тридцать капель корвалола», – склянку с корвалолом он тоже оставил.
Потом у Александра состоялся очень важный разговор с доктором в присутствии рядом лежащей Марины. Разговор был на русском языке, так как доктор его знал в совершенстве:
- «Скажите, доктор, есть ли в Суробая консульство Русландской федерации?»
- «Да, есть».
 
Джунгли
 
Хижина деда Кусумы

- «Тогда я Вас очень попрошу, как можно быстрее сообщить консулу, что я – контр-адмирал Кузнецов Александр Иванович вместе с женой бежал из плена в СПА. Они нас силой похитили и держали на одном из секретных островов в Тихом океане. Просим вернуть нас на Родину».
Когда доктор Гунтур узнал, что перед ним тот самый знаменитый на весь мир русландский адмирал Кузнецов, который когда-то нанёс по СПА такой мощный математический удар, а всё простое население Индонезии страшно их ненавидело, – то от удивления он остолбенел. У него широко раскрылись глаза, всё лицо его мгновенно преобразилось и стало выражать только одно – бесконечный восторг. Руки он прижал к груди и низко поклонился Александру. От такого неожиданного почтения Александр был смущён. Потом доктор что-то на местном языке сказал своим родственникам, после чего они втроём: дед Кусума, Ади и его мать Батари упали на колени, ударились лбом о дощатый пол хижины и забили кулаками по нему, тем самым по местному обычаю этим выражали своё величайшее почтение. С этого момента он для них стал чем-то вроде Бога.
После первых восторгов доктор Гунтур сказал, что сейчас уже поздно, так как наступила тропическая ночь. Из-за сезона дождей всё небо было в облаках, поэтому ни звёзд, ни Луны на небе не было видно, и все джунгли погрузились в непроглядную темень. Только крики обезьян доносились из их чащобы. А завтра утром, как только забрезжит рассвет, он вместе с Ади поедет сначала в городишко Бангил, там заправит свой мотоцикл бензином, и уже дальше они поедут до самого консульства Русландской федерации в Суробая. Племянника доктор берёт с собой только затем, чтобы он указывал дорогу машине, которую консул отправит за четой Кузнецовых. А сам доктор вернётся к себе в городишко на своём мотоцикле. Так они и сделали. Перед самым сном, при свете свечи, так как электричества в хижине не было, Батари метлой вымела всех тараканов, наползших за день в хижину, и палкой выгнала двух маленьких карликовых кайманов, незаметно пробравшихся на кухню из мимо протекавшей речки.

 
Карликовый кайман
Все улеглись спать, кто, где примостился на полу хижины. Своя кровать была только у Батари а Марина лежала на лавке, которую превратили в кровать. А рано утром, когда все ещё спали, раздался шум заводимого мотора мотоцикла и дядя с племянником убыли в городишко Бангил. Александру с Мариной осталось только ждать результатов их поездки. Ещё немного, и они должны оказаться у своих. Не верилось. Неужели всё будет так просто?! Они привыкли к трудностям, – трудностям, которых, казалось, невозможно преодолеть, – а тут на – так просто, и ты у своих. … Неужели так бывает?
- «Нет, нет, … здесь что-то не так. Не может всё быть таким простым. … Наверно ещё что-то не учли», – так нашёптывало Александру его подсознание.
……………………………………………………………………………...
В кабинете начальника Генерального штаба, генерала армии Николаева, шло очень важное совещание, – обсуждался проект будущей Военной реформы, необходимой для перехода к бесконтактной информационной войне седьмого поколения (БИВ7П). Присутствовали все начальники главных управлений Генерального штаба и главнокомандующие видов ВС. Предварительно все они ознакомились со стратегией этой войны разработанной контр-адмиралом Кузнецовым. Николаев велел дежурному адъютанту никого к нему не пускать и никакие телефонные звонки к нему в кабинет не переключать. Но, самые важные телефоны у него были прямые и стояли они у него в кабинете на специальном телефонном столике.
Проект Военной реформы совместно подготовили ГОУ и ГРУ (Главное оперативное управление и Главное разведывательное управление Генерального штаба ВС Русландии – прим. автора). Предварительно этот проект был напечатан и роздан всем участникам совещания, для предварительного с ним ознакомления. В данный момент шло обсуждение некоторых его статей. Все выступления тщательно записывались на магнитофон. Конечно, здесь очень не хватало присутствия самого Кузнецова, который мог бы разъяснить часть возникших вопросов.
И вдруг в этот напряжённый момент совещания, на телефонном столике начальника Генерального штаба раздался звонок одного из тех нескольких особо важных телефонов прямого к нему подключения, минуя адъютантов. Николаев поморщился, но трубку снял и недовольным голосом сказал:
- «Слушаю».
Звонил его референт Виктор Викторович Альбинский:
- «Егор Кузьмич, у меня имеется очень важная для Вас положительная новость».
- «Потом мне скажите эту новость. Сейчас у меня очень важное совещание».
- «Егор Кузьмич, но я настаиваю, новость действительно очень важная».
- «Ну ладно, … что там у Вас, … только побыстрее».
- «Нашёлся Кузнецов».
Услышав такое, в первые несколько секунд, от неожиданности у Николаева перехватило дыхание, и он не мог вымолвить ни слова, только предельно расширились его глаза, и открылся рот. Присутствующие генералы с любопытством смотрели на своего начальника:
- «Что за такая новость?» – говорили их глаза.
Первый шок прошёл и Николаева прорвало:
- «Что???!!! … Где он???!!! … Жив???!!!»
Альбинский стал спокойно объяснять в телефонную трубку:
- «Да, он жив. Он вместе с женой на воздушном шаре бежал из плена. Его содержали на каком-то секретном острове СПА в Тихом океане. Сейчас он с женой находится в Индонезии на острове Ява в пригороде Суробая».
От такой неожиданно яркой эмоции до основания потрясшей весь организм пожилого человека, Николаеву стало плохо. У него заболело сердце. Он успел тихо сказать:
- «Мне плохо, … », – и плавно поник в кресле.
Мигом через адъютанта был вызван дежурный врач по Генштабу. Пощупав его пульс, ему стало ясно всё – сердце пожилого человека не справилось с неожиданной эмоцией. Он положил ему под язык таблетку нитроглицерина и велел её пососать. … Через минуту Николаев стал оживать и, улыбаясь, сказал всем участникам совещания:
- «Нашёлся Кузнецов».
Услышав эту новость, генералы оживились, загалдели, им сразу показалось, что многие не ясные вопросы теперь будут им разъяснены. А дальше, повеселевший и оживающий Николаев сказал им то, о чём они сами подумали:
- «Теперь будет, кому вам разъяснять все неясные вопросы», а окончил он свою речь уже привычной ему жёсткой командой:
- «Начальник ГОУ!»
- «Я, товарищ генерал армии», – и один из генерал-полковников при этом встал, как и положено на военной службе.
- «Разберитесь, какие там у нас поблизости части или корабли, чтобы его немедленно под самой жесточайшей охраной вывести на Родину».
- «Есть, товарищ генерал армии».
Но тут руку поднял Главнокомандующий Военно-морским флотом (ВМФ) адмирал Пименов Андрей Афанасьевич:
- «Разрешите доложить, товарищ генерал армии?»
- «Да, докладывайте».
- «Два дня назад в Суробая пришла наша самая новейшая дизель-электрическая подводная лодка (ДЭПЛ) типа «Ада» для передачи её ВМС Индонезии. Контракт на её продажу уже обоюдно подписан. На днях должна состояться процедура её передачи индонезийскому экипажу и торжественное подписание соответствующего акта двумя сторонами».
- «Что???!!!» – опять взвился Николаев: «Никакой передачи!!! … Потом будет передача!!! … Сейчас же принять на борт Кузнецова с женой и мигом в море, в ближайшую нашу военно-морскую базу (ВМБ)!!! … Вам ясно???!!!»
Николаеву опять стало плохо. Опять очередной всплеск эмоций, с которым не справилось его пожилое сердце. Он инстинктивно схватился рукой за то место тела, где должно быть сердце и стал тереть правой рукой левую часть груди. Пока он это делал, врач схватил его левую руку, быстро расстегнул ему рукав военной форменной рубашки и ловко сделал успокаивающий укол. Но и адмирал Пименов не терял время даром. Он велел адъютанту НГШ соединить его напрямую с командиром этой подводной лодки капитаном 2 ранга Ковалевским Олегом Константиновичем, которого он сам отбирал на этот поход. Через несколько минут связь была установлена:
- «Ковалевский!»
- «Здравия желаю, товарищ адмирал», – бодро ответил ему в трубку перепуганный таким звонком командир подводной лодки.
- «Через наше консульство примешь на борт контр-адмирала Кузнецова с женой и срочно, но как можно более скрытно доставишь его на нашу базу в Петровосток».
- «Так точно, товарищ адмирал, всё понял. … А что, это тот самый Кузнецов? … » – но Главнокомандующий ВМФ его прервал:
- «Да! … И смотри у меня! Пылинки с него сдувай! … И ещё, – самое главное. Весь флот четырнадцатого военно-морского округа СПА сделает всё, чтобы ты не дошёл до базы. Для них это будет международный скандал, если обнаружатся доказательства кражи ими наших людей. Шансов прорваться у тебя мало, но ты должен совершить чудо! Ты понял меня, Ковалевский?!»
- «Так точно, понял – совершить чудо».
- «А Комаров поможет тебе реализовать все её волшебные качества. … Ты хорошо меня понял?!»
- «Так точно, товарищ адмирал! Хорошо понял!» – второй раз переспросил главком командира.
- «Андрей Афанасьевич, дайте мне трубку, я сам хочу поговорить с её капитаном», – снова сказал оживший Николаев.
- «У нас принято говорить – с командиром», – поправил его главком.
- «Хорошо, … дайте трубку», – и главком ВМФ передал телефонную трубку НГШ.
- «Командир, … с Вами говорит начальник Генерального штаба».
- «Здравия желаю, товарищ генерал армии!»
- «Нет сейчас у Вооружённых сил задачи более важной, чем доставка живым и здоровым на Родину контр-адмирала Кузнецова. Жизнь выбрала Вас возглавить выполнение этой задачи. … Скажите честно, Вы готовы её выполнить, несмотря на то, что вы в одиночестве вступите в единоборство со всем флотом четырнадцатого округа ВМС СПА?!»
- «Готов, товарищ генерал армии! Приложу все силы. У меня уже есть некоторая задумка, как от них уйти. Не волнуйтесь», – уже как-то сердечно не по-уставному ответил ему Ковалевский.
- «Отечество смотрит на Вас – командир», – патетически закончил НГШ и связь прервалась.
Все присутствующие в кабинете НГШ генералы слышали этот разговор. Положение было очень серьёзное. От сделанного укола Николаеву стало лучше, но работать сегодня он уже не мог. НГШ попросил всех генералов выйти, так как совещание он прерывает, но не отменяет. А Главнокомандующему ВМФ велел остаться. Когда все генералы ушли, Николаев спросил адмирала Пименова:
- «Андрей Афанасьевич, а кто такой Комаров, который, как Вы сказали, поможет командиру подводной лодки?»
- «А это Генеральный конструктор этой подводной лодки – Комаров Николай Юрьевич».
- «А … а, вспомнил», – протянул НГШ: «… так ему же сто лет?»
- «Ну, не сто, а всего лишь девяносто два. Но по условиям контракта индонезийская сторона потребовала, чтобы эту подводную лодку им предъявлял именно он. … Что поделаешь – у него мировое имя», – спокойно сказал главком, разводя руками, что означало – «В этом я бессилен влиять на индонезийскую сторону».
- «А как он там оказался? … Вы его что, доставили туда самолётом?»
- «Нет, товарищ генерал армии. Старик оказался упёртый и на самолёте лететь в Суробая принципиально отказался. Сказал, что прибудет туда на своей подводной лодке и точка. Учитывая его заслуги, я решил пойти ему навстречу. … И тут, товарищ генерал армии, у меня есть ещё одна догадка, если позволите?»
- «Да, говорите».
- «Комаров очень тщеславен и хочет попасть в книгу рекордов Гиннесса как самый старый подводник, плавающий на подводной лодке».
- «Ну, это нас не касается. … А как он у вас прошёл мед. комиссию перед походом?»
- «Конечно, никакую мед. комиссию Комарову сейчас не пройти. Поэтому, специально на этот поход я временно прикомандировал очень хорошего врача – капитана медицинской службы Мечникова. Он хирург, служит преподавателем на кафедре Травматологии Военно-медицинской академии, кандидат медицинских наук. Сам выразил желание поработать «в поле», как он называет службу на действующем флоте. Командование Академии его не пускало, но я настоял».
- «Он не родственник ли того самого Мечникова?» – спросил НГШ.
- «Да, дальний родственник, и своим родством с ним очень гордится. Я его лично отбирал в этот поход».

 
Илья Ильич Мечников 1845;1916 – лауреат Нобелевской премии по медицине за 1908 год. Открыл явление фагоцитоза (поглощение клетками организма человека других частиц) и фагоцитарного иммунитета (внутриклеточного пищеварения). Мечников изучал эмбриологию и создал направление научной геронтологии. Он считал, что человек должен жить без болезней и умирать спокойной естественной смертью. Его знаменитое выражение: «Человек при помощи науки в состоянии исправить несовершенство своей природы».
 
- «Ну ладно, мы отвлеклись. … Так чем же может помочь ваш Генеральный конструктор капитану, … тьфу-ты – командиру?»
- «Понимаете, товарищ генерал армии, эта лодка значительно опередила своё время. … Ведь главная сила у подводной лодки – это её скрытность. Если лодка не скрытна, то она превращается в нелепицу и будет моментально уничтожена противником. Выдают местонахождение подводной лодки её различные физические поля. Так вот, Комаров так спроектировал эту подводную лодку, что её основные физические поля почти полностью сливаются с естественными природными полями мирового океана. В этом смысле, более совершенной подводной лодки в мире пока ещё никто не создал. И второе – у этой лодки можно сказать – «музыкальный слух». Она «слышит» своей уникальной гидроакустикой гораздо дальше свои цели, чем другие корабли. Ведь самое информативное поле, по которому идёт обнаружение цели, – это гидроакустическое поле. Кто кого раньше «услышит», тот и победил в морском бою.
Так вот, товарищ генерал армии, я надеюсь, что Комаров поможет её командиру реализовать на реальной практике все те технические преимущества, которые имеет эта лодка», – НГШ слушал главкома ВМФ внимательно, не перебивая.
- «Какие у них шансы прорваться к Петровостоку?» – спросил его Николаев.
- «Если честно, товарищ генерал армии, то шансов у них почти нет, … ну, … очень мало», – натянул мысль главком ВМФ: «Помните, был такой кинофильм «Один шанс из тысячи»?
- «Да, помню».
- «Так вот, примерно такое соотношение и в нашем случае».
- «Почему?»
- «Очень просто. Флот четырнадцатого военно-морского округа СПА, который ей будет противостоять, очень большой и очень современный, укомплектованный первоклассными моряками. И все силы ПЛО (противолодочная оборона) этого флота будут брошены на то, чтобы эту лодку найти и уничтожить. Если бы это была какая-либо другая подводная лодка (ПЛ), то я с полной уверенностью сказал бы Вам, что у неё нет никаких шансов. У этой – есть. … Остаётся только надеяться на гений её создателя и мастерство командира».
- «А Вы хорошо подобрали ей командира?»
- «Да, я его знаю лично, толковый офицер».
- «Ну, что ж, у нас другого выхода нет, как только надеяться, что они совершат чудо. … Оставить Кузнецова с женой в здании консульства нельзя – они не постесняются его штурмовать, отправить назад на самолёте? – Тоже нельзя, – он непременно будет ими сбит. … Они пойдут на всё, чтобы скрыть следы доказательства своего преступления», – как бы сам с собой рассуждал Николаев.
- «Совершенно с Вами согласен, товарищ генерал армии. «Ада» – это наш единственный шанс».
……………………………………………………………………………...
- «Сэр, сэр, сэр! … Я обнаружил их!» – закричал оператор мощной береговой РЛС, расположенной на побережье острова Ява на военно-морской базе ВМС СПА.
- «Кого их? … Что ты орёшь как резаный, Альберто?» – сказал дежурный по военно-морской базе капитан-лейтенант Джон Кремер.
- «Ну, … их, … этих преступников. Что бежали на аэростате! … Они только что вынырнули из-за грозовой тучи».
- «Где???!!!» – теперь уже закричал дежурный и мигом подбежал к экрану локатора.
- «Вот, видите, сэр, на метровом диапазоне излучения виден огромный шар. А если перейти на дециметровые волны излучения. То становится видна и его корзина», – и он всё это продемонстрировал на экране РЛС дежурному офицеру.
Дежурный слёту понял всё и немедленно по радио доложил оперативному дежурному по четырнадцатому военно-морскому округу, а также параллельно и командиру базы. Получив такой доклад, оперативный тут же, ни секунды не задерживаясь, напрямую доложил командующему округом вице-адмиралу Морицу Петке. Аналогично, зная важность этой информации, Петке тут же ли лично позвонил Главнокомандующему ВМС СПА адмиралу Кингу:
- «Сэр, мы их обнаружили в Индонезии на острове Ява в пригороде Суробая. … Что будем с ними делать?»
Получив такой доклад, адмирал Кинг очень обрадовался и мгновенно про себя сообразил:
- «О! Теперь будет, что доложить Скотту», – а в трубку закричал: «Что делать?! … Что делать?!» – радостно передразнил он Морица: «Немедленно поймать их и арестовать! … Какие у тебя есть силы на Яве?»
- «Фрегат УРО (управляемое ракетное оружие) «Оливер Кромвель» и больше ничего. Но и он сейчас стоит в сухом доке с выгруженным боезапасом и разобранными механизмами. А его штатный вертолёт перебазировался на береговой аэродром базы».

 
Фрегат УРО «Оливер Кромвель»

- «Так, понял, …», – на секунду задумался Кинг и тут же продолжил: «Значит так, – всю команду фрегата «в ружьё», раздать всем стрелковое оружие, плюс вооружить всех бездельников с базы, и под руководством старшего помощника командира начать прочёсывать все джунгли. Спрашивайте местных жителей, – где они, что видели и так далее. Если эти обезьяны будут молчать. То пытать их, или угрожать применением оружия. … Ты хорошо меня понял Мориц?!»
- «Так точно. Понял. Разрешите выполнять?»
- «Давай. Теперь будешь докладывать обстановку лично мне три раза в день. … Понял?»
- «Да, да, всё понял, сэр», – и они прервали связь.
……………………………………………………………………………...
Около двухсот матросов СПА высадилось на берег с катеров недалеко от той бухточки, где сутки назад с неба свалился аэростат. Командовал ими старший помощник командира фрегата УРО «Оливер Кромвель», капитан 3 ранга Генри Маккалой. Все матросы были вооружены автоматической винтовкой М16 с подсумком запасных патронов. Два матроса имели снайперские винтовки с оптическим прицелом. Маккалой держал их рядом с собой. Сам Маккалой был вооружён пистолетом Баретта. Все они были одеты в тропическую белую военно-морскую форму – рубашка без рукавов, шорты, сандалии и пробковый шлем.
Маккалой выстроил их в длинную цепь и дал команду прочёсывать джунгли. Буквально через пол часа они наткнулись на маленькую рыбацкую деревушку, состоящую примерно из двадцати хижин, наподобие той, в которой на отшибе жил дед Кусума. Местные жители ненавидели янки и, поэтому, с угрюмыми лицами отворачивались от вооружённых пришельцев. На их вопросы никто не отвечал. Это взбесило Маккалоя и он велел силой подвести к нему местного туземца – мужчину примерно средних лет, который с особой ненавистью смотрел на них. Два здоровенных матроса скрутили ему руки и подвели к Маккалою.
- «Где вы прячете пришельцев с неба?» – грубо спросил он его по-английски, так как хорошо знал, что всё местное население может говорить на нём. При этом он указывал пальцем на небо.
Туземец молчал, только жгучая ненависть так и лилась из его глаз. Кровь ударила в голову Маккалою:
- «Где они?! … Говори, … обезьяна!» – туземец молчал. Тогда Маккалой, плотно сжав губы, вынул из кобуры свою Баретту, снял с предохранителя, передёрнул затвор и приставил его дуло ко лбу туземца.
- «Говори животное! Где они?!» – от переполнявших его ненависти и злобы, туземец оскалил зубы и в ответ плюнул прямо в лицо Маккалою. – Он тут же спустил курок. Раздался громкий выстрел, и пол черепа слетело с головы туземца. Из раны сразу потекли серые водянистые мозги вперемешку с кровью. Все местные жители, увидев это, разом ахнули, схватили детей и в рассыпную бросились в джунгли.
- «Обыскать все хижины!» – скомандовал Маккалой.
Хижины были мгновенно обысканы, но, ни пришельцев с неба, ни каких-либо следов их пребывания – обнаружено не было. И Маккалой снова выстроил матросов в цепь и стал методично прочёсывать джунгли. А в это время небольшая группа из четырёх человек туземных мужчин, убегавших вместе, отбежав на достаточно безопасное расстояние, остановилась. Все местные жители рыбацкой деревушки, конечно, знали, где находятся пришельцы с неба. Они знали, что пришельцы с неба бежали из плена у янки, и, следовательно, автоматически были их друзьями. Мужчины разделились на две группы, по два человека в каждой группе. Одна группа должна была предупредить деда Кусуму, чтобы он срочно уводил пришельцев в джунгли, так как через несколько часов туда должны нагрянуть матросы Маккалоя. Другая группа должна была бежать в городишко Бангил и предупредить доктора Гунтура, чтобы тот на своём мотоцикле срочно ехал в Суробая и там рассказал консулу Русландии о зверствах моряков СПА. Потому, что ехать за пришельцами с неба надо было под хорошо вооружённым конвоем. Как туземные мужчины решили, так они и стали делать. В каждой группе их было по двое для надёжности, так как они учли, что один из них может быть убит.
……………………………………………………………………………...
Двое индонезийских деревенских рыбаков Куват и Джу, запыхавшись, прибежали к одиноко стоящей в джунглях хижине деда Кусумы.
- «Уважаемый Кусума, огромное количество янки высадилось в нашей деревне. Все они вооружены. Их возглавляет злой дух. Они уже убили Биму. Янки ищут пришельцев с неба. Вам надо немедленно уходить. Часа через два они будут у вас», – тяжело дыша после бега, сказал Куват.
Дед Кусума понял ситуацию с полуслова. Выход был только один – немедленно, не теряя ни секунды – бежать.
- «У нас очень больная женщина, спустившаяся с неба. Её надо поддерживать», – сказал он рыбакам.
- «Мы будем её поддерживать», – решительно сказал за двоих Куват.
- «Но идти будем по тропе, так как вот-вот Ади должен приехать за ними на консульской машине», – сказал дед Кусума.
- «В Бангир к доктору Гунтуру побежали Сламет и Тирто, сообщить ему, чтобы он немедленно на своём мотоцикле снова ехал в Суробая к русландскому консулу, просить его, чтобы за пришельцами с неба он выслал вооружённый конвой. Иначе их всех янки перебьют», – сказал за двоих Джу деду Кусуме.
- «Да, у вас голова на плечах», – похвалил их дед Кусума: «но всё равно, сначала идём по тропе к Бангиру. Если Ади раньше приведёт по ней подмогу, – то всё будет хорошо. Если нас раньше по ней будут настигать янки, то сворачиваем в джунгли».
- «У тебя золотая голова, уважаемый Кусума», – с почтением сказал рыбак Куват.
- «А вы знаете, кто эти люди, пришедшие к нам с неба?» – спросил их дед Кусума.
- «Нет, не знаем», – опять ответил за двоих Джу.
- «Это тот самый адмирал Кузнецов, кто восемь лет назад нанёс математический удар по СПА и вместе с ним его жена».
Услышав это, оба туземных рыбака как по команде исполнили местный ритуал восторга – упали на колени, стукнулись лбами о дощатый пол хижины и забарабанили по нему кулаками.
- «У нас нет времени на восторг», – сказал им дед Кусума и рыбаки сразу встали с колен, но лица их сияли – как же, ведь они будут гордиться нечаянно выпавшей на их долю чести – спасать самого адмирала Кузнецова, которого местные туземцы приравнивали к Богу.
Затем они стали действовать, как и решили. Дед Кусума быстро объяснил ситуацию невестке Батари, Александру и Марине. За сутки, что Марина провела в хижине деда Кусумы, ей стало лучше. Они с Александром утолили жажду и голод. А когда она неподвижно лежала на лавке, то, даже временами проходили сердечные боли. Далее Куват и Джу взяли Марину под руки, чтобы ей было легче идти, и все шестеро двинулись по тропе, ведущей сквозь джунгли к городишке Бангиру.
……………………………………………………………………………...
Когда туземные рыбаки Саламет и Тирто добежали до городишка Бангир, то застали там только одного доктора Гунтуру. Он совсем недавно вернулся из Суробая, оставив там, у консула Ади и был очень доволен, что удалось хоть чем-то послужить русландцам, которые являются непримиримыми врагами янки. Но он был не просто доволен собой, а даже внутренне гордился тем, что он оказывает услугу самому адмиралу Кузнецову, который в сознании Гунтуру приравнивался к Богу.
Когда рыбаки рассказали доктору о облаве на пришельцев с неба и о тех жутких жестокостях, которые творят янки, то доктор Гунтуру, также, как и дед Кусума с полуслова понял всё. Он сразу побежал к своему мотоциклу, а рыбаки уже на ходу говорили ему, то, что он и так сам без них понял. – Надо срочно предупредить консула, чтобы он за адмиралом Кузнецовым и его женой послал вооружённый конвой. Когда Гунтуру уже сел в седло мотоцикла, то он успел на ходу бросить рыбакам:
- «Это русландский адмирал Кузнецов с женой», – после чего взревел мотор его мотоцикла, и он умчался на шоссейную дорогу, ведущую в Суробая. Доктор Гунтуру уже не мог видеть тот ритуал священного восторга, который тут же исполнили два простых индонезийских рыбака Сламет и Тирто.
……………………………………………………………………………...
Когда доктор Гунтур сообщил русландскому консулу в Суробая Виталию Соколову о неожиданно изменившейся ситуации вокруг адмирала Кузнецова и его жены, и о тех жестокостях, на которые идут янки чтобы схватить их, то первым желанием консула было немедленно вызвать к себе командира подводной лодки типа «Ада» капитана 2 ранга Ковалевского.
Консул хотел поставить командиру задачу о немедленном выделении максимально большого вооружённого конвоя и на грузовике, который подвозит им прямо на пирс запасы провизии, ехать и забирать Кузнецова с женой. Но, прикинув в уме расстояние от здания консульства до военно-морской базы ВМС Индонезии в городе Суробая, где стояла пришвартованная к пирсу подводная лодка «Ада», он передумал:
- «Это будет непростительная потеря времени», – решил он: «дорога каждая секунда», – и он решил ехать на индонезийскую военно-морскую базу сам, прихватив с собой Ади.
 Консул был пожилым мужчиной, весь седой, но имел внушительный вид очень респектабельного человека. У него был большой рост, высокий открытый лоб и очень внимательные пронизывающие глаза, на которых он носил большие очки. Взгляд у него был умный и, в то же время, доброжелательный, что, беседуя с ним, человек сразу чувствовал к нему доверие. Это была какая-то его специфическая харизма.
Командира консул нашёл на пирсе, он распоряжался погрузкой продуктов.
- «Олег Константинович, насколько я знаю. Вы получили приказание отменить передачу корабля индонезийским властям и срочно доставить адмирала Кузнецова с женой в Петровосток?»
- «Да. Такое приказание я получил лично устно напрямую от НГШ и главкома ВМФ».
- «Отлично. Но только просто так доставить Вам Кузнецова с женой я не могу», – на лице Ковалевского сразу появилось выражение удивления. И консул быстро и коротко рассказал ему о ситуации вокруг четы Кузнецовых: «… берите вот этот грузовик», – и консул указал ему рукой на грузовик, с которого матросы по цепочке передавали ящики с провизией: «вооружайте команду и пулей за Кузнецовым – их свобода и жизнь висит на …», – но недаром главком лично выбирал командира на эту лодку. Ковалевский уже на лету понял всё и, главное, – что нельзя терять ни секунды. Не дослушав до конца консула, он крикнул верхневахтенному матросу:
- «Команде «Большой сбор»! Построение на пирсе!»
Верхневахтенный матрос команду отрепетовал и тут же по громкоговорящей связи (ГГС) «Тюльпан», передал её в центральный пост лодки. Буквально через пол минуты из лодки посыпались на пирс офицеры, мичмана и матросы. Все в белой тропической форме. Ади стоял рядом с консулом и с большим интересом смотрел на подводную лодку, которую он впервые в жизни увидел. Пока экипаж выбегал и строился на пирсе, консул успел представить командиру Ади и сказал, что именно этот мальчик укажет дорогу, ведущую к хижине его дедушки, и что он говорит и понимает по-английски. Услышав это, Ковалевский, молча, кивнул ему головой, мол, информацию принял.
Наконец старпом построил экипаж на пирсе и доложил об этом командиру. Речь Ковалевского была краткой – только по существу:
- «Передача лодки индонезийцам отменяется. Начальник Генерального штаба и главком поставили мне задачу вывести на Родину адмирала Кузнецова с женой (кто такой адмирал Кузнецов – знали все подводники – прим. автора). Сейчас в джунглях под Суробая их преследуют янки, которых ориентировочно много и все они хорошо вооружены. Ставлю задачу: отбить адмирала Кузнецова с женой и доставить на борт лодки. Для этой операции выделяю всех матросов и мичманов. Старшим назначаю лейтенанта Ласси (командир штурманской боевой части, дальний потомок  знаменитого  генерал-фельдмаршала   Ласси – прим.  автора).   Всем

 
Пётр Петрович Ласси – генерал-фельдмаршал 1678;1751 – участник Северной войны и Прутского похода времён императора Петра ;, губернатор Лифляндии и участник Крымского похода Миниха, времён императрицы Анны Иоановны, главнокомандующий русскими войсками в войне со Швецией 1741;1743 годов времён императрицы Елизаветы Петровны, где серией своих блестящих побед принудил Швецию к капитуляции.

выделенным на операцию спуститься в центральный пост и получить у старшины ракето-торпедной группы стрелковое оружие. К нему обязательно получить: подсумок с запасными магазинами с патронами, ручные гранаты, реактивные гранаты для подствольников, каски, индивидуальные перевязочные пакеты, а лейтенанту Ласси дополнительно получить рацию у командира БЧ-4 (боевая часть связи, на корабле имеет №4 согласно Корабельного устава – прим. автора). Дорогу к Кузнецовым укажет вот этот мальчик», – командир, обращаясь к Ласси, указал ему рукой на Ади, а потом продолжил: «Поедите вот на этом грузовике», – и Ковалевский кивнул Ласси на рядом стоящий полуразгруженный грузовик, и снова продолжил, уже обращаясь к старпому: «Старпому организовать окончание погрузки продовольствия силами офицерского состава, после этого начать подготовку корабля к бою и походу. Механику закончить приём соляра до полной нормы (на сленге подводников командира электромеханической боевой части называют «механик» - прим. автора). Приказ выполнять! … Разойдись!»
И сразу всё завертелось. Матросы и мичмана снова кинулись внутрь подводной лодки вооружаться. А офицеры под руководством старпома стали быстро освобождать кузов грузовика от привезённых продуктов. Ласси распорядился посадить за руль грузовика боцмана, так как местному водителю он не доверял руль на такую ответственную операцию. А Ади Ласси сказал по-английски, чтобы он садился в кабину грузовика и указывал боцману дорогу.
Смотря на все действия Ковалевского, консул Соколов в душе восторгался его быстрой реакцией, чёткой распорядительностью, краткостью и, в тоже время, всесторонностью постановки задачи всем своим подчинённым.
- «Да, это хороший выбор главкома», – подумал консул. Но потом его внимание привлёк одинокий очень пожилой мужчина, спокойно сидевший в отдалении на кожухе кабель-трасс пирса, рядом со сходнями подводной лодки. Странно было видеть его безмятежное спокойствие посреди всеобщей суматохи. Было непонятно – что он здесь делает? Ковалевский стоял рядом и наблюдал как чётко и быстро выполняются его приказания, которые со стороны могли показаться суматохой. Соколову стало любопытно, – кто этот старик? И он обратился к командиру:
- «Олег Константинович, этот пожилой мужчина», – он указал на него пальцем: «откуда он и что он здесь делает?»
- «А, … а – это Генеральный конструктор моей подводной лодки».
Для Ковалевского его подводная лодка была неким одушевлённым существом. Он часто и незаметно для всех нежно похлопывал её ладонью по обшивки рубки и тихо, чтобы никто не слышал, спрашивал:
- «Ну что, милая, покажем им всем, на что ты способна?»
Или:
- «Ты, любимая, устала после этих предельных погружений, отдохни немного».
Ему казалось, что и лодка в ответ платит ему такой же добротой:
- «Не волнуйся, Олег, – я справлюсь. Я сильная, быстрая и скрытная. Люби меня, и мы победим всех врагов».
А Генерального конструктора Ковалевский про себя сравнивал с папай Карлом, который вырезал из бревна Буратино. Поэтому он искренне был рад приказу НГШ не передавать лодку новым хозяевам. Душа его ликовала.
Ковалевский восторгался небывалыми ТТД (тактико-техническими данными) своей подводной лодки, прекрасно понимая, что она намного опередила своё время, в которое была построена и, следовательно, с глубочайшим уважением относился и к её создателю – Генеральному конструктору. И он продолжил рассказывать консулу о нём:
- «Звать его – Комаров Николай Юрьевич. Он доктор технических наук, профессор, лауреат двух государственных премий. В межгосударственном контракте индонезийская сторона поставила условие, чтобы именно её Генеральный конструктор Комаров предъявлял им лодку. Они верят только ему. … Что поделать – у Комарова мировое имя. За всю мировую историю подводного кораблестроения по его проектам построено больше всего подводных лодок. И это знают и ценят во всём Мире. В течении похода я много с ним беседовал. Он очень интересный собеседник, много читает, тонко разбирается в музыке и поэзии. А какие он мне читал лекции по космологии про экзопланеты! (это планеты, которые похожи на Землю по условиям обитаемости – прим. автора). … О!» – обозначил свой восторг ударением Ковалевский.
- «Надо же …», – отметил консул: «это же великий человек! … А так сидит себе скромненько на пирсе и, как будто, его никто не замечает».
- «Скромность – это тыл личности», – коротко бросил командир.
- «А знаете, Олег Константинович, я вот сейчас на Вас смотрел и всё подспудно никак не мог понять – кого Вы мне напоминаете? А вот только сейчас вспомнил – Вы просто вылитый адмирал Корнилов!»
- «Да, мне об этом часто говорят. Не Вы первый».
И действительно, у Ковалевского была маленькая голова, офицерские слегка свисающие тонкие усики, прямые тёмные волосы, открытый лоб, прямой нос и твёрдый решительный взгляд.
- «Да, он наполовину берёт своей харизмой», – подумал консул.
В этот момент лейтенант Ласси построил свою команду, проверил их снаряжение, сделал короткий инструктаж и скомандовал:
- «Всем в кузов! Боцману с мальчиком в кабину!» – к тому времени кузов грузовика был уже освобождён от ящиков с провизией.
Хорош, красив был лейтенант Ласси в этот момент, отметил про себя Ковалевский. Высокий, стройный, узколицый блондин с жёстким упрямым взглядом голубых глаз и плотно сжатыми тонкими губами.
- «Да, в нём чувствуется порода», – подумал командир: «Чемпион дивизии по спортивной стрельбе из пистолета. … Лучшего командира на эту операцию мне и не подобрать».
- «Помните, Ласси, как ваши предки служили Отечеству. Так сложилась жизнь, что Русландия сейчас смотрит на Вас», – патетически сказал Ковалевский и на прощание обнял лейтенанта: «Посылаю Вас на опасное дело».
 
Вице-адмирал Корнилов Владимир Алексеевич 1806;1854. В 1823 году окончил Морской корпус, служил на кораблях Балтийского и Черноморского флотов, участник Наваринского сражения, командующий Черноморским флотом, руководитель обороны Севастополя в Крымскую войну 1853;1856. Погиб на Малаховом кургане.

- «Будем на связи, товарищ командир», – уже на бегу, залезая в числе последних в кузов грузовика, крикнул Ласси.
- «Да, будем на связи!» – успел в ответ крикнуть ему Ковалевский. Но грузовик, тяжело гружённый вооружёнными матросами и мичманами, тронулся с места. Ласси этого уже не мог слышать.
Командир с консулом помахали им не прощание руками. Офицеры, выстроившись в цепочку, передавали друг другу ящики с провизией.
- «Я не исключаю и потери», – угрюмо сказал командир.
- «Да», – коротко согласился с ним консул.
Всего в кузове грузовика вместе с Ласси сидел тридцать один человек. Они ехали сражаться с бандой Маккалоя численностью около двухсот человек. Но они это ещё не знали. … А если бы и узнали? … То, что это могло бы изменить? … Ответ простой – ни – че – го! …
- «А почему?» – может спросить меня дотошный читатель. … И опять ответ будет прост – они русландцы.
……………………………………………………………………………...
Когда тяжело груженый грузовик с подводниками «Ады» приближался к хижине деда Кусумы, из джунглей послышалась стрельба. Ласси остановил машину и выстроил своих моряков в цепь по пятнадцать человек справа и слева от себя. Сам он был в центре.
К тому времени рыбаки Куват и Джу были уже убиты, убит был и дед Кусума. Спаслась только его невестка – вдова Батари. Как только началась стрельба, дед Кусума её прогнал:
- «От тебя всё равно никакого толка, а мы подвергаем свою жизнь смертельной опасности. Беги! Ты должна вырастить Ади!»
И она убежала, а через минуту дед Кусума был убит. Стреляли два снайпера Маккалоя. Хотя они и не были профессиональными снайперами, но оптический прицел винтовки М16 действовал безотказно. Александр, как мог, отстреливался из своего пистолета, отнятого ещё у Дика. А мог он немного. Ведь он был откровенно стар, ослаблен длительной голодовкой, да и вообще, никогда раньше не отличался меткостью в стрельбе из личного оружия офицера. Маккалой оставил в живых только Александра и Марину. И когда Маккалой насчитал последний восьмой выстрел Кузнецова, он понял, что Кузнецов безоружен и приказал своим матросам окружить их. Матросы Маккалоя уже ничего не боялись. Они встали в полный рост и стали медленно их окружать, сжимая полумесяц кольца. Одновременно, говоря в мегафон, Маккалой постоянно предлагал им сдаться:
- «Сдавайтесь! У вас нет никаких шансов! Сдавайтесь!» – постоянно кричал он в мегафон.
Но, ни Александр, ни Марина даже и не думали сдаваться. Они побежали, пытаясь вырваться из кольца. Марина нашла в себе силы бежать, превозмогая жуткую сердечную боль. Она тоже подбадривала себя песенкой Роберта:
- «Кто привык за победу бороться …».
Когда Маккалой увидел, что его добыча может от него ускользнуть, скрыться в зарослях джунглей, он приказал одному из снайперов прострелить правую ногу Александру. … Тут же раздался выстрел! Александр вскрикнул от боли и повалился на землю. Ни слова не говоря, Марина перекинула его правую руку через своё плечо и помогла ему встать на левую ногу. Далее, они вдвоём на трёх ногах дальше заковыляли в спасительные джунгли. Положение их было безвыходно. Впереди их высился пригорок, а перед ним небольшая канава, на дне которой протекал маленький ручеёк. Если они упадут в эту канаву, то пропадут с видимости прицелов снайперов Маккалоя.
Маккалой, смотря в бинокль, разгадал их задумку и приказал второму снайперу прострелить левую ногу Кузнецова. … Раздался второй выстрел и Александр, от невыносимой боли, уже без сознания, повалился на землю перед самым скатом в канаву. Он стремительно терял кровь. В этой ситуации, превозмогая жуткую сердечную боль, Марина изо всех своих последних сил всё-таки сумела столкнуть тело мужа в канаву. И оно покатилось вниз. Но от этих сверх человеческих усилий её сердечная боль вмиг превратилась в жуткий внутренний взрыв. В глазах её всё посерело, от боли в груди ей стало очень плохо, и она потеряла сознание, падая, она скатилась в канаву вслед за мужем. Маккалой торжествовал.
Эту последнюю сцену успел увидеть лейтенант Ласси, встав на пригорок перед канавой. Дальнейшие действия его были мгновенны. Он выхватил свой пистолет и, не целясь, натренированной рукой выстрелил два раза. Два снайпера Маккалоя тут же упали на землю – их души сразу отлетели в мир теней. Увидев такое, матросы Маккалоя мгновенно без команды залегли. Не теряя ни секунды, Ласси скомандовал:
- «Ручные гранаты к бою!» – матросы и мичмана с «Ады» сразу повыдергали из них предохранительные чеки: «Гранаты бросай!» – раздалась его вторая команда, и тридцать ручных гранат полетели в цепь матросов Маккалоя.
Пока летели эти гранаты, Ласси успел скомандовать ещё раз:
- «Поленов! Чугунов!» – крикнул он двум самым крепким рослым и мускулистым матросам: «Как только просвистят осколки гранат, мигом подхватить два тела на плечи и бегом к грузовику!»
Отвечать, как и положено, по уставу «Есть, товарищ лейтенант» они уже не успели. Гром разрывов тридцати гранат потряс воздух, едко запахло порохом. И сразу они вдвоём вскочили на ноги и бросились в канаву за телами. А Ласси уже подавал следующую команду:
- «Всем стрелять по цепи, не давать им поднять головы!»
И тридцать стрелков с «Ады» стали поливать огнём всю цепь матросов Маккалоя. Они самостоятельно меняли свои магазины с патронами, но всё стреляли и стреляли. Грохотом автоматных очередей наполнились джунгли. А тем временем Поленов и Чугунов с двумя телами на своих широченных спинах уже выбирались из канавы. Ещё мгновение, и они уже были за пригорком, запыхавшись, подбегая к грузовику. Оценив резко изменившуюся обстановку, Ласси крикнул:
- «Отходим к грузовику! Продолжать отстреливаться!»
Последние выстрелы подводники с «Ады» уже делали сидя в кузове грузовика, на дне которого лежало два тела.
- «Перевязать адмирала!» – опять крикнул Ласси безотносительно к кому-либо. Но два, рядом сидящих матроса, уже и так перетягивали резиновым жгутом ноги Кузнецова и бинтовали ему раны, взяв всё необходимое из своих индивидуальных медицинских пакетов.
- «Боцман! Гони!» – крикнул Ласси в кабину грузовика и для лучшей связи с ним разбил заднее стекло кабины рукояткой своего пистолета. Но для боцмана эта команда была излишней. Он и так понимал обстановку и, быстро переключая скорости, гнал грузовик к шоссе на Суробая, выбираясь по грунтовой дороге из джунглей.
- «Проклятие! Ушли!» – выругался Маккалой, но быстро овладел собой, взял рацию и доложил своему командиру обстановку. Маккалой попросил его поднять в воздух их корабельный вертолёт, перебазированный на береговой аэродром их базы, и огнём своих ракет уничтожить этот чёртов грузовик.
Ласси лично приложил своё ухо к груди Кузнецова и его жены. Редкие слабые удары их сердец ещё были еле слышны, но и они постепенно затухали.
- «Боюсь, не успеем довести», – подумал Ласси и ещё раз отчаянно крикнул:
- «Боцман! Гони … и … и!!!»
Они уже мчались по шоссе, приближаясь к Суробая. Слева от них была скала, а справа – обрыв горного ущелья. Боцман, выжимая всё из двигателя грузовика, гнал его, как мог быстро. Неожиданно, впереди них по курсу показался вертолёт с опознавательными знаками флота СПА. Он летел прямо на них. Ласси мгновенно разгадал его манёвр:
- «Боцман! Сейчас он выпустит по нам ракету, надо увернуться!»
И как раз в этот момент под правым крылом вертолёта возникла яркая вспышка. Боцман резко рванул грузовик влево, вылетев на встречную полосу. Мимо них огненной молнией пронеслась ракета как раз в том месте, где только что находился грузовик. Боцман снова резко рванул машину вправо, и они опять оказались на своей полосе движения.
- «Повезло. Встречного движения не было», – мелькнула мысль в мозгу Ласси, и он облегчённо выдохнул.
Но в этот момент с грохотом вертолёт пронёсся над их головами, развернулся и явно намеревался сделать второй заход атаки по ним.
- «Приготовить подствольники! По команде бьём по вертолёту!» – снова крикнул Ласси. И когда вертолёт снова вышел на боевой курс, Ласси на долю секунды успел упредить его выстрел и скомандовал:
- «Огонь!»
Тридцать реактивных гранат полетели в вертолёт, но только две из них попало в него. Этого ему было более чем достаточно. Сначала он задымился, потом из него вырвалось пламя, затем он накренился и весь объятый пламенем свалился в пропасть горного ущелья. Меньше чем через секунду оттуда раздался сильный взрыв, и яркий столб пламени вырвался со дна ущелья. – Это взорвались его баки с керосином.
- «Ура … а … а!!! Ура … а … а!!! Ура … а … а!!!» – разом радостно закричали подводники с «Ады». Путь к их подводной лодке был свободен. Они вырвались, они победили, они выполнили боевой приказ своего командира!
А в это время Ласси уже по рации связался с Ковалевским:
- «Товарищ командир, они почти мёртвые. Я не уверен, довезу ли их живыми. Прикажите доктору немедленно развернуть операционную в кают-компании и приготовить тали, чтобы спускать внутрь лодки их тела».
- «Понял тебя Ласси. Ждём. Дизеля уже работают на прогрев».
Ещё через пол часа этой жуткой гонки грузовик вылетел на пирс и остановился перед сходнями их подводной лодки. Здесь уже доктор Мечников ждал их с носилками. Матросы быстро положили на носилки тело Кузнецова, занесли его на корпус подводной лодки, втащили в рубку и затем на талях опустили внутрь подводной лодки, положив на палубу центрального поста. Потом тоже самое проделали и с телом Марины.
- «Ну, док (на сленге подводников, начальника медицинской службы зовут – «док» - производное от слова «доктор» – прим. автора)», – сказал командир: «Ласси свою задачу выполнил, теперь вся надежда только на тебя».
В ответ Мечников только кивнул головой. Он быстро осмотрел оба тела. Задача перед ним стояла непростая – надо было определить, у кого из них более критическое состояние, приближающееся к летальному исходу. А он был один на двоих. У Марины он обнаружил обширный инфаркт, она уже начала отходить в мир иной, наступала клиническая смерть. У Александра с его перебитыми ногами и колоссальной потери крови, состояние было не лучше. А он был один! И Мечников в этой обстановке принял единственно правильное решение – Марине он тут же в центральном посту сделал укол адреналина прямо в сердце, – это только позволит донести её ещё живой до лазарета. А Александра он велел отнести в третий отсек в кают-компанию и положить его на уже приготовленный там операционный стол. В лазарете он поставил Марине капельницу с поддерживающими сердце лекарствами и велел из регенеративного патрона В-64 сделать ей дыхание чистым кислородом. Для чего матросы быстро зарядили В-64 свежими пластинами с веществом О-3.

 
Патрон В-64 с открытой крышкой, но без пластин О-3 на подводной лодке. Этот аппарат, содержащий пластины с азотом (химическая формула О3) который поглощает различные вредные газы из воздуха и выделяет чистый кислород.

 А из дуковских мешков (ДУК – дистанционно удаляемые контейнеры – специальные мешки из толстого пластика служащие для хранения и удаления мусора на подводной лодке – прим. автора) и клейкого скотча соорудили колпак, – сверху надевающийся на В-64 с отходящей от него толстой трубой, в которую вставлялась голова больной. И в бессознательном состоянии Марина задышала чистым кислородом.
Больше этого он уже ничего для Марины сделать не мог. И, не теряя ни секунды, оставив Марину лежать одну под капельницей в бессознательном состоянии под присмотром дежурного матроса, Мечников бросился в кают-компанию. Там уже была развёрнута операционная, и тело пожилого адмирала Кузнецова лежало на столе в бессознательном состоянии с двумя перебитыми пулями бедренными костями ног. Сердце его делало один слабый удар за 15;20 секунд, крови почти не было. Он доживал свои последние минуты. Ему срочно была нужна кровь. Но времени делать анализ его крови, выяснять, какой она группы, искать, кто в экипаже может дать ему свою кровь, забирать эту кровь и переливать её Кузнецову – было некогда. Он до этого просто бы не дожил. Первое – надо было срочно вводить ему физ. раствор перфторуглерода, чтобы хоть как-то поддержать его жизнь. Думать и рассуждать было некогда, надо было срочно этим и заняться. Ассистентов у него тоже не было, так как лодка в это время быстро уходила в море по боевой тревоге.   

 
«Ада» уходит из Суробая в Яванское море

«Аде» надо было срочно подальше уйти от берега и где-то на глубине спрятаться, так как командир подозревал, что её будет искать весь флот четырнадцатого военно-морского округа СПА. Поэтому рассчитывать Мечникову можно было только на себя.
Он быстро спиртовой ваткой продезинфицировал изгиб его правого локтевого сустава, ввёл ему туда катетер и, подвесив флакон с физ. раствором на штатив, стал наполнять его кровеносную систему. – Угроза немедленной смерти немного отодвинулась. А это Мечникову только и было надо. То время, которое ему подарил физ. раствор, он решил потратить на очень сложную операцию – постановку аппарата Илизарова (см. том 1 глава 3.1.2) на обе его бедренные кости. Мечников был профессиональный травматолог, кандидат медицинских наук, и такую операцию он делал много раз. Но он её делал в неспешных условиях клиники при кафедре с несколькими помогавшими ему ассистентами. Здесь ситуация была принципиально другая. Вот-вот должны были развернуться все противолодочные силы флота четырнадцатого округа ВМС СПА. Все подводники были на своих командных пунктах (КП) и боевых постах (БП) согласно расписанию по боевой тревоге. Поэтому, ему можно было рассчитывать только на самого себя. Из медицинского ЗИПа (аббревиатура, обозначающая – запасные части, инструменты и принадлежности – прим. автора) он достал все детали аппарата Илизарова, а также специальное электрическое медицинское сверло. Рассуждать, прикидывать, совещаться было некогда, да и не с кем. Всё надо было брать только на себя самого. … И в кают-компании противно зажужжало медицинское сверло, сверля человеческие кости. Операция началась.
Но, по сравнению с общей тактической обстановкой, это была сущая мелочь. Вопрос стоял о жизни всех членов экипажа и целостности самой лодки. Ковалевский прекрасно понимал, что только полная скрытность их подводной лодки, может дать им шанс на её выживание. Для этого надо было погасить все физические поля их лодки. Самое главное из них – это её акустическое поле. Да, лодка была почти бесшумна, гораздо более бесшумна, чем её предшественница, известная по классификации СПА – класса «Kilo», или, как её неофициально прозвали – «Чёрная дыра». Но, всё равно, её вентиляторы должны были работать, её гребной электродвигатель тоже должен был работать. И насосы систем охлаждения гребного электродвигателя, также должны были работать. А они являлись источниками акустического поля. Хоть очень маленького, почти незаметного – но всё же являлись. Совсем погасить его можно было только полной остановкой абсолютно всех механизмов подводной лодки. Это был единственный шанс спасения их лодки. И Ковалевский решился на него. Но для этого надо было лечь на грунт.
В своей основной части Яванское море – мелкое приблизительно 100;150 метров глубиной. Но в некоторых его частях оно достигает глубин больше одного километра. Естественно, в голове у Ковалевского сразу возник вопрос – где лечь на грунт? Он склонился над картой Яванского моря. Пока «Ада» в надводном положении спешно покидала военно-морскую базу индонезийского флота в городе Суробая, – а что дальше? Каким курсом идти? Где погружаться? – Это мог решить только он. Рядом с Ковалевским стоял Генеральный конструктор Комаров, – но это был не его вопрос. … Мозги Ковалевского крутились на предельных оборотах! Жизнь или смерть, – зависели от его решения. … Но главком в нём не ошибся. … Вдруг блестящая мысль пронзила его голову! Но, если говорить совсем честно, то в неявном виде эта мысль у него мелькнула еще раньше, когда он говорил по телефону с начальником Генерального штаба генералом армии Николаевым. Сейчас эта мысль снова всплыла в его голове и приняла конкретное чёткое содержание. – На морской карте, на глубине 295 метров был обозначен затонувший в результате морского сражения времён Второй мировой войны японский авианосец «Идзумо».

 
С февраля по март 1942 года в Яванском море происходило одно из самых крупных военно-морских сражений Второй мировой войны. Японские ВМС сражались против объединённых флотов США, Великобритании, Нидерландов и Австралии. Японцы победили, но тоже понесли большие потери (авианосец «Идзумо»). Результатом их победы явилась оккупация ими острова Ява.

- «Вот здесь мы ляжем на грунт и вплотную прижмём к затонувшему японскому авианосцу», – и Ковалевский пальцем указал Комарову на это место на карте, затем продолжил: «Здесь глубина 295 метров, наша предельная глубина – 300 метров. Лодка должна выдержать».
- «Выдержит», – уверенным голосом подтвердил Генеральный конструктор, и, при этом, для большей убедительности кивнул головой.
- «Остановим все механизмы», – продолжал Ковалевский и вопросительно взглянул на Комарова. Генеральный конструктор с сомнением посмотрел на командира.
- «Да, все, Николай Юрьевич. Дышать будем только от В-64. Тем самым у нас полностью исчезнет акустическое поле. И никакой, даже самой совершенной гидроакустикой они нас не найдут. … К «Идзумо» мы прижмёмся вплотную, даже чуть коснёмся его. Поэтому никакими магнетронами они наши ферро магнитные массы не идентифицируют. Магнитная масса японского авианосца нас будет надёжно экранировать. Наша лодка по сравнению с ним всё равно, что спичечный коробок перед пятиэтажкой. Таким образом, мы полностью замаскируем наше магнитное поле. А так как на грунте мы будем лежать без движения с полностью выключенными всеми механизмами и приборами, то у нас не будет ни поля турбулентности, ни теплового поля. Теперь остаётся только вопрос об электромагнитном поле лодки. Да, у «Ады» есть автоматическое размагничивающее устройство со всеми тремя видами обмоток (батоксовая, шпангоутная и горизонтальна обмотки – прим. автора), но насколько оно эффективно, Николай Юрьевич?»
- «Абсолютно эффективно, можно не сомневаться, Олег Константинович. Я впервые в истории подводного кораблестроения поставил на этой дизель электрической подводной лодке размагничивающее устройство. И видите, Олег Константинович, как оно нам сейчас пригодилось! Единожды размагнитив лодку, оно, затем, очень мало потребляет электроэнергии. Но, самое главное, я на этой лодке впервые применил специальную маломагнитную сталь».
- «Добро, Николай Юрьевич, будем на это надеяться. В таком случае мы уберём все поля «Ады» и отлежимся на грунте, пока они не прекратят нас искать», – сказав это, командир ненадолго замолчал, глядя на карту и что-то обдумывая, а потом как-то неуверенно добавил: «… Я думаю, … что дня через два, максимум – три, они развернут все свои силы ПЛО и полностью прочешут Мадурский, Балийский и Макасарский проливы, а также моря: Яванское, Балийское, Банда, Сулавеси и Молукское», – Ковалевский пальцем обвёл на карте все эти проливы и моря.
- «Ну что ж, Олег Константинович», – задумчиво сказал Генеральный конструктор: «Тактически ваше решение великолепное. Мне нечего добавить».
- «А лодка выдержит?»
- «Выдержит. Не волнуйтесь», – и Комаров по-отечески потрепал командира ладонью по плечу.
Ковалевский вызвал к себе Ласси:
- «Вот в этой точке, Геннадий Фёдорович (такое имя и отчество было у лейтенанта Ласси – прим. автора)», – и командир ткнул пальцем в карту: «мы будем погружаться. И от неё проложите курс до «Идзумо», – и он второй раз ткнул пальцем в карту, в ту самую точку, где на морской карте была отметка об этом затонувшем авианосце.
- «Вам всё понятно?» – с неким прищуром глаз переспросил его командир, желая убедиться в правильности понимания поставленной им Ласси задаче.
- «Так точно, товарищ командир. Всё понятно».
Так они и сделали. В назначенной Ковалевским точке они погрузились и взяли курс прямо на «Идзумо». Через сутки они легли на грунт рядом с этим затонувшим японским авианосцем, слегка коснувшись его заросшего водорослями и ракушками борта.
Через три дня действительно, началась беспрецедентная в истории операция сил ПЛО. Но Ковалевский ошибся – кроме сил ПЛО СПА в ней так же принимали участие силы ПЛО Японии, Австралии и Новой Зеландии. Объединённые силы флотов прочёсывали буквально каждый квадратный метр всех морей близких к острову Ява. Кроме того, все их РЛС также тщательно сканировали всё это надводное пространство, теперь уже в надежде засечь всплывшую подводную лодку русландцев, или её шноркель (немецкое название специального поплавка, засасывающего с поверхности моря воздух для работы дизеля под водой – прим. автора). Их цель теперь была одна – уничтожить следы доказательства их преступления. Но об этой цели знали или догадывались только высшие начальники. Теперь им уже было не до стратегии Кузнецова.
……………………………………………………………………………...
- «Где эти преступники, Петке?! … Сколько ты с ними будешь возиться?! … Почему до сих пор нет доклада об их поимке?! … Я тебя спрашиваю, Петке?!» – так жёстко говорил в телефонную трубку адмирал Кинг, адмиралу Петке. Ведь уже всем было чётко ясно – где приземлился аэростат с беглецами. Сформирован отряд матросов во главе с Маккалоем – а доклада об их поимке всё нет. Кинг был в бешенстве. В любой момент ему мог позвонить генерал Скотт и спросить – как дела?
- «Господин адмирал, у меня очень неприятная новость», – заплетающимся от страха голосом начал Петке.
- «Какая ещё может быть неприятная новость, когда у Маккалоя двести человек для поимки всего двух преступников?!» – орал в трубку Кинг.
- «Господин адмирал, Маккалой оказался идиотом …».
- «Это ты, Петке идиот, что не можешь организовать простое дело!» – нетерпеливо перебил его Кинг.
- «Господин адмирал, они улизнули на русландской подводной лодке типа «Ада»!»
- «Что???!!!» – Кинг совсем зашёлся в гневе и стал яростно ругаться. Когда он, наконец, обрёл дар нормальной речи, сняв своё внутреннее напряжение ругательствами, то Кинг спросил его уже нормальным голосом:
- «Что там у тебя произошло, Петке? … И откуда там взялась эта подводная лодка?»
Петке стал всё подробно рассказывать. Когда он кончил, то Кинг, уже успокоившись, предельно жёстко сказал ему:
- «Эта лодка русландцев – сверх невидимка. Для её поимки и уничтожения примени все силы ПЛО флота. Но этого тебе будет мало. От моего имени попроси наших друзей из Японии, Австралии и Новой Зеландии, чтобы и они выделили все свои силы ПЛО. Эта лодка русландцев должна быть унич – то – же – на!». – Для пущей выразительности Кинг произнёс это слово громко чётко и по слогам (примерно так более двух тысяч лет назад говорил римский цензор – Катон, что Карфаген должен быть разрушен! – прим. автора).
- «Ты меня хорошо понял, Петке?!»
- «Да! Так точно!»
- «И запомни, Петке, – если ты её не уничтожишь, то это была твоя последняя операция на флоте!» – на этой фразе Кинг с силой от распиравшей его злости, швырнул телефонную трубку на рычаги.
- «Слава Богу, пока Скотт не звонит», – подумал он.
Но скрыть от мировой прессы таинственное приземление какого-то аэростата с «преступниками» в джунглях Индонезии и ту кровавую облаву, которую устроили на них янки – не удалось. Пресса мира пестрела новостями и догадками. Зачастую их догадки были правильные. Но Правительство СПА решительно отрицало свою причастность к похищению людей.
……………………………………………………………………………...
Когда «Ада» легла на грунт, касаясь своим правым бортом водорослей и ракушек, наросших за столько лет на борту затонувшего японского авианосца, Ковалевский собрал в центральном (полное название – центральный пост управления подводной лодкой, но на сленге подводников его называют просто – центральный – прим. автора) всех командиров боевых частей, начальников служб и командиров отсеков.  Присутствовал здесь и Генеральный конструктор Комаров. Речь командира была короткая, жёсткая, всесторонняя и только, по существу. Ни одного лишнего слова. Он ставил задачу своим подчинённым на ближайшее время.
- «Я получил прямой приказ НГШ и главкома – отставить передачу лодки индонезийцам, вместо этого доставить на Родину адмирала Кузнецова …», – услышав эти слова, Генеральный конструктор от неожиданного удивления открыл рот, очевидно намереваясь что-то сказать. При этом глаза его округлились, а всё лицо его выразило небывалое удивление. Пока он хотел ещё что-то вставить, командир по инерции успел сказать: «… естественно вместе с его женой».
- «Позвольте, Олег Константинович, … извините, что перебиваю. … Это кто, … что, тот самый Кузнецов, который …», – но командир, недовольный тем, что его перебивают, в свою очередь перебил Комарова:
«Да, да, … это тот самый … . И вообще, Николай Юрьевич, прошу Вас не перебивать меня».
- «Ещё раз, извините, Олег Константинович. Для мня, это так неожиданно, ведь это был мой официальный советник, когда проектировалась «Ада». … Это страшный человек – он знает все слабые места «Ады» …», – и командир ещё более жёстко прервал Генерального конструктора:
- «Николай Юрьевич! Я Вас второй раз прошу, не прерывайте меня! … Надеюсь, что Вы с ним ещё наобщаетесь на борту лодки!»
- «Извините, Олег Константинович, это у меня как-то само вырвалось. Ведь совершенство конструкции «Ады» многим обязано его трудам. Ведь мы столько лет работали вместе!». …
- «Всё, Николай Юрьевич, … хватит!»
- «Ещё раз извините. … Продолжайте, Олег Константинович», – и Ковалевский, поборов своё раздражение, стал продолжать свой инструктаж:
- «Состояние адмирала Кузнецова с женой сейчас крайне тяжёлое. Капитан Мечников доложил мне, что непосредственную угрозу их смерти он отодвинул. От дальнейших прогнозов он воздерживается», – при этих словах командира Мечников подтверждающе закивал головой.
А в это время Ковалевский уже говорил о другом:
- «Нас будут искать все силы ПЛО четырнадцатого военно-морского округа флота СПА. Я принял решение, отлежаться на грунте и после того, как они прекратят нас искать, благополучно доплыть до родных берегов. Для достижения абсолютной скрытности, мы остановим все системы и механизмы корабля. Даже погасим свет и остановим вентиляцию. Работать будет только одно аварийное освещение. Да, в отсеках будет тускло – полумрак. Но это нам необходимо для сохранения заряда аккумуляторной батареи. Неизвестно, сколько времени нам ещё предстоит пролежать на грунте. Наши ферро магнитные массы лодки надёжно экранирует рядом затонувший японский авианосец, на фоне которого мы неразличимы. Наше электромагнитное поле будет гасить размагничивающее устройство лодки», – и тут командир сделал эффектный жест при помощи риторического вопроса:
- «Генеральный конструктор уверен в его эффективности?» – в ответ Комаров только молча кивнул головой. Он уже боялся что-то говорить. А Ковалевский между тем всё продолжал:
- «Дышать будем только от регенеративных патронов В-64 (от такого патрона один человек может свободно дышать 64 часа – прим. автора). Пластин с веществом О-3 у нас запас на полную автономку. Уверен, – их хватит.  В качестве резерва для дыхания будем иметь в виду ШДА (Предназначены для индивидуального дыхания подводников непосредственно от баллонов ВВД – воздуха высокого давления, через систему последовательных редукторов – прим. автора). Начхиму (химическая служба – Х на ПЛ – прим. автора)», – при этом тут же встал капитан-лейтенант Ветров, а Ковалевский продолжал уже обращаясь к нему: «Вашим подчинённым в каждую боевую смену обходить все отсеки подводной лодки и замерять в них газовый состав воздуха. При его ухудшении ниже нормы – менять пластины у патронов регенерации на свежие. Использованные пластины утилизировать штатным порядком».
- «Есть товарищ командир», – бодро ответил капитан-лейтенант Ветров.
- «Садитесь», – Ветров сел, а Ковалевский продолжил свой инструктаж дальше:
- «После остановки всех механизмов лодка начнёт постепенно остывать, поэтому, приказываю, – всем командирам отсеков вскрыть мешки с НЗ (неприкосновенный запас) с водолазным бельём. Всё бельё раздать! Всем подводникам его одеть и без команды не снимать!

 
ШДА – шланговый дыхательный аппарат. На фото центрального поста они в контейнерах красного цвета.

Вахты будем нести, как и положено по готовности №2 – подводная (это повседневная организация службы в походе в подводном положении – прим. автора) на своих штатных КП и БП (командных пунктах и боевых постах). Цель несения вахты – это постоянный визуальный внешний осмотр своих систем и механизмов по заведованиям. А также осмотр прочного корпуса в месте несения вахты. Доклады об осмотре производить через каждый пол часа по аварийному телефону, так как штатная громкоговорящая связь работать не будет. Развод боевых смен пред вахтой будем производить на штатном месте на второй палубе центрального поста.
С целью экономии продуктов питания, питание будет организовано следующим образом. Начальнику службы – С (снабжения)», – при этом тут же встал мичман Голубев и Ковалевский уже говорил ему: «Вы будете выдавать каждому подводнику в день по одной банке мясных консервов, литровому пакету сока и по одной буханке консервированного хлеба».
- «Есть, товарищ командир», – чётко по-уставному ответил мичман Голубев.
А Ковалевский продолжал свой инструктаж дальше, уже обращаясь ко всем присутствующим в центральном:
- «Получив эти продукты, каждый подводник сам для себя самостоятельно определяет время приёма им пищи и за сколько раз съесть ему эту пищу. Израсходованные банки от мясных консервов, пустые пакеты из-под сока и полиэтиленовую обёртку от консервированного хлеба сдавать мичману Голубеву при очередном получении пищи. Получив отходы от упаковки пищи, начальнику службы – С, производить их утилизацию обычным штатным порядком, прессуя их и, затем, заполнять дуковские мешки. Заполненные мешки тщательно герметизировать и складывать в трюме второго отсека».
- «Есть, товарищ командир», – снова чётко по-уставному ответил мичман Голубев.
- «Садитесь, товарищ мичман», – и Голубев послушно сел, а Ковалевский всё продолжал:
- «Из этого правила я сделаю три исключения: это адмиралу Кузнецову, его жене и Генеральному конструктору. Они будут получать трёхразовое питание по отдельной схеме».
- «Я могу, как и все подводники», – тут же вставил Генеральный конструктор Комаров.
- «Возражение не принимается», – коротко обрезал его командир и продолжил дальше инструктировать всех собранных начальников:
- «Теперь о досуге, то есть, что делать подводникам вне вахты. … Слушайте внимательно, чтобы потом не задавали мне вопросы. В основном находиться в своих каютах. На своих койках, накрывшись одеялом для сбережения тепла. Праздно шататься по отсекам лодки – запрещаю! Сон в положенное время каждой боевой смене согласно распорядку дня по готовности №2 – подводная. Естественно – спать не раздеваясь. В остальное время, вне вахты, – углублённо изучать свою специальность. Для этого заместителю командира по работе с личным составом …», – тут же встал капитан 3 ранга Гвоздев, а командир продолжал: «Раздать каждому подводнику индивидуальный видеоплеер с наушниками, на котором от компакт-дисков просматривать ИЭТРы (интерактивные электронные технические руководства) по своей специальности. Командирам подразделений составить план изучения ИЭТРов для каждого своего подчинённого с приёмом у них соответствующих зачётов. За добросовестное изучение ИЭТРов награждать своих подчинённых просмотром художественных кинофильмов по желанию. Фильмы брать у капитана 3 ранга Гвоздева. … Вам всё понятно?»
- «Так точно, товарищ командир», – опять же чётко по-уставному ответил ему капитан 3 ранга Гвоздев.

 

   Внутри ПЛ «Ада» перед отключением всех механизмов и систем

- «И последнее», – продолжал командир: «Все переборочные люки открыть и поставить на крюк. Так как их открытие и закрытие очень хорошо прослушивается гидроакустикой. Да, это какой-то степени снизит нашу живучесть, но зато здорово повысит скрытность. Компенсировать такое вынужденное снижение живучести можно только добросовестным несением вахты. … И, самое последнее – громкие разговоры запрещаю. Разговаривать можно только шёпотом друг-другу в ухо. …
Я сказал всё, что считал нужным. Все введённые мной ограничения и лишения направлены на одно – выполнить приказ НГШ и главкома. … Я верю в вас и в наш уникальный корабль, который спроектировал уважаемый Генеральный конструктор Комаров Николай Юрьевич», – сразу раздались хлопки.
- «Стоп, стоп, стоп. … Товарищи – никаких хлопков. Помните о скрытности.
Через час даю команду обесточить лодку. Поэтому всем командирам боевых частей и начальникам служб обесточить все свои механизмы по заведованию и доложить по команде. … Всё, разойдись».
……………………………………………………………………………...
Марина лежала третьи сутки, не приходя в себя. Лежала она в лазарете. На лодке он был очень маленький, всего на две койки – верхняя и нижняя. Марина лежала на нижней койке. Катетер, торчащий из вены её левой руки, капитан Мечников не вынимал. Через него он постоянно вводил ей то лекарства, то глюкозу вместо пищи. Здесь же рядом стоял и регенеративный патрон В-64, накрытый колпаком, сделанным из дуковских мешков и торчащей из него толстой трубы, в которую была воткнута её голова. Таким образом, Марина дышала почти чистым кислородом. Общее её состояние стабилизировалось, но не улучшалось. Рядом с её койкой на тумбочке стоял осциллограф, мониторивший биение её сердца. Да, у неё был типичный обширный инфаркт – сердце её еле билось.
Но гораздо сложнее было дело с адмиралом Кузнецовым. После успешной операции, у него на обеих ногах на бедренные кости был наложен аппарат Илизарова.
Ему требовалось срочное переливание крови. Во время операции его жизнь держалась на физ. растворе, так как тогда Мечникову некогда было заниматься этим. Сразу после операции он велел перенести его в свою каюту и положить на свою нижнею койку. Сам он теперь перебрался на верхнюю койку в своей каюте. А из второй внутренней двери его каюты был вход в лазарет, там лежала Марина. Поэтому оба тяжёлых пациента круглые сутки были у него на глазах.
Мечников взял анализ крови у Кузнецова и определил его группу. Это была первая положительная группа крови. Затем, на своём штатном ноутбуке он вошёл в медицинскую базу данных экипажа лодки и стал искать – у кого такая же группа крови. Это был один офицер и один мичман. Он вызвал их к себе. Оба безоговорочно согласились дать свою кровь. Мечников забрал у них кровь и перелил её Кузнецову. А самим донорам, с разрешения командира, он прописал недельное трёхразовое питание. Но общее состояние Кузнецова это не улучшило. У него резко подскочила температура под сорок градусов. Весь его организм не воспринимал спицы, которыми были скреплены обломки его бедренных костей. Началось воспаление. Мечников усиленно колол его пенициллином, но эффекта от этого пока никакого не было. Питание его шло так же, как и питание Марины, – глюкозой через катетер и в вену. Мечников оценивал его состояние как предкритическое, о чём он и доложил командиру.
- «Илья Владимирович (имя и отчество Мечникова – прим. автора), вся  эта история с его  похищением и  преследованием  нас – только из-за

        Аппарат Илизарова на правой ноге А.И. Кузнецова

его головы. Сделайте всё возможное и невозможное, но он должен жить», – спокойным, но твёрдым голосом поставил ему задачу командир.
Мечников не отходил от него ни днем, ни ночью. Работа его сердца так же мониторилась на экране осциллографа. А, между тем, удары его сердца становились всё реже, а наполнение кровью – всё меньше.
На пятые сутки его состояние, подойдя вплотную к критическому, стабилизировалось, то есть оно нисколько не улучшилось, но его падение прекратилось. И это уже была большая удача, о чём Мечников тут же доложил командиру.
- «Спасибо, Илья Владимирович. Держитесь. Но Кузнецов должен жить!»
И Мечников держался. Держался из последних сил, часто засыпая у постелей своих больных. Он думал, что первой в себя придёт Марина. Для него она была Мариной Юрьевной. Но получилось всё наоборот. Первым пришёл в себя Кузнецов.
Сначала у него слабо задрожали веки, потом они медленно открылись. Каким-то непонимающим и равнодушным взглядом он обвёл каюту, в которой лежал и тихо, тихо шёпотом спросил:
- «Где я?»
- «Вы находитесь на борту дизель электрической подводной лодки «Ада», – чётко в ухо сказал ему Мечников. И было непонятно, понял он его или – нет. Но название «Ада» видно всколыхнуло какие-то далёкие, далёкие уголки памяти мозга Кузнецова. Услышав это, губы его слегка дёрнулись, пытаясь изобразить улыбку, и он с трудом промолвил:
- «Ада» – любовь моя», – после чего снова потерял сознание.


3.2.2 На грунте.
Первый рассказ Генерального конструктора

Эпиграф
«В истории цивилизации, как и в человеческой жизни, детство имеет решающее значение. Оно во многом, если не во всём, предопределяет будущее».

 
Жак ле Гофф 1924;2014, выдающийся французский историк, боец французского Сопротивления.

С момента начала операции ПЛО в юго-западной части Тихого океана против одной единственной ДЭПЛ «Ада» прошло две недели. По своему масштабу и количеству привлекаемых сил эта операция не имела себе равных в мировой истории. Даже в период Второй мировой войны в ходе битвы за Атлантику против волчьих стай (группа немецких подводных лодок, действующих совместно против конвоев союзников под единым командованием – прим. автора) адмирала Дёница не было применено столько сил ПЛО. Тогда у союзников сил ПЛО было меньше, а немецких подводных лодок – больше. Сейчас всё было наоборот – сил ПЛО гораздо больше, а противостояла им всего лишь одна подводная лодка. И, несмотря на такой гигантский перевес сил, найти «Аду» они не могли.
 
 
Гросс-адмирал Карл Дёниц 1891;1980 – командующий подводными силами фашистской Германии, а с января 1943 года – Верховный главнокомандующий Кригсмарине, преемник Гитлера на посту Рейхсканцлера Германии.

Были задействованы силы ПЛО: СПА, Японии, Австралии и Новой Зеландии. Десятки фрегатов, корветов, подводных лодок, крейсеров, специальных кораблей ПЛО, – то есть всех тех кораблей, которые имели на своём вооружении гидроакустические станции, прослушивали глубины пяти морей: Яванского, Балийского, Банда, Сулавеси и Малаккского, и трёх проливов: Мадурского, Балийского и Макасарского. Кроме того, целые бригады тральщиков своими магнитоискателями искали различные ферро магнитные аномалии морского дна, – и тоже, аналогично – всё безрезультатно. Так же безрезультатна была и работа всех морских и береговых РЛС. Факт всплытия лодки, или работы её шноркеля, – был не обнаружен.
Конечно, скрыть операцию ПЛО такого масштаба от мировой общественности, – было невозможно. Дотошные журналисты всё пронюхали, и мировая пресса со смехом обсуждала «профессионализм» своих флотоводцев. Но, чтобы не нарваться на судебный иск, газеты действовали очень аккуратно. С одной стороны, они как-то узнавали о количестве задействованных сил ПЛО, а с другой стороны – называли время действия этих сил и их результат, предлагая читателям самим сделать окончательный вывод, который и так в контексте каждому был ясен. Но, это же событие породило и массу публикаций в прессе другого рода – это констатация факта громадного технического превосходства русландских подводных лодок и, в частности ДЭПЛ типа «Ада», над силами ПЛО запада. И каждый лишний день проведения данной безрезультатной операции сил ПЛО неумолимо косвенно усиливал этот самоочевидный факт.
Да, пресса была осторожна, и имён «героев»-адмиралов напрямую не называла. Но это только ещё больше их злило. А адмирала Кинга ещё злили тупые безрезультатные ежедневные утренние и вечерние доклады Петке, о том, что пока ничего не обнаружено. Наконец, количество негатива в душе адмирала Кинга превысило меру, и он взорвался. Кинг велел своему адъютанту соединить его со штабом адмирала Петке:
- «Петке, ты, когда, наконец, займёшься делом?! … Или, вместо службы ты бегаешь в свой костёл молиться Матке Боске?! … Ведь прошло уже две недели! … И в результате ничего! Одни твои тупые регулярные доклады, что ничего не найдено! … Над нами смеётся весь мир! … Тебе даны неслыханные силы ПЛО, а ты не можешь организовать их эффективное использование!»
- «Господин адмирал, я не могу найти того, чего просто нет. За это время их лодка должна была хотя бы уже два раза всплыть. … А она не всплывает. У неё пропали все физические поля. А это имеет простое логическое объяснение – её там просто НЕТ! Она не существует! Она растворилась в воде, или улетела к инопланетянам, или …».
- «Петке!!!» – заорал в трубку Кинг, и Петке тут же осёкся: «Ты мне ещё сюда инопланетян приплёл! … Демагог! … Мол, её нет! … А она существует, Петке! … Я тебе вот что скажу, друг ты мой польский – она есть, существует, а ты просто не можешь её найти. … Именно это является правдой, которая тебе не нравится. А сейчас, как говорят русские, – ты мне лапшу на уши вешаешь». …
Здесь адмирал Кинг на мгновение перевёл дыхание от волнения и раздражения и гневно продолжил:
- «Вот что, друг ты мой разлюбезный, вылазь ка ты из своего костёла, садись-ка ты на нашу новую атомную подводную лодку типа «Лос-Аламос» и лично! … Ты слышишь меня?! … Лично!!!»
- «Да, да, господин адмирал, слышу», – пролепетал в трубку Петке, а разъярённый Кинг всё продолжал:
- «Лично, в режиме оператора гидроакустика прослушаешь мне всё Яванское море! А твои тупые доклады мне, пусть делает твой заместитель по боевой подготовке. И доклад ты мне лично сделаешь только один – лодка обнаружена и уничтожена, координаты такие-то … . Понятно тебе, Петке?!»
- «Так точно! Понятно! Разрешите исполнять?!» – Петке хотел, как можно быстрее отделаться от разговора с разбушевавшемся шефом. Но Кинг всё не унимался. Распаляя себя дальше, он стал говорить, что он с Петке сделает, если такого доклада не будет. Он перечислил все дырки в теле Петке и сказал, что он туда засунет мартышку (металлический рычаг с тремя стальными лапами, служащий для обжатия на закрытие клапанов, или их страгивания с места при их открытии – прим. автора), а потом будет её там как следует проворачивать. Петке становилось дурно, его ягодицы интуитивно сжались, но он обязан был выслушивать шефа до конца.
……………………………………………………………………………...
В подводной лодке, лежащей на грунте, при полностью выключенных всех механизмах было холодно, и стояла абсолютная тишина. В этой тишине было слышно даже дыхание соседа. Поэтому, для разговоров друг с другом, подводникам хватало лёгкого шёпота. А давление гигантских масс забортной воды на глубине 295 метров создало идеальную проводимость звука. Поэтому, подводникам чётко было слышно всё, что творится у них где-то высоко над ними.
Если звук напоминал периодическое чавканье, то все знали, что это работает дизель. Скорее всего, это какой-то тральщик тянет на трале передающий и принимающий соленоид (это проволочная спираль, намотанная на сердечник, вокруг которого, при пропускании электрического тока, создаётся магнитное поле – прим. автора) пытаясь засечь аномалию магнитного поля. А, если это был гул, переходящий в визг, – то конечно его источником была газовая турбина. Следовательно, делали вывод подводники, – над ними только что прошёл фрегат, оснащённый каким-то гидроакустическим комплексом. А если гул был мощный, ровный и грозный, – то это, конечно, была паровая турбина, носителем которой являлась атомная подводная лодка, которая имела ещё более мощную гидроакустику. Если же шум был мелкий, ноющий, похожий на жужжание комара, то всем подводникам было ясно, – это, скорее всего, вертолёт с вертолётоносца ПЛО, опускающий в воду или гидроакустическую антенну, или магнитометр, меряющий ферро магнитную аномалию дна.
Эти звуки то приближались к ним, постепенно увеличивая свою громкость, то, наоборот, удалялись от них, постепенно тая где-то там в вышине. А потом снова откуда-то издалека нарастали уже новые звуки и так далее. Сначала эти звуки подводников пугали, заставляя их нервно прислушиваться к ним, потом стали безразличны, а к концу второй недели – только раздражали их.
- «Да, ни о каком подъёме с грунта в ближайшее время не может быть и речи», – тихо шёпотом сказал Генеральный конструктор.
- «Да», – подтвердил командир.
Они сидели вдвоём рядом в центральном посту и время от времени переговаривались друг с другом. Основную массу разговоров они уже переговорили и теперь просто сидели рядом и молчали. Они отчётливо почувствовали душу друг друга и, поэтому, разговаривали между собой молча, на одной интуиции. Каждый из них знал, что думает другой. А думали они одно и то же – когда это всё кончится? И как пробираться к своим дальше, не обнаружив себя?
- «Когда мне можно будет навестить Александра Ивановича?» – неожиданно спросил командира Генеральный конструктор.
- «О … о. … Здесь я Вам не начальник. … Когда разрешит док. … У него спрашивайте».
- «А он не пускает. Говорит, что у него сейчас мерцающее сознание, – то придёт в себя, то снова его потеряет. Но Марина Юрьевна уже целую неделю на ногах. Ухаживает за ним. Я с ней познакомился. Хорошая женщина. Она мне всё рассказала, какие жуткие приключения выпали на их долю. Как их украли, как принуждали к измене Родине, как Александра Ивановича травили наркотиком, как они, обманув охрану, бежали из плена, как голодали и терпели жажду. Жуть! … Мужественная женщина. … А как гордится своим мужем!» – закончил Генеральный конструктор.
- «Да», – опять лениво протянул командир.
И в этот момент высоко над ними снова раздалось противное комариное жужжание.
- «Опять вертолёты», – промолвил Комаров.
- «Да», – снова подтвердил Ковалевский.
Но они не могли знать, что это были вертолёты с японского вертолётоносца ПЛО «Идзумо». В японском флоте тоже была традиция передавать названия своих погибших кораблей, новым кораблям, особенно, если корабль погиб в бою.   

 
Японский вертолётоносец ПЛО «Идзумо»
……………………………………………………………………………...
Две недели НГШ Николаев ждал, когда ему главком ВМФ Пименов что-либо доложит о судьбе Кузнецова. Но он молчал.
- «Ведь знает же паразит, что я волнуюсь, – и молчит», – подумал НГШ. Слово «паразит», – это было у него своего рода присказка к явно хорошему человеку, но который что-то, по его мнению, не доделал: «Позвоню ка ему сам», – решил Николаев и, нажав на клавишу селектора, вслух сказал адъютанту:
- «Соедините меня с главкомом ВМФ».
- «Есть, товарищ генерал армии».
Через пол минуты Николаев уже говорил с адмиралом Пименовым:
- «Андрей Афанасьевич, а почему Вы мне ничего не сообщаете о судьбе Кузнецова? Ведь знаете, что я волнуюсь и молчите. Не хорошо это».
- «Извините, товарищ генерал армии, но мне нечего Вам сообщить».
- «Как это – нечего?»
- «Связи с лодкой «Ада» у меня нет».
- «Ну и что это может значить?» – уже с тревогой переспросил его НГШ.
- «Учитывая, что все силы ПЛО Тихого океана флотов: СПА, Японии, Австралии и Новой Зеландии ищут лодку Ковалевского и до сих пор не нашли, я делаю вывод, что он искусно спрятался, используя уникальные технические характеристики лодки, и ждёт времени, когда её прекратят искать».
- «А дальше что?»
- «А дальше, у него будет задача благополучно добраться до Петровостока, не обнаружив себя. Сейчас я даже не могу выслать ему навстречу эскадру для охраны, так как не знаю, где он спрятался. Естественно связи с ним нет. А эскадра – это не мячик, который можно катать туда-сюда».
- «И что же нам сейчас делать?»
- «Ничего не делать, только ждать дальнейшего развития событий. А там действовать по обстановке».
- «Понял Вас. … Но Вы держите ситуацию под контролем?»
- «Конечно! Обижаете вопросом, товарищ генерал армии».
- «Ладно. … У меня тут для Вас есть хорошая новость», – примиряюще сказал НГШ, чувствуя, что он немножко обидел адмирала Пименова.
- «Интересно какая?»
- «Начальник ГУ МВС (главное управление международного военного сотрудничества) доложил мне, что в наше торговое представительство МИД (министерство иностранных дел) обратились сразу несколько государств с просьбой заключить с нами контракт на покупку у нас этих самых «Ад».
- «Это очень хорошая новость, товарищ генерал армии. Тем более, что у Комарова есть её экспортный вариант».
- «Ну, пока, это только их намерения. Поживём – увидим. … Ладно, держите меня в курсе дел с Кузнецовым».
- «Разумеется, товарищ генерал армии», – и, попрощавшись, они прервали связь.
……………………………………………………………………………...
Марина пришла в сознание на следующий день, после того, как оно кратковременно появилось у Александра. Но сознание к ней вернулось как-то более основательно, чем к мужу. Она ещё не понимала где она находится: у врагов или у своих, да и вообще – где она лежит по месту? Но мозги её были так устроены, что это для неё было вторично. Ощутив себя в сознании, первое, что она спросила:
- «Где Саша? … Что с ним?»
Голосок её был очень слабый и тихий, но в нём чувствовалась непоколебимая воля и решимость отдать себя всю, ради любимого. Над ней склонился какой-то незнакомый ей мужчина в белом халате с очень умным и добрым лицом. Поражал воображение его высокий лоб и глубоко сидящие внимательные карие глаза. И ещё, Марина сразу обратила внимание на его пальцы, – они были тонкие и длинные как у пианиста.
- «Александр Иванович жив», – услышав это, Марина сразу облегчённо вздохнула. Пики колебаний её сердца на экране осциллографа немного подскочили вверх и снова успокоились, а незнакомец всё продолжал: «У него очень тяжёлые ранения обеих ног и большая потеря крови. Я его прооперировал. Сейчас он лежит в соседней каюте без сознания».
- «Каюте? … А где тогда я нахожусь?»
И Мечникову пришлось рассказать ей всё, начиная от того момента, когда отряд лейтенанта Ласси отбил её с мужем в неравном бою, как потом их тела доставили на подводную лодку, и почему эта подводная лодка оказалась здесь в Индонезии на базе ВМС в городе Суробая. Кончил он свой рассказ о той тактической обстановке, в которой сейчас находится их подводная лодка. А в конце своего рассказа он представился ей как начальник медицинской службы их подводной лодки капитан Мечников Илья Владимирович.
- «А Вы случаем не родственник ли того знаменитого Мечникова – лауреата Нобелевской премии?»
- «Да, я его очень дальний родственник и горжусь этим. Моя фамилия обязывает меня, как следует относиться к своей профессии. Ведь любой человек мысленно будет меня сравнивать с ним».
- «Доктор, а что это такое на мне одето? Я это не надевала и помню себя ещё в холщовой рубахе и таких же штанах».
- «Марина Юрьевна, переодевал Вас я. Вы уж поймите, я врач, а Вы моя больная. Это была моя обязанность, которую я никому не имел права передоверить. … Я надеюсь на ваше здравое понимание».
- «Да, Илья Владимирович, … не в моей ситуации выбирать себе доктора. … Раньше я раздевалась только перед докторами женского пола».
- «Марина Юрьевна, нижнее бельё, которое я надел на Вас – это штатное разовое бельё подводника, а сверху я натянул на Вас полный штатный комплект водолазного белья. Он связан из толстой грубой верблюжьей шерсти и очень тёплый. А мы сейчас хоть и находимся в тропическом море, но на очень большой глубине, где вода холодная, а все механизмы на лодке остановлены».
- «А теперь, Илья Владимирович, проведите меня к мужу».
Марина резко подняла своё тело, не заметив, что к ней подключён катетер и провода от датчиков кардиографа. Голова её сразу закружилась, в глазах посерело, и обессиленная она снова упала на подушку. Но сознание при этом не потеряла, только сильно побледнела.
- «Что Вы делаете, Марина Юрьевна! Мужу Вы сейчас ничем не поможете, а себе только навредите. Ведь у Вас обширный инфаркт».
- «Илья Владимирович, давайте так», – с закрытыми глазами сказала Марина: «я сейчас немного отлежусь, а потом или сама буду постепенно вставать, или Вы мне поможете, но мужа я всё равно должна увидеть!»
Странно было слышать такую непоколебимую твёрдость от полуживого человека. Мечников это интуитивно почувствовал и сдался. … Через пять минут Марине стало лучше. Мечников вынул из её руки катетер и снял все датчики кардиографа вместе с проводами. Потом, поддерживая Марине спину, он с трудом усадил её на койке.
- «Отдышитесь, Марина Юрьевна, а потом мы будем вместе вставать», – но тут он не удержался и бросил ей горький упрёк: «Как это не рационально, Марина Юрьевна! Вы можете пустить на смарку всё моё лечение, а мужу ничем не поможете», – второй раз он повторил этот тезис. А Марина заставляла его делать то, что, с его точки зрения, делать было нельзя. Сознание его раздваивалось. Но, неожиданно, Марина ему хлёстко ответила:
- «Илья Владимирович, я Вас понимаю. Вы врач, и, поэтому, на всё смотрите прагматично и рационально. Но, кроме этого, в мире ещё есть и нечто иррациональное, которое, порой, оказывает очень сильное влияние в тех или иных случаях. Я чувствую, что принесу пользу мужу. А если я буду лежать в соседней каюте и не видеть мужа, то осознание этого негативно скажется и на моём сердце».
Мечников ей ничего не ответил, а только помог встать на ноги. Ещё несколько шагов, переступание через комингс и вот они очутились в каюте врача.
- «Саша!» – сразу вырвалось у Марины. Она упала на колени и положила свою голову на его грудь.
Мечников деликатно вернулся в лазарет. Марина осталась наедине с мужем. От длительного и искусственного питания черты лица Кузнецова исхудали и заострились, веки почернели, а глаза провалились глубоко в глазницы, как бывает у покойников. Всё лицо заросло густой седой щетиной от длительного отсутствия бритья. Сквозь худую кожу щёк, проступали очертания дёсен. Да, вид его был страшен, но Марина этого не замечала. Он был жив, и это для неё было – всё! Остальное – не имело значения.
Бедренная часть его ног была раздута натянутыми водолазными рейтузами на каркас аппарата Илизарова. Мечникову с трудом удалось погасить процесс воспаления, исколов его всего пенициллином. И теперь температура его тела плавно и неуклонно стала снижаться, приближаясь к нормальной. Но сердце его работало ещё неустойчиво, – ощутимо не хватало объёма крови. А костные ткани пожилого человека очень медленно её вырабатывали. Не хватало естественного питания. Но для этого надо было иметь устойчивое сознание. А оно больше не возвращалось.
- «Саша! … Любимый! … Ты слышишь меня?! … Это я, твоя Марина. Я здесь. Я рядом», – полушёпотом говорила с мужем Марина. Она целовала его в губы, нос, лоб, гладила рукой по волосам и заросшим щекам.
- «Саша! … Просыпайся. … Я ведь рядом», – нежно в ухо шептала ему Марина и беззвучно заплакала, плечи её содрогались.
Сама Марина не понимала, почему она плачет, то ли от счастья, что они остались живы и находятся у своих после таких жутких приключений, то ли от того, что муж так тяжело ранен и не слышит её. … Но Александр не слышал её. Он лежал неподвижно, никак не реагируя на ласки Марины, и только редкие слабые щелчки биения его сердца на осциллографе нарушали мёртвую тишину, царствующую в лазарете и на всей лодке. ... Но вдруг, ... то ли ей это показалось, то ли это действительно случилось, – губы Александра чуть дёрнулись, а веки задрожали. – Неясно. Но совершенно ясно стало другое – удары сердца Кузнецова участились, а наполняемость крови увеличилась.
Когда Мечников отводил Марину назад в лазарет, на её койку. Он, конечно, это сразу заметил:
- «Невероятно, Марина Юрьевна! Вы произвели неслыханный в медицине лечебный эффект! Поздравляю Вас!»
Заплаканная, но всё равно счастливая, Марина ответила ему:
- «А Вы мне не верили, Илья Владимирович. А я интуитивно чувствовала, что этот эффект будет», – потом она немного помолчала, садясь на свою койку, собралась с мыслями и продолжила: «Ведь у нас с ним одна на двоих общая душа. Он услышал меня, и ему стало лучше».
- «Да, Марина Юрьевна», – Мечников помог ей лечь, накрыл одеялом и продолжил свою мысль: «… как ещё не совершенна медицина. … Наверно Вы воздействовали на него каким-то своим биополем», – и когда уже умиротворённая Марина лежала, закрыв глаза, Мечников стал развивать свою мысль дальше: «А знаете, Марина Юрьевна, я загорелся, – этот эффект надо научно исследовать, иными словами, ваше иррациональное сделать рациональным», – на это Марина ему ничего не ответила. Сейчас ей было очень хорошо.
В этот момент Мечников опомнился, он размечтался, а ему надо было заниматься своими сиюминутными обязанностями. И, уже официальным тоном он спросил:
- «Марина Юрьевна, Вы сейчас чувствуете боли в сердце?»
- «Нет».
- «Очень хорошо. Но столь обширный инфаркт ещё надо долго лечить. А в настоящий момент займёмся восстановлением вашего желудочно-кишечного тракта. Сейчас я приготовлю Вам маленький завтрак. Всего несколько чайных ложек творога с капельками мёда и пол стакана тёплого чая. Посмотрим, как ваш организм отреагирует на это. Если всё будет нормально, то порцию буду постепенно увеличивать».
В полдень к доктору зашёл Генеральный конструктор, справиться, не пришёл ли в себя адмирал Кузнецов?
- «К сожалению, Николай Юрьевич, он всё ещё без сознания».
Но тут в другом дверном проёме, ведущим в лазарет, показалась Марина, – она уже могла сама вставать. Взгляды Генерального конструктора и Марины встретились, и они поздоровались.
- «Илья Владимирович, разрешите поговорить с супругой Александра Ивановича?» – вежливо попросил его Комаров.
- «Можно, если только Марина Юрьевна будет соблюдать постельный режим», – официально с упрёком в голосе ответил капитан Мечников и с укором посмотрел на Марину.
- «Извините, Илья Владимирович, я только хотела ещё раз взглянуть на мужа».
- «Он вот-вот должен прийти в себя, тогда и насмотритесь, друг на друга, и наговоритесь. А сейчас прошу Вас лечь», – Марина сама послушно легла на свою койку и накрылась одеялом.
- «Пожалуйста, проходите, Николай Юрьевич, поговорите с Мариной Юрьевной», – вежливо разрешил Мечников.
Проходя мимо койки, где лежал Кузнецов, и взглянув на его внешний вид, Генеральный конструктор аж испугался:
- «Ой, ой», – прошептал он тревожно и печально покачал головой.
Потом он долго беседовал с Мариной. Конечно, в основном, говорили о Кузнецове. Каждый рассказывал о нём всё, что знал. Марина с удивлением узнала, что, оказывается, Саша когда-то участвовал в проектировании этой подводной лодки, в которой они находились. А Генеральному конструктору было интересно узнать, как проходила служба Александра Ивановича в столице в Генеральном штабе. Но особенно его впечатлили те невероятные приключения, которые выпали на долю Кузнецовых с момента их похищения.
- «Да, Марина Юрьевна, … даже трудно себе представить, что Вам пришлось пережить, и ещё в таком возрасте! … Как вы чудом остались живы?!»
Уходя, Генеральный конструктор попросил Мечникова сообщить ему, когда можно будет навестить адмирала Кузнецова.
- «Обязательно, обязательно, Николай Юрьевич, я Вам об этом сообщу. Не волнуйтесь. Но Александру Ивановичу ещё надо прийти в себя и окрепнуть».
А на следующий день утром Кузнецов, наконец, пришёл в себя. Произошло это так. – Марина лежала на своей койке в лазарете, и, вдруг через раскрытую дверь в каюту врача она услышала взволнованный голос Мечникова:
- «Марина Юрьевна! … Он приходит в себя!»
Марина как могла быстро встала со своей койки, перешагнула через комингс и очутилась в каюте Мечникова.
Сначала у Кузнецова очень сильно задрожали веки, потом чуть-чуть приоткрылся рот, затем слегка зашевелились руки и, вдруг сразу открылись его глаза. Первое, что он увидел – это лицо Марины. … Он улыбнулся, но ничего сказать не мог. Руки его слегка приподнялись, видно инстинктивно он хотел обнять Марину, но сил у него не хватило, и они снова безжизненно упали на одеяло.
Но его взгляд! Да, да! … Самое главное – его взгляд был абсолютно счастливым! Он сразу узнал Марину и, его губы, заросшие толстой щетиной, стали медленно расплываться в улыбке.
- «Саша! Родной! Любимый! Очнулся!» – и Марина стала неистово целовать всё его лицо. Потом она зарыдала, а в уголках глаз Александра постепенно набухли и бесшумно покатились две крупные слезинки.
В этот момент Мечников не отрывал свой взгляд от осциллографа, мониторившие удары его сердца. Удары становились всё более сильные, а частота их увеличивалась. Но для такой работы сердца у Кузнецова не хватало объёма крови. В любую секунду он мог снова потерять сознание.
- «Марина Юрьевна! Не распаляйте мужа. Посмотрите на осциллограф. Он может снова потерять сознание. Пожалуйста, умерьте свой пыл».
В этот момент Александр отчётливо шёпотом произнёс:
- «Ма-ри-на …», – и замолчал, любовно глядя на жену.
- «Марина Юрьевна, лучше расскажите мужу все последние события и где он сейчас находится. … Только умоляю, не распаляйте его своей чувственностью!» – жёстко, официальным тоном сказал Мечников.
Услышав это, Марина осеклась, взяла себя в руки, вытерла слёзы и стала рассказывать мужу все события, начиная с того момента, когда в пылу боя он потерял сознание. Рассказывая, она гладила его руку, а Александр всё время блаженно шептал:
- «Ма-ри-на, … Ма-ри-на, … Ма-ри-на, …», – но, тем не менее, он всё внимательно слушал и понимал.
Когда Марина окончила свой рассказ, Мечников представился Кузнецову:
- «Товарищ контр-адмирал, я начальник медицинской службы этой подводной лодки, капитан Мечников Илья Владимирович. Вы мой пациент и обязаны выполнять все мои медицинские предписания», – но тут Кузнецов прервал доктора и тихо, тихо заговорил:
- «Скажите, доктор, а имя «Илья», Вам дали в честь вашего великого родственника?»
Но Мечников из этого вопроса Кузнецова сделал следующий вывод – его мозг полностью восстановился. Вопрос к нему был тонкий и подразумевал громадную эрудицию адмирала. У него в мозгу всё прекрасно работало.
- «Это отлично», – подумал Мечников, а вслух сказал:
- «Да», – и тут же продолжил: «Товарищ адмирал …», – но тут Кузнецов прервал его второй раз и тихо произнёс:
- «Прошу Вас, обращайтесь ко мне по имени и отчеству».
- «Хорошо. Так вот, Александр Иванович, у Вас очень большая потеря крови. Я, конечно, сделал Вам небольшое переливание, но этим всю кровь не заменишь. У Вас должны как следует заработать собственные кроветворные ткани, которые находятся в костях. В чтобы они как следует заработали, Вам нужно как можно скорее перейти на естественное питание. Раньше вашу жизнедеятельность обеспечивала глюкоза, которую я вводил Вам прямо в вену через катетер. Но долго на ней не проживёшь. Её используют только в исключительных случаях, когда больной без сознания, – как в вашем случае. Поэтому сейчас я приготовлю Вам небольшой завтрак, который Вы должны съесть».
- «Доктор, … ой, Илья Владимирович, а разрешите, я сама приготовлю мужу такой завтрак, какой вчера Вы сделали мне?»
- «Это будет замечательно, Марина Юрьевна. Вы здорово поможете мне», – с удовольствием сказал Мечников и показал Марине, где брать продукты, выделенные для их питания.
- «А на обед себе и мужу сделаете по чашечке бульона на основе растворимого мясного кубика. Потом отварите себе и мужу по яйцу, мелко порежьте его и высыпайте в бульон».
- «Спасибо, Илья Владимирович за доверие, отныне питание мужа и своё я беру на себя».
- «Отлично, Марина Юрьевна».
В этот день вечером Марина побрила мужа и подстригла ему волосы. Теперь Александр выглядел ухоженным и помолодевшим, только был очень худ и сед. Прошло ещё три дня и Александр с Мариной стали гораздо крепче. Мечников очень постепенно увеличивал им порцию приёма пищи. И, наконец, помня своё обещание, данное Генеральному конструктору, он разрешил ему навестить адмирала Кузнецова. Но тут случилось непредвиденное.
Когда Генеральный конструктор вошёл в каюту Мечникова, где на нижней койке лежал Александр, то в этот момент, ни в самой каюте, ни в лазарете, – никого не было. Мечников был у командира, а Марина пошла к начальнику службы снабжения мичману Голубеву за продуктами для мужа и себя. Когда Александр увидел входящего в каюту Комарова, то он не то чтобы обрадоваться, а наоборот, – испугался и аж весь почернел, глаза его выражали откровенный ужас, и он их быстро закрыл. Увидев это, Генеральный конструктор сам испугался. Он подумал, что с раненым что-то случилось, сразу закрыл каюту и быстро, как мог пошёл в центральный рассказать всё Мечникову. Александр остался один. Он снова открыл глаза – Генерального конструктора уже не было.
- «Что это со мной?» – подумал Александр: «Неужели галлюцинация? … Неужели док даёт мне наркотики?» – он хорошо помнил те галлюцинации, которые у него были, когда ему на острове кололи скополамин.
- «Но нет, я не чувствую тошноты и головокружения», – Александр задумался, так как подспудно понимал, что что-то не то: «А!» – вдруг его осенило: «Я всё понял – это же голографическое изображение Николая Юрьевича. Наверно они хотели сделать мне сюрприз. … Но почему он такой старый? … Ах, ну да, ведь прошло столько лет. … Нет, нет, нет, – на галлюцинацию это явно не похоже. … Ну, конечно, это голография. Как я сразу не догадался. … Значит, где-то в каюте док установил лазер …», – но неожиданно мысли Александра были прерваны.
В каюту влетел перепуганный Мечников и сразу бросился к Александру:
- «Что с Вами, Александр Иванович?!» – взволнованным голосом спросил его доктор.
- «Илья Владимирович», – вполне нормальным голосом начал Кузнецов: «Вы меня здорово напугали».
- «Как напугал?» – ничего не понимая, спросил Мечников.
- «Вы зачем установили в каюте лазер, который вдруг стал мне показывать голографию, не предупредив меня?»
- «Да какой ещё лазер?! Какая голография?! … О! Господи! … Да у Вас, наверно, начался бред!» – и он быстро положил свою ладонь на лоб Кузнецову.
- «Да нет у меня никакого бреда, Илья Владимирович. Вы просто запустили голографическое изображение Генерального конструктора Комарова Николая Юрьевича, по чьему проекту построена эта лодка. Я сначала подумал, что у меня начались галлюцинации, от того, что Вы даёте мне наркотики, но при этом не было сопутствующих симптомов тошноты и головокружения, вот я и подумал, что это голография. А иначе, откуда Генеральному конструктору здесь взяться? … Сами подумайте?» – голосом, абсолютно уверенным в правоте своей логики, сказал Кузнецов.
- «О Боже! … Тьфу ты чёрт!» – громко выругался Мечников: «А я чуть с ума не сошёл, когда Николай Юрьевич сказал мне, что Вам плохо».
- «Какой ещё Николай Юрьевич?» – не понял Кузнецов.
- «Да, Генеральный конструктор, – вот кто!» – и от облегчения, и от радости, что всё так обошлось, стукнул себя ладошкой по колену.
- «Я ничего не понимаю, Илья Владимирович. Вы что, хотите мне сказать, что здесь на борту находится Генеральный конструктор Комаров?»
- «Да. … Наверно Марина Юрьевна забыла Вам об этом сказать».
- «Не может быть! … Вот это да! … А что он здесь делает?»
Но в этот момент в каюту вошла Марина, неся два пакета с провизией, и Мечников сразу набросился на неё:
- «Марина Юрьевна, Вы за какие такие мои грехи хотели мне сделать инфаркт?» – в полушутливом тоне спросил её доктор.
- «Я???» – ничего не поняла Марина.
- «Да Вы!»
- «Да я …», – хотела начать оправдываться Марина, но Мечников её перебил вопросом:
- «Вы почему не сказали мужу, что у нас на борту Генеральный конструктор?»
- «Ах, … Вы об этом. … Да, … действительно, … забыла. Просто сочла это второстепенной информацией».
- «А дальше случилось вот что …», – и Мечников ей рассказал, как Комаров зашёл в его каюту, чтобы навестить Александра Ивановича. Потом сам же напугался непониманием и острым удивлением адмирала Кузнецова. Затем он пошёл в центральный, нашёл там его и до смерти напугал уже тем, что сказал, что якобы Александру Ивановичу плохо.
- «Но Вы мне так и не сказали, почему Генеральный конструктор здесь оказался и что он здесь делает?» – напомнил о своём вопросе Александр.
И Мечников ему всё подробно рассказал. Потом они втроём немного, но тихо посмеялись над случившимся, и инцидент был исчерпан.
- «Но я хочу его видеть», – сказал Александр.
- «Вот сейчас Марина Юрьевна приготовит Вам ужин, поедите, а потом мы его и пригласим».
Так они и сделали. После ужина Генеральный конструктор снова зашёл к Александру Ивановичу.
- «Здравствуйте Александр Иванович».
- «Здравствуйте Николай Юрьевич. Очень рад Вас видеть. Мне уже всё рассказали, – почему Вы здесь», – они пожали друг другу руки. Правда, пожатие Александра было совсем слабым.
- «Ваша супруга мне всё о Вас рассказала. Она рассказала, как Вы служили в столице в Генеральном штабе, как разрабатывали свою стратегию, как вас обоих выкрали, и все дальнейшие ваши жуткие приключения в плену, и о том, как, обманув всех ваших тюремщиков, вам удалось бежать, и о том бое, когда наши вас, тяжелораненого с женой отбили. Так что я теперь о Вас знаю всё».
- «А мне, Николай Юрьевич, так приятно здесь, на дне Яванского моря встретить Вас, пообщаться с Вами, вспомнить прошлое. … Ведь наша встреча такая неожиданная».
- «Да, нам есть, что вспомнить».
- «Николай Юрьевич, но раз Вы обо мне уже всё знаете, то давайте начнём наше общение с того, что Вы мне расскажите о себе. Ведь я с Вами столько лет вместе работал в КБ (конструкторское бюро). Мы столько с Вами общались по чисто техническим вопросам, проектируя «Аду», что некогда было поговорить по душам. Ведь кроме производственного процесса проектирования я о Вас ничего не знаю. … Где Вы родились, кто ваши родители, как прошло детство, учёба в институте, знакомство с вашей будущей супругой и так далее. … Когда, в каком возрасте, у Вас стал пробиваться талант конструктора. Ведь это так интересно. … Может, я когда-нибудь напишу о Вас книгу. … Кстати, Вы читали мои романы?»
- «Да, некоторые читал».
- «Ну, и как, понравились?»
- «Вроде ничего».
- «Тогда рассказывайте. … Ведь я раненый в настоящем бою. А раненому грех отказывать».
- «Да, … задачу Вы мне поставили. … Даже не знаю с чего начать».
- «А Вы начните с начала, с момента рождения, с воспоминаний о родителях».
- «Хорошо. Тогда слушайте».
- «Родился я незадолго до начала Второй мировой войны в пригороде Петровостока. Так что командир планирует привести нашу лодку на мою родину. Когда мне исполнилось пол года, родители переехали непосредственно в Петровосток. Теперь несколько слов о моих родителях. Мой отец безумно любил мою маму. Обычно, как часто пишут в любовных романах, такая любовь подразумевает и бешеную ревность. Но ничего подобного в нашей семье не было. И отец, и мать были полностью уверены друг в друге, обожали друг друга. Мама отвечала папе полной взаимностью. А ведь мама моя, Евгения Павловна, была очень красивой женщиной.
Причём красота её была очень специфична. Красота её души очень точно воплотилась в её внешности, создавая удивительную гармонию, от которой просто невозможно было оторвать взгляда. В молодости лицо мамы было одновременно и умное, и доброе, и скромное, и спокойное. От её образа веяло бесконечной добротой. Когда она шла по улице, то почти все прохожие мужчины оборачивались. … Вот, наверное, поэтому я так поздно женился, что никак не мог найти девушку, похожую на мою маму. А другие мне были неинтересны».
 
 
Будущий Генеральный конструктор Комаров в раннем детстве с мамой

В этом месте Генеральный конструктор остановился и взглянул куда-то в сторону, в бок, явно невидящим взглядом. То ли в этот момент он вспоминал облик своей молодой мамы, то ли вспомнил первую встречу со своей будущей женой? Было неясно. Александр сразу интуитивно понял, что надо промолчать, что эти воспоминания священны в глубинах его души. Генеральному надо было как-то самому их пережить. … И действительно, через некоторое время Николай Юрьевич продолжил:
- «По специальности, мои родители были корабелы. Папа был директором крупного судостроительного завода, а мамам работала инженер-конструктором в КБ. Сестёр и братьев у меня не было. Помню, как папа водил мня на свой завод и показывал как строятся наши подводные лодки. И это прекрасное зрелище поразило меня с первого раза и на всю жизнь. Я восторгался человеческим умом, способным спроектировать такое гигантское и, в то же время, самое сложное в мире сооружение. Я просто влюбился в красоту подводных лодок. И уже тогда понял, что если лодка внешне не красива, то значит в ней что-то не совершенно, в ней есть некий изъян. Папа мне рассказывал, почему лодка может погружаться и всплывать, почему она движется, и какое оружие она несёт. Я всё это впитывал в себя как губка, и просил папу почаще брать меня с собой на завод. Под влиянием папиных рассказов и тем, что я сам видел, я стал рисовать на бумаге чертёж уже своей подводной лодки и, на этом чертеже расставлять различные механизмы, о которых мог знать. Потом этот чертёж показывал папе. Папа всегда меня хвалил за это творчество, но деликатно указывал мне мои ошибки и их разъяснял. Я кивал головой, был благодарен папе, что он нашёл для меня время и, потом перерисовывал свой чертёж. После чего снова бежал к папе. Папа никогда не ссылался на свою занятость, и всегда находил для меня время», – в этом месте рассказа Генеральный конструктор опять замолчал, а потом, вдруг, как-то резко воскликнул:
- «Ох! Дорого бы я сейчас дал, чтобы хотя бы одним глазом взглянуть на те, мои первые чертежи!»
- «Как я Вас понимаю, Николай Юрьевич, … как понимаю …», – тихо промолвил Александр.
- «А ведь я тогда ещё не умел читать, а уже рисовал такие чертежи!» – снова воскликнул Николай Юрьевич и тут же продолжил: «Конечно, они были наивными. Но они были мои первые и мои личные. Я на бумаге, тогда ещё в дошкольном возрасте фантазировал свою конструкцию лодок. Я заболел ими один раз и на всю жизнь.
Но не только одни подводные лодки тогда интересовали меня, – дедушка по материнской линии приучил меня к различным играм. Он научил меня играть в домино, шашки, шахматы и различные карточные игры. Я очень привязался к дедушке. Из всех игр мне больше всего нравилось играть в шахматы и в преферанс. Пожалуй, в преферанс даже больше нравилось играть, чем в шахматы. В шахматах у каждого игрока масса возможных ходов с плохо прогнозируемыми последствиями, но ты видишь все фигуры, свои и противника. А в преферансе то же самое, но только карты противника ты не видишь. О них надо догадываться и умственно вычислять. Это особенно интриговало. Причём я так навострился играть в преферанс, что когда мы играли втроём: я, дедушка и папа, то я спорил со взрослыми на равных, доказывая, что дедушка или папа там-то не так походили, а, если бы пошли по-другому, то и игра была бы совсем другая. Я азартно спорил с ними, и часто бывал прав. Особенно мне нравилось ловить дедушку на мизере. Я чётко наперёд просчитывал ходы всех игроков, ловко сбрасывал свои козыри и заставлял его брать взятки. Это было верх моего удовольствия».
- «Так Вы, оказывается, в таком детском возрасте уже были заядлый картёжник?» – с наигранным удивлением спросила его Марина.
- «О! И ещё какой! … Но вскоре я снизил интенсивность своих азартных игр – меня отдали в детский сад. Я стал близко общаться со своими сверстниками. Конечно, я играл вместе с ними в детские игры, но они меня не очень увлекали. Я любил рисовать, и, конечно, рисовал одни подводные лодки. Помню, воспитательница детского сада пыталась научить меня читать, но всё было напрасно. Да, я выучил все буквы алфавита. Но когда она пыталась заставить меня прочесть хоть какое-то простейшее слово, то я добросовестно слева на право повторял все буквы этого слова, но сказать какое это было слово – не мог ни как. Дома со мной так же бились все родные, но ничего не помогало. Я снова произносил все буквы и … – молчал, виновато хлопая своими глазками.
Но, самое интересное, чего я уже не помню, но мне рассказывала мать, что когда она забирала меня из детского сада в школу, то на прощание воспитательница сказала матери:
- «Ваш сын будет профессором».
- «Да какой из него профессор, если ему никак не освоить чтение!», – с болью в голосе отвечала ей мать.
- «Читать он всё равно научится, но и профессором он тоже станет. Вот вспомните мои слова», – ответила ей на прощание воспитательница.
Видно она что-то понимала в детях, так как действительно, профессором я стал, да и читать тоже научился», – в этом месте Генеральный конструктор снова остановился и пару раз глубоко вздохнул.
- «Дальше, дальше, Николай Юрьевич, очень интересно», – подгонял его Кузнецов.
- «А дальше меня отдали в школу №9 города Петровостока.  В школу

 
Будущий Генеральный конструктор в школе второй слева в первом ряду

я пошел, прекрасно владея четырьмя арифметическими действиями в пределах тысячи, но, совершенно не умея читать. Тут за меня взялась классная руководительница – Надежда Сергеевна. Как сейчас её помню. Хорошая вдумчивая была женщина, детей любила. Мне казалось, что меня она любит особенно сильно. Уж больно много она уделяла мне времени, и тоже пыталась научить меня читать. Но и у неё ничего не получалось. По арифметике, чистописанию, труду и другим предметам я получал у неё одни пятёрки. А по букварю и родной речи – одни двойки, которые с трудом исправлял на тройки. Ведь я даже сам не мог прочесть домашнее задание в учебнике. Его мне читала мама. В плане чтения во мне сидела какая-то непрошибаемая тупость. Вот уже кончилась первая четверть, – а читать я всё равно не умею, вот – вторая – то же самое. Наконец наступила предпоследняя третья четверть, и вопрос со мной стоял очень жёстко – меня планировали оставить в первом классе на второй год. На меня уже все махнули рукой, и учительница, и домашние. Мол – чего с него взять. Все дети в первом классе уже давно научились читать, кроме меня. … И тут неожиданно для меня случилось чудо – я вдруг зачитал! … Какая это была радость для всех дома! Как сияла Надежда Сергеевна! – Я зачитал!»
Тут Александр перебил Генерального конструктора:
- «А знаете, Николай Юрьевич, что ваша непрошибаемая тупость в плане чтения, как Вы её сами назвали, легко объяснима».
- «Очень интересно, как Вы её объясните?»
- «Просто устройство ваших мозгов резко отличалось от мозгов всех других людей Вас окружающих».
- «Это почему же?»
- «Логика обработки специфической математической и научной информации у ваших мозгов была уже от рождения на несколько порядков выше, чем у всех остальных людей. Поэтому, на логику обработки гуманитарной информации ваши мозги просто не были настроены. Для них это было чем-то второстепенным, вспомогательным. Вот это и явилось причиной задержки в освоении Вами техники чтения».
При этом Генеральный конструктор сидел и от удивления от такого неожиданного анализа его мозгов, аж открыл рот. И это говорил ему человек намного младше его! А Кузнецов, тем временем, всё продолжал и продолжал развивать свою мысль дальше:
- «Это, Николай Юрьевич, если хотите знать, было внешним ранним проявлением вашей необычной одарённости от рождения к научной и конструкторской деятельности. Это уже тогда было той лакмусовой бумажкой, которая резко выделяла Вас из всех людей, как человека, безусловно, талантливого в конструкторской деятельности», – на этой мысли Александр остановился, что-то подумал, а потом и докончил: «Я просто стесняюсь сказать слово – «гениального».
- «Ну, Вы и даёте, Александр Иванович. … Ну и даёте», – с благодарной улыбкой на лице стал повторять Генеральный конструктор явно довольным голосом: «Если я с этим соглашусь, то, наверно, с моей стороны это будет по меньшей мере не скромно».
- «А хотите, я одним ударом освобожу Вас от этой ложной скромности?»
- «Это как же?» – удивился Генеральный.
- «А очень просто. … Сами подумайте, где я нарушил логику, делая такое умозаключение? … А?»
И возразить Кузнецову было нечем. Логика его рассуждений была безупречной, а согласиться было как-то неловко. И Генеральный решил просто рассказывать дальше:
- «Помню, тогда папа купил мне детскую книжку Джанни Родари «Приключения Чиполино» и заставлял меня каждый день прочитывать одну главу, после чего её ему пересказывать. Читать то я научился, но всё равно, сам процесс чтения я воспринимал как каторжный труд. Мне страшно не хотелось читать. Но авторитет папы в моих детских глазах был непререкаем и я, скрипя зубами, за месяц всё же прочёл этого чёртова Чиполино. И рассказал ему все сложные перипетии взаимоотношений между лимончиками, синьором Помидором, бароном Апельсином, герцогом Мандарином и Вишенкой вместе с Чиполино. … Вот видите, Александр Иванович, – до сих пор помню», – Кузнецов понимающе кивнул головой и улыбнулся, а Генеральный продолжал:
- «Но потом меня как прорвало, я страстно полюбил чтение. Но читал я не всё подряд, а только самые лучшие книги. Сначала моим любимым автором был Николай Носов. Это его знаменитые детские книжки «Незнайка в солнечном городе» и, особенно мне полюбившаяся, – «Незнайка на Луне». Потом я стал читать более серьёзные книги таких авторов как Жуль Верн, Майн Рид, Фенимор Купер и Вальтер Скотт. В школьной библиотеке на чтение таких книг надо было записываться в очередь. В магазинах они почти не продавались. Выручали папа и мама. Папа приносил мне эти книги из заводской библиотеки, а мама – из библиотеки своего КБ. Жалко было дедушку. Он всё хотел со мной пообщаться, поиграть в преферанс. А я, то делал уроки, то читал. Чтение мне всё-таки было интереснее. …
Но, самым смешным и, в то же время, самым наивным, был случай, который мне запомнился на всю жизнь. Этот случай произошёл со мной в зимние каникулы, когда я учился во втором классе. … Хотя тогда мне было не смешно, а всё наоборот. Смешно только вспоминать сейчас», – и Генеральный слегка кашлянул, как бы прочищая горло:
- «Не тяните, Николай Юрьевич, … заинтриговали», – как бы обиженно сказал Александр.
- «Дело было так. Я тогда страстно хотел построить «взаправдашнюю» подводную лодку. Эта идея сидела у меня в голове уже давно. Я просто ждал случая. И вот он настал. Через дорогу от нашего дома была расположена стройка. Там рабочие в громадной железной бочке плавили смолу, разжигая под бочкой солярку. И я положил глаз на эту бочку. Эта бочка была выше моего роста. Я решил, что эта бочка и будет положена в основу моей подводной лодки. Я уже тогда всё понимал и всё прикинул. В этой бочке буду сидеть я. Но к ней надо прикрепить ещё две бочки, в которые будет наливаться балластная вода. Тогда моя подводная лодка станет тяжёлой и погрузится. Насколько погрузится, – мне было не важно. Уже тогда я сообразил, что компрессор мне нигде не «стырить» и баллоны со сжатым воздухом тоже. Поэтому, для всплытия своей лодки я решил к днищу главной бочки привязать какие-нибудь крупные камни, которые я под водой отвяжу, лодка станет лёгкой и благополучно всплывёт с двумя бочками по бортам, которые будут заполнены водой. … Вот такая у меня была тогда задумка. Но я уже тогда вообразил себя конструктором подводных лодок и, поэтому, к своей затее отнёсся чрезвычайно серьёзно. Я из пластилина слепил эти три бочки, тем же пластилином прикрепил к ним камни и стал испытывать свою конструкцию в ведре, в котором мать по осени квасила капусту. Правда, потом мне попало, за то, что я измазал пластилином ведро, но это ничего, главное, что эксперимент удался с первого раза. Я был очень горд собой и был полностью уверен в успехе. А запускать свою «взаправдашнюю» подводную лодку решил в пруду, который был между моим домом и школой. Теперь мне надо было только дождаться выходного дня, когда на стройке не будет никакого народа и тогда её и «спереть». Как я решил, так и стал делать.
В тот морозный январский день в городе стояла великолепная солнечная погода. Ярко светило солнце, снег искрился и хрустел под ногами. Я вышел во двор, где уже во всю бегали мои сверстники, собрал их и стал «толкать» речь о том, что я собираюсь построить «взаправдашнюю» подводную лодку и всех на ней буду катать. Но для этого нам надо «спереть» со стройки бочку. Я был так воодушевлён этой идеей, говорил с таким запалом, что все дворовые мальчишки мне поверили. Всем хотелось кататься на «взаправдашней» подводной лодке. Мы всей гурьбой перешли дорогу, перекатили эту бочку, общими усилиями втащили её в парадную, где на втором этаже располагалась наша квартира, и с большими усилиями подняли её на площадку второго этажа. … А вот что было потом, уже через много, много лет рассказывала мне мать. Вот как это выглядело с её слов:
- «Звонок в дверь. Открываю. … О! … Ужас! Перед дверью стоит какая-то огромная грязная бочка вся в мазуте и копоти и, при этом, человек двадцать мальчишек кричат: «Давай бочку! … Давай бочку! … Давай бочку! …», – и намереваются впихнуть её в квартиру. … От неожиданности и ужаса я растерялась и даже не знала, что им сказать, а только успела быстро закрыть дверь ещё до того, как они намеревались впихнуть её в квартиру». …
Досадно было – не получилось. … Но мы быстро самоорганизовались и решили, что раз у меня нельзя, то будем её строить дома у моего лучшего товарища – Игоря. Бочку общими усилиями снова вытащили во двор дома. Но, … момент внезапности был безнадёжно потерян. – У всех подъездов моего дома уже стояли родители моих товарищей, чтобы ещё на ранней стадии отбить «атаку» на их квартиры ещё во дворе. Пока мы спускали бочку. Мать уже успела по телефону обзвонить родителей всех моих товарищей и предупредить, что их ждёт в самое ближайшее время.
Вот так, Александр Иванович, с треском провалилась моя первая идея построить «взаправдашнюю» подводную лодку».
- «Блестящая история, Николай Юрьевич! … Я представляю себе, как бешено клокотал внутри Вас ваш талант конструктора, как он искал выход своего воплощения, как он Вам не давал жить!» – потом Александр замолчал, о чём-то подумал и уже другим серьёзным и решительным голосом добавил: «Я надеюсь, что мы когда-нибудь выберемся со дна этого Яванского моря и тогда я напишу о Вас роман, где и опишу этот смешной и, в то же время, наивный случай. … А теперь, Николай Юрьевич, я жду от Вас продолжения вашего рассказа. … А вообще, я сейчас вижу, что уже на ранней стадии вашей жизни можно было предугадать, кем Вы станете. … Да, воспитательница вашего детского сада обладала поразительной интуицией».
- «Но я не рассказал Вам о самом интересном случае из моей школьной жизни».
- «Очень интересно, – о каком? … Мне кажется, что уже интереснее этого и быть не может», – заинтриговано сказал Кузнецов.
- «А вот послушайте. Это случилось, когда я учился в восьмом классе. Уже прошла война, жизнь постепенно стала налаживаться. А в школе меня просто бесило столь медленное изучение математики. Я всё время рвался вперёд, поэтому, то, что было на текущих уроках, мне было уже не интересно. Я уже давно изучал материал за следующую четверть. И вот, на уроке геометрии наша учительница Мая Фёдоровна делала опрос по усвоению предыдущего материала по теореме Пифагора. А мне при этом было скучно. Я уже давно его изучил и сижу, смотрю в окно. Мае Фёдоровне это не понравилось, и она сделала мне замечание:
- «Комаров, а ты почему не принимаешь участия в опросе?»
- «А мне и так всё понятно, Мая Фёдоровна».
- «Ну тогда иди к доске и докажи нам теорему Пифагора».
- «Пожалуйста», – так слегка развязно ответил я ей.
Я вышел к доске и доказал эту теорему не так как она учила нас, не так как написано в учебнике – через доказательство равенства площадей квадратов, построенных на катетах прямоугольного треугольника и его гипотенузе, а через обычную тригонометрию, которую, к тому времени, мы ещё не проходили. Когда я всё написал на доске, то Мая Фёдоровна широко раскрыла глаза, и у неё непроизвольно от удивления стал открываться рот. В её глазах я прочитал ужас. Моё доказательство теоремы Пифагора было абсолютно верное. Она это сразу поняла. Но оно не соответствовало официальному его доказательству из учебника. Это доказательство я сам придумал. Наверно Мая Фёдоровна и сама, кроме официального его доказательства больше ничего не знала. … Что ей делать?! … На неё смотрит весь класс. А ученики это доказательство не понимают. Ведь тригонометрию ещё не проходили. В классе повисла тишина. Что мне ставить: двойку или пятёрку? … Сначала мне было смешно – в какое положение я поставил учительницу, а потом стало её жалко, и я быстро доказал теорему Пифагора, как и положено по учебнику через равенство площадей построенных на квадратах катетов и гипотенузы. Конечно, она мне поставила пятёрку. А потом до конца обучения в школе, объясняя нам новый материал, Мая Фёдоровна постоянно оглядывалась на меня, одобряю ли я это, или – нет. Меня от этого разбирал смех, но внешне я не позволял себе даже улыбки. Что делать, у меня с ней были разные мозги. Я должен был играть роль ученика, а она – учительницы. Таково на тот момент было правило жизни. Как говорил Маркс: «Нельзя жить в обществе и быть свободным от него».
А потом, через много, много лет, уже будучи Генеральным конструктором, доктором технических наук, профессором, я чисто случайно наткнулся на очень интересную книгу «Компьютер обретает разум» [16]. И в ней было сказано, что три выдающихся американских учёных: Герберт А. Саймон, кстати, будущий лауреат Нобелевской премии по экономике за 1978 год, Аллен Ньюэл и Джорж К. Шоу в 1956 году создали компьютерную программу «Логик-теоретик», которая автоматически могла доказывать различные теоремы. Например, теорему Пифагора она доказала примерно тремястами различными способами. Один из этих способов был как раз тот, до которого я додумался сам, будучи учеником восьмого класса».
Но тут не удержался и вставил своё слово Александр – ему очень хотелось высказаться:
- «По преданию известно, что когда Пифагор открыл свою знаменитую теорему, то принёс Юпитеру в жертву сто быков. Поэтому, с тех пор все скоты дрожат, когда открывается новая истина».
Николай Юрьевич невольно улыбнулся этой шутке и добавил:
- «А как эти скоты дрожали, когда я проектировал свою «Аду»?!»
В этот момент из лазарета раздался голос Марины. Дверь из каюты Мечникова в лазарет всегда была открыта. Там она лежала на своей койке, и, естественно, невольно слышала воспоминания Генерального конструктора.
- «Николай Юрьевич, а какие оценки по математике после этого случая ставила Вам Мая Фёдоровна?»
- «Одни пятёрки».
- «Вот видите, Николай Юрьевич, её благородство. Ведь Вы её публично унизили. И, если бы она была мелочным и злобным человеком, то она, пользуясь своим административным правом, могла бы к Вам всячески придираться и снижать оценки. И любой педсовет всегда бы был на её стороне. А она этого не сделала. … Вы хоть это оценили?»
- «Да, Марина Юрьевна. Уже потом, когда я повзрослел и вспоминал этот случай, мне становилось стыдно. Стыдно за свою нескромность. Ведь я мог этого и не делать, но по-мальчишески очень захотелось «выпендриться» перед ребятами своего класса. … «Выпендриться» за счёт её унижения. … Этот случай на всю жизнь научил меня скромности. А благородство Маи Фёдоровны, как Вы говорите, я, конечно, оценил, только позже, когда повзрослел. … Надо уметь прощать людям их слабости. Мая Фёдоровна это могла».
В этот момент в разговор снова вмешался Александр и своим вопросом резко изменил ход беседы:
- «Николай Юрьевич, Вы знаете такого известного французского историка Жака ле Гоффа?»
- «Нет, не знаю. Первый раз слышу».
- «Так вот», – продолжал Александр: «если в целом оценить ваше детство, то к его итогам и к тому, что Вы достигли в жизни, очень уместно процитировать по памяти одно его известное высказывание: «В истории цивилизации, как и в человеческой жизни, детство имеет решающее значение. Оно во многом, если не во всём, предопределяет будущее» (см. эпиграф к главе)».
Когда Александр окончил говорить, в их маленьком коллективе воцарилось молчание. Марина и Комаров обдумывали её смысл. Первым очнулся Генеральный конструктор. Он задумчиво и тихо промолвил:
- «Да, … какая глубокая и точная цитата. … Если бы в то время моего детства я имел жизненный опыт, который имею сейчас, то мог бы безошибочно предсказать судьбу каждого своего школьного одноклассника. … Каждый из нас закладывает свою судьбу ещё в детстве».
- «Николай Юрьевич, продолжайте рассказывать дальше, нам с Мариной Юрьевной очень интересно. А то мы отвлеклись на мелочь».
- «Вся наша жизнь, это сплошная цепь мелочей. И за каждой мелочью надо видеть то великое, к чему она ведёт».
- «Согласен, Николай Юрьевич, вот нам с Мариной Юрьевной и интересно знать, как за цепью сиюминутных мелочей Вы заслужили мировое имя, что, покупая вашу подводную лодку, верят только Вам».
- «Хорошо, тогда слушайте дальше, о моих студенческих годах. Там тоже много было необычного и интересного.
После окончания школы я сразу поступил в Политехнический институт города Петровостока на Кораблестроительный факультет. … Сами понимаете, никаких сомнений в выборе специальности у меня не было. Это было моё естественное и твёрдое решение. Поступил я в институт легко и просто, сдав все вступительные экзамены на пятёрки. Но, после окончания первого курса я перевёлся в Приморский город. В европейскую часть страны, в Кораблестроительный институт.
Энергия во мне била ключом, её надо было куда-то направить, и, кроме текущей учёбы, я с головой окунулся в работу студенческого научного общества. Главную цель, которую я тогда сам себе поставил, это знать всё, что в мире делается в области кораблестроения. Без этих знаний невозможно построить хороший корабль, а тем более – подводную лодку. Я с упоением читал все периодические издания в нашей стране на эту тему. Но этого мне было очень мало. И я стал брать в институтской библиотеке все журналы по кораблестроению на английском языке, которым я владел свободно. Но не одни только англоязычные страны строят корабли. Поэтому я брал журналы по кораблестроению на немецком. французском и итальянском языках. Но эти журналы я читал со словарём. Все интересные новинки я заносил в отдельную тетрадь. И таких тетрадей у меня скопилось довольно много. Сейчас уже точно не помню, но по-моему – штук пять. Эту мою страсть заметил профессор кафедры Теории корабля Владимир Николаевич Квасников и предложил мне факультативно в рамках научного общества студентов делать подобные сообщения в форме мини лекций. Для этого мне даже была выделена соответствующая аудитория. … Надо ли вам говорить, как я был раз этому! … Ведь меня заметили, моей страсти дали положительную оценку. Я получил признание у преподавателей и стал видным НОСовцем (научное общество студентов) на Кораблестроительном факультете.
Но и этого мне было мало. Начиная с третьего курса, я увлёкся программированием. Дело было в том, что в то время стали появляться первые цифровые вычислительные машины. Аналоговых вычислительных машин было много, а вот цифровых не было совсем. И вот в нашем институте, наконец, появилась первая лаборатория цифровой вычислительной техники. Она была общеинститутская. Там стояли две вычислительные машины БЭСМ (большая электронно-счётная машина) и малая персональная – «Мир». БЭСМ работала под управлением алгоритмического языка «Фортран», а «Мир» – «Алмир». БЭСМ занимала громадный зал и требовала целую бригаду инженеров для её обслуживания. А «Мир» занимала одну комнату и требовала для её обслуживания двух людей. Никто из преподавателей и студентов института этих алгоритмических языков не знал, а изучать их было то ли лень, то ли их просто боялись. – Не знаю. В институте тогда царствовала логарифмическая линейка, которой студенты обязаны были владеть в совершенстве. Но, в то же время, все диссертационные советы института стали требовать, чтобы в диссертационных работах соискателей как кандидатского, так и докторского уровня обязательно присутствовало применение цифровой вычислительной техники. Поэтому все соискатели кинулись в бюро алгоритмизации при этой лаборатории, чтобы им запрограммировали их прикладные задачи. А там было, … сейчас уже точно не помню, то ли два, то ли три человека. Причём программировали они только на языке «Фортран». А на языке «Алмир» вообще был только один штатный программист. Конечно, эти первые профессиональные программисты были не в состоянии справиться с гигантским наплывам заявок. Соискатели годами стояли в очереди. Даже был специальный план алгоритмизации, который утверждал ректор по заявкам деканов. Более того, к самой эксплуатации этих вычислительных машин допускались специально обученные люди из числа штатных сотрудников  лаборатории  вычислительной  техники.  В общем,  простому

 
БЭСМ
 
ЭВМ «Мир»

студенту и, даже преподавателю, получить доступ к цифровой вычислительной технике было очень трудно.
Быстро сориентировавшись в этой обстановке, я страстно захотел овладеть цифровой вычислительной техникой. Моя страсть к ней была по силе примерно такой же, как и страсть к постройке «взаправдашней» подводной лодке во втором классе. Я побежал в Дом книги в отдел математической литературы и накупил там несколько книг по алгоритмическому языку «Фортран». По «Алмиру» там не было ничего. Конечно, я сразу налёг на изучение «Фортрана». А литература по «Алмиру», оказывается, поставлялась только в комплекте с документацией к самой вычислительной машине. В свободной продаже её не было. Тогда я пошёл в нашу институтскую лабораторию вычислительной техники и под честное слово договорился там, что учебник по «Алмиру» они мне будут давать только на выходные дни. То есть, в субботу я его забирал, а в понедельник рано утром должен был вернуть назад. Поэтому, приоритет в изучении алгоритмических языков я отдал «Алмиру». Изучал я эти языки с упоением, забыв про всё вокруг. Время оставлял себе только на сон и еду. Но учебники как по «Фортрану», так и по «Алмиру», на мой взгляд, были нечёткие, материал в них был как-то размазан и перемешан. Или, говоря уже нынешним языком, они были очень неметодичны.  И я решил их переписать, чётко следуя главному методическому принципу – от простого к сложному. Я думаю, – что мне это удалось. Тогда я взял первую попавшуюся мне РГР (расчётно-графическую работу) по теории корабля, изучил методику с её описанием и запрограммировал её как на «Фортране», так и на «Алмире». С этим и явился в вычислительный центр. Конечно, использовать БЭСМ мне никто не разрешил. Кто я такой, чтобы меня обслуживала целая бригада инженеров? БЭСМ работала только по планам ректора.
А вот с ЭВМ «Мир» дело было проще. Её обслуживало всего два человека. Одна молодая женщина – программистка и один пожилой мужчина – электронщик, отвечающий за её мат. часть. Сначала я изучил инструкцию по правилам пуска, остановки и работы на этой ЭВМ. Потом просто наблюдал, как это практически делается. Затем упросил женщину-программистку разрешить мне самому включить ЭВМ, набить в оперативную память чью-то, но не свою, программу, запустить её на счёт, получить решение, и далее записать текст программы на внешнюю память, которая в те далёкие времена была на перфоленте. После этого по всем правилам ЭВМ выключить. Несколько раз я так проделал под её руководством, и после этого она стала мне доверять. Более того, я просто брал на себя часть её работы, естественно, при этом, не требуя никакой ответной благодарности. Моя цель была проста – войти к ней в доверие, чтобы она разрешила мне работать на ЭВМ «Мир» самостоятельно. И через несколько месяцев упорного труда я этого добился. Она была не против, чтобы я приходил и сам решал на ней свои задачи. Только тогда я решил прогнать на ней свою первую программу, решающую РГР по теории корабля.
Но не тут-то было. Вместо того, чтобы решать мою задачу. ЭВМ «Мир» стала мне указывать на ошибки в моей программе. А их было много. И тогда я понял, что голое изучение программирования без практики – ничто. Устраняя свои ошибки, я ещё глубже изучил «Алмир». И вот, наконец, настал момент, когда моя отлаженная программа заработала! Она выдала мне тот результат, который я уже получил, используя обыкновенную логарифмическую линейку, только гораздо точнее и быстрее.
Для меня это был момент неимоверного торжества! Я стал чувствовать себя каким-то сверхчеловеком, которому подвластно всё! – Я умею программировать! Ура! Наверно Колумб так же чувствовал себя, когда открыл Америку. Это было счастье в его чистейшем виде. Нет такого магазина, где можно было бы купить себе счастье. Счастье можно только заработать как награду за тяжкий труд. И тогда я понял, что такое счастье, о котором столько пишут, поют песни, слагают стихи. Счастье – это не деньги, не шикарная квартира, машина или дача – счастье это всего на всего твоё внутреннее ощущение. … Но как оно прекрасно! По сравнению с ним, какими мелочными кажутся различные житейские удобства! Один раз ощутив, что такое счастье, человек уже не может жить иначе, чем посвящая все свои силы на достижение какой-то высшей цели. Но само счастье, – это не только сам факт достижения какой-либо цели, – это, главным образом, сам процесс достижения этой цели. А этот процесс труден, очень труден. Но, если бы он был лёгким, то не было бы и самого ощущения счастья».
В этом месте Генеральный конструктор остановился, перевёл дух. Да, он слишком увлёкся, рассказывая свои самые сокровенные, самые интимные мысли. Но они были в тяжелейшей обстановке на громадной глубине Яванского моря, вступив в единоборство с силами ПЛО четырёх вражеских флотов! Жизнь их висела на волоске. А это, как не что иное, располагает к откровенности.
Комаров краем глаза взглянул на Кузнецова, – он был весь во внимании, как губка, впитывая каждое его слово. Ведь они были так похожи друг на друга, хотя разница в их возрасте была в двадцать пять лет и творили они на разных масштабах своих научных приложений. Затем, незаметно, Генеральный конструктор чуть-чуть отклонился назад, и скосил глаза в лазарет через открытую туда дверь. Ему было интересно внимание Марины Юрьевны. Она лежала на своей койке, подперев голову левой рукой, согнутой в локте. Всё лицо её выражало серьёзность. Да, она конечно, слушала рассказ Генерального конструктора и обдумывала каждое его слово. Она молчала. А Комаров, увидев такое внимание, хотел перейти к самому сокровенному:
- «Очень хорошо по этому поводу сказал выдающийся российский хирург-травматолог Илизаров. Точно по памяти не могу вспомнить его знаменитую цитату, но смысл её в …».
- «Извините, Николай Юрьевич, что перебиваю», – неожиданно вставил своё слово Мечников. В процессе воспоминаний Комарова. Он всё время стоял за его спиной и так же внимательно слушал, а сейчас впервые подал голос: «но лучше я вам прочту эту цитату, так как книга о профессоре Илизарове «Не измени себе» [10] – это моя настольная книжка. И, кстати, перебитые пулями кости Александра Ивановича, я скрепил именно при помощи аппарата Илизарова».
Потом он взял с полки своей каюты эту книжку, полистал её, нашёл в ней нужное место и стал читать:
- «Не знаю, почему уж так повелось, но учёных, изобретателей – в общем. Людей, одержимых своим делом, нередко изображают как фанатиков и вроде бы на словах перед ними преклоняются, но относятся к ним с сочувствием, как к недотёпам. Несчастные мол, люди – жить не умеют.
Неверно! Фанатизм связан с муками и страданиями. И чаще всего бессмысленными. Учёный, исследователь, если он настоящий, не мученик, а эпикуреец, стремящийся к наслаждению. Причём в высшем смысле этого слова – самое большое наслаждение он получает не от изысканнейшей пищи, вина, хороших сигарет и иных чисто материальных вещей, которые ему, кстати, тоже не чужды. А от познания.
Природа похожа на бездонную бочку – сколько будут существовать люди, столько они будут пытаться познать её сущность. Посему наслаждение учёного так же длительно, как и вся его жизнь» [10].
Мечников окончил зачитывать эту цитату, но тишина в маленькой компании не повисла:
- «Какие вы молодцы, мальчики! Какая у нас интересная беседа!» – с чувством сказала Марина.
- «А еще, при каких обстоятельствах!» – добавил Мечников.
- «Но у меня тоже есть, что сказать», – неожиданно подал голос Александр.
- «Слушаем Вас, Александр Иванович. Мне всегда были интересны ваши мысли», – ответил ему Комаров.
- «Я человек пишущий …».
- «Это мы знаем», – вставил Генеральный конструктор.
- «Я давно написал и издал сборник своих эссе. Он так и называется «Эссе о службе на флоте и в науке» [17]. Так вот, там самое первое эссе я назвал «Путь». В нём я исследую вопрос о смысле человеческой жизни. И в процессе этого исследования даю своё понятие о счастье …».
- «Александр Иванович, нам это будет очень интересно», – сказал Николай Юрьевич и поудобнее уселся на маленьком раскладном стульчике.
- «Но это понятие я помню наизусть, мне не надо его зачитывать. Вот оно: «Счастье, это когда все поступки человека, каждый день его жизни, прямо соответствуют его понятию о смысле жизни. И тогда человек осознает, что он живет в мире со своей совестью, следовательно, он счастлив».
И вот только теперь в их маленькой компании повисла тишина. Каждый обдумывал слова Кузнецова. Но тишина длилась не долго:
- «Браво, Александр Иванович! Как лаконично и точно! Мне нечего добавить», – сказал Генеральный конструктор.
- «Да», – задумчиво протянул Мечников: «… какая у Вас, товарищ адми… , ой, извините, Александр Иванович, глубокая и, я бы сказал, простая и точная мысль. … Мне тоже нечего к ней добавить».
- «Когда мы выберемся отсюда, я подарю Вам Илья Владимирович, эту книжку с дарственной надписью».
- «Спасибо».
- «Мальчики, а можно и мне сказать свою мысль по этому поводу?» – неожиданно спросила Марина.
- «Да, да, да», – одновременно ответили все мужчины, а Николай Юрьевич ещё шутя, добавил:
- «Только одному из мальчиков девяносто два года».
Но Марина не обратила внимания на эту реплику Генерального конструктора и начала:
- «Когда-то давно я прочла книжку тоже о Генеральном конструкторе, но только не подводных лодок, а космических кораблей – Сергее Павловиче Королёве [18]. И там есть одно очень интересное его высказывание. По-моему, это высказывание касается всех вас», – Марина на мгновение остановилась. Но для Генерального конструктора это мгновение тянулось слишком долго:
- «Марина Юрьевна, не тяните, заинтриговали …».
- «Хорошо, вот оно: «Талантливому труднее. Ибо талант – всегда характер, а это значит, что не всем и не всегда удобен».
Все мужчины внимательно слушали Марину и тоже немного помолчали, обдумывая это высказывание. И опять слово взял Комаров:
- «Как это банально просто и абсолютно верно сказано. Но попробуй так просто сформулировать эту мысль. … Эта мысль прямо соответствует моей судьбе», – с досадой сказал Николай Юрьевич и тут же продолжил: «… С одной стороны, да – у меня мировое имя, а с другой стороны, в своё время директор КБ, где я работал, Задорнов выгнал меня за пустяк, который вскоре был устранён (здесь Комаров имеет в виду первоначальный недобор полной подводной скорости «Ады» – прим. автора)».
- «Если судьба Вам что-то не додала, значит, она Вас для чего-то бережёт», – глубокомысленно высказал своё мнение Кузнецов.
- «Да, Александр Иванович, … может быть, … может быть …», – задумчиво сказал Генеральный, печально опуская голову.
И всем сразу стало понятно, какую обиду нанёс ему тот директор КБ, – этому пожилому и явно заслуженному человеку.
- «А знаете, почему казнили Сократа», – неожиданно вставил своё замечание Кузнецов.
- «Нет, не знаю. Как-то не интересовался», – растерянно, не понимая к чему это, ответил ему Генеральный конструктор.
- «А ведь он был не убийца, не вор, не предатель, не разбойник, а всё равно был приговорён афинским судом к смерти. … У него была другая вина, самая тяжёлая, самая страшная, которую люди не прощают никому и никогда – он был умнее всех! И этого было достаточно, чтобы приговорить его к смерти. … С тех пор прошло почти две с половиной тысячи лет и, как мы видим, – в человеческой сущности не изменилось НИ-ЧЕ-ГО!
 
Сократ – 469г. до н.э.;399г. до н.э. – знаменитый древнегреческий философ, учитель, писатель, этик, стихийный наивный диалектик.

А Вас, Николай Юрьевич, всего лишь только сняли с должности и при этом оставили Вам жизнь, имущество и свободу. Да после этого Вы должны были благодарить Задорнова, что он так мягко с Вами обошёлся. А Вы расстраиваетесь. … Более того, косвенно этот факт свидетельствует о том, насколько Вы были выше Задорнова и раздражали его своим умом и именем. Но также, как и у Сократа, афинская верхушка того времени, несмотря на всю свою ненависть к нему, не смогла лишить Сократа его мирового имени, так же и Задорнов был не в силах лишить Вас вашего мирового имени, чему все мы сейчас и являемся свидетелями».
- «Александр Иванович, ну Вы мне просто прямо в лоб открыто льстите».
- «Нет, Николай Юрьевич, я Вам не льщу, а говорю правду. А она такая», – потом Кузнецов немного подумал и добавил: «Ведь Вы мой учитель, и я, как никто другой, прекрасно знаю цену ваших заслуг перед Отечеством. ... И то, что мы до сих пор не обнаружены врагом, и у нас есть шанс добраться до своих, это, прежде всего, – ваша заслуга, а уж потом командира. … Если мы отсюда выберемся, то, прежде всего, своею жизнью будем обязаны Вам».
Услышав такую речь, Генеральный замахал руками, но что-то возразить Кузнецову, как-то защитить свою скромность, – ему было нечем. … Ибо Кузнецов говорил одну правду без прикрас и пышных эпитетов. … Создалась неловкая ситуация. И, чтобы быстрее разрядить эту неловкость, Кузнецов сказал:
- «Николай Юрьевич, но мы опять отвлеклись от темы. Просим Вас продолжать свой рассказ. Нам очень интересно».
- «Просим, просим», – сразу одновременно подхватили Мечников и Марина.
- «Хорошо, тогда слушайте дальше», – при этом Комаров слегка кашлянул, прочищая горло, и продолжил:
- «Убедившись, что я освоил программирование на цифровой ЭВМ, я стал программировать РГРы и по всем остальным преподаваемым нам предметам. В частности, по сопромату, теормеху, теории корабля, строительной механике корабля и так далее. Причём программу я делал общую, то есть универсальную для данной РГР, а потом по циклу прогонял по ней все варианты с различными исходными данными. В методичке к любой РГР преподаватель назначал каждому студенту свой вариант. Таким образом, я легко и просто делал все РГРы по всем предметам всем студентам своей группы. А после получения зачёта по этому РГРу всеми студентами моей группы, я дарил перфоленту преподавателю, который у нас вёл этот предмет, с записью универсальной программы по автоматическому решению этого РГРа. Конечно, в то время это был шок для всех. Очень быстро я приобрёл известность на всём факультете. Весть обо мне дошла и до декана, и он предложил мне факультативно для студентов, входящих в научное общество, читать курс лекций по программированию на «Алмире» с обязательной практикой на этой ЭВМ. Я, конечно, с радостью согласился. Мне выделили аудиторию, и я с энтузиазмом стал читать студентам курс лекций по программированию, будучи сам студентом. Правда, дослушали курс до конца и получили практику на ЭВМ «Мир» всего два студента. Остальные разбежались. Может я был плохой преподаватель – не знаю. Но программирование – это очень точное искусство, которое не прощает, ни одной ошибки. Поэтому, для его изучения, надо было сильно напрягаться. Но не все студенты могли заставить себя напрягаться ради необязательного предмета. Большинство из них привлекала халява лёгкой сдачи РГРов. А когда они увидели, что труд по изучению программирования намного превышает труд по обычной сдаче РГРов, то перестали ходить на мои лекции.
Но, вскоре, моё умение программировать в то время, позволило мне познакомиться с очень интересным человеком. Дело в том, что наш ректор привлёк к чтению у нас лекций по основам связи флота и теории автоматического управления из России академика, Героя социалистического труда, адмирала Берга Акселя Ивановича. Это был очень маститый учёный, который в войну поставил на должный уровень радиолокацию в войсках и на флоте.

 
Адмирал Аксель Иванович Берг

Ему сказали, что у нас есть студент, который умеет программировать. Тогда такие специалисты были на особом учёте. Берг вызвал меня к себе, очень ласково поговорил со мной, поинтересовался моими родителями и детством, а потом предложил мне помочь ему в научной работе. Я, конечно, не просто согласился, а посчитал для себя огромной честью помочь такому учёному. Суть задачи, которую он мне поставил, заключалась в следующем. – При переходе от оригинала к изображению с помощью преобразования Лапласа в Операционном исчислении, естественный аргумент – t (время) заменяется на какой-то абстрактный комплексный аргумент – р, который, в свою очередь, состоит из действительной и мнимой части. Требуется узнать, какой физический смысл имеют коэффициенты его действительной и мнимой части. И какую они несут в себе информацию. А потом построить соответствующую программу на ЭВМ, при помощи которой можно было бы влиять на эти коэффициенты, осуществляя ещё не виданное в науке автоматическое управление тем или иным динамическим объектом. За решение этой задачи Берг обещал мне автоматом поставить пятёрки на экзаменах по средствам связи флота и теории автоматического управления».
На этом месте Кузнецов неожиданно вставил свою реплику:
- «Ого! Вот это задача! Да это же задача на уровне Академии наук и целых математических институтов!»
- «А я в то время, откуда это знал? … Мне льстило, что такой светила науки выбрал именно меня для её решения. Я тогда только понял её смысл. А о масштабах этой задачи даже и не догадывался», – потом, немного подумав, добавил: «Хотя, … если отбросить ложную скромность и стыдливость, конечно, догадался, но, правда, это произошло гораздо позднее».
- «Извините, что перебил, Николай Юрьевич, продолжайте. Очень интересно как Вы, ещё студент, справились с задачей такого фундаментального математического масштаба!»
- «А вот слушайте. … Первое, что я понял – суть решения этой задачи лежит не в программировании, а в глубинных основах самой математики. В её фундаментальных аксиомах и понятиях. В нашей институтской библиотеке математической литературы на эту тему не было. И я снова побежал в математический отдел Дома книги. Там я купил пару книг университетского курса для профессиональных математиков по Операционному исчислению. Но читать их я не смог – не хватало знаний по фундаментальным основам математики. Тогда я снова побежал в математический отдел Дома книги и купил там двухтомник по Высшей алгебре, так как в институтской библиотеке таких книг тоже не было. А дальше пошёл длительный процесс изучения мною Высшей алгебры. И тут передо мною открылась бездна знаний. Я совершенно другими глазами стал смотреть на математику. До этого мне казалось, что математика – это только цифры, производящие количественный анализ. На самом деле – цифрами занимается очень малая незначительная часть математики. А её приёмы входят почти во все науки. Если какая-либо наука не использует математику, значит, либо это вовсе не наука, либо она находится на своей самой начальной стадии – сборе фактов.
Освоив Высшую алгебру, я глубоко задумался – ведь в своём мышлении, мы никогда не употребляем ни математические символы, ни слова. Когда мы мыслим, то представляем себе предмет мысли в конкретной осязаемой форме и мысленно манипулируем с этой формой. Но, чтобы успешно мысленно с ней манипулировать, нужно очень много знать, то есть быть всесторонне развитым человеком. И уже потом, придя к какому-то заключению, наше мышление начинает подбирать слова, цифры, символы чтобы выразить наши мысли внешне как самому себе, так и другим людям».
И опять прервали рассказ Генерального конструктора. Но на этот раз его прервала Марина:
- «Николай Юрьевич, разрешите в этом месте с вашего разрешения вставить одну очень интересную, на мой взгляд, мысль».
- «Конечно, разрешаю, пожалуйста, Марина Юрьевна».
- «Как сказал Станиславский: «Мысль, прежде чем стать мыслью, была чувством» [19], – и опять вся компания на мгновение задумалась».

 
Константин Сергеевич Станиславский – 1863;1938 – выдающийся театральный режиссёр, актёр, театральный педагог, публицист, основоположник Московского художественного театра

- «А ведь Станиславский прав», – вставил своё слово Мечников: «… именно чувство первоначально заставляет нас мыслить».
- «Товарищи, мы постоянно перебиваем Николая Юрьевича, давайте дадим ему возможность высказаться. … Продолжайте, Николай Юрьевич».
- «Ну что ж, приказ адмирала, да ещё на военном корабле – это закон. … Хотя, по большому счёту, мне наоборот приятно, что вы меня перебиваете. Значит, вам интересно, и вам не терпится поделиться своими мыслями. И это здорово. Это ещё больше вдохновляет меня. … В общем – продолжаю …».
Но Марина и тут, всё равно, перебила его:
- «Извините, что Вас перебила. Николай Юрьевич, уж так хотелось вставить эту мысль», – виновато сказала Марина.
- «Извиняю, Марина Юрьевна, не переживайте. Я ведь только что сказал, что мне это даже приятно. А ваша мысль очень хорошая. Она того стоила. Чтобы перебить меня. Если ещё у Вас появятся такие мысли, то смело перебивайте, не бойтесь», – шутливо ответил ей Генеральный конструктор.
- «Итак, изучив Высшую алгебру, я легко и просто стал читать профессиональные математические книги по Операционному исчислению, и, вскоре, понял, что мне надо сказать Бергу.
Дело в том, что сам по себе комплексный аргумент – р в Операционном исчислении, со своими коэффициентами в действительной и мнимой его части, не несёт в себе абсолютно никакой информации. Это всего-навсего лишь символ наличия информации. А сама информация содержится в уравнениях, описывающих динамику объекта автоматизации управления. Эти уравнения раскладываются в гармонический ряд Фурье с коэффициентами при каждой гармонике. Затем все гармоники представляются в комплексной форме, суммируются и в пределе мы и получаем интеграл Фурье в комплексной форме. А это и есть преобразование Лапласа. И аргумент – р – это всего лишь символ объединения всех гармоник, описывающих динамику объекта исследования в Операционном исчислении. Поэтому программировать здесь ничего не надо. И всё это я Бергу подробно и детально объяснил».
- «Блестяще! Николай Юрьевич, блестяще!» – как бы подытожил Кузнецов.
- «Ну а пятёрки автоматом за эти экзамены Берг Вам поставил?» – спросил Мечников.
- «Да, конечно. … Но, получив эти пятёрки, я времени потратил раз в десять больше, чем мне потребовалось бы, чтобы выучить на те же пятёрки, начитанный нам Бергом материал. Но интересно другое. Познав хоть часть математики на университетском уровне, я увидел, как примитивно учили нас математике в институте! А я так гордился институтским образованием».
Но тут решительное слово взял начальник медицинской службы:
- «Николай Юрьевич, сейчас уже очень поздно. Пошёл первый час ночи. Моим больным давно положено спать. Приходите завтра после завтрака, и мы с удовольствием продолжим Вас слушать».
- «О! Действительно, это я увлёкся, извините».
Генеральный встал, пожелал всем спокойной ночи и ушёл спать в сою каюту.
……………………………………………………………………………...
Александр лежал на своей нижней койке в каюте начальника медицинской службы с закрытыми глазами. Сколько мыслей и образов крутилось в его голове после воспоминаний Генерального конструктора Комарова. Как необычно и как здорово, что он с ним встретился здесь в Индонезии! Какое это невероятное совпадение различных событий! Но ведь этого могло и не быть. И он вспомнил, как они вшестером шли по джунглям, скрываясь от матросов янки. Всё висело на волоске и, казалось, уже ничего не поможет, и они снова попадут в плен. Потом он вспомнил, как дед Кусума прогнал Батари. Затем начались уговоры Маккалоя сдаваться в плен, которые он вёл, используя мощный мегафон. Услышав это, они сразу уже впятером направились к дороге, ведущей в Бангил. Дальше началась стрельба. Первым убили туземца Кувата. На его место поддерживать Марину встал дед Кусума. Сам он стал отстреливаться, пытаясь своими выстрелами замедлить продвижение врагов. Но стрелял он плохо. Тем не менее, после каждого его выстрела вражеские матросы падали наземь, боясь быть застреленными. При этом их небольшая группа всё ближе и ближе приближалась к дороге, по которой может быть (!) подоспеет помощь. Потом убили Джу и Александр с дедом Кусумой вдвоём стали поддерживать Марину. Александр расстрелял все свои патроны и в этот момент был убит дед Кусума. Превозмогая боль и слабость, Марина пошла сама. А дальше они стали стрелять по нему.
В этот момент Александр заснул. Но в его мозгу, недополучающего нужного объёма крови, возникли страшные видения. Ему снилось, что матросы Маккалоя схватили его и деда Кусуму, скрутили им руки и связали их за спиной. Потом поволокли деда Кусуму к пню, который они использовали как плаху. … В воздухе сверкнул топор, … раздался хруст перерубаемых позвонков, и голова деда Кусумы ничком с тупым стуком упала на землю. Матросы захохотали, и стали весело пинать её ногами, как футбольный мяч. К окровавленной голове прилип песок и пыль, а им было всё весело. Обезглавленное тело деда Кусумы сползло с плахи, из обрубка шеи ещё несколько секунд толчками выходила кровь. Потом толчки прекратились, и на месте головы вырос огромный красный пузырь. Потом пьяные матросы поволокли и его на плаху. Его щека ощутила ещё тёплую кровь деда Кусумы. Опять сверкнул топор и … . Александр застонал … .
- «Что с Вами, Александр Иванович?!» – Мечников теребил его за плечо. Кузнецов проснулся и испуганными, ничего не понимающими глазами, посмотрел на Мечникова. Он пришёл в себя:
- «Жуткий кошмар снился, Илья Владимирович».
- «Это закономерно, Александр Иванович. У Вас очень низкое давление и слабое наполнение сердца. Вы слишком много потеряли крови. Поэтому ваш мозг работает так ненормально. А ваши кроветворные ткани, ещё пока не заработали. Им нужно питание. А ваш желудочно-кишечный тракт, только-только оживает, пытаясь переварить пищу сам. Я постепенно буду увеличивать Вам порцию пищи. Сразу много нельзя. Так что Вам ещё нужно очень много времени до полного выздоровления. А сейчас примите таблетку димедрола, и Вы быстро заснёте. Надеюсь, кошмаров больше не повторится».
Мечников дал ему таблетку димедрола, глоток воды и через пять минут Александр снова заснул.
……………………………………………………………………………...
Уже целую неделю адмирал Петке, находясь на многоцелевой атомной подводной лодке типа «Лос-Аламос» галсами прочёсывал всё Яванское море, буквально выполняя приказ адмирала Кинга – самому прослушивать всё море. Несколько раз ему уже казалось, что именно он услышал звуки, издаваемые механизмами «Ады».
- «Слышите, Джо (вахтенный гидроакустик – прим. автора), это же щелчки срабатывания автоматических клапанов «Ады».
- «Джо надевал наушники и с улыбкой почти сразу отвечал адмиралу:
- «Сэр, эти щелчки издают дельфины. Так они переговариваются между собой».

 
Многоцелевая атомная подводная лодка типа «Лос-Аламос»

В другой раз ему послышалось слабое шипение, и Петке опять стал теребить Джо:
- «Джо, это работает редуктор «Ады», редуцируя сжатый воздух. Проверьте?»
Снова Джо надевал наушники и снова тут же с улыбкой сказал адмиралу:
- «Сэр, это звуки шелеста трения различных слоёв воды друг о друга. Ведь под водой на различных глубинах существуют разные течения».
Опять не то! … Потом Петке понял, что затея Кинга глупа и бессмысленна. Она была обусловлена его гидроакустической некомпетентностью. Но сказать об этом самому Кингу, зная его болезненное самолюбие и апломб, было немыслимо. И Петке принял самое правильное решение, – просто кататься на подводной лодке туда-сюда по Яванскому морю, читая книги и смотря фильмы, а там далее – действовать по обстановке.
На уровне естественных природных подводных морских шумов «Ада» была неразличима. Первым это понял адмирал Петке, но благоразумно молчал.
А мировая пресса откровенно смеялась над усилиями ПЛО союзников и, одновременно, восхваляла русландское чудо.      
   

3.2.3 На грунте.
Второй рассказ Генерального конструктора

Эпиграфы
«Поэзия – это способность человека видеть большое великое в малом обыденном».
«Люди, рождающие новые идеи, не нуждаются в прижизненном признании – они велики сами в себе», – Генеральный конструктор.

На следующий день, как следует выспавшись и позавтракав (по решению командира Комаров получал трёхразовое питание – прим. автора), Генеральный конструктор пришёл в центральный. Он вежливо за руку поздоровался с командиром и всеми вахтенными, несущими свою вахту в центральном посту. Потом он сел на раскладной стульчик, рядом с командиром, который почти постоянно находился в центральном, полулёжа в своём командирском кресле. Тусклый аварийный свет слабо освещал центральный. Поэтому все вахтенные, сидящие за своими выключенными пультами, выглядели сквозь полумрак как тени, слегка шевелясь в своих креслах. В атмосфере центрального висела абсолютная тишина.
- «Как в гробу», – с усмешкой подумал Генеральный: «а тени людей как призраки в этом подводном царстве тишины».
Потом где-то высоко, высоко над ними слегка как муха прожужжал вражеский вертолёт, потом немного зачавкал дизель тральщика и снова всё стихло.
- «Теряют нас», – сказал Генеральный, так, чтобы хоть что-то сказать.
- «Да», – коротко и бесстрастно буркнул ему в ответ командир.
Разговор не клеился. Да и о чём было говорить? Итак, всем всё было ясно. Всплывать с грунта и пробираться к своим было ещё очень рано.
- «Надо чтобы хотя бы неделю нас не искали», – опять подумал Генеральный: «… сказать об этом командиру?» – мелькнула новая мысль у Комарова: «… пожалуй, не стоит, он и так всё понимает, ещё подумает, что я оказываю на него давление, … а он самолюбив».
В этот момент Николай Юрьевич скосил глаза на командира и стал за ним наблюдать. Командир полулежал в своём кресле с закрытыми глазами, и, казалось, дремал. Но вдруг он резко поднял своё туловище, сел в своём кресле, выхватил из-за пазухи своей канадки какой-то блокнот и стал что-то быстро в нём писать. При этом глаза его как-то загадочно сверкнули, как будто он поймал какую-то удачную мысль. Писал он что-то с явным азартом.
- «Интересно, что он пишет?» – с большим любопытством подумал Генеральный: «Наверно, что-то важное, … прикидывает, когда нам всплывать с грунта? … Или что-то другое? … В конце концов, я ведь могу и спросить? … Что тут плохого? … Но, нет, надо подождать, когда он кончит писать. Прерывать пишущего человека некорректно. … Ведь вся наша жизнь и судьба сейчас находятся в его руках. … Я создал этот корабль. – Это тот максимум, который я сделал, чтобы нам обмануть врагов и благополучно вернуться к своим. Всё остальное в руках командира», – так продолжал думать Генеральный конструктор.
Но вот командир устало с блаженной улыбкой на устах снова откинулся на своём кресле, при этом как-то загадочно кончик своей авторучки положил себе в рот. В другой руке он держал свой открытый блокнот с мелко исписанной страницей. Полузакрытые глаза его смотрели куда-то в подволок на переплетение различных трубопроводов, на клапана и манометры. Но он их явно не видел. …
Момент был явно удачный и Николай Юрьевич решился его спросить, уж больно ему было любопытно:
- «Что Вы пишите, Олег Константинович?»
- «Стихи», – как-то просто, без всякого пафоса бросил ему Ковалевский.
- «Стихи?!» – с явным удивлением воскликнул Генеральный.
Для него это был как гром среди ясного неба! … Этот жёсткий, правильный, выдержанный, строгий и насквозь прагматичный человек, – оказывается, пишет стихи! … Невероятно!
- «А что Вас так удивляет, Николай Юрьевич?» – спокойно переспросил его командир.
- «Контраст удивляет», – тут же не задумываясь, выпалил ему Генеральный.
- «Не понял, какой контраст?»
- «Понимаете, Олег Константинович, Ваш облик как-то не вяжется с привычным обликом поэта».
- «Ничего не понимаю».
- «Видите ли. Обычно мы привыкли наблюдать поэтов как людей каких-то рассеянных, длинноволосых, изнеженных жизнью, мягких и нерешительных. А Вы … ! – Полная им противоположность».
- «Но поэты бывают разные, не обязательно такие о которых Вы говорите».
- «Может быть, … может быть».
- «Тем более, я сам себя поэтом не считаю. Это так, развлечение в свободное время для самого себя».
- «Олег Константинович, … а можно мне ознакомиться с результатами вашего развлечения, поверьте – мне это крайне любопытно».
- «Конечно. И мне приятно, что Вы проявляете интерес к моему поэтическому творчеству. Я не делаю тайны из своего хобби. Только давайте я сам зачитаю Вам какое-либо уже устоявшееся своё стихотворение. А то, которое я сейчас набросал – ещё очень сырое. Над ним ещё надо работать».
- «Конечно, конечно, Олег Константинович. Очень буду Вам благодарен».
- «Тогда слушайте», – но при этом его слушали и все вахтенные, находящиеся в центральном.

«Уходят лодки в сумрачные дали,
Навстречу ветрам и порывам бурь,
А ты осталась дома, за причалом,
И смотришь вдаль на сонную лазурь.

А мы идём, забыв земли дыхание,
Забыв о солнце, свете и весне,
Идём в морях, куда не знаем сами,
И оставляем землю по корме.

Идём своей тернистою тропою,
Прокладка будет точной и скупой,
Но не узнает мир имён героев,
Что умирали нас прикрыв собой.

Отсек, задраив твёрдою рукою,
И, задыхаясь, в пламени горя,
Они навек остались под водою
Статьи Устава точно соблюдя.

А мы вернёмся к старому причалу,
Пройдя сквозь штормы и полярный ад,
Но не заменят друга ни фанфары,
Ни пышных встреч, ни золото наград.
Пусть будут в жизни встречи и разлуки,
Но где бы ты не бокал не поднимал –
Ты самый первый подними за Друга,
Что не увидел свой родной причал» [20].

- «Браво, Олег Константинович! Браво!» – с нескрываемым добрым чувством сказал Генеральный конструктор, а все вахтенные, находящиеся в центральном, не подумав, начали было аплодировать своему командиру.
- «Тихо! Тихо! … Вы что?! … Забыли, где мы находимся? … Соблюдение режима тишины – это гарантия нашей жизни и выполнения приказа НГШ и главкома!» – и, чуть раздавшиеся хлопки, тут же смолкли.
- «А ещё какой-нибудь свой стих прочтите нам. Уж больно этот стих лиричен, прямо за душу берёт. Любовь – романтика дальних походов – героизм – дружба. Да Вы прямо второй Алексей Лебедев».
- «Ну, до Лебедева мне далеко».
- «Не скажите, Олег Константинович, не скажите», – а потом Генеральный, выдержав небольшую паузу, добавил: «Ну, так прочтёте?» …
- «Ладно, ещё одно, но последнее».
- «Спасибо, Олег Константинович. Слушаю Вас».

 
Алексей Алексеевич Лебедев 1912;1941 – поэт маринист, погиб на подводной лодке Л-2 в боевом походе в ноябре 1841 года.
Командир полистал свой блокнот, остановился на одной из его страниц и начал:

«А железо устало от моря.
Так бывает порой у людей,
Когда в тягость становятся споры,
В череде одинаковых дней.

Когда давит бесцветная скука,
Просто так без особых причин,
Когда некому брать на поруки
За ошибки житейских годин.

А железо от моря устало,
Наступил автономный предел,
Когда вахты несут как попало,
Лишь бы день поскорей пролетел.

Лишь бы ночь поскорей наступила,
Чтоб тоску утопить в забытьи,
Чтобы лица родные приснились,
До которых нам надо дойти.

А железо от моря устало,
Автономка к концу подошла,
Двое суток до дома осталось,
Предпоследняя вахта пошла.

Предпоследний отчёт во Вселенной
Начинают часы у доски,
И секундная стрелка степенно
Убавляет нам мили тоски.

А железо устало от моря,
Так бывает порой у людей,
Когда давят размолвки и споры,
С каждым днём всё сильней и сильней.

И тогда, будто жизнь обрывая,
Пистолетным нажатым курком,
Вопль железа нам в душу влетает
Аварийной тревоги звонком» [20].

- «Ещё раз браво, Олег Константинович! … Очень поучительное стихотворение о потере бдительности. … Да, железо устаёт. Но наши подводники – это воистину железные люди. Сколько на своём веку я перевидал таких как вы! И все железные – поверьте мне старику. И я верю, что в этих жутких условиях, терпя холод и голод, находясь в самой пасти врага, вы – победите! Победите в этой беспрецедентной в истории неравной борьбе одной подводной лодки со всем громадным флотом СПА!»
Да, поэзия Ковалевского тронула душу пожилого Генерального конструктора, и его потянуло на пафос. Все вахтенные центрального поста замахали руками, но, при этом, не хлопали, а лишь только беззвучно имитируя хлопки, слегка касались ладонями друг друга. И было непонятно, кому они больше хлопают, стиху командира, или пафосу Генерального конструктора.
- «Олег Константинович, а что если так каждое утро? Вы понемножку будите читать нам ваши стихи, – с хитринкой в голосе спросил Комаров.
- «Нет, Николай Юрьевич, хорошего понемножку. Но обещаю, когда мы отсюда вырвемся. То спою свои стихи под гитару».
- «Так Вы ещё и бард?»
- «Да какой там бард, просто еще, будучи курсантом, выучился играть на гитаре. А потом стал сочинять свои стихи и пытаться их петь под гитару».
- «Значит, у Вас сейчас с собой есть гитара?»
- «Да».
- «Ловлю Вас на слове. За Вами песни под гитару».
- «Хорошо, ловите», – и в центральном снова наступила тишина.
Эта тишина была какая-то неестественная, без единого звука и шороха. Она неприятно давила на уши. А её ещё надо было терпеть и терпеть. В средние века такой абсолютной тишиной пытали еретиков в специальных камерах, пока они не сходили с ума. И так мило было это маленькое лирическое отвлечение людей на поэзию, которое им устроил командир. В таких смертельно опасных условиях души людей особенно чувствительны к слову поэта.
- «Хорошего понемножку», – подумал Генеральный конструктор, а вслух сказал: «Олег Константинович, я сейчас пойду в каюту к Мечникову. Навещу там чету Кузнецовых. Они попросили меня рассказать им о своей жизни. Вчера почти до часу ночи рассказывал, пока Илья Владимирович не прогнал. Обещал сегодня продолжить. А Вы, не хотели бы навестить Александра Ивановича? Ему это явно будет приятно».
- «Да, Николай Юрьевич, Вы, безусловно, правы. А то я только ограничиваюсь докладом дока. … Пойдёмте», – и он легко пружинисто встал со своего кресла.
Глядя на него, Комаров подумал:
- «Какой он ещё молодой», – а сам встал с трудом – скрипели все суставы. Да, это была банальная старость, ведь ему шёл десятый десяток! …
- «Здравствуйте Александр Иванович, здравствуйте Марина Юрьевна. Как вы поживаете?», – сказал командир, входя в каюту начмеда.
- «Спасибо, Олег Константинович, у нас всё нормально, не волнуйтесь за нас. У Вас и так забот хватает», – сказал Александр за двоих и тут же продолжил: «Илья Владимирович достал нас с того света и оживил. Спасибо ему за это. А сейчас успешно нас лечит. Вот, Марина уже стала нормально ходить. А мне до ходьбы ещё конечно, очень далеко. Но, лёжа, я себя очень хорошо чувствую. Илья Владимирович сказал мне, что у меня скоро должен восстановиться желудочно-кишечный тракт, тогда моё выздоровление пойдёт гораздо быстрее. А вчера Николай Юрьевич нам так интересно рассказывал про свою жизнь, что мы с нетерпением ждём продолжения его рассказа. Ведь это очень интересно знать, как человек постепенно приобрёл мировое имя».
Командир сел на маленький раскладной стульчик, стоящий в каюте врача, на котором вчера вечером сидел Комаров и слушал. А Кузнецов всё говорил:
- «Я лишний раз убедился, что ещё на ранних стадиях жизни человека можно безошибочно предсказать, – кем человек станет. Именно детство определяет нашу судьбу. А детство Николая Юрьевича уже тогда резко выделяло его среди сверстников. И только одна воспитательница детского сада смогла почти точно определить, кем Николай Юрьевич станет. … Анализируя жизнь Николая Юрьевича, мы становимся мудрее. Так что присоединяйтесь к нам, Олег Константинович».
- «А кто будет определять момент всплытия с грунта? … А? … Александр Иванович! … Вы только представьте себе, какая на мне сейчас лежит ответственность!» …
- «Да, Вы правы. … Мы все как-то надеемся на Вас, и не особенно волнуемся. … Мы верим Вам».
- «Спасибо за доверие, Александр Иванович, а я верю в свою команду и в саму подводную лодку, которую спроектировал нам уважаемый Николай Юрьевич».
- «Олег Константинович», – сразу оживился Комаров: «а ведь Александр Иванович был моим советником при проектировании лодки и очень много помог мне. С его участием, «Ада» стала ещё лучше».
- «Понятное дело, как НГШ и главком дорожат вашей жизнью».
- «А что, разве Вы с Егором Кузьмичом говорили обо мне?»
- «Ещё бы! … Но, во-первых, для меня он товарищ генерал армии, а не Егор Кузьмич, а во-вторых, он ждёт не дождётся вашего возвращения. Уверен, он лично прибудет нас встречать».
- «Спасибо за оптимизм, Олег Константинович».
- «Всё, … мне пора в центральный, анализировать ситуацию, ловить момент всплытия».
- «И писать стихи», – с улыбкой добавил Генеральный.
- «Да, и писать стихи», – повторил командир: «Мне ведь тоже нужно какое-то творческое отвлечение. Трудно всё время находиться в напряжении».
- «Успехов Вам, Олег Константинович в службе и творчестве», – сказал Генеральный и они поменялись местами. Командир ушёл в центральный. А на его место сел Николай Юрьевич. Снова собралась старая интеллектуальная компания.
- «А что, командир разве стихи пишет?» – переспросил Кузнецов Генерального.
- «Да. И очень неплохие».
- «Вот уж не подумал бы».
- «И я тоже сначала удивился. Но стихи действительно хорошие. А когда мы отсюда вырвемся, то он обещал нам спеть под гитару песни на свои стихи».
- «Заинтриговали, Николай Юрьевич. Очень интересно их послушать. … Ну, а теперь продолжайте, а то мы с утра Вас заждались».
- «Хорошо, продолжу», – Генеральный конструктор поудобнее сел на маленький раскладной стульчик, поднял лицо вверх, прищурил глаза, как будто что-то с трудом вспоминая, и начал:
- «Моя дипломная работа была посвящена атомным подводным лодкам с крылатыми ракетами. Поэтому, после окончания института меня сразу направили в КБ «Изумруд» в группу главного конструктора Николая Андреевича Комракова на должность конструктора второй категории проектного отдела. Эта группа занималась атомными подводными лодками с крылатыми ракетами (АПЛ с КР). Сначала это была первая АПЛ с КР проекта 4659, а затем более совершенная, проекта 4675 с восьмью неуправляемыми крылатыми ракетами с надводным стартом. Строили эти лодки на востоке страны и испытывали их в Тихом океане. Мне тогда казалось, что, наконец, состоялась моя мечта детства стать конструктором АПЛ, но, неожиданно, случилось непредвиденное.
На одном из корпусов АПЛ проекта 4659 был замечен стук в реакторе. Когда ядерный реактор выходил на мощность более 40% от номинальной и выше, в нём что-то начинало стучать. Стучала крышка ядерного реактора. Но почему она стучит? – Никто не знал. Чтобы понять причину стука, мне было велено сидеть в аппаратной выгородке (выгородка, где выходят наружу все приводы различных стержней и решёток ядерного реактора, эта выгородка постоянно находится под лёгким вакуумированием – прим. автора) реакторного отсека и наблюдать. От длительного пребывания в этой выгородке я схватил довольно большую дозу облучения. У меня началась лучевая болезнь. В спец. клинике мне неоднократно меняли кровь, однако ничего не помогало. Но, всё равно, мне повезло. Товарищи подсказали, что в тайге есть одинокая избушка. В ней живёт бабка Анфиса, которая славится тем, что лечит всех народными средствами. Терять мне было нечего, и я обратился к этой бабке. С трудом нашёл в тайге её избушку. Она была полусгнившая и стояла себе одиноко на лесной поляне на деревянных сваях. Ну, прямо как в сказке – избушка на курьих ножках. Когда я вошёл в эту избушку, то, сразу мне в нос ударила какая-то странная смесь различных пряных запахов. Избушка состояла из одной комнаты. В её центре стояла печка, а кругом от стены к стене на тонких верёвочках висели различные травы и коренья. На полках рядами стояли какие-то бутылки с различными настойками. В единственной комнате я сразу увидел бабку Анфису, поздоровался с ней и рассказал ей про свою хворь.
Бабка была старая, согнутая с высохшим лицом и крючковатым носом. Ну, просто, вылитая баба-Яга, тоже как в сказке.
- «Ничего, соколик, не кручинься, всё у тебя пройдёт. Верь мне», – сказала бабка Анфиса.
Она рекомендовала мне купить на рынке корень Живосил, мелко его нарезать и растворить в водке. Затем три раза в день перед едой выпивать по рюмочке этой настойки. Я, конечно, бабку как следует, отблагодарил и сделал всё в точности так, как она мне и сказала. И не поверите, через две недели я забыл про свою лучевую болезнь.
Но, после этого случая, меня всё равно сняли с атомного направления и послали заниматься дизель-электрическими подводными лодками, однако, уже в должности заместителя начальника проектного отдела. Для меня, в то время, это было очень серьёзное повышение. И началась у меня принципиально другая конструкторская жизнь».
- «Николай Юрьевич», – перебила его Марина: «А в чём у Вас выражалась лучевая болезнь?»
- «Давайте лучше я расскажу», – вмешался в разговор Мечников, так как считал, что медицинские темы – это его монополия.
- «Нет уж, Илья Владимирович», – перебил его Комаров: «Вопрос был задан мне».
- «Извините, Николай Юрьевич», – сам себя осёк Мечников, – он понял, что повёл себя нескромно.
- «Моё недомогание выражалось в общей слабости, тошноте, головокружении. Анализ крови сразу показал лучевую болезнь. То, что я вылечился, это говорит о том, что организм у меня в молодости был крепкий, а дозу я получил небольшую. Ну и, конечно, помогла настойка бабки Анфисы».
- «Спасибо, Николай Юрьевич. Извините за любопытство», – поблагодарила его Марина: «Рассказывайте дальше, только сначала объясните нам – в чём заключается сам процесс проектирования. А то для меня это какая-то не совсем понятная абстракция».
- «И я тоже это плохо понимаю», – вставил своё слово Мечников.
- «Хорошо. Тогда, для начала, мне придётся прочесть вам изрядную лекцию. … Действительно, вы правы, слушать мой рассказ о реальном процессе проектирования таких сложнейших изделий как подводные лодки, и, при этом, не представлять себе, в чём же заключается сама суть этого процесса, – бесполезно. Вы просто тогда ничего не поймёте».
- «Только, пожалуйста, рассказывайте простыми словами, а то мы с Ильёй Владимировичем ничего не поймём, – у нас с ним нет никакого инженерного образования, в отличие от моего мужа».
- «Да и Александру Ивановичу это тоже будет полезно», – сказав это, Генеральный конструктор посмотрел на лежащего перед ним Кузнецова.
- «Вы, Александр Иванович, пришли ко мне помогать в работе, когда кончался этап эскизного проектирования и начинался этап технического проектирования. Поэтому процесс проектирования подводной лодки в целом, – Вы не знаете».
- «А я и не считаю себя конструктором, Николай Юрьевич. Для меня, в то время, была очень большая честь, что Вы пригласили меня к себе, чтобы я у Вас применил свою математику. Я этим очень гордился, и сейчас этим горжусь. Наверно я что-то сделал полезное для этой лодки?»
- «Ещё бы! Сколько ваша математика нашла в ней функционально-слабых элементов, топологически-слабых мест, критических обратимых и необратимых действий …» [2].
- «Мальчики!» – решительно вставила Марина: «Прекратите ваши учёные разговоры! … А то мы так и никогда не начнём. … Николай Юрьевич, продолжайте рассказывать».
Генеральный ещё раз поблагодарил Марину за «мальчика» и начал:
- «Сначала вам надо рассказать самый главный принцип, который лежит в основе всего процесса проектирования. Чтобы вам его лучше понять, начну издалека.
Если вы помните из школьного курса алгебры, что, имея одно уравнение, можно определить одно неизвестное. Так?» – все дружно закивали головами, а Генеральный продолжил: «Имея два уравнения, находим значение двух неизвестных. Имея три уравнения – трёх неизвестных и так далее. … Это всем понятно?»
- «Да, да, да», – дружно ответили ему Александр, Марина и Мечников.
- «Отлично! Это понятие было самое трудное. И, раз вы его так сразу усвоили, то всё остальное для вас будет очень просто и естественно», – все слушатели сразу заулыбались, понимая тонкую методическую шутку Генерального, ободряющую их и косвенно призывающую их к вниманию. А Генеральный, убедившись, что его слушают и понимают, продолжил:
- «Теперь, обобщая это, делаю общий вывод – сколько у нас уравнений, ровно столько мы можем найти значений и неизвестных. … А сейчас внимание!» – Генеральный поднял вверх указательный палец и продолжил: «А теперь представьте себе, что у нас 100 неизвестных, а уравнений всего 10. Спрашивается, как нам найти значения всех переменных?» – здесь Генеральный сделал паузу, все молчали. Он это уловил и продолжил:
- «Для этого нам на первом варианте или этапе надо задаться начальными значениями для 90 неизвестных, и только тогда мы сможем найти значения оставшихся 10 неизвестных. Проанализируем полученное решение. Допустим, что оно нас не устраивает. Тогда мы на втором варианте или этапе меняем начальные значения у 90 неизвестных и снова решаем систему из 10 уравнений с десятью неизвестными. Получаем следующее решение и снова его анализируем. И так далее. Получаем несколько десятков таких решений на каждом этапе. Далее, ориентируясь на свой опыт, выбираем лучшее из них. … Пока всем всё понятно?»
- «Да, да, да», – хором ответили ему все слушатели.
- «А сейчас представьте себе, что у нас не 100 неизвестных, а в тысячу раз больше, а уравнений, при этом – меньше. То есть так, как это и имеет место в реальном кораблестроении. … Какой теперь из этого можно сделать фундаментальный вывод? … А?» – Генеральный обвёл своих слушателей взглядом. Все стали смущённо пожимать плечами и отворачивать свой взгляд, но Комаров остановил свой взор на Кузнецове:
- «Какой Вы, Александр Иванович, сделаете отсюда вывод?»
Кузнецов сморщил лицо, поджал губы и пожал плечами:
- «Не знаю …».
- «Эх, Вы! … Набрали тут в профессора», – с шутливой пародией на лёгкую издёвку бросил ему Генеральный и, при этом, махнул рукой в сторону Кузнецова. Мол, что с него взять. Всех эта шутка развеселила и на лицах у слушателей появилась улыбка. А Генеральный, довольный произведённым эффектом, продолжил:
- «Здесь главная суть фундаментального вывода состоит в том, что принципиально невозможно за один этап спроектировать всю подводную лодку в целом вплоть до её последнего мельчайшего элемента. Сама природа процесса проектирования такова, что это может быть только длительный итерационный процесс последовательных приближений. При этом, на каждом его этапе мы получаем свой вариант, накапливаем их и выбираем лучший. … Теперь вам понятно, в чём суть фундаментального принципа, лежащего в основе всего процесса проектирования корабля?»
- «Да, да, да», – опять одновременно ответили ему все слушатели.
- «Далее, чтобы вам дальше понять суть процесса проектирования, надо уяснить себе, – как образуется тот критерий, на основе которого главный конструктор проекта выбирает лучший вариант проектируемой подводной лодки, из имеемых вариантов. … Как говорят, начнём плясать от печки.
Сначала различные институты Генерального штаба на основе анализа военно-политической обстановки, оценки угроз и прогнозов развития вооружения и военной техники составляют перспективное военно-политическое планирование развития наших Вооружённых сил (ВС). Из этого планирования делается вывод – как нам дальше развивать все свои виды ВС и, в частности – ВМФ. Далее, уже в Главном штабе ВМФ определяют, какие для этого корабли нам нужны, сколько их надо и на какие флота их потом отправить.
После этого все проектные работы вплоть до составления Тактико-технического задания (ТТЗ), о котором я вам расскажу чуть позже, входят в понятие стадии исследовательского проектирования. На этой стадии вырабатывается Оперативно-тактическое задание (ОТЗ) и исследуются вопросы использования на подводных лодках перспективной техники, новых материалов и конструктивных решений.
Теперь вкратце расскажу вам, что такое ОТЗ и как организована его разработка. Головной разработчик ОТЗ – Институт военного кораблестроения. Но разрабатывает он его в тесном контакте с Главным штабом ВМФ и различными конструкторскими бюро.
«В Оперативно-тактическом задании:
1. конкретизируется назначение подводной лодки, и определяются задачи, которые она будет решать;
2. уточняются и анализируются данные о предполагаемом противнике, оценивается его противодействие с учётом перспективы; возможные районы боевых действий, места и условия базирования, обеспечения ремонта и другие.
Исходя из ОТЗ, формулируются оперативно-тактические требования, которые являются исходными, предварительными требованиями ВМФ к составу и основным характеристикам вооружения, защиты, автономности, скорости хода и дальности плавания, глубины погружения и мореходным качествам будущей подводной лодки.
При разработке ОТЗ ставится задача определения наиболее рациональной с военно-экономической течек зрения комбинации тактических характеристик ПЛ, при которой поставленная задача будет выполнена наилучшим образом.
Чтобы связать тактические характеристики подводной лодки с её технологическими элементами и убедиться в первом приближении в их соответствии друг другу, выполняются проектные проработки подводной лодки при достаточно широком варьировании исходных тактических данных в рамках исследовательского проектирования. Для всех вариантов определяют водоизмещение и главные размерения, мощность энергетической установки, а также ориентировочную стоимость постройки. …
После выполнения исследовательского проектирования, … определяют эффективность рассматриваемых вариантов, проводят их сравнительную оценку и отбирают рекомендованный вариант ОТЗ, который предоставляют на утверждение командованию ВМФ.
Разработка ОТЗ и исследовательское проектирование в его обеспечение следует считать начальной стадией проектирования корабля» [21].
- «Ну как, понятно я рассказываю?» – спросил Генеральный, обращаясь сразу к трём его слушателям. Марина ответила за всех:
- «Когда Вас слушаешь, Николай Юрьевич, то, вроде всё понятно. Но за раз слишком много новой информации, трудно её осмыслить в целом в темпе вашего рассказа».
- «Но мне-то всё понятно», – сказал Кузнецов.
- «А я присоединяюсь к Марине Юрьевне», – добавил в свою очередь Мечников.
- «Друзья, ничего не поделаешь. Напрягайте свою голову. Ведь процесс проектирования подводной лодки – это очень сложный многоплановый процесс. И обусловлен он исключительной сложностью самого объекта проектирования и его исключительной наукоёмкости. Нет в мире ничего сложнее, чем подводная лодка. И невозможно сложное представить, как простое», – сказал Генеральный. И снова Марина ответила за всех:
- «Рассказывайте дальше, Николай Юрьевич. С утра у нас голова свежая, а познать этот процесс, хотя бы в самых общих чертах, очень интересно. Без этих знаний мы все равно не поймём логику развития вашей жизни».
- «Хорошо, продолжаю. … Так вот, на основе разработанного и утверждённого ОТЗ, конструкторские бюро разрабатывают Техническое предложение на проект подводной лодки. Ранее этот этап проектирования назывался аванпроектом или предэскизным проектом. «Целью данного этапа проектирования является обоснование целесообразности и проверки технической возможности создания подводной лодки по утверждённому ОТЗ. …
По существу, разработку технического предложения можно рассматривать как завершающую стадию исследовательского проектирования. … В техническом предложении варьируются главным образом принципиальные технические решения, например, архитектурный тип ПЛ, так и энергетической установки. … Здесь определяются водоизмещение и главные размерения в первом приближении, …» [21]. Далее «отбирается оптимальный вариант Технического предложения, который служит основой для разработки Тактико-технического задания (ТТЗ). При этом, если ОТЗ формулирует исходные данные в основном в области внешних проявлений подводной лодки, то ТТЗ, сохраняя и уточняя данные по оперативно-тактическим возможностям будущего проекта, в большей степени содержит информацию, позволяющую оценить возможность технической реализуемости проекта. ТТЗ на проектирование современной ПЛ и система общих технических требований к ней преследуют главную цель, которая состоит в том, чтобы создать образ ПЛ, настолько точный и определённый, чтобы в результате проектирования расхождение между видением ПЛ у проектанта и заказчика было бы минимальным. Этот документ ложится в основу создания будущей подводной лодки» [21].
ТТЗ – это очень объёмный документ, где заказчик подробно перечисляет все свои требования как к качествам подводной лодки в целом, так и к каждой её технической системе, механизму или устройству.
Имея утверждённый заказчиком ТТЗ, КБ приступает к этапу эскизного проектирования. «Цель эскизного проекта – найти проектно-конструкторские взаимно-согласованные решения всех систем подводной лодки. Эскизный проект устанавливает условия совместимости элементов ТТЗ, уточняет требования к соисполнителям и контрагентам, выявляет необходимые опытно-конструкторские работы (ОКР). … При трудности оптимального удовлетворения каждого требования ТТЗ в процессе проектирования приходится принимать компромиссные решения и выполнять проект в нескольких вариантах.
При разработке эскизного проекта должны быть решены следующие вопросы, определяющие реальность осуществления ТТЗ:
1. уточнены водоизмещение и главные размерения, а также ходовые и маневренные качества, скорости и длительности плавания в надводном и подводном положениях;
2. разработаны принципиальные схемы систем и устройств;
3. разрешены вопросы размещения оборудования по отсекам и компоновки корабля в целом;
4. выбраны главные механизмы и основное оборудование;
5. решены принципиальные вопросы технологии и организации постройки.
Ещё в процессе эскизного проектирования проектанты должны знакомиться с возможностями осуществления проекта на предполагаемом заводе-строителе – размерами построечных мест, габаритами сборочных площадок и так далее. Проектные требования должны быть ясно сформулированы, своевременно сообщены заводу; в документах не должно быть разночтений относительно того, что и как должно выполняться. После выделения завода-строителя главному конструктору проекта следует ознакомить завод с особенностями проекта, это облегчит заводу подготовку производства. …
При разработке эскизного проекта может выявиться невозможность удовлетворения некоторых требований ТТЗ, в результате чего они должны быть пересмотрены. Эскизное проектирование желательно провести настолько глубоко, чтобы на следующих стадиях не пришлось вносить существенных изменений в выбранный вариант проекта. В то же время эскизный проект не должен быть перегружен разработкой второстепенных конструктивных узлов подсистем, возможность создания которых и их массогабаритные характеристики не вызывают сомнения» [21].
Читал эту лекцию Комаров самозабвенно, по памяти и было отчётливо видно, насколько он прочувствовал и пережил всё то, о чём говорил. Для него это были ясные чёткие строго логические последовательности работ, глубоко въевшиеся в его внутреннюю суть, в его сознание. Для него это была своего рода музыка, песня, которую он сейчас с нескрываемым удовольствием воспроизводил:
- «Ну как. Всё понятно?» – неожиданно спросил Генеральный сразу обращаясь ко всем слушателям.
И опять Марина ответила за всех:
- «Да, Николай Юрьевич, всё понятно. И говорите Вы о своём деле как о поэзии. Но Вы же сами педагог и ещё к тому же профессор, и поэтому прекрасно понимаете, что информацию ученикам надо давать порционно, и закреплять её на реальной практике. А когда её так много и нет никакой практики, то, сами понимаете, как трудно осознать и представить себе столь гигантское поле деятельности, в котором Вы вращаетесь свободно как рыба в воде».
Будучи сам профессором Корабелки, Комаров прекрасно понимал, что он сейчас так концентрированно даёт сложную информацию, которую студентам начитывает в течение целого семестра, да ещё с практикой в КБ и на судостроительном заводе. Но, будучи опытным педагогом, он решил немного разгрузить мозги своих слушателей от напряжения мысли при получении новой информации. Он решил сделать небольшое лирическое отступление:
- «Марина Юрьевна, вот Вы сейчас сказали, что я говорю о своём деле, как о поэзии, хотя я в жизни не написал ни одного стиха. И отсюда я ставлю Вам вопрос: что, по-вашему, мнению является поэзией в самом широком смысле этого слова?»
Марина не могла сразу ответить. Вопрос для неё был слишком неожиданным. Она явно не была к нему готова:
- «Да … м, … дайте подумать», – лоб её сморщился, глаза полузакрылись, и она на мгновение как бы ушла в себя. Но ум её был цепкий и быстрый и, через несколько десятков секунд она ясно и чётко изложила свою мысль:
- «Видите ли, Николай Юрьевич, поэтов я понимаю, как людей вдохновенных. И, когда они читают свои стихи, то внешне ясно видно, что они как бы говорят с тобой из какого-то своего внутреннего идеального возвышенного мира, у которого великие цели и задачи. И, слушая таких поэтов, у меня всегда возникает ощущение, что-я-то живу в каком-то мелком мире со своими сиюминутными мелкими бытовыми целями и заботами. А вот они-то – это да! Вот поэтому, слушая Вас, Вы мне и показались таким поэтом».
- «О! Спасибо, Марина Юрьевна. Я прекрасно понимаю, что Вы говорите от души, что в ваших словах нет ни грамма лести. Вы абсолютно правильно поняли роль поэта, но, по моему мнению, Вы не до конца развили свою мысль».
- «Это почему же?»
- «А вот сейчас объясню».
При этом Кузнецов и Мечников с интересом наблюдали за пикировкой Генерального конструктора и Марины. В этот момент их мозги тоже отдыхали.
- «Помните, Марина Юрьевна, в восьмом классе по литературе мы проходили творчество Лермонтова?»
- «Да, конечно помню».
Так вот, в прозе Лермонтова «Герой нашего времени», есть повесть «Княжна Мери».
- «Прекрасно помню».
- «А теперь я по памяти, хотя могу и ошибиться, процитирую, что Лермонтов говорит о Грушницком и о докторе Вернере».
- «К чему это?»
- «Марина Юрьевна, пожалуйста, не перебивайте. Сейчас узнаете».
- «Извините».
- «Сначала о Грушницком: «Говорит он скоро и вычурно: он из тех людей, которые на все случаи жизни имеют готовые пышные фразы, которых просто прекрасное не трогает и которые важно драпируются в необыкновенные чувства, возвышенные страсти и исключительные страдания. Производить эффект – их наслаждение, они нравятся романтическим провинциалкам до безумия. Под старость они делаются либо мирными помещиками, либо пьяницами, – иногда и тем и другим. В их душе часто много добрых свойств, но ни на грош поэзии» [22].
А теперь прочитаю по памяти, что сказал Лермонтов о докторе Вернере».
- «Ну, у Вас и память, Николай Юрьевич!» – с крайним удивлением сказала Марина.
- «Я просто каждый год по одному разу перечитываю «Княжну Мери», вот и запомнил. Но, слушайте: «Вернер человек замечательный по многим причинам. Он скептик и материалист, как все почти медики, а вместе с этим поэт, и не на шутку, – поэт на деле всегда и часто на словах, хотя в жизнь свою не написал двух стихов. Он изучал все живые струны сердца человеческого, как изучают жилы трупа, но никогда не умел он воспользоваться своим знанием; так иногда отличный анатомик не умеет вылечить, от лихорадки! Обыкновенно Вернер исподтишка насмехался над своими больными; но я раз видел, как он плакал над умирающим солдатом …» [22]».
Здесь Николай Юрьевич остановился, – все молчали. Он кашлянул, прочищая горло, – все продолжали молчать. Три пары глаз так и впились в его лицо. В их глазах светился только один вопрос, – какой вывод сейчас сделает Генеральный конструктор, из сопоставления этих двух цитат Лермонтова? Ждали они недолго.
- «Что здесь имел в виду Лермонтов?» – начал Комаров, заглядывая в глаза своим слушателям, и продолжил: «говоря об отсутствии поэзии в душе одного человека, и о её наличии в душе другого? Я долго думал на эту тему, и вот мои мысли: поэзия – это способность человека видеть большое великое в малом обыденном. Все мы ежедневно делаем малые служебные и бытовые дела, но поэтом является только тот, кто за завесой обыденности, текучки, будничности видит большие вечные великие цели своих дел и поступков. Поэтому, настоящий поэт почти всегда счастлив – он живёт в мире великих и вечных целей. И самые выдающиеся открытия в науке, самые выдающиеся конструкции в технике, самые выдающиеся произведения искусства – делают поэты.
Вот именно в этом смысле, уважаемая Марина Юрьевна, так прекрасно начав говорить о поэзии, Вы остановились на взлёте».
- «Ох! Николай Юрьевич, как я рада, что встретила Вас в жизни, как приятно с Вами общаться. Вы просто кладезь мудрости».
- «Разрешите и мне вставить своё слово, Николай Юрьевич», – нетерпеливо включился в разговор до этого молчавший Мечников. Ему очень хотелось высказаться по этой теме.
- «Да, конечно, Илья Владимирович, мы будем рады обсудить вашу мысль».
- «Спасибо. Вот моя мысль», – начал Мечников: «Однажды в Германии философ Рейхенбах рассказывал о своей переписке с Эйнштейном: «Когда я однажды спросил профессора Эйнштейна, как он открыл свою теорию относительности, он ответил, что открыл её, поскольку определённо был убеждён в гармонии Вселенной» [23]. Отсюда, развивая вашу мысль, Николай Юрьевич, я делаю вывод, – у каждого свой размах в малом и обыденном. Для одного – это нарубить дров, накормить ребёнка, вырыть окоп, а для другого – открыть теорию, да ещё какую!»
Тема о поэзии так всколыхнула умы этой интеллектуальной четвёрки, что каждый хотел высказаться. Рвался в бой и Кузнецов:
- «Николай Юрьевич, а можно и мне слово?»
- «Раненый в бою за Отечество имеет абсолютный приоритет. Вам слово, Александр Иванович».
- «Ещё на эту тему очень хорошо сказал профессор Столетов: «… нельзя быть математиком, не будучи поэтом в душе … . Мне кажется, что поэт должен только видеть то, чего не видят другие, видеть глубже других. И это же должен и математик» [24].
- «Браво Столетову! Браво и Вам, Александр Иванович, что так дополнили мои мысли».
- «Но я ещё не всё сказал, Николай Юрьевич».
- «Слушаем Вас, Александр Иванович».
- «Вы только что сказали, что я развиваю ваши мысли. Поэтому, я напомню Вам ваши же слова, которые Вы когда-то очень давно, когда мы ещё работали вместе, сказали мне: «Если подводная лодка внешне не красива, то что-то не так в ней спроектировано. Я пока не могу сказать конкретно что, но определённо она не совершенна».
 
Ханс Рейхенбах 1891;1953 – немецкий философ науки, физик, представитель логического позитивизма.

























Александр Григорьевич Столетов 1839;1896 русский физик, один из основателей электротехники, открыл кривую магнитной проницаемости, установил три закона фотоэффекта.
- «Да, эту фразу я неоднократно повторял своим подчинённым. Как приятно. Александр Иванович, что Вы её запомнили. Ведь, если подумать, во внешнем облике подводной лодки есть тоже крупица поэзии».
- «А как «Ада» красива! – Маленькая, изящная, с крылышками на рубке», – добавил Кузнецов.
- «Мальчики! А можно своё слово вставить?»
- «Но мы же и начали диспут с заслушивания твоего понятия о поэзии», – сказал ей Кузнецов.
- «А я ещё хочу».
- «Друзья, мы всё-таки джентльмены, не так ли?» – вставил своё слово Генеральный: «Дадим даме слово. … Пожалуйста, Марина Юрьевна».
Как-то само собой получилось, что Комаров стал негласным ведущим их диспута. Но это было и правильно – огромные заслуги перед страной, и, главное, сверх почтенный возраст в 92 года!
Замечание Марины было как всегда глубокое:
- «Драматург Себастьян в своей пьесе «Безымянная звезда» описывает сцену между дамой полусвета Моной и её возлюбленным – скромным провинциальным учителем астрономии Миррою: Мона: «Ведь многие люди живу, так и не зная, что такое Большая Медведица» и Миррою ей отвечает: «Им только кажется, что они живут» [25].

 
Иосиф Герхер – румынский писатель, в 1935 году сменил имя и фамилию и стал Михаил Себастьян 1907;1945.
 Отсюда я делаю вывод, – да, жизнь без заветной цели, иначе поэзии, скучна, неинтересна, утомляет кажущейся бессмысленностью и рутиной текучки. Это только слепок с настоящей жизни, но не сама жизнь. Одни говорят: «Я устала от жизни», – другие: «Жизнь пролетела как один миг». А начальные условия у всех примерно были одинаковы. Вы скажите – надо каждого человека сделать поэтом. Но весь вопрос в том, – как это сделать?»
- «Марина Юрьевна, как глубоки все ваши замечания. Вы очень начитанный человек. Мне с Вами интересно. Представляю себе, как Вы забиваете Александра Ивановича».
 - «Это не так, Николай Юрьевич. Как раз всё наоборот. Когда я стала женой Саши, так у меня и началась настоящая жизнь. Образно сказать, – я, наконец, увидела свою Большую Медведицу. Да, эта жизнь трудна и очень опасна. Но именно это настоящая жизнь, имеющая ярко выраженную величайшую цель, которую я назвала поэзией. Живя с Сашей, я косвенно служу этой цели и именно этим я и счастлива. Я очень довольна своей жизнью».
- «Спасибо, … Марина», – тихо промолвил Александр и с такой любовью посмотрел в глаза жены, что слёзы покатились у них обоих.
Все замолчали. Неудобно было говорить, когда два человека из их небольшой компании плакали. … Но прошло время. Их слёзы высохли, и они улыбнулись друг другу.
- «Друзья, можно мне по праву возраста сказать заключительное слово по этой бесконечной теме?»
- «Да, да, конечно», – подтвердили все втроём. Но Мечников сразу взял особое слово:
- «Николай Юрьевич, вам троим скоро надо обедать, а потом отдыхать. Сколько времени Вы берёте на заключительное слово?»
- «Кроме заключительного слова мне ещё надо дочитать свою лекцию по организации процесса проектирования. В целом это займёт где-то час».
- «Но не больше, Николай Юрьевич. Строгий режим приёма пищи, это тоже лекарство. Помните, что главком взял меня в экипаж лодки главным образом, чтобы я следил за вашим здоровьем».
- «Конечно, спасибо главкому за заботу, но что касается меня, то Вы, Илья Владимирович, явно тут перестарались. Я чувствую себя великолепно».
- «Родные отсеки лечат», – вставил свою реплику Кузнецов.
- «Для меня это главное лекарство, что я нахожусь в своей подводной лодке, проектируя которую, я вложил в неё свою душу. … Ладно. … Итак – заключительное слово.
Задним числом большое великое всегда отчётливо проявляется и становится видным в малом. Например, в России говорят: «Десятки тысяч советских людей трудились, чтобы отправить первого человека в космос», или «Вы, ветераны, ковали Великую победу». Но очень трудно, наоборот, в сегодняшнем малом обыденном увидеть будущее большое и великое. Вот здесь то и надо быть поэтом. Для этого надо иметь определённый менталитет мышления. Суть этого менталитета заключается в ясном осознании цели своей собственной жизни. Но, чтобы перед самим собой поставить вопрос о цели своей жизни, сначала надо духовно дорасти до постановки такого вопроса самому себе – о смысле жизни вообще.
В большинстве случаев суть великого всегда лежит через малое. Только в малом обыденном незаметном ежечасном будничном труде из года в год и куётся будущее большое и великое. Вспомните историю всех великих дел – разве бывает иначе?! Именно в этом сама природа и глубинная суть великого, если хотите – философия великого. По-иному и не бывает. Как точно и коротко об этом сказал Генеральный конструктор космических кораблей Сергей Павлович Королёв: «Всё начинается с самого обычного. Необычным оно уже становится потом» [18].
Но это только необходимое условие, чтобы быть поэтом. Достаточное условие – это скромность, отсутствие гордыни. Иными словами – никогда не ждите благодарности и признательности за свой незаметный ежедневный будничный труд. В большинстве случаев благодарности либо вообще не бывает, либо не бывает персонально. В лучшем случае, скажут общими словами типа: «Величайшими жертвами русского народа был основан Санкт-Петербург».
Настоящий поэт не нуждается в благодарности – сам смысл его скромного труда, который он, несомненно, осознаёт, вдохновляет его на труд дальнейший. Если хотите – то именно в этом и проявляется величие настоящего поэта. Это подвижники, это люди «чокнутые», кажущиеся не от мира сего, но именно они-то и двигают нашу жизнь вперёд.
Существует очень мало людей, занимающихся индивидуальным творческим трудом, это писатели, учёные, артисты, конструкторы, музыканты, художники и так далее. При наличии трудоспособности и таланта такие люди могут создать произведения или изделия, которые как бы их ни затирали, как бы ни делали вид, что этого нет или, что это не так – вся такая деятельность уже не имеет никакого значения, так как самой логикой жизни они обречены на признание. Но, увы – при жизни это бывает крайне редко. Ведь прогресс происходит не тогда, когда рождаются новые идеи, а тогда, когда отмирают носители старых идей. Люди, рождающие новые идеи, не нуждаются в прижизненном признании – они велики сами в себе. Но даже и об этом им некогда думать. В мыслях такие люди уже давно живут в ином мире, в будущем, обгоняя своё реальное время на 10, 20, с то и на 100 лет! Ну, подумайте сами, что бы могло измениться в деятельности Константина Эдуардовича Циолковского, указавшему путь человечеству в космос, если бы ему вдруг присвоили звание «Героя социалистического труда»?! Мне кажется, что он бы этого просто не заметил. Нет в мире награды, которую достойно можно было бы воздать таким людям по заслугам. … Вот и всё, что я хотел сказать вам в своём заключительном слове о поэзии. … Спасибо Марине Юрьевне, она начала этот диспут. И все мы от души высказали свои взгляды».
- «Больше всего спасибо Вам, уважаемый Николай Юрьевич. Я обязательно запишу ваши мысли о поэзии и о том, как тонко Вы проанализировали это понятие у Лермонтова. А ваше заключительное слово просто бесподобно», – сказал за всех слушателей Кузнецов.
«А мне очень хочется Вам поаплодировать», – сказала Марина: «Но я знаю, что это сейчас нельзя делать».
- «Ну что? … Ваши мозги немного отдохнули, от моей лекции? … Можно дальше продолжать?» – спросил всех Генеральный конструктор.
- «Да, Николай Юрьевич, да, – продолжайте», – опять за всех ответила Марина. Мечников, при этом, сдержанно молчал. Его больше интересовало здоровье своих пациентов.
- «Я вкратце рассказал Вам об этапах исследовательского проектирования и эскизного проекта. Осталось ещё рассказать об этапах технического и рабочего проектов. А также об участии КБ и лично Генерального конструктора в процессе постройки подводной лодки на кораблестроительном заводе. И закончу я свой рассказ тем, что объясню вам структуру самого КБ и взаимосвязь функционирования его подразделений. Только на основе этих знаний вам станет понятна вся логика развития моей карьеры как Генерального конструктора», – и все слушатели сразу с пониманием закивали головами.
- «Итак. Начну. «Технический проект – разрабатывается уже в одном варианте на базе утверждённого эскизного проекта с учётом изменений и дополнений, которые имели место при его согласовании. Они должны быть такими, чтобы не вызывать изменений основных элементов проектируемой подводной лодки. Детальность разработки технического проекта должна быть такой, чтобы была возможность приступить после его утверждения к одновременной разработке рабочих чертежей всеми подразделениями бюро и контрагентами.
Назначение технического проекта является подготовка постройки подводной лодки, а также подготовка производства и выдача соответствующих заказов на материалы для корпуса и контрагентские поставки, оборудование и вооружение. … В техническом проекте с большой полнотой разрабатываются все технические вопросы, подтверждаются все тактико-технические элементы подводной лодки. …
Особое внимание на стадии технического проектирования уделяется технологии постройки, которая разрабатывается применительно к конкретному заводу-строителю, строится сетевой график строительства и сдачи подводной лодки.
На этом этапе проектирования организационные вопросы разрешаются совместно подразделениями КБ-проектанта и основными соисполнителями. К числу таких проблем можно отнести:
1. определение достоверных исходных данных для разработки проекта;
2. реализацию системного подхода при проектировании всех подсистем подводной лодки контрагентами и КБ – проектантами;
3. финансирование и своевременное подключение к работе контрагентов, на основе заключённых с ними контрактов;
4. отработку заказной документации, своевременное согласование с основными поставщиками.
Своевременная разработка заказной документации является необходимым условием получения заводом необходимых для постройки материалов и оборудования вовремя. …
Ведомости заказа оборудования составляют до выпуска монтажных чертежей по заявкам конструкторских отделов. … При разработке чертежей должны использоваться только материалы и оборудование, предусмотренные в ведомостях заказа, в которых необходимо указывать сроки поставки в соответствии с графиком постройки корабля.
Технический проект рассматривается и утверждается организациями заказчика (ВМФ) и судостроительной промышленности. …
Одновременно с утверждением проекта устанавливают обязательства соисполнителей и контрагентов по поставкам документации и изделий в соответствии с графиком постройки подводной лодки. На стадии технического проектирования к контролю выполнения проекта подключается военное представительство в КБ – проектанте. …
При создании нового оборудования, необходимого для проектируемой подводной лодки КБ разрабатывает задания на оборудование и системы специализированных НИИ и КБ на перспективное оборудование.
КБ разрабатывает по контрагентскому оборудованию установочные чертежи, схемы подвода энергии и рабочих агентов и документацию, обеспечивающую возможность эксплуатации оборудования на данном проекте. …
Полное и своевременное выявление требующихся контрагентских работ, согласование заданий и получение решения на их выполнение являются обязательными условиями нормального проектирования, поэтому решение о контрагентских работах для каждой стадии должно приниматься одновременно с утверждением предыдущей стадии проектирования.
Наибольшую сложность представляет работа по организации разработки и изготовлению новых образцов, требующих проведения НИР и ОКР.
ОКР включает:
1. проведение экспериментальных и опытных работ и решение теоретических вопросов, связанных с проектированием;
2. разработку технической документации на новое оборудование;
3. изготовление макетов и опытных образцов оборудования.
Проведение ОКР одновременно с разработкой проекта, а иногда и рабочей документации требует чёткого согласования сроков выполнения эти работ и высокой ответственности исполнителей. Очень часто по этим событиям и проходит «критический путь» сетевого графика» [21].
Ну вот, в крайне сжатом виде я вам и рассказал все работы этапа технического проектирования. На этом этапе мне очень помог Александр Иванович. Работа, которую делал Александр Иванович, не предусмотрена в техническом проекте. Но она не предусмотрена не потому, что она не нужна, а потому, что никто не знает, как её сделать. Для этого надо было разработать принципиально новую математику, что Александр Иванович и сделал. Дело в том, что все технические системы на подводной лодке соединены друг с другом и технологически взаимозависимы друг от друга. Каждая такая техническая система состоит из массы элементов: клапана, насосы, трубопроводы, теплообменники, фильтры, трансформаторы, кабель-трассы и так далее. А, соединяя их вместе, получается целый конгломерат из сотен тысяч таких, – повторяю – технологически взаимосвязанных элементов. Учесть их взаимное влияние друг на друга официальная математика не могла. Она упиралась в так называемое «проклятие размерности», и учесть взаимовлияние больше чем десяти элементов она была бессильна. Заслуга Александра Ивановича в том, что он при помощи своей математики, легко и, я бы сказал изящно, преодолел это проклятие. И, в результате, теперь мы можем анализировать взаимозависимость всех элементов всех технических систем друг на друга. В результате этого анализа Александр Иванович выдал массу проколов. А я бы назвал их провалов в процессе проектирования «Ады». Слава Богу, мы всё их устранили ещё на этапе технического проектирования. И проект «Ады» сразу родился как здоровый новорождённый ребёнок. … Я правильно всё сказал, Александр Иванович?»
- «Да, Николай Юрьевич, Вы всё сказали правильно. От себя ещё раз скажу, что работать с Вами для меня было величайшей честью и радостью. Я горжусь Вашей дружбой и той работой, которую проделал».
- «Марина Юрьевна, Вы хоть понимаете, что ваш муж больше чем талант, я просто боюсь сказать слово – гений?!»
Но тут в разговор вмешался Кузнецов:
- «Николай Юрьевич, очень прошу Вас, не надо так обо мне в моём присутствии».
- «Хорошо, извините, Александр Иванович – не буду».
Но Марина всё же ответила на заданный ей вопрос:
- «Как только я впервые увидела Сашу, то сразу почувствовала, что он абсолютно не такой как все. Он не похож ни на кого. Но в чём суть его способностей, я узнала чуть позже. … Существительное во множественном числе «способностей» я назвала только потому, чтобы не обидеть Сашу. А так, про себя, я заменяю его более сильным словом».
- «Однако, какая ты деликатная, Марина», – буркнул Кузнецов.
- «Французский писатель Оноре де Бальзак сказал», – вставил своё слово Мечников: «В гении то прекрасно, что он похож на всех, а на него - никто» [26].

 
Оноре де Бальзак 1799;1850 французский писатель-романист

- «Браво, браво, Илья Владимирович! Какая меткая цитата!» – восхищённо сказал Генеральный.
- «Мой троюродный прапрадед – Илья Ильич Мечников – был гений в медицине. И, гордясь с ним родством, я стал собирать цитаты о гениях. Если хотите, я могу их зачитать».
- «Хотим, хотим, конечно, хотим», – совместно не сговариваясь, ответили ему Генеральный, Александр и Марина.
- «Хорошо, тогда слушайте».
Мечников порылся в своём шкафчике, достал какую-то старую потрёпанную тетрадь, полистал её и стал зачитывать:
- «Гений – это человек, который в силу личных своих способностей и исторических условий, взламывает некий культурный стереотип и делает то, что никто не делал до него» [26].
- «… если ты собираешься творить великие дела – готовься к великим терниям» [27].
- «… гениальное открытие для его создателя пахнет более кнутом, нежели пряником» [27].
Это всё цитаты из произведений писателя Михаила Веллера.
А теперь приведу цитату другого, писателя Матвея Ганапольского:
- «Мы часто о гениях говорим, что это был человек с несчастливой судьбой опередивший своё время. Откуда появляется эта фраза? Она появляется от трагической страшной судьбы гения в том обществе, в котором мы живём. Поэтому гений – это не подарок, гений – это ноша – это испытание» [28].
 
Михаил Иосифович Веллер 1948 г. рождения, русский писатель философского уклона.


 
Матвей Юрьевич Ганапольский 1953 г. рождения, журналист, телеведущий, актёр, кинорежиссёр, писатель.
Это всё писатели современные. А вот две цитаты Марии Кюри

 
Мария Кюри-Склодовская 1867;1934, учёная физик и химик, дважды лауреат Нобелевской премии.

- «Гениальных людей смерть настигает раньше, чем их успевают признать власти» [29].
- «Великие личности всегда подвергались яростному нападению завистников, стремившихся отыскать под бронёю гения несовершенные человеческие существа» [29].
А вот цитата немецкого философа Артура Шопенгауера: «Гений бессознательно идёт по никем не пройденному пути» [26].

 
Артур Шопенгауер 1788;1860 немецкий философ, основной и самый знаменитый его труд «Мир как воля и представление».
- «Может я надоел вам, или продолжить дальше?» – обратился Мечников к своим спутникам.
- «Конечно, продолжайте, Илья Владимирович. О чём речь?!» – сказал Генеральный.
- «Конечно, продолжайте, очень интересно», – добавила Марина, а Александр молчал.
- «Хорошо, продолжаю», – сказал Мечников и пролистнул ещё несколько листов в своей тетрадке.
- «Вот интересный взгляд на суть гения писателя Даниила Гранина:

 
Даниил Александрович Гранин 1919;2017, советский – русский писатель, Герой социалистического труда, основная тема его романов -– люди науки.

«Можно ли мерить человека целью, которую он себе поставил? Чем вообще оценивать прожитую жизнь? Пользой? Талант приносит пользы больше, чем заурядность! А гений – больше чем талант! Но чем, же человек виноват, что нет у него таланта, выдающихся способностей? И в чем заслуга того, талантливого? Да, гениальный ученый даст науке больше, чем средний. Но в гениальном ученом выражает себя скорее Природа, чем он сам» [30].
Теперь цитата академика Золотова. Она мне особенно нравится. Она не о самих гениях, а о характере тех людей, которых мы считаем гениями. Академик Золотов находит в них очень много общего.
- «Ему видней. Он живёт в их среде», – добавил Александр.
- «Саша, дай высказаться Илье Владимировичу».
- «Хорошо, Марина, хорошо. Продолжайте, Илья Владимирович». 
- «Нестандартные люди, которых часто не понимают, осуждают. Они часто не вписываются в сообщество, их отторгают, потому что у них скверные характеры и так далее. Но, в конце концов, именно им принадлежат те главные открытия, которые сделаны в науке» [31].
 
Юрий Александрович Золотов 1932 г. рождения, академик – химик.

И ещё напоследок одна цитата Даниила Гранина. Она уже не о гениях. А о тех открытиях, которые они делают».
- «О, – это особенно интересно», – сказал Александр, и лицо его сразу приняло сосредоточенное выражение. А Мечников продолжил:
- «Открытие должно появиться вовремя, иначе о нем забудут. Небольшое упреждение необходимо, но именно – небольшое, как в стрельбе по летящей цели. … если упреждение слишком большое, открытие летит мимо цели» [32].
- «Очень я не согласен с последней цитатой», – сердито сказал Кузнецов: «Ни одно научное открытие, ни одна попытка сконструировать что-то новое не пропадает даром. Иными словами, ничто не «летит мимо цели». Просто сама цель находится не в том времени, в котором выпущена по ней стрела», – возмущённо окончил Кузнецов.
Все молчали. … А Кузнецова как прорвало, и неожиданно с азартом он стал говорить то, во что верил, на что надеялся:
- «И как бы ни злопыхали завистники, всё равно, «Ада» пойдёт в большую серию. И вот вспомните мои слова, – ещё многие страны будут стоять в очереди на покупку у нас «Ад»!».
- «Да, ваши слова, да Богу в уши», – печально добавил Генеральный.
В этот момент Мечников перелистнул ещё несколько страниц своей затрёпанной тетради и сказал:
- «А у меня ещё есть две цитаты о не востребованности открытий. Зачитать?»
- «Да, да, да», – почти хором ответили участники этого маленького коллектива.
- «Вот они:
- «Наука многое заготовляет «впрок», часто проходят многие десятилетия, прежде чем её результаты по - настоящему оцениваются и глубоко входят в жизнь» [33]. Эта цитата писателя Регирера. И ещё одна цитата знаменитого французского физика Поля Ланжевена: «Никакое чисто научное изыскание, каким бы абстрактным и «незаинтересованным» оно ни казалось, не остаётся без того, чтобы рано или поздно не найти своего применения; другими словами, ни одно усилие мысли не является потерянным для действия» [34].

 
Поль Ланжевен 1872;1946, французский физик, создатель теории диамагнетизма и парамагнетизма.

- «Вот, нагляднейшее подтверждение моего мнения», – обрадованно сказал Александр и тут же продолжил: «Так что неправ уважаемый Даниил Александрович, хотя это один из моих любимейших писателей».
- «Мальчики! А помните, был такой известный фильм режиссёра Ридли Скотта «Завоевание рая»?» – как-то восторженным голосом, увлечённая услышанными цитатами, сказала Марина. Она что-то интересное вспомнила, и ей очень хотелось высказаться.
- «Да, конечно помню. Я его даже несколько раз смотрел. Американцы его выпустили к годовщине пятисотлетия открытия Америки. Главную роль Колумба там сыграл известный французский артист Жерар Депардье», – сразу оживлённо откликнулся Генеральный конструктор. И сразу всем было видно, что этот фильм ему очень понравился: «Я даже догадываюсь, Марина Юрьевна, почему Вы сейчас вспомнили про этот фильм».
- «Почему?»
- «А потому, что в самом начале этого фильма Ридли Скотт даёт знаменитую фразу Колумба о борьбе всех первооткрывателей с косностью и завистью. … Или я не прав?»
- «Я дивлюсь, что в таком возрасте, как у Вас, Вы обладаете такой прекрасной памятью».
- «Вся моя жизнь, уважаемая Марина Юрьевна, – это сплошное напряжение мозгов и памяти».
- «Я уверена, Николай Юрьевич, что эту фразу Вы знаете наизусть. Она очень подходит к вашей конструкторской деятельности. Но разрешите произнести её мне?»
- «Да, я её действительно помню наизусть, но уступаю её озвучивание Вам».
- «Спасибо. Вы очень галантны».
- «Как же, ведь Вы единственная женщина в нашей компании».
- «И на корабле», – добавил Мечников.
- «Спасибо вам, мальчики. … Вот она: «Ничего из достижений человеческого прогресса не обходилось без препятствий на своём пути. И те, кто выделялись среди остальных, были обречены противопоставлять свою жизнь, жизни других».

 
Жерар Депардье в роли Колумба в фильме «Завоевание рая»

- «Блестящее высказывание Колумба, Марина Юрьевна. … А теперь разрешите мне сделать ещё одно заключительное слово на эту тему, о которой я очень много думал. Я могу рассказать, если это вам будет интересно».
- «Конечно интересно, Николай Юрьевич. Только поменьше научных терминов», – сказала Марина.
- «Интересно, интересно», – подтвердили Александр и Мечников.
- «Тогда слушайте», – при этом лицо Генерального было очень серьёзно. Он собирался говорить о том, что сам выстрадал за свою длинную тяжёлую, но, вместе с тем и очень интересную жизнь, а, вместе с тем, – и счастливую.
- «Отрицательная субъективность современников первооткрывателей ничтожна, презренна и временна. Ход истории её безжалостно сдувает. Но есть отрицательная субъективность и другая – благородная. Это когда обычные заурядные люди, может быть даже и талантливые столкнутся с гением, которого они искренне хотят понять, но, в тот момент это оказывается им не по силам. Это бывает крайне редко.
Более того, можно уверенно сказать, что субъективные задержки с внедрением и признанием научных открытий, изобретений или технических конструкций, это не отдельные кричащие случаи, а устойчивая объективная закономерность. Можно даже сказать более радикально – так устроен Мир. Но тогда возникает естественный вопрос, а почему он (Мир) устроен именно так? Сейчас я изложу своё мнение. Но, читая книги об учёных, я чётко увидел, что подобная мысль не мне одному пришла в голову.
У людей есть много положительных и отрицательных черт характера. В той или иной области деятельности, в то или иное время эти черты по-разному проявляются. Какое-то время и какая-то обстановка отдельные черты характера человека усиливают, а другие наоборот – ослабевают. Есть в характере человека такая отрицательная черта характера как – тщеславие, под которым будем понимать – требование для себя славы, почестей и тому подобное на пустом месте. Так вот – научная среда всегда являлась благодатной почвой для процветания такого качества характера человека как – тщеславие. Большинство официальных учёных, то есть людей имеющих учёную степень кандидата или доктора наук, в душе считают себя великими гениями и искренне обижаются, что им за это почему-то не воздают положенные почести. Они буквально заваливают кафедры, учёные или экспертные советы, различные патентоведческие организации своими прожектами. При ближайшем рассмотрении всё это оказывается полной чушью. Например, это некорректное применение того или иного раздела математики в ту область, в которой она не работает. И даже ещё сейчас, с виду серьёзные люди до сих пор ещё предлагают вечные двигатели и так далее. Всех их объединяет одно – у них нет никаких практических результатов. Но, с их слов, они их «конечно, получат», дай только им затребованные ресурсы. А это люди, время, оборудование и, конечно – деньги.
Борьба со всем этим «околонаучным мусором» может быть только одна – это публичная дискуссия на конференциях, семинарах, заседаниях кафедр и так далее. Именно там надо всему этому давать строгую научную оценку, то есть – отпор. Поэтому, именно в этом смысле, косность, инертность мышления большинства учёных, а также зависть и безталантливость их оппонентов как раз и могут сослужить хорошую службу отфильтровывания всех этих псевдоидей. Иначе бы науку не то чтобы «шатало», а напротив «бросало» бы и «трясло» из стороны в сторону. То есть это не только хороший фильтр, но и хороший демпфер. Вся глупость отфильтровывается, а действительно здоровые идеи – они просто необоримы. Вот поэтому Мир устроен не так уж и плохо. А свои амбиции и тщеславие пусть учёные зажмут в свой кулак, они интересны только им самим. Если их идеи чего-либо стоят, то они обязательно будут внедрены – такова логика жизни. Но они необязательно увидят это при своей жизни. Пусть не мучат себя отсутствием к себе почестей. Самосознание ими сделанного и есть наивысшая им награда. Всё остальное – околонаучная суета. Не будьте её рабом. Люди, уделяющие ей внимание – научные шлаки. Поймите эту простую и ясную философию и спокойно трудитесь».
Только Генеральный окончил своё очередное «заключительное слово», как тут же слово взял Мечников:
- «Пока Вы, Николай Юрьевич, делали своё «заключительное слово», я, в своей тетрадке, нашёл ещё одну очень интересную цитату, которая, по моему мнению, наглядно иллюстрирует ваши мысли. Хотите, – зачитаю?»
- «Конечно, Илья Владимирович, мне это будет очень интересно познакомиться с мыслями другого человека на эту тему».
- «Тогда слушайте:
- «Инерция научного мышления – это и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что даёт опору для исследования природы дальше и глубже. Инерция заставляет критически относиться ко всему новому, непривычному, требуя бесспорных доказательств. Именно инерция мышления помогает разрушать необоснованные научные спекуляции. Иногда грандиозные и вредные. …
Инерция мышления может и ослепить учёного, лишить его объективности, заставить несмотря ни на что, отвергать новое. В этом, пожалуй, самое большое зло инерции научного мышления. И если бы меня спросили: «Чего в ней больше – зла или добра?», я бы ответил: «Всё-таки зла» [31]. Эту мысль высказал писатель Губарев Владимир Степанович. Он, в основном, пишет об учёных».
- «Спасибо, Илья Владимирович, хорошая цитата. … Но, давайте я, всё-таки, докончу свою краткую и очень сжатую лекцию об организации проектирования подводных лодок. А то мы всё время отвлекаемся на различные лирические отступления».
- «Но эти, как Вы говорите, «лирические отступления» тоже очень интересны, особенно ваши «заключительные слова». Вы очень интересный человек», – искренне сказала Марина.
Так откровенны, люди бывают только в период смертельной опасности, когда им незачем друг перед другом кем-то казаться, когда душа человека выворачивается наизнанку. Эти беседы не только их забавляли, но и позволяли отвлечься от того положения, в котором они находились.
- «Ладно. … Мозги отдохнули?» – весело спросил Генеральный своим скрипучим старческим голосом.
- «Да, да, да», – дружно сказали все слушатели.
- «Тогда поехали. … Итак, этап Рабочего проекта. «Его основной задачей является разработка и выпуск полного комплекта рабочих чертежей по корпусной, механической и электромеханической части, который обеспечит постройку подводной лодки. В соответствии с этим, основной частью рабочего проекта являются рабочие чертежи, количество которых достигает 6;10 тысяч. Важное место занимает детализация технологии постройки. В рабочий проект входит, кроме того, разработка монтажных чертежей отсеков, составление ведомостей заказов материалов, разработка технических условий и спецификаций на постройку подводной лодки. Вследствие длительности цикла разработки чертежей, быстрого морального старения современной техники, строительство подводной лодки часто начинается до окончания разработки всех рабочих чертежей.
Стадия рабочего проектирования завершается выпуском исполнительной документации, которая представляет собой материалы технического проекта, откорректированные в соответствии с рабочими чертежами. … Большой объём составляют инструкции по эксплуатации различного оборудования подводной лодки.
Для уменьшения числа изменений, вносимых в рабочие чертежи, до начала их разработки корректируют материалы технического проекта, составляющие договорную документацию и используемые в качестве исходных данных для рабочих чертежей. … В первую очередь разрабатывают рабочие чертежи корпуса.
По мере выпуска рабочих чертежей корпуса без опоздания следует разрабатывать схемы изоляции, без которых нельзя выполнить монтажные чертежи. Разработку чертежей по всем специальностям следует вести в порядке, позволяющем в первую очередь выдавать задания на установку фундаментов и трассировку трубопроводов. …
На стадии разработки рабочих чертежей ответственные исполнители, выделенные в отделах, которые являются «хозяевами помещений», должны составлять контрольные чертежи размещения оборудования в приписанных к ним помещениях. Они ведут все работы от начала технического проекта до сдачи подводной лодки, являясь, по сути дела, ведущими конструкторами данного помещения или группы помещений.
Конструктор, приступая к работе, составляет по данным спецификации и заявкам отделов перечень устанавливаемого в помещении оборудования и магистральных коммуникаций, проходящих через данное помещение» [21].
Итак, я закончил рассказывать свою крайне сжатую часть, посвящённую этапу Рабочего проекта. … Всё ли вам понятно? Есть ли вопросы?»
И опять за всех ответила Марина:
- «Николай Юрьевич, когда Вас слушаешь, то кажется, что всё понятно. Однако, в вашей лекции очень много новых для нас понятий, которые каждый из нас понимает как-то по-своему. Например, что такое заказные ведомости, или, чем отличается чертёж установочный от монтажного и так далее. Для единого понимания этих понятий, конечно нужны натурные практические занятия в самом КБ. Чтобы на реальной практике мы могли прочувствовать, что же такое сам процесс проектирования подводной лодки. Но сейчас этого сделать невозможно. Поэтому оставим всё как есть. Мы будем всё понимать только на качественном уровне. Я думаю, что этого будет вполне достаточно, чтобы понять суть развития вашей карьеры», – и, обращаясь к мужу и Мечникову, она спросила:
- «Я всё правильно сказала, мальчики?» – «мальчики» закивали головами, но Александр всё же вставил свою реплику:
- «А я почти всё понимаю, но, тем не менее, считаю для себя полезным это прослушать».
- «Ну что, – мне можно продолжать?» – спросил Генеральный.
- «Да, да, конечно, Николай Юрьевич, мы все Вас очень просим», – снова за всех ответила Марина.
- «Теперь я вам расскажу об участии КБ в процессе самого строительства подводной лодки на кораблестроительном заводе.
«Взаимные обязательства участников создания корабля определяются договорами:
1. заказчика корабля с КБ на разработку проектной и договорной документации в соответствии с утверждённым ТТЗ;
2. КБ с контрагентами и соисполнителями на разработку проектов нового оборудования;
3. Завода-строителя с КБ на разработку рабочих чертежей и эксплуатационной и отчётной документации;
4. Завода-строителя с контрагентами на поставку необходимого оборудования.
Взаимоотношения КБ-проектанта и завода-строителя определяются типовым положением, в котором оговаривается порядок заключения договоров на передачу рабочей, эксплуатационной и отчётной документации, осуществления авторского надзора и оказания технической помощи заводу, корректировка документации для серийного строительства корабля.
В преддоговорной период КБ и завод согласовывают порядок выпуска рабочей и технической документации с учётом действующих нормативных документов.
Завод должен заблаговременно передать КБ развёрнутый график постройки корабля, а также график проведения испытаний, чтобы КБ могло подготовить к началу испытаний своих представителей.
Постройка головного корабля неизбежно связана как с доработкой документации КБ, так и с переделкой работ завода.
Юридические отношения КБ и завода должны предусматривать ответственности сторон за несоблюдение договорных условий и нарушение деловой дисциплины. Так завод несёт ответственность за отступление от проектно-конструкторской документации, несвоевременное сообщение о проведении испытаний и так далее. КБ может подвергаться санкциям за опоздание поставки проектно-конструкторской документации, за отступление от стандартов, за допущенные грубые ошибки, вызвавшие переделку выполненным заводом работ.
При создании нового корабля действуют следующие документы:
1. сетевой график, объединяющий планы проектирования, создания опытных образцов, поставки оборудования, постройки и испытаний;
2. график поставки сдаточной и эксплуатационной документации, в том числе программ и методик испытаний;
3. схема управления созданием корабля, включающая работу всех участников;
4. перечень ответственных за выполнение этапов и разделов плана.
Во время постройки КБ-проектант организует на заводе-строителе оперативную группу, функции которой состоят в повседневном наблюдении и контроле выполнения требований проекта в ходе постройки (например, соблюдение весовой дисциплины), в оперативном решении возникающих при строительстве вопросов, отражении принимаемых решений в документации, организации технической помощи заводу-строителю. Представители проектирующей организации принимают активное участие в сдаточных испытаниях ПЛ.
Правильной организацией создания подводной лодки следует считать, когда один Главный конструктор и его коллектив участвуют лично во всех стадиях от задумки подводной лодки до её выполнения в документации, затем в строительстве, испытаниях и эксплуатации корабля.
Изготовление рабочей конструкторской документации КБ-проектант осуществляет по заказу завода-строителя подводной лодки. Контроль этого этапа ведёт военное представительство в КБ-проектанте. …
Практическая деятельность работников КБ на заводах в общих чертах заключается в следующем:
1. решение вопросов, связанных с заменой материалов в случае запоздания поставок, предусмотренных ведомостями заказа;
2. согласование и исправление рабочих чертежей по выявленным в процессе выполнения построечных и монтажных работ неувязкам и ошибкам;
3. участие в отработке головных опытных образцов;
4. корректировка размещения аппаратуры и приборов на корабле в связи с изменениями, вносимыми контрагентами при отработке и приёмке опытных и головных образцов, и в связи с несвоевременными поставками оборудования контрагентами (только для данного корабля);
5. участие в испытаниях стендовых, наладочных, швартовых, заводских ходовых и сдаточных;
6. оперативный выпуск уведомлений, связанных с изменением чертежей, ежемесячный выпуск бюллетеней извещений … .
Главный конструктор проекта систематически должен бывать на заводе для решения принципиальных вопросов и осуществления авторского надзора, а его заместители выезжать на заводы-поставщики для участия в стендовых испытаниях нового оборудования. …
Проектно-конструкторское обеспечение испытаний корабля заключается в разработке программ и методик испытаний, а также в составлении перечня необходимых контрольно-измерительных приборов и устройств сверх штатных судовых, внешних средств (причалы, акватории, полигоны, мерная линия, другие суда, груз, топливо), графиков проведения испытаний, бланков удостоверений приёмок отдельных конструкций и систем на головном корабле.
Для учёта особенностей проектных решений на всех стадиях испытаний кораблей, более полного выявления эксплуатационных характеристик и накапливания опыта испытаний, главные конструкторы проектов должны включаться на правах заместителя председателя в состав приёмных комиссий головных кораблей серии. Заместители главных конструкторов должны входить в состав приёмных комиссий первых серийных кораблей на других заводах. …
Всё оборудование, поставляемое на корабль, должно до установки пройти разносторонние стендовые испытания на заводе-изготовителе. Испытания опытных и головных образцов оборудования проводит специально назначаемая межведомственная комиссия, в которую входят представители КБ, спроектировавшего оборудование, и КБ корабля, для которого оборудование предназначено. …
В состав приёмосдаточной документации головной подводной лодки входят следующие материалы:
- программа швартовых испытаний;
- программа заводских ходовых испытаний;
- программа государственных испытаний;
- методики проведения испытаний;
- перечни необходимого обеспечения;
- графики проведения испытаний;
- бланки удостоверений и протоколов приёмки отдельных механизмов и подсистем подводной лодки. …
Программы разрабатываются КБ-проектантом подводной лодки и утверждаются заказчиком и заводом-строителем. …
Организация и проведение испытаний существенно усложняются при отработке и сдачи на головном корабле ряда опытных и головных образцов, для приёма которых назначаются межведомственные комиссии, куда входят представители контрагентов-разработчиков, заводов-поставщиков этих образцов и представители ВМФ. Однако, для экономии времени и средств такие испытания опытного оборудования целесообразно проводить непосредственно на корабле.
КБ-проектант при проведении испытаний активно участвует в наладке и регулировке основных подсистем корабля, в подготовке личного состава к дальнейшей самостоятельной эксплуатации, а также в оформлении и обобщении результатов испытаний» [21].
Всё, на этом я считаю вам будет достаточно знать о участии КБ в процессе строительства подводной лодки на кораблестроительном заводе. Теперь мне осталось вам рассказать, наверно, самое главное – это структуру самого КБ и его функционирование. Здесь я остановлюсь несколько более подробно, чтобы вам было легко понять дальнейший рассказ о развитии моей карьеры. А это была замечательная жизнь, полная творческих поисков, конструкторских прорывов и серии неслыханных успехов».
- «Вспомните судьбу Сократа, Николай Юрьевич, – кому это нравится?» – не удержался и вставил Александр.
- «Саша, прекрати заводить Николая Юрьевича. А то мы забудем, зачем здесь собрались», – и, обращаясь к Генеральному конструктору, Марина сказала:
- «Николай Юрьевич, мне лично не терпится поскорей услышать рассказ о вашей жизни, как Вы приобрели мировое имя? А на лирические отступления, на которые Вас толкает Саша, я думаю, у нас впереди ещё будет много времени».
- «Хорошо, тогда слушайте.
«Проектирование подводной лодки представляет собой сложный процесс, использующий знания и навыки не только по теории проектирования подводной лодки, но и гидромеханики, гидроакустики, строительной механики, технологии строительства, экономики и других кораблестроительных дисциплин, этими выполняемыми задачами и определяется структура конструкторского бюро. …
Для принятия решений, оптимальных для подводной лодки в целом, необходимо от начала проработки ТТЗ до передачи её в эксплуатацию осуществление единого руководства в процессе проектирования, авторского надзора за её постройкой и испытаниями.
Основная цель руководства проектированием – обеспечение взаимно согласованной работы самостоятельных производственных подразделений КБ, предприятий соисполнителей и контрагентов для разработки в срок с минимальным расходом ресурсов, проектно-конструкторской документации, отвечающей ТТЗ, осуществление непрерывного оперативного руководства работой на всём протяжении создания корабля.
Выполнение этих функций возлагается на руководителя проекта – Главного конструктора.
Главный конструктор осуществляет общее руководство проектированием проекта в соответствии со своими обязанностями, правами и ответственностью, регламентируемыми положением о Главном конструкторе проекта.
В обязанности главного конструктора проекта входит:
1. первичное определение по укрупнённым показателям характеристик подводной лодки;
2. составление архитектурной схемы общего расположения основных помещений;
3. непосредственное решение по определению внешнего облика подводной лодки;
4. составление основных взаимно согласованных требований к отдельным частям подводной лодки;
5. составление перечня и графика выполнения подразделениями бюро и контрагентами необходимых проектных, научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ и общее руководство, и контроль за их выполнением;
6. непосредственное руководство разработкой теоретического чертежа и чертежей общего расположения;
7. непосредственное наблюдение за нагрузкой и плавучестью;
8. утверждение всех расчётов и принципиальных схем на соответствие исходным данным и современному уровню науки и техники;
9. согласование проектного графика постройки корабля;
10. своевременное решение возникающих вопросов, затрудняющих процесс проектирования;
11. согласование всех принципиальных вопросов с соисполнителями, заказчиком, заводом строителем и защита проекта в утверждающих инстанциях.
Не должны оставаться без внимания Главного конструктора и финансовые вопросы.
Основная задача Главного конструктора проекта – определение облика подводной лодки в соответствии с заданием и предполагаемыми условиями эксплуатации и обеспечения высокого технического уровня выполняемых проектных работ.
Главный конструктор должен постоянно следить за ходом работ в подразделениях с целью проверки соответствия получаемых результатов общей идеи, заложенной в подводную лодку с ранее полученными согласованными данными.  В случае их расхождения должны изменяться решения в данном подразделении, или должны корректироваться прежние решения в других связанных подразделениях.
Что и как делать, должен обоснованно решать Главный конструктор, учтя все «за» и «против», и сразу же ставить в известность о своём решении все заинтересованные подразделения.
Творческая роль Главного конструктора особенно велика на начальных стадиях проектирования, на которых определяют основные характеристики будущего корабля, уточняют степень использования последних достижений науки и техники.
На последующих стадиях большое значение приобретают организующая и контролирующая деятельность Главного конструктора.
Таким образом, если на начальной стадии проектирования Главный конструктор определяет облик подводной лодки, то на последующих борется за создание её такой, какой он его определил.
Главному конструктору руководители отдельных частей проекта не должны указывать, как ему поступать, но должны излагать ему свои альтернативные варианты решения проблем для возможного выбора. Решения Главного конструктора по техническим вопросам окончательны и могут быть изменены только совместным решением проектанта и заказчика.
Обязательными чертами Главного конструктора являются перспективное мышление и способность предвидения и создания рабочих гипотез в процессе поиска, эрудиция, позволяющая выявлять информацию, в том числе и из смежных областей знаний, необходимую для принятия оптимального решения задачи.
Идеал Главного конструктора – специалист, знания и опыт которого потенциально позволяют ему в объёме эскизного проекта самому спроектировать корабль и организаторские способности которого позволяют организовать наиболее экономичную работу проектантов и конструкторов для выполнения всех стадий проекта в минимально возможный срок. Это должен быть инженер, способный выполнить приближённый расчёт всех характеристик корабля и наметить удовлетворительное решение всех возникающих частных вопросов, предоставляя сотрудникам возможность дать хорошие и отличные частные решения. Главных конструкторов не надо назначать, ими сначала становятся достаточно компетентные корабельные инженеры, и только после этого из них выбирают и утверждают настоящих Главных конструкторов.
Естественно, что один Главный конструктор не может выполнить весь объём работ. В зависимости от сложности проекта и структуры проектной организации создаётся группа Главного конструктора, которая должна осуществлять техническую координацию работы отделов и проверку согласованности технических решений отделов между собой и общей идеей, заложенной в проект. Деятельность группы должна исключать многовариантность частных решений в подразделениях бюро. Для осуществления действенного руководства Главный конструктор должен иметь заместителей Главного конструктора по отдельным областям проектных работ.
Статус головного специализированного подразделения КБ по разрабатываемому проекту имеет группа Главного конструктора (ГГК). Группа Главного конструктора решает широкий спектр задач. К основным обязанностям ГГК можно отнести следующие задачи:
1. обеспечение передового уровня разрабатываемой подводной лодки;
2. обеспечение создания подводной лодки в соответствии с требованиями ТТЗ, договорных обязательств;
3. организационно-техническое руководство выполнением работ по проектированию подводной лодки, техническому сопровождению её строительства и авторскому надзору за её эксплуатацией, обеспечение соответствия выполнения работ и их результатов требованиям договорных документов, совместных решений, ТТЗ, нормативных документов;
4. формирование кооперации предприятий, участвующих в создании ПЛ и координация выполняемых ими работ по проекту.
К основным функциям ГГК можно отнести:
1. организация разработки, разработка и обобщение документации, необходимой для участия КБ в конкурсах на получение заказов на проектирование;
2. организация и участие в работе по выработке перспективных требований к ПЛ, на основе существующих современных требований, потребностей Заказчика и тенденций развития науки и техники;
3. рассмотрение предложенных КБ заявок, договоров, ОТЗ, ТТЗ на разработку проекта;
4. организация выдачи в подразделения КБ исходных данных для проектирования ПЛ;
5. рассмотрение представленных подразделениями КБ перечней работ по проекту, определение номенклатуры и последовательности работ, согласование трудоёмкости и сроков выполнения работ, номенклатуры выдаваемых данных и подразделений бюро участников взаимовыдачи данных;
6. осуществление технического контроля за ходом работ по проекту и обеспечение соответствия показателей создаваемой ПЛ требованиям ТТЗ;
7. решение возникающих технических разногласий между конструкторскими подразделениями, а также между КБ и контрагентскими предприятиями;
8. техническое руководство проектированием ПЛ;
9. разработка основной документации проекта по номенклатуре, закреплённой за ГГК;
10. организация, координация, оперативное руководство и контроль разработки проектно-конструкторской и эксплуатационной документации, конструкторскими подразделениями КБ и контрагентскими предприятиями;
11. обеспечение совместного функционирования всех систем и устройств, входящих в состав ПЛ, обеспечение согласованности выпускаемых различными подразделениями КБ и контрагентами отдельных проектных материалов с проектом в целом.
Задачи и функции ГГК настолько велики, что в случае создания одновременно нескольких проектов необходимо руководство целым направлением. В этом случае определяется опытный специалист-кораблестроитель, которого наделяют правами и обязанностями Генерального конструктора, он объединяет работу нескольких сотен, до пятисот предприятий, участвующих в проектах» [21].»
- «Ого! Да это же не реально удержать в одной голове координацию работ пятисот предприятий!» – неожиданно, не выдержав удивления, воскликнул Кузнецов.
- «Очень даже реально, при одном маленьком условии», – здесь Генеральный хитро сощурил правый глаз и вкрадчиво завершил свою фразу: «если любишь своё дело».
- «Саша, не перебивай Николая Юрьевича», – одёрнула его Марина.
- «Сам Александр Иванович держит в уме миллионы технологически взаимозависимых технических элементов из разных систем ПЛ, когда строит свои мат. модели. А когда я держу в своей голове взаимосвязи пятисот предприятий, то это, оказывается, быть не может! … Где же ваша логика – профессор?» – это Генеральный сказал с плохо скрываемым дружеским подколом.
- «Николай Юрьевич, продолжайте. Не обращайте внимания на Сашу. Это у него элементарная ревность. Как будто великим может быть только он».
В ответ Кузнецов что-то невнятное пробурчал, но на это никто не обратил внимания, а Генеральный конструктор продолжил:
- «Да, в общем-то, я вам всё и рассказал. Осталось только перечислить те отделы, которые и образуют костяк КБ – то есть проектно-конструкторские подразделения, это отделы: проектный, компоновки ПЛ, корпусной, прочности, общекорабельных устройств, оборудования помещений, энергетических установок, общекорабельных систем, электроэнергетических систем, радиоэлектронного вооружения и автоматики, вооружения, надёжности и живучести, акустической защиты и технологии строительства. …
Ну, вот и всё. На этом я кончаю читать вам лекцию. Как сказала Марина Юрьевна, этих сведений на качественном уровне вам вполне хватит, чтобы понять суть развития моей карьеры. … Спасибо вам за внимание».
- «Огромное спасибо Вам, Николай Юрьевич, что Вы нас так просветили. … А какие у Вас были лирические отступления и последние слова! О!» – и, обращаясь к мужу и Мечникову, Марина сказала:
- «Мальчики, давайте бесшумно дружно изобразим аплодисменты Николаю Юрьевичу», – и «мальчики», замахав руками, стали бесшумно имитировать рукоплескания.
- «Всё, всё, всё. … Вы все трое мои пациенты. Сейчас у вас по лечебному распорядку дня положен обед. Марина Юрьевна, как мы с Вами и договорились – приготовление пищи для вас троих – ваша прерогатива. После обеда всем отдыхать до ужина. А после ужина, Николай Юрьевич, мы Вас просим. … Чтобы вас не смущать, я пойду в центральный. Всем приятного аппетита», – и Мечников, аккуратно бесшумно закрыв за собой дверь своей каюты, пошёл в центральный к командиру.
А Марина стала быстро разогревать на микроволновке обед на троих. На первое сегодня была консервированная солянка, на второе – консервированная гречневая каша со свиной тушёнкой, на третье – стакан апельсинового сока, и, конечно, она нарезала и подогрела консервированный хлеб, хранящийся в спиртовых парах в полиэтиленовых герметичных пакетах. По меркам того положения, в котором находилась их подводная лодка – обед был роскошный. После обеда Марина убрала все использованные пакеты в дуковский мешок, а пустые консервные банки снесла мичману Голубеву, для их сплющивания. Потом все легли спать. Комаров пошёл в свою каюту, которую делил на двоих с командиром. Но командир в ней бывал редко, проводя почти всё время в центральном. Все втроём после обеда спали до ужина, как и велел доктор с такой знаменитой фамилией. Далее, аналогично, Марина приготовила им троим ужин, потом, после ужина, всё убрала за собой и «мальчиками», после чего их маленький дружный интеллектуальный коллектив был готов и дальше слушать рассказ Генерального конструктора о развитии его карьеры. Но теперь они уже были подготовленными слушателями.
- «Не сразу я стал заниматься дизель-электрическими подводными лодками (ДЭПЛ). Сначала меня назначили заместителем Главного конструктора (ГК) Юрия Владимировича Валенкова по глубоководной тематике. Дело было в том, что поступило задание от Министерства рыбного хозяйства создать глубоководный аппарат для исследования мирового океана с глубиной погружения до 2000 метров. ГГК под руководством Валенкова создала этот аппарат и назвала его «Шторм-2».
Я попал в этот коллектив, когда уже эскизный этап проектирования был в самом разгаре. Валенков поручил мне, как члену ГГК, курировать проектные подразделения бюро, которые занимались корпусными конструкциями. Это отделы: корпусной, прочности и компоновочный», – в этом месте Комаров замолчал, слегка прищурил глаза и посмотрел куда-то в сторону. Было хорошо видно, что он что-то вспоминает, наверно что-то значимое для него. Потом Генеральный продолжил:
- «Вспоминаю первый спуск на этом аппарате. Он оставил незабываемое впечатление в памяти. … Представьте себе, – я сижу у носовых иллюминаторов, а прожектора аппарата освещают какую-то фантастическую равнину, постепенно уходящую вниз и теряющуюся во мраке глубины. В этом месте нашей планеты ещё не был никто – я первый.

 
Шторм-2
 
Глубоководный подводный ландшафт

 Вокруг необыкновенное спокойствие и безмятежность. Неторопливо снуют рыбы, мерно колышется небогатая растительность дна. Через каждые 3;4 метра плоскость дна пересекается какими-то глубокими бороздами, вода полностью прозрачная без взвесей. Пройдя немного вперёд, крутизна подводного склона резко увеличивается. Лучи прожекторов освещают ландшафт грунта, уходящего далеко за подводный горизонт. Наш аппарат завис над каким-то фантастическим марсианским ландшафтом. Подводные пики пепельного цвета бросали свои длинные тени на уходящую вниз огромную воронку. Безжизненный какой-то космический ландшафт. … Сколько там, на дне красоты, вы даже не можете себе этого и представить!»
Краем глаза, сквозь тусклое аварийное освещение в полумраке каюты доктора, Комаров заметил, как напряжённо на него смотрели три пары глаз, как они ловили каждое его слово, совсем не так, когда он читал им нудную лекцию об организации проектирования ПЛ. И он продолжил:
- «При обнаружении косяка рыбы с подводного аппарата на судно-носитель подавался сигнал для начала траления. За четырнадцать лет службы аппарат «Шторм-2» совершил более семисот погружений во всех океанах в местах интенсивного рыбного промысла с целью проведения комплексных исследований численности, видового состава и поведения промысловых рыб. Кроме поисков косяков рыб, этот аппарат брал на борт много научных работников-океанологов. В целом этот аппарат прослужил стране более сорока лет.
Параллельно с работой в КБ «Изумруд» я читал лекции в Корабелке о развитии подводного флота, … ».
- «Как Вы всё успевали, Николай Юрьевич?» – невольно вырвалось у Марины.
- «А также успевал, как и Александр Иванович успевал быть начальником кафедры в Военно-морской академии, и, в то же время, – моим советником в КБ, ведя такую гигантскую работу по мат. моделированию. … А ответ Вам, уважаемая Марина Юрьевна, очень прост и самоочевиден, –надо просто любить своё дело, тогда и время найдётся. … Вот, спросите у своего мужа».
- «Наверно студентам, слушающим Вас, очень повезло?» – всё не унималась Марина.
- «Не знаю. … Может и повезло. Но вот группа, где учился будущий профессор Корабелки Бализев Олег Анатольевич – потом, после моих лекций, почти в полном составе ушла в подводную тематику».
- «Когда Вы рассказывали о погружении «Шторма», мне так захотелось там побывать», – при этом глаза Марины сверкали, было ясно видно, как захватил её рассказ Генерального конструктора.
- «А Вы сейчас где? … – На ещё более лучшем «Шторме», только иллюминаторов здесь нет».
- «А как бы хотелось, чтобы здесь были иллюминаторы и прожектора».
- «Тогда бы нас сразу обнаружили со спутников. А так подводная тьма глубины скрывает нас».
- «Марина, – это пустые фантазии, не мешай Николаю Юрьевичу дальше рассказывать», – вмешался Кузнецов.
- «Извините, Вы так увлекательно рассказывали. Продолжайте. Мы слушаем».
И Генеральный подумал:
- «Да, женщины более эмоциональны», – а вслух сказал:
- «Чуть больше десяти лет после окончания Второй мировой войны в нашей стране была принята новая программа военного кораблестроения, в которой подводному флоту уделялось очень большое значение. Наше КБ получило задание от командования ВМФ спроектировать большую океанскую ДЭПЛ. Дело было в том, что сразу после войны мы получили по репарациям от Германии трофейные немецкие подводные лодки. Как следует изучив их, и с учётом опыта немецкого подводного кораблестроения, были спроектированы два проекта наших подводных лодок. Это ПЛ проекта 4613 и 4611.

 
Подводная лодка 4613 проекта

 
Подводная лодка 4611 проекта

ПЛ проекта 4613 предназначалась для плавания в наших внутренних водах и защиты наших военно-морских баз (ВМБ). Надо сказать, что это был очень удачный проект. Мы им вооружили всех наших друзей. Всего было построено 215 подводных лодок этого проекта. ПЛ проекта 4611 – это была уже ПЛ океанской зоны действия и предназначалась она для уничтожения кораблей противника, минных постановок и ведения разведки. Всего подводных лодок такого проекта было построено – 29. Эти два проекта подводных лодок можно условно назвать ДЭПЛ первого поколения.
Но, к тому времени, когда принималась большая программа военного кораблестроения, эти два проекта подводных лодок уже устарели. У них были низкие скорости хода, как под водой, так и над водой. Кроме того, у них была большая шумность и относительно небольшая глубина погружения. Требовалось спроектировать новую ДЭПЛ второго поколения с более лучшими тактико-техническими данными (ТТД).
Вы меня можете спросить, – а как понимать такой термин как поколения ПЛ? Сразу отвечу – эти поколения отличаются друга от друга принципиально новым уровнем развития науки, техники и технологий.
И в нашем КБ такая ПЛ стала проектироваться. Её Главным конструктором (ГК) был назначен Сергей Александрович Петров. Потом его сменил Василий Александрович Пилибин, а потом Главным конструктором этой ПЛ стал я. Проекту был присвоен номер 4641.
 
 
Подводная лодка проекта 4641

Я возглавил процесс проектирования этого проекта ПЛ когда подходил к концу этап его эскизного проектирования. Технический и рабочий этапы проектирования остались за мной. Также я потом возглавил и группу сопровождения строительства этой ПЛ на кораблестроительных заводах. В какой-то степени, наконец, сбылась моя мечта детства – я стал полновластным хозяином проекта. Всё было подчинено моей воле, но, в то же время, на меня свалилась огромная ответственность. Корабль получился исключительно удачный. Всего было построено 75 корпусов этого проекта и прослужили они стране более тридцати лет.
Все её ТТД гораздо превосходили ТТД ПЛ первого поколения и были на самом передовом уровне науки, техники и технологии того времени. По сравнению с предшественниками, подводные лодки проекта 4641 обладали большей автономностью и дальностью плавания, большей глубиной погружения, улучшенным вооружением и оборудованием, и улучшенными условиями обитания экипажа.
Многих наших друзей мы вооружили этой подводной лодкой. Лодка предназначалась для уничтожения кораблей противника, постановки мин, ведения разведывательных действий. Районы её плавания были как океанские, так и в наших внутренних морях. Потом была модификация этой подводной лодки проекта 4641Б. Она была ещё более эффективной. На этой лодке я установил новейшую боевую информационно-управляющую систему (БИУС), поставил новую более ёмкую аккумуляторную батарею, более чувствительную гидроакустическую станцию (ГАС), была снижена её шумность. Лодок этой модификации было построено 18 корпусов.
Возглавляя проектирование этой подводной лодки, я сказал, если вы заметили, что сбылась моя мечта детства, но в какой-то степени. … Как вы думаете, почему я так сказал?»
- «Очень просто», – не задумываясь, сказал Кузнецов: «Потому, что самый интересный, самый творческий этап проектирования, – это этап исследовательского проектирования, когда лично Вы определяете облик будущей ПЛ, её ТТД и её главные размерения. Вы участвуете в самой гуще событий, связанных с выработкой её ОТЗ и ТТЗ. А до этого Вы были вынуждены осуществлять чужую задумку, по не вами составленному ТТЗ. Это было не так интересно, здесь не было самого главного – свободного инженерного творчества».
- «Ответ абсолютно правильный».
- «Николай Юрьевич, Саша сейчас разведёт Вас на ещё какое-либо «заключительное слово». Вы отвлечётесь, а потом Илья Владимирович загонит всех нас спать».
При этих словах Мечников слегка ухмыльнулся, но промолчал.
- «Хорошо, Марина Юрьевна, продолжаю. …
Шло время, развивались наука, техника и технологии. И вот настал момент, когда и проект 4641 с его модификацией перестал быть совершенным. Он начал явно устаревать, отставать от своего времени. Его ТТД постепенно становились неприемлемыми для современного морского боя. Часть своих задач, определённых ОТЗ, эта лодка уже была не в состоянии выполнить. Самое главное, что она не могла выполнить – это охрана районов несения боевой службы наших атомных подводных лодок с баллистическими ракетами (ПЛАРБ) на борту. Для этого у неё была слишком большая шумность, малая скорость и недостаточно чувствительная ГАС. Надо было создавать принципиально новую ДЭПЛ уже третьего поколения. Но, к сожалению, это мало кто тогда понимал. Руководство флота и судостроительной промышленности хотели, чтобы я ещё более модернизировал 4641 проект, – так им всем эта лодка нравилась. Но сама основа или форма конструкции её корпуса не позволяли развить большую скорость. А носовая часть её корпуса была так сконструирована, что туда ни при какой модернизации невозможно было засунуть конформную гидроакустическую антенну. Но, самое главное, её нереально было сделать менее шумной из-за конструкции её механизмов и их фундаментов, принятой схемы работы её двигателей и, низкой культуры изготовления всех вращающихся механизмов на лодке. Старые допуски на точность их изготовления уже давно устарели и все движители, насосы, вентиляторы и так далее создавали сильную вибрацию, демаскирующую лодку.
Но как всё это объяснить людям, стоявшим в то время у власти?! Добившись своих высоких постов, они стали страшно самонадеяны, считали себя непогрешимыми пророками. А я тогда был всего лишь молодой Главный конструктор. И рассуждали они примерно так, – «Не можете из 4641 сделать конфетку – найдём другого ГК». На этом они разговор со мной заканчивали. Обидно было. Ведь я-то, как никто другой понимал, что их желание абсолютно невыполнимо никем. Ситуация казалась безвыходной. Но тут мне помог случай, – в этот момент Главнокомандующим ВМФ был назначен адмирал флота Владимир Николаевич Чёрный. Он то понимал всё, но только решающей власти у него не было. А тут он стал главкомом. Ура! А дальше всё пошло как по маслу. Маститому адмиралу верили, его слушали, и, вскоре, мне официально разрешили начать проектировать принципиально новую ДЭПЛ третьего поколения, отвечающую всем новейшим достижениям современной науки, техники и технологий.
Для меня это было счастье в самом прямом смысле этого слова. Только теперь, наконец, и сбылась моя заветная мечта детства – построить свою «взаправдашнюю» подводную лодку. И я с громадным энтузиазмом принялся за дело. Начался этап исследовательского проектирования. Не было никаких препятствий моему конструкторскому творчеству. Лодку я решил проектировать с чистого листа, не используя никакие прототипы, что часто применялось в проектировании кораблей. Прежде всего, мне надо было подобрать себе команду, – ведь один в поле не воин. Я, к тому времени, уже был опытный Главный конструктор и, поэтому, знал многих конструкторов. Самых лучших из них я включил в свою ГГК. Всем им я дал индивидуальное задание по их зоне ответственности и ничем не ограничивал. Наверно это и было самое главное, самое моё правильное решение. И энтузиазм отобранных мною людей из ГГК просто полез из них с невероятной силой. Ох! Как, оказывается, все соскучились по ничем не ограниченному творчеству! Я не уставал удивляться полёту их мысли. У всех появился шанс выразить себя, воплотить в жизнь свои сокровенные мечты. И хоть бы один пожаловался мне на усталость! Усталости мы просто не замечали. Нам реально не хватало времени. Для нас 24 часа в сутки было слишком мало! А за делами время летело как стрела. Дни щёлкали за днями, недели за неделями. Охваченные творческим порывом, мы бешено стремились к своей цели, своей мечте. Если у меня и есть какие-либо заслуги, то, наверно, эта самая главная – подобрать коллектив ГГК, поставить каждому разумную задачу и ничем конструктора не ограничивать. А для себя я взял себе за правило – не мешать никому. И я стал не узнавать вчерашних людей, настолько они изменились. Идеи сыпались за идеями и одна прекрасней другой.
Оказывается, пьезо-элементы антенны ГАС надо уже давно делать из новых более чувствительных материалов, применять двухкаскадную амортизацию всех механизмов, а наиболее шумные из них ставить на пневмоамортизаторы. А эта идея потянула за собой другую – для этого надо было спроектировать специальную систему воздуха среднего давления (ВСД) со специальным малошумным редуктором, … и так далее, и так далее. На себя я взял самое главное направление – это определить форму корпуса лодки. До этого в нашем подводном кораблестроении для ДЭПЛ негласно царствовало правило – форма корпуса ПЛ должна быть крейсерской, то есть с заострённым носом и кормой. Однако, новейшие исследования как в аэродинамике, так и в гидродинамике, показали, что самая лучшая обтекаемая форма – это форма естественной капли, – то есть шарообразно круглая и сужающаяся от носа к корме. В США тогда впервые построили АПЛ «Альбакор» с именно такой формой корпуса. И я принял решение придать обтекаемому корпусу моей новой лодки именно такую каплеобразную форму. Это решение позволило значительно повысить подводную скорость лодки при той же самой мощности гребного электродвигателя. Надводную скорость я оставил небольшой. Её ограничивало явление кавитации гребного винта.
Кроме этого кавитация резко повышает шумность лодки. Под водой, на большой глубине, от высокого давления воды явление кавитации не образуется. Что даёт возможность развить большую подводную скорость хода.
Чтобы максимально снизить шумность, я отказался от многовальности энергетической установки (на ПЛ пр. 4641 три линии вала – прим. автора). Моя лодка имеет один вал и один всережимный гребной малооборотный электродвигатель. Из-за его малооборотности резко упала и его шумность. Но, чтобы при этом сохранить у лодки большую подводную скорость хода, пришлось увеличить диаметр гребного винта. Он стал семилопастный Г-образной формы. Эта форма лопасти тоже сильно повлияла на снижение его шумности. Два дизеля в надводном положении работают только на свои генераторы. Именно это инженерное решение и дало максимальный эффект по резкому снижению шумности. А если при этом учесть, что конструктора из ГГК предложили мне в качестве резервных движителей применить водомёты (то есть рабочее колесо насоса в трубе – прим. автора), то лодка стала почти бесшумной! То, что это будет небывалый прорыв в подводном кораблестроении, мне уже стало ясно на этапе исследовательского проектирования. Вся наша ГГК горела желанием быстрей утвердить ОТЗ и уже по нему составить ТТЗ, а затем уже начать и этап эскизного проектирования. У нас, ну, просто руки чесались! … Да, я забыл сказать о её вооружении. А это шесть новых торпедных аппаратов (ТА) калибра 533 мм, с автоматическим заряжающим устройством. Всего на борт можно было взять 18 торпед или 24 мины.

 
Кавитационное разрушение лопасти винта (От сильного трения лопасти винта о воду, лопасть разогревается. На ней образуются маленькие пузырьки пара, которые затем схлопываются и, при этом, наносят микро гидравлические удары по металлу лопасти винта. В результате происходит эрозия поверхности винта, и, в конечном итоге, винт разрушается).

Затем, ещё находясь на этапе исследовательского проектирования, … . Ой! А не устали ли вы от моего рассказа, а то я так увлёкся», – резко оборвал себя Генеральный.
- «Нет! Нет! Нет!», – в один голос ответили ему слушатели.
- «Николай Юрьевич! … Нечестно. … Вы остановились на самом интересном месте», – обиженно сказала Марина.
Глаза слушателей горели, они полностью мысленно ушли в мир проектирования подводных лодок. Им не хотелось выходить из этого мира, они просто кожей почувствовали всю романтику конструкторской деятельности ничем не ограниченного процесса творческого проектирования.
- «Хорошо. Спасибо. Продолжаю. … Так вот, находясь ещё на этапе исследовательского проектирования, моя ГГК составила ТТЗ с такими параметрами будущей ПЛ, что у нас, теперь уже, возникла другая большая трудность с его утверждением. Начальники просто не верили, что, оказывается, можно создать ПЛ столь скоростную, и, в то же время бесшумную, да ещё с таким суперчувствительным ГАКом (гидроакустический комплекс).
Получился смешной парадокс. Если раньше начальство заставляло меня дорабатывать устаревший 4641 проект, не веря, что можно сделать что-то гораздо лучшее, то сейчас это же самое начальство отказывалось верить в то, что можно создать ПЛ с такими высокими ТТД по скорости, шумности, чувствительности ГАК, обитаемости и вообще в целом – по боевой эффективности. И здесь опять меня выручил адмирал Чёрный. Его авторитет как главкома ВМФ пересилил, и нами разработанное ТТЗ на проектирование было согласовано и утверждено всеми инстанциями. На меня, как на главного конструктора, стали смотреть, как на человека, добровольно засунувшего свою голову в пасть акулы. Никто не верил, что такая ПЛ может получиться. – Но так силён был наш азарт.
И, наконец, начался долгожданный этап эскизного проектирования. Мои конструктора из ГГК буквально дожимали все проектные отделы КБ, но заставляли их в точности соблюдать требования утверждённого ТТЗ. Однако, вскоре на нашем горизонте замаячила другая опасность – это скоординированное бешеное сопротивление предприятий контрагентов. Ох! Как трудно было заставить их работать по новой. Этим НИИ и КБ очень хотелось деньги получить, а всё делать по-старому, по хорошо накатанному без особых усилий. Как заставить их пойти на те НИРы и ОКРы в которых они сами не верили? А не верили они потому, что боялись не справиться, не освоить новое. Только потом в процессе раздумий я понял, что это был вполне закономерный процесс, – один прорыв в технике всегда неизбежно тянет за собой другие прорывы. А объяснение этому очень простое. – Наш мир един, и всё в нём взаимосвязано. И невозможно сделать прорыв в одной области науки и техники так, чтобы этого не заметили смежные науки. … Ладно, – это я немножко отвлёкся в сторону.
Итак, на этапе эскизного проектирования мы только наметили нужные нам НИРы и ОКРы. Заключать договора с предприятиями контрагентами на их проведение надо было на этапе технического проектирования. Мы с ужасом ждали начала этого этапа, хотя и рвались к нему. … Прошло некоторое время. Был закончен этап эскизного проектирования, где был выбран окончательный облик будущей ПЛ из всех вариантов, и мы приступили к этапу технического проектирования.
Но опять свершилось чудо. Как будто кто-то сверху вёл нашу работу. – В стране, из-за неправильной внутренней политики, случился временный спад всей промышленности и, поэтому, все НИИ и контрагентские КБ стали хвататься за любую работу, лишь бы за неё платили деньги. Их глаза, уши и руки не верили в реальность осуществления всех задуманных нами НИРов и ОКРов, а их мозги делали. Сама жизнь заставляла их делать то, что мы им предписали. Мои конструктора из ГГК внимательно и придирчиво наблюдали за их работой, каждый по своей части. Ведь по существу эти контрагенты воплощали их идеи, их задумки.
Технический этап проектирования был в полном разгаре. О работе с каждым таким НИИ и отраслевым специализированным КБ можно написать целый отдельный роман, как мы их просто за уши вытаскивали в будущее, в мир прогресса, так велика была их инертность и косность мышления. Особенно жёстко пришлось ломать КБ разрабатывающее ГАКи.
Очень хочется сказать много хороших слов и о членах ГГК. Это подлинные энтузиасты своего дела, люди, может впервые в жизни, расправившие свои крылья. Я им дал полный карт-бланш творить, и они творили чудеса, допоздна засиживаясь в КБ или пропадая на верфях кораблестроительного завода. А потом начался этап рабочего проектирования. В результате которого были окончательно разработаны чертежи, по которым можно было уже непосредственно строить и саму лодку. Затем началась постройка головной ПЛ проекта 4877.

 
Подводная лодка 4877 проекта

Кораблестроительный завод заблаговременно передал нам развёрнутый график постройки корабля, а также график проведения его испытаний. Я организовал оперативную группу, функции которой состояли в повседневном наблюдении и контроле выполнения требований проекта в ходе его постройки, а также в оперативном решении возникающих при строительстве технических и организационных вопросов. В эту группу я включил почти всех членов ГГК и некоторых ведущих специалистов проектно-конструкторских подразделений КБ.
А когда головная лодка, наконец, была построена и начались ШИ, ЗХИ и ГИ (швартовые испытания, заводские ходовые испытания и государственные испытания соответственно – прим. автора), то случилось чудо! … Хотя, по правде говоря, мы верили и знали, что это чудо должно было случиться – лодка превысила все требования ТТЗ! … Думаю, что во всемирной истории кораблестроения это был первый случай. Души наши пели, мы летали как птицы! Это был труднопередаваемый восторг! Особенно убедительно мы перекрыли все требования ТТЗ по шумности.
Здесь я сделаю небольшое отступление. НАТОвцы прозвали наши подводные лодки «ревущими коровами» за их запредельную шумность. И, к сожалению, – это была правда. Но когда первые лодки проекта 4877 появились на боевой службе, то, те же самые НОТОвцы прозвали её «Чёрной дырой». И это тоже была правда, настолько она была бесшумна. Наши ПЛАРБы оказались под надёжной охраной. Наша лодка проекта 4877 выигрывала любые дуэльные ситуации с лодками вероятных противников. Счастье наше было безмерно. И сейчас, оглядываясь на прожитые годы, я могу чётко сказать – мы были так увлечены работой, что не замечали время. Жизнь пролетела – как один миг».
На этом месте Генеральный остановился, глубоко вздохнул, перевёл дух:
- «Ребята, – я устал. На сегодня хватит. Остальное потом».
- «Спасибо, Николай Юрьевич, … огромное Вам спасибо!» – каждый из трёх слушателей повторял эти слова по-своему на свой лад. А Марина своим чётким звонким женским голосом скомандовала:
- «Мальчики! Внимание! … Бесшумные аплодисменты!» – и все слушатели сразу замахали руками, без хлопка дотрагиваясь ладонями, друг о друга.
- «Николай Юрьевич, Вы нас просто околдовали. Вам можно по-хорошему завидовать, какая у Вас была интересная насыщенная жизнь! Но Вы же мужчина и ни слова не сказали нам о своей второй половине. Я предполагаю, что, наверно, у Вас была какая-то очень романтичная история знакомства с вашей будущей женой. Потому, что у такого как Вы человека иного и быть не может. Ведь людям вашего полёта очень трудно подобрать себе женщину, с которой Вам было бы интересно. Если Вы на голову выше всех остальных. Я не боюсь показаться льстивой, но какой же должна быть ваша избранница? Мне, как женщине, это было бы очень интересно. … Обещаете рассказать?»
- «Да, Марина Юрьевна, обязательно расскажу. Только не сразу, до этого момента ещё много чего надо вам поведать, а то будет не интересно. … Я наслышан об истории вашего знакомства с Александром Ивановичем, и о том, какая тяжёлая, опасная и короткая у вас оказалась совместная жизнь. А моё знакомство с моей будущей женой произошло ещё при более тяжёлой, драматичной и смертельной опасности. … Потерпите, – всё расскажу. А сегодня я устал».
- «Боже мой! А я-то считала, что самая тяжёлая драматичная и опасная ситуация была у нас с Сашей. Я даже не могу себе представить более тяжёлую и, как Вы говорите, смертельно опасную ситуацию. Вы меня просто заинтриговали, Николай Юрьевич. … С нетерпением буду ждать завтрашнего утра».
Ничего не ответил Генеральный на эту эскападу Марины, а только пожелал всем спокойной ночи, встал и пошёл спать в свою каюту.


3.2.4 На грунте.
Третий рассказ Генерального конструктора

Ничего не изменилось за прошедшую ночь внутри маленького мирка ДЭПЛ типа «Ада». Она также лежала на грунте Яванского моря, вплотную приткнувшись к корпусу затонувшего японского авианосца «Идзумо». Всё было по-прежнему. Командир по-прежнему был в центральном, а маленькая дружная интеллектуальная компания снова после завтрака собралась в каюте у доктора.
- «Командир говорит, что в течении последних суток над нами не было никаких шумов», – сказал Генеральный.
- «Но это может быть простой случайностью. А завтра они могут снова появиться», – вставил своё мнение Кузнецов.
- «Да, надо ждать устойчивого отсутствия поисков», – снова добавил Генеральный.
- «Ох! Если б вы знали, как надоело неподвижно лежать на спине. Как она у меня затекла. А ноги так и чешутся», – и такая тоска была в голосе Александра, что всех это тронуло за живое.
- «Александр Иванович, давайте я сейчас Вас осторожно переверну на живот и помассирую Вам спину. … А то, что у Вас зачесались ноги, так это хорошо. Значит, начали срастаться кости. А это первый признак того, что у Вас начался процесс образования костной мозоли. Я думал, что это у Вас начнётся позже», – довольным голосом сказал Мечников.
- «Илья Владимирович, а можно мне помассировать спину мужу?»
- «А Вы умеете?»
- «Я думаю, что Вы мне покажите, как это делается».
- «Хорошо».
И они вдвоём осторожно перевернули Кузнецова на живот.
- «Ой! Какое это удовольствие – лежать на животе! Вам это даже и не представить», – глухим довольным голосом в подушку сказал Александр.
Затем Мечников показал Марине как правильно надо массировать спину. Марина, засунув свои руки под разовую подводницкую рубашку Александра и толстый из верблюжьей шерсти водолазный свитер, стала нежно массировать спину мужу.
- «Блаженство! … Какое это блаженство!», – опять довольным голосом с улыбкой сказал Александр, повернув голову набок.
- «Теперь так будем делать каждый день, раз у Вас зачесались ноги. А когда тронемся в обратный путь на Родину, то начнёте уже понемножку ходить в коридоре третьего отсека. Аппарат Илизарова это позволяет. На лицо результат того, что у Вас заработал желудочно-кишечный тракт и организм стал сам вырабатывать кровь», – уверенно сказал Мечников.
- «Даже не верится, что я когда-то смогу ходить».
- «Сможете, не волнуйтесь. Сейчас время работает на Вас. С каждым днём Вы всё больше и больше будете крепчать».
- «Спасибо Вам, Илья Владимирович».
- «Не стоит благодарности – это просто моя работа».
- «А как насчёт дальнейшего рассказа, Николай Юрьевич?» – спросила Марина, осторожно массируя спину мужу.
- «Пожалуйста. Я готов», – просто сказал Комаров.
- «Начинайте, Николай Юрьевич, … начинайте», – почти одновременно сказали Кузнецов и Мечников.
- «Хорошо», – раздумчиво произнёс Генеральный и остановился, уставившись в одну точку. Все ждали, что он скажет дальше.
- «Мне понятно, что я вам интересен как человек, имеющий мировое имя. … А что такое само понятие «мировое имя» и чем оно отличается от звания «чемпион мира» по какому-либо виду спорта?», – задал Генеральный риторический вопрос.
Слушатели молчали, с интересом предвкушая захватывающий рассказ. Но Комаров не заставил себя ждать:
- «Чемпион мира по какому-либо виду спорта помнится мировому сообществу год. Потом появляется другой чемпион мира и о старом забывают. Очень редко, когда он второй раз подтверждает своё чемпионство. Тогда его помнят ещё один год. И всё. Далее об этом помнит только его семья и спортсмены того спортивного клуба, где он вырос до чемпионства. А вот мировое имя в науке, технике или в искусстве, наоборот, официально нигде не фиксируется, оно возникает исподволь, но о нём уже помнят в веках. … Да, мировое признание приятно, но оно же накладывает и огромную ответственность на носителя мирового имени. … С тебя начинают брать пример, тебе подражают, ловят каждое твоё слово и все как один интересуются твоей биографией, например – как вы моей. Тебя рассматривают как рыбу в аквариуме. И надо быть достойным этого. Ты обречён, пожизненно быть у всех на виду. … Должен вам сказать, что это утомляет. Иногда очень хочется побыть одному, отдохнуть от людей, от их назойливого внимания. … Но это – иногда. А так ты обязан пожизненно служить людям каким-то маяком. Это одновременно и мой крест, и мой человеческий долг».
- «Николай Юрьевич, … мы что, Вас утомляем?» – недовольным голосом спросила Марина.
- «Ну, что Вы, Марина Юрьевна. Вы меня не так поняли. Вы выхватили из контекста мои последние слова и делаете такой нехороший вывод. Но перед этим я же сказал: «… надо быть достойным этого». А это значит, что, слушая меня, вы оказываете мне честь».
- «Извините, Николай Юрьевич».
- «Чтобы в конструкторском деле завоевать мировое имя, – нужно выполнить всего три условия. Я уже вам о них говорил, но говорил как-то расплывчато. Хочу ещё раз сказать вам о них более чётко:
; Первое – это надо самому любить своё дело. Только сила любви может подвигнуть человека работать круглые сутки, делая перерыв только на сон и еду.
; Второе – создать себе команду талантливых единомышленников.
; Третье – дать полную свободу творчества членам своей команды.
Конечно, надо помнить, что ограничения есть всегда, такова логика самой жизни. Но ограничения надо вводить потом, когда определится итог их творчества – не раньше.
Ну, а теперь начну вам рассказывать о том, как стало образовываться моё мировое имя.
Вся военно-морская общественность мира, узнав о таких качествах проекта 4877, естественно, стала интересоваться и её Главным конструктором. Первым, кто обратил на меня внимание, был крупнейший и известнейший немецкий конструктор подводных лодок Ульрих Габлер. …

 
Профессор Ульрих Габлер в возрасте шестидесяти лет
Как это случилось?
Как-то вызывает меня к себе директор нашего КБ он же и имеет звание Генерального конструктора – Покровский Игорь Дмитриевич и говорит мне:
- «Ну, что, Николай Юрьевич, доигрался?» – от такого вступления у меня всё аж замерло в груди. До чего же я «доигрался»? А он с иронической улыбкой продолжил:
- «Сам великий Габлер хочет с тобой познакомиться».
У меня так всё напряжение в груди и отпустило. По ощущениям это всё равно, что, когда выскакиваешь из парной и падаешь в сугроб снега, а потом снова в парную. Я, конечно, обрадовался. Ведь для меня это была очень большая честь. А Покровский между тем всё продолжал:
- «Поедем в Германию вместе в Любек. Я сам буду представлять тебя Габлеру».

 
Современный Любек при вечерних сумерках

- «А кто такой Габлер, Николай Юрьевич, я первый раз о нём слышу?» – спросил Александр. При этом от удовольствия массажа он аж заурчал как кот, которому чешут брюшко.
- «Это крупнейший немецкий конструктор подводных лодок периода Второй мировой войны. Почти все их лодки были спроектированы им. А об их эффективности Вы итак знаете. Именно, учитывая его опыт подводного кораблестроения, мы и стали строить свои ДЭПЛ проектов 4613 и 4611 первого поколения. После войны он основал в Любеке свою фирму по проектированию подводных лодок. Под его руководством были спроектированы подводные лодки: U-201, U-202, U-205 и U-209 проектов. Во время войны немцы исключительно высоко оценили его заслуги. Он был награждён «Железным крестом» 2-го и 1-го классов, «Немецким крестом» в золоте, «Крестами за военные заслуги» 2-го и 1-го классов. Кроме этого он имел воинское звание оберлейтенанта резерва.
Та вот, когда мы с Покровским приехали в Любек, он уже был очень стар. Познакомившись со мною, он сказал такую фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Я мечтаю о том времени, когда мы сможем проектировать такие подводные лодки как Ваш проект 4877». …Поверьте, для меня это было очень лестно. Услышать такие слова от такого всемирно известного метра подводного кораблестроения – это стоит дорого.
Далее он устроил нам хороший банкет и организовал обзорную экскурсию по Любеку.
Это оказался красивый старинный средневековый город Германии, принадлежавший Ганзейскому союзу (крупный политический и экономический союз торговых свободных городов северной и западной Европы, возникший в середине ;;;; века – прим. автора). Потом мы уехали и вскоре Габлер умер.
Только мы с Покровским успели вернуться домой, как он снова вызывает меня к себе:
- «Вот, через десятку к нам пришла рекламация из Ливии. Читайте», – и даёт мне почитать этот документ».
- «Николай Юрьевич, а что такое «десятка»?» – спросила Марина.
- «Ах! Да! Забыл пояснить. Это Главное управление международного военного сотрудничества Генерального штаба. По номеру оно - десятое».
- «Спасибо».
- «Так вот, я взял эту бумагу и стал её читать. Подписана она была Верховным главнокомандующим Ливийской национальной армии фельдмаршалом Халифа Хафтаром. В ней нам предъявлялась претензия, что у всех шести подводных лодок проекта 4641, купленных у нас, вышли из строя все винты! … Невероятно! Как это так – все винты! Ведь у каждой такой подводной лодки по три винта, значит, сразу одновременно вышли из строя 18 винтов?! Если это мы допустили брак, то он должен быть штучный. А тут сразу все 18 винтов! В первый момент я был ошарашен. Но здравый смысл быстро вернулся ко мне. Здесь что-то не так, надо ехать в Ливию и разбираться лично мне на месте. Потом у меня мелькнуло подозрение, что, возможно, лихие ливийские капитаны гоняли свои лодки в надводном положении со скоростью большей максимально допустимой по условиям возникновения кавитации, то есть больше 16 узлов. Если это так, то тогда всё ясно. Но это надо проверить. И я тут же поделился своими подозрениями с Покровским. Игорь Дмитриевич мне ответил:
- «И у меня есть такое же подозрение, но это надо проверить. Так что, Николай Юрьевич, оформляйте документы и поезжайте в Ливию».
Я не буду здесь описывать вам всю длительную процедуру оформления загранкомандировки в то время, беседы с представителями органов безопасности и так далее. Короче, из столицы я вылетел в Рим. А в Риме пересел на самолет, летящий в Триполи. В Триполи меня встретил сотрудник нашего посольства и на посольской машине отвёз меня в само здание посольства. Посол меня принял незамедлительно. О рекламациях он уже всё знал. Сейчас я уже не помню ни имени, ни отчества посла. Но он сказал мне, что завтра утром он должен меня лично представить их Верховному главнокомандующему фельдмаршалу Халифа Хафтару. Во флигеле посольства мне выделили отдельную комнату. Я в ней переночевал. Утром принял душ и привёл себя в полный официальный вид, то есть надел костюм, хотя было лето и на улице стояла немыслимая жара. Спасали только кондиционеры посольства. Мы с послом сели в машину и поехали во дворец Верховного главнокомандующего. По дороге я с интересом смотрел на столицу Ливии – Триполи. Это был довольно большой город, очень чистый, почти все дома его были выкрашены в белый цвет. Запомнилось очень много зелени, кафе и мечетей. Наконец мы подъехали к дворцу. Охрана тщательно проверила наши документы и провела внутрь покоев Верховного. Халифа Хафтар встретил нас в своём кабинете. Это был очень солидный мужчина, одетый в свою маршальскую форму.  Лицо его было чисто европейское, только кожа чуть смуглая, как и у всех арабов. Нос у него был орлиный, как нависающий клюв у орла, над верхней губой он носил тонкие офицерские усики, волосы его были полностью седые. А глаза его всё время меняли своё выражение. То они были приветливые, чуть с хитринкой, то – жёстко волевые. Именно он со своим другом Муаммаром Каддафи организовал офицерский заговор, когда они вместе учились в военной академии в Бенгази.  Затем они совершили государственный переворот, свергнув с трона своего короля. Этот переворот они назвали революцией.
Говорил Халифа Хафтар по-русски совершенно свободно, даже без акцента. Он кончал в Русландии офицерские курсы, а потом и военную Академию сухопутных войск. Вообще, арабы очень способны к иностранным языкам, но он, по-моему, превзошёл всех.
Мы с послом поздоровались с ним и представились. Посол проинструктировал меня, что обращаться к нему надо «Ваше превосходительство». Я так было и начал, но Верховный тут же со своей чарующей подкупающей улыбкой перебил меня и предложил обращаться к нему по-европейски – мистер Хафтар, а ко мне он обращался самым естественным образом по имени и отчеству. Я доложил ему, что ознакомился с его рекламацией, но, чтобы мне как Главному конструктору технически грамотно ответить на неё, надо лично осмотреть винты и ознакомиться с эксплуатационной документацией – главным образом с Вахтенными журналами всех подводных лодок. Халифа Хафтар очень внимательно слушал меня, потом кивнул головой, нажал на кнопку своего селектора и что-то жёстко по-арабски стал говорить своему адъютанту, при этом лицо его приняло совершенно свирепое выражение, такое, что я даже испугался. Что поделаешь – азиат есть азиат. Хотя азиатами я называю всех не европейцев. А он был африканским арабом.  Но, надо отдать ему должное
 
Триполи
 
Триполи
 
Дворец Верховного главнокомандующего в Триполи
 
Халифа Хафтар (официальное фото)
 
Муаммар Каддафи

– очень симпатичным арабом. Потом он обернулся ко мне, и лицо его опять расплылось в обворожительной улыбке:
- «Уважаемый господин Комаров – Николай Юрьевич, Вас ждут на базе подводных лодок в Бенгази. Там Вас встретит мой Главнокомандующий ливийским военно-морским флотом адмирал Фарадж Махдауи и всё, что Вам надо, он предоставит. Я Вас никак не ограничиваю по времени, но как разберётесь, то первоначальный ваш доклад только мне лично».
- «Хорошо, мистер Хафтар», – сказал я ему.
Затем мы вместе попили ароматнейший восточный кофе с халвой и иными восточными сладостями. В процессе чего у нас завязался обыкновенный светский разговор. Я ему немного рассказал о себе. Но, оказывается, он хорошо был информирован обо мне как о Главном конструкторе. А когда Халифа Хафтар узнал, что я до сих пор холостой, то он очень удивился и сказал мне:
- «Николай Юрьевич, у нас в Ливии очень много красивых девушек. Причём девочек у нас традиционно рождается больше чем мальчиков. И каждая ливийская девушка мечтает выйти замуж за европейца. Поэтому, только захотите, и я почту для себя за честь быть вашим сватом».
Я сразу ему шутливо ответил:
- «Мистер Хафтар, как только мне понравится какая-либо девушка, то я сразу вспомню о вашем предложении».
В ответ он мне снова улыбнулся своей очаровательной подкупающей улыбкой, и мы быстро распрощались довольные друг другом. Каждый из нас понимал, что это была всего лишь шуткой вежливости. Но жизнь обернулась так, что это оказалось не шуткой.
- «Что! … И Вы женились на арабке?!» – не вытерпела Марина.
В ответ Комаров слегка засмеялся. Ему стало смешно. Марина была в недоумении. Она нечего не понимала.
- «Марина Юрьевна, … как очаровательна ваша женская непосредственность! Наверно Вы не только добрый, но и прямой открытый человек, раз так буквально сделали вывод. Если Вы помните, я же вчера сказал, что моё знакомство с моей будущей женой носило смертельную опасность. Поэтому, сказав, что «это была не шутка», я имел в виду, что только благодаря участию Халифа Хафтара в моей личной жизни, мне удалось жениться. Если бы не он, я, наверно, был бы до сих пор холостым».
- «Извините, Николай Юрьевич, что я Вас так перебила, но я ничего не понимаю из того, что Вы сейчас сказали».
- «И правильно. Я ещё многое вам не рассказал, поэтому и понимать пока нечего», – на этом месте Генеральный замолчал. Молчала и Марина. Молчали Кузнецов и Мечников.
Выдержав паузу, Генеральный конструктор с лукавой улыбкой сказал:
- «Марина Юрьевна, … разрешите продолжать?»
- «Ну, что Вы так, Николай Юрьевич, конечно, мы ждём вашего рассказа».
- «На следующий день, рано утром, посол лично посадил меня на рейсовый теплоход, идущий из Триполи в Бенгази. Почти сутки я наслаждался великолепными видами африканского побережья Средиземного моря. Потом берег стал удаляться и наш теплоход оказался один в открытом море. Это было великолепно. … Представьте себе – открытое море и никаких берегов, лёгкая качка, жаркое солнце, выпрыгивающие из воды дельфины и свежий морской воздух, насыщенный мелкими солёными брызгами и йодистым запахом морских водорослей. Я просто пил великолепную средиземноморскую природу.
На следующее утро наш теплоход причалил в пассажирском порту Бенгази. Там, мня лично встретил адмирал Фарадж Махдауи, но по ливийски его воинское звание называлось – «Фарид авал». Он кончал наше военно-морское училище и нашу Военно-морскую академию, поэтому тоже, как и фельдмаршал Халифа Хафтар, свободно говорил по-русски.
Мы с ним вежливо поздоровались. Он усадил меня в свою машину, и мы сразу поехали на военно-морскую базу Бенгази. Там меня уже ждали. В штабе базы мне сразу любезно выделили комнату и предложили раздеться до плавок, так как на пирсе для меня уже приготовили полное снаряжение аквалангиста. В плавках я вышел на стенку пирсов и сразу увидел шесть наших подводных лодок проекта 4641. Адмирал Махдауи сразу же предложил мне помощь своих водолазов для надевания на меня снаряжения аквалангиста. Но я отказался и попросил дать мне только маску, трубку и ласты. Мне этого было вполне достаточно. Стояла очень жаркая погода, а вода была тёплой и прозрачной. Перспектива купания на такой погоде меня очень прельщала. Быстро одев принесённое мне снаряжение, я сразу прыгнул в воду. – В первый момент я ощутил полное блаженство. После жары на воздухе, ощутить прохладу воды – было великолепно. Я подплыл к корме первой же подводной лодки и сразу нырнул.
Мои предположения подтвердились в полной мере – все три винта этой подводной лодки были полностью изъедены кавитационной эрозией. Причём такую сильную эрозию от кавитации я видел впервые. Вся поверхность винта была в крупных раковинах. Самоочевидно было то, что несомненно от этих раковин развилась сильная межкристаллитная коррозия самого металла винта. В таком состоянии в любой момент могла отвалиться лопасть любого вента. И от сильных биений этот гребной вал пришлось бы срочно стопорить. Сами винты подводной лодки делались из специального сплава – «куниаль», содержащего кобальт. Такой сплав имеет прочность стали, но гораздо лучше противостоит коррозии и эрозии от кавитации. Обследование мною винтов других подводных лодок показало то же самое. Больше в воде мне делать было нечего. А купаться в своё удовольствие на виду у ожидавших меня ливийцев – было неприлично. Я вылез из воды и меня сразу обступили ливийцы. Их глаза говорили одно: «Ну, что там? Ну, как там?»
Не обращая на них никакого внимания, я на чистейшем русском языке обратился к адмиралу Махдауи:
- «Господин адмирал, я сейчас переоденусь, после чего прошу провести меня на все лодки и там приготовить к моему приходу все Вахтенные журналы за последний год, а также формуляр подводной лодки».
- «Будет сделано, Николай Юрьевич», – незамедлительно ответил мне адмирал, или правильнее сказать – Фарид авал.
До конца этого дня я обходил все подводные лодки и просматривал все их Вахтенные журналы за последний год. Чуда не случилось. Я там нашёл всё то, что и ожидал, – при максимально разрешённой надводной скорости у этих лодок в 16 узлов, их командиры позволяли себе ходить со скоростью в 19, 20 и, даже в 21 узел! Мне всё стало предельно ясно. Больше в Бенгази мне делать было нечего. На лицо было грубое нарушение условий эксплуатации подводных лодок, что закономерно привело к их предаварийной ситуации. Больше плавать на таких подводных лодках с такими винтами было нельзя. Замена винтов должна была произойти за счёт ливийской стороны. Адмиралу Махдауи я сказал:
- «Господин адмирал, как Вы знаете, фельдмаршал Халифа Хафтар просил меня сначала лично ему первому доложить своё заключение», – услышав это, адмирал сразу закивал головой, но глаза его потухли, он прочувствовал недоброе, а я продолжил: «Завтра я прошу Вас снова отправить меня назад в Триполи, а пока я туда плыву, отправьте все Вахтенные журналы всех лодок за последний год их эксплуатации вместе с формулярами всех подводных лодок в канцелярию фельдмаршала», – адмирал опять понимающе закивал головой, но взгляд его потух совсем. О жёсткости ливийских законов и жёсткости их наказаний я был хорошо наслышан.
В Триполи на пирсе меня снова встретил наш посол. Ему я рассказал своё заключение, и он тут же перекрестился:
- «Слава Богу! – Мы не виноваты. Немедленно доложу в министерство, а то мне оттуда каждый день звонят», – это у него вырвалось как-то, само собой.
Когда он облегчил свою душу этой фразой, я продолжил:
- «Прошу Вас организовать мою аудиенцию у фельдмаршала, но только после того, как к нему в канцелярию прибудут все затребованные мною документы из Бенгази», – и он также понимающе закивал головой.
А через день состоялась моя вторая встреча с фельдмаршалом Халифа Хафтаром. Встретил он меня очень настороженно. Взглянул на меня из-под бровей. Но я сразу, как говорят, – взял быка за рога:
- «Мистер Хафтар, вот Вахтенные журналы шести подводных лодок за последний год их эксплуатации», – и указал ему рукой на стол, где были приготовлены все затребованные мною документы: «Возьмём любой из них», – и я действительно, не глядя, взял один из этих журналов. При этом фельдмаршал стоял рядом с каменным лицом и внимательно следил за мной. Я раскрыл этот журнал и стал уверенно его листать:
- «Вот, смотрите, скорость подводной лодки в надводном положении 19 узлов, вот – 20, а вот и 21! ... А теперь возьмём формуляр этой подводной лодки», – и я взял этот формуляр, который аккуратно лежал со стопкой своих Вахтенных журналов, затем раскрыл его и дальше продолжил рассказывать своё заключение: «Вот, смотрите сами – максимально разрешённая проектная надводная скорость этой подводной лодки – 16 узлов!» –  и пальцем указал ему на это место в формуляре.
Тут я сразу заметил, как лицо фельдмаршала стало постепенно наливаться гневом. Он стал похож на Карабаса-Барабаса (один из отрицательных героев сказки А. Толстого «Приключения Буратино» – прим. автора), как его рисовали художники-иллюстраторы, но только с лицом разгневанного льва. И в этот момент я стал добивать его:
- «Теперь, мистер Хафтар, предлагаю Вам самому взять любой Вахтенный журнал любой подводной лодки и сверить – какими скоростями она ходила в надводном положении с формулярными данными».
Речь моя была настолько убедительна, что делать это он не стал. Трудно скрывая свой гнев, он спросил меня:
- «И что это может значить?» – и тут я понял:
- «Ба! – Да он же не понимает, что такое кавитация!» – и я ему быстро и доходчиво объяснил физику разрушающего воздействия кавитации. – Он зарычал. … Мне стало страшно. … А вдруг он направит весь свой гнев на меня? … Но он был волевой человек и быстро взял себя в руки:
- «Спасибо Вам, Николай Юрьевич, за хорошо проделанную работу. … Пожалуйста, составьте мне компанию выпить чашечку кофе?» – и опять, в этот момент, лицо Халифа Хавтара озарила та самая его знаменитая очаровательная подкупающая улыбка. И снова фельдмаршал стал само очарование.

 
Очаровательная улыбка Халифа Хафтара
- «С удовольствием», – тут же сказал я, – он умел быть вежливым и тактичным.
Фельдмаршал нажал на кнопку селектора и что-то по-арабски сказал своему адъютанту. Наверно распорядился насчёт кофе и восточных сладостей. Пока их не принесли, я решил воспользоваться моментом и поговорить с ним о судьбе виновных командиров подводных лодок в разрушении винтов от кавитации:
- «Мистер Хафтар. Я слышал, что у вас в Ливии очень суровые законы и жестокие наказания. Поэтому я хотел бы поговорить с Вами о судьбе этих неграмотных командиров подводных лодок. Да, конечно, они виноваты в кавитационном разрушении винтов своих лодок, и их за это надо наказать. Но мне бы не хотелось, чтобы это была смертная казнь».
Ответ фельдмаршала поразил меня своей мудростью:
- «Дорогой мой друг, Николай Юрьевич, а может их вообще не надо наказывать? А вдруг в этот момент была какая-то тактическая необходимость в превышении ими надводной скорости? … Тогда в чём их вина? … Но, если они на военном корабле катали своих девушек или жён, демонстрируя им, таким образом, свою лихость за счёт поломки государственного имущества, – то это уже совсем другой случай. Приговор наш будет справедлив, но суров, а разбираться с этим безобразием мы будем досконально», – что-то возразить ему мне было нечем.
В этот момент в кабинет фельдмаршала открылась дверь и вошла молодая горничная умопомрачительной восточной красоты. Сладострастный изгиб её тела от тонкой талии до широких бёдер, полной тугой груди и прямых длинных и тонких ног просто сводил с ума. На неё невозможно было смотреть – она слепила как солнце.
Она вкатила поднос на колесиках, на котором стоял кофейник с кофе изумительного аромата, две маленькие кофейные чашечки на маленьких блюдечках и вазочка с различными восточными сладостями. Горничная сначала молча поклонилась фельдмаршалу. А он в ответ как-то незаметно мигнул ей, потом она поставила перед нами кофейные чашечки на блюдечках, разлила нам кофе, поставила вазочку с различными восточными сладостями перед нами, опять молча поклонилась фельдмаршалу и укатила свой поднос на колёсиках, бесшумно закрыв за собой дверь. Мне сразу показалось, что между ней и Халифа Хафтаром существуют какие-то тайные отношения. Но я могу и ошибиться.
Отхлебнув маленький глоточек кофе, фельдмаршал как-то мягко по-домашнему спросил меня, кивнув головой в сторону закрывшейся двери:
- «Хороша?»
- «Да», – с чувством сразу не задумываясь, ответил я.
- «А ведь у нас в Ливии много таких красивых девушек и все они ждут своего принца. А Вы для них и есть тот самый принц».
Я молчал. А он продолжил:
- «Хотите, я поговорю с вашим послом, чтобы Вам продлили командировку, а за это время я представлю Вас на различных светских раутах. Там будет очень много красивых девушек. Вдруг Вы найдёте себе кого-то из них по сердцу? … А?» – сказав это, он ещё раз отхлебнул маленький глоточек кофе и закусил ванильной халвой. Аромат восточного кофе просто кружил голову.
- «Уважаемый мистер Хафтар, я искренне тронут вашим вниманием к моей скромной персоне. Но я совершенно не умею ухаживать за девушками. Я и сам не могу понять, то ли я их боюсь, то ли стесняюсь? Ухаживать я буду только один раз в жизни за своей будущей женой. Но для этого мне надо элементарно влюбиться в какую-то девушку, а не просто восторгаться её внешностью».
- «Вы очень необычный человек, Николай Юрьевич», – серьёзно сказал мне фельдмаршал и снова сделал небольшой глоток кофе, а после спросил: «А можете ли Вы своими словами описать мне ту девушку, в которую Вы можете влюбиться?»
- «Знаете, мистер Хафтар, я читал, да и сейчас много читаю книг о любви. И на их основе у меня сложился определённый идеальный образ той девушки, которую я в принципе мог бы полюбить. Внешне я её описать не могу, а вот душу её – да, могу».
- «Мой друг, Вы совсем не пьёте кофе. А оно такое ароматное. Наверно у вас на родине такого не бывает?»
- «Нет, не бывает».
Я пару раз отхлебнул это кофе. Да, действительно, вкус у него был божественный. Я даже не стал ничего закусывать, наслаждаясь его послевкусием. И в этот момент Халифа Хафтар задал мне следующий вопрос:
- «У нас с Вами очень интересный и необычный разговор. Я много лет проучился в вашей стране, но таких людей как Вы – не встречал. … Скажите, какие качества Вы бы хотели видеть у своей будущей жены?»
- «Прежде всего, – ум …».
- «Стоп, стоп, стоп, Николай Юрьевич. … Раз Вы говорите «ум», то тогда дайте определение, – что такое ум?» – с улыбкой сказал Халифа Хафтар, при этом хитро прищурив свои глаза.
- «Вы задали мне вселенский вопрос, мистер Хафтар».
- «Но Вы же сами назвали «ум» – как самое первое качество женщины. Так скажите, что Вы под этим понимаете?»
- «Этот вопрос очень сложный. Сознаюсь, я над ним много думал и у меня есть своё мнение. Если Вы готовы меня слушать, то я поделюсь с Вами своим мнением».
- «Разумеется готов. Ведь раз я задал Вам вопрос, то, следовательно, хочу получить на него и ответ».
- «Хорошо. Тогда слушайте. … Учёные психологи ещё до сих пор не пришли к единому пониманию, – какого человека можно назвать психически нормальным? Но ум, естественно, проявляется только у психически нормальных людей. Поэтому ваш вопрос стоит как бы над психологией. Исходя из этого, я и назвал его вселенским. Быть умнее и компетентнее всех психологов мира, я не берусь. Это было бы элементарно нескромно …», – тут я заметил, как внимательно слушает меня Халифа Хафтар. Глядя в его глаза, я был уверен, что он тоже часто думал над этим вопросом и сейчас просто хотел сравнить свои мысли с моими. Я продолжал: «… поэтому я сужу этот вопрос до более низкого уровня – без чего человека нельзя назвать умным …».
- «И это уже умно, Николай Юрьевич».
- «Вы меня перебили, мистер Хафтар».
- «Извините. Продолжайте. Мне очень интересно ваше мнение».
- «Мы все смертны и рано или поздно все умрём, как бы мы ни жили и что бы мы ни делали – конечный итог для всех один – смерть. Поэтому, возникает вопрос: а зачем мы родились, если всё равно умрём? Одни люди при жизни делают хорошие дела, другие – плохие, но умрут всё равно все. Так зачем тогда мы родились? … Но этот вопрос с тем же самым содержанием имеет и другую форму – в чём смысл жизни? Так вот, если человек дорос до постановки сам себе такого вопроса, то, следовательно, он явно не глуп. А если человек не дорос до этого вопроса, он его не волнует, он его не видит, то для меня он умным не является. Второе дело, или вопрос второго уровня – как человек на него сам себе ответит. Но, главное – он должен его поставить сам себе».
- «Браво, Николай Юрьевич, браво! … Я тоже над этим вопросом часто думаю. Но думаю по-другому. Не так как Вы. Однако, ваши мысли более чётко выражены. … Спасибо. … Жаль, что Вы уедете. Мне будет Вас недоставать. Здесь мне не с кем говорить на эти темы», – после этого мы помолчали, допивая свой кофе. Потом Халифа Хафтар спросил меня:
- «Николай Юрьевич, я Вас перебил, когда Вы сказали, что самое главное качество женщины – это её ум. А что дальше Вы хотели сказать?»
- «У женщин, как и у мужчин, ум определяет всё остальное. У женщины – это женственность, под которой я понимаю мягкость, скромность, начитанность, абсолютную порядочность и преданность. Она должна быть мне другом, с которым мне было бы интересно говорить на темы, волнующие меня. Вот, пожалуй, и всё. … Но поймите здесь главное, – я сейчас скажу Вам закон, который я вывел сам для себя».
- «Очень интересно», – сказал Халифа Хафтар, после чего положил свою чашечку с кофе на блюдечко и приготовился внимательно меня слушать. И мне даже показалось, что это его интересует больше, чем эти несчастные винты на подводных лодках.
- «Хотим мы этого или нет», – начал я: «но душа любого человека ясно и однозначно выражается через его внешность: в облике лица, взгляде, чистоте речи, суетливости рук, причёске, одежде, а у женщины – и в умеренности применения украшений и макияжа. И, если у женщины прекрасна её душа, то и внешне она выглядит настоящей красавицей. Она резко выделяется среди других женщин и это мне сразу становится видно. Так что мне не надо спрашивать её о том, доросла ли она до постановки самой себе вопроса о смысле жизни или – нет. Мне это видно сразу».
- «Скажите, Николай Юрьевич, а какие прочитанные вами книги навеяли на Вас такие мысли?»
Мне было ясно видно, как этот явно умный интеллигентный человек практических действий изголодался по такому задушевному глубокому и, я бы сказал, – философскому разговору. … Чтобы ответить на его вопрос, я сначала задумался. Ведь вопрос был глубокий и так с ходу на него не ответишь. Но, подумав, я начал:
- «Прежде сего, – это тургеневские женщины. Это Джема в его «Вешних водах», Елена в «Дворянском гнезде, Зинаида в «Первой любви» и так далее, некоторых я уже забываю. Ещё княгиня Вера Николаевна из «Гранатового браслета» Куприна. Из современной прозы, – это женщины военных лет, описанные в романах Симонова, Бондарева, Чаковского. … Ой! Совсем забыл, – это же Беатриса из «Сними обувь свою» американской писательницы Этель Лилиан Войнич. По моему мнению, всех этих женщин объединяет то, что все они в какой-то степени похожи на мою маму».
- «Ну, хватит, хватит, Николай Юрьевич – Вы очень начитанный человек, с Вами исключительно интересно общаться. … Когда я учился в вашей стране, я тоже перечитал всего Тургенева и Куприна. … А Беатриса из «Сними обувь свою», – О! Это да! … Потому-то Войнич так и назвала свою книгу – из уважения к её образу».
Ох! Если б я тогда мог знать, насколько пророчески была та наша беседа!» – с каким-то горьким, но прекрасным чувством сказал Генеральный конструктор и задумчиво невидящим взглядом посмотрел куда-то в сторону. Со стороны было отчётливо видно, что какие-то очень яркие и прекрасные воспоминания сейчас всплыли в его мозгу. … В каюте доктора воцарилось молчание. … Но вот Генеральный встрепенулся, воспоминания покинули его, и он был готов дальше продолжать свой рассказ. Но в этот момент в каюте раздался возглас:
- «А! … Я всё поняла – Вы женились на арабке по имени Беатриса?! … Так?!» – не удержавшись, выпалила Марина, нервно перебирая в руках своё полотенце.
Услышав это, Комаров схватился за голову и стал опять беззвучно смеяться. Насмеявшись, он сказал:
- «Марина Юрьевна, – Вы неподражаемы».
- «Николай Юрьевич, мне всё не терпится услышать вашу любовную историю. У меня складывается такое впечатление, что Вы меня дразните, всё время приближаясь к этой теме, но о ней не говорите. … Это нечестно».
- «Марина Юрьевна, Вы что-либо слышали о таком русском слове как «терпение»?».
- «Да».
- «Так терпите. Ещё была масса событий в моей жизни, до так Вас интересующей любовной истории. Если об этих событиях не рассказывать, то и сама любовная история будет не интересна».
- «Терплю, Николай Юрьевич, терплю», – а потом, снова не выдержав, добавила: «Только скорей рассказывайте».
- «Слушаюсь, Марина Юрьевна», – шутливо сказал Генеральный. При этом мужчины улыбнулись. Ведь Марина была всего лишь женщиной и после всего того, что ей пришлось пережить, она явно имела право расслабиться, – они понимали её.
- «Чтобы погасить историю с рекламацией, мы с Халифа Хафтаром решили, что я напишу рапорт на имя посла о проведённом расследовании. А он копию моего рапорта с сопроводительным письмом перешлёт фельдмаршалу. А Халифа Хафтар, уже на основании этого документа официально отзовёт свою рекламацию назад. Дальше он будет заключать контракт с нашей стороной о поставке им новых гребных винтов. Я сделал ему небольшую ремарку, сказав, что, если старые винты они отдадут нам на переплавку, то цена контракта будет намного меньше, так как сплав, из которого они отлиты, очень дорогой.
Я допил своё кофе. Потом Халифа Хафтар встал, не спеша подошёл к шкафу, достал оттуда восточную шкатулку неимоверной красоты и подарил её мне. Я был растроган до слёз. Мы чувствовали себя друзьями. На прощание мы обменялись с ним номерами личных мобильных телефонов, которые тогда стали только, только появляться. Последние его слова при расставании были:
- «Николай Юрьевич, я получил истинное удовольствие от общения с Вами», – и мы расстались.
 
Восточная шкатулка
Моя миссия в Ливии закончилась, и надо было возвращаться назад на Родину. … Тогда я ещё не мог знать, что мне предстоит ещё раз посетить Ливию, но уже при другой чрезвычайно драматической, смертельно опасной ситуации …».
- «Ах!» – неожиданно всплеснула руками Марина. Наверно, ей показалось, что именно сейчас Генеральный приступит к самому интересному, что её и интересовало.
Но, не обращая внимания на её эмоцию, Комаров продолжил:
- «Но тут случилось непредвиденное …».
- «Стоп! Стоп! Стоп! … Николай Юрьевич. Наступило время обеда. После обеда отдых, а после ужина мы Вас ждём», – неожиданно прервал рассказ Генерального Мечников, потом, обращаясь уже к Марине, безапелляционным тоном продолжил:
- «Марина Юрьевна, готовьте обед».
- «Какой Вы вредный, Илья Владимирович. Прервали рассказ на самом интересном месте», – ворчливо сказала Марина, но при этом полезла в холодильник лазарета за приготовленными там продуктами.
- «Всем приятного аппетита», – сказал Мечников и деликатно ушёл в центральный.
А дальше было то, что повторялось изо-дня в день: Марина в микроволновке лазарета разогрела консервированную пищу на троих. Они поели. После еды она всё как обычно, тщательно убрала. Пустые консервные банки сдала мичману Голубеву, а взамен получила у него пищу на троих на ужин. Потом все трое легли спать. Да, сразу после окончания утреннего рассказа, она совместно с Мечниковым снова перевернула мужа на спину. … Поспав, она также аналогично организовала ужин на троих. И снова их маленькая дружная интеллектуальная компания собралась в каюте врача, чтобы слушать дальнейший рассказ Генерального конструктора.
- «Николай Юрьевич, перед обедом Илья Владимирович прервал Вас на самом интересном месте. Вы сказали, что случилось что-то непредвиденное. … Как я догадываюсь, тут случилось что-то, связанное с девушкой по имени Беатриса? … Так?» – с лукавым взглядом спросила его Марина.
- «Марина Юрьевна, Вы исключительно догадливая женщина».
- «Ага! Что я говорила?!» – и Марина гордо взглянула на «мальчиков», потом, повелительным голосом, продолжила: «Мы Вас слушаем, Николай Юрьевич».
- «Меня срочно вызвал к международному посольскому телефону посол. Он сказал, что ваш директор КБ хочет срочно с Вами поговорить. Я взял трубку и сразу услышал хорошо знакомый мне голос Покровского:
- «Здравствуйте, Николай Юрьевич».
- «Здравствуйте, Игорь Дмитриевич».
- «Поздравляю Вас с успешным окончанием дел в Ливии. Проект контракта на смену им винтов сейчас рассматривают у нас в финансовом отделе. Для Вас это уже всё в прошлом. Сейчас я поставлю Вам гораздо более сложную, но и более интересную задачу …».
- «Внимательно слушаю Вас, Игорь Дмитриевич».
- «Николай Юрьевич, не перебивайте. Мне надо передать Вам важные новости, я предельно сосредоточен».
- «Извините. Слушаю».
- «Мне позвонили из десятки и сказали, что Главный штаб ВМС (военно-морских сил) Италии обратился к нам с просьбой. Они хотят заключить с нами контракт на то, чтобы Вы им спроектировали примерно аналогичную подводную лодку вашему проекту 4877, но гораздо меньших размеров. … Так что поздравляю Вас. – Вы вышли на широкий международный уровень. На Ваш талант есть спрос. Вы можете заработать хорошие деньги для страны и нашего КБ».
- «Николай Юрьевич, а где же здесь Беатриса?» – наивно спросила Марина.
На этот раз Генеральный конструктор уже не смеялся, а только сразу замолчал и сильно сморщился, как будто съел не посыпанный сахаром лимон. Уж больно Марина его достала. … Потом сказал:
- «Марина Юрьевна, Вы когда-нибудь смотрели фильм «Небесный тихоход»?».
- «Да, конечно», – не понимая, зачем этот вопрос, машинально ответила Марина.
- «Так вот, лётчики там поют свою песенку с такими словами: «Ну а девушки? – А девушки потом!»
- «Николай Юрьевич, Вы что, надо мной смеётесь?»
- «А Вы постоянно меня перебиваете и не даёте сосредоточиться. … Девушка Вам будет, – но только потом», – теперь уже захихикали «мальчики», а Марина недовольно поджала губы. Между тем, Генеральный продолжил:
- «Покровский велел мне срочно вылетать в Рим и там в нашем посольстве ждать подписания этого контракта. Туда же прибудут и мои новые командировочные документы. Он считал, что нет никакого смысла возвращаться мне на Родину, чтобы сразу снова лететь в Рим. Гораздо проще долететь в Рим из Триполи. … И вскоре я очутился в Риме. Наш посол в Риме поселил меня в маленькой комнатке на первом этаже во флигеле здания посольства.
Наше посольство располагалось почти в самом центре Рима на улице Гаэте в доме 5. Это было старинное красивое двухэтажное длинное здание из светло-коричневого камня классической дворцовой европейской архитектуры. Внутренняя отделка помещений посольства была изумительной. В них изящно сочетались хрустальные люстры, старинные картины, гобелены, мебель, античные статуи, мраморные лестницы, золоченые колонны и великолепно задрапированные окна. Недалеко от здания посольства располагались великолепные парки вилл Торьония и Альбани. До Колизея и Ватикана можно было дойти пешком.

 
Здание посольства

Два дня я с небывалым любопытством хаотично и бессистемно гулял по Риму. Так как официально моя командировка в Италию ещё не началась, то, следовательно, никаких командировочных денег я не получал. А без денег я никуда зайти не мог. Питался в посольской столовой. А через два дня меня вызвал к себе посол и сказал, что контракт с Итальянской республикой на оказание моих конструкторских услуг подписан, и что завтра утром за мной лично приедет начальник Главного штаба ВМС Италии вице-адмирал Альберто Марино. Я без всякого удивления просто ответил ему: «Хорошо», так как ждал этого визита. На следующее утро я пораньше встал, принял душ, в общем, привёл себя в парадный вид. Потом позавтракал в посольской столовой и стал ждать. Ровно в девять часов по римскому времени меня снова вызвал к себе посол. При этом никакого внутреннего трепета у меня не было, так как я уже достаточно пообщался с адмиралами, фельдмаршалом и послами. Я непринуждённо вошёл в красиво отделанный кабинет посла. Там уже сидел итальянский адмирал весь в шикарной белой форме. Рядом с ним сидел какой-то более молодой итальянский военно-морской офицер, тоже в белой форме.
- «Наверно переводчик», – подумал я.
Так оно и оказалось. Ну, до чего же был красив итальянский адмирал!
Да, он уже был не молодой, лицо морщинистое с лёгкой седой щетиной и жиденькими усиками. Но выражение его лица, глаз, искренняя белозубая улыбка и спортивный поджарый вид, – вызывали к нему явную симпатию. Он был в белой форменной безрукавке и белых форменных брюках, на плечах – золотые погоны с двумя звёздами вице-адмирала.

 

 
Внутренние помещения посольства

 
Вице-адмирал Альберто Марино

Хотя, как я потом узнал, в итальянских ВМС официально это воинское звание называется – дивизионный адмирал. Его белая фуражка с огромным крабом лежала тут же на столе. Посол представил нас друг другу. Его звали Альберто Марино. Мы пожали друг другу руки. Сразу завязался лёгкий разговор первого знакомства. Переводчик тут же всё синхронно и точно переводил. Его звали Викензо Манчини. Судя по его нашивкам на погонах, он, по-нашему, имел воинское звание – капитан 3 ранга, но в итальянском флоте это звание называлось – капитан корвета. Однако, об этом я тоже узнал позднее. Начал разговор адмирал Марино:
- «Синьор Камарофф, – я о Вас уже очень много слышал, особенно о вашей «Чёрной дыре», которая у меня лично вызвала полное восхищение и напугала весь западный мир. … Я счастлив с Вами лично познакомиться», – и мы ещё раз пожали друг другу руки. Рукопожатие его было сильным, крепким, явно дружеским.
Такими искренними приветствиями и, в то же время, не льстивыми словами он «купил» меня сразу и полностью. Я растаял. Посол, привыкший к совсем другому типу общения с итальянскими властями, смотрел на него с удивлением широко раскрытыми глазами. Лёгкая улыбка тронула его губы. А адмирал всё продолжал:
- «Я поинтересовался, что по-русски означает ваша фамилия и переводчик …», – при этом он кивнул головой в его сторону: «мне сказал, что это – комар. … Так ли это?»
- «Да», – не понимая, зачем он мне всё это говорит, не задумываясь, ответил я.
- «Отлично, … тогда Вы не против, если я буду обращаться к Вам – синьор Занзаро, что по-итальянски тоже означает комар?»
- «Да», – опять односложно механически ответил я, так как был ошарашен и сбит с толку его явно дружеским напором.
- «Отлично! Отлично! … А то мне сложно запомнить и выговорить это труднопроизносимое слово – «Камарофф». Ко мне можете обращаться просто – синьор Марино, мне этого вполне хватит. … Хорошо?»
- «Хорошо», – ответил я, всё ещё сбитый с толку его откровенным дружеским напором.
- «Синьор Занзаро, мы с послом договорились, что вашим рабочим местом будет кабинет в здании нашего Министерства обороны, которое находится всего в пяти минутах хода от вашего посольства на улице Венти Сеттембре дом 5. Я специально выделю машину с водителем, который будет Вас подвозить к нам и отвозить назад в посольство».
- «Но если это так близко, то может лучше, я буду туда ходить пешком?»
- «Что Вы! Что Вы!» – адмирал замахал руками: «Это никак нельзя. … Вы не знаете себе цену, синьор Занзаро. Уже весь Рим полон слухами, что Главный конструктор «Чёрной дыры» находится в городе. Как только Вас идентифицируют, то журналисты не дадут Вам покоя. Вас будут ловить везде, на улице, в магазинах, в кафе, даже в общественных туалетах. Вы не знаете, какие у нас папарацци! Да и вообще, негоже Главному конструктору ходить пешком, – это просто неуважение к вашему званию».
- «Извините, синьор Марино, а кто такие папарацци?»
- «О! Да я смотрю Вы совсем не светский человек».
- «Почему, я люблю ходить в театры, музеи, читать книги».
- «О! Это всё не то. … Папарацци – это жаргонное название фотожурналистов специализирующихся на съёмке знаменитостей в неформальной обстановке».
- «Понятно».
- «А Вы у нас в Италии являетесь знаменитостью. … А пока Вы будете на работе, ваш водитель будет развозить вашу жену по нашим магазинам и прочим достопримечательностям Рима. Я уверен, ей это понравится».
- «Спасибо, синьор Марино, но я холостой».
- «Да? … Что, развелись?»
- «Нет, просто я никогда не был женат».
Услышав такое, адмирал осёкся, замолчал, захлопал глазами, лицо его приняло серьёзное выражение. И он как-то неуверенно спросил:
- «Извините, синьор Занзаро, … Вы что, … смеётесь надо мной?»
- «Нет, что Вы. Я просто действительно никогда не был женат».
После этих слов сразу возникла пауза. Адмирал явно был сбит с толку. Посол недовольно ёрзал в своём кресле, – он терял своё драгоценное время на незначимые глупости. …
Наконец адмирал с трудом, но твёрдо промолвил:
- «Рим просто кишит красивейшими девушками мира, – а Вы, – наш уважаемый гость, – и холостой! Это безобразие! Это какой-то неестественный нонсенс. Клянусь девой Марией, – холостым я Вас из Рима не выпущу, – или я не адмирал Марино».
Я, конечно, понимал, что это или бравада адмирала, или его шутка. … Но жизнь показала, что я ошибся. Адмирал оказался не так уж прост».
Сказав эту фразу, Генеральный заметил, как лица его слушателей заострились вниманием, глаза заблестели, а Марина даже бесшумно всплеснула руками.
- «Синьор Марино, – это уже не деловое общение, мы отвлекаем уважаемого посла на пустые разговоры», – сказал ему я.
Адмирал сразу опомнился:
- «Извините, синьор посол. … Я забираю у Вас синьора Занзаро. Все технические разговоры с ним мы будем вести в Министерстве обороны».
Я, адмирал и его переводчик, – втроём мы вышли из здания посольства и сели в служебную машину адмирала. Был полдень. На улицах Рима стояла удушливая жара. Прохожие стремились быстрее войти в различные помещения, в общественный транспорт, или в свои личные автомобили, то есть туда, где были кондиционеры. Мы поехали по улице Гаэта до ближайшего поворота направо, свернув на улицу Вольтурно. Проехали по ней два квартала и, сделав левый поворот, свернули на улицу Чёрная. Проехав по ней один квартал, мы попали на площадь Делла Република. С кругового движения площади мы съехали на улицу Нацьонале. Потом, проехав по ней два квартала, и, сделав правый поворот, очутились на улице Фиренце где и располагался целый квартал зданий, принадлежащих Министерству обороны Италии.
 Почему я так хорошо запомнил этот пятиминутный маршрут? – Да потому, что ездил по нему каждый день почти год.
Здания Министерства обороны Италии занимали целый квартал в самом центре Рима. Это была серия соединённых между собой величественных зданий явно строгого административного вида. Здания были разные от трёх до пяти этажей. Над главным парадным входом развевался государственный итальянский флаг, а справа и слева от него росли пальмы.
В самом здании постоянно работали кондиционеры, поэтому в нём царила приятная прохлада. На лифте мы поднялись на третий этаж, прошли какими-то коридорами, и, наконец, адмирал открыл ключом свой кабинет.
 
Парадный вход в Министерство обороны Италии

 
Кабинет вице-адмирала Альберто Марино

Кабинет его был обширный, по бокам вдоль стен стояла дорогая мебель из тёмно-коричневого дерева. На книжных полках располагались деловые папки. В центре кабинета стоял «Т» – образный стол. В его центре располагалось вращающееся кресло адмирала, а с двух сторон на выступе стола стояли два стула для посетителей. Никакой люстры в кабинете не было. Днём свет струился из окна, а вечером – из многочисленных маленьких лампочек, встроенных в верхнюю часть мебели. То, что это кабинет адмирала, напоминала модель парусника, стоящего в нише мебели сразу за креслом хозяина. На столе лежал его закрытый ноутбук.
Адмирал сел в своё кресло, снял свою фуражку и предложил нам с переводчиком сесть за стулья для посетителей, стоящие у «Т» – образного выступа стола. Итак, у нас начался важный организационно-технический разговор. Начал разговор адмирал Марино:
- «Идея заключить контракт с вашей страной принадлежит мне. В основу идеи легла ваша «Чёрная дыра». В Италии много превосходных судостроительных компаний, но такого опыта подводного кораблестроения как у вас, у нас нет. Поэтому, финансово нам, гораздо выгоднее тратить деньги на приобретение вашего готового опыта, чем за длительное время приобретать свой собственный опыт. Этот опыт мы намерены приобрести в процессе руководства Вами проектированием подводной лодки для нас. К этой будущей лодке у нас два главных требования. Первое, – чтобы по скрытности она была не хуже «Чёрной дыры», и второе – чтобы её подводное водоизмещение не превышало 1000 тонн, то есть почти в четыре раза меньше чем у «Чёрной дыры». Главнокомандующий ВМС Италии и наш Министр обороны слёту поддержали мою идею. Правительство нам на это выделило деньги».
- «Синьор Марино, я хочу сразу Вас предупредить, что если эта лодка будет меньше, то это не значит, что она будет лучше».
- «Синьор Занзаро, Итальянская республика предполагает, что операционной зоной наших ВМС будет только Средиземное море с прилегающими морями и проливами. Мы не стремимся к выходу в открытый океан. Средиземное море относительно небольшое, поэтому, если подводная лодка будет меньше, то, следовательно, она автоматически будет и более скрытной».
- «Как сказал наш выдающийся первый конструктор отечественных подводных лодок Иван Григорьевич Бубнов – корабль, это комплекс компромиссов и, улучшая что-то одно, автоматически будет ухудшаться что-то другое. Любое качество корабля требует водоизмещения для его реализации. И, раз Вы ограничиваете меня заданным водоизмещением, то, следовательно, должны сказать мне, какие качества будущей подводной лодки можно снизить. Поэтому, у меня вопрос к Вам, синьор адмирал, – на какие ухудшения качеств относительно «Чёрной дыры», Вы готовы пойти, если хотите уменьшить её водоизмещение почти в четыре раза?»
Услышав этот вопрос и осознав его, адмирал Альберто Марино задумался, лицо его сделалось серьёзным, потом он как-то неуверенно сказал:
- «Мне трудно ответить на ваш вопрос, так как сам я его так себе не ставил. Над этим ещё надо подумать. … Во всяком случае, спасибо Вам за такой вопрос. Но я могу сразу ответить Вам на те качества будущего проекта, которые категорически не должны уменьшиться относительно «Чёрной дыры». Это оставить точно такую же ударную мощь, то есть иметь шесть торпедных аппаратов калибра 533 мм с восемнадцатью запасными торпедами. Не менее двух торпедных аппаратов должны иметь возможность стрелять телеуправляемыми торпедами (это торпеды, управляемые по проводам, у таких торпед резко возрастает вероятность поражения цели – прим. автора). Также мы рассчитываем получить от вас ваши ракето-торпеды и иметь возможность стрелять ими с этой подводной лодки. Глубину погружения оставить прежней, а скорость полного подводного хода должна быть не ниже 14 узлов».
- «Знаете, синьор Марино, я думаю, что Вам лучше составить предварительный документ, где бы Вы сами чётко сформулировали все свои требования к качеству такой лодки. А я, проанализировав их, мог бы Вам сказать, – что в комплексе всех качеств реально достижимо, а что – нет. Таким образом, итеративно двигаясь навстречу друг другу, мы бы с Вами и определили итоговые качества такой лодки. У нас это называется тактико-техническим заданием (ТТЗ). А составляется оно после утверждения оперативно-тактического задания (ОТЗ). Но за ваше ОТЗ будем считать оставление прежней боевой мощи и глубины погружения, а за район боевых действий – Средиземное море – не больше. А это, сразу Вам говорю, позволит снизить её автономность, количество аккумуляторных батарей и запас топлива, что автоматически приведёт к уменьшению её водоизмещения».
- «Да, синьор Занзаро, но у меня есть ещё одна очень важная ремарка».
- «Слушаю».
- «У вас в стране принято делать очень большой запас плавучести. Порядка 20;24%, так как вы приняли за постулат условие одноотсечной непотопляемости (то есть лодка должна иметь возможность всплывать, если у неё затоплен один отсек с прилегающими к нему цистернами главного балласта (ЦГБ) – прим. автора). Нам хватит и 10%».
- «Блестяще, синьор Марино! Я сам с этим борюсь у себя на Родине. Но наши военно-морские чиновники настаивают на этом требовании и лодке приходится возить с собой лишние несколько сотен тонн воды, бесполезно снижая при этом свою подводную скорость и тратя лишнюю драгоценную электроэнергию. Этот вами сказанный процент позволит резко снизить её водоизмещение. Я думаю, мы найдём с Вами общий язык».
- «Отлично, синьор Занзаро! Как приятно с Вами работать! … На этом будем считать наш первоначальный технический разговор законченным. …
Да, забыл Вам сказать, что наше командование присвоило такой подводной лодке шифр F1000. Это означает, что её полное подводное водоизмещение не должно превышать 1000 тонн.
Теперь давайте перейдём к организационной части нашего разговора. … Мы намерены заключить контракт с нашей весьма солидной судостроительной компанией Финкантьери на строительство серии таких подводных лодок. Эта компания имеет богатый опыт строительства сверх-гигантских круизных лайнеров и мега-яхт для очень богатых людей. Так же иногда она строила и военные надводные корабли. Штаб-квартира компании находится в Триесте. Компания имеет очень богатую историю, ей около двухсот лет и, в общей сложности она построила свыше 7000 судов, но подводных лодок она не строила. Наша главная идея, – это взять самых опытных специалистов Финкантьери по всем направлениям проектирования подводной лодки, разместить их всех здесь в Риме, в здании Министерства обороны, а Вы будите давать им задания и контролировать их работу. Каждый из таких специалистов будет руководить из Рима своим отделом, располагающимся в Триесте, например, по конструкции корпуса, по главным двигателям, по электроэнергетике, по системам оружия и вооружения и так далее, и получать оттуда все готовые чертежи и расчёты. Над каждым таким специалистом мы поставим своего офицера. Но функции его будут не контроля, а наблюдения, то есть, иными словами, перенимания вашего опыта руководства проектированием подводной лодки, чтобы потом мы могли бы сами в идеале написать инструкцию по тому, как грамотно надо проектировать подводную лодку, при этом какие, когда и как мы должны разрабатывать документы.  А то мы сейчас даже не знаем все этапы её проектирования».
Слушая адмирала Марино, я проникся гордостью за нашу страну. Какой у нас оказывается авторитет в области подводного кораблестроения! Я реально почувствовал, что мы впереди планеты всей! Это было очень приятно. Такой момент жизни можно назвать – момент счастья, ради которого и стоит жить.
Когда он кончил говорить, я сказал адмиралу. Что у нас такая группа специалистов, замыкающаяся на Главного конструктора, называется – Группа главного конструктора (ГГК). Адмирал понимающе закивал головой. Потом мы втроём вышли из его кабинета в коридор, и он провёл меня по тем помещениям, на этом же этаже в этом же здании министерства, где будут располагаться мои будущие члены ГГК. У каждого был свой рабочий стол с расположенным на нём сетевым компьютером и с принтером со встроенным в него сканером. Показал он мне и мой кабинет.

 
Кабинет Н.Ю. Комарова в здании Министерства обороны Италии

Он был в ультрасовременном стиле, и тоже с сетевым компьютером и принтером со встроенным в него сканером. Единственное, о чём я попросил адмирала, это заменить мне висящие у меня эстампы, на фотографии самых красивых мест Рима. Он понимающе кивнул головой.
- «Да, совсем забыл Вам сказать, уважаемый синьор Занзаро, я дал команду капитану корвета Викензо Манчини», – при этом он кивнул на переводчика: «чтобы в свободное время по вашему желанию он учил Вас итальянскому языку. Наш язык очень простой, и, я думаю, Вы его быстро освоите. Это Вам очень поможет в работе».
- «Огромное спасибо, синьор Марино. Это действительно очень поможет мне в работе. Тем более, что в студенческие годы я уже учил итальянский язык, чтобы читать вашу литературу по судостроению. Правда, словарный запас у меня был маленький и читал по-итальянски я только со словарём. Мне кажется, что синьор Манчини поможет мне восстановить мой словарный запас и совершенствовать мои знания итальянского языка».
- «Да, да, конечно, синьор Занзаро, обязательно помогу», – любезно ответил мне переводчик.
Далее я обратился к адмиралу:
- «Синьор Марино, а когда мне приступать к работе?»
Мой вопрос организационного плана, застал его врасплох. Он наморщил лицо, потом неуверенно сказал:
- «Даже не знаю, что Вам ответить. … Завтра я полечу в Триест и буду там со специалистами Финкантьери вырабатывать, как Вы сказали – тактико-техническое задание, такое, чтобы нам уложиться в 1000 тонн водоизмещения и не очень сильно уменьшить основные характеристики будущей подводной лодки. … Трудно сказать, сколько это продлится. А потом буду эти характеристики согласовывать с Вами. … Может мне ещё не один раз придётся летать в Триест».
- «Синьор Марино, у меня есть одно организационное предложение».
- «Интересно какое?»
- «Чтобы сэкономить ваше время на прилёты и согласование ТТЗ то со специалистами Финкантьери, то со мной, я предлагаю полететь в Триест вместе с Вами и там на месте в прямом контакте со специалистами этой компании совместно вырабатывать ТТЗ к этой лодке», – тут от радости глаза адмирала вспыхнули, он было открыл рот. Но я успел опередить его и быстро сказал: «Не перебивайте меня, я ещё не сё сказал», – при этом его рот сразу закрылся, но глаза всё равно светились радостью, и я продолжил: «При живом контакте со специалистами Финкантьери я сам подберу себе специалистов в ГГК».
- «Гениально!!!» – закричал адмирал Альберто Марино: «Теперь я понимаю, почему Вы создали «Чёрную дыру» – кроме великолепных технических мозгов, у Вас ещё и великолепные организаторские мозги. … Ну, как говорили античные римские легионеры: «Мы с Вами кашу сварим».
- «Но точно такая же поговорка есть и у меня на Родине».
Адмирал широко улыбнулся, сверкнув двумя рядами великолепных здоровых белых зубов, похлопал меня по плечу и сказал:
- «Завтра в 09.00 я заезжаю за Вами в посольство. Ждите меня у главного входа с вещами. Полетим вместе в Триест на моём служебном самолёте».
Так я оказался в Триесте».
- «И в Триесте Вы встретили …».
- «Марина Юрьевна», – прервал её Генеральный: «Не в Триесте, а чуть позже, потерпите», – и она виновато закивала головой. Комаров понял, какую историю ей нетерпелось услышать.
- «Но впереди у меня ещё лежало интересное увлекательное проектирование с абсолютно незнакомыми мне людьми. Руководство двух стран смотрело на меня с надеждой, – как я справлюсь с такой задачей?» – Образно говоря, мне надо было одному на месте собрать армию и победить в сражении. И, при этом – никакой помощи, кроме моих мозгов.

 
Триест – здание главного офиса судостроительной компании Финкантьери
 
Производственные здания итальянской судостроительной компании Финкантьери
В Триесте адмирал поселил меня в гостиницу, и каждый день мы с ним приходили работать в главный офис компании Финкантьери. … Ну хоть пару слов надо сказать и о самом городе Триесте. …

 
Панорама Триеста
 
Капнал в Триесте
 
Улицы и площади Триеста

Вообще, Триест – это не итальянский город, а австрийский. Для Австро-Венгерской монархии Габсбургов, это был единственный порт на севере Адриатического моря, связывающий страну с мировым океаном. Там базировался и австрийский военно-морской флот. После окончания Первой мировой войны город отошёл к Италии. Поэтому коренное население там немецкое с характерной немецкой сдержанностью, точностью и обязательностью. Среди жителей Триеста нет никакой итальянской импульсивности, которая была ярко выражена у адмирала Альберто Марино. Сам город по-европейски красив.
В главном офисе компании Финкантьери я стал знакомиться с итало-немецкими специалистами. И должен вам сказать, что это были отличные высококвалифицированные и эрудированные специалисты. Работать с ними было одно удовольствие. Единственное, что мне не понравилось, так это то, что почти каждый из них являлся очень узким специалистом и слабо разбирался в смежных технологически взаимосвязанных системах. А ведь подводная лодка, – это как раз и есть тот корабль, где сосредоточена масса физически разнородных, но тесно технологически взаимозависимых технических систем. Поэтому итальянцам очень тяжело вырастить из их числа Главного конструктора проекта. На меня они смотрели как на Бога, – Главного конструктора хорошо им известной «Чёрной дыры». Я пользовался у них высочайшим авторитетом. Месяц я трудился вместе с ними и всё меньше и меньше мне требовался переводчик. В результате, наконец, кое-как, с большим трудом я так согласовал с ними тактико-технические данные (ТТД) их частных систем, чтобы не вылезти за водоизмещение в 1000 тонн, но при этом иметь шесть труб торпедных аппаратов с торпедами калибра 533 мм. Адмирал Марино постоянно наблюдал за моей работой со специалистами Финкантьери, так как подводная лодка F1000 – это была его идея, соответственно спрос будет с него. Обобщив все эти частные ТТД систем, я в черновике составил и первый вариант ТТЗ на проектирование всей ПЛ F1000. Несколько слов, что это получилась за лодка в проекте.
Во-первых, в конечном итоге точно 1000 тонн водоизмещения добиться не удалось, лодка имела в подводном положении 1100 тонн водоизмещения. Адмирал Марино, конечно, состроил гримасу, но ничего поделать не мог, – иначе бы резко полетели вниз другие частные ТТД систем, которыми он очень дорожил, а именно автономность подводного плавания и совсем незначительное время хода под полной подводной скоростью. Во-вторых, лодка предполагалась однокорпусной с двумя отсеками и с запасом плавучести всего в 4,5%, с одним дизелем, работающим на генератор, единым гребным электродвигателем для надводного и подводного хода и одним компрессором воздуха высокого давления (ВВД). Всё это вместе взяток говорило об одном, – о том, что никакого резерва у главных механизмов лодки нет. А если при этом ещё учесть, что её запас плавучести равен 4,5%, то можно твёрдо сказать, что эта лодка будет абсолютно не живуча. То есть, она, конечно, может плавать и выполнять свои задачи, но только тогда, когда все её механизмы работоспособны. Но на реальной практике это случается довольно редко. Однако, она всё же имела две аккумуляторные батареи, и то – под вопросом. Сохранили шесть торпедных аппаратов калибра 533 мм и 18 запасных торпед. Были запланированы итальянские универсальные телеуправляемые торпеды «Блек-Шарк» и крылатые ракеты с подводным стартом нашего комплекса «Club-S», способные уничтожать морские и наземные цели на большой дальности. Длина лодки составляла 56,2 метра, – для ПЛ это очень маленькая длина, внешний диаметр прочного корпуса равнялся 5,5 метров, полная подводная скорость – 14 узлов, глубина погружения – 250 метров. Этого было вполне достаточно для действий ПЛ в мелководных районах Средиземного моря. Экипаж – 16 человек и 6 подводных диверсантов.
Теперь разберём, что у этой лодки пришлось урезать, чтобы сохранить такое крайне малое водоизмещение? – Стала очень малофункциональна Боевая информационно управляющая система (БИУС). Крайне малочувствительна гидроакустика. Ведь из-за малых размеров самой лодки невозможно было на её корпусе разместить конформную гидроакустическую антенну большой площади. Была очень слабенькая система навигации и радиолокации. Система связи была более-менее нормальная.
Предполагалось, что эта лодка будет получать информацию о месторасположении целей со спутников НАТО. После чего она должна была идти в этот район и применять оружие. Из-за маломощной и слабо чувствительной гидроакустики было очень маловероятно, что она сама себе самостоятельно может найти цель на таком удалении, чтобы не быть обнаруженной противником.
Согласовав такое ТТЗ с адмиралом Марино, я задал ему вопрос:
- «Представьте себе такую тактическую ситуацию. – Идёт вражеский конвой. Сверху он плотно закрыт облаками, так, что спутники его видеть не могут. А ПЛ F1000 из-за малой чувствительности своей гидроакустики его не услышит. И тогда получается, что он пройдёт у неё под носом незамеченным. Поэтому, я ставлю перед Вами вопрос – нужна ли вам такая лодка? … При этом, конечно, учитывайте, что я сделаю её такой же бесшумной, как и «Чёрную дыру».
Услышав этот приговор, адмирал Марино сильно задумался. Мне было интересно наблюдать, как его постоянно весёлое лицо вдруг стало серьёзным. Думал он весь вечер, наверно и всю ночь, так как с утра его лицо было с нездоровым бледноватым оттенком и припухлыми глазами. В полдень в офисе Финкантьери он подошёл ко мне и сказал:
- «Синьор Занзаро, эту тактику мы переняли от немцев. Вы идёте по совсем другому тактическому способу боевого применения ПЛ. Чья правда, – трудно сказать. По большому счёту всё может решить только реальная война. А мы с вами, объединяя свои усилия, наоборот, работаем на мир. Поэтому, пусть будет так как есть».
- «Хорошо, … я буду проектировать эту лодку. Но имейте в виду, что вы будите зависеть от расположения облаков точно так же, как парусные корабли зависели от наличия ветра».
На это он мне ничего не ответил, но, по его лицу, я чётко увидел, что он усиленно думает. К вечеру он подошёл ко мне и сказал:
- «За эту лодку есть ещё одно соображение».
- «Какое?» – поинтересовался я.
- «Это бизнес. … Мы будем продавать её в страны Среднего Востока и Юго-Восточной Азии. Большие лодки им всё равно не потянуть, а эту – как раз».
- «Но это значит, что они будут привязаны к вашим спутникам и воевать со странами НАТО, не смогут».
- «Но мы же не будем продавать их тем странам, которые потенциально могут с нами воевать».
На этом тема нашего разговора была исчерпана. Здесь было две правды. Разрешить спор, как я уже и говорил, могло только реальное боевое применение подводных лодок. Но, может для средиземноморского климата его идея и имела смысл? … А даже если бы она и не имела смысла, отступать, отказываться от своей идеи, адмиралу Марино было никак нельзя. Он бы моментально потерял своё лицо. Ведь именно это он уговорил своих начальников на эту идею. Контракт уже был подписан, и, наверно, уже был заплачен нашей стороне аванс. Как бы он выглядел, если бы сейчас стал отказываться от своей же собственной идеи? … Но это всё мои мысли, или, как говорят – лирика. Контракт был подписан, и я обязан был проектировать эту лодку с этим ТТЗ. Чем я и стал заниматься по возвращении в Рим.
Ещё адмирал Марино был несказанно рад тому, что его функцию отбора специалистов Финкантьери ко мне в ГГК, я взял на себя, и отобрал себе 14 человек, по одному на каждое направление. По условиям контракта между Министерством обороны Италии и компанией Финкантьери им было положено выплачивать солидную сумму командировочных денег, так что все специалисты были рады длительной командировке в Рим.
Если работу в Триесте можно условно по нашим нормам назвать этапом исследовательского проектирования, то, по возвращении в Рим, начался классический этап эскизного проектирования. Так как лодка была совсем маленькая, то что-то творчески фантазировать в ней было трудно. Поэтому, на этом этапе я решил исследовать только два варианта её компоновки: с одной и с двумя ямами с аккумуляторной батареей (АБ). Я раздал задания своим конструкторам, и они сразу стали прорабатывать эти два варианта. Мне пришлось очень много общаться с членами ГГК.
За прошедший месяц работы в Триесте я довольно сносно освоил итальянский язык и всё меньше и меньше прибегал к услугам переводчика. Проанализировав эти два варианта, мы увидели, что с одной АБ так резко уменьшалась автономность плавания лодки, а время хода под полной подводной скоростью стало так незначительно, что сама подводная лодка, как боевой корабль, теряла своё назначение. Нам стало ясно, что, несмотря на жёсткость требования ТТЗ в 1000 тонн подводного водоизмещения, надо делать на лодке две аккумуляторные батареи. Именно тогда её полное подводное водоизмещение и увеличивалось до 1100 тонн. Меньше никак не получалось. Ещё больше уменьшить запас плавучести было уже некуда, итак – 4,5%! Такого в подводном кораблестроении ещё никогда не было. И то, это сверхмалое водоизмещение ПЛ F1000 значительно увеличивающее её скрытность, слишком дорого оплачивалось – полным отсутствием её живучести и почти полным отсутствием её зрения и слуха. А о таком её качестве как обитаемость, я даже и не заикался – его не было совсем.
Здесь для Вас, Марина Юрьевна и Вас, Илья Владимирович, на всякий случай поясню что, когда я говорю о отсутствии зрения и слуха у ПЛ, я имею в виду очень маломощную радиолокационную станцию (РЛС) и очень малочувствительную гидроакустику соответственно», – Марина и Мечников сразу благодарно закивали головами, не смея сказать ни слова, чтобы не сбить Генерального с логики рассказа.
- «Сейчас, уже имея опыт проектирования F1000», – продолжил Комаров: «я всегда говорю, что очень малая ПЛ, – это совсем не значит, что она хорошая и совершенная. Всё искусство Главного конструктора как раз и состоит в том, чтобы так спроектировать лодку, что при этом, не утратив ни одного её боевого качества, сделать её с минимальным водоизмещением.
Теперь снова вернусь к рассказу о проектировании F1000. … Все плюсы и минусы такой ПЛ, по итогам эскизного проектирования, мы доложили адмиралу Марино – как представителю заказчика. Когда я говорю «мы», я имею в виду прежде всего себя, как Главного конструктора, и коллектив специалистов из моего ГГК, взятых мною из компании Финкантьери. С ними я откровенно сдружился и был приятно удивлён их высочайшей компетентностью. Вся обычная весёлость слетела с лица адмирала, ему предстояло принять трудное решение. Но мне было ясно, что ему просто деваться некуда и он пойдёт на вариант ПЛ с двумя АБ. Но, перед тем, как сказать своё последнее слово, он спросил меня:
- «Синьор Занзаро, но шумность то Вы мне обеспечите с качеством не хуже, чем у «Чёрной дыры»?»
- «Учитывая тот факт, что требования к допускам на обработку вращающихся деталей на ваших заводах на порядок выше, чем у нас – лодка будет практически бесшумной».
Этот мой ответ ему явно понравился. Он несколько повеселел и, даже улыбнулся. Облегчённо выдохнув и, хлопнув ладонью по столу, он этим жестом, как бы подводя итог, сказал:
- «Готовьте акт приёмки варианта с двумя АБ».
Но на этом этап эскизного проектирования ещё не кончился, – ещё требовалось выработать требования к НИРам и ОКРам. Но тут, – я в основном полагался на опыт и знания конструкторов из ГГК, так как здесь требовались знания возможностей итальянской промышленности и уровня их прикладной науки. Когда они, каждый по своей части, сформировали мне требования к НИРам и ОКРам, выраженным в Технических заданиях (ТЗ) к ним, то я был поражён. … Насколько мы отстали от итальянцев! Точность обработки их вращающихся деталей была микронной и контролировалась лазерами! В электрохимии они тоже обогнали нас, – их АБ, при тех же объёмах, была более электроёмкой по сравнению с нашими АБ. В электронике они уже давно перешли на печатные платы, а у нас всё ещё были напаянные навесные радиодетали. Оптику на перископы они закупали у немцев – как самых лучших специалистов в этой области. Но зато наше оружие было несравненно лучше итальянского. Здесь мы были впереди планеты всей.
Для себя я сделал вывод, что, когда вернусь на Родину, то напишу нашему директору КБ Покровскому записку, где изложу ему все области отставания нашей промышленности. Пусть он доложит Председателю правительства. – Нашу промышленность надо срочно подтягивать до итальянского уровня, иначе мы отстанем от мирового уровня навсегда.
Составив перечень всех требуемых НИРов и ОКРов и ТЗ к ним. Мы всё это передали адмиралу Марино как представителю заказчика. Приняв от нас эту работу, он сказал:
- «Командование флота выделять деньги на финансирование всех НИРов и ОКРов будет только после одобрения проекта ПЛ на саммите НАТО. А докладывать там будете Вы», – и он, при этом, внушительно указал на меня пальцем. …
Вот так, дорогие мои», – обратился Генеральный к своим слушателям: «постепенно, шаг за шагом и приобретается мировое имя. … После этого начался длительный и напряжённый этап технического проектирования. Трудность здесь заключалась в том, что у нас не было контрагентов, которые могли появиться только после одобрения на саммите НАТО. Поэтому, нам было трудно согласовывать все системы и устройства ПЛ друг с другом без изделий контрагентов. Временно мы здесь пользовались прототипами. … Так, в напряжённом труде, прошло ещё три месяца.
Наступила римская зима. Но что такое зима в Риме? – Это примерно наша середина осени. Температура воздуха падает до +15°;16°С. Часто идут дожди. Если температура падает до +10°;11°С, то это уже считается сильным похолоданием. Выпадение снега в Риме – это исключительная редкость. Зимой римские мужчины надевают пальто и куртки. А римские женщины, кто располагает средствами, ловят момент, чтобы покрасоваться в своих роскошных шубах из дорогого меха.
По-прежнему итальянские офицеры перенимали мой опыт руководства проектированием ПЛ, курируя всех членов ГГК. Периодически в дела и проблемы проектирования вникал и сам адмирал Альберто Марино.
Однажды, с какой-то хитринкой в глазах, на которую я тогда не обратил никакого внимания, так как по уши был погружён в дела проектирования, он подошёл ко мне и сказал:
- «Синьор Занзаро, у меня уже больше нет сил сдерживать напор прессы. Они требуют пресс-конференции с Главным конструктором «Чёрной дыры». Вы здесь знаменитость. И, если я им откажу, то боюсь, они прорвут охрану, либо здания Министерства обороны, либо вашего посольства. Так что готовьтесь на ней выступить с докладом и отвечать на вопросы журналистов».
- «Хорошо», – автоматически, не вдумываясь, в то, что сказал мне адмирал, отмахнулся я, так как в тот момент обдумывал, как упростить схему электроэнергетики лодки, которая мне показалась слишком сложной.
- «Синьор Занзаро», – всё не унимался адмирал: «Вы как-то не прониклись ответственностью. Ведь Вы будете представлять лицо Министерства обороны Италии».
- «Ну, хорошо, хорошо, синьор Марино. … Министерство обороны Италии я не обижу», – так, слегка раздражённо пошутил я.
Мой ответ его явно не устроил, и он стал откровенно настаивать:
- «Синьор Занзаро, эту пресс-конференцию организовал очень известный римский журналист. Для этой цели он снял один из залов самого палаццо Колонна!»
- «Да хоть в покоях у Папы Римского», – снова небрежно бросил я через спину, даже не оборачиваясь, так как в этот момент мои мозги были заняты перераспределением потоков электроэнергии между главными электрощитами для выравнивания их нагрузки. … А тут ещё какой-то чёртов палаццо. … Перевод этого слова я тогда ещё не знал, хотя уже более полугода прожил в Риме.
Видя, что я хочу от него отделаться, адмирал Марино стал заходить на меня с другой стороны:
- «Синьор Занзаро, когда мне можно будет с Вами серьёзно поговорить?»
А когда со мной можно было серьёзно поговорить? Ведь мы с конструкторами из ГГК работали, пока не станем засыпать за своими письменными столами, так как все были очень увлечены работой. А я был единственным дирижёром в этом оркестре, так как был в состоянии объять всё. Поэтому мне пришлось прерваться. Я понял, что вёл себя с итальянским адмиралом непочтительно и извинился перед ним:
- «Извините, синьор Марино за дерзость, но Вы понимаете, что в данный момент я поймал за хвост ниточку, идя по которой мне удастся уменьшить размеры электрощитов. А это, в свою очередь, позволит мне всунуть в отсек компрессор, который пока никуда не влезает, хоть ещё увеличивай водоизмещение».
- «Нет, нет! … Только не это!» – напугал я адмирала.
- «Не беспокойтесь, всуну. … Ну, так что там у Вас?» – небрежно спросил я, как будто дело касалось какой-то досадной мелочи.
- «Через неделю в субботу в палаццо Колонна Вы должны будете выступать на пресс-конференции перед римскими журналистами».
- «Ну, хорошо, … выступлю. … Я даже сейчас примерно могу сказать, как я построю свою речь».
- «Во! Во! Во! … Ради этого я Вас и отвлёк», – обрадовался адмирал Марино и он ещё раз напомнил мне, что я буду представлять лицо Министерства обороны Италии. И я экспромтом стал сочинять план моего выступления:
- «Сначала я расскажу о дружбе наших стран».
- «Великолепное начало! Продолжайте дальше».
- «Залог тому, тот факт, что мы строим совместное оружие».
- «Так, так!»
- «Потом я скажу, какие у вас замечательные конструктора, как они любят своё дело и как преданы ему».
- «Отлично!»
- «А закончу я похвальбой вашей промышленности. Она у вас замечательная».
- «Браво синьор Занзаро! Браво! … Да Вы ещё и замечательный дипломат!» – и он, в порыве восторга, даже обнял меня.
- «Но, только, синьор Марино, вступительное слово должны сказать Вы».
- «Конечно, мой друг, конечно!» – с этого момента он стал периодически называть меня своим другом.
- «Ну, а сейчас, синьор Марино, позвольте мне продолжить процесс запихивания компрессора в прочный корпус».
- «Извините и Вы меня, синьор Занзаро, что я отвлёк Вас от столь важной работы. … Итак, в пятницу вечером на следующей неделе мы с Вами встретимся вновь. Я постараюсь набросать для Вас те вопросы, которые, в таких случаях задают наши журналисты. И мы с Вами продумаем, как на них ответить».
- «Хорошо», – опять бросил я ему через спину, так как вновь погрузился в хитросплетения электрических кабелей.
Адмирал ушёл, а мы продолжали работать до темна. Когда через неделю вечером в пятницу мы снова встретились с адмиралом Марино, и он мне показал, какие примерно мне будут задавать вопросы, то я был более чем удивлён. Оказывается, что техническая сторона дела никого интересовать не будет. Всех журналистов будет интересовать только моя персона, а, вернее, – моя личная жизнь, которой у меня в тот момент не было. Адмирал пояснил мне, что, как только я скажу им, что являюсь холостым, то это мгновенно вызовет небывалый интерес ко мне и на меня сразу посыпится шквал самых разных бытовых вопросов, вплоть до интимных и неприличных. Меня тут же начнут приглашать в разные компании и на светские рауты.
- «Решительно от всего отказывайтесь! … Вы деловой человек и в Италию прибыли работать. Ни на что кроме работы у Вас нет времени. Вам будут предлагать пустые мероприятия с пустыми людьми, и навязывать сомнительных женщин. Категорически не тратьте на них своё драгоценное время. Я лучше устрою Вам хорошего настоящего гида, который, надеюсь, Вам понравится», – здесь адмирал опять не смог сдержать свою лукавую улыбку, на которую я тогда снова не обратил никакого внимания, так как по своей природной наивности всё принимал за чистую монету. … А адмирал всё говорил и говорил мне об этом замечательном гиде:
- «Он будет показывать Вам все достопримечательности Рима за свой счёт. … Уверяю Вас, Вы будете очень довольны и, даже благодарны мне».
И здесь он опять не сдержался и снова как-то лукаво с хитрецой улыбнулся. И снова я никак не понял смысла его хитроватых улыбок. У меня, правда, мелькнула мысль, – может мне это только кажется какая-то его лукавость, так как он всегда постоянно улыбался – такая у него была натура.
Конечно, он что-то в тайне от меня затевал. Но понял я это гораздо позже. А в тот момент я вежливо поблагодарил его за заботу и сказал, что я и так благодарен ему за предоставленную мне интересную и увлекательную работу.
На следующий день в субботу в 10.00 по римскому времени была назначена моя пресс-конференция в палаццо Колонна.

 
Внешний вид палаццо Колонна

Я уже знал, что слово «палаццо» по-итальянски означает – дворец. Поехали мы туда с адмиралом Марино на его служебной машине. За свою небольшую жизнь, а было мне тогда около тридцати лет, я повидал много различных дворцов. Как в самом Приморском городе, так и в нашей столице. Дворцы были красивые, пышные, имперские. Когда мы с адмиралом Марино подъехали к зданию палаццо Колонна. То внешне оно показалось мне – так ничего особенного, обычное старинное красивое римское здание, каких в Риме много. Над декоративным портиком был установлен обычный католический крест, вдоль длинного балкона на третьем этаже – статуи. Да, красиво, да – неплохо. Но и только. … Но когда мы вошли внутрь, … то меня словно поразил гром, … я был просто раздавлен – умопомрачительная роскошь золота, мрамора, фресков, дорогих картин, хрусталя люстр, античных статуй, колонн, дорогой мебели и всё это как-то гармонично красиво в едином стиле соединялось между собой.
Те роскошные интерьеры дворцов в стиле барокко, которые я знал раньше – просто меркли перед тем, что в этот момент открылось передо мной. И тут до меня дошло:

- «О Боже! … И среди этой величественной огромной умопомрачительной роскоши мне предстоит выступать!» – подумал я и откровенно оробел.
Глаза мои разбегались, а все журналисты, сидящие за столиками, как бы слились в моём воображении в одну большую толпу. В зале были установлены кинокамеры, рядом с ними суетились телеоператоры. Оказывается, эта пресс-конференция будет транслироваться и по римскому телевидению. 

 
Парадный зал палаццо Колонна

В центре зала были расставлены столики, накрытые свисающими расшитыми золотом скатертями, и лёгкие венские стулья. Для организации рассадки журналистов, каждый столик имел свой номер. На столиках были расставлены лёгкие алкогольные напитки, – различные вина, шампанское и блюда с бутербродами. Когда мы с адмиралом вошли в этот зал, то все журналисты сразу встали и стали дружно приветствовать нас аплодисментами. – Я оробел ещё больше. Никогда раньше, я не ощущал себя столь значимым человеком. Так – работал, получал от этого удовольствие, ощущал полноту жизни и этим был рад. … Но, чтобы такое?!!!
Первым, как и было между нами условлено, взял вступительное слово адмирал Марино. Рядом со мной был и мой переводчик Викензо Манчини, но я уже многое по-итальянски понимал и говорил без его помощи.
- «Уважаемые синьоры и сеньориты», – торжественно начал говорить в микрофон адмирал. А голос его красивым мощным эхом отражался от высоких стен и потолка этого великолепного зала. Все разговоры журналистов сразу стихли. Эхо от голоса адмирала погасло вдали зала, и он продолжил. Адмирал не стал декламировать какое-то витиеватое длинное вступление, а, как говорят у нас, – сразу взял быка за рога:
- «Главная идея подводной лодки заключается в её скрытности. Именно это качество делает её ценной в морском бою. Но, современная наука и техника развились до такой степени, что сейчас подводную лодку легко и быстро обнаруживают, после чего, в случае войны, она будет мгновенно уничтожена. Естественно, возник вопрос – а зачем тогда их вообще строить? … Но в мире нашёлся один конструктор, который не знал существование этого вопроса и, поэтому взял и сконструировал такую подводную лодку, которая вновь стала скрытной, несмотря на все достижения современной науки и техники», – потом он со своей очаровательной белозубой улыбкой обернулся ко мне, указал рукой на меня и сказал: «Вот он! – Главный конструктор знаменитой «Чёрной дыры»!»
Сразу раздалось море рукоплесканий. Журналисты разом, как по команде встали. Через некоторое время рукоплескания перешли в овации. Эхо великолепной акустики этого зала с высокими потолками, усиливало их гром. Потом журналисты стали дружно сканировать:
- «Занзаро! … Занзаро! … Занзаро! …»
Я поднялся со стула, слегка поклонился публике и густо, густо покраснел, как школьник. … Всю жизнь начальники меня за что-то ругали, – за какие-то мои недочёты и промахи. И я к этому привык как к какой-то норме жизни. … А тут! … И как раз в этот момент со мной случилось то, что может случиться с человеком только один раз в жизни».
В этом месте своего рассказа Генеральный конструктор остановился, глубоко вздохнул и стал смотреть себе под ноги. Мы не смели пошевелиться и, даже пикнуть. Нам стало ясно, что в процессе своего рассказа Генеральный дошёл до того места, когда вся его жизнь резко перевернулась. Сейчас, рассказывая нам о своей жизни, он как бы заново испытывал то острое волнение того судьбоносного для него мига. – Мига, который разделил его жизнь на две половины – до него. И после него. … Тишина повисла в нашей каюте, но нам казалось, что она повисла и во всём Яванском море. Генеральный явно волновался, явно заново переживал тот чудный миг, … а мы ждали. … Наконец, он, молча, поднял голову, оглядел нас, как бы приходя в себя, как бы очнувшись, и осознав, в каком он сейчас находится времени и в каком месте. … Потом, слегка встряхнув головой, он продолжил:
- «И в это утро гром поразил меня второй раз. Но поразил он меня гораздо сильнее, поразил так, что последствия от этого поражения у меня остались на всю жизнь». …
- «Ах!» – невольно вырвалось у Марины, и она сразу виновато закрыла рот ладошками. А Генеральный, не обращая на её возглас никакого внимания, всё продолжал. Но голос у него как-то сразу изменился. Он стал какой-то возвышенный, как будто он декламировал какое-то известное лирическое стихотворение. И мы разом поняли, что в этот момент он был не здесь, не с нами в подводной лодке, лежащей на грунте Яванского моря, – а там, в том давнем времени, в далёкой и солнечной Италии:

 
Беатриса

- «Передо мной сидела женщина умопомрачительной красоты. … Та, – неясный образ которой снился мне всю жизнь, о которой я мог только мечтать, не надеясь встретить её в жизни. … И вот она!» …
- «О … о … о!» – опять вырвалось у Марины, а Кузнецов в ответ строго погрозил ей пальцем.
- «Она сидела за самым ближним ко мне столиком в юбке до колен, закинув ногу за ногу. Ноги у неё были длинные, красивые, прямые оканчивались элегантным изгибом ступней в чёрных лакированных туфельках на длинном и тонком каблуке. … Нет, она не была штампованной красавицей Голливуда или красавицей с рекламных плакатов в стиле «pin-up». – Через облик её строгого лица светились три главных качества женщины, – благородство, ум и женственность. Она с интересом смотрела на меня своими умными слегка притенёнными глазами под изящным разлётом бровей, и … – тоже хлопала мне в ладоши. А какой у неё был лоб?! – О! … Высокий и чистый, – ни одной морщинки, хотя с виду она была моего возраста. Над её лбом были обычные светло-русые волосы, аккуратно расчёсанные в короткую и простую причёску с небольшим пробором. В отличие от многих женщин, у неё почти не было никаких украшений. Так – в ушах по жемчужной серёжке, и такой же маленький кулончик с жемчужинкой на шее. Никаких иных украшений в тот момент я у неё не разглядел. Лицо её было овальное, вытянутое, заострённое к подбородку. А всё остальное – нос, уши, губы – были обычными.
Необычными у неё были только глаза. Какой ум и проницательность они излучали! Это сразу стало видно, когда она сняла свои очки. – Я не мог оторвать от неё своего взора. А когда наши взгляды встретились, то я сразу опустил глаза, так как откровенно стеснялся. А она смотрела на меня открыто и просто, как смотрят, например, на статую Антонио Кановы, множество которых находилось в этом зале (Антонио Канова 1757;1822 – выдающийся итальянский скульптор-неоклассицист – прим. автора)».
В этом месте Генеральный как бы споткнулся, но тут же поправился:
- «Нет, нет, … я подобрал не тот глагол. … Она не смотрела на меня, а именно разглядывала, как разглядывают любую статую. Свои глаза от меня она не отводила, и мне приходилось только украдкой бросать на неё свои взгляды. … Да, конечно, она это сразу заметила. Но это её нисколько не смутило, казалось наоборот, моё явное смятение она воспринимала как нечто должное, положенное ей.
А в этот момент, как сквозь сон, откуда-то издалека доносились до меня хвалебные слова адмирала:
- «Его «Чёрная дыра» слилась с естественным шумом моря. Потому-то так и прозвали его подводную лодку. Мы скорее услышим звуки дельфинов, скатов, китов, но не его подводной лодки. Хотя наша страна опережает Русландию по точности изготовления деталей, – Русландия закупает у нас наши станки, но весь эффект «Чёрной дыры» заключается в её удачной конструкции. А мы, если так можно выразиться, закупили талант её Главного конструктора Николая Камароффа. Но, если русскую фамилию её конструктора перевести на итальянский язык, то получается – синьор Николя Занзаро. … Нам можно только догадываться, какой шедевр сконструирует нам синьор Занзаро, учитывая уровень нашей промышленности!» – опять раздались рукоплескания. Хлопала в ладоши и она, всё так же бесстрастно рассматривая меня. А я всё так же украдкой бросал на неё свои жгучие взгляды».
- «Извините, Николай Юрьевич, не могу больше терпеть, – это её звали Беатриса?» – и такое трогательное нетерпение светилось в глазах Марины, что Генеральный не стал её ругать за прерывание, а просто сказал:
- «Да», – и продолжил свой рассказ дальше: «Потом до меня долетели слова адмирала:
- «Передаю слово синьору Николя Занзаро», – при этом я заметил, как он как-то ехидно посмотрел сначала на меня, а потом … на эту журналистку и довольно ухмыльнулся. И я, по своей простодушности, опять не придал этому никакого значения. … Ах! Как я был не опытен! … А журналистка, – ну, теперь вы уже знаете, – её звали Беатриса, … быстро надела свои очки, достала из сумочки свой журналистский блокнот, взяла в руки авторучку и приготовилась записывать мою речь. В то время ещё не было смартфонов с встроенными в них диктофонами.
Да, конечно, я тогда понял, что влюбился в эту женщину, даже ещё не зная, как её звать».
И опять Генеральный замолчал. Потом, после некоторого раздумья, махнул рукой и сказал:
- «Чего греха таить, надо сказать прямо – я её полюбил. … Но сейчас мне надо было взять себя в руки и выступать. Ведь, как говорил мне адмирал Марино, – я представляю Министерство обороны Италии. Я последний раз бросил свой взгляд на журналистку и подошёл к микрофону. – В очках её облик приобрёл ещё какую-то солидность. Затем быстро заученно, но в расширенном формате сказал по-итальянски ту речь, которую неделю назад отрепетировал с адмиралом. Всем журналистам понравилось, как я хвалил итальянских инженеров и итальянскую промышленность. Хотя все мои конструктора из ГГК, по национальности были немцы, потомки бывших австрийцев из Триеста. Далее начались вопросы. А потом всё случилось точно так, как и предсказывал мне адмирал Альберто Марино.
Первым же вопросом, который мне был задан, одной журналисткой, но не Беатрисой, и был, – женат ли я? А когда я ответил:
- «Нет», – то в этом шикарном зале поднялся неимоверный шум. Журналисты усиленно закрутили головами, спешно обменивались новостью. Для них это была сенсация. И вывод они сразу сделали простой им привычный – этот факт надо «раскатать». … Я сразу заметил, что только на Беатрису эта новость не произвела абсолютно никакого эффекта. Всё её точёное холёное лицо, на фоне всеобщего ажиотажа, выражало одну простую мысль: «Какое мне дело, имеет ли эта статуя жену или нет». Такое её равнодушие больно кольнуло меня в сердце. … Да, я много читал в романах о муках любви. Но текст этих романов не мог довести до моего сознания ту острую физическую боль, то жгучее страдание, которую может принести настоящая любовь, … настоящая любовь», – повторил второй раз Генеральный: «… если она безответная. … Ох! Как я настрадался от этой боли! … Знали бы вы!»
- «Знаем!» – хором, не сговариваясь, ответили ему Марина и Александр.
Услышав эту реплику, Генеральный ничего не ответил, а только немного помолчал, что-то вспоминая своё, а потом продолжил:
- «А дальше всё случилось так, как и предсказывал адмирал. Меня стали зазывать в немыслимые клубы, компании, рауты, торжества и так далее. Адмирал строго посмотрел на меня и многозначительно постучал пальцем по столу. Как мы и договаривались, я от всего отказывался. А потом случилось для меня что-то совсем не понятное. – Беатриса подала адмиралу какой-то знак рукой. Адмирал понимающе ей кивнул и после этого он объявил окончание пресс-конференции. …
Постепенно, с шумом, все журналисты разошлись. Осталась в зале Беатриса, я и адмирал с переводчиком. Беатриса, наконец, встала, – и опять я мельком бросил на неё свой взгляд. Ох! Как она оказалась хороша в полный рост, – длинные красивые ноги, стройная фигура, гордый поворот головы. От её вида у меня закружилась голова. А дальше случилось то, что я совсем не ожидал. …
Она подошла ко мне, протянула мне руку для знакомства и на чистейшем русском языке представилась:
- «Беатриса Мартинелли – частный журналист».
Мне представляться было не надо. Я просто подал ей руку и сказал обычные в таких случаях слова тоже на русском языке:
- «Очень приятно».
В ответ она тут же протянула мне свою визитную карточку где был написан её домашний адрес в Риме с номером телефона, адрес её офиса и тоже с номером телефона и номер её мобильного телефона, которые, как я вам уже и говорил, тогда только, только стали появляться. Но тут в наше с Беатрисой общение вмешался адмирал и стал мне представлять Беатрису с деловой стороны:
- «Сеньорита Мартинелли – очень известная в Италии частный журналист. Кстати, сегодняшнюю пресс-конференцию с этим залом и угощениями оплатила она. Сеньорита Мартинелли специализируется на том, что берёт интервью у известных людей, а потом пишет о них статьи и очерки и продаёт их различным газетам и журналам. Так же о некоторых своих интервьюированных людей она пишет и издаёт книги. Насколько я знаю, её бизнес процветает. Именно она попросила меня познакомить Вас с нею».
Только окончил говорить адмирал, как в разговор вступила Беатриса и опять на чистом русском языке:
- «Николай Юрьевич, разрешите, я буду вашим гидом, и покажу Вам все достопримечательности Рима. В процессе такого общения я много о Вас узнаю, а потом планирую написать о Вас книгу. … Вы не против?» – и я тут же ответил ей тоже по-русски:
- «Не против».
- «Вот и хорошо. Сегодня Вы располагаете временем?»
Но в разговор опять вмешался адмирал:
- «Суббота и воскресенье у нас выходные дни. Но, если бы не Вы, то синьор Занзаро сейчас бы побежал в Министерство работать».
- «Спасибо, синьор адмирал, но мы с Главным конструктором уже договорились», – ответила она ему, но теперь уже на итальянском языке.
Адмирал с переводчиком откланялись и ушли. Мы остались вдвоём. И только теперь, до меня, наконец, дошло значение всех ехидных улыбочек адмирала.
- «А он не прост. Ох, – непрост, хотя всё время и прикидывается этаким весельчаком рубахой-парнем», – подумал я.
Но долго думать об адмирале Марино я не мог. Передо мной была женщина, которую я полюбил. Она была прекрасна! И, к тому же, – мы уже познакомились. Первое, на что у меня хватило ума, так это то, что я стал украдкой смотреть на её руки, – нет ли там обручального кольца? Оказалось, что на пальцах рук она вообще не носила никаких колец, в том числе и обручального. Это меня несколько порадовало. Конечно, Беатриса заметила, куда был направлен мой взгляд, сразу поняла его значение и незаметно ухмыльнулась. – Для неё я был слишком прост.
- «Предлагаю сразу перейти на «ты». Называй меня просто – Беатриса, а я тебя - Николя», – и всё это опять на чисто русском языке.
- «Хорошо», – односложно ответил я тоже по-русски.
- «Спасибо, Николя. … Для начала я тебе объясню, почему я свободно говорю по-русски. Дело в том, что моя мама русская. Она родилась и жила в Санкт-Петербурге и работала инженером на судостроительном заводе «Адмиралтейские верфи». А мой папа поставлял вам станки из станкостроительного завода Турина. Мои будущие родители познакомились и поженились. Мама уехала с папой в Италию и приняла итальянское гражданство. А потом родилась я. В семье у нас говорили на двух языках. Поэтому я в совершенстве знаю русский и итальянский языки. Папа хорошо знал русский язык, поэтому его и послали в Россию».
Я не знал, что ей ответить и поэтому просто кивнул головой. Надо понять то моё состояние – я просто обезумел от счастья и, не имея никакого опыта ухаживания, впал в какой-то ступор. Мысленно я уже стал строить себе планы о свадьбе и совместной жизни с Беатрисой. … Но не тут-то было!»
- «Что?! – Она была замужем?» – не вытерпела Марина.
- «Ма … ри … на … а», – осадил её муж, и она сразу осеклась. А Генеральный, как будто не заметив её нетерпеливого вопроса, продолжал рассказывать дальше от первого лица. То от лица Беатрисы, то от своего лица:
- «Николя, я предлагаю тебе осмотреть палаццо Колонна. Раз мы здесь. Я расскажу тебе о нём. А потом мы будем осматривать Колизей, Ватикан и так далее, что успеем. Ведь ты ещё долго будешь в Риме?»
- «Да, наверно, пока не закончу проектирование. А там видно будет. Всё будет зависеть от решения на саммите НАТО».
- «Хорошо, пойдём», – и мы пошли.
А какой завораживающий букет запахов испускал аромат её духов! Я не могу описать его словами. От него кружилась голова, и хотелось растерзать Беатрису в своих объятиях. Чтобы сдерживать себя мне приходилось всё время напрягаться. Особенно было тяжело, когда Беатриса приближалась ко мне. Казалось, что сейчас я себя не удержу и … . Этот запах просто лишал меня воли. …
Мы ходили по залам дворца – этого чуда барокко, а Беатриса всё рассказывала мне:
- «Палаццо Колонна на протяжении более чем двадцати поколений принадлежит знатному семейству Колонна. По некоторым данным, фамильный герб и само здание получили своё название от находящейся поблизости колонны Траяна. … Кстати, а ты знаешь, кто такой Траян?»

 
Колонна Траяна

В школе и институте я очень увлекался историей античного Рима, поэтому тут же ответил ей:
- «Это римский император. Он родился в Испании в 53 году нашей эры. Траян был профессиональным военным и пользовался большой популярностью в армии. Римские легионеры его очень любили. Император Нерва усыновил его и назначил своим преемником. В 98 году Нерва умер и императором стал Траян. Он прославился тем, что при его правлении Римская империя приобрела свои максимальные границы. Траян присоединил к Риму Дакию – современную Румынию, Армению и Месопотамию. Умер он в 117 году. Вообще о нём можно говорить очень много и долго».
- «Ты молодец».
- «Хотелось бы посмотреть на эту колонну».
- «Я тебе её обязательно покажу», – а потом она продолжила: «Вообще, история этого палаццо очень длинная. В основном им владели различные кардиналы из рода Колонна, некоторые из них впоследствии были избраны Римскими Папами. Всех имён ты всё равно не запомнишь. Само здание палаццо постоянно расширялось. А в 1649 году по воле кардинала Джироламо Колонна все отдельные здания палаццо были соединены вместе, и начался грандиозный проект по сбору коллекции предметов искусств. Собирали картины, статуи, а на потолке делали фрески. Достаточно назвать только часть тех великих мастеров, чьи произведения хранятся в залах палаццо. Это произведения Рафаэля, Тициана, Веронзе, Корреджо, Рени, Гверчино и конечно статуи Антонио Канновы».
- «Да, я уже видел их и любовался ими».
- «Что тебе больше сего понравилось?»
- «Конечно «Поцелуй Амура» и «Три грации».
- «Да, согласна, это великие произведения искусства. А как тонко надо чувствовать, чтобы так лирично в камне передать столь трепетное прекрасное чувство любви».
Когда она говорила мне о любви. Я просто сходил с ума. Чтобы сдержать себя и не растерзать её тут же, мне необходимо было за что-то ухватиться. А в палаццо Колонна — это невозможно было сделать, – ведь это был величайший музей мира. Мне приходилось до боли в суставах сжимать свои кулаки.
Потом мы вышли на улицу, и она посадила меня в свою шикарную машину ярко красного цвета марки «Альфа-Ромео». Сначала она повезла меня к колонне Траяна, которая стоит несколько в стороне от площади Венеции и напротив церкви Санта Мария ди Лоретто, а потом, не вылезая из машины, повезла меня к Колизею.
По дороге мы разговаривали, естественно, на русском языке. Наш разговор состоял в том, что Беатриса задавала мне вопросы, а я на них отвечал. Ведь она хотела обо мне написать книгу. Её интересовали – кто мои родители, состав семьи, а также о том, как я учился в школе, какие у меня были увлечения, когда и как я впервые почувствовал себя корабелом. И я ей всё рассказывал так, как и вам. Наконец мы подъехали к Колизею.
Колизей – это одно из самых значимых мест мира наряду с Эйфелевой башней в Париже и египетскими пирамидами. Мы вышли из машины, и пошли по его периметру, разглядывая само здание. Когда я смотрел на него, то трудно было поверить, что этому красивому и величественному сооружению почти две тысячи лет! Еще только через полторы тысячи лет европейцы открыли Америку, ещё цивилизация не знала бумаги, и люди писали на папирусе и пергаменте, ещё не был известен ни порох, ни компас, а столь инженерно-сложное красивое и величественное здание античные люди уже могли строить! Не верится! Фантастика!

 
Колизей

А Беатриса в этот момент рассказывала мне об истории и назначении Колизея:
- «Его начали строить при императоре Веспасиане в 72 году нашей эры, а уже в 80 году он был построен уже при императоре Тите. По тем временам это был рекорд по скорости строительства».
- «Но римляне к тому времени уже изобрели бетон», – добавил я.
- «Ты меня приятно удивляешь, Николя. Не все итальянцы это знают», – на эту похвалу я предпочёл промолчать, – мне был очень приятен её голос. Он был явно женский. Но очень чистый и звонкий, чёткий и твёрдый. Логика построения её фраз была идеальной. – Это, несомненно, было ещё одним внешним выражением её натуры, – её ума.
- «Колизей предназначался для зрелищ, как патрициев, так и плебса. … Ты знаешь, кто это такие?»
- «Да, да, конечно, продолжай».
- «Он предназначался для 50 тысяч зрителей и имел множество входов, через которые публика могла его заполнить за 15 минут, и покинуть – за пять. Всего было 80 входов, из которых только четыре были для патрициев, места которых располагались в самом нижнем ряду. Высота Колизея – 48 метров. Он имеет элипсообразную форму. Ну а о его назначении ты, наверно и сам знаешь?»

 
Художник Жан Леон Жером – Гладиаторы
 
Художник К.Д. Флавицкий – Христианские мученики в Колизее
- «Да, это мы учили в школе на уроке истории. Здесь проходили гладиаторские бои и бои с дикими животными, наподобие испанской корриды. А также здесь проходили наиболее отвратительные зрелища - растерзание живых людей дикими животными, особенно первых христиан».
- «Но это не всё. Здесь ещё проходили и соревнования на колесницах».
- «Да? … Не знал. … Расскажи».
- «Колесница представляет собой небольшую кабину, открытую сзади, где и стоит колесничий. Сама колесница имеет одну ось с двумя колёсами, в которую запряжена четвёрка лошадей, так называемая квадрига. Кабина колесницы не имела никаких рессор и устанавливалась прямо на оси, так, что езда была тряской. Суть самого соревнования – это выиграть гонку. Открывал все гонки лично император, махнув большим белым платком. Гонки проходили по периметру эллипса Колизея. Этот спорт пришёл к римлянам от древних греков. Он входил в их Олимпийские игры. Потом его переняли этруски (племя, жившее на Апеннинском полуострове ещё до образования там Римского государства – прим. автора), а уже потом и римляне. Сначала заезд гонок составлял 12 кругов, потом – 7, а затем и – 5. На концах эллипсов стояли поворотные столбы. Эти столбы надо было объезжать, сделав крутой поворот на большой скорости.
Для зрителей самой захватывающей частью гонок было прохождение поворотного столба в конце эллипса Колизея. Разворот был опасным манёвром, иногда – смертельно опасным. Представь себе, Николя, ревущие трибуны зрителей и разгорячённые азартом лица колесничих, хлещущих плёткой своих лошадей, чтобы первым подкатить к поворотному столбу и сделать поворот по наименьшему радиусу. Какое это было захватывающее зрелище!»
- «Ты так эмоционально рассказываешь, Беатриса, что я действительно это реально представляю себе», – а тем временем мы всё шли и шли вдоль Колизея. Украдкой я бросал взгляды на Беатрису. Конечно, она это видела, но, принимала эти мои страстные взгляды, как нечто должное само собой разумеющееся без всяких ответных эмоций, и только улыбалась. Я начал очень сильно страдать от её явного безразличия:
- «Неужели я являюсь для неё всего лишь очередной модной интервьюируемой личностью?» – эта мысль пугала меня и сильно жала сердце. Я откровенно страдал. Впервые в жизни испытанное мною чувство любви дало мне не восторг, а одни страдания. И никакая проза мира не могла описать то, что в тот момент чувствовал я. А она, делая вид, что не замечает моего страдания, всё говорила и говорила своим ровным бесстрастным и уверенным голосом:
- «Если соперники не успевали опрокинуть чужую колесницу до вхождения в поворот», – увлечённо продолжала рассказывать Беатриса: «то они могли протаранить или, даже, переехать её вместе с колесничим и лошадьми прямо в момент огибания столба. Рядом с трибуной императора на специальной перекладине были насажены отлитые из металла золочёные фигуры дельфинов. Прохождение каждого круга колесницами фиксировалось поворотом очередного дельфина на перекладине. Все римские императоры, начиная с Юлия Цезаря, любили зрелище гонок на колесницах. А император Нерон иногда и сам участвовал в гонках и одну гонку даже выиграл. … Потом Римская империя пала. Ещё некоторое время по инерции и традиции гонки продолжались в Византии. А с падением Византии – исчезли совсем».
- «А как вас – итальянцев учили, почему пала Римская империя?» – спросил я, хотя точный исторический ответ знал сам, но мне было интересно, – что ответит Беатриса.
- «Все империи смертны. Смертной была и Римская империя. Так нас учили. … Смотри сам: Испанская империя Филиппа ;; – пала, Шведская Карла ;;; – пала, Французская Наполеона – пала, Австрийская Габсбургов – пала, Немецкая Гогенцоллернов и Гитлера – пала, Российская Романовых – пала, Английская – сама рассыпалась после Второй мировой войны, пала и Советская империя, пала и Римская империя. Но, в отличие от всех остальных империй. Она продержалась почти тысячу лет».
А мы всё шли и шли вдоль Колизея, за разговорами, не замечая, сколько кругов мы уже одолели. Не знаю, как Беатриса, но я в тот момент не ощущал хода времени.
- «Но падение каждой из этих империй имело и свою историческую причину. Наверно и у Римской империи была какая-то своя причина?» – спросил её я.
- «Говорят, что роскошь сгубила Рим», – как-то неуверенно ответила Беатриса.
- «Ответ не полный».
- «А какой же будет полный?»
- «Хорошо, тогда слушай. – Любые крупные политические изменения в государстве, например, образование государства или его распад, или революция в государстве, когда резко меняется его политический строй, сначала происходят в головах его граждан, а уже только потом какой-либо незначительный случай используется как повод и всё в государстве переворачивается. А сам настрой мозгов людей меняет быт. Как сказал Карл Маркс: «Бытие определяет сознание» [35]. Но сознание людей меняет, не только нищая жизнь, голод и лишения, но и, наоборот – слишком сытая жизнь, когда ничего не надо делать, всё даётся тебе и так. Именно это и случилось с Римом. Но вопрос заключается в том – почему это случилось? Ответ на этот вопрос и является корнем того, почему пала столь с виду могущественная империя – как Римская».
- «О! Боже, Николя! … Ну, до чего же ты умный! Только за то, что ты так ставишь вопрос. Я с интересом слушаю тебя дальше».
Сколько мы к тому времени прошли кругов вокруг Колизея – не знаю, не считал:
- «Римская империя при императоре Траяне расширилась до предела своих естественных географических границ. Дальше она уже расширяться не могла. … Смотри сама: на западе её ограничивал Атлантический океан, на юге – пустыня Сахара, на севере – непроходимая тайга с живущими там варварами – полудикими германскими племенами. Завоевать их было можно, только взять с них было нечего – беднота. На востоке была Парфия или, как её ещё называют – Персия. Турок в то время там ещё не было. Да, римляне периодически били персов, но то они снова подымали оружие, то на востоке разражалась страшная эпидемия чумы. Лезть туда дальше было не к чему. Таким образом, завоевательные войны прекратились. Легионеров в массовом порядке стали демобилизовывать. А когда они вернулись в свои деревни, то оказалось, что их жёны продали их землю за долги, и жить им стало не на что. Так как дешёвая и качественная египетская пшеница убила всё сельское хозяйство Рима, и оно стало не рентабельным. Тогда семьи бывших легионеров перебрались в Рим, так как там платили по безработице. И платили, надо сказать, – очень хорошо. А фабрик и заводов в городах империи тогда не было. И получилось, что, с одной стороны, не шее у Римской империи висели миллионы безработных, которых надо было кормить и развлекать, а с другой стороны – из-за прекращения завоевательных войн резко уменьшался приток рабов. И, как неизбежное следствие, рабский труд стал дорог, а вместе с этим подорожало и всё остальное. Многие хозяйства, основанные на рабском труде, стали разоряться. Налоги брать стало не с кого, а безработных корми и армию содержи. Кроме того, разврат людей кормёжкой за безработицу привёл к тому, что безработные в третьем и четвёртом поколениях уже не хотели ни работать, ни служить в армии. В армию стали брать вандалов, то есть дикарей. Да и те служить не хотели. В армии развилось дезертирство. Дело дошло до того, что легионеров стали клеймить как рабов. Боеспособность такой армии стала нулевая. А это, как цепная реакция, привело к тому, что от империи стали отделяться одна провинция за другой. И кончилось всё тем, что вандалы-германцы вошли в Рим и империя пала».
- «Николя, мне перед тобой стыдно, … ты знаешь историю Рима лучше меня – итальянки».
- «Но ты же наполовину русская».
- «Да, но я там никогда не жила».
Тут в голову мне стукнула шальная мысль, – ободренный похвалой Беатрисы, я решил сделать ей предложение и стал выбирать момент, когда это лучше сделать. Но в этом моём намерении Беатриса мне помешала, причём помешала очень жестоко».
- «Ах!» – вырвалось у Марины.
Александр сразу приложил свой палец к губам, давая Марине знак – не прерывать Генерального. Она молча осеклась, а Генеральный конструктор слегка снисходительно глянул на Марину и продолжил:
- «Ах! Тогда сказала мне Беатриса», – начал Генеральный:
- «Николя, смотри, уже наступили сумерки, скоро совсем стемнеет. Ты, наверно, проголодался. Я должна тебя накормить. Поедем, я свезу тебя в одно укромное римское кафе. Там мы посидим, покушаем, а ты мне дальше будешь рассказывать о своей жизни».
- «Тьфу! … Сорвалось!» – с откровенной горечью подумал я: «У неё настрой не серьёзный», – а вслух сказал: «Только, чур, плачу я».
- «Ты с ума сошёл! Николя, ты даже не представляешь себе, как в Риме дорога еда. Тебя, наверно, в Министерстве обороны кормят бесплатно, а твои командировочные деньги – это гроши. Ты просто живёшь где-то там – на небесах, в абсолютно другом мире», – для убедительности она ткнула рукой в небо и сразу продолжила: «Но лучше тебе на землю и не спускаться, – она не для тебя. Ты тут пропадёшь».
- «Почему, у меня вообще-то есть десять долларов».
- «Да ты на них даже и пиццу не купишь!»
Я откровенно растерялся. Да, действительно, я реальной жизни не знал. Меня везде кормили, давали неплохое жильё, – от меня требовалось только одно – работа. К тому же я никогда не ухаживал за девушками, опыта по этой части не имел никакого, то есть был полный девственник, а тут сразу решил ухаживать за опытной светской дамой. В своих глазах я выглядел жалко, да ещё надумал делать ей предложение!
- «Слушай, Николя, … я тебя по-человечески прекрасно понимаю, – ты хочешь выглядеть передо мной кавалером? … Не так ли?» – я молча кивнул головой, а она стала меня утешать.
От стыда я опустил голову, а она всё говорила:
- «Я на тебе планирую заработать очень большие деньги. Почему я не могу часть из этих денег потратить на тебя же самого?» – я молчал, а Беатриса, тем временем, взяла всю инициативу на себя. … Она схватила меня за руку и силой повела к своей машине. … Ах! Как это было сладко, – ощущать тепло её руки и … – этот волшебный, сводящий с ума запах её духов, кружащий мне голову. Я подчинился. По пути она стала меня воспитывать:
- «Как ты думаешь, Николя, это было дёшево, – снять такой зал в палаццо Колонна, расставить там столы, стулья, закуски, шампанское и всё прочее?»
- «Думаю, что не дёшево».
- «Это всё сделала я. А твой адмирал мне в этом помог административно. Я ведь уже на тебе заработала».
- «Это как же?»
- «А так – за аккредитацию на твоей пресс-конференции журналистам надо было заплатить мне, как организатору».
- «А … а … а».
- «Поэтому, считай, что это ты меня сейчас будешь кормить в кафе», – потом, она немного помолчала, … видно собиралась с мыслями ещё как-то более эффективно преподнести мне, какой я кавалер и, наконец, добавила: «Причём кормить ты меня будешь много, вкусно и дорого».
Ну, что мне после такого напора было делать? – Я просто молчал. Мы сели в машину, и она повезла меня по самым красивым местам вечернего Рима.  Особенно мне  запомнился  вид,  на собор  Святого Петра,

 
Вид на собор Святого Петра в Риме

когда мы ехали по какому-то мосту через Тибр. Это очень красивый величественный храм, прославляющий католическую церковь. На фоне вечернего неба Рима его искусственно подсвеченный гигантский купол смотрелся потрясающе. … Да, правду говорят, что Рим великий вечный город.
Потом она привезла меня в одно невероятно укромное и уютное кафе на самом берегу Тибра. Наш одинокий столик располагался у самой воды под тентом. Уже наступила вечерняя тьма, взошла Луна, на улицах и в окнах домов зажглись первые огни, от близкой воды тянуло свежестью. Понимая, что я совершенно не разбираюсь в итальянской кухне, она предложила ей самой выбрать для меня еду. Я, конечно, согласился. Так вкусно я не ел никогда в жизни. До сих пор помню, что она мне заказала:
- на закуску – креветки с соусом Свит-Чили;
- на первое – суп Том-ям и фокаччо с песто;
- на второе – стейк Мачете.
Но что меня больше всего потрясло – так это, конечно, Лимончелло. Беатриса заказала одну бутылку. Это итальянское чудо! Лимончелло – это итальянский ликёр. Он просто взрывается во рту свежестью тысяч лимонов и дарит невероятное наслаждение. Можно сказать, что с тех пор я прямо стал наркоманом Лимончелло. Когда есть возможность, я всегда его пью, … да простит мне Илья Владимирович такую мою слабость», – и Генеральный лукаво посмотрел на Мечникова. Сам Мечников решил скромно промолчать.
- «Сколько стоила вся еда, – я понятия не имею, но очень всем рекомендую итальянскую кухню. … В процессе еды Беатриса расспрашивала меня о моих студенческих годах. Ну, и я ей рассказывал всё то, что и вам. О моих взаимоотношениях с девушками она и не спрашивала, так как сразу поняла, что там не о чём и спрашивать. Потом заиграла музыка, и начались танцы. Танцевать я совсем не умел. А дальше случилось ужасное …».
- «Ой!» – опять не удержалась и непроизвольно выкрикнула Марина. Александр не успел её одёрнуть, и она сразу выпалила дальше: «Это что, то смертельно опасное, о чём Вы уже и говорили?!»
- «Нет, Марина Юрьевна, … это ещё будет потом. А пока это ужасное было только для меня».
- «Извините, Николай Юрьевич, не удержалась, извините, продолжайте».
- «Мы стали танцевать», – продолжил Генеральный: «Пока были быстрые танцы, я как-то пытался двигаться под музыку. И это было нормально. Другие танцевали не лучше. А потом заиграл блюз. Это очень медленный танец, когда пары соединяются вместе и чувствуют тело друг друга. Я подошёл к Беатрисе и обнял её. … Увидев близко перед собой её лицо, ощутив тепло её тела и умопомрачительный запах её духов, я не выдержал, все тормоза во мне отключились, и я попытался крепче прижать её к себе. … Но её железные руки этого не позволили, они жёстко упёрлись мне в грудь и тихим просящим голосом она сказала:
- «Николя, … прошу тебя, … я всё вижу, … не надо», – в этот момент я уже хотел сделать ей предложение, как она тихо, тихо, виновато опустив глаза, сказала:
- «Я обручена и через три месяца у меня будет свадьба. … Не надо, … Николя». …
- «О … о … о», – сочувственно протянула Марина, но Генеральный продолжал:
- «Лучше бы я никогда не родился на свет, чтобы только не испытать это мгновение. … Перед глазами у меня всё разом потемнело, я перестал соображать, где я нахожусь, в сердце мне как будто вонзили острый кинжал. Боль была дикая. Я закачался и застонал».
- «Николя, тебе плохо?» – с тревогой в голосе спросила Беатриса, заглядывая мне в глаза. Мне было трудно дышать, ноги подкашивались. Она повела меня к нашему столику. Правой рукой я схватился, … нет, не за сердце, а за душу – она у нас вот здесь, посередине», – и Генеральный показал это место на груди прямо под шеей.
- «Да, … мне плохо, … мне очень плохо. … Свези меня в посольство, … пожалуйста. …».
Ни один любовный роман в мире ещё даже приблизительно не описал тех мук любви, которые выпали на мою долю. … Вы всё равно этого не поймёте, – это надо пережить самому».
- «Неправда, Николай Юрьевич», – теперь уже не удержался Александр: «и на мою долю это выпало, … только виноват в этом был я сам».
- «Саша, … не надо об этом вспоминать. Это только наше с тобой».
- «Извини», – Александр нежно погладил руку жены и снова добавил: «Извини».
- «Продолжайте дальше, Николай Юрьевич», – спокойно сказала Марина.
- «Как Беатриса расплачивалась, каким путём она везла меня в посольство, – я не помню. Глаза мои смотрели и ничего не видели. Беатриса не задавала мне никаких вопросов. Она всё понимала. А я понимал, что винить её мне не в чем. Жалко было только себя, своей жизни, которая мне теперь уже была не нужна. Ощущать жизнь, своё сознание и понимать, что в нём уже никогда не будет Беатрисы – было невыносимо. Избавиться от этой жуткой боли, от пустоты будущей жизни можно было только одним способом – это отринуть свою жизнь».
- «О ужас! Уже первый час ночи! А вы ещё не в постелях!» – опомнился Мечников: «Всё, Николай Юрьевич, на сегодня хватит, завтра продолжите. Я головой отвечаю за ваше здоровье».
- «Такого как Вы, Илья Владимирович, в Германии, наверно, бы за жестокость из гестапо выгнали», – в сердцах выпалила Марина: «Надо же, … остановить такой рассказ на самом интересном месте. … А как я теперь, по-вашему, спать буду? … О моём сердце Вы совершенно не заботитесь».
- «Я могу дать Вам димедрол».
- «Самый лучший для меня димедрол – это продолжение рассказа Николая Юрьевича».
- «Марина Юрьевна», – сказал Генеральный: «Не гневайтесь на Илью Владимировича, – он честно исполняет свой долг. Успокойтесь и усните, а завтра я продолжу свой рассказ».
- «Я ведь женщина, Николай Юрьевич, и у меня есть свои эмоции. А так разумом, я всё понимаю. Мы с мужем по гроб-жизни должны быть благодарны Илье Владимировичу. Он нас вытащил с того света».
- «Всё, всё, всё – все ложитесь спать», – уже совсем шёпотом сказал Мечников: «А мне ещё надо проверить качество продуктов, которые мичман Голубев завтра будет раздавать экипажу», – и он тихо вышел из своей каюты, закрыв за собой дверь.
3.2.5 На грунте.
Четвёртый рассказ Генерального конструктора
   
Эпиграф
«Разумные люди приспособляются к миру, неразумные – приспособляют его к себе. Поэтому, прогресс зависит только от неразумных» [36].

 
Английский драматург Джорж Бернард Шоу, лауреат Нобелевской премии 1856;1950

  Человек привыкает ко всему, – всему хорошему и всему плохому. Так устроена его психика. К хорошему человек привыкает быстро, – привыкает и к плохому, – если ему некуда деваться. И, в этом случае, ему начинает казаться, что так было всегда. А то хорошее – ему или приснилось, или было с кем-то другим, но не с ним. Иными словами – это что-то далёкое, прекрасное, – но не для меня. Так вспоминают подводники внешний мир, когда уже третий месяц их лодка даже ни разу не всплывала. А если их лодка ещё идёт и подо льдами, когда единственная надежда на спасение от любой аварии – это немедленное всплытие, – у них нет?! – Что тогда?!
– Тогда не у всех психика привыкает к осознанию этого. Как и всё в жизни – психика человека тоже имеет свой предел. Перейдя этот предел психики, – человек сходит с ума.
Сейчас экипаж «Ады» находился в ещё более тяжёлых условиях. Да, над ними не было льдов. Но было ещё хуже – наверху был враг. – Враг жестокий, безжалостный и наглый, не считающийся ни с какими международными законами, если ущемлены его интересы. Наверху их ждала смерть, даже не плен, – врагу надо было скрыть все следы своего преступления – кражи живых людей. …
Понимали ли это подводники «Ады»? – Да, конечно понимали. И, терпя холод и голод, они стойко держались и бдительно несли свои вахты. Подводники понимали, что находятся на борту самого совершенного корабля, что у них самый лучший командир из всего дизельного подводного флота, что он избрал самую лучшую тактику в этой ситуации. И, – самое главное, – у них на борту был сам Генеральный конструктор этой лодки, который поможет командиру использовать все технические возможности этого уникального корабля. Поэтому они верили в победу. В выполнение персонального приказа НГШ и главкома. Вера их была непоколебима и, как следствие этого, ни у одного члена экипажа не было никаких признаков того, что у кого-то его психика подходит к пределу.
Наверно, лучше всех это положение переносила Марина. За свою небольшую совместную жизнь с Сашей она сумела столько перенести смертельных опасностей, что их с лихвой хватило бы на роту. А сейчас ей надо было только одно – быть рядом с мужем. За это счастье быть рядом со своим Сашей, она была готова на любые невзгоды, страдания и опасности. Но, напереживавшись вволю сама, она очень чутко сопереживала страданиям других людей. Поэтому те труднопереносимые любовные страдания, которые выпали на долю Генерального конструктора, она воспринимала как свои собственные. И, на уровне подсознания, ей казалось, что чем быстрее Генеральный доскажет свою историю до счастливого конца, тем быстрее он освободится от жутких воспоминаний о своих страданиях. Даже задним числом ей было жалко его.
Когда Комаров утром вошёл в каюту врача на завтрак и поздоровался со всеми, то Марина его сразу спросила:
- «Николай Юрьевич, считается, что Иисус Христос взял на себя все страдания за всех людей на Земле. Я, конечно, не Иисус Христос. Но мне кажется, что, выслушав Вас, я смогу хоть частично взять на себя ваши страдания молодости, воспоминания о которых до сих пор доставляют Вам такую боль».
- «Спасибо, Марина Юрьевна. Вы очень чуткая тонко чувствующая женщина. … Я это вижу, и на все ваши эмоциональные прерывания моего рассказа ничуть не обижаюсь», – говоря это, он с аппетитом стал есть свою порцию творога, политого мёдом.
Когда они закончили свой завтрак, и Марина всё убрала, в каюту вошёл начальник медицинской службы капитан Мечников. Он вежливо поздоровался с Генеральным, и Марина тут же сказала:
- «Ну вот, все в сборе, можете начинать, Николай Юрьевич».
- «Я только что из центрального», – сказал Илья Владимирович: «… пошли вторые сутки, как нас оставили в покое».
- «Это хорошо», – добавил Кузнецов.
- «Сейчас в центральном все гадают, – когда командир решится на всплытие», – продолжил начмед.
- «Как минимум, надо подождать ещё пару дней», – сказал Генеральный, но Марина поняла его реплику по-своему:
- «Правильно, Николай Юрьевич, за это время Вы успеете досказать нам свою историю. А то потом Вы всё время будите рядом с командиром в центральном и Вам будет не до нас».
- «Ну, Вы и мёртвого уговорите», – пошутил Генеральный.
Затем Марина с Мечниковым перевернули Александра на живот, и Марина стала массировать ему спину, а Генеральный продолжил свой рассказ:
- «В тот вечер я мало чего соображал. От жуткой душевной боли я не помнил, как вышел из машины Беатрисы. При расставании Беатриса мне что-то говорила, но я ничего не понимал, –  боль заглушала всё. Не помню, как я дошёл до своей комнаты во флигеле посольства. Не зажигая свет, и не раздеваясь, я упал на свою кровать. Надо было спать, но боль не давала. Душевная боль, – это такая боль, когда болит всё, – все органы, мозг, сердце, – все клеточки моего тела. Против такой боли нет обезболивающих препаратов. Избавиться от неё можно только вместе со своей жизнью. Да, в тот момент, наедине, когда я ясно осознал, что эта ситуация никогда не изменится, – мне не хотелось жить. Ощущение жизни, своего существования, приносило мне только страдание – страдание жуткое, неслыханное! Но мысль о самоубийстве я отверг сразу. Даже в этих жутких мучениях убивающей меня душевной боли, я ставил свой долг превыше всего. Как же! Ведь на меня сейчас смотрят сразу два государства. Одно ждёт от меня шедевра подводного кораблестроения, – другое – денег и славы. А я что, – плюну на всех, – чтобы так трусливо скрыться от своей личной боли, до которой никому нет дела?! – Нет! Нет! Нет! – Надо собрать волю в кулак и заставить себя жить! – Жить! Жить! Жить! – Жить, во что быто ни стало! … Забыть себя, свою плоть, свои интересы и продолжать делать своё дело.
От этих мыслей я немного успокоился. Но сон всё равно не шел, и я тупо смотрел в окно. И холодная Луна своим холодным светом, заливала моё лицо и всю комнату. … Вот так же и мне надо было заморозить свою душу. … Я продолжал лежать с закрытыми глазами, – но сон всё не шёл. Слишком сильно был возбуждён мой мозг. В нём всё взорвалось. Масса сегодняшних воспоминаний пролетела у меня перед глазами: палаццо Колонна, адмирал, пресс-конференция, потрясение от встречи Беатрисы, экскурсия по дворцу, колонна Траяна, Колизей, гладиаторские бои, мученическая смерть первых христиан, гонки на колесницах, римские императоры … . Но мой организм оказался мудрее меня, и я незаметно для себя заснул. Но сон мой был тревожный, нездоровый с массой сновидений, и все – как наяву, когда ты во сне живёшь так же реально отчётливо, как и каждый день. То я увидел себя римским центурионом (центурион – офицерский чин в античной римской армии, примерно равный нынешнему командиру роты, но совсем с другой организационной структурой – прим. автора), стоящим во главе своих легионеров.
То я нахожусь в атриуме (парадная гостиная в жилище знатных патрициев Рима, куда свет проникал через открытый потолок, под которым находился небольшой декоративный бассейн – прим. автора) приёмной римского императора и жду выхода самого императора, в свите которого должна появиться Беатриса в качестве его любовницы.
 
Первое сновидение Комарова – центурион

 
Второе сновидение Комарова – атриум

То я увидел себя колесничим, бешено настёгивающих своих лошадей на гонках. Моя колесница на громадной скорости проносилась мимо трибуны, где стоял император в синей тунике, надетой поверх белой рубахи. А рядом с ним в жёлтом платье стояла Беатриса и беззаботно смеялась над моими усилиями – ей было весело. Она бросала страстные взгляды на императора, не обращая никакого внимания на меня. Я для неё был так – один из многих. И, чтобы она обратила на меня внимание, мне надо было, во что бы то ни стало победить в гонке.
 
Третье сновидение Комарова – колесничий

Около полудня воскресенья я проснулся. И сразу осознал весь ужас своей личной жизни. Этот ужас тут же придавил меня. Но тут же я осознал и другое, – что вопреки всему надо жить, – жить ради одного дела, которое я делаю лучше других. Я быстро встал, принял душ, переоделся, сходил в столовую посольства позавтракать. От удручённого состояния аппетита совсем не было. Но я заставил себя съесть пол стакана сметаны с чёрным хлебом. Больше ничего не хотелось. Силой воли я заставил себя жить. … Я решил больше с Беатрисой не общаться, никакие интервью ей не давать. Пусть пишет свою книгу как хочет. И как заклинание подбадривал себя, всё время мысленно повторяя:
- «Никаких с ней общений! … Никаких с ней общений! … Никаких с ней общений!» – и сам себе про себя ставил условие: «Будь мужчиной! … Будь мужчиной! … Будь мужчиной!»
Потом я решил поработать с чертежами и схемами, которые взял с собой на выходные. Мне казалось, что это меня отвлечёт. А в голове всё стучало:
- «Никаких с ней общений! … Будь мужчиной!»
Мне не понравилась разработанная конструкторами схема смазки дизель-генератора. Рассматривая эту схему, я интуитивно почувствовал, что конструктора Финкантьери наставили в ней много лишних клапанов, без которых можно было обойтись. Но над этой схемой надо было подумать. – Это первое, что я взял себе поработать на выходные. … И снова автоматически застучало в мозгу:
- «Никаких с ней общений! … Будь мужчиной!»
Второе, над чем я хотел поработать в выходные, это была схема ВСД (воздуха среднего давления) системы пневмоуправления всеми клапанами ракето-торпедного комплекса. Здесь очень важно было разобраться, – где они подключились к общекорабельной схеме ВСД и предусмотрели ли резерв?
Сначала я развернул схему системы смазки дизель-генератора, как у меня в мозгу сразу опять затараторило:
- «Никаких с ней общений! … Будь мужчиной!»
Я боднул головой, как бы отбрасывая эту навязчивую мысль, но как раз в этот момент у меня на письменном столе зазвонил телефон. Я снял трубку:
- «Пронто», – сказал я по-итальянски, что соответствует нашему – «алло». В ответ мне на чистейшем русском языке:
- «Привет Николя! Я жду тебя у главного входа в посольство».
- «Привет. Сейчас выйду», – ответил я и спешно положил трубку.
- «О … о … о!» – не выдержала напряжения рассказа Марина.
Генеральный только улыбнулся и, не останавливаясь, продолжил:
- «Беатриса, как и обещала, после всех встреч со мной, выпустила книгу, которую так и назвала «Мои встречи с Главным конструктором», так как тогда моё звание было именно такое. Книга стала подлинным бестселлером в Италии и она, наверно, хорошо на ней заработала. Эту книгу я зачитал до дыр и, поэтому, почти полностью помню её наизусть. Если не возражаете, то для большей выразительности дальше я начну рассказывать свою историю глазами Беатрисы по её книге».
- «Николай Юрьевич, Вы уже и так давно всё рассказываете нам в лицах, не замечая этого. … Вы настоящий артист», – сказала Марина.
- «Быть артистом – это одно из обязательных качеств Генерального конструктора. Без этого мне никак нельзя. Ведь мне приходится общаться с сотнями людей разных служебных должностей из разных организаций с разными характерами. Чтобы добиться общего успеха, с одними надо быть ласковым и тактичным, с другими – жёстким и требовательным, а бывают и такие, которые понимают только угрозы. Поэтому я всё время меняюсь – иначе нельзя», – развёл руками Генеральный.
- «Николай Юрьевич, продолжайте рассказывать», – остановила его Марина, видя, что разговор пошёл не туда.
- «Хорошо, – начну со слов Беатрисы», – при этом Генеральный опять как-то странно тяжело вздохнул, видимо вспоминая самые тяжёлые драматические моменты своей не простой жизни:
- «Со своими клиентами – мужчинами. Я всегда использовала элемент лёгкого флирта. Это вынуждало клиентов полнее раскрыться передо мной, выворачивая наизнанку скрытые стороны их души. Этим же приёмом я решила воспользоваться и с Главным конструктором Комаровым. Но это оказалось моей ошибкой. Как выяснилось, он был абсолютно другой человек. Это на него подействовало не так, как я рассчитывала. Я заигралась с ним и доставила ему большое страдание.

 
Картина – Кафе на берегу Тибра

Когда в небольшом кафе на берегу Тибра в процессе медленного танца я сказала ему, что обручена, то с ним стало так плохо, что я испугалась. Он как-то сразу сник, почернел, шумно задышал, пытаясь протолкнуть воздух в лёгкие, и стал правой рукой хвататься за стену, чтобы не упасть. Я быстро расплатилась с официантом, посадила его в машину, и хотела было уже везти его в посольство, как вдруг подошёл ко мне какой-то бродячий художник и предложил мне купить у него картину, как мы сидим за этим столиком у воды в этом кафе. Я сунула ему тысячу лир, взяла картину и сразу уехала. В дороге он молчал, прислонившись головой к стеклу окна машины. Глаза его были открыты. Но я ясно видела, что он ничего не видит, ничего не замечает, – он смотрел вглубь себя, переживая страшную боль.
О! Как я ругала себя за своё столь фривольное поведение! Мне было так искренне его жаль, что стала страдать и я. Прощаться с ним было бесполезно, – он уже был в каком-то другом мире, не замечая ничего вокруг. Когда я высадила его и поехала к себе домой, то, сначала, мне это показалось предательством – я довела его до нечеловеческого состояния и бросила. … А вдруг он что-то сделает с собой?! … Но, трезво подумав, я поняла – с такими людьми этого не бывает, – они сделаны из другого теста. … Когда я входила в свою квартиру, то вспомнила, что сегодня я обещала Франческо вместе поужинать …».
- «Николай Юрьевич, а кто такой Франческо?» – спросила Марина.
- «Это был её жених».
- «А … а … а», – и, не останавливаясь, Генеральный продолжил дальше свой рассказ от лица Беатрисы:
- «Но мне сейчас было не до Франческо. Я всё думала о Николя. … Как он сейчас там один у себя в посольстве? Потом я быстро разделась и легла в постель. Но сон не шёл. Я всё думала о Николя. … Когда он предложил свести меня в кафе, имея в кармане всего десять долларов. Я сразу поняла, что этот человек живёт в другом, каком-то своём придуманном им мире. … Нет, он не лох. … Он просто живёт на другой планете, где всё не так как в нашем жадном, уродливом мире. Он живёт в мире, где все люди честные, открытые, добрые, трудолюбивые и, полностью отдаются своему делу. И все они необычайно счастливы. Но нам, живущим в этом грешном продажном обществе никогда не понять этого их счастья. Этим людям не надо спускаться на землю, – она их только разочарует, или, как в случае с Николя – причинит боль и страдание. … А ведь он гений – он делает то, что не может сделать никто. Да, он внешне похож на всех, но на него не похож никто. … Стоп! Стоп! Стоп! … Кто же это сказал? … Кто? … Ба! Да это же Бальзак! … Но тут я вспомнила ещё одну, на мой взгляд, более сильную цитату Бернарда Шоу. Я вскочила с постели, быстро нашла в своей домашней библиотеке томик с афоризмами великих людей, и в нём так же быстро нашла эту цитату: «Разумные люди приспособляются к миру, неразумные – приспособляют его к себе. Поэтому, прогресс зависит только от неразумных» [36] (см. цитату эпиграфа к главе).
Вот оно! Как точно и ясно сказано! … Такие как Франческо, приспособляются к миру, такие как Николя – его двигают …».
- «А кто он сам-то такой, этот Франческо?» – опять спросила Марина.
- «О нём впереди ещё будет очень много сказано. Но на данном этапе рассказа – это владелец очень крупной туристической фирмы из Палермо. Человек исключительно богатый. В Риме у него был свой офис».
- «Хорошо, понятно, продолжайте», – удовлетворённо сказала Марина.
После такого вынужденного сбоя в повествовании Генеральному потребовалось ещё пол минуты, чтобы снова войти в образ Беатрисы:
- «Между Франческо и Николя – пропасть. Николя для Франческо, всё равно, что инопланетянин – он никогда не поймёт его мыслей, стремлений, идеалов. … Осознав всё это, мне стало не то неприятно, не то стыдно, что я так грубо, так легкомысленно, так эгоистично причинила страдания Николя. … Счастлива будет та девушка, которая выйдет за него замуж. Посвятить свою жизнь такому человеку – это дано не каждой девушке. …Ведь у каждого великого мужчины обязательно будет и великая женщина. … Как жаль, но это буду не я. С этой печальной мыслью и с томиком афоризмов в руках я, наконец, уснула. …
Когда я проснулась, то уже был десятый час утра. И первой моей естественно возникшей мыслью – была мысль о Николя. Как он там? Как у него прошла эта ночь? … Потом, … когда я полностью проснулась, заговорило и внутреннее чувство долга:
- «O! Mamma mia! (моя мама – перевод с итальянского). Я же совсем забыла об обязательствах перед Франческо! … Он ведь, наверно, ждал меня весь вчерашний вечер, ждёт и сейчас!»
Но в то утро, я ещё не отдавала себе отчёт, что меня влечёт к Николя, а Франческо здесь – досадная помеха. … Я ещё сама не разобралась в своих чувствах. Но чувство долга и обязательства взяло верх, и я позвонила Франческо:
- «Привет, милый».
- «Привет. Я ждал тебя вчера весь вечер. Что случилось?»
- «Ты знаешь, я напала на золотую жилу».
- «Да … а? … Что за жила?»
- «Очень интересный клиент».
- «Кто он?»
- «Приеду – расскажу. У меня и сегодня намечена с ним встреча».
- «Приезжай, жду».
- «Я только встала. Вчера работала допоздна. Сейчас приведу себя в порядок и через час буду у тебя в офисе».
- «Жду. Позавтракаем вместе».
- «Целую».
- «И я тебя тоже целую».
Да, с Франческо надо было разговаривать только цинично. Других разговоров он просто не понимал, и, более того – их презирал. Целью жизни любого человека он считал только одно – нажива. И все разговоры, все действия людей, как он видел, – в конечном счете, ведут к этой цели. Всё остальное, не относящееся к наживе, он называл одним обобщающим презренным словом – лирика. И лирику он воспринимал только в тех границах, которые могут оплачивать люди дела, то есть люди наживы, для получения какого-то своего удовольствия. Лирика сама по себе, вне услащения жизни людей дела, называлась – глупостью. Люди, занимающиеся глупостью, по его понятиям, были лишние люди. Так он смотрел на мир, с такой внутренней идеологией он стал баснословно богат.
Через час, нарядно одетая и накрашенная, Беатриса уже была в офисе Франческо на Виа Винсендо Беллини – 22 на 19 этаже».
В этом месте рассказа Генеральный конструктор остановился и как-то виновато посмотрел на своих слушателей:
- «Как выглядит этот Франческо, – я не знаю. Сам я его не видел. Беатриса в своей книге его внешность не описывает. Поэтому могу только передать вам те несколько слов, о нём, которые сам услышал от Беатрисы. – Он был высокий, стройный, мускулистый – настоящий мачо. Волосы у него были тёмные, как почти у всех сицилийцев, черты лица правильные классические, или, как у них принято говорить – римский профиль. … Итак, снова продолжаю цитировать книгу Беатрисы:
- «Мы привычно поцеловались и решили спуститься на первый этаж в ресторан Пеперони позавтракать. Я заказала себе Моцарелло с томатами в соусе Песто, а на десерт – Профитроль с ванильным кремом. Мы стали разговаривать, то есть обмениваться новостями. Франческо считал, что главные новости могут быть только у него. Мои журналистские занятия он считал так, … что-то вроде мелкого хобби или баловства. Мне, как его будущей жене, это совершенно не требовалось. До меня у него было много женщин. Но эти женщины были для него не серьёзны, – так, для развлечения. Ему требовалась официальная жена, с которой он мог бы появиться в обществе своего круга. Она должна быть красивая, образованная, могущая поддержать любой светский разговор. Я идеально подходила на эту роль. Он умел красиво ухаживать, был хорош собой и очень богат.
- «Представляешь, я вчера подписал контракт с норвежской тур. фирмой. Сумма контракта с шестью нулями и в долларах! А?! … Каково?!» – при этом лицо его было очень самодовольно, – он просто сиял.
Конечно, мне следовало удивиться и восторгаться его коммерческими способностями. Я изобразила и то, и другое. Затем он спросил:
- «А что у тебя за «золотая жила»?»
Я ему объяснила.
- «У него своя фирма?»
- «Нет, он Главный конструктор из русландского конструкторского бюро».
- «Ого! … Я представляю себе, как наживается на его мозгах это КБ! … Да, я слышал, что он сделал какую-то чудо подводную лодку. У него есть имя и реклама. Ему надо открывать свою фирму. Он может быть сказочно богат».
- «У него другая цель в жизни».
- «Какая?»
- «Проектируя свои подводные лодки. Он получает фантастическое удовольствие от процесса своего труда и от его результатов. Нет в мире магазинов, где можно было бы купить такое удовольствие».
- «Ерунда, – за деньги можно купить всё».
- «Нет, мой милый, – не всё».
На эту мою реплику он усмехнулся и стал мне объяснять, как я заблуждаюсь. Кончил он словами:
- «Ты, наверно, начиталась красных книжек».
Он просто физически не мог представить себе другую систему ценностей, чем ту, в которой он жил. Пытаться его переубедить – было абсолютно бесполезно. … Я ему ответила:
- «И красных тоже», – и тут же решила перевести разговор на другую тему:
- «Скажи, ты знаешь, почему пала Римская империя?» – этим вопросом я хотела сравнить его кругозор и эрудицию с кругозором и эрудицией Николя.
- «Мне не интересно, почему пала Римская империя. А сам Рим я рассматриваю, как место, откуда можно качать баснословные деньги с туристов на его достопримечательностях. А факт падения Римской империи, если его как следует обыграть, может только увеличить поток туристов. Мы ещё мало качаем с них деньги».
Эту фразу он сказал с какой-то злостью и презрением в голосе. Но потом его лицо опять приняло благодушное самодовольное выражение, и он продолжил:
- «Туристам уже изрядно приелись наземные достопримечательности. Они требуют экзотики, причём экзотики необычной, зрелищной. Ты же знаешь, что пару лет назад я приобрёл в Палермо целую флотилию прогулочных подводных лодок. Туристы просто млеют от удовольствия, когда видят развалины ушедших под воду древних городов, затонувшие старинные суда. На эти зрелища они выкладывают любые деньги – вот где настоящая «золотая жила».
Далее у него опять пошёл сплошной цинизм. Мне это изрядно надоело. Надо было спешить к Николя. Мучила совесть – ведь я не очень хорошо с ним поступила. Ну, зачем сразу перешла на «ты», так резко сократив дистанцию? Зачем сразу не сказала ему, что у меня есть жених, когда ясно увидела, что он полный девственник и влюбился в меня? Зачем повезла его в кафе, где надо было танцевать? … Правда, я сама себя пыталась обелить – ну откуда я могла знать, что он так всё воспримет? Другие мужчины в этом случае про себя сказали бы: «Эх! Сорвалось!». … Но всё дело в том, что он не такой как все. … И опять на ум полезла избитая классическая фраза Бальзака: «Он похож на всех, а на него не похож никто». …
А в этот момент Франческо всё что-то говорил и говорил. Он говорил о том, как он лихо договорился с Технической морской инспекцией в Палермо, сунув им деньги. Они требовали произвести положенный по регламенту доковый ремонт его прогулочных подводных лодок, – а это очень большие расходы. … Последние его слова, которые Франческо произносил логически значимым голосом, были такие:
- «За деньги они расписались в формулярах лодок о переносе их докового ремонта ещё на год. А там видно будет. Я выжму из этих лодок всё. … Да, конечно, они сильно изношены, но мне дешевле будет купить новые, чем ремонтировать старые».
Свой завтрак мы доели и распрощались. Он поднялся к себе в офис, а я поехала к Николя.
Когда Николя вышел ко мне, то в первый момент я даже не узнала его. За прошедшую ночь он очень сильно похудел.
- «Боже! … Я этого не хотела! … Прости!» – мысленно повторяла я себе.
- «Николя, давай я свезу тебя куда-либо и накормлю завтраком?» – сказала я уже вслух.
- «Спасибо», – ответил он простым и печальным голосом: «Мне не хочется есть».
- «Прости меня, Николя. … Я перед тобой виновата».
- «Ты ни в чём передо мной не виновата. … Не кори себя. … А я рад, что ты дала мне возможность ещё раз увидеть тебя», – это было косвенное признание в любви.
- «Не надо так, Николя».
- «Расскажи мне о нём. Наверно это очень достойный человек?»
- «Ох, … Николя. … Давай лучше сядем ко мне в машину. Я повезу тебя в Ватикан и по дороге всё тебе расскажу».
- «Давай».
Мы сели в мою машину, и я мельком взглянула через зеркальце заднего вида на Николя. Взгляд его был какой-то печальный отрешённый, погруженный в себя. Он тоже мельком взглянул на меня. Когда наши взгляды встретились, я улыбнулась ему. Он заметил это и благодарно хлопнул мне в ответ одними ресницами. Голова его как-то устало привалилась к стеклу кабины. … Наверно он не смог улыбнуться мне в ответ. … – Это уже был другой Николя.
- «Господи! Что я натворила!» – опять мысленно ругала я себя: «Не надо было переходить на «ты». Не надо было показывать ему достопримечательности, не надо было с ним танцевать и улыбаться ему. Взяла интервью и хватит. Нет, – чёрт дёрнул меня на флирты».
Но надо было отвечать на его вопрос. Машина тронулась, и я начала:
- «Понимаешь, … Николя, я уже однажды была замужем. Всю силу первой девичьей страсти отдала ему. Второй раз такое уже не повторится. А он взял и мне изменил. Это убило во мне всё то романтическое, о чём мечтает каждая девушка. И после этого я стала циничной, практичной и расчётливой», – потом она глубоко вздохнула и печальным голосом добавила: «Прости мне это. … Потом он хотел со мной помириться, клялся, просил прощения. … И я простила его, но только сама любовь исчезла безвозвратно. А жить в браке без любви я не хотела. Он был уважаемый человек, врач-терапевт с богатой клиентурой. … Я рассталась с ним. … А цинизм, – это как болезнь души, – он убивает всю романтику в сознании человека и ведёт к голому практицизму. Нынешний мой жених мне очень удобен. Он удобен тем, что очень богат, а в Италии это очень ценится в человеке. У него процветающая в Палермо туристическая фирма. Ну и конечно внешне он очень хорош собой – высокий, стройный, мускулистый. … Ах, зачем я всё это тебе говорю», – как бы спохватившись, сказала Беатриса.
Мы подъехали к Ватикану, и вышли из машины прямо на площади Святого Петра перед знаменитым его собором, мимо которого мы вчера вечером проезжали.
- «Самое лучшее, что я могу для него сейчас сделать – это прочесть хорошую лекцию о Ватикане и показать ему все его музеи, начиная с площади Святого Петра. … И никакого, – даже самого лёгкого флирта. … Я растоплю тебя, Николя», – такую уставку я мысленно дала себе.

 
Площадь Святого Петра

Мы медленно прошли вдоль площади Святого Петра. Стояла типичная римская зима. По римским меркам было холодно. Воздух прогрелся до +15°С. Мужчины были в куртках, а женщины – в мехах. Я с сожалением смотрела на Николя – старомодная потёртая куртка, мешковатый костюм. А в то же время величайший конструктор мира! … Как это всё в нём сочетается?! … Глянув на него, любая женщина скажет, – что это холостяк. Близился Новый год, и в центре площади стояла наряженная ёлка. … Пауза затянулась, и я начала:
- «Ватикан — самое маленькое государство в мире, являющееся резиденцией папы и всего руководства Римско-католической церкви. При своих размерах, которые меньше обычной итальянской деревни, Ватикан является довольно богатым государством. У него есть своя армия, состоящая из швейцарских гвардейцев, свой паспорт, обсерватория и даже собственная футбольная команда. В Ватикане умудрились уместить железную дорогу, протяженностью 600 метров, а здешней почтой пользуются многие жители Рима, так как считают, что она в разы быстрее. Есть тут и собственный банк, где помимо кредитования и прочих услуг, клиент может попросить обслужить его на латинском языке. 
И всё же сюда приезжают далеко не за этим, а ради ватиканских музеев, великолепной Сикстинской капеллы и грандиозного собора Святого Петра».
В процессе рассказа я украдкой поглядывала на Николя. – Он слушал молча и, по-моему, потихоньку приходил в себя. В его глазах я прочла какой-то интерес. Но, может быть, мне это только показалось. Мы продолжали описывать круги по площади Святого Петра, и я продолжала:
- «На территории Ватикана расположен ряд музеев, чьи экспозиции на протяжении нескольких веков пополнялись благодаря усилиям римских пап. Музейный комплекс был основан папой Юлием II ещё в далеком 1506 году, но широкой публике выставки стали доступны лишь многие годы спустя. В залах музеев Кьярамонти и Пио-Клементино экспонируются великолепные античные статуи времен Римской империи, а в Ватиканской пинакотеке (так у древних греков называлось помещение для хранения живописных изображений – прим. автора) можно найти произведения легендарных художников: Рафаэля, Леонардо да Винчи, Микеланджело Меризи да Караваджо и другие. Исторический музей во всех красках расскажет о многовековой истории Ватикана и римских пап, а музей Пио-Кристиано познакомит с раннехристианскими произведениями искусства. Это далеко не весь список музеев Ватикана, которые по популярности готовы соперничать с самыми именитыми музеями мира.
Ещё один из таких музеев, это Сикстинская капелла, которая получила своё название благодаря папе Сиксту IV. Он заказал её постройку во второй половине XV столетия у архитектора Баччо Понтелли.
Сикстинская капелла была построена на месте бывшей Большой капеллы, служившей местом собрания папского двора. Решение о постройке такого укрепленного здания папа Сикст IV принял из соображений безопасности, так как с востока сохранялась угроза нападения османов, а на севере, во Флоренции, обитал род Медичи, с которыми отношения в те годы были напряженными. Главное украшение Сикстинской капеллы — это многочисленные росписи, выполненные именитыми живописцами своего времени: Боттичелли, Перуджино, Микеланджело и другие. Сюжеты фресок основаны вокруг библейских событий, среди которых крещение Христа, Тайная вечеря, переход через Красное море и дарование заповедей. Каждый сантиметр росписи Сикстинской капеллы — это великое наследие итальянского искусства, уже давно ставшее нетленным.

 
Сикстинская капелла снаружи
 
Сикстинская капелла внутри
- «Тебе это интересно, Николя? А то ты всё время молчишь и молчишь».
- «Да, Беатриса, мне это интересно», — и, сказав это без всякого чувства, Николя вымученно улыбнулся.
Я понимала, что он просто пьёт то время, в течении которого мы находимся вместе, прекрасно понимая, что скоро оно окончится для него навсегда. Его внутренне угнетало осознание этого неизбежного события. Но отказаться от общения со мной он был не в силах. Самое разумное в этой ситуации с моей стороны – было не задевать его за больное место, а просто уважительно рассказывать ему о Ватикане, потом провести его по всем этим чудным местам. А там посмотрим, может он что-либо ещё и расскажет о себе. Иными словами, я делала всё то, что Франческо назвал бы презренной лирикой. И я продолжала:
- «Теперь я расскажу тебе о самом соборе Святого Петра. … Если не брать во внимание храмы, появившиеся в современности, то собор Святого Петра является крупнейшей христианской церковью в мире. Возведение собора в начале XVI столетия стало грандиозным событием, а в проектировании и строительстве приняло участие несколько поколений именитых итальянских архитекторов. В общей сложности стройка шла на протяжении более 150 лет, и завершилась созданием площади Святого Петра прямо напротив собора. Размеры собора и его красота поражают воображение, ведь недаром он считается одним из лучших архитектурных памятников эпохи Возрождения. На верхней балюстраде ты можешь заметить 13 статуй: Иисуса Христа, Иоанна Крестителя и 11 апостолов. Куда делся двенадцатый, Петр? — Его скульптура установлена у входа в собор, а в подземельях храма, окутанных тайнами и легендами, находится его гробница. На площади Святого Петра, помимо всех достопримечательностей, можно воочию увидеть и самого папу римского. Каждое воскресенье он благословляет всех собравшихся на площади, читая молитву с балкона Апостольского дворца. Будет он читать молитву и сегодня, ближе к вечеру. Тут соберётся огромная толпа народа. Поэтому давай быстро обойдём все музеи Ватикана, а потом где-нибудь вкусно пообедаем.
- «Я согласен, Беатриса», — уже более весело ответил мне Николя.
- «Очень хорошо».
И мы пошли осматривать эти музеи: Кьярамонти, Пио-Клементино, Ватиканскую пинотеку, Исторический музей, Пио-Кристиано и Сикстинскую капеллу.
Когда мы бегло осмотрели все эти музеи и снова вышли на площадь Святого Петра, то увидели огромное стечение народа, Лица у всех были какие-то отрешённые от всего земного суетного. Глаза их горели, как будто они увидели какой-то другой, более лучший волшебный мир. — Папа Римский весь в своих белых одеяниях в микрофон читал на латинском языке молитву с балкона Апостольского дворца.
 
Ватикан – собор Святого Петра снаружи

 
Ватикан – собор Святого Петра внутри

Все прихожане с суеверным фанатизмом ждали его благословения. Неожиданно Беатриса спросила:
- «Николя, доставь мне удовольствие покормить тебя хорошим обедом изысканной итальянской кухни?» — от так сказанного предложения он отказаться не мог.
 
 
Папа Римский читает молитву с балкона Апостольского дворца

- «Только не во вчерашнем кафе», — я поняла, что туда он уже никогда не придёт, — это место у него всегда будет ассоциироваться с той жуткой душевной раной, которую вчера нанесла ему я.
- «Нет, нет, я свезу тебя в изысканное литературное кафе. Обычно молодёжь там устраивает диспуты на различные темы. Послушать их очень интересно. Порой их мнения бывают очень неожиданные и глубокие. … Пойдём?»
- «Согласен, пойдём. Мне это будет интересно. Я уважаю людей, имеющих своё мнение, а не мнение начальника», — в тоне голоса его ответа мне показалось, что Николя немного повеселел, стал оттаивать. Но, всё равно, я на себе постоянно ощущала с одной стороны его восторженный, а с другой стороны печальный взгляд. Мне искренне было его жалко. И тут впервые я ощутила, что не хочу, чтобы наши встречи когда-то закончились. В мире жадности, стяжательства, наживы, омерзительного сладострастия и пьянства, он, для меня стал как капля живой воды из детских сказок, которые мне читала мать. … После развода с мужем, когда он своей изменой убил во мне всё то возвышенное, романтическое, что я так лелеяла в своей девичьей душе, я стала жёстко практичной, расчётливой и циничной. Я стала беззастенчиво пользоваться своей внешностью, глубоко презирая тех мужчин, которые клевали на мои флирты. А в обществе столь чистой души, какая была у Николя, мне показалось, что оттаивать стала я, а не он. Мне снова захотелось чего-то романтичного, благородного. И я решила, что для этого лучшего места в Риме, чем литературное кафе «Греко» нет.

 
Римское кафе «Греко» - внешний вид

- «Я повезу тебя в старинное римское литературное кафе «Греко». Этому кафе больше 260 лет! Получило оно своё название в честь основателя кафе Никола делла Маддалена, грека по происхождению. В этом кафе сохранены изысканные интерьеры ;V;;; века. В нём всё ещё витает дух благородной старины. Его стены обтянуты узорчатой бархатной тканью, на них расположены многочисленные картины, мраморные столики, зеркала в золоченых рамах, светильники, барельефы и скульптуры, пейзажи и портреты. Попав в это кафе, ты как бы ощущаешь себя в галантном веке («галантный век» — условное обозначение периода времени, который пришёл на смену «великому веку» Людовика ;;V и охватывает временной отрезок с 1715 по 1770 годы – прим. автора). В этом кафе бывали легендарные люди: композиторы, художники, писатели, короли и императоры. Его стены помнят лорда Байрона, Марка Твена, Ганса Христиана Андерсена, Стендаля, Казанову, Гёте, Шопенгауэра. Завсегдатаем кафе был Гоголь, именно здесь он писал свои знаменитые «Мёртвые души». Здесь часто бывали русские писатели и художники — Тургенев, Тютчев, Брюлов, Кипренский, Бенуа. Даже был будущий император Российской империи Павел ;.
- «О! Беатриса! … Ты так сказочно описала мне это кафе, что мне и впрямь захотелось там очутиться».
 
 

 
Римское кафе «Греко» - внутренние интерьеры

- «Повеселел! Повеселел! … Ahi! Mamma mia!» — с радостью отметила я про себя, а вслух просто сказала:
- «Поехали».
Мы сели в машину, и я повезла его в это кафе на Виа де Кондотти 86 недалеко от Испанской лестницы. По дороге он сам стал рассказывать мне о себе. О том, как он окончил свой институт, о его первых конструкторских работах и, конечно, — о своих любимых подводных лодках. Я всё запоминала. Когда мы зашли в это кафе, то Николя повеселел ещё больше. Его поразил уют и интерьеры этого кафе. Здесь никогда не бывает музыки и танцев, что очень устраивало и его и меня. Но, зато, в его укромных уединённых залах постоянно бывают диспуты.
Мы заняли столик с мраморной столешницей на двоих, заказали какие-то блюда, сейчас уже не помню, что конкретно, и — огляделись. В соседнем зале шёл диспут о рисках. Мнения дискутирующих разделились на два лагеря. Одни считали, что риски – это плохо, другие – хорошо. С пеной у рта каждый из них доказывал свою правоту, сыпля бесконечными цитатами, ссылаясь на мнения известных авторитетов и приводя исторические случаи из жизни.
- «Беатриса», — обратился ко мне Николя, и я сразу сама повеселела.
Он обратился ко мне! Он повеселел, он оттаял! И я сразу ощутила радость. Откуда она возникла во мне? — Не знаю, но его внимание ко мне меня очень обрадовало. Я ещё не могла разобраться в себе, в своих чувствах, — просто под лучами его чистоты я стала оттаивать после развода, но сама в этот момент я этого ещё не понимала.
- «Да, слушаю тебя, Николя», — в этот момент мне очень хотелось улыбнуться ему в ответ, но я боялась, как бы это снова не выглядело очередным моим флиртом. И, поборов естественное желание, я сдержала себя. А он уже говорил:
- «Когда я был студентом корабелки, то нам всё время говорили, что мы – инженеры будущие командиры производства. Поэтому у нас в институте была кафедра «Психологии и педагогики». Экзаменов по курсу этой кафедры у нас не было. Вместо этого надо было написать реферат на одну из предлагаемых нам тем. Если тебя эти темы не устраивали, то студент имел право предложить свою тему, но, обязательно согласованную с преподавателем. Я выбрал себе тему о рисках в производстве. Но, с увлечением работая над ней, я её предельно расширил и, поэтому слова «в производстве» убрал. Она стала называться просто «О рисках». И могу тебе похвастаться, — я не только получил за неё пятёрку, но кафедра обратилась ко мне с просьбой использовать мой реферат в своей преподавательской и научной деятельности. Я очень гордился этим. Так, что тема о рисках мне очень хорошо известна».
- «За чем же дело? … Благословляю тебя в бой, Николя».
- «Сейчас надо поймать момент, чтобы вступить в диспут».
С жаром выступала какая-то девушка. Она доказывала, что от рисков один вред и, при этом, сыпала массу различных житейских примеров. Речь её была решительна и безапелляционна. Половина компании её дружно поддерживала аплодисментами. Потом слово взял юноша, и с не меньшим жаром стал доказывать всё противоположное, то есть что риск полезен и всё в жизни держится на нём. Он тоже цитировал высказывания различных авторитетов и сыпал историческими примерами. И его, вторая половина компании, тоже поддерживала дружными аплодисментами. И вот настал момент, когда обе половины компании выдохлись. Им надо было перевести дух, поесть свои пиццы и запить их коктейлем «Апероль». И как раз в этот момент Николя вклинился в их спор. Он уже довольно свободно говорил по-итальянски, хотя мы с ним вдвоём наедине говорили только по-русски:
- «Синьоры и сеньориты! Вопросом о рисках я занимался с научной точки зрения и профессионально. Если позволите, то я готов доложить Вам научную точку зрения на этот вопрос».
- «А кто Вы такой?! … Мы Вас не знаем!» — сразу раздались разные голоса из двух противоположных половинок компании.
Я мигом поняла, что самому Николя нескромно говорить, кто он такой. Поэтому, ни секунды не колеблясь, я встала и решительно сказала:
- «Это иностранец. Он наш гость из Русландии. Он Главный конструктор подводных лодок, автор знаменитой «Чёрной дыры». Его звать Николя Камарофф. В Италии он работает по приглашению нашего Правительства. Синьор Занзаро, как его зовут у нас в быту, проектирует нам самую совершенную подводную лодку».
Все жители Италии, да и вообще – всех стран НАТО, знали, что в Русландии построена необычная подводная лодка, которую, за её волшебную скрытность и прозвали на Западе «Чёрной дырой». Да, … был страх перед Русландией, владеющей таким оружием. Но как-то никто не задумывался, — а кто её Главный конструктор? Интерес к его личности проявился сразу, как только в прессу просочились первые сведения о заключении государственного контракта с Русландией, на проектирование нам нашей подводной лодки Главным конструктором «Чёрной дыры». На волне этого ажиотажа я, совместно с адмиралом Марино, организовала эту пресс-конференцию, на которую у меня была аккредитована и одна римская телевизионная компания. На организации этой пресс-конференции я очень хорошо заработала.
Все присутствующие на диспуте молодые люди, конечно, слышали о Главном конструкторе «Чёрной дыры». А некоторые из них вчера даже успели посмотреть по телевизору и прямой репортаж с его пресс-конференции. Поэтому, появление перед ними живого Николя вызвало всеобщий восторг и интерес к его личности.
- «О! Синьор «Чёрная дыра»! … Синьор «Чёрная дыра! … Синьор «Чёрная дыра»!» — стали раздаваться восторженные выкрики со всех сторон перемешанные рукоплесканиями.
Под таким именем Николя был в их восприятии. Этому способствовала итальянская пресса и просмотр вчерашнего телерепортажа с его пресс-конференции.
- «Просим! … Просим! … Просим!» — продолжали выкрикивать молодые люди и хлопать в ладоши.
Римская молодёжь падка на сенсации. Она быстро воспламеняется, как порох, но также быстро и потухает. И Николя начал». …
В этом месте Генеральный остановился, чтобы переключить лицо, от имени которого он дальше поведёт рассказ:
- «А сейчас я выйду из образа Беатрисы, и, по памяти, буду рассказывать вам свой студенческий реферат о рисках в сильно сокращённом виде. Беатриса в своей книге всё равно его описала по моему тексту, который я ей передал», — при этом и чета Кузнецовых и начмед дружно закивали головами.
- «Риск ; это очень красивое романтическое слово. В нём много тайны, загадки, ожидания чего-то возвышенного и необычного. Оно будоражит сознание человека, заставляет его стремиться к чему-то, ставить себе цели, волноваться, принимать решения, ждать и действовать, действовать и действовать. Иными словами, именно риск и делает жизнь человека, жизнью в полном глубоком смысле этого слова. Уберите риск из жизни человека, и она станет бессмысленным времяпровождением ради собственных удовольствий. А под конец жизни можно сойти с ума от самосознания бесцельно впустую прожитых лет.
Так что же это за загадочное понятие «риск»? Попытаемся дать ему определение. Но в реальной жизни это понятие проявляется столь многообразно во всех областях человеческой деятельности, что дать ему одно единственное универсальное всеобщее определение ; нереально. Поэтому здесь, вместо его определения, я попытаюсь дать его приблизительный всеобщий смысл через косвенные математические понятия.
Чтобы решить систему математических уравнений (неважно каких ; алгебраических, тригонометрических, дифференциальных и так далее) обязательно нужно иметь, ровно столько уравнений, сколько имеется неизвестных. Это необходимое условие получения точного аналитического решения. Но, если число неизвестных в нашей системе уравнений больше, чем самих уравнений, то, теоретически решений получается бесконечное множество. Здесь исследователю уже не остаётся ничего другого, как, полагаясь на своё знание предмета исследования и интуицию, иметь мужество рискнуть (именно рискнуть!) и принять какое-то одно единственное решение из их возможного множества. Причём здесь исследователь заранее объективно не может доказать, что это решение наилучшее. Оно может быть любым, даже и наихудшим. Вот именно этот элемент и является первопричиной факта наличия риска. А теперь, уважаемые молодые люди, эту идею в математической интерпретации, косвенно распространим на все другие области человеческой деятельности. А именно: на медицину, на предпринимательскую деятельность, на законотворческую деятельность, на политику, на финансовую деятельность, на область искусства, на военную область деятельности и, особенно на область деятельности разведки, а также на огромное множество других областей человеческой деятельности. Здесь надо сказать больше ; объективно и принципиально по самой сути логики развития жизни ; невозможно двигаться вперёд, в любой области человеческой деятельности ; не рискуя.
Да ; это красивая фраза. Но, так как само определение риска мы дали косвенное не точное (напоминаю, ; так как точно дать его невозможно), то эту фразу обязательно нужно пояснить. Здесь дело в том, что часто за красивым словом «риск» некоторые недалёкие люди прячут безответственную авантюру и откровенную глупость. Вот тут-то и надо провести чёткую грань, где кончается риск и начинается авантюра и глупость.
Здесь, под авантюрой я понимаю ту ситуацию, когда лицо, уполномоченное принимать решение, принимает решение с учётом того, что противостоящая ему сторона (это может быть противник в военной области, контрразведка, политические лидеры, спортсмены и так далее) обязательно допустит ошибку. В своём решении на риск он надеется и рассчитывает на эту ошибку. Такое решение, конечно, будет легче, быстрее и дешевле осуществить. Но, как правило, противник ошибок не допускает. И такое авантюристическое решение обязательно ведёт к катастрофе, а это проигрыш войны, потеря международного престижа в той или иной области государственной деятельности, банкротство, бесполезная трата денег, гибель людей и так далее. Исторических примеров тому масса. Назову лишь некоторые наиболее яркие из них: это немецкий план «Барбаросса» покорения СССР, это полная неожиданность для Запада (а особенно для США) появления у СССР в кратчайший срок после окончания Второй мировой войны (когда большая часть промышленности СССР была разрушена) ядерного оружия (1949 год), запуск в СССР первого в мире искусственного спутника Земли (1957 год) и первого космонавта (1961 год). А ведь по оценкам «специалистов» США ядерное оружие в СССР должно было бы появиться не раньше, чем через 20 лет после атомной бомбардировки американцами японских городов Хиросима и Нагасаки в 1945 году. Такой же «прогноз» они делали и о появлении в СССР ракетного оружия. На этих «прогнозах» в Пентагоне уже строили планы одностороннего ракетно-ядерного нападения на СССР: Pincers (1946 год), Sizzle (1948 год), Drop-shock («Моментальный удар» 1949 год). Но шок и отрезвление американцев после 1949 года были грандиозны, как и грандиозны были все их авантюристические «прогнозы» и планы. Вот она реальная наглядная цена авантюризма в недооценке противника.
Здесь особенно уместно всем поставить в пример Петра ;. В Северной войне (1700;1721 годы) он считал шведов умнейшими противниками и усиленно учился у них. И абсолютно не случайно, что 27 июня 1709 года сразу после окончания Полтавского сражения, когда в его шатёр за торжественно накрытый стол ввели пленных шведских генералов, то, он встал и, обращаясь к ним, Петр ; произнёс свой знаменитый тост: «За наших учителей!».

 
Пётр ; — «Великий» (1672;1725) –  первый российский император

А вот о явной глупости, рядящейся в одежды риска, даже говорить противно. Ярчайший тому пример, так называемая игра в «гусарскую рулетку». Для тех, кто её не знает, опишу эту «игру». Играют двое. Имеется пистолет типа револьвер с вращающимся барабаном. В него вставляют всего лишь один патрон. Игроки по очереди берут этот пистолет, раскручивают его барабан, затем наставляют дуло к своему виску и нажимают на спусковой крючок. И так продолжается до тех пор, пока кто-то первым не застрелит сам себя. Глупость здесь в контрасте между целью игры и её стоимостью ; человеческой жизни! Ведь нет ничего более ценного, чем человеческая жизнь. И уж если её и приходиться тратить, то на что-то возвышенное и великое. Например, это гибель на войне за свободу и независимость Отечества, гибель на пожаре, спасая ребёнка и так далее. А тут, что?!!! ; Просто один дурак хочет что-то доказать другому дураку, то есть кто из них «круче» и ради этого подвергают свою жизнь такому риску! Мораль здесь проста, ; цель риска должна строго соответствовать плате за него.
Если теперь очистить понятие слова «риск» от авантюризма и глупости, то останется только благородный и величественный смысл этого слова. Но даже и такой риск тоже бывает очень разный. Например, риск солдат, бегущих в атаку по которым строчит пулемёт противника. Да, они все рискуют своей жизнью. Их риск, безусловно, благороден и оправдан. Но, вольны ли они не бежать в атаку? Конечно, нет! В противном случае они будут признаны трусами, со всеми вытекающими для них последствиями в боевой обстановке. У них нет выбора, и они бегут в атаку, благородно рискуя своей жизнью. Это риск уважаемый, оправданный, я назову его вынужденным риском.
Но есть и другой тип риска. Этот тип риска особо почитаем, ибо он глубоко осознанный. Лицо, идущее на этот риск, может на него и не пойти. В его воле было отказаться от этого риска. Но он всё равно добровольно, глубоко осознанно пошёл на этот риск. Ведь в его понятии цель риска того стоит. И, ради воплощения достижения этой цели, человек добровольно подвергает риску своё имущество, или свою карьеру, или свою свободу, или даже свою жизнь! Вот именно этому типу риска я и пою здесь свою песню! Именно люди, идущие на такой глубоко осознанный риск, достойны уважения и подражания! Примеров здесь масса. Приведу лишь только некоторые из них.
Зачем Колумбу надо было подвергать риску свою жизнь, плывя в неизвестность на Запад? Он добровольно напросился на этот риск. Зачем Магеллану надо было подвергать риску свою жизнь, ища прохода в Тихий океан через Америку? Он так же добровольно напросился на этот риск. Зачем масса путешественников стремились покорить Северный и Южный полюса Земли, подвергая риску свою жизнь? И только двоим это удалось. Их никто насильно в эти путешествия не гнал. Зачем масса ученых фармацевтов, в попытке доказать эффективность разработанных ими медицинских препаратов, искусственно заражали себя разными страшными болезнями, неимоверно рискуя своей жизнью?
Здесь так же уместно привести блестящий исторический пример. В России в середине XVIII века в период царствования императрицы Екатерины II ежегодно много людей гибло от оспы. В Европе уже начали делать прививки от оспы, но в России эта медицинская практика никак не приживалась, так как громадная часть населения, в том числе и дворянство, была невежественна и суеверна. Никакие указы императрицы при этом не действовали. Тогда Екатерина II велела привить оспу себе первой. Тем самым она подвергла свою жизнь смертельному риску, ведь опыта таких прививок в России не было. Чем это кончится, никто заранее не знал. А ведь ей в ту пору было 38 лет, шёл пятый год её царствования, и, наверное, ох, как хотелось ей жить! Переболев оспой в лёгкой форме, императрица выжила, тем самым она приобрела стойкий иммунитет от этой страшной болезни. Затем она повелела точно такую же прививку сделать своему сыну Павлу ; наследнику престола, а затем и всем своим ближайшим придворным.

 
Екатерина ;; — «Великая» (1729;1796) — картина худ. Ф.С. Рокотова
 
После этого культура медицинских прививок успешно внедрилась по всей России. Да, императрица рисковала, причём рисковала смертельно, но как был оправдан её риск! Какую великую благородную цель она при этом преследовала! Вы скажете, что тем самым она спасла тысячи жизней. Я скажу, ; нет, она спасла миллионы! Даже за один этот её поступок императрицу Екатерину II можно назвать «Великой», не учитывая всех остальных дел её «золотого века». Вот пример достойный подражания! Вот наглядный пример пользы от осознанного риска!
Так зачем же эти осознанные риски? ; Да просто затем, что люди, добровольно подвергающие себя таким рискам, не могли иначе жить на белом свете. Без этого риска им не нужна была бы и сама жизнь. Ибо польза и величие цели, которую при этом они рассчитывали достичь, мощной силой неумолимо заставляла их добровольно подвергать свою жизнь и свободу риску. Убери от них этот риск, лиши их возможности достигать столь значительные цели и бессмысленность их жизни станет для них невыносимой. Они уже будут мучатся только тем, что живут без пользы. По большому счёту такие осознанные риски, это даже и не геройство ; это просто норма жизни. Так должен жить каждый гражданин и, при этом, не обязательно иметь величественные грандиозные цели. Они могут быть любого уровня и масштаба.
 И бесконечно прав русский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе, Иван Алексеевич Бунин сказав: «Больше всех рискует тот, кто никогда не рискует». Да, действительно, если кто-то не рискует никогда, то он рискует прожить свою жизнь никчемно, пусто, не оставив после себя никакого следа. А когда, наконец, человек осознает это, то будет уже поздно, ибо жизнь то уже прожита! Мне таких людей не жалко ; они сами виноваты в своей пустоте и никчемности, растратив жизнь на личные удовольствия.

 
Иван Алексеевич Бунин 1870;1953, русский писатель-лирик, лауреат Нобелевской премии по литературе за 1933 год

Но, к сожалению, жизнь устроена так, что большая часть людей, кто осознанно рискует, цели своего риска не достигают. Достигают её лишь единицы, тысячи, теряя карьеру, свободу, здоровье, да и саму жизнь, своей вожделенной цели риска не достигают. На то он и риск! «А каков же тогда смысл их жизни?» ; Вы спросите меня, молодые люди. Неужели и их жизнь никчемна и пуста?! Нет, нет и ещё тысячу раз нет!!! Сам факт осознанного ими риска ради достижения какой-либо благородной цели, уже приносит пользу, безотносительно, будет ли при этом достигнута искомая цель или ; нет! Такие люди своим примером заражают других людей, и в этом и есть смысл их жизни. Их жизнь даром не проходит. Ведь большая заслуга этого человека «увидеть» эту цель, её сформулировать и обнародовать. Это уже само по себе большое достижение. А что при этом касается не достигнутой цели, то, если она действительно благородна, то по самой логике жизни, она всё равно будет достигнута, но только чуть позже. А имя человека, впервые рискнувшего достичь эту цель, но не достигшего её, тоже не пропадёт в истории. По прошествии определённого времени, когда созреют все условия для достижения этой цели, она всё равно будет достигнута. Просто этот человек несколько опередил своё время, в котором он жил. К сожалению, так часто бывает в жизни. Очень хорошо по этому поводу сказал известный петербургский писатель Даниил Александрович Гранин. Я часто привожу его цитату, приведу её и сейчас: «Открытие должно появиться вовремя, иначе о нем забудут. Небольшое упреждение необходимо, но именно – небольшое, как в стрельбе по летящей цели. … Если упреждение слишком большое, открытие летит мимо цели» [32]. Так было с Грегори Менделем, впервые открывшим законы генетики, но не понятого современниками. А потом, по прошествии определённого времени, эти законы были переоткрыты заново. И только тогда и вспомнили об имени их первооткрывателя.
 
Грегор Мендель 1822;1884 – чешский монах – аббат, впервые открывший законы генетики
А когда пройдёт это время, и улягутся все интриги вокруг человека, впервые рискнувшего достичь эту цель, но не достигшим её, то имя его обязательно будет воспринято потомками с превеликой благодарностью. И в этом тоже проявляется неумолимая логика жизни.
Здесь ещё раз по памяти повторю ряд цитат известного петербургского писателя Даниила Александровича Гранина, в основном писавший об учёных. Он пишет о людях, добровольно поставивших себе благородные цели с колоссальным риском не достичь их, о чём они заранее знали. Вот эти цитаты:
«Самое обидное, что поставленная цель оказалась самой что ни на есть насущной, она не разочаровала – наоборот, он своими работами приблизился к ней настолько, чтобы увидеть, как она прекрасна, значительна. И достижима. Он ясно видел это теперь, когда срок его жизни кончался. Ему не хватало немного – еще одной жизни» [30].
«Он сеял – зная, что не увидит всходов» [30].
«В нем жила уверенность, что то, что он делает, - пригодится. Он был нужен тем, кто остается жить после него. Это было утешением» [30]».
Последнюю цитату Гранина Генеральный уже говорил с трудом. Все увидели, как он устал. Взглянув на часы, Илья Владимирович засуетился:
- «О! Уже время обеда. … Всё, всё, уважаемый Николай Юрьевич, — хватит. Обедайте и отдыхайте. А после ужина сами смотрите, если есть силы — мы с удовольствием будем Вас слушать, — нет сил — отдыхайте до следующего утра».
- «Спасибо, Николай Юрьевич», — по очереди сказали Марина и Александр Кузнецовы, при этом Марина ещё и добавила:
- «Это ещё одно ваше «Заключительное слово», оно прекрасно так же, как и тогда, когда Вы два дня тому назад говорили нам о поэзии», — здесь Марина остановилась, но тут же снова продолжила: «Я очень хочу, чтобы мы поскорее всплыли. Хочу увидеть солнце, звёзды, хочу подышать ароматами свежего природного воздуха, ощутить прелесть ничем не ограниченных видов безбрежных морских далей. Но при этом с тоской думаю, что тогда прекратятся эти наши беседы в каюте доктора, ваши рассказы о прожитой жизни и, особенно, ваши мудрые «Заключительные слова».
- «Спасибо, Марина Юрьевна, за хорошие слова. Но не так много мне осталось рассказывать. Думаю, времени у нас хватит».
Затем было всё как всегда, Марина с Мечниковым снова перевернули Александра на спину. После Мечников деликатно ушёл в центральный, и Марина разогрела в микроволновке обед на троих. В этот день у них был гороховый суп с копчушками, а на второе – котлета с картофельным пюре и каждому по стакану вишнёвого сока. Поев, и поблагодарив Марину, Генеральный сразу ушёл к себе в каюту отдыхать. Сегодня он особенно выложился, рассказывая молодым людям о своей жизни, — то, как постепенно, шаг за шагом, он приобрёл своё мировое имя. — Ему было, чем гордиться. А Марина, всё убрав и снеся мусор мичману Голубеву, в обмен взяла у него продукты на ужин на троих и вернулась в каюту врача. Она положила продукты в холодильник, нежно поцеловала мужа, перешла в лазарет и легла в свою постель. Но сон не шёл. Марина думала о том, как здорово, что её Саша столь долго работал в тандеме с таким великим человеком, что она совершенно случайно встретила его уже почти на излёте жизни, и какая славная у неё после этого стала жизнь. … Потом она уснула. …
После ужина, отдохнувший Генеральный конструктор был готов рассказывать дальше.
- «Николай Юрьевич, а что потом было там в Риме, в литературном кафе «Греко», после того как Вы окончили свой рассказ? Как дальше развивались ваши взаимоотношения с Беатрисой?» — первой спросила его Марина.
- «Для этого мне придётся снова цитировать вам по памяти книгу Беатрисы. Лучше, чем всё это описала она, мне всё равно не рассказать, да и многое, что тогда творилось за моими глазами, я ещё знать не мог».
- «Слушаем, Николай Юрьевич, слушаем», — как всегда нетерпеливо за всех сказала Марина.
Генеральный кашлянул, прочистил горло и начал:
- «Браво! … Браво, синьор «Чёрная дыра»! … Браво! … Браво! … Браво!», — раздались восторженные возгласы молодёжи, дополненные рукоплесканиями. Ему тут же налили полный бокал Лимончелло и каждый хотел с ним чокнуться. Восторгу молодёжи не было конца. …
Да, действительно, речь его была умна, логична и продумана. Добавить мне было нечего. И тут, неожиданно я почувствовала гордость, что это мой кавалер. Но как только я осознала это, меня просто качнуло в сторону:
- «Какой же он мой, если у меня уже есть жених!»
Потом губы мои искривились в гримасе и мысли в голове застучали, как молот по наковальне:
- «Жених?!!! … И что?! Сегодня, после такого восторга, такой речи Николя, общения с таким человеком, … — мне снова предстоит выслушивать самодовольные речи о количестве нулей в сумме очередного тур. контракта?! … Или о том, сколько ещё не докачено денег с достопримечательностей Рима, Палермо, Флоренции и так далее?! … Не … е … ет! … Сегодня я к нему не поеду. … От этого контраста можно сойти с ума. … Поеду к нему лучше завтра». …
А в этот момент, купаясь в лучах обожания молодёжи, ко мне подошёл Николя с бокалом Лимончелло в руках.
- «Он подошёл ко мне!!! … Хотя вчера я его так грубо отпихнула. … Он ни на что не надеется, … но всё же подошёл ко мне!!! … Ох, я и дура!!! … Да как можно после этого, …», — и простая естественная и здравая мысль пришла мне в голову, которую я в этот же вечер и осуществила.
Когда довольный, но смирившийся со своей горькой участью Николя доел свою остывшую карбонару, я отвезла его назад в их посольство. Когда мы прощались, то я боялась, что он откажет мне в дальнейших встречах, ведь надеяться ему было не на что. … Но он не отказал.
- «Ура!» — отметила я про себя.
Мы договорились, что завтра, то есть в понедельник в конце рабочего дня я снова заеду за ним, и мы поедем смотреть ещё какие-нибудь достопримечательности Рима. Он согласно кивнул головой и, прощаясь, так пронзительно посмотрел на меня, столько горя, столько страдания, столько тоски было в его глазах, что я не выдержала и опустила свои глаза. … Мне надо было быстро уйти, сила воли держать себя в руках у меня стремительно падала. Ещё мгновение, и я могла бы сорваться на неадекватный поступок. … И уже потом, когда я села в машину и, с трясущимися руками держась за руль поехала к Франческо в его офис, меня осенило – так это же любовь!!! … О! Читатели! – Как мне было стыдно за свои вчерашние флирты, за вчерашний вечер!
Ног Николя ещё и сам не знал, что роли наши поменялись. Теперь для меня вопрос стоял так – могу ли я на что-либо надеяться? … Вот так, я хотела, чтобы оттаял он, а получилось всё наоборот – оттаяла я. – Проклятый брак! Проклятый развод! … На сколько лет он меня заморозил!!! … И во что превратил!!! … А Николя, как добрый волшебник, своей кристальной душевной чистотой, талантом и скромностью как будто окропил меня живою водой. И тут только я поняла, что подспудно, не отдавая себе отчёта, я всегда ждала именно такого мужчину – мужчину своей мечты. И, холодно флиртуя, я не сразу разглядела, — что отталкиваю свою мечту! … Как же я замёрзла!!! … И я оттаяла! – Но не поздно ли?!!! … О!!! … А если уже поздно? … О!!!
С такими мыслями я поехала к офису Франческо и быстро поднялась на девятнадцатый этаж. А когда вошла к нему в кабинет, то выпалила всё сразу одним духом, но сказала это чётко, уверенно и твёрдо:
- «Я разрываю нашу помолвку».
- «Что???!!!» — он медленно встал, и глаза его округлились. Выражение его лица мгновенно приняло свирепый вид, какой бывает только у закоренелых преступников. Я испугалась, но усилием воли подавила свой страх, ничем не выдав этой слабости.
- «Ты что, … с ума сошла???!!!»
- «Нет, не сошла», — сказала я как можно твёрже.
- «Это твоё окончательное решение?»
- «Да».
- «Та … а … ак …», — в его голове завертелись какие-то мысли, но он зловеще молчал. Злоба бурлила в нём. Как же — его, удачливого бизнесмена, за которого любая девушка посчитала бы за счастье выйти замуж — теперь бросили. Причём бросили просто так, даже не объяснив причины, как какого-то простого рабочего или клерка. Всё это вместе ему было трудно сразу осознать. … Потом он не спеша выпрямился, бросил на меня ужасный взгляд какого-то бандита и очень тихо и медленно как змея прошипел:
- «Ты об этом ещё пожалеешь».
Дело было сделано. Я ничего не стала ему отвечать, развернулась и быстро вышла из его кабинета. Ведя машину к своему дому, я почувствовала громадное облегчение, как будто сбросила с плеч какой-то тяжеленный ранец, наполненный камнями. Меня трясло. Дома, чтобы успокоиться, я выпила стакан виски. … Как будто нервная дрожь отпустила, и через некоторое время я заснула. Но сон мой был тревожный, нездоровый. Мне приснилась сцена из какого-то ковбойского фильма. Как будто я во всю прыть скачу на коне, а свирепый Франческо гонится за мной. Он вынимает свой кольт и начинает в меня стрелять. Пули свищут возле самой моей головы, но он всё время промахивается. Тогда, расстреляв все патроны, он снимает со своего седла лассо и мастерски кидает его в меня. Мёртвая петля обвила меня за талию и сбросила с лошади. Франческо подскакал ко мне, как следует связал меня, потом перекинул моё тело через круп своей лошади и куда-то увёз. … Тут я и проснулась. В голове стоял дурман. Сон облегчения не дал. А до встречи с Николя было ещё целых восемь часов!!! … Как их убить?! … И я заставила себя по свежим впечатлениям начать писать книгу о Николя «Мои встречи с Главным конструктором».
Когда приблизился вечер, я подкрепилась кофе с бутербродом, приняла душ, привела себя в порядок, оделась и поехала к главному входу здания Министерства обороны. Я очень волновалась, и не знала, как поступить. Сказать ему о разрыве помолвки сразу, — мне было как-то неловко. Он мог подумать, что я ему навязываюсь, или, иными словами – вешаюсь на шею, но не сказать такое тоже было нельзя. В таком нерешительном состоянии я подъехала к главному входу в комплекс зданий Министерства обороны Италии и сразу позвонила Николя на мобильник. В его голосе я почувствовала одновременно и печаль, и радость. Вскоре он вышел. Сердце моё радостно забилось, как у юной девушки, идущей на первое свидание.
- «Неужели мне снова предстоит пережить волнения юности?» — мелькнула у меня мысль.
Но думать было некогда. Я вышла из машины, улыбнулась ему, уже ничего не опасаясь, и сказала по-русски:
- «Привет, Николя».
- «Привет, Беатриса».
Что делать дальше я не знала, — надеялась на удачу экспромта. Уже был вечер, стемнело, город был весь в огнях. В этот день зимняя погода в Риме была пасмурной, часто шли мелкие дожди, асфальт в городе был мокрый, кое-где виднелись и лужи. Все музеи были уже закрыты. Сидеть в душном кино – не хотелось. Билеты в театры надо было покупать заранее, но и туда тоже не хотелось. Конечно, вечер окончится в каком-нибудь кафе. Но что делать до кафе? … И я решила предложить ему прогуляться в парке виллы Боргезе. Он согласился. Я предложила ему сесть в машину, чтобы быстрее доехать до парка. Он сел рядом со мной. И мы снова через зеркальце заднего вида стали играть в гляделки, изредка бросая друг на друга взгляды. И только сейчас я заметила, как он был красив! Строгое сосредоточенное лицо, высокий лоб, умный спокойный взгляд его тёмно-карих глаз и эта печальная улыбка, так и не сходящая с его лица. Ох! Как мне хотелось в тот миг поцеловать это лицо, отведать свежесть его губ! — Нет, такое со мной было в жизни впервые! Я снова стала восторженной девочкой, помолодев душой.
Я поехала по улице Венти Сеттембре, затем свернула налево на улицу Биссолати, проехала мимо посольства США и выехала на улицу Витторио Венето, потом подъехала к самому парку, там и припарковалась. Мы вышли из машины. Шёл мелкий дождь. Из багажника я достала зон-тик и дала его Николя. Он раскрыл его.
- «Николя, возьми меня под руку?»
Он с удивлением посмотрел на меня, — уж не флиртую ли я с ним снова? – Это я прочла в его взгляде. Но я действовала наугад, экспромтом. Ещё минуту назад я не знала, что ему сказать. Голова моя думала за меня и помимо меня, я ей только подчинялась. Когда он взял меня под свою правую руку, в которой и держал зонт, я сразу почувствовала его мелкую дрожь.
- «Да, конечно, он тоже волновался и еле сдерживал себя», — это мне придало чуть-чуть уверенности, … но только чуть-чуть. Мне не терпелось сказать ему, что я разорвала помолвку. Но вот так сразу я боялась и терпела.
Сначала мы пошли по центральному бульвару Сан Паоло дель Бразиле, потом свернули ещё на какой-то бульвар, потом ещё … . В общем я потеряла ориентир, так как мысли мои были совсем о другом. Пауза наша затянулась и, чтобы как-то завязать разговор, я спросила его:
- «Николя, а почему твою последнюю подводную лодку на западе прозвали «Чёрной дырой»? Я не понимаю, в чём смысл такого названия?»
- «Ах, … вот оно что? … Сейчас расскажу. … Смысл этого названия очень простой. Он вытекает из элементарной физики. Ты, надеюсь, знаешь, что все вещества и мы, в том числе, состоим из атомов?»
- «Да, знаю, из школьного курса физики. В школах Италии довольно глубоко изучают физику».
- «А атом, в свою очередь, состоит из положительно заряженного ядра и вращающихся вокруг него отрицательно заряженных частиц — электронов».
- «Да, знаю».
- «А ядро атома состоит из положительно заряженных протонов и нейтронов, не имеющих никакого заряда».
- «Знаю».
- «В целом атом электрически нейтрален. То есть, сколько вокруг ядра атома вращается отрицательно заряженных электронов, ровно столько в его ядре содержится и, положительно заряженных протонов».
Я кивнула ему головой, а он, постепенно увлекаясь рассказом, всё продолжал:
- «Одно вещество отличается от другого количеством протонов, нейтронов и электронов равному числу протонов».
Я снова кивнула ему головой, пока мне всё было понятно.
- «Внутри ядра любого атома функционируют очень короткодействующие ядерные силы притяжения, которые притягивают друг к другу, как протоны, так и нейтроны. Если постепенно увеличивать число протонов в ядре, то неизбежно наступит такой момент, когда электростатические силы положительно заряженных протонов, которые друг от друга отталкиваются, превысят силу короткодействующих ядерных сил притяжения и разорвут ядро атома. Такую реакцию называют – реакцией ядерного деления. Два осколка деления ядра под действием положительных электростатических сил своих протонов разлетаются друг от друга, ударяются о стенки своего сосуда, и от их удара и торможения стенка сосуда нагревается и выделяется тепло. Так работает атомная бомба и ядерный реактор».
- «Николя, ты так просто объясняешь сложные вещи. Что мне всё понятно».
- «Слушай дальше. … Природное вещество, которое содержит предельное число протонов, в котором идёт ядерная реакция деления – это уран. … Теперь возьмём наше Солнце. Первоначально, как наше Солнце, так и любая другая звезда состояло только из атомов водорода. Водород состоит из одного протона, который и образует его ядро, и одного электрона, вращающегося вокруг этого протона. Но огромная масса Солнца своим громадным гравитационным давлением в его центре так сдавливает атомы водорода, что они, сливаясь друг с другом, образуют атом гелия. У ядра атома гелия уже будет два протона. Под действием короткодействующих ядерных сил притяжения два протона так сильно ударяются друг о друга, что от их удара опять выделяется большое количество тепловой энергии. Такая ядерная реакция называется – ядерной реакцией синтеза. Элементарная реакция синтеза выделяет энергии примерно в тысячу раз большую, чем реакция ядерного деления. … Затем, два ядра атомов гелия, от действия того же гигантского давления гравитации солнца, могут опять соединиться вместе и тогда уже образуется ядро атома бериллия. И чем атомный вес образующихся новых элементов от ядерной реакции синтеза будет больше, тем от этой реакции будет больше выделяться энергии. Так внутри Солнца и любой другой звезды постепенно последовательно образуется углерод, азот, кислород и так далее с увеличением атомного веса элементов. Причём, здесь очень важно отметить, что все эти реакции синтеза, или их ещё называют термоядерные реакции, – происходят глубоко в центре Солнца. А оно, по объёму, больше нашей Земли более чем в миллион раз».
- «Ого!» – невольно вырвалось у меня. Но Николя уже так увлёкся, что этого не заметил».
- «Наружные слои солнца состоят из ещё не прореагированных атомов водорода и отдельных нейтронов. … Теперь внимательно смотри: термоядерная реакция синтеза своим громадным выделением энергии пытается разорвать Солнце, а его гигантская гравитация, наоборот, соединяет воедино все вещества, из которых и состоит Солнце, в том числе и отдельные атомы водорода, и отдельные нейтроны из его наружных слоёв. Эти две силы постоянно соперничают друг с другом. И, наконец, наступает такой момент в образовании всё более тяжёлых веществ внутри Солнца, когда начинает образовываться железо. При этом сила термоядерного взрыва от сверх гигантского выделения энергии от реакции синтеза превышает силу гравитационного сжатия Солнца или любой другой звезды. И оно взрывается. А в сам момент взрыва выделяется столь много энергии, что на короткий момент времени её хватает и дальше производить термоядерные реакции синтеза ещё более крупных ядер элементов, чем у железа. Так в этот краткий миг и образуются редкоземельные элементы – это: золото, серебро, платина, уран и так далее. Но нас здесь будет интересовать сам взрыв. Он своей гигантской силой разбрасывает в разные стороны все слои Солнца. В том числе и его наружные слои, состоящие из атомов водорода с одним протоном и отдельные никому не принадлежащие нейтроны. При этом, оставшиеся без силы гравитации Солнца, протоны будут отталкиваться друг от друга под действием своего одинакового положительного заряда. Сила их электростатического отталкивания будет во много раз превышать гравитационную силу их взаимного притяжения. А нейтроны, наоборот, – не имея электростатической силы отталкивания, начнут притягиваться друг к другу под действием одних гравитационных сил. Чем больше нейтронов соединится в комок (этот процесс называется – аккрецией – прим. автора), тем их совместная гравитационная сила будет всё больше и больше. А, становясь больше, этот комок из нейтронов станет ещё сильнее втягивать в себя другие нейтроны. …
Теперь рассмотрим геометрические размеры во внутреннем устройстве атома. Если ядро атома мысленно сравнить с косточкой от вишни. То электроны будут вращаться вокруг него примерно на расстоянии сопоставимым с радиусом Колеса обозрения. Всё остальное пространство внутри атома – пустое. А так как нейтроны электрически нейтральны, то под действием только одних сил гравитации они будут плотно без зазора прилегать друг к другу и никакого пустого пространства у них не будет. Поэтому плотность сжатия в один комок нейтронов будет в миллиарды раз больше плотности сжатия в комок такого же объёма обычных атомов. А отсюда логически следует, что сила гравитационного притяжения комка из нейтронов будет в миллиарды раз больше силы гравитационного притяжения аналогичного по размеру комка из обычных атомов. Для грубого примера сравним – сила гравитационного притяжения всей нашей планеты Земля, будет примерно равна силе гравитационного притяжения бильярдного шара, но состоящего только из одних нейтронов. И вокруг него может с таким же успехом вращаться Луна.
А когда объём такого нейтронного шарика достигнет объёма хотя бы Земли, то там развиваются такие сверх гигантские силы гравитации, которые засасывают внутрь такого шарика всё вокруг и даже сам свет. Назовём такой шарик – нейтронной звездой. В него всё втягивается внутрь, но уже ничего не выходит наружу. Когда свет втягивается в такую нейтронную звезду, то из него наружу он уже никогда не выходит. А в том месте пространства, где свет навсегда исчезает, визуально и образуется чёрная дыра. В центре любой галактики лежит чёрная дыра, вокруг которой и вращаются все миллиарды её звёзд со своими планетными системами. И у нашей галактики – Млечный путь в её центре тоже находится своя чёрная дыра».
- «Николя! … Теперь я поняла всё! – Твою самую совершенную подводную лодку по аналогии и прозвали «Чёрной дырой» только потому, что она не испускает из себя никаких звуков, по которым её можно обнаружить. … Я правильно поняла?»
- «Совершенно верно. Ты всё правильно поняла».
- «Боже мой! … Николя! … До чего же ты умный! … То, как ты объясняешь сложные вещи простыми словами, поймёт и первоклассник».
- «Ну, первокласснику это ещё рано, а вот ученикам седьмого ; восьмого классов, уже будет под силу это понять».
- «Николя, … а когда взорвётся наше Солнце?»
- «Никогда».
- «Почему? … Или, выходит, что я ничего не поняла?»
- «Наше Солнце слишком маленькое чтобы в своих реакциях синтеза дойти до уровня образования железа. Все его термоядерные реакции синтеза закончатся на уровне образования углерода. Силы гравитации для синтеза дальнейших более тяжёлых элементов у нашего Солнца просто не хватит. Но, постепенно сжигая весь свой водород в своём центре, наше Солнце начёт всё больше и больше расширяться под действием его внутренних термоядерных сил. Сначала оно поглотит в своём огненном чреве Меркурий, затем Венеру, а уже затем и нашу Землю. За Землей оно поглотит Марс и остановится где-то, не доходя до Юпитера. А когда на нашем Солнце прогорят все атомы водорода и все иные элементы вплоть до углерода, то термоядерные реакции в нём закончатся. Сила, распирающая Солнце изнутри, исчезнет и, под действием оставшихся сил гравитации оно сожмётся и остынет. Сожмётся оно примерно до размеров нашей теперешней Земли. А образовавшийся в нём углерод, от такой сверх гигантской силы сжатия изменит свою кристаллическую решётку и превратится в гигантский алмаз. И на месте нашего Солнца будет блестеть холодная алмазная звезда».
- «А сколько ещё лет на земле будет сохраняться жизнь?»
- «Около семи миллиардов лет».
- «А потом?»
- «А потом Земля исчезнет».
- «И что, от нашей цивилизации ничего не останется?»
- «Трудно ответить на твой вопрос. Но учёные уже сейчас должны думать, как спасть человечество», – окончил Николя, а я про себя подумала:
- «Какая пропасть лежит между этим человеком и Франческо! Какой уровень мышления одного и другого! … Поразительно! … Николя уже давно живёт в другом мире. Наши проблемы для его уровня мышления – это мелкая суета сует», – потом я опять услышала голос Николя:
- «Чтобы спасти нашу цивилизацию, – выход только один, – нам надо переселяться жить на другие планеты».
- «А есть ли такие планеты? И сможем ли мы до них добраться?»
- «Ты опять задаёшь мне очень трудный вопрос. На него я могу ответить только первоначально».
- «Это как понять?»
- «В нашей солнечной системе есть только одно небесное тело, где человечество сможет приютиться и то, на непродолжительное время, когда Земля исчезнет. У Юпитера есть четыре больших спутника. Одного из них зовут Европа. Сейчас Европа покрыта толстой коркой льда. Подо льдом, возможно, у него находится вода в жидком виде. При расширении Солнца льды на Европе растают, возможно, на нём появятся острова и, даже – материки. Возможно, в воде заведутся циано-бактерии (циано-бактерии – или сине зелёные водоросли, которые под действием света Солнца при помощи реакции фотосинтеза вырабатывают кислород – прим. автора), которые будут выделять кислород и там появится атмосфера с кислородом. Тогда, в первом приближении, человечество можно будет переселять на Европу».
- «И там реально сможет жить человечество?»
- «Европа чуть меньше Луны. Но на ней уже сейчас есть кислородная атмосфера, хотя и очень разряжённая. А если её льды растают и там заведутся циано-бактерии, то, возможно, её атмосфера станет плотнее из-за прибавки кислорода. Лететь туда с Земли на обычном космическом корабле около года. Но, пока с Земли туда можно летать, на Европе ещё вся поверхность будет покрыта льдом. Это раз. Второе – человечество там сможет просуществовать всего ничего – каких-то пятьсот миллионов лет.

 
Снимок Европы с космического зонда
 
Снимок с поверхности Европы. Крупным планом на горизонте виден Юпитер, в тени которого виден другой его спутник – Ио. Слева в дали видно Солнце.

По космическим меркам это очень мало. При расширении Солнца до Юпитера, на Европе от жары испарится вся вода, и жизнь на ней так же станет невозможна. А когда наше Солнце схлопнется и превратится в холодный блестящий алмаз, то на Европе возникнет космический холод.
Чтобы спасти человечество и нашу цивилизацию, нам надо будет переселяться на экзо-планеты».
- «А что это за планеты? … Расскажи».
- «Это твёрдые (не газообразные – прим. автора) планеты в других солнечных системах как нашей галактики Млечный путь, так и в других галактиках. Эти планеты должны быть похожи на Землю».
И опять мысленно меня потряс контраст масштаба мышления между Франческо и Николя:
- «У одного проблема – как ещё больше обобрать туристов, у другого – как спасти человечество и цивилизацию! – Бывает ли в жизни контраст ещё больше? – Или это только мне повезло познать такое?» – подумала я, а вслух спокойно спросила:
- «И такие планеты есть?»
- «Да. И их всё время находят новые. Они довольно разные. По самым приблизительным оценкам учёных только в нашей галактике Млечный путь их возможно сто миллиардов, из которых возможно 5;20 миллиардов являются землеподобными. А из них только 300 миллионов могут быть обитаемы. Но это только оценки учёных, а фактически сейчас официально найдено около пяти тысяч экзо-планет. А одна экзо-планета даже найдена в другой галактике!»
- «О! … как интересно! … А на обитаемых планетах живут инопланетяне?»
- «Нет, что ты. Под словом «обитаемые» учёные понимают только наличие у них одноклеточных бактерий, растений, или, даже, самых простейших животных. Но у всех открытых зкзо-планет есть один недостаток».
- «Какой?»
- «Все они очень далеки от нас».
Но в этот момент наш разговор прервался. К нам подошёл пожилой художник с предложением купить у него небольшую картину:

 

- «Молодые люди», – обратился он к нам: «Здесь часто под дождём с зонтом гуляют пары, и я на эту тему нарисовал ряд картин. Вы очень подходите к их сюжету», – и он стал показывать нам свои картины прямо в большой брезентовой сумке.
Беатриса выбрала одну из них и сунула художнику бумажку достоинством в тысячу лир. Он был очень доволен и отдал её Беатрисе, предварительно завернув картину в большой полиэтиленовый пакет, чтобы она не намокла под дождём.
- «Это будет тебе память обо мне, Николя. … На, возьми, она твоя».
- «Спасибо», – он принял от меня пакет с картиной и понёс его в левой руке.
А сколько печали и кротости было в его глазах! Сердце сжималось, глядя на него. Вот с какого лица надо было писать ангелов Рафаэлю, Тициану, Буше, Грёзу.
- «Бедняга», – подумала я: «Он, наверно, считает меня навсегда потерянной для себя. … Сказать ему сейчас, или – нет? … Страшно. … Страшно за себя – как он к этому отнесётся? … Нет, нет, нет, … боюсь, … ещё немного подожду», – а вслух нарочито бодро сказала:
- «А что такое – далеко? … Разве до них долететь невозможно?»
- «К сожалению, на данный момент развития науки и техники – невозможно. Ближайшая из них Проксима Центавра находится от нас на расстоянии более четырёх световых лет. А остальные и подавно дальше».
- «Насколько я понимаю, это означает, что до неё надо лететь четыре года со скоростью света?»
- «Да. Ты, наверно, хорошо учила в школе физику».
И тут я не выдержала, больше терпеть, сдерживать себя, я уже не могла. Какая-то плотина во мне прорвалась, и буря страсти мигом вылилась наружу, сметая всё на своём пути:
- «Николя, … вчера вечером я разорвала свою помолвку …».
Сказав это, я ещё не успела закрыть свой рот, как страстные губы Николя впились в меня. Своими сильными руками он прижал меня к себе, отбросив зонт и картину. И я ответила ему самым жарким, самым упоительным, самым страстным встречным поцелуем. Наши губы, языки, зубы переплелись, и мы тут же улетели куда-то далеко-далеко от этого мира, наверно на Проксиму Центавру, оставив где-то далеко на грешной Земле всяких там Франчесок, адмиралов и Римских Пап. Только ради одного такого поцелуя и стоит жить! Я окончательно сбросила с себя налёт цинизма и практичности и снова стала восторженной девочкой. Силой этого поцелуя было сказано всё: и обоюдное признание в любви и предложение стать его женой. Мы мокли под дождём, не замечая его, но не могли оторваться друг от друга. – Но ведь на Проксима Центавра дождей не бывает. … Через минуту наши лёгкие потребовали воздуха. Наконец, мы оторвались друг от друга и шумно задышали:
- «Моя?!»
- «Твоя! Твоя! … Любимый!»

 
Проксима Центавра глазами художника

Ну, а дальше были те традиционные слова, которые каждая женщина ждёт от своего мужчины:
- «Я люблю тебя! … Будь моей женой!»
- «Да! Да! Да! … Ты, – мой жених!»
И опять мы слились в каком-то умопомрачительном неземном, космическом поцелуе. – На Земле таких поцелуев не бывает, за ними надо лететь на Проксиму Центавру». …
- «Николай Юрьевич, а что же Вы напугали нас какими-то смертельными опасностями, раз у Вас всё так счастливо завершилось?» – разочарованно спросила Марина. Очевидно, она ждала какую-то интригу, приключения.
- «Не завершилось, а только началось».
- «Значит, будет ещё продолжение вашей истории?»
- «Конечно. … И, более того, в процессе преодоления этих опасностей я придумал и на реальной практике осуществил новый тактический приём применения подводных лодок».
- «Ой, как здорово! … Как Вы всех нас заинтриговали!» – и она, пожилая женщина, от восторга захлопала в ладоши как девочка. Все мужчины улыбнулись. Суровая, железная Марина позволила себе расслабиться в этом небольшом коллективе интеллектуалов. Став женой Александра, слишком много испытаний выпало на её долю. Она имеет право поиграть в детство, – она это честно заслужила. А Генеральный между тем продолжил свой рассказ, но уже от своего лица:
- «После того, как мы утолили свою самую первую, самую жгучую, самую чистую страсть, я сказал Беатрисе свою новость, которая теперь уже касалась и её:
- «Беатриса, сегодня адмирал сказал мне, что вопрос о дальнейшем проектировании подводной лодки F1000, такое ей дали кодовое наименование, вынесен на саммит НАТО, который состоится после завтра под Неаполем в местечке Лаго-Патрия. А завтра вечером мы с адмиралом Марино вылетаем в Неаполь. Поэтому, в следующий раз увидимся, когда я вернусь в Рим».
Она ещё не отошла от поцелуев и смотрела на меня как-то томно, наверно, не понимая смысла моих слов. Потом смысл моих слов до неё всё же дошёл. Лицо её мгновенно сделалось серьёзным и суровым:
- «Ты мой жених! И хочешь в таком виде поехать на саммит НАТО в Неаполь?!»
В первый момент я даже не понял, – в чём смысл её напора? … Я очень удивился, – о чём это она? А Беатриса с тем же напором продолжала:
- «Посмотри на себя, … как ты одет! На тебе костюм старого покроя и сидит мешком, а куртка?! … Да таких курток сейчас уже никто не носит, – это анахронизм. А твои ботинки, – боже мой! … По меньшей мере, они просто не модные. … В общем, так, … завтра с утра отпросишься у своего адмирала. Я заеду за тобой в девять часов утра и повезу тебя по различным модным бутикам. Одену тебя с головы до ног». Вот так, сразу после первого упоительного поцелуя, она взялась за меня твёрдой рукой. Я пытался с ней поспорить, что у меня на завтра назначены консультации с тремя членами ГГК, что в первый отсек никак не запихать навигационную аппаратуру, а гидроцилиндры полиспастовых механизмов подъёма перископов по объёму очень много «съедают» гидравлической жидкости, для чего надо увеличить объём бака с гидравликой. А где взять этот объём? – Инженер не знал. И ещё … . Но тут Беатриса меня прервала:
- «Хватит! … Если ты не отпросишься, то тогда я сама позвоню твоему адмиралу. В отличие от тебя, меня то он послушает сразу».
Я сдался. И на следующее утро сам подошёл к адмиралу Марино:
- «Синьор Марино», – начал я и далее рассказал ему, что сделал Беатрисе предложение. К моему глубочайшему изумлению он совершенно не удивился этой новостью, самодовольно сказав мне:
- «Помните, синьор Занзаро, я сказал Вам, что из Рима холостым я Вас не выпущу?»
- «Но я воспринял это как шутку и бахвальство».
- «Итальянский адмирал всегда держит своё слово», – при этом вид у него был такой гордый, что дальше некуда.
Но в бутики в рабочее время он отпустил меня без разговоров, только сказал, чтобы к 18.00 я был у парадных дверей посольства с вещами. Он на своей служебной машине заедет за мной, и дальше мы вместе поедем на военный аэродром. Я позвонил Беатрисе и сказал, что адмирал меня отпустил до 18.00.
- «Привет, милый. Я ждала твоего звонка. Через пол часа буду у главного входа в парковку улицы Венти Сеттембре где и был расположен квартал зданий Министерства обороны».
 И действительно, ровно через пол часа я увидел её красный «Альфа-Ромео», подъезжающий на парковку. На улице стояла пасмурная погода с температурой +15°С. Это была типичная зимняя погода Рима. Кругом ворковали голуби, шумели двигатели машин, люди торопились на работу. Был рядовой будничный вторник.
О! Как мы упоительно поцеловались после ночи разлуки! Как ласковы были её руки! Какое это оказывается чудо – женские ласки!
- «Николя, я хочу, чтобы ты как следует позавтракал перед поездкой по бутикам», – я согласился.
Она отвезла меня в какое-то маленькое кафе на улице делле Куаттро Фонтане, где мы заказали закуску Вителлоли Тоннато и пасту Кватро Формадили. Запивали коктейлем Аппероль. Потом мы поехали по бутикам, где я выступал только в роли манекена. Моё мнение, – что мне купить, не то, чтобы не учитывалось, а даже и не спрашивалось. Я перемерил с десяток костюмов, рубашек, галстуков и ботинок. Каждый раз Беатриса тщательно разглядывала меня, и ей всё не нравилось, и мы ехали в другой бутик. Наконец она выбрала мне всё то, что ей понравилось. Когда я усталый взглянул на себя в зеркало, то просто не узнал сам себя. На мне был шикарный тёмно-синий костюм, синий галстук, белая рубашка и чёрное короткое по последней моде пальто. Беатриса тут же повела меня в фотоателье, где заставила фотографироваться, принимая разные позы. … Я был очень элегантно одет как солидный итальянский бизнесмен. Раньше, в детстве и юности мы таких называли стилягами. Сколько это всего стоило – я не знаю. Беатриса мне говорила, что она меня одевает на те деньги, которые на мне и заработала. Всю мою старую одежду она с презрением выбросила в мусорный бак.
Теперь мне не надо было украдкой поглядывать на Беатрису. Я смотрел на неё, сколько хотел и не мог насмотреться.
- «Она моя! Моя!» – счастливо восклицал я про себя и уже никак не мог сдержать улыбку радости, – радости неслыханной!
Беатриса тоже постоянно смотрела на меня и улыбалась – она была счастлива. В кабинках для переодевания мы постоянно целовались. Я прижимал Беатрису к себе и чувствовал теплоту и трепет её тела, и все его сладострастные изгибы: упругость груди, тонкость талии, округлость бёдер. Ох! – Дух захватывало! Раньше я не представлял себе, что можно испытывать такое блаженство. Наверно, мы действительно были на Проксиме Центавре. Ведь на Земле такое блаженство просто невозможно. В тот момент о чём-то большем я даже не мог и думать. … Так мы не заметили, как подошёл вечер.
- «О! Беатриса, мне надо срочно в посольство. Через пол часа адмирал должен заехать за мной».

 
Фото Н.Ю. Комарова после покупок в бутиках Рима

Пообедать и поужинать мы уже не успели. Фотоателье, где меня фотографировали, находилось рядом с кварталом зданий Министерства обороны, а от него до посольства было всего пять минут езды. Быстро заскочив в посольство, я только успел взять свои мыльные принадлежности и комплект запасного белья. Адмирал был по-военному точен и подъехал к посольству ровно в 18.00. Увидев меня в новом наряде, он удивлённым и, в то же время, довольным голосом протянул:
- «О … о … о!»
А, обращаясь к Беатрисе, сказал:
- «Вижу, что теперь синьор Занзаро в надёжных руках», – в ответ Беатриса ему только улыбнулась.
- «Молодые люди, во-первых, я вас поздравляю, а во-вторых, прощайтесь, нам надо ехать».
В присутствии адмирала мы с Беатрисой наскоро поцеловались, и я сел в его служебную машину. Машина тронулась с места. Беатриса махала нам рукой, пока мы не скрылись за поворотом улицы Гаэта.
Пока мы ехали до военного аэродрома, адмирал в пути меня инструктировал:
- «Основной доклад на саммите буду делать я. … Я, сразу, не таясь, скажу им все плюсы и минусы столь малой подводной лодки. Официально Вы заявлены как мой содокладчик. Если будут персональные вопросы к Вам, то только на них и отвечайте. И запомните самое главное – никакой политики. Ваше выступление должно быть только на уровне тактического применения F1000 и уровня возможностей её технических средств и ни шагу в сторону».
- «Всё понятно, синьор Марино, не беспокойтесь».
В этот день поздно вечером мы, наконец, приземлились на военном аэродроме под Неаполем. Поселили нас с адмиралом в отдельных одноместных номерах военной гостиницы при аэродроме. Офицерская столовая к тому времени уже была закрыта. А я был очень голоден, так как последний раз ел ещё в Риме утром с Беатрисой. Но в круглосуточном буфете при аэродроме мне удалось купить пару бутербродов и шоколадок. Съев их и запив чаем, я, в какой-то мере, утолил свой голод. На следующее утро мы встретились с адмиралом в офицерской столовой на завтраке. Но ему, по высокому служебному положению, положен был отдельный салон, а мне – в общем зале. Однако, адмирал настоял, чтобы я завтракал вместе с ним в салоне. Я ломаться не стал. Когда мы вышли из офицерской столовой, то сразу увидели, что нас уже ждёт военный джип, присланный за нами из штаб-квартиры южной группировки войск НАТО, куда входили и ВС Италии. Мы сели в джип и поехали в местечко Лаго-Патрия, которое находится в 38 километрах к северу от Неаполя. Таким образом, в самом Неаполе я так и не очутился, а очень хотелось посмотреть этот красивейший город со столь богатой историей. Через пол часа мы въехали в строго охраняемую зону штаб-квартиры НАТО. Все мои документы были у адмирала. Охрана их тщательно проверила. Нас пропустили внутрь здания штаб-квартиры только тогда, когда за нами пришёл провожатый офицер итальянской армии. Он провёл нас через небольшой садик, и мы вошли внутрь самого здания. Здесь на каждом этаже был свой пост проверки документов. Но провожатый офицер каждый раз показывал охране свой жетон, приколотый к его рубахе, и нас пропускали беспрепятственно. Наконец мы с адмиралом очутились в громадном зале, где и происходят саммиты НАТО.
 
Саммит НАТО
   
В нескольких словах надо описать, что это был за зал. Он был огромный с высоким потолком, гораздо крупнее любого спортзала. В центре его по большому кругу были расставлены деревянные столы, за которыми сидели главы делегаций стран НАТО, члены политсовета НАТО и высшие штабные офицеры как объединённого штаба НАТО из Брюсселя, так и штаба его южной группировки войск. В центре образовавшегося круга на ярко-синем коврилене, покрывавшем пол зала, был выложен белым цветом символ НАТО – звезда с четырьмя лучами. В одном месте этого круга из плотно пригнанных друг к другу деревянных столов, – был разрыв. За столами напротив этого разрыва, перед флагами стран участниц блока НАТО, сидели члены президиума. Там, среди генералов и крупных дипломатов и сидел Генеральный секретарь этого альянса. Вдоль стен зала сидели помощники глав делегаций стран НАТО и аккредитованные на саммит журналисты.
- «Да … а … а», – подумал я: «попал в самое логово врагов моего Отечества. … Но что поделать, – они сами этого захотели, а выбор пал на меня».
Оглядевшись, я заметил, что почти все присутствующие официальные лица разглядывают меня. Кто-то украдкой бросал на меня свои взгляды, кто-то откровенно разглядывал меня в упор. Конечно, с одной стороны, – меня это несколько смущало, но, с другой стороны, – наполняло меня чувством гордости.
- «Значит я здесь не пустой человек», – подумал я: «Они, – все здесь присутствующие, смертельно боятся моей «Чёрной дыры». Именно поэтому они разглядывают меня с таким интересом. И, как у нас говорят, – раз боятся, значит уважают».
Я внутренне ухмыльнулся, довольный собой. Но больше всего меня раздражали журналисты, сновавшие по всему залу. Они почти в упор фотографировали меня, как хотели.
Нас с адмиралом Марино, как почётных гостей усадили рядом непосредственно за сами деревянные столы. Вёл саммит НАТО его Генеральный секретарь. Так как я был представитель не дружественной альянсу страны и, поэтому, слушать те вопросы, которые должны были обсуждаться на саммите, мне было не обязательно, то наш с адмиралом вопрос был поставлен первым. После чего мы должны были покинуть саммит. К столу каждого руководителя делегации были подключены наушники, через которые они получали синхронный перевод речи докладчика, который он докладывал на своём родном языке.
Саммит начался и первым вопросом Генсек НАТО объявил наш. Адмирал Марино встал и чётко по-военному начал свой доклад:
- «Идея начать проектирование и, возможно, будущее строительство подводной лодки F1000 зародилась как создание противовеса «Чёрной дыре».
 
Проект итальянской подводной лодки F1000

Для чего мы пригласили возглавить это проектирование её Главного конструктора Николя Камарофф», – сказав это, он поклонился в мою сторону. Не скрою, – я был польщён. И опять засверкали вспышки фотоаппаратов журналистов. Я чувствовал себя в центре внимания участников саммита. А между тем адмирал всё продолжал:
- «Но мы хотим сделать её ещё более скрытной, чем сама «Чёрная дыра», для этого мы предельно уменьшили её размеры, но при этом сохраняем стандартную огневую мощь обычной дизель электрической подводной лодки. Однако, реально добиться этих двух качеств можно только за счёт ухудшения каких-то других её качеств. Для этого нам пришлось пойти на резкое уменьшение её запаса плавучести и отказ от резервирования главных механизмов. Но больше всего пришлось ущемить чувствительность её гидроакустики. Во-первых, на столь маленьком корпусе лодки принципиально невозможно разместить большую конформную гидроакустическую антенну. Для неё просто элементарно не хватает площади корпуса лодки. И, как неизбежное логическое следствие от этого, резко уменьшается объём самой гидроакустической аппаратуры внутри прочного корпуса подводной лодки. – Это, во-вторых. Однако, чтобы возместить этот недостаток, предлагается следующий тактический способ её боевого применения. – Спутники НАТО определяют координаты цели и передают их параметры на лодку. Получив эти параметры, на лодке рассчитывают точку встречи с целью, идут в эту точку и применяют своё оружие. Но эта идея не наша, – она принадлежит немцам. Остальные тактико-технические характеристики подводной лодки F1000 примерно аналогичны стандартной дизель электрической подводной лодке. … Вице-адмирал Марино доклад закончил». …
- «Спасибо, господин адмирал», – спокойно сказал Генсек НАТО: «но у меня сразу будет к Вам вопрос. В военное время ночью цель будет двигаться без отличительных огней, поэтому со спутников её не увидеть, так же спутники не смогут её увидеть и в дневное время, если море будет закрыто облаками. Вопрос Вам, господин адмирал, – как в этом случае вы планируете поразить цель?»
Адмирал Марино был готов к такому вопросу, поэтому ответил сразу:
- «Италия отказывается от действий её ВМС на дальних океанских рубежах. Наши ВМС рассчитываются только на действия в акватории Средиземного моря. Эта акватория редко, когда бывает облачной».
- «Спасибо, господин адмирал. Ваш ответ нам понятен, … теперь у меня вопрос к её Главному конструктору. … Мистер Камарофф, Вы можете гарантировать бесшумность F1000 не хуже, чем у «Чёрной дыры»?
Услышав этот вопрос, обращённый ко мне, я вздрогнул. Как же! Сам Генсек НАТО обращается ко мне! Я встал и просто прямо на русском языке ответил:
- «Я ожидаю, что виброакустические характеристики (ВАХ) F1000 покажут, что она будет ещё более бесшумна чем «Чёрная дыра», так как на ней я применил двухкаскадную амортизацию, аналогичную, как и на «Чёрной дыре» с применением пневмодемферов в фундаментах её механизмов. – Это, во-первых. А во-вторых, – точность изготовления всех вращающихся деталей вашей промышленности выше, чем нашей. Мы ведь закупаем у вас станки для этого».
Мой ответ так всем понравился, что даже раздались отдельные восторженные хлопки. Потом их подхватили другие. Но, правда, оваций, конечно, не было», – в этом месте Генеральный конструктор прервал свой рассказ и, как-то победоносно посмотрел на нас, слушавших его, а потом торжественно продолжил:
- «Вот так, дорогие мои, и приобретается мировое имя».
- «Мы гордимся Вами, Николай Юрьевич», – сказала за всех Марина.
- «А я напишу о Вас роман», – добавил Александр.
- «Продолжайте, Николай Юрьевич», – попросила Марина.
Генеральный довольно хмыкнул и продолжил:
- «Потом мне последовал второй вопрос Генсека:
- «А почему ваша страна не строит такие подводные лодки?»
Вопрос мне был предельно понятен, и я сразу стал на него обстоятельно отвечать:
- «Этот вопрос не мой, а наших заказчиков, то есть руководства нашего ВМФ. Мы проектируем и строим только те корабли, которые нам заказывают. Поэтому, если Вас интересует моё частное мнение, то я могу сказать».
- «Интересует», – тут же последовал ответ Генсека.
- «Хорошо. … Морские границы моего государства напрямую связаны со всеми океанами. Поэтому наши корабли ВМФ в основном проектируют для действий в дальних морских зонах. Но, основная дальняя морская зона для нас, это северная часть Атлантики и Тихого океана, так же и весь Северный ледовитый океан. А погода там, как известно, – в основном облачная пасмурная».
- «Спасибо, мистер Камарофф. Ваше частное мнение нам предельно понятно», – потом, обратившись ко всем членам саммита, он спросил: «У кого ещё есть вопросы к адмиралу Марино и мистеру Камарофф?» – вопросов не последовало. Тогда Генсек, обращаясь к нам, сказал:
- «Мы благодарим Вас, господин адмирал и Вас мистер Камарофф за ваши сообщения. Официальное решение саммита вы получите позднее. А сейчас, мы вас не задерживаем».
Мы с адмиралом откланялись и вышли из зала. На том же джипе мы добрались до военного аэродрома под Неаполем, а там сразу пересели на служебный самолёт адмирала и к вечеру этого дня мы уже снова были в Риме. Как только я вошёл в свою комнату в посольстве, так сразу стал звонить Беатрисе. Но в её офисе она трубку не брала. Тогда я стал звонить ей на дом – то же самое. Стал звонить на номер её мобильника – опять то же самое.
- «Наверно она берёт интервью у какой-либо очередной знаменитости», – подумал я. Но, всё равно, тревога во мне поселилась. Во всяком случае, от волнения, есть я уже не мог. Весь вечер допоздна я ей названивал на все три её телефона – и ничего. Ни на один из телефонов она не откликалась. Тревога моя не на шутку усилилась. Явно что-то нехорошее с ней случилось. … Что делать? … Тогда я вызвал свою служебную машину, которая возила меня на работу в Министерство обороны и назад в посольство, показал водителю визитку Беатрисы, где был написан её домашний адрес. Он быстро довёз меня до её дома. Сунув консьержке деньги, она меня пропустила. На лифте я поднялся на восьмой этаж, где была её квартира №43, и стал звонить ей в дверь – результат тот же. Приложив ухо у двери, я прислушался – в её квартире была мёртвая тишина. … Стало окончательно ясно, что с ней что-то случилось в моё отсутствие. Но что?! Меня стала одолевать паника. Однако, я тут же взял себя в руки, хотя сами мои руки тряслись от сильного волнения. Тут же на площадке перед дверью квартиры Беатрисы я по мобильнику позвонил адмиралу Марино. Он сразу взял трубку:
- «Что случилось, синьор Занзаро?»
- «Пропала Беатриса!»
- «Как … пропала?!»
Я объяснил ему все свои поиски, которые не привели ни к какому результату.
- «У Вас на руках её визитка со всеми адресами и телефонами?»
- «Да».
- «Это очень хорошо. Немедленно езжайте ко мне домой. Ваш водитель знает мой адрес. Передадите мне её визитку, а после я подключу корпус карабинеров на её поиски. Только быстро!»
- «Еду!»
Через час в двенадцатом часу ночи, я уже был на квартире адмирала Марино. Лицо его было строго и сурово. Из-за его плеча выглядывала его жена – блондинка. Но мне было сейчас не до неё. Взяв её визитку, адмирал строго взглянул на меня и сказал:
- «Сейчас поезжайте домой в посольство. Постарайтесь уснуть. А я сию минуту подниму на ноги весь корпус карабинеров. Командующий карабинерами корпусной генерал Джузеппе Молино – мой друг. Утром уже получим первые сведения». …
- «Караул! – Уже второй час ночи! Я так заслушался Вас, что забыл о времени. Николай Юрьевич, Вам нельзя так напрягаться! … Всем срочно спать!» – опомнился Мечников: «Спать! Спать! И спать!»
Марина выждала, когда Мечников успокоился, а Генеральный ушёл спать к себе в каюту и спокойно сказала:
- «У меня создаётся впечатление, что Вы, Илья Владимирович, специально выжидали такое место в рассказе Николая Юрьевича, чтобы прервать его на самом интересном месте и, тем самым, сделать нам больно, предельно заинтриговав. А после этого предлагаете нам спать. Где ваша логика?»
- «Кроме димедрола, я Вам, Марина Юрьевна, ничего больше предложить не могу».
- «Ладно, … обойдёмся», – она нежно поцеловала мужа, перешагнула через комингс каюты, врача и зашла в лазарет, затем легла на свою нижнюю койку.
Мечников выключил единственную лампочку тусклого аварийного освещения. Наступила ещё одна ночь нахождения подводной лодки «Ада» на грунте Яванского моря под гигантским давлением воды среди вечного мрака и холода глубины.


 3.2.6 На грунте.
Пятый рассказ Генерального конструктора
   
Эпиграф
«Сами по себе идеи неимоверно важны и ценны, но это всего лишь идеи. Практически любой может что-нибудь придумать. Воплотить идею в действительность, в конкретный продукт – вот что по-настоящему имеет значение» - Генри Форд [43].

 
Генри Форд 1863;1947 – американский промышленник, владелец заводов по производству автомобилей, изобретатель, рационализатор, организатор производства.

В каюту адмирала Петке постучали:
- «Да! … Войдите», – при этом про себя адмирал подумал: «Зачем я им нужен? У них ведь есть свой командир лодки, – чего меня беспокоить?»
Весь в белом в каюту вошёл стюард из кают-компании:
- «Господин адмирал, командир велел Вам передать, что по звукоподводной связи с «Идзумо» (японский противолодочный вертолётоносец, принимающий участи в поисках «Ады» – прим. автора) на ваше имя получена телефонограмма. Командир предлагает Вам пройти в рубку гидроакустиков, прочесть телефонограмму и расписаться об этом в Вахтенном журнале».
- «Хорошо, сейчас буду», – недовольно буркнул Петке. Он уже давно понял, что подменять профессионального оператора-гидроакустика – пустое занятие, и, формально выполняя приказ адмирала Кинга, находился на борту многоцелевой атомной подводной лодки «Лос-Аламос». Эта лодка своим мощным гидроакустическим комплексом насквозь прослушала всё Яванское море и сейчас так же тщательно прослушивала Балийское море, расположенное рядом. Пока никаких успехов не было. Но Петке их и не ждал. Он уже давно понял, что невозможно найти того, чего просто нет. Поэтому Петке успокоился и просто отбывал номер на борту «Лос-Аламоса». А куда она (имеется в виду ДЭПЛ «Ада» – прим. автора) делась, – а Бог её знает. Ему было откровенно наплевать на результаты поисков. Он прекрасно понимал, что Роджеру Скотту с Ральфом Клиффордом надо было просто скрыть следы своего преступления его руками. Пособничать грязному делу он не хотел, поэтому тихо саботировал приказание адмирала Кинга, который хотел выслужиться перед лицом Председателя объединённого комитета начальников штабов.
В глубине души Петке презирал Кинга, считал его тупым солдафоном, откровенно не умным и не компетентным адмиралом, но он очень боялся это ему показать.
От безделья Петке перечитал все книги, которые только были на корабле и сейчас, от нечего делать, он перечитывал детские рыцарские романы Вальтера Скотта, которые были на борту лодки. Отбросив томик «Айвенго» (роман Вальтера Скотта – прим. автора) и чертыхнувшись про себя, он встал со своей койки, вышел из своей каюты и из второго жилого отсека перешёл в третий, где на верхней палубе и располагался центральный пост. По вертикальному трапу Петке поднялся на верхнюю палубу и очутился в центральном. Сразу, как и положено, вахтенный офицер (вахтенный офицер – это офицер, во всех флотах стоящий во главе всей боевой смены, на которые экипаж делится в походе – прим. автора) подал команду «Смирно!» и хотел было сделать ему краткий доклад, но Петке скомандовал «Вольно!» жестом руки остановил его и сразу вошёл в рубку гидроакустиков. При этом старший помощник командира (СПК), неся командирскую вахту, мирно дремал в командирском кресле.
Вахтенный оператор гидроакустического комплекса (ГАК), увидев вошедшего в рубку командующего флотом, сорвал с головы наушники, и хотел было встать и, как положено, доложить о результатах вахты, но Петке, положив ему руку на плечо, бросил:
- «Сидите. … Где журнал телефонограмм?»
- «Вот он, господин адмирал», – и протянул журнал командующему.
Петке быстро пробежал глазами текст телефонограммы. Телефонограмма была от Главнокомандующего ВМС СПА адмирала Кинга. Он вызывал Петке на сеанс телефонной связи, который должен был начаться в 11.30. Петке посмотрел на часы, – до начала сеанса оставалось пол часа. Что-то обдумывать было нечего, – надо было просто выполнять полученное приказание и выходить на связь с адмиралом Кингом. Петке вышел из рубки гидроакустиков, рукой тронул дремавшего старпома и тут же начал командовать сам, не дав ему опомниться и доложить, скомандовал:
- «Всплывать на перископную глубину на сеанс связи».
- «Есть всплывать на перископную глубину на сеанс связи», – репетовал полусонный старпом и тут же начал командовать сам:
- «Вахтенный офицер!»
- «Есть вахтенный офицер!»
- «Всплывать на глубину тридцать метров с дифферентом на корму три градуса!»
- «Есть всплывать на глубину тридцать метров с дифферентом на корму три градуса», – репетовал вахтенный офицер и сразу же такая команда пошла к боцману, управляющего всеми рулями лодки. Лодка получила небольшой дифферент на корму и стала быстро всплывать. Сразу послышались характерные пощёлкивания разжимаемого металла прочного корпуса. Через несколько минут послышался доклад вахтенного инженер-механика:
- «Глубина тридцать метров».
- «Есть глубина тридцать метров. Акустик, прослушать горизонт!» – распоряжался вахтенный офицер, чётко по инструкции выполняя манёвр всплытия.
- «Есть прослушать горизонт», – репетовал акустик. И через пару минут по громкоговорящей связи (ГГС) из рубки гидроакустиков послышался доклад:
- «Горизонт чист».
- «Есть акустик», – после чего вахтенный офицер снова скомандовал боцману:
- «Всплывать на перископную глубину!»
- «Есть всплывать на перископную глубину», – репетовал боцман. И не успел боцман ещё окончить своё репетование, как вахтенный офицер дал уже следующую команду вахтенному инженер-механику:
- «Самый малый вперёд!»
- «Есть самый малый вперёд», – репетовал вахтенный инженер-механик. Он дёрнул ручку машинного телеграфа и через мгновение все в центральном почувствовали снижение скорости хода.
- «Лодка – самый малый вперёд», – доложил вахтенный инженер-механик.
- «Есть самый малый вперёд», – принял доклад вахтенный офицер, потом переключил тумблер ГГС на командный пункт (КП) боевой части связи и снова скомандовал:
- «Боевой части связи готовность номер один!»
Из ГГС раздалось репетование и этой команды. После чего, не прошло и минуты, как командир боевой части связи капитан 3 ранга Льюис Стенфорд доложил:
- «Боевая часть связи к бою готова. Присутствуют все», – приняв этот доклад, вахтенный офицер скомандовал:
- «Выпустить параван!»
- «Есть выпустить параван», – раздался из динамика голос капитана 3 ранга Льюиса Стенфорда.
Снаружи лодки медленно открылись створки ограждения паравана, и буксируемая антенна стала медленно подвсплывать из чрева лодки. До сеанса связи оставалось ещё десять минут. Петке спустился на палубу ниже, где и находилась рубка связистов. Капитан 3 ранга Льюис Стенфорд лично доложил ему о готовности связи, передал ему наушники, микрофон и сам вышел из рубки. Так было положено по инструкции – содержание разговоров между командующим флотом и Главнокомандующим ВМС – секретно и никто не должен присутствовать при нём. …
Прошло десять минут:
- «Привет тебе, Петке! Насколько я понимаю, ты там, на «Лос-Аламосе» выспался и прекрасно отдохнул от трудов праведных?»
- «Обижаете, господин адмирал. Я лично несу вахту оператора гидроакустического комплекса и лично прослушал всё Яванское море, а теперь мы так же тщательно прослушиваем Балийское море. К сожалению, пока результатов нет», – Петке уже давно научился открыто врать, – врать в лоб, не моргнув глазом. Он врал, как дышал.
- «Петке, … а ведь Ковалевский оказался умнее тебя», – Кинг и Петке уже давно знали, что фамилия и воинское звание командира «Ады» – капитан 2 ранга Ковалевский.
- «Не понял Вас, господин адмирал».
- «А тебе разве не пришло в твою польскую голову, что Ковалевский уже давно предвидел твоё решение бросить все силы ПЛО (противолодочная оборона) объединённых флотов на прочёсывание Яванского и Балийского морей? … Он перехитрил тебя и сейчас преспокойно лежит себе на грунте Индийского океана с южной стороны острова Ява, пьёт себе виски и посмеивается над тобой, ожидая, когда ты распишешься в собственном бессилии и прекратишь операцию по его поиску? … А?»
Этой фразой Кинг просто размазал Петке. И он, обиженно буркнул:
- «Русландцы виски не пьют».
- «Да наплевать! Значит, он пьёт водку!»
Тут Петке мгновенно сообразил, – для того чтобы избежать дальнейшего нарастания гнева своего начальника, ему нужно было слегка потрафить. Тем более, что недалёкий Кинг был падок на лесть.
- «Господин адмирал, – я далёк от лести, но Вы гений! … Блестящая мысль! Уверен, что так всё и есть. … Как только эта мысль мне самому раньше в голову не пришла?! – Петке так же открыто в лоб льстил, как и врал. Но он был умнее Кинга и его якобы «не лесть» как раз била точно «в яблочко».
- «Видишь, Мориц», – уже умиротворённым голосом сказал ему адмирал Кинг, обращаясь к Петке уже по имени, что свидетельствовало о явной смене его настроения от грубого и жёсткого на благодушное. Поняв это, Петке сильнее прижал наушники к своим ушам и мелко ухмыльнулся:
- «Лесть подействовала», – отметил он про себя. А Кинг, между тем всё продолжал:
- «… ты теперь должен отдавать мне половину своего денежного содержания, раз я служу ещё и за тебя …».
- «Я готов, господин адмирал. Нам с Эвой (жена Петке – прим. автора) хватит и половины моего жалования», – выразив мгновенную покорность, Петке ещё больше умиротворил своего начальника.
- «В общем, так, Мориц, пересаживайся-ка ты на «Идзумо» и дуй на Филиппины. Там с КП флота будешь лично руководить поиском «Ады» вдоль всего южного берега острова Ява в Индийском океане. Все силы ПЛО объединённых флотов направь туда. Как обнаружишь «Аду» – немедленно её уничтожь! … Тебе всё ясно?!»
- «Так точно, господин адмирал! Всё ясно! По прибытии на КП флота на Филиппинах, я немедленно разверну все подчинённые мне силы ПЛО на поиск и уничтожение «Ады». Искать её буду в Индийском океане вдоль южного берега острова Ява».
- «Правильно Мориц. Ты хорошо меня понял. … Я имею предчувствие, что теперь она от нас никуда не уйдёт. А то над нами уже вся пресса смеётся. А часть стран уже встали в очередь в Русландии на покупку этих чёртовых «Ад». … В общем, – действуй», – и они прекратили связь.
Петке в изнеможении сбросил с головы наушники:
- «Фу … у … у! … Матка Боска! … Вывернулся!» – и, облегчённо выдохнув, он вытер носовым платком пот со лба.
После этого сеанса связи с Главнокомандующим ВМС СПА, многоцелевая атомная подводная лодка «Лос-Аламос» всплыла. Вице-адмирал Мориц Петке перешёл на борт японского вертолётоносца ПЛО «Идзумо» и, через двое суток уже был на КП флота четырнадцатого округа на Филиппинах. Отсюда он развернул все силы ПЛО объединённых флотов СПА, Японии, Австралии и Новой Зеландии в Индийский океан и распределил их вдоль всего южного берега острова Ява. Плотность столь многочисленных сил ПЛО там стала так велика, что они распугали всю рыбу, обитавшую в тех водах.
На «Аде» уже пошли четвёртые сутки полного отсутствия звуков поиска от кораблей ПЛО врага.
……………………………………………………………………………...
Был поздний вечер пятницы – конца недели. Обычные люди в это время предвкушают долгожданные выходные, строят планы куда пойти, что купить, кого навестить. Но Главнокомандующий ВМФ Русландии адмирал Пименов Андрей Афанасьевич сидел в своём кабинете за письменным столом и работал. Масса документов скопилась у него за неделю, требующих его утверждающей подписи. Некоторые документы он подписывал сразу, а другие, перед подписанием требовали проведения специального служебного совещания. Их он откладывал в сторону. Пименов ждал конца недели, чтобы уединённо сосредоточиться и поработать с ними, когда ему никто не будет мешать. В этот момент все его мысли были поглощены нуждами и проблемами флота.
Вдруг, в этот момент на его рабочем столе, из его мобильника, который лежал тут же рядом, послышалась его любимая музыка – «Марш «Прощание славянки». Кто-то ему звонил. Адмирал недовольно поморщился:
- «Мешают! Не дают покоя! Только сосредоточился!» – мигом пронеслось у него в голове.
А когда он взглянул на экран мобильника, то очень удивился, – кто-то звонил ему из незнакомого номера! Его личный мобильник содержал номера только членов его семьи, самых близких друзей, прямых подчинённых и некоторых представителей науки и промышленности. Всё! – И больше никого.
- «Может это мошенники?» – подумал он, но любопытство пересилило, и он нажал на кнопку ответа:
- «Слушаю», – сухо официально произнёс Пименов.
В трубке раздался деликатный интеллигентный голос пожилой женщины:
- «Извините, это Главнокомандующий адмирал Пименов Андрей Афанасьевич?»
- «Да, это я».
- «Извините, пожалуйста, за беспокойство, что я решилась позвонить Вам. Я жена Генерального конструктора подводных лодок Комарова Николая Юрьевича. От моего мужа уже больше месяца нет никаких вестей. Месяц назад он уехал в командировку в Индонезию и там пропал. Перед отъездом он дал мне номер вашего мобильника и сказал, что звонить Вам можно только в самом крайнем случае. Извините ещё раз за беспокойство, но для меня этот крайний случай настал, и я решилась позвонить Вам. Что с моим мужем?»
- «Как мне к Вам обращаться?»
- «Я Беатриса Бруновна».
- «Беатриса Бруновна, такие сведения давать по незащищённой связи я не имею права. Но ваше волнение я понимаю», – потом главком немного подумал, какая-то мысль пришла ему в голову, и он продолжил: «Вы сейчас находитесь в Приморском городе?»
- «Да».
- «Тогда я предлагаю сделать так: мне ещё надо поработать в своём кабинете, а за это время я пошлю к Вам свою служебную машину. Вас привезут в Главный штаб ВМФ, и я распоряжусь, чтобы Вас в сопровождении моего водителя пропустили ко мне. У меня в кабинете и поговорим. Только не забудьте взять с собой свой паспорт».
- «Ой! … Большое Вам спасибо, Андрей Афанасьевич. Я так волнуюсь! А муж так хорошо о Вас отзывался. … Мой адрес …», – и она продиктовала свой адрес.
- «Хорошо, ждите машину», – и они прервали связь. Пименов распорядился, чтобы за ней отправили машину, и продолжил свою работу. …
Через час дежурный адъютант ему доложил:
- «Товарищ адмирал, жена Генерального конструктора Комарова в приёмной».
- «Пусть войдёт».
- «Есть».
Дверь в кабинет открылась и вошла высокая статная пожилая женщина. Адмирал, – как воспитанный человек, сразу встал. Женщина шла небольшими неуверенными шагами – сказывался возраст – 92 года! Для своего возраста внешне она была ещё очень хороша и аккуратно со вкусом одета. Да, лицо её было лицом очень пожилой женщины, но зато какой благородный взгляд, какой поворот головы, какой лёгкий изящный завиток волос на её шее, какая прямая осанка, какой изыск в её макияже! … Ах! … И это в таком возрасте!
- «Беатриса Бруновна, пожалуйста, садитесь», – и адмирал хотел поддержать её за руку и плавно посадить в кресло для посетителей.
- «Нет, нет, спасибо, Андрей Афанасьевич, я сама».
Она медленно села в предложенное ей кресло, положила свою изящную сумочку себе на колени, закинула ногу за ногу в чёрных полупрозрачных чулках и своим открытым ясным взором посмотрела на Главнокомандующего.
- «Боже! И в таком возрасте у неё ещё такие красивые длинные ноги!» – подумал главком, мельком взглянув на них: «А что было в молодости?! … Да, … наверно, Комарову пришлось за неё побороться. Такую непросто было завоевать».
Но, взглянув в её глаза, адмирал Пименов прочёл в них железную волю, жёсткую выдержку и, конечно, – тревогу. Глаза её так и говорили: «Что с мужем?!»
Адмирал сел напротив и, не заставляя себя ждать начал говорить:
- «Беатриса Бруновна, всё, что я Вам сейчас скажу, является государственной тайной».
- «Я поняла, дальше можете не продолжать», – и никаких слёз, никаких рыданий, никакой мольбы. Взгляд её был твёрд и мужественен. А ведь от того, что сейчас скажет ей адмирал, – зависел смысл её дальнейшей жизни. – Она ждала. И адмирал продолжил:
- «Хорошо. … Так вот», – он всё никак не мог решиться сказать ей правду. Но деваться ему было некуда и, подняв глаза на Беатрису, он продолжил:
- «Правду мне говорить Вам трудно, … мужайтесь», – услышав эти слова, Беатриса чуть качнулась, но не упала, не зарыдала. А продолжала так же твёрдо смотреть в глаза главкому.
- «Дело в том, что я и сам не знаю, жив ваш муж, – или нет», – Беатриса так же твёрдо продолжала смотреть на адмирала, и не качаясь, а застыв как статуя.
- «Железная женщина», – с восхищением подумал адмирал Пименов и уже более решительно продолжил:
- «Продажа лодки вашего мужа индонезийской стороне, – временно отложена. Она должна вернуться назад в Петровосток. На её борту находятся очень ценные стратегические сведения. Поэтому, флот СПА с союзниками за ней охотятся, чтобы её уничтожить», – услышав это, Беатриса опять качнулась и слегка побледнела.
- «Может Вам дать воды, Беатриса Бруновна?» – с тревогой спросил её Пименов.
- «Нет, лучше рюмочку коньяка, если у Вас найдётся».
- «Да, да, одну минутку».
Пименов быстро подбежал к шкафу, открыл дверцу бара, достал оттуда бутылку «Метаксы» и две хрустальные рюмки. Быстро разлил коньяк, поднял свою рюмку и произнёс тост, который Беатриса ждала:
- «За здоровье Николая Юрьевича!»
Ах! С каким наслаждением Беатриса выпила эту рюмку коньяка! И лицо её сразу чуть-чуть порозовело.
- «Рассказывайте дальше», – сказала она.
Пименов поставил перед ней коробку с шоколадными конфетами и начал:
- «Их лодка где-то спряталась. Враги её усиленно ищут, но пока не нашли. Связи с ней, естественно, нет. Если бы это была какая-то другая лодка, то я бы Вам прямо сказал, что шансов вернуться назад, у неё нет. Но эта, последняя лодка, которую спроектировал ваш муж, – особая. Вся современная техника обнаружения подводных лодок наших врагов не может её ни увидеть, ни услышать, ни обнаружить её физические поля. И это единственная наша с Вами надежда. Именно сейчас идёт проверка гениальности вашего мужа. А командир там надёжный, я его лично подбирал. Вот, к сожалению, и всё, Беатриса Бруновна, что я знаю о судьбе вашего мужа на данный момент. Я буду держать Вас в курсе всех новостей. Ваш телефон теперь у меня есть», – главком умолк, но продолжал смотреть в глаза Беатрисы:
- «Представляю, как в молодости она была хороша», – опять подумал Пименов.
Услышав речь адмирала, глаза Беатрисы чуть мигнули, тревога и страх в них исчезли. Она доела шоколадную конфету и сказала обыкновенное святое слово:
- «Спасибо, Андрей Афанасьевич», – и стала медленно вставать с кресла. Пименов бросился ей помогать.
- «Нет, нет, спасибо, … я сама».
- «Мой водитель отвезёт Вас домой».
- «Спасибо».
Она сама встала и медленно пошла к выходу из кабинета. Кабинет Главнокомандующего был помпезный старинный с высоким потолком, лепкой, старинными картинами и французскими занавесями. Адмирал ей сопровождал. У самой двери он остановился и на прощание сказал ей:
- «Вы можете гордиться своим мужем».
- «Спасибо. … Буду ждать от Вас известий», – но голос её уже был старческий надтреснутый. Видно ей стоило большого труда держать себя в руках, ни на грамм не показать свою слабость.
- «Железная женщина», – второй раз так подумал о ней главком, и они расстались.
……………………………………………………………………………...
В понедельник утром адмирал Пименов уже был в столице на недельном ориентировании у НГШ. Там были все начальники главных управлений генштаба, а также главнокомандующие видами ВС и родами войск. Заслушав все доклады и раздав всем «пироги», генерал армии Николаев всех отпустил, но главкома ВМФ просил задержаться.
- «Почему Вы мне ничего не докладываете о Кузнецове? Где он? Жив ли?»
- «Товарищ генерал армии, мне нечего Вам доложить по этому вопросу. Сведений никаких нет. Скорее всего, командир умело спрятал лодку и сейчас они где-то лежат на грунте. То, что их не обнаружили – это факт …».
- «Стоп, стоп, стоп, Андрей Афанасьевич. Вы только что сказали мне, что сведений у Вас никаких нет, и тут же говорите мне о факте, – который, кстати, и является сведением. Я что-то Вас не понимаю?»
- «Этот факт очень просто объяснить. … Если бы они «Аду» обнаружили, то немедленно её бы уничтожили. И тогда на поверхности моря всплыло бы громадное мазутное пятно. А там курортный район. Начался бы скандал. Короче, тогда бы этот факт было бы невозможно скрыть. А раз этого факта нет, то я отсюда делаю вывод, что «Ада» не обнаружена».
- «Логично».
- «Не только Вы интересуетесь судьбой «Ады». В пятницу у меня на приёме была жена Генерального конструктора Комарова, – интересовалась судьбой мужа. … Ну и гранд-дама, я Вам должен сказать! Ей 92, она еле ходит, но до сих пор хороша. А держится, ну прямо как королева, хотя муж её на краю гибели».
- «Ладно. Если будут какие-либо новости по Кузнецову, то сразу доклад мне», – конечно, в первую очередь НГШ интересовался судьбой Кузнецова.
- «Я это помню, товарищ генерал армии».
- «У меня есть хорошие новости по вашей части и этого – Комарова. … Начальник десятки сейчас вышел на финишную прямую по оформлению контрактов с пятью странами на покупку у нас этих «Ад». Наверно, её скрытность, которую она сейчас демонстрирует, и делает ей рекламу. Причём каждая из этих стран хочет купить у нас аж серию из шести «Ад»!
- «Ого!» – не выдержал Пименов: «Это очень хорошая новость. … Жаль Комаров её не знает».
- «Сейчас в десятке оформляют протоколы разногласий к этим контрактам. … Да, и совсем забыл Вам сказать, – ещё восемь стран выразили желание закупить у нас эти «Ады».
- «Комаров – это наша гордость, товарищ генерал армии».
- «Вы мне сначала верните Кузнецова живым».
- «Как только Ковалевский выйдет на связь, и мы узнаем его координаты, то навстречу ему сразу пошлю эскадру адмирала Воронцова для охраны. Командующий восточным флотом уже получил мою директиву готовить её в поход».
- «А кто такой Ковалевский?»
- «А это командир «Ады».
- «А … а», – и Николаев отпустил главкома ВМФ.
……………………………………………………………………………...
Ковалевский полулежал в своём командирском кресле в центральном посту и слушал тишину. Он отсчитывал дни отсутствия звуков их поиска силами ПЛО врагов. Прошло три дня, пошёл четвёртый день. А до этого было две недели их беспрерывных поисков. То дробные чавкающие звуки дизелей корветов и тральщиков, то комариный писк вертолётов ПЛО, то мощный гул паровых турбин атомных подводных лодок, то вой газовых турбин фрегатов, то сразу несколько кораблей утюжили над ними море. – И вот, – пошёл четвёртый день тишины.
Вопрос, который Ковалевскому надлежало решить, был один – когда отрываться от грунта?! Но что это был за вопрос?! И какая гигантская ответственность лежала сейчас на его плечах! Он не боялся ответственности, наоборот, по складу своего характера он жаждал её. Боялся он одного – ошибки!
- «Семнадцать дней поиска – это слишком мало, чтобы отказаться от операции ПЛО, так и не найдя нас», – думал Ковалевский: «Следовательно, они ищут нас где-то в другом месте. Но где? … Так, … надо посмотреть на ситуацию их глазами. … А они прекрасно понимают, что нам надо будет двигаться на север к своим. Следовательно, эти дни они и обследовали моря Яванское – в первую очередь, море Балийское и море Флорес, – и то под вопросом, – оно слишком восточное. Нас не нашли – это факт. Поиски, конечно, не прекратили, – это тоже надо считать за факт. Тогда возникает естественный вопрос – где же они сейчас могут нас искать? – В таком случае у них выход только один – они ищут нас вдоль южного берега острова Ява на побережье Индийского океана до глубины в триста метров. … Эврика! Как эта простая ясная и логичная мысль мне раньше в голову не пришла! Ведь то, что они нас не могут найти. Они наверняка списывают на то, что нас здесь просто нет. Им и в голову не придёт, что у нас особая лодка. А я её ещё дополнительно экранировал гигантской железной массой затонувшего авианосца. …
Так, так, так, … – ситуация проясняется. … Сейчас они только начинают занимать исходные позиции для того, чтобы утюжить южный берег острова Ява, находящийся на побережье Индийского океана. Но, чтобы такой гигантской массе сил ПЛО врага поменять район поиска, трёх дней явно мало. Следовательно, если я сейчас оторвусь от грунта и на ближайшей зарядке батареи они своей локацией засекут мой шноркель, то, могут повернуть с пол пути, не дойдя до побережья Индийского океана, и кинутся за мной в погоню. … Нет, нет, нет, – им надо дать увязнуть в районе Индийского океана, а потом просто рвануть на полной скорости на север. И тогда вся их неповоротливая армада кораблей ПЛО просто не успеет меня догнать. Я раньше приду в Петровосток, чем они догонят меня. … Так, так, так, … – следовательно, лежу на грунте ещё сутки, больше не надо, а там – к своим!»
……………………………………………………………………………...
- «Слушайте, Николай Юрьевич, … рассказывайте, что было дальше. Я еле дотерпела до утра».
- «А завтраком Вы меня кормить будете?»
- «Конечно, буду».
- «Вот позавтракаю, подождём Илью Владимировича и тогда я начну рассказывать».
Так от нетерпения пикировалась Марина с Генеральным конструктором. В этот день на завтрак у них был омлет, кусочек сыра, кофе с молоком и пряник. Вскоре из центрального пришёл и Илья Владимирович.
- «Подозреваю, что завтра командир решится. Уж больно он суров».
- «А не рано ли?» – спросил Генеральный.
- «Это не мой вопрос», – ответил ему начмед. …
- «Всё, Николай Юрьевич, все позавтракали. Вы обещали. Начинайте», – нетерпеливо потребовала Марина. Она считала, что раз накормила его завтраком, то имеет право и требовать – логика железная.
- «Да Вы сначала с Ильёй Владимировичем мужа переверните».
- «А это не мешает начать Вам рассказывать».
Тут в обычную пикировку Марины с Генеральным ввязался Мечников:
- «Завтра, Александр Иванович, уже начнёте ходить».
- «Я? Ходить? … Да Вы шутите, Илья Владимирович».
- «У Вас уже достаточно образовалась костная мозоль, а аппарат Илизарова надёжно скрепил отломки ваших костей. Это надо в лечебных целях, чтобы ускорить процесс сращивания».
- «Но как же я буду ходить с ногами в этом аппарате?»
- «Очень просто, широко расставив ноги и потихоньку. А мы с Мариной Юрьевной будем Вас страховать. Первый день Вы пройдёте туда-сюда вдоль коридора третьего отсека и хватит. Потом прогулки будем постепенно увеличивать».
- «Саша, как доктор сказал, так и будешь делать».
- «Я рад буду. Да только страшно как-то».
- «Ничего, ничего, привыкните», – успокоил его Илья Владимирович.
Потом марина с начмедом перевернула мужа на живот, задрала ему свитер и рубаху и, как обычно, стала нежно массировать ему спину.
- «Мы ждём, Николай Юрьевич», – напомнила ему Марина, мня руками спину мужа.
- «Ну, Вы и раскомандовались».
- «Я единственная дама на корабле. И, поэтому, мои желания для всех – закон, правда, … если вы джентльмены».
- «Что делать. Придётся начинать», – и Генеральный начал:
- «Конечно, в ту ночь я не мог уснуть. Наутро, когда я прибыл в Министерство обороны. Я сразу побежал в кабинет адмирала Марино. Он уже сидел в своём кабинете. Его постоянно улыбающееся лицо было предельно сурово и, мне показалось, что оно даже посерело. Сердце моё упало. Было видно, что он уже что-то знает нехорошее. Я похолодел и приготовился к самым плохим известиям.
- «Дело очень плохо, синьор Занзаро», – даже забыв поздороваться, начал он.
Услышав это, я тут же повалился на стул без его разрешения. Адмирал, не обращая на это никакого внимания, продолжил:
- «Её бывший жених, – Франческо Бальбо, оказался одним из главарей Коза Ностры («Cosa Nostra» – в переводе с итальянского «Наше дело», – сицилийская преступная организация или итальянская мафия, занимающаяся запрещённым законом бизнесом: наркоторговля, проституция, рэкет, работорговля, заказные убийства, торговля оружием и так далее. Она имеет жёсткую иерархическую структуру, подчинённую так называемому «крёстному отцу» и свой кодекс поведения – прим. автора) и занимается там криминальным бизнесом – торговлей секс-рабынями».
- «Ах!» – испуганно вскрикнула Марина, но, не обращая на неё никакого внимания, Генеральный продолжал:
- «Это как понять?» – ничего не понимая, переспросил я адмирала.
- «Это значит, что подчинённые ему мафиози отлавливают прямо на улице симпатичных девушек, в основном лёгкого поведения, потом, обманом свозят их в специальную школу, обещая хорошие заработки, там их стерилизуют и сажают на иглу (сленговое выражение, обозначающее, что там из них делают наркоманок, после чего они «работают» за порцию наркотика – прим. автора), и, при этом, усиленно обучают приёмам обольщения и различной сексуальной технике. Потом продают их за большие деньги тем, кто готов их купить. При этом никаких документов при них нет, – они вне закона. И, купивший их рабовладелец, может делать с ними всё, что захочет.
Кстати, школа, где обучают секс-рабынь, находится в одном из оазисов в пустыне Сахара на территории Ливии. Официальные ливийские власти боятся туда соваться, так как там правят дикие племена берберов. … И ещё, – сейчас в Ливии идёт гражданская война и властям не до берберов. А якобы туристическая фирма Франческо Бальбо была лишь официальной ширмой, прикрывавшей этот криминальный бизнес. Карабинеры давно подозревали его в этом бизнесе, но никак не могли взять с поличным. Так как он перевозил в Ливию живой товар ночью на своих прогулочных подводных лодках. А их очень трудно засечь».

 
Прогулочная подводная лодка
 
- «А где сейчас Беатриса?!» – с тревогой спросил я.
- «Вот это самая печальная новость. По приказанию Франческо Бальбо она вчера утром, когда мы с Вами ещё были на саммите НАТО, была схвачена мафиози Коза Ностры, доставлена в Палермо и там помещена на одну из якобы прогулочных подводных лодок (ПЛ) его турфирмы в качестве пленницы как будущая секс-рабыня. Сегодня ночью эта ПЛ прибыла на Лампедузу (маленький итальянский остров, находящийся в Сицилийском проливе Средиземного моря на пол пути до ливийских берегов Африки – прим. автора). А уже сегодня утром эта подводная лодка, на борту которой и находится ваша Беатриса, зарядив свои аккумуляторные батареи, вышла в море и сразу погрузилась, по всей видимости, взяв курс на Ливию. Наверно, сейчас она уже вышла из территориальных вод Италии. Ожидается, что следующей ночью она всплывёт у берегов Ливии, передаст свой товар другим мафиози Коза Ностры, и вернётся назад. Карабинеры не имеют права действовать за пределами официальной территории Италии…».
Слушая рассказ адмирала, мой мозг лихорадочно работал, ища выход из создавшегося положения. Но вдруг, под влиянием катастрофической ситуации, – как яркая вспышка, в моей голове блеснул дерзкий план. Я прервал речь адмирала, так как расклад сил мне был предельно ясен, а он не мог предложить мне никаких практических мер, только мониторил события.
- «Синьор Марино, у меня есть план спасения Беатрисы».
- «Да?! Что за план?! Расскажите!» – он уцепился за мою мысль, ещё не зная её. Ибо карабинеры за пределами Италии ничего предпринять не могут. Ему было откровенно стыдно за это. Он терял передо мной своё лицо. И я это видел.
- «До прибытия в Италию я обслуживал свои подводные лодки в Ливии, которые мы им продали, и на этой почве я очень близко сошёлся с Халифа Хафтаром. Мы даже обменялись с ним номерами мобильных телефонов. Суть моего плана, – я сейчас звоню Халифа Хафтару и прошу его выделить в моё распоряжение одну из боевых лодок для перехвата этой прогулочной подводной лодки мерзавца Франческо.
- «Блестяще! А как Вы планируете её перехватить?!»
- «На моей лодке 4641 проекта, по вашей НАТОвской классификации – «Фокстрот», стоит мощная гидроакустическая станция (ГАС) МГК-400. Я уверен, что в пассивном режиме использования ГАС (МГК-400 имеет два режима её использования: пассивный и активный. В пассивном режиме она «прослушивает» море, а в активном – посылает мощные высокочастотные импульсы, которые, отражаясь от цели, указывают расстояние до неё и пеленг – прим. автора) эта прогулочная подводная лодка будет обнаружена, а дав по ней несколько мощных активных гидроакустических импульсов, она начнёт разваливаться и, тем самым, мы вынудим её всплыть. А дальше высадить с надувных катеров на неё десант, освободить Беатрису и, заодно, арестовать всех мафиози».
- «Гениально!» – обрадованно закричал адмирал Марино. Этот план мог дать ему шанс сохранить своё лицо передо мной, и он за него уцепился: «А что, в вашей стране такие опыты уже ставились?»
- «Нет, не ставились. Но факт тот, что один такой импульс убивает кита. А прогулочная подводная лодка, – это просто заезженная консервная банка, слабым местом которой является уплотнение обзорных иллюминаторов. Скорей всего, там уже давно прогнила уплотнительная резина. А её тонкий корпус расшатался от частых перепадов давления, вызванных бесконечным числом погружений и всплытий. Я предполагаю, что мощный гидроакустический импульс вконец расшатает эти уплотнения и в их лодку хлынет забортная вода. Тогда им ничего не останется делать, как всплывать».
- «Ну, что ж, – рискнём? – Синьор Занзаро?» – с оптимизмом в голосе спросил адмирал.
- «А у нас другого выбора нет. … Или Вы знаете другой план?»
- «Нет, не знаю», – ответил адмирал и нервно постучал костяшками пальцев правой ладони по столу.
- «Тогда я прямо сейчас звоню Халифа Хафтару».
- «Постойте, синьор Занзаро. – Вы в этой истории частный человек, а я – официальное лицо, как-никак – начальник Главного штаба ВМС Италии. А с фельдмаршалом я тоже хорошо знаком. В прошлом наши флоты проводили совместные учения. И с Халифа Хафтаром на этой почве мы подружились и тоже обменялись номерами мобильников. Так что, звоню ему я, а не Вы».
И, не ожидая моего согласия, он тут же вытащил свой мобильник и стал при мне звонить Халифа Хафтару. Говорили они на английском языке, который оба прекрасно знали:
- «Ас – сялям алейкум (в переводе с арабского – «мир вам» – прим. автора) Халифа».
- «О! Мой друг, синьор Марино! Что у тебя случилось. Что с утра пораньше ты мне звонишь?»
- «Халифа, ты знаешь такого русландского Главного конструктора подводных лодок – синьора Камарофф?»
- «Конечно знаю. А он, что, у вас?»
- «Да».
- «Вы его женили?»
- «Вот именно о проблеме с его женитьбой я и звоню тебе. Но ты человек занятый. У тебя сейчас в стране гражданская война. Может, дашь команду своему главкому ВМС адмиралу Махдауи. И я с ним решу все вопросы?»
- «Когда дело касается моего друга Николая Юрьевича, – гражданская война подождёт. … Выкладывай, что у вас там стряслось?»
- «Что? … Так и сказал: «… гражданская война подождёт?!» – притихшим от удивления голосом переспросила Генерального Марина. При этом глаза её расширились и округлились. Было трудно поверить в услышанное.
- «Да, со слов адмирала Марино, – так и сказал».
- «Вот это да … а!» – восхищённо протянула Марина.
Первым захлопал в ладоши Мечников, потом – Марина и, даже лежащий на животе Кузнецов, и то захлопал, вытянув перед собой руки. Но хлопали они тихо, так, в основном имитирую хлопки, прекрасно зная, что шуметь на лодке, в тишине, лежащей на грунте, никому нельзя.
- «Что вы хотите – мировое имя», – с гордостью сказал Генеральный.
- «Ну а дальше, дальше, как развивались события? Ради Бога, не тяните, – ужасно интересно!» – взмолилась Марина, и Генеральный продолжил:
- «Адмирал Марино быстро и чётко изложил Халифа Хафтару мою ситуацию и мою идею о спасении Беатрисы. Его реакция была мгновенной:
- «Марино, садись в свой самолёт и немедленно вылетай на военный аэродром под Триполи вместе с Николаем Юрьевичем. Я дам команду, чтобы вам дали воздушный коридор. На аэродроме вы увидите военный джип. Он немедленно доставит вас на базу ВМС в Триполи. Все шесть лодок Николая Юрьевича только что закончили смену своих винтов на новые в доках Триполи. Я дам команду адмиралу Махдауи, чтобы срочно одну из лодок он приготовил к выходу в море. А ты, вместе с Николаем Юрьевичем, будешь руководить перехватом лодки этих паршивых мафиози. … Я ещё доберусь до их оазиса! … А после спасения этой женщины я велю этих бандитов расстрелять на месте».
- «А вот этого, уважаемый Халифа, не надо делать. Живые, они будут являться уликами, чтобы взять их босса».
- «Согласен, Марино. В этом есть резон. Будем считать, что я погорячился. … Всё, хватит болтать, – уходит драгоценное время. Вылетайте. А я даю соответствующие команды».
Они прервали связь. А дальше события развивались с космической скоростью. Адмирал Марино тут же позвонил начальнику военного аэродрома под Римом и дал ему приказание срочно готовить его самолёт к вылету на военный аэродром под Триполи. Потом мы с ним бросились к выходу из Министерства обороны, сели в его служебный автомобиль и через час мы уже сидели в салоне его служебного самолёта, который с прогретыми двигателями уже выруливал на взлётно-посадочную полосу. Взлёт … – и через час мы уже приземлились на военном аэродроме под Триполи. Прямо к трапу самолёта подкатил военный джип ливийской армии и через пол часа мы уже бежали по пирсу к ожидавшей нас подводной лодке, дизеля которой уже давно были прогреты. Она только ждала нас. Как только мы вбежали по сходням на палубу лодки, на арабском языке раздалась команда «Смирно!» и адмирал Марино, как старший на борту принял рапорт от её командира капитана 3 ранга Омара Джабира. Тут же сходни были убраны и лодка, громыхая дизелями, мгновенно отчалила от пирса. Выйдя за боновые заграждения военной гавани, мы погрузились. Я примостился в центральном, рядом с шахтами выдвижных устройств. Мне было как-то неловко, ведь всё это делалось ради меня, а сам я был без дела. От нечего делать я заглянул в штурманскую рубку. Там, переговариваясь на английском языке, адмирал о чём-то спорил с командиром над картой Сицилийского пролива. Спор был о выборе района упреждения поиска подводной лодки мафиози. Потом они о чём-то договорились, и командир отдал приказание боцману. Одновременно Радиотехнической службе была объявлена готовность номер один. За пультом управления гидроакустической станцией МГК-400 сидел самый опытный гидроакустик капитан-лейтенант Мустафа Сейфулла.
И вот удача! Приблизительно через час поисков Мустафа неожиданно доложил:
- «По курсу 340°, пеленг 10° по левому борту на расстоянии 15 кабельтовых (кабельтов, – это десятая часть морской мили – 1852 метра. Следовательно, кабельтов – 185,2 метра – прим. автора) слышу шум гребного электродвигателя малой мощности».
- «Это она!» – обрадованно крикнул командир, обращаясь к адмиралу. В ответ Марино согласно кивнул головой.
После этого командир что-то по-арабски снова скомандовал боцману и тот отвернул влево на 10°. Мы точно пошли прямо на цель. Но теперь в разговор вмешался и я:
- «Синьор Марино, сближаемся с ними на расстояние в пол кабельтова и сразу даём по ним серию активных гидроакустических импульсов. После этого сразу всплываем».
- «Очень опасное расстояние – пол кабельтова», – усомнился адмирал Марино.
- «Это необходимо для достижения максимального разрушающего воздействия высокочастотного гидроакустического удара. До столкновения дело не дойдёт. От таких ударов у неё нарушится герметичность корпуса в районах уплотнения её обзорных иллюминаторов, и она тут же начнёт всплывать сама. В противном случае она рискует утонуть, не успев всплыть. На всякий случай самим надо быть готовым поднырнуть под неё».
- «Хорошо, … принято».
- «Передайте вахтенному акустику, чтобы он был готов к немедленной подаче этих импульсов».
Адмирал Марино тут же об этом по-английски сказал командиру, а уже тот по-арабски приказал вахтенному акустику. … Нервная обстановка в центральном нарастала. Начался голосовой отсчёт количества кабельтов до цели. Вахтенный гидроакустик капитан-лейтенант Мустафа Сейфулла отсчитывал их по-арабски, а командир дублировал его по-английски:
- «12 кабельтов, … 11 кабельтов, … 10 кабельтов, … 9 кабельтов, … 8 кабельтов, … 7 кабельтов, … 6 кабельтов, … 5 кабельтов, глубина погружения цели 15 метров. …».
- «Срочно подвсплывать на 20 метров! Самый малый вперёд!» – крикнул я адмиралу по-итальянски. Он тут же это передал командиру по-английски, а тот по-арабски боцману и вахтенному инженер-механику. Кратковременно лодка получила дифферент 3° на корму. А в это время отсчёт уже пошёл на последние кабельтовы:
- «3 кабельтова, … 2 кабельтова, … 1 кабельтов!»
Выждав три секунды, я во всё горло закричал по-итальянски:
- «Impulso!!! («импульс» - в переводе с итальянского – прим. автора)»
Переводить на английский, а с него на арабский уже было не надо, вахтенный гидроакустик и так всё понял. Он тут же нажал на красную кнопку у себя на пульте. От гигантской силы импульса, испускаемого лодкой, на мгновение чуть притухло освещение в лодке, и «запищали» все сельсины (это электрические машины переменного тока, они используются в качестве поворотного механизма стрелок в различных приборах – прим. автора).
Я опять закричал:
- «Impulso! Impulso! Impulso!»
Оператор дал подряд ещё четыре импульса и по-арабски что-то доложил своему командиру. Я уже плохо помнил английский, но, когда командир стал переводить адмиралу, – я понял сразу, – прогулочная подводная лодка всплывает!»
- «Ура! … Сработало!» – мигом пронеслось в моей голове: «Мой расчёт полностью оправдался!» – но сразу в голове возникли и другие тревожные мысли:
- «В каком состоянии Беатриса?! … Увидеть бы её скорей освобождённой!»
А в это время в центральном царила обычная суета, связанная со сложным манёвром всплытия подводной лодки. Носовая швартовая команда, надев оранжевые спас-жилеты и вооружившись автоматами Калашникова, стала готовит надувную резиновую лодку к подъёму на наружную палубу. Все кругом суетились, а я чувствовал себя лишним. У меня не было никакого конкретного дела, хотя все спасали мою невесту.
Вскоре мы всплыли. Никого не спрашивая, я от нетерпения сам выскочил на мостик. Над водой было очень холодно. Стояла чёрная безлунная ночь. Всё небо было затянуто облаками, так что даже звёзд не было видно. Наверху был шторм. Лодку клало с борта на борт, свистел холодный сильный ветер, неся с собой тучи солёных брызг. Сразу заработали дизеля, заряжая аккумуляторную батарею (активный гидроакустический импульс «съедает» очень много электроэнергии, так что пять таких импульсов сильно разрядили аккумуляторную батарею – прим. автора) …».
Неожиданно Генеральный остановился:
- «Марина Юрьевна, в горле что-то пересохло. Налейте, пожалуйста. стакан воды».
- «А горячего чая ещё лучше».
И Марина быстро засуетилась. Мы все с нетерпением ждали, ведь рассказ достиг своей кульминации. Генеральный с нескрываемым удовольствием, смакуя, отхлёбывал ароматный чай, который Марина заварила по всем правилам. … Наконец, выпив свой чай и поблагодарив Марину, он сказал:
- «А теперь, для большей выразительности, я снова по памяти буду цитировать книгу Беатрисы. То её место, которое она художественно описала по собственной памяти и плюс к этому, обрабатывая материал протоколов допросов, арестованных мафиози».
- «Николай Юрьевич, – Вы не Генеральный конструктор, а Гениальный артист», – шутя с улыбкой, польстила ему Марина. И Генеральный, улыбнувшись ей в ответ, продолжил:
- «Меня похитили ещё в Риме, прямо среди бела дня. Когда на следующее утро, после проводов Николя и адмирала, я выходила из кафе, где позавтракала. Я не успела опомниться, как меня силой, ничего не говоря, какие-то мужчины запихали в машину, там скрутили мне за спиной руки и надели на них наручники. Потом, чтобы я ничего не видела, надели мне на голову чёрный холщовый мешок. По ускорению, с каким меня вдавило в кресло машины, я поняла, что машина, увозившая меня, набрала максимальную скорость. Меня куда-то везли. Конечно, я напугалась, пыталась возмущаться, но всё было бесполезно. Мужчина, который сидел справа от водителя, коротко бросил мне:
- «Вы похищены. … Коза Ностра», – и всё, – больше ни слова, ведь для них я уже не была человеком, – я была товаром.
Но и этого мне было достаточно. Я слышала, что мафиози Коза Ностры таким образом похищают хорошеньких девушек и женщин. А потом, при помощи наркотиков, делают из них секс-рабынь и затем продают в частные гаремы. Я решила сопротивляться везде, где мне только представится случай. Но что я могла сделать?! Бандиты были очень опытны и я, конечно, была у них не первой жертвой. Так, на бешеной скорости мы ехали долго, – часов десять – двенадцать. Останавливались только для того, чтобы сходить в туалет. В это время бандиты снимали с меня наручники и мешок с головы. Затем доставали свои пистолеты, давая мне понять, что при малейшей попытке к бегству они меня застрелят. И всё молча. В этот момент они давали мне воды, чтобы я попила. Есть не давали. К концу дня, бандиты молча вывели меня из машины с мешком на голове, и куда-то повели. Запахло морем, я услышала плеск воды. Меня провели по какой-то узкой дорожке, и я сразу почувствовала под ногами слегка качающуюся палубу. Всё было ясно – меня поместили на какой-то корабль. Затем осторожно по наклонному трапу меня спустили вниз и тут только сняли мешок с моей головы. Я осмотрелась и увидела, что очутилась в какой-то длинной большой каюте с огромными окнами с двух сторон. В этой каюте был проход по центру, а справа и слева рядами стояли кресла. Всё было, как и в туристическом автобусе.
И тут только страшная догадка пронзила мой мозг – я на борту одной из прогулочных подводных лодок, принадлежащих Франческо. Мне сразу вспомнилось его злое лицо и то, как он, шипя, сказал мне:
- «Ты об этом ещё пожалеешь».
И когда я сопоставила его слова со словами мафиози:
- «Вы похищены. … Коза Ностра».
Мне стало ясно всё – Франческо тоже был из Коза Ностры, и похитили меня, скорее всего, по его указанию. …
- «Боже мой, как я могла вляпаться!» – промелькнула у меня мысль: «Выйти замуж за мафиози! … И всё равно, тогда бы этим же и кончилось. … Ладно, но что же они хотят со мной сделать? … Неужели секс-рабыню?» – в ужасе подумала я: «Да, из подводной лодки не убежишь. Но в Риме меня, наверно, уже ищут. Николя, вернувшись из Неаполя, наверняка с адмиралом уже подняли на ноги всех карабинеров. … Надежда только на них».
Пока я так думала, мафиози, привёзшие меня, уже ушли, а в лодке были другие мафиози. В это время под ногами у меня заурчал мотор, лодка слегка задрожала и, по всей видимости, стала медленно отходить от пирса. Началась лёгкая качка. А через пол часа с двух бортов раздалось устрашающее шипение, и лодка клюнула носом.
- «Погружаемся», – подумала я.
Через некоторое время качка прекратилась:
- «Мы под водой», – поняла я.
Была ночь, и в громадные иллюминаторы всё рано ничего не было видно. Они были чёрные. За их стёклами был чёрный мрак глубины. Меня посадили на одно из кресел в этом громадном салоне прогулочной подводной лодки. Кроме меня и двух бандитов больше никого в салоне не было. Мои руки по-прежнему были жёстко стянуты за спиной наручниками. Я как могла ими шевелила, так как запястья затекли. Два бандита сидели за моей спиной и всё время о чём-то весело разговаривали. Один из них был совсем молодой, и звали его Энрико, а другой – чуть постарше – его звали Чезаре.
Вдруг я услышала, что разговор касается меня:
- «Может, по очереди ошкурим девочку, а … Чезаре? Какая ей разница, когда начинать?»
- «Ты болван, Энрико. Это же бывшая невеста синьора Франческо Бальбо. Он узнает, – тогда ошкурят тебя. Да так, что мать родная не узнает».
- «Эх! Если бы знать, где моя мама?» – с тоской в голосе промолвил Энрико и тут же добавил: «Я же из воспитательного дома».
- «Вот тогда считай, что я твой папа. И выкинь из головы эту дурь», – наставительно ответил ему Чезаре и, при этом, прямо из горлышка бутылки отхлебнул хороший глоток Амаретто (итальянский тёмно-коричневый ликёр на основе миндаля, абрикосовых ядрышек и пряностей – прим. автора).
Услышав это, у меня так и отлегло от сердца – значит, прямо сейчас меня насиловать не будут. Но, зато теперь я уже точно знала, что Франческо – мафиози Коза Ностры и занимался там продажей секс-рабынь. А его так называемый турбизнес – это всего на всего официальное прикрытие его истиной криминальной деятельности.
- «Но слова Энрико: «Какая ей разница, когда начинать?» – ясно говорили, что из меня хотят сделать секс-рабыню. … Нет, … этому не бывать. Я окажу бешеное сопротивление и лучше погибну, но секс-рабыней не стану. … Какай всё-таки подлец, оказался этот Франческо!»
В таких невесёлых мыслях прошло ещё три часа. Потом мы всплыли, куда-то причалили, часа четыре простояли и снова вышли в море. А через некоторое время опять погрузились. Сон не шёл, так, какая-то дурнота, от наручников сильно ломило кисти рук. И вдруг началось невероятное.
Неожиданно корпус лодки с невероятной силой потряс какой-то страшный, но бесшумный и очень мощный удар. По всему моему телу до костей прошла какая-то сильная дрожь. Мягкая обивка кресла, на которое меня посадили, в какой-то степени сгладила этот удар. Сразу по стёклам всех иллюминаторов из-под резинового уплотнения стала просачиваться вода. Я ещё не успела испугаться, как по корпусу нашей лодки пришёлся второй удар, – забортная вода потекла по стёклам иллюминаторов сплошным потоком. Она стала стекать на палубу и сразу исчезать под ней.
Энрико испуганно закричал:
- «Чезаре! Мы опускаемся в ад!»
- «За наши грехи туда нам и дорога!» – ещё успел пошутить пьяным голосом Чезаре. И в этот момент раздался третий удар!
В лодке сразу погас свет, гребной электродвигатель под нами остановился, стало абсолютно тихо. Только журчание вливающейся в лодку воды нарушало эту тишину. Вдруг из трюма лодки пошёл удушливый запах хлора. Он стал жечь мне горло, разъедать глаза. Было такое ощущение, что как будто тысяча иголок вонзились мне в лёгкие и ужасно заболела голова. Дышать стало невозможно. Я ещё помню четвёртый удар и душераздирающие крики Энрико и протрезвевшего Чезаре их командиру:
- «Синьор Томмазо! Немедленно всплывайте!»
Пятый удар я уже не помнила, так как потеряла сознание. Дальнейший ход событий я восстанавливала по любезно предоставленных мне карабинерами копий допросов мафиози Энрико, Чезаре и их начальника – Томмазо.
Командир этой прогулочной подводной лодки Томмазо вручную продул её цистерны главного балласта (ЦГБ) и лодка еле всплыла. Свинцово-кислотная аккумуляторная батарея, стоящая в трюме лодки, была залита забортной солёной водой и поэтому она усиленно выделяла хлор. От этих ударов лодка стала разваливаться на глазах. Она была слишком заезжена. А Франческо поскупился сделать ей доковый ремонт, откупившись от морской технической инспекции. Но об этой его похвальбе я вспомнила уже потом. Тогда я даже и не подозревала, что на себе придётся испытать последствия его скупости.
Три мафиози, спасаясь от удушливого запаха хлора, сразу выскочили на верхнюю палубу своей лодки, корпус которой уходил у них из-под ног, так как она продолжала принимать забортную воду из всех щелей и откровенно на глазах тонула. От страха за свою жизнь обо мне они просто забыли. А я лежала в воде в парах хлора и без сознания. Волны перекатывались через палубу лодки, так как наверху был шторм и сильный ветер.
Вдруг, где-то совсем рядом гибнущую прогулочную подводную лодку осветил мощный луч прожектора. Все три мафиози в один голос закричали:
- «Спасите нас! Спасите нас! Спасите нас!»
Это была ливийская боевая подводная лодка конструкции Николя, вышедшая из Триполи на перехват бандитов. С рубки этой лодки в мегафон, перекрикивая шум ветра и волн, раздался громкий чёткий голос адмирала Марино. Кричал он по-итальянски:
- «Где синьора Мартинелли?!»
- «Она уже сдохла! Задохнулась от хлора и утонула в трюме! Спасите нас!» – кричал их главный бандит Томмазо.
- «Выкидывайте её тело! Иначе спасать вас не будем!» – от лютой ненависти зарычал в мегафон адмирал.
- «А ну, марш вниз, бездельники, за товаром!» – закричал на них Томмазо.
- «Синьор Томмазо, там уже нечем дышать, мы сами тут же умрём», – трусливо лепетали насмерть перепуганные бандиты.
Но Томмазо был опытный мафиози и прекрасно знал, как надо разговаривать с себе подобными в таких случаях. Он, ни слова не говоря, тут же вытащил свою Баретту (итальянский пистолет – прим. автора), мгновенно снял с предохранителя и передёрнул затвор:
- «А ну в низ, подонки, за товаром, иначе пристрелю вас прямо сейчас!»
Энрико и Чезарев страхе попятились от него, потом несколько раз глубоко вздохнули и выдохнули, и только затем спустились внутрь лодки. Через минуту они уже вытащили оттуда моё бессознательное тело. Их рвало, лица у них покрылись красными пятнами. А в этот момент ливийская надувная лодка с навесным мотором и с пятью автоматчиками, сидящими в ней, качаясь на волнах, подплыли к ещё виднеющейся палубе прогулочной подводной лодке.
- «Кидайте тело в воду, подонки!» – опять по-итальянски закричал в мегафон адмирал Марино.
Бандиты безропотно кинули моё тело в воду, а ливийские подводники меня тут же подобрали из воды и затащили в свою лодку. Мотор взревел и надувная лодка, развернувшись и качаясь на волнах, пошла к корпусу ливийской подводной лодки.
- «А мы! … А нас! … Спасите! … Спасите! … Спасите!» – завопили трусливые мафиози. Размахивая своими руками. Они уже были все насквозь мокрые и стояли по колено в воде. Палубы прогулочной подводной лодки уже не было видно, из воды торчала только одна её рубка. Когда надувная резиновая лодка сделала второй рейс к тому месту, где только что была прогулочная подводная лодка Франческо, то там уже только три бандита барахтались в ледяной зимней воде Сицилийского пролива. Они судорожно с выпученными от страха глазами вцепились в верёвочные леера надувной лодки. Когда их вытащили на палубу ливийской подводной лодки, то тут же надели на них наручники и пинками автоматных прикладов вогнали внутрь лодки. Там в трюме третьего отсека по колено в грязных нефтесодержащих трюмных водах, их прочно наручниками приковали к трубопроводам осушительной системы, предварительно отобрав у Томмазо ключ от моих наручников. По прибытии в Триполи их первоначально сдали ливийской полиции, а потом экстрадировали в Италию в Рим.
Как только моё тело втащили в ливийскую подводную лодку и сняли с меня наручники, меня тут же поместили в корабельный лазарет, и ливийский капитан медицинской службы Ахмед Аль Рашид стал бороться за мою жизнь. Первое, что он сделал со мной – это раздел меня до гола и промыл всю мою кожу и глаза водой с содой. Потом вставил мне в желудок гастростомическую трубку и так же содовой водой промыл мне желудок. Параллельно, помогавший ему санитар, зарядил ингаляционный аппарат содовым раствором и сунул мне его в рот. Затем, когда я пришла в себя, Ахмед нагнул меня и вставил мне два пальца в рот и, шевеля ими, вызвал у меня рвоту, потом дал выпить стакан молока с содой. Отрава, конечно, но пить пришлось. Потом, для снятия спазмов бронхов, Ахмед сделал мне укол морфия. Сразу после этих первичных экстренных мер мне стало намного лучше, и с трубкой ингалятора во рту под действием морфия я уснула. Стесняться от того, что я лежу абсолютно голая перед двумя мужчинами, у меня не было даже и мысли. Они высокопрофессионально оказали мне самую нужную первую помощь и оживили меня. Я буду благодарна им всю жизнь. Когда я уснула, Ахмед заботливо накрыл меня свежей простынёй и обыкновенным флотским одеялом.
Через несколько часов мы прибыли на базу ВМС Ливии в Триполи. Наша подводная лодка отшвартовалась у одного из пирсов, назначенного ей оперативным дежурным по базе. На пирсе меня уже ждала санитарная машина, чтобы отвезти в военный госпиталь. Но Ахмед сказал приехавшему за мной врачу, что я сейчас сплю от укола морфия, и с лечебной точки зрения, надо дать мне самой проснуться. Врач их госпиталя с этим согласился. Повторно санитарная машина приехала за мной уже на следующий день. А когда я проснулась, то голова уже не болела, однако была общая слабость, тошнота и всё ещё сильно покалывало в лёгких.
Но, открыв глаза, я сразу увидела Николя в накинутом на плечи белом халате. Это было мгновение истинного восторга! Острое чувство неслыханного счастья пронзило всё моё сознание. Такие мгновения уже никогда не повторятся. Только ради одного такого мига и стоило жить, страдать и надеяться. И тут я почувствовала к Николя глубокую нежность и поняла, что это мой родной человек. Девичьи грёзы сбылись, … но как поздно!
Мои мысли пролетели как одно мгновение. Я ещё не успела осознать проснувшиеся во мне чувства, а Николя уже тянулся своими губами к моим. Откуда он взялся здесь в Ливии? – Мне в тот момент было безразлично. Главное, что вот, он, мой любимый и мы вместе! Лицо Николя было осунувшимся, с отросшей щетиной, а костюм, который я ему так тщательно выбирала, был весь измят. … Смешно, что в данной ситуации я это заметила. И как раз в этот момент я почувствовала его поцелуй на своих губах. Именно этот поцелуй влил в меня силы и очистил лёгкие. Он для меня был как самое сильнодействующее лекарство. Потом, от счастья, что всё опасное уже осталось позади, мы одновременно заплакали. При этом Ахмед деликатно вышел из корабельного лазарета. В центральном его ждал адмирал Марино:
- «Ну, как?» – спросил он его по-английски. В ответ Ахмед молча поднял правый кулак с выставленным вверх большим пальцем. Они улыбнулись друг другу».
- «Николай Юрьевич, как же Вы говорите, что всё опасное осталось позади, ведь Франческо мог ещё чего-либо выкинуть?» – нетерпеливо перебила Генерального Марина. В её женском уме логика безопасности влюблённых не складывалась.
- «А, … нет, это было исключено», – отрезал Генеральный: «Через несколько дней, когда карабинеры приехали арестовывать Франческо, то нашли его уже мёртвым у себя в офисе. Он застрелился. На его письменном столе карабинеры увидели картонку с чёрной меткой Коза Ностры».
- «А это как понять?» – опять переспросила Марина.
- «А Вы читали роман Стивенсона «Остров сокровищ»?» – в свою очередь переспросил её Генеральный.
Наступила минута молчания. …
- «А … а … а! Я всё поняла, что Вы имеете в виду. … В этом романе, пират, получивший эту метку, должен был в течение суток покончить с собой. Иначе его всё равно убьют другие пираты, но более жестоко. А Франческо, получив такую метку от Коза Ностры, застрелился. … Так?»
- «Совершенно верно, Марина Юрьевна. Такой кодекс поведения существует у мафиози Коза Ностры. Тем самым они обрубают следствию

 
Чёрная метка Коза Ностры

концы, чтобы один мафиози не выдал другого. Как только руководство Коза Ностры узнало, что у карабинеров на Франческо имеются неопровержимые улики, то сразу и прислало ему чёрную метку. Любой мафиози прекрасно знает, что, получив чёрную метку, мафия всё равно его достанет. Но тогда смерть ему придётся принять мучительную. Его могут сжечь живым где-либо на пустыре, предварительно облив бензином, или распять в ливийской пустыне как Христа, или ещё чего-либо поужасней придумают».
- «А как ваши события развивались дальше, Николай Юрьевич?» – опять спросила Марина.
- «Как дальше?» – Генеральный как бы переспросил сам себя, но потом, немного подумав, ответил: «Хорошо развивались. Ещё было много интересных дел и свершений, но такой остроты ситуации уже не было. Всё было как-то плавно и закономерно».
- «Николай Юрьевич», – строго сказал Мечников: «Время обеда», – и, при этом, выразительно постучал указательным пальцем правой руки по циферблату морского хронометра, прикреплённого к переборке каюты.
Услышав это, Марина недовольно заурчала, но, спорить с начмедом не стала, а молча занялась своими обязанностями. … На этот раз на первое был борщ со сметаной. На второе – говяжий стейк с гречневой кашей, на третье – стакан апельсинового сока. И, конечно, как всегда, – консервированный хлеб. Но, на этот раз, они не мечтали о свежей выпечке, –  каждый мысленно обдумывал остроту жизненной ситуации Генерального конструктора. ...
- «Да, Николай Юрьевич, … Генеральный, – есть Генеральный», – задумчиво, как бы нараспев, сказал Кузнецов.
- «Это Вы к чему, Александр Иванович?»
- «Да к тому, что только благодаря вашим мозгам, Вы и спасли Беатрису».
- «А … а, … да. Адмирал тогда медлил, а драгоценное время уходило. … Не могу вам даже объяснить, – решение пришло мне в голову как-то само собой, сопоставив все обстоятельства. … Наверно мои мозги умней меня. Психологи это ещё называют подсознанием».
После обеда, как всегда, для них был отдых, а потом ужин. После ужина, эта маленькая интеллектуальная компания снова собралась в каюте начмеда. И Генеральный не спеша продолжил:
- «Три дня Беатриса ещё пролежала в ливийском военном госпитале в Триполи. Наконец, после массы медицинских процедур, ливийские врачи пришли к заключению, что больная стала транспортабельной, и её можно было перевозить на Родину в Италию.
За это время мы с адмиралом предприняли попытку навестить фельдмаршала Халифа Хафтара, чтобы лично выразить ему свою признательность. Но начальник его секретариата сказал нам, что он сейчас на фронте. Беспокоить его в такое время своей частной признательностью мы сочли некорректным. А начальника его секретариата попросили передать фельдмаршалу устно нашу признательность и благодарность за помощь в нашем деле.
Потом, на служебном самолёте адмирала мы втроём улетели в Рим. Беатриса уже могла самостоятельно ходить и немного есть простую диетическую пищу. Но всё равно была ещё очень слаба, изредка покалывало в лёгких, и была довольно значительная одышка. Зато кашель прекратился полностью, и голова совсем не болела. Но, несмотря на это, её организм ещё требовал длительного лечения.
Во время обратного перелёта мы с Беатрисой сидели рядом, держась за руки, и без всякой утайки счастливо смотрели друг на друга. Мы улыбались, целовались и от умиления плакали, не стесняясь, друг руга. После тех немыслимых опасностей, которые нам удалось победить, предстоящие административные трудности по смене гражданства Беатрисы и нашего бракосочетания, казались нам сущим пустяком.
В Риме, при поликлинике Министерства обороны, Беатриса прошла диспансеризацию. По состоянию её здоровья Беатрису определили в госпиталь ВМС Италии Ла-Маддалена, который расположен в самой северной части острова Сардиния – провинция Сассари. В этом госпитале Беатриса пролежала ещё три недели, пока её совсем не поставили на ноги. И хотя мы с Беатрисой в это время не могли видеться, но всё равно, для здоровья Беатрисы это было очень полезно. Она нуждалась в свежем морском воздухе. А Рим был очень загазованным городом. По вечерам мы с ней часами болтали по мобильной связи, разговаривали, смеялись, строили планы на будущее, мечтали о свадьбе. Я много рассказывал Беатрисе о своей жизни для её книги обо мне.
 
Госпиталь ВМС Италии Ла-Маддалена

В это время у меня появилось особенно много работы. Надо было заканчивать этап технического проекта ПЛ F1000. Поэтому приходилось работать и по субботам. А за одно воскресенье от Рима до Сардинии было просто нереально доехать и вернуться назад. Просить адмирала Марино, чтобы он предоставил мне для этой поездки свой самолёт, я счёл неудобным.
Через три недели окончательно поправившаяся Беатриса появилась в Риме. Жить вместе под одной крышей мы решили только после свадьбы. Беатриса, под влиянием своего папы – моего будущего тестя Бруно Мартинелли – ревностного католика, считала за грех нарушить данный канон церкви, хотя сама довольно прохладно относилась к религии. Для неё это была просто какая-то общепринятая традиция. Глубокой веры у неё не было. А я, – всю свою жизнь, воспитывая сам себя, тоже был по этой части строгих правил. А если прямо сказать, без утайки, я был полным девственником и, откровенно говоря, боялся интимной жизни, так как вообразил себе, что у меня ничего не получится. … Вот дурак был!
Прибыв в Рим, Беатриса сразу подала заявление в наше посольство, что хочет сменить своё гражданство на русландское. Основанием этому служило моё заявление, что я письменно подтверждаю, что считаю её своей невестой. Потом итальянская сторона потребовала от меня справку, что я являюсь холостой, … ну и так далее. Наверно вам не интересно слушать, как мы преодолели все эти различные бюрократические препоны. Короче, она стала гражданкой Русландии и мы, при посольстве поженились, став мужем и женой. Бракосочетание было исключительно гражданское при ЗАГСе нашего посольства в Риме. Никаких религиозных обрядов по нашему желанию не было. Свадьбу справили в одном из ресторанов Рима. Я познакомился с родителями моей жены, которые свободно говорили по-русски, а от меня был приглашён адмирал Альберто Марино с женой Евой и четырнадцать моих инженеров из ГГК компании Финкантьери. После свадьбы я сразу переехал жить на римскую квартиру Беатрисы. По условиям контракта между Италией и Русландией не был предусмотрен мой медовый месяц. Поэтому, я проводил его в Риме, каждый день рано утром уезжая на работу. Адмирал Марино всё более и более торопил меня с завершением технического этапа проектирования. Но тут в Министерство обороны Италии пришло важное известие, резко изменившее нашу с Беатрисой жизнь.
Было получено официальное решение саммита НАТО, прошедшего в Лаго-Патрия по нашему вопросу. Мнения относительно целесообразности строительства ПЛ F1000 у руководства НАТО разделились. Да, у проекта было много плюсов, но было и много минусов. Поэтому было принято компромиссное решение – процесс проектирования временно заморозить и продолжить изучение его целесообразности. Но отсюда автоматически следовало, что действующий контракт между Италией и Русландией исчерпан, моя миссия в Италии закончилась, и мне надо было возвращаться на Родину домой.
За это время – чуть больше года, что я прожил в Италии, я искренне полюбил эту страну. Здесь я познал много хороших людей, увидел красоты природы и искусства, здесь я встретил свою любовь. Здесь я вырос профессионально, получив бесценный опыт проектирования компактных подводных лодок, который мне впоследствии очень помог при проектировании «Ады».
Мы с Беатисой устроили отвальную в том же самом ресторане, в котором недавно отмечали нашу свадьбу. Были те же приглашённые. Очень много хороших слов услышал я в свой адрес. Тяжело было прощаться с членами ГГК от фирмы Финкантьери, к которым я так привык и притёрся. Особенно тяжело было прощаться с адмиралом Альберто Марино. Незаметно для нас обоих наши чисто деловые отношения переросли в настоящую крепкую мужскую дружбу. …
Лет двадцать назад, когда я по мобильнику поздравлял его с Днём рождения, он сказал мне, что с тех пор, как мы спасли Беатрису, больше нигде в мире не используются прогулочные подводные лодки в криминальных целях. В криминальном мире информация распространяется удивительно быстро. Адмирала Марино уже давно нет в живых, но его тепло и искреннюю доброжелательность я ощущаю до сих пор. Память о нём будет во мне жить, пока живу, и я».
Но тут уже Александр резко прервал Генерального:
- «Неправда, Николай Юрьевич! … Память о нём переживёт и Вас. Я ведь Вам уже говорил, что напишу о Вас роман. Там я уделю много места и адмиралу Марино».
- «Спасибо, Александр Иванович, … спасибо, дорогой», – при этом Генеральный благодарно улыбнулся и с чувством признательности погладил иссохшую руку другого адмирала – Кузнецова.
- «Николай Юрьевич, продолжайте, продолжайте. … Какой же острой, романтичной и, в то же время, – печальной у Вас была жизнь. … Но, … не обращайте на меня внимания. … Продолжайте», – нетерпеливая, требовательная и, в то же время, мужественная Марина, сейчас просто упрашивала. И Генеральный продолжил:
- «Когда мы с Беатрисой прибыли в Русландию и я предстал перед очами своего начальника – генерального директора КБ «Изумруд» Покровского Игоря Дмитриевича, то он встретил меня с распростёртыми объятиями. Ведь мы не виделись с ним почти полтора года! Когда наши объятия кончились, он усадил меня и сказал следующее:
- «Николай Юрьевич, наш контракт с Италией, который Вы исполняли, просто озолотил наше КБ. Теперь я могу выплачивать нашим сотрудникам большие премиальные. … Спасибо Вам за вашу добросовестную работу в Италии. … Теперь, что касается Вас», – при этом Покровский внимательно посмотрел на меня, выждал, сглотнул слюну и продолжил: «Вы знаете, что недавно у нас случилось несчастье, – умер Генеральный конструктор проекта 4685 «Плавника» (атомная подводная лодка, прочный корпус которой рассчитан на сверхглубокие погружения, – свыше тысячи метров, что делает её полностью скрытной и недоступной для оружия врага – прим. автора) Соколовский Фёдор Аркадьевич. Эта уникальная ПЛ, которая не имеет и не будет иметь аналогов. У неё такие ТТД, которые не может повторить ни одна страна в мире. Свободных гигантов конструкторской мысли, подобных ему, у меня сейчас нет. … А тут Вы неожиданно с неба свалились. Я долго думал, советовался, но решил всё-таки назначить на его место именно Вас. … Не все на НТСе (научно-технический совет) были сразу за Вас. Были и против. Например, мой Главный инженер Повалишин Александр Александрович, то предлагал мне Филаретова, то – Мохова. А я ему в ответ. – А чем занимался Филаретов, будучи за границей? … А? … Молчите? … Знает Повалишин, что не делом он там занимался, а иностранную машину себе оформил. А Мохов? … Будучи в Голландии связался там с проституткой и не заплатил ей за её услуги (в Голландии официально законом разрешена проституция – прим. автора). А она взяла и заявила в полицию. В результате международный скандал. А мне – плати за его удовольствия. … Вот тут-то я и прижал Повалишина. Говорил ему, – а Комаров, будучи за границей, заработал нам денег для оплаты удовольствия тысячам, таких как Мохов! … А! … И последний, кто был против на НТСе – Повалишин, – сломался. Короче, решение на НТСе было принято единогласно. Сейчас оно в министерстве, со дня на день жду оттуда ответа. … Ну, и естественно, занимать такую должность должен уже не Главный конструктор, а – Генеральный. Поэтому, параллельно, туда ушло и представление на Вас на присвоение Вам звания Генерального конструктора. … Справитесь? … Ведь тематика для Вас новая – атомная?!»
- «Приложу все силы, весь свой опыт, всё своё время, Игорь Дмитриевич!» – эти слова я сказал стоя, твёрдым голосом, прямо глядя в глаза директору.
В тембре моего голоса он, видимо, прочувствовал мою твёрдую решимость. Это ему понравилось, и он мне сказал обычные золотые слова:
- «Иного ответа от Вас, Николай Юрьевич, я и не ожидал».
Я думал, что наш разговор на этом и закончится, но я ошибся. Он снова усадил меня и продолжил:
- «Все стадии проектирования «Плавника» уже закончены. Теперь вашей задачей будет организовать на заводе-строителе оперативную группу для повседневного наблюдения и контроля над выполнением требований проекта в ходе его постройки. И параллельно, заключить с заводом-строителем договор на разработку рабочих чертежей, эксплуатационной и отчётной документации. … Да, я понимаю, для Вас эта работа не творческая, но она очень ответственная. … Я надеюсь на Вас, на вашу дотошность и исполнительность …», – но тут от нетерпения я перебил начальника:
- «Игорь Дмитриевич, не сомневайтесь, не подведу».
- «Не кипятитесь, Николай Юрьевич, и не перебивайте, я ещё не всё Вам сказал».
- «Извините, Игорь Дмитриевич».
- «А дальше, у меня есть задумка для Вас на творческую работу», – при этих словах начальника я весь напрягся. А он продолжил: «Дело в том, что «Чёрная дыра» постепенно начинает устаревать. Появилась новая прочная маломагнитная сталь, новая элементная база на радиоэлектронику. Появились новые более чувствительные пьезоэлектрические материалы для ГАКа. Электротехнический НИИ разработал вентильный гребной электродвигатель. Настала пора отказаться от громоздких клапанов вентиляции и кингстонов на основе гидравлики и вообще, почему мы не можем поставить на ДЭПЛ устройство размагничивания, двухкаскадную амортизацию и так далее. Плюс к этому, Вы в Италии приобрели бесценный опыт проектирования компактной ПЛ. Поэтому, суть моей задумки – это повторить «Чёрную дыру», но сделать её маленькой и компактной с использованием всех новейших достижений науки и техники. Иными словами, спроектировать новую ДЭПЛ четвёртого поколения. А? … Как Вам моя задумка?!»
- «Великолепно! Блестяще, Игорь Дмитриевич! Если Вы поручите мне возглавить её проектирование в качестве Генерального конструктора, то, обещаю сделать из вашей задумки конфетку, – шедевр!» – и душа моя мгновенно загорелась. Те неясные туманные ночные грёзы, которые посещали меня, вдруг мне были высказаны моим начальником в лицо ясно, чётко и конкретно. – В реальности так не бывает, – так бывает только в раю! … А в это время директор всё что-то говорил и говорил:
- «Ну, что ж, приятно наблюдать ваш энтузиазм».
- «Конечно, тогда …», – подумал я: «наверно лицо Адама в раю было менее счастливым, чем у меня в тот момент», – но мои райские мысли перебил голос директора: - «Но сначала доведите мне «Плавник» до сдачи его заказчику».
- «Не сомневайтесь, Игорь Дмитриевич, – доведу!»
А в этот момент в моей груди всё плясало от радости. Надо же! Мне будет поручено повторить «Чёрную дыру», но при этом только улучшить все её ТТД. То есть, – не надо будет что-то улучшать одно за счёт другого, как было у F1000, и при этом сделать её максимально компактной! … Мечта! … А директор, между тем всё продолжал и продолжал:
- «Эту свою задумку я обсудил с Главнокомандующим ВМФ адмиралом Чёрным. Он не только её одобрил, но и горячо поддержал. И, даже, дал кодовое имя этому будущему проекту – «Ада». Как Вам, нравится?»
- «Да, Игорь Дмитриевич, нравится».
- «Ну, что ж, вот теперь мы обо всём и договорились. А сейчас берите недельный отпуск, чтобы снова привыкнуть жить на Родине, обустроиться и … . Да, я слышал, Вы что, женились?»
- «Да».
- «Поздравляю», – и директор пожал мне руку, – и всё. Лирику во взаимоотношениях он не любил, а я и не навязывал её.
- «Через неделю жду Вас в КБ на новой должности, в новом звании, с новой задачей», – он встал, давая этим мне понять, что аудиенция закончена. Потом Игорь Дмитриевич пожал мне руку. И я, бесконечно счастливый открывшейся мне конструкторской перспективой, вышел из его кабинета.
Вот так я стал Генеральным конструктором. Рассказывать вам обо всех буднях постройки «Плавника», наверно, будет не интересно – обычная трудовая жизнь совместной работы конструкторов КБ и работников завода. Наверно вам будет интересно узнать о том, как «Плавник» испытывался при погружении на максимальную глубину. Всё это было записано на магнитофон. Но с собой у меня этой записи нет. Однако, этот яркий момент своей жизни мне так запомнился, что я его помню наизусть дословно. Если хотите, то могу вам о нём рассказать в лицах».
- «Да, да, да! – Хотим!» – хором, не сговариваясь, одним голосом ответили Марина, её муж и доктор.
- «Тогда слушайте», – при этом Генеральный закрыл глаза, как бы мысленно погружаясь в то далёкое и славное время, и не спеша начал:
- «Мы погрузились на глубину 1027 метров».
- «Ого!» – невольно вырвалось у Кузнецова.
 
Атомная подводная лодка «Плавник»

- «Кстати, этот рекорд до сих пор не побила ни одна подводная лодка в мире! … Представляете, какое это было достижение нашей промышленности! … На этой глубине нас не услышит ни один гидроакустический комплекс и ни одна противолодочная мина и торпеда в мире не рассчитана на такую глубину своего действия. Мы всех врагов видим и слышим, и можем по ним стрелять. А нас никто не видит и не слышит, и нет такого оружия, которое могло бы нас достать. … А? … Каково?!»
- «Да … а … а», – восхищённо протянул Кузнецов.
- «Это всё равно, что современный крейсер встретится в море с эскадрой парусных кораблей ;V;;; века. Он их всех перебьёт, а ему при этом, ничего не будет. … Вот так. А то сейчас развелось много умников, все критикуют нашу промышленность!» –  и Генеральный с досады сплюнул и тут же продолжил:
- «Так вот, достигнув этой глубины, в центральном, экспромтом состоялся митинг. При этом на борту кроме экипажа были представители КБ «Изумруд» во главе со мной и представители промышленности. Речь держал я. … Я сказал, – Товарищи, сегодня большой знаменательный день и большой праздник, прежде всего – коллектива КБ «Изумруд», представителей промышленности и личного состава экипажа. … Товарищи! Можно сказать, – остановись мгновение – ты прекрасно! Уже прошло тридцать минут, как мы идём на этой фантастической глубине. Каждого из нас переполняет гордость за наш народ, за нашу Родину, за нашу науку, за нашу промышленность, которой оказалось по силам создать такой чудо-корабль! … Потом экспромтом раздались крики:
- «Качать Генерального конструктора! … Качать Генерального конструктора! … Качать Генерального конструктора!»
Мгновенно несколько десятков рук меня подхватили и очень тихонько покачали – ведь на лодке подволоки низкие. И в этот момент со всех концов центрального разнеслись крики:
- «Ура! Ура! Ура!»
Я был счастлив. … И в этот момент не было на Земле человека счастливее меня. … ради одного такого момента стоит родиться, жить и работать. Этот момент озаряет всю мою жизнь. … А какие при этом вливаются в тебя силы! … Хочется одного – творить, творить и творить!
Но потом, когда этот миг прошёл, предстояло очень серьёзное испытание – стрельба торпедой с глубины 800 метров! … Вы только подумайте, каким уникальным должен быть ракето-торпедный комплекс, который способен на такой глубине, преодолев гигантское противодавление, вытолкнуть из себя торпеду! Одно это уже великое достижение! А дальше была серия исторических команд, предшествующая этому уникальному событию. Я их помню наизусть. Вот они, командир:
- «Боцман, всплывать на глубину 800 метров с дифферентом 3° на корму».
- «Есть всплывать на глубину 800 метров с дифферентом 3° на корму», – репетовал боцман.
Палуба под нами качнулась, создался дифферент, и мы стали плавно всплывать. Прошло несколько минут. В центральном раздался доклад боцмана:
- «Глубина 800 метров, курс 90°, дифферент 0°, скорость 8 узлов».
- «Осмотреться в отсеках».
- «Есть осмотреться в отсеках», – репетовал вахтенный инженер-механик, которым в данный момент был командир БЧ-5 (электромеханическая боевая часть согласно Корабельного устава имеет номер 5 – прим. автора).
Из отсеков в строгой очерёдности, определённой Корабельным уставом, понеслись доклады об осмотре отсеков. И, наконец, командир БЧ-5 докладывает командиру:
- «Товарищ командир, отсеки осмотрены, замечаний нет».
- «Боевая тревога! Торпедная атака!»
- «Торпедный аппарат №1 к выстрелу приготовить!»
- «Есть торпедный аппарат №1 к выстрелу приготовить», – репетовал командир БЧ-3 (ракето-торпедная боевая часть согласно Корабельного устава имеет номер 3 – прим. автора).
Прошла минута, в течении которой торпедистами выполнялась масса технологических операций чтобы приготовить к выстрелу торпедный аппарат №1. И вот посыпались доклады и их репетования:
- «Торпедный аппарат №1 к выстрелу готов».
- «Есть торпедный аппарат №1 к выстрелу готов. Стрелять по курсу 90°. Решить задачу торпедной стрельбы».
- «Есть решить задачу торпедной стрельбы», – репетует вахтенный за пультом БИУС (боевая информационно-управляющая система). БИУС быстро в автоматическом режиме решает эту задачу. И вот доклад его оператора:
- «Решена задача торпедной стрельбы».
- «Есть решена задача торпедной стрельбы», – репетует уже сам командир.
Наступает кульминационный момент. Командир напряжённым голосом командует:
- «Торпедный аппарат №1, товсь!»
- «Есть торпедный аппарат №1 товсь», – репетует командир БЧ-3, и буквально через несколько секунд раздаётся его доклад:
- «Товсь торпедного аппарата №1 выполнено».
- «Торпедный аппарат №1 – Пли!»
Корпус лодки слегка встряхнуло, и стальная торпеда благополучно вышла из торпедного аппарата №1 на такой немыслимой глубине! И снова в центральном раздались несанкционированные восторженные крики:
- «Ура! Ура! Ура!»
Вот так было! Это золотые моменты нашей истории. А потом, выйдя на боевую службу, эта лодка погибла. Но уже, когда её все кормовые отсеки были объяты пламенем, она сумела всплыть с глубины 1000 метров. Одно это – уже инженерный подвиг. Некоторым членам экипажа удалось спастись, – большая часть погибла. Гибель «Плавника» является чёрной страницей истории нашего флота. Что там в лодке случилось? – Никто не знает. Есть только гипотезы. Но гипотезы – это всего лишь предположения. Правду не знает никто. …

 
Гибель атомной подводной лодки «Плавник»

 Потом в нашей стране пошли большие перемены. Сейчас у нашей промышленности уже нет тех возможностей, чтобы повторить такой конструкторский подвиг. А главное – нет уже тех великих конструкторов. То был золотой век нашей отечественной подводной конструкторской мысли. А как тогда нас ценила и одновременно боялась «заграница»?! Сейчас уже всё не то. … Я остался один последний из той знаменитой плеяды великих. … Обидно! … За мной пустота. Должности Генеральных конструкторов есть, а ярких талантливых личностей на них – нет. … Грустно».
- «Николай Юрьевич, я опять с Вами не согласен. А «Ада» – что? – Не шедевр?! Мы прямо сейчас являемся живыми свидетелями вашего гения. Уже две недели они нас утюжили и не могли найти! То, что мы до сих пор не обнаружены и живы, – это только благодаря вашему гению. Этот факт, что фитюлька?! Что, его можно не заметить?!»
- «Это всё так, уважаемый Александр Иванович, и спасибо Вам за хорошие слова в мой адрес. Но я о другом. – Ведь я очень пожилой человек и скоро покину этот прекрасный, но, в то же время, и грешный мир. А кого Вы видите за мной? За моей спиной? Кто способен поднять мой флаг? Назовите хоть одну фамилию? … Что, … молчите? … Вот я как раз об этом с болью в сердце и говорю. – За мной пустота. Вот что обидно! На моих глазах гибнет великая школа! Какие-то пустые напыщенные боящиеся всего нового манекены, а не былые орлы-конструктора. … Или я не прав? … Что, … опять молчите? … А? … Ладно, не буду Вас добивать, а лучше скажу вам одну цитату того же любимого вами Бернарда Шоу. Уж очень он был умный человек. Эту его цитату я прочёл всего лишь один раз, и настолько она легла мне в душу, что сразу, без повторения запомнил её на всю жизнь», – от волнения Генеральный шумно задышал.
- «Николай Юрьевич, Вам нельзя так волноваться. Может лучше дать Вам валерианки?» – озабоченно спросил его Мечников.
- «Эх, Илья Владимирович, если бы только одной вашей валерианкой можно было бы устранить причину таких моих переживаний, то цены бы ей не было».
И все в каюте доктора замолчали. А что было сказать в ответ пожилому заслуженному человеку?! Его боль души никто не мог устранить. … Прошло некоторое время. Генеральный успокоился и дыхание его восстановилось.
- «А что же цитата?» – робко напомнила ему Марина.
- «Ах! Да! Цитата. Вот она: «Самая большая человеческая глупость – боязнь. Боязнь совершить поступок, поговорить, признаться. Мы всегда боимся, и поэтому так часто проигрываем» [36].
- «Да, … именно в этом корень всех наших бед», – задумчиво сказал Александр: «А сама боязнь не от трусости, а от банальной некомпетентности».
- «Правильно говорите, Александр Иванович. А некомпетентность – от бесталанности».
- «И такие конструктора сейчас заполонили все конструкторские бюро», – добавил Александр, и тут же продолжил дальше развивать свои мысли, – мысли, которые мучили его уже давно, не давали спокойно жить и возмущали всю его душу: «У них у всех на уме только одно – где бы срубить побольше бабла. Даже противно слушать эту наглую циничную дидактику – «срубить бабло». А о самой сути конструкторского дела сейчас никому нет дела».
- «Не совсем Вы правы, Александр Иванович. Я лично знаком с нынешним Главнокомандующим – он другой».
- «Рад это слышать, Николай Юрьевич, но я, к сожалению, его не знаю».
- «Мальчики, а про нас с Ильёй Владимировичем вы что, забыли? … Николай Юрьевич, скоро нас Илья Владимирович прогонит спать, а Вы ничего не сказали нам о «Аде». Ведь мы сейчас в ней, и она нас спасает. … Скажите хоть пару слов, как Вы её проектировали?»
- «О! … О «Аде» пару слов не скажешь. Ведь это венец моего конструкторского творчества. Это моя гордость. И скажу вам откровенно, не боясь показаться нескромным, – она настолько совершенна, что устареть не может. Она вобрала в себя всё самое лучшее, что только есть в мире в области подводного кораблестроения. А все огрехи и незаметные ошибки, которые всегда бывают, когда проектируют столь сложные изделия, уважаемый Александр Иванович при помощи своей теории и своих программ нам указал, а мы их устранили. Я сдержал своё слово, сказанное Игорю Дмитриевичу, и сделал конфетку. Как и обещал.
Я сам разработал к ней ОТЗ и ТТЗ. Сначала никто не хотел их согласовывать. Все боялись. Не фантастику ли я им подсовываю? И мне стоило очень большого труда убедить все положенные инстанции в реальной осуществимости задуманного проекта. Я просто прорубался сквозь чащу боязни, косности, рутины, некомпетентности, зависти и глупости. И я победил. Мне надо было только дорваться до самого процесса проектирования.
Все ТТД «Ады» стали лучше, чем у «Чёрной дыры», а сама она почти в два раза стала меньше. Итальянский опыт проектирования F1000 очень мне здесь помог. Сам процесс проектирования шёл на одном энтузиазме. В стране тогда почти не было денег и люди, в основном, работали за одну идею. И, кстати, лучше всех о конструкторах, проектировавших вместе со мной «Аду», как ни странно, сказал наш великий поэт Лермонтов. Помните его бессмертные строки:

«– Да, были люди в наше время,
     Не то, что нынешнее племя …».

Простим здесь Генеральному его подмену понятий. Но он действительно не мог сказать лучше Лермонтова о своих коллегах тех, уже далёких лет. … Но, воспламенённый лермонтовскими строками, Генеральный всё продолжал и продолжал. Ему уже было трудно остановиться:
- «При проектировании «Ады» было применено около двухсот ОКРов и НИРов. Она вся новая. У её корпуса новая маломагнитная сталь, новый вентильный гребной электродвигатель на постоянных магнитах. Во-первых, у него выше КПД (коэффициент полезного действия), а во-вторых, – отсутствует пожароопасный щёточный аппарат. Система погружения и всплытия не на основе гидравлики, а на впервые применённой в подводном кораблестроении пневматике, что позволило резко снизить размеры её клапанов вентиляции и кингстонов. Элементная база всей электроники тоже совершенно другая, – современная более лёгкая и миниатюрная, а, главное, – очень надёжная. Но, наиболее принципиально новой, стала осушительная система. Она вообще полностью бесшумна, так как стала вакуумной.
Ой! … Да и всего не перескажешь! Зачем вам эти технические тонкости? Александр Иванович о них и так всё знает, а Вам, Марина Юрьевна, и Вам, Илья Владимирович, это всё равно ничего не скажет. Главный рассказ о «Аде» вы видите сейчас сами. Именно сейчас, она вступила в единоборство со всем западным миром. И именно вы тому свидетели. И именно вы первые прочувствуете, шедевр «Ада», или – нет», – и тут Генеральный резко замолчал. Молчали и все остальные. Потом, собравшись с мыслями, он продолжил:
- «На проектировании «Ады» кончилась моя конструкторская карьера. Но, в течение процесса её проектирования, я, по материалам проекта, успел защитить две диссертации на соискание учёной степени кандидата и доктора технических наук, стал профессором Корабелки (сейчас это ГМТУ – государственный морской технический университет – прим. автора). А когда головную «Аду» торжественно спустили на воду, то директор нашего КБ Игорь Дмитриевич Покровский даже послал на меня в столицу представление на присвоение мне звания Героя Русландии. Но, к тому времени, он уже был очень стар. На должности директора его заменил Задорнов – мелочный, бесталанный, завистливый человек. Ему откровенно мешало моё мировое имя. Он очень бледно выглядел на моём фоне. Это его бесило. И, придравшись к временному недобору полной подводной скорости «Ады», он меня уволил. Задорнов не хотел понять, что при проектировании принципиально новой лодки такие недочёты, это не катастрофа, не авария, а всего-навсего текущий часто встречающийся рабочий момент. Который, кстати, был быстро устранён. Ну, а Героя, он мне от злости задробил. … Вот, видите, как бывает в собственном Отечестве. … А вот индонезийцы обо мне вспомнили, и, при покупке у нас «Ады», хотят гарантированно прикрыться моим именем».
- «Николай Юрьевич, наше время подходит к концу. Мне кажется, Вы всё нам рассказали. Может лучше сегодня Вам пораньше лечь спать? Вы утомлены?» – трогательно, бережно и очень уважительно спросил его Мечников.
- «Да, Илья Владимирович, спасибо Вам за заботу. Я действительно всё сказал. Сегодня, при рассказе, я был особенно азартен и поэтому утомился. Трудно быть бесстрастным, когда в рассказе касаешься живых ран души. … А завтра у нас, наверно, начнутся большие события. И мне надо быть всё время рядом с командиром, чтобы помочь ему максимально грамотно использовать все технические возможности «Ады». А для этого мне надо как следует выспаться. … Завтра «Ада» начнёт держать свой самый главный экзамен. А принимать его будет очень придирчивая комиссия, состоящая из всех сил ПЛО наших врагов».
И сразу у всех нас возникло ощущение, которое бывает только у солдат в ночь перед решающим генеральным сражением. Мы все сразу мысленно вспомнили знаменитое стихотворение Лермонтова «Бородино». А Мечников даже вдохновенно по памяти, закрыв глаза, продекламировал отрывок из него:

«Но тих был наш бивак открытый:
  Кто кивер чистил весь избитый,
  Кто штык точил, ворча сердито,
  Кусая длинный ус».

- «Николай Юрьевич, а как же Беатриса? Почему Вы забыли рассказать о ней? … Как она жила с Вами в Русландии все эти годы?» – недоумённо спросила Марина. Её, как женщину, конечно больше интересовала судьба Беатрисы, чем те новшества, которые Генеральный применил на «Аде».
- «Мы с Беатрисой прожили всю жизнь душа в душу. У нас двое детей: мальчик и девочка. Сейчас они уже взрослые, и у каждого своя семья».
- «А журналистикой она занималась?»
- «Беатриса ещё в первый год нашего брака написала обо мне книгу «Мои встречи с Главным конструктором», которую я вам постоянно цитировал. Эта книга была издана в Италии и пользовалась там большим спросом. Чтобы в одной семье было две карьеры, – это редко у кого бывает. А Беатриса хотела сама растить детей и вести домашнее хозяйство. Вот и всё. В браке я счастлив также, как и был счастлив на работе».

 
   


3.2.7 «Ада» идёт на прорыв
   
Эпиграф
«Для того чтобы чудо или принимаемое за чудо свершилось, необходим прежде всего человек, способный уверовать в него. …
Совершить великое удаётся только самым непреклонным из людей» - Стефан Цвейг [37].
 
Стефан Цвейг 1881;1942 – австрийский писатель

Великий немецкий философ Гегель, известный всему миру как основоположник диалектики, был ещё и незаурядным историком. Как часто бывает – если человек талантлив в чём-то одном, то он точно так же может быть талантлив и в чём-то другом.

 
Георг Вильгельм Фридрих Гегель 1770 ; 1831
Так вот, как историк, Гегель умственно обобщил всю мировую историю, свершившуюся до него. И, в результате этого обобщения, он вывел свою знаменитую формулу: «История повторяется». Многие историки после Гегеля подхватили эту формулу и стали её всячески интерпретировать. – Одни говорили, что «История повторяется как фарс», другие – как «трагедия» и так далее. Каждый из них хотел прикоснуться к великому. – Что поделаешь, – тщеславие ещё никто не отменял.
Случай с «Адой», когда она пошла на прорыв, тоже повторял историю. – Историю крейсера «Варяг», когда 9 февраля 1904 года его командир капитан 1 ранга Всеволод Фёдорович Руднев решился пойти на прорыв в Порт-Артур, блокированный эскадрой японского адмирала Урио в порту Чемульпо. Общее количество всех артиллерийских орудий кораблей его эскадры в 20 раз (!) превосходило количество орудий крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец». Понимая это, Руднев всё равно решился идти на прорыв. О сдаче кораблей в плен, не могло быть и речи.

 
Крейсер «Варяг» и его командир капитан 1 ранга В.Ф. Руднев

Перед сражением капитан 1 ранга Руднев построил экипаж и обратился к нему с речью:
- «Мы идём на прорыв и вступим в бой с эскадрой, какой бы сильной она не была. Никаких разговоров о сдаче быть не может – мы не сдадим ни крейсер, ни самих себя и будем сражаться до последней возможности до последней капли крови. Исполняйте каждый свои обязанности точно, спокойно, не торопясь, особенно комендоры: помня, что каждый снаряд должен нанести вред неприятелю. В случае пожара тушить его без огласки, давая мне знать».
Могучее «Ура!» прокатилось, подобно грому над морем. Экипаж канонерской лодки «Кореец» полностью поддержал решение идти в бой. По морской традиции все матросы и офицеры надели чистую, новую форму и награды.
Но, однако, и для «Варяга» это тоже было повторение истории. 14 мая 1829 года бриг «Меркурий», которым командовал капитан-лейтенант Александр Иванович Казарский, был настигнут двумя турецкими кораблями, каждый из которых десятикратно превосходил «Меркурий» по количеству орудий. Следовательно, по общему количеству орудий враг в 20 (!) раз превосходил наш бриг. Казарский не произносил перед боем речь, подобно Рудневу – не было времени, но его действия были гораздо более выразительны. Он положил свой заряженный пистолет у входа в крюйт-камеру (помещение в трюме парусного корабля, где хранится порох – прим. автора) и сказал:
- «Кто последний останется в живых, обязан будет из этого пистолета выстрелить в крюйт-камеру», – вот так погибнуть всем, но не сдаться, нанеся максимальный урон врагу.

 
Художник И.К. Айвазовский – «Бриг «Меркурий», атакованный двумя турецкими кораблями»

Соотношение же огневой мощи «Ады», по отношению ко всем силам ПЛО, искавшим её, уступало неприятелю не в 20 раз, а в тысячи! И, тем не менее, капитан 2 ранга Ковалевский решился идти на прорыв, ни секунды не сомневаясь. …
Да, прав был великий Гегель – история повторяется.
В этот день в семь часов утра неожиданно по всей лодке было включено полное штатное освещение. Полумрак аварийного освещения окончился, – в лодке стало светло. От непривычки резало глаза. Зашуршали все корабельные вентиляторы, – дышать стало намного легче. Затем сразу по штатной громкоговорящей связи (ГГС) раздалась забытая, но такая родная команда:
- «Третьей смене вставать, койки убрать!»
Потом следующая:
- «Третьей смене умываться!»
И наконец:
- «Третьей смене завтракать!»
Души подводников затрепетали. Ура! Снова введено нормальное четырёхразовое питание. А это был верный признак – отрыв от грунта и вперёд на прорыв к своим! Все ждали речи командира. И она состоялась. Речь его, произнесённая по ГГС, была краткой, чёткой, деловой, но, при этом, торжественной и тёплой:
- «Боевые товарищи! Друзья! Враг не нашёл нас. Он ищет нас в другом месте. Я принял решение начать прорыв к своим. Восстанавливается четырёхразовое питание. В течение трёх дней экипажу помыться и побриться. Водолазное бельё сдать командирам отсеков. После завтрака всех трёх смен будет объявлена «Боевая тревога на всплытие с грунта». Прошу всех подводников, свои вахты нести бдительно, спокойно и профессионально. Помните, от успеха похода зависит честь страны. Мы вступили в противоборство со всем Западом – силами зла. Я верю в вас – мои дорогие», – потом командир выдержал паузу и по кораблю через все отсеки по ТТС разнеслись его не уставные такие домашние тёплые слова:
- «Всем приятного аппетита».
Криков «Ура!» не было, но внутренняя пружина у всех подводников натянулась. Да, под бортом у громадного затонувшего японского авианосца и при полной остановке всех механизмов их невозможно было найти. Но теперь! Когда начнётся движение! Как оно будет?! Так ли уж «Ада» неуязвима? … Но каждый подводник понимал и другое – выбора у них нет. Это когда-то должно было случиться, и вот оно – случилось. Теперь всё зависело от самой «Ады», её командира и от всех них.
А как все соскучились по горячей пище! На завтрак была пшённая каша с кусочками жареной свинины, творог с мёдом, кусок сыра с хлебом и чашка горячего кофе с молоком. – Роскошь!
Сразу после завтрака всех трёх боевых смен всё и началось. Ревуна, объявляющего боевую тревогу, – не было. Просто вахтенный офицер обычным голосом по ГГС объявил: «Боевая тревога! Всплытие с грунта!» Подводники ждали эту команду, поэтому мигом разбежались по своим боевым постам (БП) и командным пунктам (КП). Накануне тревоги командир дивизиона живучести (КДЖ) сделал расчёт дифферентовки лодки и утвердил его у командира БЧ-5, или, как его называют на слеге подводников – механика. После докладов о готовности всех БП и КП механик с пульта управления Системы всплытия без хода, запустил соответствующий центробежный насос. Из трюма второго отсека послышался равномерный приглушённый гул его работы. Слегка, очень осторожно механик повернул колёсико настройки глубины всплытия с 295 метров на 290. Сразу в трюме центрального (на «Аде» центральный пост управления ПЛ находится на верхней палубе второго отсека – прим. автора) послышались лёгкие щелчки пневмоуправляемых клапанов Системы всплытия без хода. Корпус лодки слегка качнуло, послышался хруст придонного песка, с которого снималось давление всего корпуса лодки. В центральном повисла очень напряжённая нервная тишина. Командир не вмешивался в распоряжения механика, предоставляя ему полную свободу действий. Потом стал медленно нарастать дифферент на нос. Всё было ясно – ошибка в расчётах дифферентовки. Но это закономерная норма, – так часто бывает. Очень трудно учесть перемещение всех грузов внутри ПЛ.
- «Пол тонны в корму», – спокойно уверенно скомандовал механик и КДЖ, который по боевой тревоге сидел здесь же в центральном – вахтенным на пульте управления общекорабельными системами (ОКС).
- «Есть пол тонны в корму», – репетовал КДЖ и кратковременно с пульта ОКС щёлкнул соответствующим тумблером. Сразу заработала Дифферентовочная система, и пол тонны воды мигом переместились из носовой дифферентовочной цистерны (НДЦ) в кормовую – КДЦ. Сразу нарастание дифферента на нос прекратилось.
- «Ну у механика и интуиция! Как точно он определил – пол тонны!» – восхищённо подумал Ковалевский, как бы со стороны наблюдая за техникой всплытия с грунта.
Вдруг корпус лодки ещё раз колыхнулся.
- «Товарищ командир! Есть отрыв от грунта!» – довольным голосом доложил механик.
- «Принято, механик. Продолжать всплытие до глубины 100 метров».
- «Есть продолжать всплытие до глубины 100 метров», – снова репетовал механик и снова медленно, медленно стал поворачивать колёсико установки глубины всплытия. Сейчас самым главным было всплыть над японским авианосцем, не задев его. А там уже можно было включать гребные электродвигатели резервного движительного комплекса (РДК) или сразу включить главный гребной электродвигатель (ГЭД). Механик – капитан 3 ранга Поляков, был очень опытным моряком и прекрасно знал, что с изменением глубины погружения, когда у лодки нет хода, она может попасть в слои морской воды с разной плотностью обусловленной её солёностью. И тогда лодка может либо пулей полететь вверх, – при большой плотности, либо снова камнем падать на грунт, – при малой плотности. В этом случае надо резко переходить на ручное управление системой. И опять же здесь требовалась сноровка и интуиция. Генеральный конструктор, как и командир, молча наблюдал за действиями механика.
Стрелка глубиномера очень медленно ползла вверх. … Пока всё шло нормально. Но от нервного напряжения воздух в центральном казалось, звенел как туго натянутая струна. … Так прошло ещё пол часа. Наконец механик доложил:
- «Авианосец под нами. Глубина 150 метров».
- «Принято, механик. Малый вперёд от ГЭДа. … Боцман, всплывать на глубину 100 метров с дифферентом 3° на корму. Курс – 0°».
И механик, и боцман тут же репетовали отданные им команды. Палуба под всеми качнулась. Лодка приняла дифферент 3° на корму и стала ходом медленно всплывать на глубину 100 метров. Все в центральном облегчённо выдохнули. Опасный манёвр был успешно пройден. Курс лодки проложил лейтенант Ласси. Сейчас он был точно на север – как наикратчайший путь до родной базы. Глубина в 100 метров, заданная Ласси, обусловлена была тем, что Яванское море относительно мелкое. Его средняя глубина в 123 метра, поэтому идти на большей глубине было нельзя. Японский же авианосец лежал на склоне подводной котловины километровой впадины. Скорость, «Малый вперёд», давала возможность пройти максимальное расстояние на север, не всплывая. По докладу командира электротехнического дивизиона (КЭТД) ёмкость аккумуляторных батарей (АБ) ещё хватит на десять суток такого хода. Потом – обязательное всплытие на их зарядку. Конечно «Ада» по своим ТТД могла бы и дольше оставаться на ходу под водой, но часть её электроэнергии уже была израсходована на подводный переход из Суробая в точку лежания на грунте, другая часть – на постоянное подпитывание обмоток размагничивающего устройства и совсем немного – на подзарядку аккумуляторов долговременного аварийного освещения.
С выходом на глубину в 100 метров Ковалевский дал команду:
- «Отбой боевой тревоги. Боевая готовность №2 подводная. Третьей смене на вахту заступить», – всё, с отдачей этой команды на лодке началась обычная повседневная подводная жизнь. Сплошной чередой замелькали вахты, вахты и вахты.
Они начали уверенно продвигаться на север в свою базу, идя пока не замеченными силами ПЛО врага. Но это было только «пока». Самым слабым моментом их похода должен был стать момент всплытия их лодки на зарядку АБ. Как он пройдёт? Обнаружат ли их? А если обнаружат, то какими силами смогут атаковать? … Вопросы, … вопросы, … вопросы. И на каждую ситуацию со многими неизвестными командир должен был заранее продумать свой манёвр. Думать в бою уже будет поздно. И Ковалевский молча, сидя в центральном в своём командирском кресле, думал, при этом, как бы со стороны наблюдая за текучкой повседневной подводной жизни экипажа – это сейчас было самое, самое главное. Главное сейчас было не в механизмах лодки, не в её удачной конструкции, а глубоко в его мозгу. Он мысленно просчитывал множество вариантов атак, уклонений, манёвров с учётом различных сил ПЛО врага. Сейчас шла война умов, – ум Ковалевского против ума адмирала Петке. У каждого из них была масса неизвестных нюансов, каждому из них на любую тактическую ситуацию надо было заранее просчитать и найти единственно правильное решение. Это и была война умов. В ней победит тот, кто мыслит лучше, быстрее и правильнее. На стороне Петке была сила, на стороне Ковалевского – скрытность. … Итак, кто кого?! … Каждому из них была нужна информация. Но её то, как раз, ни у того, ни у другого – не было. Всё должно было решить ближайшее всплытие «Ады». Впереди ещё были десять относительно спокойных дней, в течение которых «Ада» на самом экономном ходу, огибая остров Калимантан, упорно двигалась на север. И каждая пройденная ими миля приближала их к базе. Но до неё ещё было так далеко! А враг, препятствующий этому, был близок, силён, многочисленен, изощрён и умён!
Но за это время внутри «Ады» текла её повседневная жизнь с её частными заботами и хлопотами. Как Мечников и предупреждал Кузнецова, сразу после завтрака и объявления «Готовности №2 подводная» он, совместно с Мариной, начал процедуру постановки Кузнецова на ноги. Сначала Александр храбрился и гордо заявил, что сам встанет на ноги. На что Мечников снисходительно улыбнулся, но переубеждать его не стал, – пациент сам должен понять всю самонадеянность своего намерения.
Кузнецов осторожно спустил свои ноги, находящиеся в аппарате Илизарова, на пол каюты и быстро, как будто он полностью здоров, сам сел на своей койке. Но в глазах у него сразу всё посерело, в голове появилась какая-то тяжесть и дурнота, лицо мгновенно побелело, и он тут же упал назад на свою койку. Кузнецов ещё не успел потерять сознание, как Мечников сунул ему под нос ватку, смоченную нашатырным спиртом. От долгого лежания организм Александра отвык от вертикального положения и не сразу перенаправил свой кровоток. Кузнецов этого не знал. А по-другому убедить его, что так делать нельзя – было невозможно. Илья Владимирович не стал читать ему нравоучения о его самонадеянности. Он дал Александру время отлежаться. А потом просто сказал:
- «Александр Иванович, сейчас мы с Мариной Юрьевной будем Вас потихоньку поднимать. Как только начнётся кружиться голова, сразу дайте нам знак».
- «Хорошо», – сказал Кузнецов полностью послушным голосом.
И они вдвоём стали потихоньку поднимать его туловище. Александр помогал им руками. Когда его туловище было поднято под углом в 45°, Кузнецов дал знак, что у него закружилась голова. Мечников с Мариной остановились и в таком положении прислонили его к переборке каюты. Минут через десять, когда его состояние пришло в норму, они продолжили подъём его туловища. Когда Александр снова сел на свою койку, у него снова закружилась голова. Пришлось его туловище снова отклонить немного назад, а потом медленно, медленно в третий раз посадить его на койку. В таком сидячем положении он просидел десять минут, пока самочувствие его не пришло в норму. Далее была самая ответственная операция – это постановка на ноги. Мечников достал из медицинского ЗИПа (запасные части, инструменты и принадлежности) костыли и велел Александру руками опереться об их перекладину, после чего попытаться самому при помощи усилий рук и ног встать на ноги. При этом Мечников и Марина, каждый со своей стороны, его страховали. Александр сделал три попытки подняться. И только с четвёртого раза он еле-еле встал и сразу повалился в сторону – резко закружилась голова. Мечников с Мариной его удержали. Так простоял он минут пятнадцать. Пока его состояние снова стабилизировалось.
- «А теперь, Александр Иванович, обопритесь подмышками на костыли и постарайтесь сами сделать хотя бы один шаг».
Ноги у Кузнецова были широко расставлены, так как мешали спицы аппарата Илизарова. Он весь напрягся, лицо слегка покраснело, но сам шага сделать не смог. Тогда за него этот шаг сделал Мечников, своими руками подвинув немного вперёд его левую ногу.
- «А теперь, Александр Иванович, перенесите всю тяжесть тела на левую ногу и сами попробуйте сделать шаг правой ногой».
- «Илья Владимирович, мне страшно перенести всю тяжесть тела на левую ногу. Пока я чувствую реакцию палубы в плечах, у меня такое ощущение, что левой ноги у меня нет».
- «Александр Иванович, мы с Мариной Юрьевной Вас крепко держим, не бойтесь, пересильте себя и обопритесь левой ногой о палубу».
- «Страшно», – честно сказал Кузнецов.
- «Но Вы же адмирал! Герой! … Смелей!»
И Александр, закрыв глаза, медленно, медленно всё-таки перенёс тяжесть своего тела на левую ногу. И, … о чудо! – Он не упал! Кузнецов сразу раскрыл глаза. Это ему так понравилось, что Александр даже слегка засмеялся. Ну, конечно, его держал аппарат Илизарова. Кости были только фиксированы его спицами. Но, при этом, кровь стала обильно поступать в левую ногу, неся с собой все необходимые вещества для сращивания костей. А в этом и заключался лечебный эффект от ходьбы в аппарате Илизарова. …
Теперь Александр осмелел и сам двинул вперёд свою правую ногу. Затем он снова медленно осторожно перенёс на неё всю тяжесть своего тела. Он сделал шаг сам. Теперь начмед ему в этом уже не помогал. Он с Мариной только поддерживал его. Дальше дело пошло быстрее. За пять минут он сделал ещё два шага и очутился у выхода из каюты. Прошло ещё пять минут, – Кузнецов сделал ещё два шага и очутился в коридоре верхней палубы третьего отсека. Как ему всё вокруг стало интересно! Почти три недели он не мог видеть, что находится за пределами каюты начмеда, – а тут целый коридор! Для него это было зрелище. …
Прошло ещё два часа. Александр в сопровождении Марины и начмеда два раза прошёл весь коридор туда и сюда.
- «Всё, Александр Иванович, на первый раз хватит. Завтра снова продолжим, но расстояние прогулок будем всё время увеличивать».
- «Спасибо Вам. Илья Владимирович! Огромное спасибо! Сам бы я не отважился на такие прогулки», – обессиленным, но бесконечно довольным голосом поблагодарил его Кузнецов.
……………………………………………………………………………...
А дни шли за днями. За это время была произведена помывка всего личного состава экипажа и гостей на борту. Правда, мылись солёной забортной водой со специальным мылом. Но по-другому на ДЭПЛ было нельзя. Потом все побрились и получили от мичмана Голубева новое чистое разовое бельё. А Марина дополнительно ещё помыла и Александра и потом его побрила. В отсеках стало тепло, и все подводники сдали на хранение своё тёплое водолазное бельё командирам отсеков. А перед обедом всем снова стали выдавать вино. Прямо не жизнь – а малина!
«Ада» уже обогнула остров Калимантан, – третий по величине остров в мире и напрямую форсировала Южно-Китайское море, держа курс прямо на северную оконечность острова Лусон входящего в Филиппинский архипелаг. А между тем запасы электроэнергии в АБ падали, плотность его электролита всё уменьшалась и уменьшалась. Как неизбежный рок, приближалось время всплытия на зарядку АБ. Самое главное качество «Ады» – её скрытность должно было быть нарушено. Это была их ахиллесова пята. …
И вот этот день настал. Была ночь. «Ада» пересекала пролив Лусон на глубине 200 метров недалеко от филиппинского острова Итбайат-Айленд. Раздался сигнал боевой тревоги.
- «По местам стоять к всплытию!»
Лодка получила дифферент на корму и всплытие началось. Конечно, ни о каком всплытии в надводное положение как таковое и речи не могло быть. Просто на перископной глубине будет поднята мачта РДП (работа дизеля под водой) или, как это устройство называли немцы, впервые его применившие – шноркель.

 
Торчащий из воды шноркель
Но вся беда была в том, что сам поплавок шноркеля обнаруживался радиолокационным излучением уже на дециметровых волнах. Поэтому, это был риск. – Риск страшный. Но на него надо было идти, избежать его было нереально. …
Уже привычно стал потрескивать разжимаемый металл прочного корпуса, – лодка приближалась к перископной глубине. А в центральном стояла деловая сосредоточенная обстановка.
- «Всплывать на глубину 30 метров!»
- «Есть всплывать на глубину 30 метров».
- «Глубина 30 метров».
- «Принято. Акустик. Прослушать горизонт!»
- «Есть прослушать горизонт». …
- «Горизонт чист».
- «Принято. Всплывать на перископную глубину!»
- «Есть всплывать на перископную глубину». …
- «Ход «Самый малый вперёд»!» – по инструкции при поднятых выдвижных устройствах нельзя давать большие хода.
- «Есть «Самый малый вперёд», – репетовал вахтенный инженер-механик (ВИМ). Он тут же передёрнул ручку машинного телеграфа, и лодка плавно снизила свой ход.
- «Ход «Самый малый вперёд».
- «Есть, механик. Принято».
- «Перископная глубина».
- «Принято. Поднять мачту РДП, запустить дизель-генераторы обоих бортов на зарядку аккумуляторных батарей!»
- «Есть поднять мачту РДП, запустить дизель-генераторы обоих бортов на зарядку аккумуляторных батарей». …
- «Поднять мачту радиолокационного комплекса!»
- «Есть поднять мачту радиолокационного комплекса». …
Прошло некоторое время, требуемое для выполнения команд командира. Были открыты переборочные двери между вторым и третьим отсеками, а также между третьим и четвёртым отсеками. В четвёртом отсеке забухали, зашумели, заработали два мощных дизель-генератора. Начался заряд АБ. Наконец свежий морской воздух ворвался в отсеки ПЛ. Своими морскими ароматами, своею естественной природной свежестью, – он просто пьянил подводников. Они устали от безвкусного искусственного воздуха, выделяемого патронами регенерации В-64. Этот воздух был прохладен, нежен, имел лёгкий привкус йода от морских водорослей и запаха соли. С каким наслаждением дышали им подводники! Только они, на длительное время оторванные от природы, могут понять, услышать, оценить весь вкус свежего морского воздуха! Лёгкие у всех так и ходили ходуном. Они дышали и не могли надышаться.
Одновременно с потоком свежего воздуха пошли доклады об исполнении:
- «Мачта РДП поднята. Дизель-генераторы обоих бортов запущены. Идёт зарядка аккумуляторных батарей».
- «Есть механик. Принято».
- «Мачта радиолокационного комплекса поднята».
- «Есть, принято. Начать обзор горизонта в пассивном режиме!»
- «Есть начать обзор горизонта в пассивном режиме». …
- «Начат обзор горизонта в пассивном режиме».
- «Есть, принято. При обнаружении излучения классифицировать его и немедленный мне доклад».
- «Есть при обнаружении излучения классифицировать его и доложить».
Это было очень важное мероприятие. Дело в том, что все береговые радиолокационные станции (РЛС) как четырнадцатого военно-морского округа СПА, так и Японии, Австралии и Новой Зеландии постоянно сканировали горизонт в зонах своей ответственности на предмет обнаружения неучтённых кораблей. Аналогично это делали и РЛС их патрульных самолётов. Если луч вражеской РЛС на дециметровых волнах обнаруживал поплавок РДП, то факт этого обнаружения тут же фиксировала и антенна мачты, поднятой лодочной РЛС «Ады». А это уже был сигнал беды – следовательно, их обнаружили.
- «Только бы продержаться шесть часов! … Только бы продержаться шесть часов!» – как заклинание твердил про себя Ковалевский. Нервы его были предельно напряжены. В любой момент луч вражеской РЛС мог обнаружить «Аду».
Но было и ещё одно очень важное мероприятие на этом всплытии – надо было дать радиограмму своим в Главный штаб ВМФ адмиралу Пименову о том, что они живы, идут на прорыв в базу ВМФ Петровостока и что в данный момент они находятся в проливе Лусон с координатами … .
- «Командир БЧ-4 (согласно Корабельного устава боевая часть связи имеет номер 4 – прим. автора)!»
- «Есть командир БЧ-4».
- «Выпустить параван. Передать радиограмму».
- «Есть выпустить параван, передать радиограмму».
Радиограмма уже была Ковалевским заранее составлена и зашифрована. Сам зашифрованный текст радиограммы в электронном виде сжимался и передавался в эфир в доли секунды. Это тоже было необходимо для повышения скрытности лодки. … Через некоторое время послышался доклад из рубки связи:
- «Параван выпущен. Радиограмма передана».
- «Есть, принято. Параван на место».
- «Есть параван на место», – прошла минута. …
- «Параван на месте».
- «Есть, принято».
И опять в голове Ковалевского метрономом как заклинание застучало:
- «Только бы продержаться шесть часов! … Только бы продержаться шесть часов! … Только бы продержаться шесть часов!» – это время было надо для полной зарядки аккумуляторных батарей. Пока их не обнаружили. Но нервы у командира были страшно напряжены, мысли его скакали:
- «Что они сделают, если нас обнаружат? … Какими силами начнут преследование? … Где опять спрятаться? … Ведь запасов продовольствия и пластин О-3 для регенеративных патронов – в обрез!»
……………………………………………………………………………...
В радиоцентре при штабе Восточного флота Русландии был получен очень слабый сигнал. После его электронного разжатия, по его сопроводительному коду определили, что радиограмма предназначена лично Главнокомандующему ВМФ адмиралу Пименову. Об этом было доложено командующему флотом адмиралу Звереву, а он, в свою очередь, доложил главкому и параллельно переслал её зашифрованный текст по закрытой связи в Главный штаб ВМФ. Там её расшифровали и принесли в особом секретном журнале главкому на прочтение. …
Когда адмирал Пименов её прочёл, то с глубоким облегчением выдохнул. Как будто мешок с камнями свалился с его плеч.
- «Живы! … Идут в Петровосток! … Отлично! … Пролив Лусон! … Великолепно! … Объединённые силы ПЛО врагов топчутся у южного берега острова Ява! … Ха, … ха, … ха! … Здорово! … Прекрасно! … Ну, Ковалевский и молоток! (на флотском сленге означает «молодец» – прим. автора) … Всех обманул!» – как мощные толчки в его мозгу пробивались радостные мысли.
Потом, немного придя в себя, после столь радостного известия, в этом же журнале написал срочное сообщение командующему Восточным флотом: «Адмиралу Звереву. Срочно. Секретно. Эскадру адмирала Воронцова отправить в море для эскортирования ДЭПЛ «Ада». На данный момент её координаты: пролив Лусон … . Главнокомандующий». В приложении к своей радиограмме он приложил копию расшифрованной радиограммы с «Ады».
Когда шифровальщик ушел, и он остался один в кабинете, то на радостях открыл свой бар, достал оттуда свою любимую «Метаксу» и с величайшим наслаждением выпил рюмку этого замечательного коньяка, ощутил во рту ароматное послевкусие и приятную расслабляющую теплоту, разлившуюся по всему телу. Потом от радости он потёр руки и только тут вспомнил о том, как НГШ ждёт его доклада о судьбе Кузнецова. Шёл первый час ночи, – большие начальники обычно работали допоздна. И, хотя уже было слишком поздно, но всё равно Пименов решил позвонить НГШ. Он поднял телефонную трубку закрытой связи и через дежурного телефониста вызвал Генеральный штаб. Когда его соединили с Генеральным штабом, Пименов попросил соединить его с референтом НГШ.
Референт НГШ – Виктор Викторович Альбинский уже надел пальто и собрался ехать домой. В этот день он особенно сильно устал, как вдруг на его телефонном столике запищал зуммер телефона закрытой связи. Делать нечего. Он поднял трубку.
- «Референт НГШ».
- «Добрый вечер, Виктор Викторович, это адмирал Пименов».
- «Скорее доброй ночи, Андрей Афанасьевич», – но главкому было не до словесных пикировок.
- «Виктор Викторович, мне нужна срочная связь с НГШ».
- «Андрей Афанасьевич, пожалейте пожилого человека, он сегодня так устал. А сейчас, наверно, уже заснул. Перезвоните лучше завтра».
- «Нет, нет, Виктор Викторович, это очень срочно. Он с нетерпением ждёт моего сообщения. Я Вас услышал, но настаиваю».
- «Ну, раз Вы настаиваете, … хорошо, соединяю», – и он переключил закрытую связь с главкомом ВМФ на квартиру НГШ.
……………………………………………………………………………...
Генерал армии Николаев уже переоделся в пижаму и лёг в постель. Рядом, мерно дыша, уже спала жена. Но сон ему всё не шёл. Обычно от усталости он засыпал сразу, а сегодня … . А сегодня было столь жёсткое совещание у Верховного (имеется в виду Верховного главнокомандующего, то есть Президента страны – прим. автора) где столько замечаний вылила инспекция Генеральных инспекторов ВС после проверки ими Центрального военного округа, что у Верховного был жёсткий разговор с министром. А на завтра Николаев ожидал такого же жёсткого разговора, но уже его с министром. Он волновался, нервничал, обдумывая ход будущего разговора и, поэтому никак не мог уснуть. Наконец, он решил встать с постели и принять снотворное. Когда он уже стал подходить к домашней аптечке, вдруг раздался писк зуммера телефона закрытой связи, который был проведён в его квартиру. Он чертыхнулся про себя. Сразу стало понятно, что где-то случилось что-то очень неприятное, раз его беспокоят в такое время.
- «Наверно какое-либо ЧП или, ещё хуже – катастрофа», – с досадой подумал НГШ и поднял трубку:
- «Генерал Николаев, слушаю», – тихо произнёс НГШ, стараясь не разбудить жену.
- «Товарищ генерал армии, …», – по голосу Николаев сразу узнал главкома ВМФ и нетерпеливо его перебил:
- «Что, у Вас утонул какой-либо корабль?!» – возмущённо спросил НГШ.
- «Нет! Нет! Кузнецов объявился!»
- «Что?! Кузнецов?!» – его словно ударило током, он нервно проглотил слюну: «Где он?! Что с ним?!»
- «Егорушка», – сонным голосом, не открывая глаз, обратилась к нему жена, проснувшаяся от его криков: «Что, … у тебя какие-то неприятности?»
- «Нет, нет, Танечка, что ты, как раз всё наоборот. Спи. … Извини, что нечаянно голос повысил», – успокоившись, жена повернулась на другой бок и снова сразу уснула. А Пименов, немного подождав, продолжил:
- «Товарищ генерал армии, их лодка, оторвавшись от сил ПЛО врага, взяла курс на Петровосток. Сейчас она в проливе Лусон. Там все живы и здоровы», – и сразу у НГШ забылись все неприятности сегодняшнего дня.
- «Как же! Кузнецов жив и здоров (ни главком ВМФ, ни НГШ ещё не знали о его тяжёлом ранении – прим. автора)! Скоро будет на Родине! Следовательно, военная реформа ВС под переход к войнам нового поколения пойдёт уже с его участием. – Это здорово!» – эти мысли мгновенно пронеслись в его мозгу. А вслух он спросил:
- «А где этот пролив?»
- «Он в восточной части Тихого океана, чуть севернее Филиппин».
- «А … а … а», – как бы понимающе протянул НГШ, а потом, опомнившись, уже строгим голосом спросил:
- «Вы же обещали мне, что как только их лодка где-то объявится, сразу направите туда эскадру, чтобы её эскортировать?»
- «Командующему Восточным флотом я уже дал соответствующее указание, наверно завтра эскадра уже выйдет в море».
- «Доставку Кузнецова на Родину возьмите под личный контроль».
- «Есть товарищ генерал армии. Не волнуйтесь», – и, как бы оправдываясь, осторожно спросил: «А ничего, что я Вас разбудил?»
- «Нет, нет, … всё нормально. … Наоборот, Вы подняли мне настроение. Теперь я усну без снотворного».
- «Спокойной ночи, товарищ генерал армии».
- «Спокойной ночи», – и они прервали закрытую связь.
А Николаев, так и не приняв снотворного, снова лёг в постель, приткнулся к жене и сразу уснул.
……………………………………………………………………………...
Зарядка аккумуляторных батарей на «Аде» подходила к концу, отсеки были провентилированы, никаких лучей вражеских РЛС корабельная радиолокационная антенна не обнаружила. Но торжествовать ещё было рано. Оставалось ещё каких-то пятнадцать минут зарядки.
- «Ну! … Ещё чуть-чуть! Ещё немного!» – как заклинание повторял про себя Ковалевский.
Но не судьба! В этот момент последовал доклад вахтенного радиолокационного комплекса, или, как его ещё на лодке называют – метриста:
- «Товарищ командир, обнаружен сигнал РЛС. Согласно пеленга, предполагаю, что сигнал идёт от береговой РЛС с острова Баско».
- «Чёрт! … Сорвалось!» – чертыхнулся про себя командир, а вслух, как бы равнодушно сказал:
- «Есть метрист».
Что делать дальше, Ковалевский прекрасно знал, так как заранее продумал свои действия на этот очень вероятный случай. Мысли его были просты, логичны и очень реалистичны:
- «Так. … Зарядку АБ всё равно добьём, осталось немного. За это время они всё равно ничего не успеют мне сделать, а потом погружение. … Обнаружив меня и вычислив мой курс, они поймут, что я чётко следую на север, конечный мой пункт похода – это Петровосток. Следовательно, по их расчётам получится, что самым разумным для меня будет форсирование Восточно-Китайского моря. И на этом маршруте они будут меня искать! … Ищите ребята, ищите! … А я, тем временем, отверну вправо в Филипинское море и появлюсь у Цусимского пролива, идя от Японии. Следовательно, дам команду Ласси проложить курс на северо-запад. Не доходя до берегов Японии, сделаю ещё одно всплытие на зарядку АБ. А там окончательно пойду на прорыв. … Жаль, … Японию с севера обойти не удастся – не хватит горючего. … Ладно, это раз. А теперь второй вопрос, – а какими силами они будут меня перехватывать? …
Скорей всего все их силы ПЛО сейчас утюжат Индийский океан вдоль южного берега острова Ява. Но им меня оттуда уже не догнать. … Откуда они возьмут дополнительные силы ПЛО? … Вот в чём вопрос! Рассчитывать на то, что никаких новых сил ПЛО они не соберут – опасная авантюра. … Конечно, соберут. Возможно, это будут японские силы ПЛО. Хотя, возможно, японские силы ПЛО они привлекли к поиску меня ещё в Яванском море. … Не знаю. Но уж больно усиленно они его утюжили. … Ладно, остановимся на том, что какие-то абстрактные силы ПЛО они всё равно наскребут …», – но в этот момент его мысли прервались, –   раздался доклад механика:
- «Товарищ командир, зарядка аккумуляторных батарей закончена».
- «Есть механик. Погружаться на глубину 200 метров с дифферентом 3° на нос, ход «Малый вперёд».
- «Есть погружаться на глубину 200 метров с дифферентом 3° на нос, ход «Малый вперёд», – и сразу пошли вниз все выдвижные устройства – мачта РДП и мачта радиолокационного комплекса.
Лодка приняла дифферент 3° на нос и стала быстро набирать глубину. «Ада» опять шла самым экономичным ходом. Этим ходом она могла пройти максимальное расстояние, не подзаряжая АБ. Пока шёл процесс погружения, Ковалевский вызвал к себе Ласси:
- «Геннадий Фёдорович, проложите курс по большой дуге в Филиппинском море, так, чтобы через тринадцать дней мы оказались примерно в ста милях западнее японского острова Кюсю. Там я планирую ещё одно всплытие на подзарядку аккумуляторных батарей, после чего пойдём на окончательный прорыв в Петровосток».
- «Есть товарищ командир», – просто по-уставному ответил ему командир БЧ-1 (согласно Корабельного устава, штурманская боевая часть имеет номер «1» – прим. автора).
В этот момент раздался очередной доклад механика:
- «Глубина 200 метров».
- «Есть механик. Объявить боевую готовность №2 подводную. Третьей боевой смене на вахту заступить. Первой смене обедать».
Команда была сразу отрепетована и всё – снова началась обычная повседневная подводная жизнь экипажа. Через пол часа на подводной лодке знали все, что они обнаружены и что командир свернул с генерального курса, – вместо Восточно-Китайского моря, они пойдут в Филиппинское море. Смысл такого решения командира был понятен всем.
А Александр всё продолжал увеличивать и увеличивать длительность своих ежедневных прогулок по верхней палубе третьего отсека. Теперь он уже научился сам садиться на койке, сам вставать с неё и сам ходить на костылях. Страх наступать на раненные ноги прошёл. Марина всё время была рядом и страховала мужа.
……………………………………………………………………………...
- «Сэр, с береговой РЛС острова Баско доложили, что обнаружили какую-то очень маленькую неучтённую судоходством лодку, которая потом быстро исчезла», – доложил командующему четырнадцатым военно-морским округом вице-адмиралу Морису Петке оперативный дежурный по округу капитан 1 ранга Джерри Стоун.
Но адмирал Петке был опытный моряк, да и просто умный человек. Он сразу понял всё и не стал строить себе иллюзий. Но, прежде чем принять какое-то решение, он стал тщательно и трезво обдумывать ситуацию. Петке сидел в своём кабинете на КП (командный пункт) флота, подставив свою грудь под поток прохладного воздуха, льющегося из кондиционера. – Летом на Филиппинах было особенно жарко. Мысли его были неутешительные:
- «Ковалевский оказался умнее, чем я о нём думал. Он обвёл меня с Кингом вокруг пальца. Скорее всего, он где-то отлежался на грунте, то ли в Яванском море, то ли в море Флорес, пользуясь уникальными качествами своей лодки. А потом, почуяв отсутствие поисков, рванул на север к своим. А я дурак, пошёл на поводу у этого болвана Кинга, – загнал все силы ПЛО в Индийский океан. … Хотя, чего – дурак? Ведь с Кингом спорить бесполезно. Я просто выполнял его приказ. Настаивать на более тщательные поиски Ковалевского в Яванском море было бесполезно, зная упёртость Кинга. … Ладно, хватит выяснять, кто из нас хуже – я или Кинг? Я смалодушничал, Кинг сглупил. Но факт, что теперь вся армада сил ПЛО из Индийского океана уже не успеет догнать Ковалевского. Он придёт к своим раньше, чем мы его догоним. …
Что же делать? … Что же делать? … Откуда на севере Тихого океана взять дополнительные силы ПЛО, чтобы перехватить Ковалевского? … Да, – неоткуда. Их там просто нет. … А как сказать об этом Кингу?» – но страх перед гневом адмирала Кинга заставил Петке думать изощрённее:
- «Эврика!» – вдруг вскрикнул Петке и от радости, что к нему в голову пришла такая удачная мысль, стукнул себя ладошкой по колену: «Ведь сейчас «Венгард» вышел из-под паковых льдов Северного Ледовитого океана в Чукотское море, через три часа с ним намечен сеанс связи. Отлично! Хотя на бескозырках его моряков красуется «HMS», но оперативно он всё равно сейчас подчинён мне. Я перенацелю его на Ковалевского. У него великолепная гидроакустика и громадная скорость подводного хода. Пока Ковалевский будет еле тащиться на своей дизелюхе, «Венгард» успеет перехватить его до входа в Цусимский пролив. … Да, да, да! Другого выбора у меня просто нет», – от восторга, что у него появилась реальная надежда на успех, Петке потёр руки. И тут только он вспомнил, что обо всём случившемся ему надо доложить адмиралу Кингу. Но теперь он знал, чем сгладить его гнев.
(«Венгард» – новейшая атомная многоцелевая подводная лодка английского флота. Названа она так в честь флагманского корабля адмирала Нельсона в Трафальгардском сражении. Она обладала мощным высокочувствительным гидроакустическим комплексом «Нептун» и большой подводной скоростью хода в 36 узлов. – Паковый лёд – это «вечный» лёд, то есть не тающий даже в летнее время. Его средняя толщина 5;6 метров. Лёд такой толщины не пробивается даже торпедами. – HMS – Her Majesty’s Ship – Корабль Её Величества (пер. с англ.) – прим. автора).

 
HMS многоцелевая атомная подводная лодка «Венгард»

По закрытой связи Петке позвонил в приёмную адмирала Кинга. Трубку снял дежурный адъютант. Петке сразу представился:
- «Вице-адмирал Петке – командующий четырнадцатым военно-морским округом».
- «Слушаю Вас, господин адмирал», – вежливо ответил ему дежурный адъютант.
- «Доложите своему патрону, что звонил я, и что у меня есть срочное для него донесение».
- «Хорошо, господин адмирал. Не уходите со связи».
Когда адъютант сообщил Кингу, что на проводе адмирал Петке, Кинг бросил все свои текущие дела и велел перевести связь с Петке на свой кабинет. Что адъютант тут же и сделал.
- «Ну, что, Петке, наверно ты хочешь мне доложить, что нашёл эту чёртову «Аду» и уничтожил её. А! … Я прав?»
- «Да, нашёл господин адмирал, но пока ещё не уничтожил».
- «А что тебе мешает это сделать?»
- «Расстояние, господин адмирал».
- «Да какое тебе ещё нужно расстояние, когда у тебя в подчинении невиданные в истории силы ПЛО?!» – Кинг начинал свирепеть. Но Петке деваться было некуда, пришлось рассказывать всё как есть.
- «Я всегда знал Петке, что ты дурак! Какого чёрта ты полез в Индийский океан?!» – наглость Кинга просто зашкаливала. Но вступать с начальником в пререкания и пытаться доказать ему, что он выполнял его же приказание – было бесполезно.
Кинг просто испугался и этим высказыванием хотел инстинктивно защитить себя, пытаясь заранее всю вину свалить на Петке. И он ещё яростнее набросился на него:
- «Какой-то паршивый капитан 2 ранга обвёл тебя, вице-адмирала вокруг пальца как последнего мальчишку! Вот истинная цена твоего профессионального уровня, Петке! Ты даже не дорос ещё до уровня капитана 2 ранга!» – дальше пошёл поток сплошных ругательств.
Петке и не пытался остановить Кинга. Он знал, это было бесполезно. Надо было дать ему полностью выговориться. И когда Кинг выдохся, весь поток брани у него иссяк, Петке удалось вставить слово:
- «Но я принял меры …», – однако неостывший ещё Кинг его тут же перебил:
- «Самая лучшая мера, Петке, – это взять и высечь тебя как следует, чтобы выбить из тебя всю дурь», – брякнув эту угрозу, просто так сиюминутно пришедшую ему на ум, Кинг замолчал, намереваясь слушать о тех мерах, о которых ему сказал Петке. Ибо его голова не могла придумать никаких мер вообще. И Петке рассказал ему о своей идее послать «Венгард» на перехват «Ады». Выслушав Петке, и немного успокоившись, Кинг спросил его:
- «А что «Венгард» делал под паковыми льдами?»
- «Искал русландские стратеги, несущие там боевую службу» (на военно-морском сленге в данном случае под «стратегами» понимались ПЛАРБы – атомные подводные лодки с баллистическими ракетами – прим. автора).
- «А … а. Понятно. … Ну, действуй, Петке. … И смотри у меня! Если и сейчас упустишь «Аду», то лучше сам пиши рапорт о досрочной демобилизации», – на этом они свою связь закончили.
Петке получил то, что и хотел – одобрение начальником его идеи. До связи с «Венгардом» оставалось ещё два с половиной часа. Этого времени было вполне достаточно, чтобы составить радиограмму Флетчеру Гамильтону (командир «Венгарда», капитан 1 ранга, потомственный английский аристократ – прим. автора). Текст радиограммы был чёток и лаконичен:
«Сэру Гамильтону. Срочно. Секретно. Приказываю. Обнаружить и уничтожить ДЭПЛ русландцев «Аду». Предположительно, через 13;14 дней она должна подойти к Цусимскому проливу либо из Восточно-Китайского моря, либо из Филиппинского. Об уничтожении доложить. Командующий 14 округом ВМС СПА вице-адмирал М. Петке».
Прошло два с половиной часа. «Венгард» вышел из-подо льда, выпустил свой параван, принял радиограмму командующего и Гамильтон дал ответную квитанцию. – Всё, – грамотный, исполнительный и инициативный капитан 1 ранга Флетчер Гамильтон получил конкретное боевое задание и приступил к поиску. Он обрадовался такому заданию и страстно хотел показать всему начальству – на что он способен.
Но, ни Петке, ни Кинг, ни Гамильтон не знали, что служба разведки Восточного флота Русландии давно уже расколола их шифр, перехватывала и читала все их секретные радиограммы. И в этот же день вечером эта радиограмма в расшифрованном виде легла на стол командующего флотом адмирала Зверева Ивана Ивановича. Просмотрев её, он тут же велел по спец. связи переслать её в Пиморский город в Главный штаб ВМФ Главнокомандующему адмиралу Пименову. Одновременно, по спец. связи он позвонил на эскадру контр-адмирала Воронцова Бориса Васильевича, которая только сегодня утром вышла в море и дымы её многочисленных кораблей ещё виднелись на горизонте. Когда связисты соединили его с Воронцовым, который держал свой вымпел на флагманском крейсере «Адмирал Спиридов», первое, что он сделал – это зачитал ему расшифрованную радиограмму адмирала Петке, потом дал наказ:
- «Борис Васильевич, всеми имеемыми в твоём распоряжении средствами ПЛО по маршруту следования эскадры, искать «Венгард». Как найдёшь, постоянно держи его на контакте. При малейшем его подозрительном действии – немедленно уничтожить!»
- «Есть! Понял! Всё сделаю, не волнуйтесь Иван Иванович. Только вот беда, нет у меня в эскадре таких скоростных кораблей ПЛО как «Венгард».
- «Только что мне доложили», – продолжал командующий флотом: «что наши стационарные гидроакустические станции зафиксировали проход «Венгарда» на его полной скорости через Берингов пролив. Если он не снизит своей скорости, то дней через 5;6 уже будет у входа в Цусимский пролив. Там он будет вынужден сбросить свою гигантскую скорость, чтобы не так шуметь и ходить галсами, ожидая «Аду». Вот там ты его и можешь взять на контакт».
- «Понял, Иван Иванович. Спасибо за информацию. Буду это иметь в виду. Но у меня в составе эскадры есть три танкера. А у них очень малая скорость, всего 10 узлов. Они тормозят всю эскадру. А без них нельзя. Эскадра может остаться без горючего».
- «Понимаю, Борис Васильевич. Действуй по обстановке. Я только поставил тебе задачу. Главное – вернуть «Аду» на базу», – тема разговора была исчерпана, и они связь прервали.
Когда расшифрованную радиограмму Петке получил адмирал Пименов, то это для него был не то чтобы шок – но неожиданное крайне неприятное известие. Радость от того, что «Ада» незамеченной идёт на базу, мгновенно сменилась на сильнейшую тревогу. Появилась реальная угроза потерять «Аду» со всеми членами её экипажа и пассажирами. Надо было срочно что-то предпринять на его уровне. … Но что? – Для ответа на этот вопрос не хватало информации – слишком много было неизвестных. Для выяснения деталей ситуации Пименов срочно позвонил на Дальний Восток командующему Восточным флотом адмиралу Звереву. Тот передал ему свой разговор с командиром эскадры контр-адмиралом Воронцовым. Последними словами Зверева были:
- «И это тот максимум, что в данной ситуации я могу сделать», – связь они прервали, и адмирал Пименов глубоко задумался.
Он взял соответствующую морскую карту северо-восточной части Тихого океана, карандашом и линейкой проложил на ней вероятные маршруты эскадры Воронцова, подводной лодки Гамильтона и подводной лодки Ковалевского. Самые элементарные расчёты показали, что Гамильтон встретит Ковалевского ещё задолго до подхода эскадры Воронцова. – Этот вывод был страшен! … Реальная смертельная угроза нависла над «Адой».
- «Так ли уж хороша и неуязвима «Ада»? … Или Комаров, пользуясь своим мировым именем, раздул ей нереальную рекламу?» – с тревогой подумал Пименов, усомнившись в «Аде»: «Потерю Кузнецова НГШ мне не простит. … Что делать? … Что делать? … Что делать?» – этот вопрос больно методично бил ему по мозгам: «А что я могу сделать?» – сам себя спросил Пименов: «Единоборства, то есть дуэльной ситуации между «Венгардом» и «Адой» уже не избежать. – Это факт. … Следовательно, помочь Ковалевскому я могу только одним – срочно довести до его сведения, что на перехват его «Ады» спешит из-подо льдов «Венгард». … Так, … так, так, так! … Допустим, что «Ада» своим мощным гидроакустическим комплексом «Флейта» обнаружит гул турбин . … А как Ковалевский поймёт, что это «Венгард»?» – но точно заданный самому себе вопрос помог Пименову на него же и ответить. Но его ответ тоже содержал вопрос:
- «А есть ли в электронной базе данных (БД) «Флейты» ВАХи (виброакустические характеристики) «Венгарда»? … Чтобы точно отклассифицировать его как цель?» (сравнивая спектр шума цели с имеемым в БД ВАХами, гидроакустик может точно определить, что это за корабль – прим. автора).
И опять, точно поставленный самому себе вопрос подсказал адмиралу Пименову и ответ на него. … Он тут же нажал на кнопку селектора. Оттуда сразу раздался доклад:
- «Дежурный адъютант капитан 3 ранга Шестобитов».
- «Немедленно вызвать ко мне моего заместителя по кораблестроению и вооружению», – и тут же грозно добавил: «Срочно!»
- «Есть срочно вызвать к Вам адмирала Черкасского».
Теперь оставалось только ждать прихода своего заместителя. Пименов сел в своё кресло и нервно барабанил пальцами по столу. Шёл одиннадцатый час вечера. Черкасский уже наверно был дома и готовился к отходу ко сну. Но военная служба – есть военная служба. Он знал исполнительность вице-адмирала Черкасского по длительной совместной службе, и сам же выдвинул его на эту должность. Время тянулось очень томительно. А там, далеко, далеко от Приморского города в тёмных холодных глубинах Тихого океана с каждой секундой нарастала смертельная опасность для «Ады». Беспокоить НГШ докладом о случившемся, пока он не принял всех мер – было глупо. И приходилось только тупо ждать, ждать и ждать! Это было мучительно, хотелось действий. Но для грамотных действий, которые могут принести реальную пользу, – нужна была информация. Её и хотел добыть адмирал Пименов. … Так прошёл час. И, наконец, долгожданный доклад дежурного адъютанта:
- «Товарищ адмирал, вице-адмирал Черкасский в приёмной».
- «Пусть войдёт!» – от нетерпения и напряжения нервно выкрикнул Пименов. …
Тут же к нему в кабинет вошёл растрёпанный адмирал Черкасский, вероятно поднятый с постели. Не слушая его доклада о прибытии, без всяких слов приветствия, главком сходу в самой жёсткой форме поставил ему задачу:
- «Виталий Анатольевич, срочно выяснить и к утру мне доложить, есть ли в базе данных гидроакустического комплекса «Флейта» ВАХи английской атомной многоцелевой подводной лодки «Венгард»? При этом будить всех директоров: КБ «Изумруд», НИИ гидроакустики, их начальников управлений, отделов, ведущих конструкторов. Но к утру мне доклад. Я ночую у себя в кабинете. Справитесь раньше – будите меня ночью. Вам всё понятно?!»
- «Да».
- «Репетовать приказ не надо. – «Ада» гибнет! Понятно Вам?!»
- «Да!»
- «Всё! Исполнять! … Жду доклада!» – и Черкасский убежал. Он был умный человек и, на основе полученной информации, прекрасно домыслил то, что не успел сказать ему главком.
Пименов остался один в кабинете. За окном уже было темно. Он открыл дверь в соседнюю комнату, где стояла его походная койка и, не раздеваясь, плюхнулся на неё. Сон не шёл. В висках молоточками стучали удары сердца. Он встал, выпил рюмку «Метаксы» и снова плюхнулся на койку. Не помогла – сон опять не шёл. Тогда он снова встал, подошёл к аптечке, налил себе 40 капель корвалола и, разбавив водой, выпил. После чего снова плюхнулся на свою койку. И опять сон не шёл. От досады он чертыхнулся и просто стал тупо лежать с открытыми глазами. Через час дремота его всё-таки сморила. Но сон его был нездоровый с жуткими сновидениями. Ему, то снилась сцена гибели «Плавника», то пожар в отсеке, то вытаскивание из отсеков обгорелых трупов подводников. Под утро его разбудил зуммер селектора. Пименов быстро вскочил. Подбежал к нему и нажал на кнопку ответа. Из его динамика послышалось:
- «Вице-адмирал Черкасский в приёмной».
- «Ко мне срочно!» – закричал в микрофон селектора истерзанный нервами Пименов.
Черкасский вошёл в кабинет главкома и с ходу:
- «Есть! Есть в базе данных «Флейты» ВАХи «Венгарда»!»
Услышав это, обессиленный Пименов повалился в кресло:
- «Спасибо, Виталий Анатольевич. Идите домой и отдыхайте. На службу приходите к обеду. … Спасибо», – уже как-то тепло по-домашнему закончил Главнокомандующий.
Черкасский ушёл. От радости Пименов аж притопнул ногой, потом достал из сейфа свою секретную рабочую тетрадь и стал записывать туда текст радиограммы Ковалевскому:
«Командиру ДЭПЛ «Ада» капитану 2 ранга Ковалевскому. Срочно. Секретно. Вы обнаружены (Приложение). На перехват вам идёт английская атомная многоцелевая подводная лодка «Венгард». В … час … минут она прошла на полной скорости в 36 узлов Берингов пролив. Её обнаружить и уничтожить. Для её идентификации у вас в БД гидроакустического комплекса «Флейта» имеются образцы её ВАХов. После её уничтожения на волне с частотой … Гц связаться с командиром эскадры контр-адмиралом Воронцовым, посланным вам навстречу для эскортирования «Ады» в базу. Далее действовать по его указаниям. Главнокомандующий ВМФ адмирал Пименов. Приложение – расшифрованный текст радиограммы командующего 14 округом ВМС СПА вице-адмирала М. Петке командиру английской АПЛ капитану 1 ранга Гамильтону».
Составляя текст радиограммы, Пименов мысленно руководствовался часто повторяемой Верховным (имеется в виду Верховным главнокомандующим, кем по Конституции является Президент – прим. автора) присказку из опыта своего дворового детства: «Если драка неизбежна, то бей первым».
Составив текст радиограммы, Пименов через адъютанта вызвал к себе начальника секретного отдела Главного штаба ВМФ. Он незамедлительно явился в кабинет главкома и, как и положено по уставу, сначала представился:
- «Товарищ Главнокомандующий, начальник секретного отдела Главного штаба ВМФ капитан 2 ранга Кулагин, – по вашему приказанию прибыл».
- «Вот Вам моя секретная тетрадь. Вот в ней мною написан текст секретной радиограммы», – Пименов указал пальцем то место в своей тетради, где он написал этот текст: «Текст зашифровать и срочно передать по закрытой связи на имя командующего Восточным флотом. О исполнении немедленно доложить мне лично. Вопросы?»
- «Вопросов нет, товарищ Главнокомандующий».
- «Исполнять!»
- «Есть исполнять!» – и, круто повернувшись на каблуках через левое плечо, он вышел из кабинета. ... А через пол часа капитан 2 ранга Кулагин лично по телефону доложил о том, что радиограмма зашифрована и отправлена по закрытой связи на имя командующего Восточным флотом.
- «Так, так, – там её минут 15;20 будут расшифровывать, потом распечатают, потом доложат Звереву, потом её принесут ему. … Значит где-то через пол часа он её прочтёт. … Дам ему команду – транслировать её в эфир раз в каждые три часа. … Нет, нет, – это слишком редко – раз в час. … Да, да – раз в час», – потом, подумав, решил: «Нет – раз в пол часа. … Да, всё, хватит. … А Ковалевский обязательно должен всплыть на связь. … Обязательно! … Я его ещё лейтенантом помню. Он очень исполнителен и обстоятелен в выполнении своих служебных обязанностей. … Конечно, переданную нам радиограмму он подготовил ещё до всплытия под шноркель, когда его ещё не обнаружили. – Это бесспорный факт. Он ничего экспромтом не делает. – Не тот характер. И без сомнения при зарядке АБ под шноркелем он не мог не страховать себя радиолокатором в пассивном режиме. – Он очень предусмотрителен. … Следовательно, … следовательно, … следовательно», – главком, войдя в образ Ковалевского, постепенно стал догадываться, почему Ковалевский ещё не сделал донесение о факте того, что его обнаружили:
- «Конечно, он узнал, что его обнаружили. А узнав это, он, естественно боялся, что его сейчас же и атакуют. И, поэтому, быстро закончив зарядку АБ, нырнул. … Но чувство долга всё равно заставит его со дня на день снова всплыть и выйти на связь, чтобы доложить о том, что его обнаружили в проливе Луссон. И вот тут-то он и получит мою радиограмму. … Это очень мало, но это тот максимум, что я сейчас могу для него сделать. Ему не отвертеться от дуэльной ситуации с «Венгардом». … Гамильтон подскочит к входу в Цусимский пролив гораздо раньше, чем Воронцов с эскадрой выйдет из Японского моря».
Взглянув на часы, Пименов увидел, что время вышло, что пора звонить на восток Звереву. Он по селектору связался с дежурным адъютантом и велел соединить его с командующим Восточным флотом.
- «Есть, товарищ Главнокомандующий», – был его краткий уставной ответ. И не прошло и минуты, как он же через селектор доложил ему:
- «Товарищ Главнокомандующий, адмирал Зверев на проводе по закрытой связи».
- «Хорошо», – кратко ответил ему Пименов и снял трубку закрытой связи со своего телефонного столика:
- «Доброе утро, Иван Иванович».
- «У нас уже вечер, Андрей Афанасьевич», – они были однокашниками по училищу, поэтому общались по-простому без лишних уставных церемоний.
- «Тьфу ты чёрт, совсем забыл».
- «Андрей, твою радиограмму Ковалевскому я прочёл. Понимаю, что ты приказываешь мне её отправить в эфир. Но какова вероятность того, что Ковалевский её получит?»
- «Вероятность очень большая, Ваня», – и он рассказал адмиралу Звереву свои соображения, о том, почему Ковалевский со дня на день должен выйти на связь. … Выслушав главкома, Зверев сказал:
- «Понял тебя, Андрей. Логика у тебя резонная. … Теперь тебе практический вопрос, – как часто мне передавать с передатчика КП флота эту радиограмму?»
- «Раз в пол часа. Естественно, предварительно текст радиограммы в электронном виде должен быть сжат».
- «Разумеется. … Всё, Андрей, понял. Приступлю к передаче. Как только свяжусь с Ковалевским, то сразу доложу».
- «А я, Ваня, забыл тебе об этом сказать, а ты, видишь, … сам мне напомнил».
- «Всё это, конечно, я сделаю, Андрей, но только не больно я верю в успех. Ведь «Венгард» – это то лучшее, что сейчас есть у запада.
- «Не я, Ваня, родил эту фразу, что критерий истины – практика. … Посмотрим. … Во всяком случае, это тот максимум, чем мы с тобой сейчас можем помочь Ковалевскому», – потом друзья немного помолчали, не прерывая связи. Для них это был маленький комочек теплоты, который они пронесли через всю свою флотскую службу ещё с курсантских времён. Потом главком сказал:
- «Ладно, Ваня, … начинай, буду ждать твоего доклада, а мне сейчас обо всём этом надо докладывать НГШ. – Разговор будет тяжёлый».
- «Успехов тебе, Андрей», – и они, наконец, прервали связь.
Не кладя трубку закрытой связи на рычаги, главком приказал адъютанту соединить его с референтом НГШ. … Не прошло и минуты, как на другом конце провода он услышал знакомый неторопливый тембр голоса референта НГШ Виктор Викторовича Альбинского:
- «Добрый день, Виктор Викторович, это главком ВМФ адмирал …», – но Альбинский его перебил:
- «Да я Вас узнал по голосу, Андрей Афанасьевич. … Что случилось, что Вы опять звоните моему шефу в неурочное время?»
- «Виктор Викторович, мне надо кое-что передать Егору Кузьмичу», – за глаза Пименов всегда называл НГШ по имени и отчеству, тем самым подчёркивая уважение к нему и, давая понять собеседнику, что он не ставит себя на одну доску с ним. Для него официально он всегда был – товарищ генерал армии.
- «У Егора Кузьмича сейчас важное совещание с руководством космической промышленности. Позвоните позже».
- «Хорошо. Срывать его с запланированного совещания не нужно. Просто передайте ему, что звонил я и что у меня есть новые сведения о контр-адмирале Кузнецове».
- «Хорошо, Андрей Афанасьевич, передам», – и они прервали связь.
После нервной полу бессонной ночи и столь насыщенного распоряжениями утра, Пименов, наконец, выкроил время, чтобы быстро принять душ, побриться и сменить сорочку. Он зашёл в свою комнату отдыха, а из неё вошёл в ванную, оставив открытыми все двери, чтобы не пропустить какие-либо звонки. … Он уже успел раздеться до пояса, как вдруг неожиданно запищал зуммер закрытой связи. Главком быстро подошёл к своему телефонному столику и поднял трубку:
- «Адмирал Пименов, слушаю».
- «Что с Кузнецовым?!» – не здороваясь, нервно выкрикнул в трубку НГШ.
Когда совещание у него в кабинете было прервано на кофе-тайм, Альбинский шепнул ему на ухо о звонке Главнокомандующего ВМФ. – Реакция НГШ была незамедлительная.
- «Здравия желаю, товарищ генерал армии».
- «Здравствуйте, что с Кузнецовым?!»
- «Ситуация с контр-адмиралом Кузнецовым резко изменилась», – и Пименов всё подробно доложил НГШ, а также и о принятых им мерах.
- «Какого чёрта этот ваш хвалёный Ковалевский всплывал?! Ведь другие лодки плавают, не всплывая», – от волнения и досады ругнулся НГШ.
- «Не всплывают только атомные лодки, а эта – дизельная. Таким лодкам периодически надо всплывать на подзарядку своих аккумуляторных батарей».
- «Ах! Да! … Забыл! … Индонезия. … Ну и что теперь?!»
- «Теперь дуэльной ситуации с атомной подводной лодкой англичан не избежать».
- «А что же эскадра, о выходе в море которой Вы мне докладывали?»
- «Она не успеет. Английская лодка очень скоростная. Приблизительно их поединок произойдёт через 4;5 дней где-то на стыке северных вод Восточно-Китайского моря и Филиппинского моря. Эскадра адмирала Воронцова к тому времени ещё даже не успеет выйти из Цусимского пролива».
- «Так что же теперь делать?!» – властно, но, в то же время и растерянно, спросил его НГШ.
- «Ничего не делать. Всё что можно мы уже сделали. Осталось только ждать. … Да, ждать и надеяться на мастерство Ковалевского и совершенство подводной лодки Комарова».
- «Так что, … мы можем потерять Кузнецова?!»
- «Товарищ генерал армии, поймите, мне тяжело это говорить, … но исход поединка я не могу предсказать», – на связи сразу воцарилось молчание. Николаев больше не знал о чём спросить Главнокомандующего. Чтобы хоть как-то утешиться, обрести хоть какую-то надежду. … Неожиданно Пименов продолжил:
- «Если бы я был человеком верующим. То ответил бы Вам, что сейчас всё в руках Божьих. … Так что, если Вы хоть чуть-чуть верите, то советую Вам поставить свечку. Ничего лучшего я сейчас Вам предложить не могу», – тему разговора они исчерпали и связь закончили.
……………………………………………………………………………...
На вторые сутки плавания, после всплытия на зарядку АБ, Ковалевский вдруг вспомнил:
- «О Боже! Я же не доложил, что обнаружен! Надо немедленно передать радиограмму!» – и уже чётким уверенным командирским голосом скомандовал вахтенному офицеру (Согласно Корабельного устава в походе весь экипаж корабля делится на три боевые смены. Которые, сменяя друг друга, по очереди несут вахты. Старший начальник в каждой боевой смене называется – вахтенный офицер – прим. автора).
- «Всплывать на глубину 30 метров с дифферентом на корму 3°. Акустику прослушать горизонт. Боевой части четыре приготовить параван!»
- «Есть всплывать на глубину 30 метров с дифферентом на корму 3°. Есть акустику прослушать горизонт. Есть боевой части четыре приготовить параван», – репетовал вахтенный офицер.
Чтобы не поднимать лишний ненужный ажиотаж, так как весь экипаж уже знал, что они обнаружены, Ковалевский решил всплывать на сеанс связи по готовности №2 подводная. Пока лодка всплывала, командир вызвал в центральный шифровальщика и в журнале радиограмм написал её текст:
«Во время последнего всплытия на зарядку АБ был обнаружен береговым радиолокатором, предположительно стоящим на острове Баско. К Цусимскому проливу буду подходить со стороны Филиппинского моря. Ковалевский». Затем велел командиру БЧ-4 передать эту радиограмму после её шифрования. Дальше Ковалевский не вмешивался в ход выполнения манёвра, предоставив полную свободу действий вахтенному офицеру. … Всё было выполнено в точности, на глубине 30 метров акустик прослушал горизонт, он оказался чист. Потом лодка подвсплыла на перископную глубину, выпустила параван, успешно передала радиограмму и уже надо было обратно втаскивать в гнездо параван и снова нырять на глубину 200 метров, как вдруг, неожиданно, командир БЧ-4 капитан-лейтенант Сиротин доложил в центральный по ГГС:
- «На имя командира получена радиограмма за подписью Главнокомандующего».
Услышав это, Ковалевский сначала удивился, но потом, подумав, решил, что наверно, главком поздравляет его с успехом в поединке с силами ПЛО противника в Яванском море.
- «Что ж, – похвала всегда приятна», – с удовольствием подумал он и велел передать радиограмму шифровальщику для её расшифровки, а потом вызвать его центральный со специальным секретным журналом, куда он должен записать её текст в расшифрованном виде.
Приблизительно через минуту капитан-лейтенант Сиротин доложил ему, что квитанция, на полученную радиограмму, отправлена в Главный штаб ВМФ Главнокомандующему (обязательная по инструкции процедура, необходимая для того, чтобы лицо, отправившее радиограмму, удостоверилось, что она дошла до адресата – прим. автора). …
Вскоре параван был убран, и лодка снова стала набирать заданную командиром глубину. Минут через пять в центральный прибыл шифровальщик – мичман Ширяев и, молча, передал командиру специальный журнал. Ковалевский лениво взял журнал и внутренне приготовился к чтению хвалебного текста. Но, с чтением первых же строк, его как будто ударило током. И, из лениво развалившейся позы полулёжа в командирском кресле, он сразу выпрямил спину и впился глазами в текст. … Первые, самые тревожные мысли ударили ему в голову:
- «Так! … Дуэльной ситуации с «Венгардом» не избежать, – это факт».
И сразу из подсознания в его голове всплыли все сведения о «Венгарде». В своё время во всех военно-морских журналах его появление во флоте Её Величества наделало много шума. Для атомной многоцелевой подводной лодки она считалась самой бесшумной и очень скоростной. Он вспомнил – её максимальная подводная скорость – 36 узлов! Но, самое опасное – у неё была исключительно суперсовременная гидроакустическая станция «Нептун» с конформной антенной громадной площади.
Мгновенно осознав всё это, Ковалевский расписался в журнале шифровальщика и отпустил его. … Никакой растерянности у него не было. Наоборот, его мозги стали усиленно работать над тем, что надо сделать. На него свалилась гигантская ответственность. Но Ковалевский её не боялся. Постепенно в его голове стала выстраиваться стройная необходимая последовательность действий. Он думал:
- «Они вызволили её из-подо льдов Северного Ледовитого океана. – Это очень далеко от меня. Следовательно, ближе неё у них ничего на севере Тихого океана из сил ПЛО нет. … Это последнее, что они могут противопоставить мне. … Ну что ж, мы люди военные и наше дело воевать. … Теперь о деле:
- Экипажу ничего не объявлять. Шифровальщик (а он же и секретчик на корабле такого класса – прим. автора) будет молчать. Он специально проинструктирован насчёт этого. Это первое.
- Теперь нет больше смысла дальше углубляться в Филиппинское море. Надо взять курс прямо на вход в Цусимский пролив и вычислить ориентировочную дату встречи с «Венгардом». Мы должны его опередить. Следовательно, об этом должен знать Ласси. Это два.
- Качественно усилить вахту на «Флейте». Там сейчас несут вахты три молодых гидроакустика – лейтенанты, опыта у них мало, а ответственность на них сейчас ляжет колоссальная. Следовательно, при подходе к точке встречи с «Венгардом» посажу за «Флейту» Кастусика в режиме её оператора (Капитан-лейтенант Кастусик Сергей Алексеевич – мастер военного дела как оператор гидроакустического комплекса. Перед самым походом «Ады» он был назначен на неё с повышением начальником Радиотехнической службы – прим. автора). Следовательно, Кастусик об этом тоже должен знать. Это третье.
- Надо полностью перепроверить исправность мат. части всего ракето-торпедного комплекса. Следовательно, Селиванова тоже надо предупредить (Капитан-лейтенант Селиванов Дмитрий Михайлович – командир БЧ-3. Согласно Корабельного устава такой номер имеет минно-торпедная боевая часть – прим. автора). Это четвёртое.
- И последнее, пятое – об этом должен знать Комаров. Чтобы в самый критический момент он мог бы мне дать дельный совет. Поэтому и его уже сейчас надо ознакомить с ситуацией.
Всё, план намечен, надо действовать».
И Ковалевский вызвал в центральный старпома на командирскую вахту. А сам спустился палубой ниже. Зашёл в рубку шифровальщика и велел ему, взяв с собой секретный журнал радиограмм, собрать в кают-компании: лейтенанта Ласси, капитан-лейтенантов Кастусика и Селиванова, а также пригласить Генерального конструктора Комарова. Всё было сделано очень незаметно для экипажа. Через несколько минут все названные лица собрались в кают-компании. И командир начал совещание:
- «Товарищи, сразу предупреждаю, – наше совещание абсолютно секретное. Никто, кроме здесь присутствующих не должен знать, о чём мы здесь говорили», – все приглашённые на совещание дружно закивали головами.
- «Товарищ мичман, зачитайте радиограмму Главнокомандующего», – шифровальщик, мичман Ширяев послушно по своему журналу зачитал всем текст радиограммы.
- «Исходя из этой радиограммы, я принял следующее решение: лейтенанту Ласси проложить новый курс от точки, где мы сейчас находимся прямо к входу в Цусимский пролив».
- «Есть проложить …».
- «Геннадий Фёдорович, – без церемоний, дайте мне высказаться».
- «Понял».
- «Вы же вычислите ориентировочное время прибытия туда «Венгарда». И помните, мы должны быть в этом районе хотя бы за сутки раньше, чтобы услышать «Венгард» когда он ещё будет идти на своей полной подводной скорости. Отсюда Вы должны мне чётко сказать: первое – когда мы придём в этот район, второе – с какой скоростью нам надо туда идти, и третье – ориентировочное время, когда мы сможем услышать «Венгард». Всё ли Вам ясно, Геннадий Фёдорович?»
- «Да».
- «Отлично. … Теперь дальше. Капитан-лейтенанту Кастусику, по прибытии в район ожидания появления «Венгарда», лично бессменно нести вахту в качестве оператора ГАК «Флейта». Ваши подчинённые лейтенанты могут сидеть рядом с Вами в качестве дублёров. Вам ясно?»
- «Так точно, ясно», – и капитан-лейтенант Кастусик встал.
- «Садитесь, Сергей Алексеевич, сейчас не место церемониям», – Кастусик послушно сел.
- «И второе, Сергей Алексеевич, Вам лично проверить и убедиться, что в базе данных «Флейты» есть ВАХи «Венгарда». А то мы ещё утопим другой корабль. О проверке доложить мне лично».
- «Есть о проверке …».
- «Я же сказал – без церемоний».
- «Извините. Привычка».
- «Капитан-лейтенанту Селиванову – самым тщательнейшим образом проверить всю подчинённую Вам мат. часть. Чтобы не дай Бог, в момент торпедной атаки у Вас что-либо отказало. Для нас это будет смерти подобно. Всё ли Вам ясно, Дмитрий Михайлович?»
- «Всё ясно, товарищ командир».
- «А вас, уважаемый Николай Юрьевич, прошу по прибытии в точку встречи с «Венгардом» находиться всё время при мне. В любой момент может потребоваться ваш совет, заранее не знаю какой».
- «Я и так всё время в центральном», – как бы обидевшись, сказал Генеральный.
- «Хорошо. Я это вижу. … И последнее, касается всех – перед выходом в торпедную атаку сигнал «Боевая тревога» будет объявлен только голосом по трансляции без положенного сигнала, чтобы по глупости не потерять свою скрытность. … Сейчас, после окончания нашего совещания, всем сразу начать выполнять те указания, которые я Вам дал. После выполнения – немедленный доклад мне лично. … Всем всё ясно?»
- «Да, да, да», – в один голос ответили Ласси, Кастусик и Селиванов.
- «Жду ваших докладов. Разойдись». …
Первым доложил Кастусик, – да ВАХи на «Венгард» есть в БД «Флейты». Через час доложил Ласси. По результатам его доклада лодка уже легла на новый курс и увеличила свою скорость до «Полный вперёд». В этом случае в предполагаемый район встречи с «Венгардом» «Ада» должна прийти через трое суток, а «Венгард» – через четверо. Правда, при этом, резко упадёт плотность электролита в АБ и, в самое ближайшее время, надо будет всплывать на его зарядку.
Самое ценное в замысле Ковалевского было то, что, прибыв в предполагаемый район встречи, он планировал перевести движение «Ады» от РДВ (резервные движители). Они были совсем бесшумны и выдвигались из корпуса лодки. В то время как «Венгард» будет подходить к этому району на своей полной подводной скорости, то есть максимально шуметь. По его замыслу, такое преимущество должно решить всё. А дальше дело техники – нам надо будет незамеченными дождаться подхода цели на дальность хода торпеды и стрелять. Ковалевский заранее чувствовал, что успех будет за ним. Боялся он только одного – какой-либо непредвиденной случайности. …
Через сутки Селиванов доложил ему, что мат. часть ракето-торпедного комплекса проверена, полностью исправна и работоспособна. Осталось ещё ждать двое суток до прихода в предполагаемый район встречи. Время тянулось очень медленно. У всех посвящённых в предстоящее событие нервы постепенно натягивались. На кону было всё и их жизни в том числе.
И только один человек – Александр Иванович Кузнецов, ради обладания которым всё и крутилось, беспечно вышагивал себе на костылях в сопровождении жены по верхней палубе третьего отсека. …
Прошло двое суток. «Ада» прибыла в район возможной встречи с «Венгардом». По расчётам Ласси «Венгард» должен прибыть в район ещё через сутки. «Ада» перешла на движение под РДВ и очень медленно двигалась навстречу «Венгарду». Ковалевский вызвал в центральный Кастусика:
- «Сергей Алексеевич, идите спать. Через сутки, по расчётам Ласси, ожидается прибытие «Венгарда» в наш район. С того момента я Вам спать не дам».
- «Понял, товарищ командир. Разрешите идти?»
- «Спокойной ночи, Сергей Алексеевич», – с улыбкой ответил ему Ковалевский. Сам себе он не разрешал спать. А так, кратковременно кемарил в своём командирском кресле. О его полноценном сне не могло быть и речи. Сейчас наступал момент, когда всё зависело от его воли – выполнение боевой задачи и жизнь всех, кто был с ним на борту. …
Прошли ещё сутки. …
Кастусик был разбужен и уже бессменно нёс вахту за пультом ГАК «Флейта». Пока он обнаруживал только шумы мелких торговых судов с дизельной энергетической установкой следующих в Цусимский пролив. Так продолжалось пять часов. Никто не знает, сколько калорий и веса за это время сбросили командир и Кастусик от чудовищного нервного перенапряжения. Ведь именно сейчас в эти страшно растянутые секунды закладывался фундамент исхода смертельного поединка. … Кто кого! … Жизнь или смерть!
И вот! … Наконец, Кастусик нервным голосом доложил:
- «Слышу слабый сигнал мощного гула паровых турбин. Дистанция 250 миль. Пеленг – 10° - цель движется прямо на нас».
- «Кастусик! Классифицируй!»
- «Есть! Итак уже классифицирую. Идёт автоматическое сравнение ВАХов цели с коллекцией ВАХов базы данных ГАКа».
И буквально через несколько секунд раздался его радостный возглас:
- «Это «Венгард»!»
И тут же без соответствующего сигнала ревуном по циркуляру (то есть на пульте ГГС включается соответствующий тумблер, в результате чего голос из центрального слушают сразу все отсеки, все БП и КП лодки – прим. автора) ГГС раздался всем хорошо знакомый голос командира:
- «Боевая тревога! Торпедная атака!»
В центральный сразу посыпались многочисленные доклады из отсеков, БП и КП о готовности к бою. После того, как были приняты все доклады, командир по циркуляру сказал краткую речь:
- «На нас идёт многоцелевая атомная подводная лодка врага. Её командир получил приказание уничтожить нас. А я получил приказ Главнокомандующего уничтожить её. Я уверен в успехе атаки. Мы её слышим, она нас – нет. При сближении на дистанцию хода торпед мы стреляем. Прошу каждого моряка на своих командных пунктах и боевых постах добросовестно и бдительно выполнять свои обязанности. От спеха атаки зависит честь страны и наша жизнь», – на этой фразе командир свою речь закончил. Лица подводников стали суровы. Через какое-то время решится всё. Действия каждого из них влияли на результат.
- «Как Вы думаете её атаковать?» – спросил Генеральный командира.
- «Как, как?» – раздражённо передёрнул его Ковалевский, ибо был весь на нервах, а вопрос Генерального ему показался праздным: «Обычно, … торпедой».
- «Одной?»
- «Да одной. Как только сблизимся на расстояние в 260 кабельтов (приблизительно 50 километров – прим. автора) даю залп из первого торпедного аппарата телеуправляемой торпедой. Это гарантированное предельное расстояние дальности хода торпеды. Причём первые 130 кабельтов торпеда будет телеуправляться с БИУСа (боевая информационно-управляющая система, – с её помощью торпеда наводится на цель – прим. автора) по проводу, а там цель должна захватить её головка самонаведения. Последние 130 кабельтов торпеда будет управляться автономно автоматически по заложенной в неё программе. … Собственно, чего Вы у меня спрашиваете элементарные вещи?» – недовольным, слегка надменным голосом ответил ему Ковалевский.

 
БИУС

- «А потому и спрашиваю, что ваше решение крайне неверное».
- «Это почему же?» – с оттенком уязвлённой гордости в голосе и лёгкого неудовольствия переспросил Генерального Ковалевский.
- «А потому неверно, что на «Венгарде» стоит один из самых чувствительных ГАК «Нептун» и он обязательно засечёт приближающуюся к ним нашу торпеду. А дальше Вы сами знаете, что предпримет их командир, получив такой доклад от вахтенного оператора их ГАКа», – свою ошибку Ковалевский уловил с полуслова замечания Генерального и, нетерпеливо перебив его, ответил сам:
- «А дальше их командир велит срочно выстрелить ВИПСами (Это сокращение абревиатуры: Выстреливание Имитация Патронов Сигнальных. Этот патрон, внешне похожий на очень маленькую торпеду, имитирует шум винтов подводной лодки, значительно превосходя его по уровню громкости. С его помощью подводная лодка может уклониться от торпедной атаки, произведённой по ней. Вражеская торпеда перенацеливается вместо подводой лодки на этот патрон, и, тем самым, уходит в сторону от выпущенной по ней торпеды – прим. автора) и наша торпеда уйдёт в сторону, а потом, полностью израсходовав свою энергию, сработает её автомат самоликвидации».
- «Правильно говорите, Олег Константинович. Поэтому стрелять надо двумя торпедами с интервалом в одну минуту. На первую торпеду они с перепугу потратят все свои заряженные в аппараты ВИПСы. А когда эти ВИПСы прекратят своё действие, то к цели подойдёт вторая наша торпеда. Допустим, что они засекут и её. Но тогда у них всё равно уже не хватит времени перезарядить свои аппараты, стреляющие ВИПСами и выстрелить ими. И тогда второй нашей торпеде уже ничто не помешает поразить цель».
- «Спасибо за науку, Николай Юрьевич. … Вот видите, я интуитивно чувствовал, что в решающий момент Вы мне можете дать очень ценный совет».
- «Набирайтесь опыта, Олег Константинович. … А я рад, что оказался полезным», – скромно сказал Генеральный.
- «Да, с вашим советом мы уже выиграли дуэль».
- «Ну, пока ещё не выиграли. … Как говорится: не говори «гоп», пока не перепрыгнешь».
А в это время Кастусик методично докладывал обо всё уменьшающейся дистанции до цели:
- «До цели 200 миль».
- «Есть акустик. … БИУС – решить задачу торпедной стрельбы для торпедного аппарата №1 и торпедного аппарата №2».
- «Есть решить задачу торпедной стрельбы для торпедного аппарата №1 и торпедного аппарата №2», – репетовал оператор БИУСа капитан-лейтенант Паршуков. …
Прошло некоторое время. …
- «До цели 150 миль».
- «Есть акустик». …
- «Решена задача стрельбы для торпедного аппарата №1 и торпедного аппарата №2», – то есть через ПКУ (Прибор Контроля и Управления, который имеется у каждого торпедного аппарата. Через него перед залпом в торпеду вводятся данные о цели для её самонаведения на конечном участке её автономной траектории движения – прим. автора) в торпеды были введены данные о цели.
- «Есть БИУС». …
- «До цели 100 миль».
- «Есть акустик».
- «Приготовить торпедные аппараты №1 и №2 к стрельбе», – по этой команде торпедисты, подчинённые капитан-лейтенанта Селиванова, стали делать массу технологических операций, необходимых для стрельбы торпедами. …
Ещё прошло непродолжительное время. Нервы у всех, кто находился в центральном, были накалены до предела. Ковалевский взял в руки секундомер. … Пришёл доклад:
- «Торпедные аппараты №1 и №2 к стрельбе готовы».
- «Есть торпедисты. Торпедные аппараты №1 и №2 «Товсь»!»
Буквально через несколько секунд:
- «Выполнена команда торпедные аппараты №1 и №2 «Товсь».
- «До цели 50 миль». …
- «До цели 25 миль».
- «Торпедный аппарат №1 «Пли»!» – лодку слегка встряхнуло, Ковалевский нажал на кнопку секундомера.
- «Есть торпедный аппарат №1 «Пли». … Торпеда вышла из торпедного аппарата №1».
- «Есть торпедисты», – на громадном круглом синем экране БИУСа вахтенный оператор капитан-лейтенант Паршуков стал джойстиком чётко и уверенно наводить первую торпеду на цель, видимую на экране БИУСа. … Прошла минута:
- «Торпедный аппарат №2 «Пли»!»

   
Торпедная стрельба «Ады»

Лодку опять слегка встряхнуло. Все сразу почувствовали небольшой удар по барабанным перепонкам своих ушей. Это в отсеки лодки вышел сжатый воздух из торпедных аппаратов №1 и №2. Он вытолкнул торпеды, но сброшен был в отсеки лодки, чтобы не демаскировать её на поверхности воды местом выхода громадного воздушного пузыря.
- «Есть торпедный аппарат №2 «Пли». … Торпеда вышла из торпедного аппарата №2».
- «Есть торпедисты».
Торпеды шли к цели со скоростью 50 узлов. Расстояние в 25 миль до цели торпеды ориентировочно должны были пройти за пол часа. Ковалевский стрелял на пределе дальности хода торпед, чтобы самому не быть обнаруженным. Он снова включил секундомер. … Медленно потянулось время ожидания. Все в центральном стояли за спиной вахтенного оператора БИУСа. От напряжения на его лбе выступили капельки пота. Правая рука его лежала на ручке джойстика. Сейчас всё зависело от него. Но он был хорошо натренирован и белые пятнышки двух торпед уверенно приближались к цели. Телеуправление по проводам делала своё дело.
Всем в центральном казалось, что надо ждать не пол часа, а год, – так медленно тянулось время. Но, так как цель с громадной скоростью двигалась навстречу торпедам, то взрыв ожидался раньше, чем пройдёт пол часа. Пол часа – это было предельное время. Нервы у всех крутились, их выламывало, они натягивались. Но выбора у людей не было, – надо было терпеть и ждать. А избыточное давление здорово давило на уши подводников. Но цель ещё не была поражена, поэтому пускать компрессор на снятие давления внутри лодки, было ещё рано. От бешенного до дрожи волнения никто не обращал внимания на увеличенное давление воздуха, и все молча продувались (резкий выдох в нос при его зажатии – прим. автора). Люди, находящиеся в центральном, продолжали смотреть на синий экран БИУСа, где две маленькие белые точки, одна за другой – две наши торпеды, всё ближе и ближе приближались к цели, уверенно направляемые джойстиком оператора БИУСа – капитан-лейтенанта Паршукова. Цель на экране БИУСа была подсвечена специальным тактическим знаком, обозначающим многоцелевую атомную подводную лодку. …
Ох! … Как медленно тянулось время! Как изматывало людей ожидание! … Но вот на секундомере Ковалевского минуло 15 минут. Всё! Телеуправление торпедами кончилось. Однако, их головками самонаведения цель уже была захвачена. Дальше они управлялись сами, автоматически. …
На экране БИУСа было чётко видно, как громадный «Венгард» всё ближе и ближе угрожающе приближался к маленькой «Аде». Но свою громадную скорость в 36 узлов «Венгард» не снижал.
- «Хорошо», – успел подумать командир: «Это верный признак того, что они нас не обнаружили», – он глянул на секундомер – до контакта первой торпеды с целью, с учётом того, что она движется навстречу торпеде, осталось 5 минут! Что-либо сделать, как-либо улучшить ситуацию уже было невозможно. … Оставалось только ждать, ничего не делая. Это было мучительно. А ведь на кону стояла честь страны, выполнение приказа НГШ и их собственная жизнь! …
4 минуты, … 3 минуты, … 2 минуты, … 1 минута, – пошли секунды! Самой «Аде» до цели оставалось всего 7 миль! … И! …
……………………………………………………………………………...
- «Сэр, до предполагаемого района ожидания появления «Ады» осталось 250 миль. Может, сбросим скорость?» – доложил штурман лейтенант-коммандер Честер Элиот командиру.
- «Не стоит Честер, … не стоит. Она ещё дней пять будет тащиться до этого района», – лениво ответил ему командир.
- «Хорошо, сэр».

 
Центральный пост управления многоцелевой АПЛ «Венгард»

Через несколько минут из рубки гидроакустиков раздался истерический вопль вахтенного оператора:
- «Сэр! На нас движется торпеда!»
- «Все шумоимитаторы «Пли!» – не рассуждая, автоматически выкрикнул командир «Венгарда» капитан 1 ранга Гамильтон. Ибо дорога была каждая секунда.
Сразу со всех сторон в центральном раздались приглушённые хлопки. Около десятка шумоимитаторов вышло из лодки. Да! Этого Гамильтон не ожидал. Он ещё не успел опомниться от шока, но первая мысль уже стучала в его мозгу:
- «Значит, эта чёртова «Ада» уже здесь!» – подумал командир «Венгарда». Но в это время раздался уже радостный возглас вахтенного гидроакустика:
- «Сэр! Торпеда прошла мимо! Мы спасены!» – и буквально через несколько секунд он добавил: «Сэр! Сработал её самоликвидатор».
И Гамильтон ещё успел подумать:
- «Значит, русландский командир стрелял на предельной дальности хода торпеды. … Надо срочно дать команду снизить скорость».
Но в этот самый момент из рубки гидроакустиков раздался уже душераздирающий вопль вахтенного оператора. Ему уже было не до «сэра»:
- «На нас движется вторая торпеда!!!»
Отвести её в сторону уже было нечем. Аппараты, стреляющие шумоимитаторами, надо было перезаряжать. Это требовало времени. Но у них в запасе оставалось всего несколько секунд. Гамильтон ещё успел раскрыть рот, чтобы дать команду, но в этот самый момент раздался оглушительной силы взрыв, лодку здорово встряхнуло и разломило на две части. В ней сразу погас свет и гигантское давление забортной воды, проламывая все переборки, мигом заполнило её отсеки, в клочья разрывая лёгкие всех её подводников. Они не мучились – смерть их была мгновенной. Они стали вечными подводниками.
……………………………………………………………………………...
На синем экране БИУСа всем в центральном стало видно, как первая точка отвернула от мнемознака, обозначающего «Венгард» и, затем, погасла. А вторая точка приблизилась к нему почти вплотную.
- «Цель приблизилась к нам на расстояние 7 миль», – доложил акустик.
Ковалевский хотел уже по привычке автоматически принять этот доклад, сказав в ответ: «Есть акустик», но от разыгравшегося зрелища на экране БИУСа, он забыл об этом. Вторая белая точка влетела в мнемознак, обозначающий «Венгард». Мнемознак на мгновение ярко вспыхнул и, вместе с точкой, обозначающей вторую торпеду, пропал с экрана БИУСа. Всем стало ясно, что цель поражена – «Венгард» уничтожен. Но веселье ещё не взрывалось – не было слышно звука самого взрыва. И, как раз в этот момент Кастусик доложил:
- «Звук взрыва будет слышан через восемь секунд».
Семь, … шесть, … пять, … четыре, … три, … два, … один и! – Мощный раскатистый далёкий гром окутал «Аду».
- «Ура! Ура! Ура!» – кричали все, бросались друг-другу на шею, обнимались. Кто-то крикнул:
- «Качать командира!»
В момент десятки рук подхватили худое тело командира и стали бережно качать его на руках – подбрасывать его тело в тесной подводной лодке было некуда. Утолив свой первый восторг и поставив командира на ноги, дали ему возможность подойти к пульту ГГС, включить на нём тумблер циркуляра и объявить по всему кораблю:
- «Мои боевые товарищи, друзья! Только что мы утопили вражескую атомную подводную лодку, командир которой имел приказ уничтожить нас. Я поздравляю всех вас с боевым успехом! Весь личный состав экипажа мною будет представлен к государственным наградам. Я благодарю всех вас за образцовое выполнение своих обязанностей. Путь на базу нам открыт!»
Ковалевский специально не отключил тумблер циркуляра на пульте ГГС – из динамика пульта раздалось мощное дружное:
- «Ура! Ура! Ура!» - это кричали и радовались подводники из всех отсеков лодки. И тут произошёл казус.
- «Товарищ командир, разрешите запустить компрессора на снятие давления», – очень обыденным спокойным невозмутимым голосом запросил механик – капитан 3 ранга Поляков.
И эта его нарочитая обыденная спокойность была таким чудовищным контрастом с перенапряжёнными нервами всех, кто находился в центральном, что это вызвало эффект разорвавшейся бомбы. – Людей охватил сильнейший приступ нервного неудержимого смеха, что казалось – это не центральный пост управления подводной лодкой, а сумасшедший дом. Смеялись все, смеялись до слёз, смеялись взахлёб, сгибаясь пополам. Это отпускали нервы. Нервно разряжаясь, люди постепенно приходили в себя.
Командир, неимоверным усилием воли, на мгновение уняв себя, еле вымолвил:
- «Доб … б … ро!» – и сразу же повалился в своё командирское кресло. Тут его настиг второй приступ смеха. Останавливать людей, наводить порядок в центральном – было бесполезно. Людям надо было дать возможность снять с себя чудовищное нервное перенапряжение. …
Первыми пришли в себя командир и Генеральный конструктор, затем и все остальные. В лодке всё ещё действовала боевая готовность №1 подводная. Ковалевский решил, – не снижая готовности всплыть на перископную глубину и, как и велел ему в своей радиограмме Главнокомандующий, доложить об успешной атаке адмиралу Воронцову. А дальше действовать по его указаниям. Так он и сделал. «Ада» подвсплыла на глубину 30 метров, прослушала горизонт – горизонт был чист, затем подвсплыла на перископную глубину, выпустила параван и передала Воронцову следующую радиограмму: «Адмиралу Воронцову. Срочно. Секретно. … часов … минут успешно атакован «Венгард», – он потоплен. Жду ваших указаний. Ковалевский». …
Командир предвидел, что указания от Воронцова последуют незамедлительно, поэтому, после передачи радиограммы, не спешил с погружением, а оставался на связи. И действительно, через пол часа пришёл ответ от Воронцова: «Командиру ДЭПЛ «Ада» капитану 2 ранга Ковалевскому. Срочно. Секретно. Поздравляю с боевым успехом. Следуйте в точку рандеву с координатами … . Там всплывайте и становитесь в центр эскортных кораблей. Командир эскадры, контр-адмирал Воронцов».
Получив эту радиограмму, Ковалевский сразу вызвал к себе Ласси. Показал ему эту радиограмму, он велел проложить курс в указанную точку рандеву. При этом не жалеть электроэнергии, так как в этой точке ПЛ будет полностью всплывать в надводное положение и сразу зарядит свою АБ. Пока Ласси колдовал над морской картой, прокладывая новый курс, Ковалевский велел погружаться на глубину 200 метров. Прибыв на эту глубину, он объявил готовность №2 подводная, третьей боевой смене на вахту заступить, первой смене мыть руки, готовиться к обеду. Вскоре к командиру прибыл Ласси и доложил свои штурманские расчёты: курс 345°, скорость «Полный вперёд» и через сутки лодка будет в точке рандеву с эскадрой адмирала Воронцова но с полностью разряженной АБ.
……………………………………………………………………………...
Адмирал Петке с часу на час ждал донесения Гамильтона о потоплении «Ады». Но время шло, а донесения всё не было. Однако, к нему на КП флота стали приходить совсем другие донесения о том, что по вероятному маршруту следования «Венгарда» патрульные самолёты обнаружили на воде большое масляное пятно.
- «Наверно Гамильтон на радостях напился виски и забыл донести о потоплении «Ады», – решил он: «Подожду, когда этот напыщенный английский лорд протрезвеет», - пренебрежительно подумал о нём адмирал Петке.
Но донесения стали приходить к Петке всё более и более устрашающие. Так, японская береговая охрана южного берега острова Кюсю обнаружила сильное радиоактивное заражение воды. … Подлая тяжёлая догадка сразу возникла в голове Петке:
- «Неужели?!!!» – Петке похолодел.
Потом, когда ему доложили, что перехвачена какая-то радиограмма с русландской подводной лодки, которую они расшифровать не могут, – Петке понял всё! …
- «Да, эта чёртова «Ада», пользуясь своей скрытностью, торпедировала «Венгард» и сейчас хвастается боевой удачей своему начальству», – ему не надо было расшифровывать эту радиограмму, он и так понял её содержание.
По большому счёту лично Петке было наплевать и на «Аду», и на «Венгард». В этой истории он боялся только одного – гнева адмирала Кинга. ... А тот не забыл о себе напомнить. ... Из динамика селектора раздался голос дежурного адъютанта:
- «Господин адмирал, на проводе закрытой связи Вас вызывает адмирал Кинг. Пожалуйста, поднимите трубку».
Превозмогая чувство ненависти и презрения е нему, Петке поднял трубку и вялым голосом представился:
- «Адмирал Петке».
- «Петке, ты когда, наконец, доложишь мне о потоплении лодки?» – бодрым самоуверенным голосом спросил его адмирал Кинг. По тону его безапелляционного вопроса было совершенно ясно, что он имел в виду «Аду». …
И вдруг Петке всё надоело, надоел вечный страх перед гневом Кинга, надоело его вечное хамство и наглость, и он решил уволиться с флота, а напоследок поиграть с Кингом:
- «А она уже потоплена».
- «Мориц», – благодушным довольным голосом сказал Кинг: «я всегда знал тебя как хорошего парня, только немного пришибленного. Расскажи, как это было?»
- «Ну, если бы я продолжал сидеть в «Лос-Аламосе» (Петке имел в виду атомную многоцелевую подводную лодку, на которой Кинг приказал ему лично прослушивать всё Яванское море – прим. автора) то знал бы гораздо больше. А так я получаю только донесения».
- «Гамильтон тебе донёс?»
- «Донесла японская береговая охрана острова Кюсю, что вода у южного берега острова имеет сильное радиоактивное заражение».
- «Петке! – Ты со мной не шути! … Я ведь за такие шутки могу тебя не только с должности снять, но ещё и твою паршивую польскую морду набить!» – угрожающе грозным тоном, сжав зубы, прошипел в трубку Кинг. Лицо его исказил страх. Он постепенно начинал трезветь, но ещё какая-то кроха надежды теплилась в его сознании, и он в отчаянии резко крикнул:
- «Говори, Петке! – Доложил тебе Гамильтон?!»
И, нарочно спокойным голосом, чётко проговаривая слова, и преодолевая чувство презрения, Петке ему ответил:
- «Он уже никогда, никому, ничего не доложит».
Это подчёркнутое спокойствие Петке взорвало Кинга, нервы которого от страха были на пределе:
- «Ты на что мне намекаешь?! Польская твоя морда!»
Этого Петке уже не мог вынести и с брезгливостью бросил трубку закрытой связи на рычаги.
Всё остальное Кинг уже узнал из японских новостей. … Японские рыбаки в масляном пятне выловили деревянные обломки всплывшей мебели, к которым были прикручены бирки с надписью «HMS «Vanguard». – Кинг понял всё.
……………………………………………………………………………...
Адмирал Воронцов, получив радиограмму от Ковалевского, в ответной радиограмме назначил ему точку рандеву. Затем, строго по субординации дал радиограмму в штаб Восточного флота адмиралу Звереву: «Адмиралу Звереву. Срочно. Секретно. «Ада» потопила «Венгард». Через сутки встречаемся в точке рандеву. Далее эскортирую её в базу. Командир эскадры, контр-адмирал Воронцов». Получив такую радиограмму, командующий Восточным флотом решил лично по закрытой связи позвонить в Приморский город в Главный штаб ВМФ Главнокомандующему адмиралу Пименову.
- «Андрей, у меня очень хорошая новость …».
- «Ну!!!» – не вытерпел Пименов.
- «Ада» потопила «Венгард», – в трубке Зверев услышал, как его друг Андрей Пименов упал в своё кресло и усиленно нервно задышал. Зверев понимал, что эта новость для его друга очень важна и поэтому ждал. А Пименов, не зная, какие подобрать слова от душившей его бешеной радости, и немного придя в себя, решил разыграть своего однокашника и, овладев собой, через минуту деланно строгим голосом спросил:
- «Адмирал Зверев, а ты почему до сих пор ещё не пьян по такому случаю?!» – и они оба одновременно весело рассмеялись в трубку. – И у них тоже смех снимал чудовищное напряжение последних дней.
Когда смех прошёл, Пименов уже ласковым голосом спросил друга:
- «Ваня, выясни там, у Воронцова точную дату и время прибытия эскадры с «Адой». Возможно, мы с НГШ прилетим её встречать».
- «Хорошо, Андрюша», – и они прервали связь.
Не кладя трубку закрытой связи, главком дал указание адъютанту срочно связать его с референтом НГШ. И через минуту он услышал голос Альбинского. Они поздоровались:
- «Виктор Викторович, мне нужна срочная связь с Егором Кузьмичом».
- «Но в данное время он находится в приёмной Министра и в любой момент может быть вызван к нему в кабинет».
- «Надеюсь, у Вас есть связь с приёмной Министра?»
- «Да».
- «Тогда срочно соедините меня с адъютантом Министра».
- «Но я же Вам сказал, что Министр может в любой момент вызвать его к себе».
- «У меня срочная новость – а Министр подождёт!»
- «Ну, если Вы так настаиваете …», – и Альбинский быстро соединил главкома с адъютантом Министра обороны. …
- «Адъютант Министра обороны полковник Кашеваров».
- «Здравия желаю, товарищ полковник, – Главнокомандующий ВМФ адмирал Пименов …», – слегка попаясничал главком, – ведь у него было отличное настроение.
- «Здравия желаю, товарищ адмирал», – от неожиданности опешил полковник Кашеваров, – не каждый день ему желает здравия полный адмирал.
- «У Вас в приёмной сидит НГШ?»
- «Да».
- «Дайте ему трубку».
- «Есть».
……………………………………………………………………………...
В этот день генералу армии Николаеву была назначена аудиенция у Министра обороны. Министр хотел ознакомиться с планом Военной реформы по постепенному переводу структуры ВС на их способность к ведению Бесконтактной информационной войны седьмого поколения (БИВ7П). У этого плана был только один недостаток – не было автора самой идеи ведения БИВ7П – контр-адмирала Кузнецова.
НГШ сидел на стуле в приёмной и слегка волновался. Как вдруг адъютант Министра резко обратился к нему:
- «Товарищ генерал армии, Вас срочно просит к телефону Главнокомандующий ВМФ адмирал Пименов».
После сообщения главкома о том, что «Аде», где и находился Кузнецов, предстоит поединок с английской атомной ПЛ, его неожиданный звонок в приёмную Министра мог означать только одно – случилось то, чего он так опасался – роковое событие. Николаев внутренне испугался, сразу заныло сердце, в животе похолодело, а кишки куда-то провалились. Нетвёрдой рукой он взял телефонную трубку, – наступал последний миг, когда у него ещё была хоть какая-то надежда. Возможно, его сейчас лишат этой надежды. Он медленно дрожащей рукой поднёс трубку к уху и очень осторожно представился:
- «Генерал Николаев …».
- «Товарищ генерал армии, «Ада» в поединке потопила ту самую английскую атомную подводную лодку», – услышав это, Николаев сразу зашатался и выронил трубку.
- «Что с Вами, товарищ генерал армии?!» – испуганно спросил полковник Кашеваров и, не получив никакого ответа, выбежал из-за своей перегородки, успел подхватить НГШ под мышки и усадил его на стул для посетителей. Потом метнулся назад к графину с водой, быстро налил стакан и поднёс его Николаеву:
- «Выпейте, товарищ генерал армии!»
Николаев с силой протолкнул воздух в лёгкие, сердце его бешено колотилось и, успокаивая себя, он никак не мог его унять. Просто сердце пожилого человека не справилось с такой радостью и дало сбой.
- «Корвалол у Вас есть?» – задыхаясь, еле проговорил он.
- «Есть».
- «Сорок капель, – быстро».
Кашеваров снова метнулся к своей стойке. Там у него была дежурная аптечка. – Здесь, в приёмной Министра, сердечные приступы у посетителей случались часто, а Кашеваров был опытный адъютант. Он быстро отсчитал в стакан сорок капель корвалола, плеснул в стакан воды и подал НГШ. Николаев залпом выпил эту отраву и сразу же в этот же стакан Кашеваров плеснул ему воды из графина для запивки. Через минуту спазм сердца у НГШ прошёл, оно стало биться ровнее, а потом и совсем Николаев перестал его чувствовать. Душа его ликовала! Как же, Кузнецов нашёлся, жив, возвращается на Родину и сразу возглавит переход к Военной реформе ВС. … Он ещё не знал, как тяжело был ранен Кузнецов там, в джунглях далёкой Индонезии и какой ещё длительный курс лечения ему предстоит пройти.
- «Товарищ генерал армии, Министр Вас вызывает», – вернул его к действительности голос адъютанта:
- «Или Вам всё ещё плохо? … Я могу об этом доложить Министру».
- «Нет, не надо, иду».
Когда дверь в кабинет к Министру за НГШ закрылась, Кашеваров подобрал всё ещё висевшую трубку телефона закрытой связи. Но в трубке уже были одни гудки. – Главнокомандующий ВМФ всё слышал, что творится в приёмной, понял, что он своё дело сделал и в одностороннем порядке прервал связь.
Доклад НГШ Министру прошёл, как говорят – «на Ура!». Николаев был в ударе. …Выслушав НГШ, Министр сказал:
- «Я доложу Верховному, что план Военной реформы подготовлен», – а в заключении добавил:
- «Но докладывать Верховному саму суть плана будете Вы».
……………………………………………………………………………...
Через два дня после ужина НГШ в своём кабинете принимал начальника ГРУ (главного разведывательного управления). Он доложил НГШ, что английское руководство узнало о гибели их ПЛ и во всём обвинило адмиралов СПА, что те, пользуясь её оперативным подчинением четырнадцатому округу ВМС СПА, послали её на верную гибель. Событие стало принимать международный скандал. В дело вмешался Президент СПА Говард Грант. Он назначил комиссию по расследованию происшествия и уже через пол дня знал всю правду. Его решение было незамедлительно – Председателя объединённого комитета начальников штабов генерала армии Роджера Скотта – от должности отстранить, из армии – уволить. Начальника внешней разведки СПА контр-адмирала Ральфа Клиффорда – от должности отстранить, возбудить против него уголовное дело о превышении им своих служебных полномочий. Во избежание его возможного влияния на ход следствия – арестовать.
Случилось то, чего Клиффорд всегда боялся – он стал почти в точности повторять судьбу гитлеровского начальника военной разведки адмирала Канариса. … Да, прав был великий Гегель – история повторяется.
А зарубежная пресса до небес превозносила новейшую ПЛ Генерального конструктора Комарова.


3.2.8 Эпилог. Возвращение «Ады»
   
Эпиграф
«Громом сотен стволов салютует мне база,
 Обознались, наверно, я ведь шёл как овца.
 В море я за врагом не погнался ни разу
 И в жестоком сражении не стоял до конца.
 Кто спасёт мою честь? Кто их кровью умоет?
 Командир, я прошу, загляни мне в глаза.
 И сказал он в ответ: «Ты – корабль конвоя.
 Мы дошли, значит, этим ты всё доказал!» – Александр Розенбаум – бард [41].

Через сутки «Ада» всплыла точно в точке рандеву, но на горизонте эскадры Воронцова ещё не было видно. Сразу заработали её дизель-генераторы, заряжая АБ. Место вахтенного офицера теперь было на мостике. Отсеки были провентилированы. Стояла ночь. Погода на поверхности была великолепная – полный штиль. Небо было усыпано крупными звёздами. «Ада» своим округлым носом мощно рассекала водную гладь Восточно-Китайского моря, оставляя за кормой фосфоресцирующий свет кильватерной струи. Она держала курс прямо на вход в Цусимский пролив, так печально известный русским морякам (в мае 1905 года здесь в сражении с японским флотом погибла вторая Тихоокеанская эскадра адмирала Рожественского – прим. автора).
- «Олег Константинович, а я помню, Вы обещали мне, что, когда будем возвращаться в базу, споёте под гитару вами сочинённые песни», – напомнил Генеральный конструктор, сидя в центральном.
- «Помню, был такой разговор. Слово своё надо держать. Так что я готов».
- «Олег Константинович, одному мне слушать ваше искусство как-то неловко, может, пригласим на ваш концерт мою маленькую интеллектуальную команду, которую я тут собрал, когда мы отлёживались на грунте?»
- «А это что ещё за команда?»
- «Это чета Кузнецовых, начмед и я».
- «А, … очень достойные люди. Ну что ж, давайте. … Тогда я пойду к себе в каюту за гитарой. Встретимся в кают-компании, раз так много народу».
- «Товарищ командир, а можно и мне присутствовать на вашем концерте? Ведь я тоже гитарист, пою романсы», – попросил штурман – лейтенант Ласси.
- «Хорошо, Геннадий Фёдорович, берите свою гитару и тоже подходите в кают-компанию. Места всем хватит».
- «Спасибо, товарищ командир».
Через пять минут вся команда Генерального, командир и плюс лейтенант Ласси собрались в кают-компании. Последним на костылях вошёл Кузнецов. Он уже свободно мог ходить на костылях без сопровождения и вертикально сидеть за столом. Гордостью кают-компании «Ады» была копия картины Ивана Ивановича Шишкина «Дождь в дубовом лесу». Она была прикреплена к задней переборки кают-компании. Эта трогательная картина брала душу всех подводников.
На ней была изображена уже не молодая супружеская пара, которая, приткнувшись друг к другу, и поддерживая друг друга, одиноко шла себе среди житейских тревог и забот по непростой жизни, которую так талантливо изобразил Шишкин в виде дождя, луж и слякоти. Смотря на эту картину, подводники вспоминали своих любимых, которых они оставили где-то очень далеко, далеко на берегу, свою семью, своих детей и родных. О них помнят, их любят и ждут, говорила им эта картина.
- «Начинайте, Олег Константинович», – сказал Генеральный.
 
Художник И.И. Шишкин «Дождь в дубовом лесу»

- «Хорошо», – как-то тепло по-домашнему ответил командир. Это было так на него не похоже. И Ковалевский сразу добавил: «Эти стихи я написал в этом походе, когда мы долгих девятнадцать дней лежали на грунте. Тогда я считал, что у нас идёт Холодная война и не предполагал, что она превратится в Горячую. … Но война, – есть война и на ней бывают и убитые», – он замолчал. Молчали и все остальные. Потом командир задумчиво ударил по струнам и сразу послышался тёплый, насыщенный и романтический звук гитары, и он запел:

«Тревога, тревога, тревога!
 Мы снова уходим в поход,
 Глубин неизвестных дорога
 Нас завтра к себе призовёт.
 
 Скрывается пирс за кормою,
 За бонами море ревёт,
 Навстречу с Холодной Войною
 Уходит дизелеход …
 
 Нам возраст помехой не станет,
 Броня экипажей сильна!
 Мы вызов Тебе посылаем,
 Холодная Наша Война!
 
 Турбины гудят напряженно
 В глубинах далёких морей,
 И вахт череда монотонных
 Нас давит сильней и сильней…
 
 Нас давят бессонные ночи,
 Нас душат короткие сны,
 Нам долго бродить у обочин
 Проклятой Холодной Войны.
 
 В полях постоянного тока
 Энергия воет сильна,
 В журналах чеканные строки
 Тебе посвящаем, Война.
 
 Ты долго нам души ломала
 Жарою, удушьем, тоской,
 Ты трудно назад отпускала,
 Не все возвращались домой…
 
 В отсеках, сгоревших навечно
 Их души на вахтах стоят!
 Лишь волны холодные плещут
 На братских могилах ребят…
 
 Не слышно им жён безутешных,
 Безмолвна всегда глубина…
 Так стань же им матерью нежной,
 Холодная Наша Война!

  Так стань же им мягкой купелью
 В тиши вековой глубины!
 Пусть станет теплей на мгновенье
 Дыханье Холодной Войны!
 
 Мы их помянув, не заплачем,
 Что живы - не наша вина…
 Мы цену любую заплатим
 Тебе за Победу, Война!
 
 И нам не страшны неудачи!
 Пусть давит сильней глубина!
 Чтоб только не стала Горячей
 Холодная Наша Война!» [20]

Он закончил петь и очарованные ритмом его жёсткой мужественной песни, все в кают-компании молчали.
Да, люди рождены не только для одной работы, но и для досуга. А хорошо проведённый досуг только способствует работе, вдохновляет на неё. И сейчас всем очень хотелось отдохнуть, забыться. Ведь они умудрились живыми вырваться из логова врагов и победить в смертельном поединке. Теперь, когда всё это уже было позади и они с победой возвращались домой, очень хотелось отвлечься, обратиться к живым струнам своих душ, осветить лирикой всю романтику того, что они сделали и просто по-человечески отдохнуть. Ведь все они были живые люди, и ничто человеческое им было не чуждо.
Первой зааплодировала Марина, и все её дружно поддержали. Теперь можно было аплодировать открыто, не опасаясь нарушить скрытность лодки:
- «Олег Константинович, спойте ещё что-нибудь», – очень просто, трогательно попросила его Марина. Она уже давно вошла в роль королевы подводной лодки, и все мужчины старались перед ней выглядеть рыцарями.
- «Желание дамы – это закон для мужчины. … Хорошо, Марина Юрьевна. Следующую песню я написал, когда ещё служил на севере …», – он снова ударил по струнам и запел:

«Сегодня мы уйдём к Азорам.
 Поход далекий предстоит.
 Нам Океан свои просторы
 Готов надолго подарить.
 
 Мы скоро сменим непогоду
 Привычных северных морей
 На экзотичную природу
 Чужих саргассовых полей.
 
 Планктона мягкое мерцанье
 И звёзд огромных яркий свет.
 Нам остров Фойял на прощанье
 Подарит сказочный рассвет.
 
 Мечты, мечты лишь на мгновенье
 Без спросу влезли в душу мне.
 Готова лодка к погруженью,
 Походу, бою и войне.
 
 Сегодня мы уйдем к Азорам,
 Корабль проглотит глубина,
 И жёнам нашим нас не скоро
 Вернёт Холодная Война» [20].
- «Браво! Олег Константинович. Браво!» – выкрикнув это, Марина захлопала в ладоши, и опять вся компания поддержала её.
В этот момент Мечников выразительно посмотрел на неё и открыл было рот … . Но Марина тут же поняла, что он хочет сказать и сразу стала просить защиты у командира:
- «Олег Константинович, пожалуйста, скажите Илье Владимировичу, чтобы он не гнал нас спать?»
- «Илья Владимирович отвечает за ваше здоровье, и я не хочу вмешиваться в его распоряжения», – рассудительно ответил ей командир.
Мечников не ожидал такого пассажа от Марины. Ему стало как-то неудобно перед всей компанией. А тут ещё вмешался и Генеральный:
- «Илья Владимирович, мы весь поход послушно слушались Вас, так сделайте нам хоть сегодня исключение?»
При этих словах Генерального конструктора командир молчал, при этом как бы косвенно присоединяясь к просьбе столь заслуженного пожилого человека. Мечников не выдержал этой молчаливой просьбы и сдался, интуитивно чувствуя, что в данный момент времени эти строгости неуместны.
- «Ладно. … Только тогда ложитесь спать сразу после завтрака».
- «Хорошо, Илья Владимирович, хорошо», – в один голос заговорили Марина и Генеральный.
- «А теперь, Олег Константинович, спойте нам ещё какую-нибудь свою песню. Если Вы устали. То пусть она будет последняя. Хорошо?» – так ласково и нежно попросила его Марина, прекрасно осознавая, что отказа ей не будет.
- «Конечно, Марина Юрьевна. Устал. Завтра у меня будет тяжёлый день – встреча с эскадрой. Но раз Вы попросили, то спою. … Эту песню я тоже написал. Когда ещё служил на севере», – больше командир не стал ничего говорить, снова ударил по струнам и запел:

«Полярный день нам душу солнцем греет
 И корпус лодки тёплый и сухой…
 За островами море голубеет
 И тундра манит молодой травой.
 
 И пирс, умытый утренней росою,
 Зовёт пройтись, как в детстве, босиком.
 И я любуюсь северной красою,
 Помахивая сорванным цветком.
 
 Шумиха спит, теплом лучей согрета,
 От рубки тень всё меньше и бледней,
 Субботний день коротенького лета
 И на душе спокойней и светлей.
  Остались в прошлом трудности похода
 И полигонов напряжённый ритм,
 И вот сейчас, под синью небосвода,
 Мы ненадолго вышли покурить.
 
 «Добро» на вывод дал Оперативный,
 А на причале снова тишина,
 И канула в неведомых глубинах
 Кошмарным сном Холодная Война» [20].

Когда Ковалевский закончил петь, то теперь сразу без всякой команды зааплодировали все присутствующие. … Слово взял Генеральный конструктор:
- «Большое спасибо, Олег Константинович. Вы сдержали своё слово. Отдыхайте. Если теперь позволите, то я хочу прочесть вам своё любимое стихотворение. Я помню его наизусть, именно потому, что оно моё любимое».
- «Конечно, Николай Юрьевич, конечно. Читайте. Мне очень любопытно, какое у Вас любимое стихотворение?» – ответил ему командир, ставя рядом с собой гитару.
- «Это стихотворение написал выдающийся подводник Израиль Фисанович», – и более ни слова не говоря, Генеральный прикрыл глаза и стал очень вдохновенно читать это стихотворение:

«Нет выше счастья, чем борьба с врагами,
 И нет бойцов подводников смелей.
 И нет нам твёрже почвы под ногами,
 Чем палубы подводных кораблей.

 Простились мы с родными берегами.
 Крепчает шторм, и волны хлещут злей.
 И нет нам твёрже почвы под ногами,
 Чем палуба подводных кораблей.

 В морскую глубь на смертный бой с врагами
 Идёт подлодка, слушаясь рулей.
 И нет нам твёрже почвы под ногами,
 Чем палубы подводных кораблей.

Утоплен враг, идём сквозь сталь и пламя.
 Пускай бомбят: посмотрим, кто хитрей!
 И нет нам твёрже почвы под ногами,
 Чем палубы подводных кораблей.
 Любимые, встречайте нас с цветами.
 И хоть на свете вы нам всех милей,
 Но нет на нам твёрже почвы под ногами,
 Чем палубы подводных кораблей» [38].

 
 Израиль Ильич Фисанович 1914;1944 – выдающийся советский подводник, потопивший 13 кораблей противника в годы Великой Отечественной войны. Герой Советского Союза. Он был очень одарённым человеком: писал стихи, песни, газетные и журнальные статьи. Погиб в 1944 году. После его гибели была издана его книга «Записки подводника».

- «Блестящее стихотворение, Николай Юрьевич. … А какой ритм! Прямо так и тянет под него строевым шагом идти!»  –  восхищённо сказал
командир и первый зааплодировал в ладоши. И вся компания его поддержала. Хлопал и сам чтец – Генеральный конструктор. Ковалевский сам был поэт и знал толк в стихах.
- «Товарищ командир, разрешите и мне спеть. Ведь я пришёл со своей гитарой», – напомнил о себе лейтенант Ласси.
- «Конечно, Геннадий Фёдорович, конечно», – ласково с чувством явного уважения сказал командир своему столь молодому подчинённому, но уже так хорошо себя зарекомендовавшему: «Начинайте без церемоний. Мы Вас слушаем».
- «Спасибо. … Я не поэт, но очень люблю петь романсы. Спою вам два романса о женщинах на стихи Булата Окуджавы».
- «Очень интересно, какие песни о нас о женщинах Вам так понравились?» – вставила Марина.
- «Товарищ командир. Разрешите начинать?»
- «Начинайте».
- «Первая песня называется просто «Романс».  В ней Окуджава прек-
 
Булат Шалович Окуджава 1924;1997 – советский и российский поэт, прозаик, сценарист, певец, бард и композитор. Участник Великой Отечественной войны (воевал в пехоте).

лоняется перед женской красотой, которую он обожествляет», – Ласси нежно коснулся струн, зазвучал первый аккорд, и он тихо вдохновенно запел. Голос его был такой тонкий и лиричный, как будто это поёт юная девушка. А ведь это он в полный рост стоял под пулями в джунглях Индонезии, спасая чету Кузнецовых.
 
«В моей душе запечатлен портрет одной прекрасной дамы.
 Ее глаза в иные дни обращены.
 Там хорошо, и лишних нет, и страх не властен над годами,
 и все давно уже друг другом прощены.

 Еще покуда в честь нее высокий хор поет хвалебно,
 и музыканты все в парадных пиджаках.
 Но с каждой нотой, боже мой, иная музыка целебна…
 И дирижер ломает палочку в руках.

 Не оскорблю своей судьбы слезой поспешной и напрасной,
 но вот о чем я сокрушаюсь иногда:
 ведь что мы с вами, господа, в сравненье с дамой той прекрасной,
 и наша жизнь, и наши дамы, господа?

 Она и нынче, может быть, ко мне, как прежде, благосклонна,
 и к ней за это благосклонны небеса.
 Она, конечно, пишет мне, но… постарели почтальоны
 и все давно переменились адреса» [39].

- «Браво! Браво! Геннадий Фёдорович! … Как Вы лирично вдохновенно поёте. Я чуть не расплакалась, слушая Вас», – воскликнула Марина и первая захлопала в ладоши, потом захлопали и все остальные.
- «А я думал, что Вы только штурман и отличный стрелок. А Вы, оказывается, ещё и так поёте», – добавил Кузнецов.
- «Геннадий Фёдорович, я надеюсь, что Вы не зазнаетесь от похвалы адмирала?» – строго, но, в то же время, и доброжелательно спросил его командир.
- «Ну что Вы, товарищ командир», – и все присутствующие невольно залюбовались лейтенантом – его молодостью, душевной чистотой, открытым честным взглядом и такой внутренней романтичностью, которая проступала везде: во взгляде, в выражение глаз, движениях рук, наклоне головы, скромности и чистоты речи.
Кузнецов внимательно всматривался в лицо лейтенанта, спасшего им с Мариной жизнь:
- «Наверно я предвзят к нему», – подумал он: «но в его облике есть что-то от святого. С его лика можно писать иконы», – а Ласси, между тем продолжал: 
- «Следующая песня называется «Ваше Величество – женщина». Она о потрясающей женской верности и преданности своему мужчине».
- «Ах! Это же моя любимая», – неожиданно для всех воскликнула Марина.
- «Это и моя любимая», – смущённо добавил Генеральный конструктор: «Мы с Беатрисой так часто её слушали».
- «А кто такая, Беатриса?» – спросил командир.
- «Это моя жена».
- «А … а», – удивлённый таким редким именем, протянул Ковалевский.
И опять Ласси нежно, едва коснулся струн и уже каким-то другим загадочным и приглушённым голосом запел:

«Тьмою здесь все занавешено
и тишина как на дне…
Ваше величество женщина,
да неужели — ко мне?

Тусклое здесь электричество,
с крыши сочится вода.
Женщина, ваше величество,
как вы решились сюда?

О, ваш приход — как пожарище.
Дымно, и трудно дышать…
Ну, заходите, пожалуйста.
Что ж на пороге стоять?

Кто вы такая? Откуда вы?
Ах, я смешной человек…
Просто вы дверь перепутали,
улицу, город и век» [39].

Тут уже Марина не выдержала, смахнула слезу и сквозь всхлипывания, голосом полным восторга и какого-то не ясного ей самой счастья, вызванного внезапно нахлынувшими на неё воспоминаниями о тех жутких бедах и приключениях, которые она с мужем перенесла, сказала:
- «Ну, какой же Вы молодец, Геннадий Фёдорович! … Да с таким пением Вы любую девушку можете свести с ума! … Спасибо! … Спасибо!»
Ласси засмущался, ведь в этой компании он был самый молодой, … а его здесь так хвалят. … Но вдруг Марине в голову пришла идея:
- «Геннадий Фёдорович, а что если я спою романс, а Вы мне его подыграете на гитаре?»
- «С удовольствием, Марина Юрьевна. – Если командир разрешит».
- «Разрешаю, разрешаю», – поспешил с ответом Ковалевский, внутренне ценя дисциплинированность и воспитанность своего подчинённого. В этот момент он любовался им.
- «А что за романс?» – спросил Ласси.
- «Не уходи, побудь со мною».
- «О! Я хорошо знаю этот романс. Его написал композитор Николай Зубов, он же и автор стихов его текста. Иногда этот романс я исполняю сам для себя», – продолжал Ласси: «так как он женский. … Когда я его пою, то мечтаю о своей любимой».
- «А она у Вас есть?» – переспросил его Кузнецов.
- «Нет, товарищ адмирал», – и Ласси густо покраснел, ведь это было его сокровенное, его тоской, его болью и мечтой.
- «Не волнуйтесь, – ещё обязательно встретите свою любимую, единственную. Она, наверно, сейчас тоже где-то бродит одна и ждёт с Вами встречи, верит, что Вы её обязательно найдете, и тоскует, тоскует в своём одиночестве. … А когда Вы её встретите, то сразу поймёте, что это та самая, о которой Вы и мечтали всю жизнь, чей неясный облик Вы всё время видели во сне. … Запомните мои слова. – Так у Вас и будет», – ласково доброжелательно добавил Александр, придерживая свои костыли и при этом выразительно взглянув на Марину, словно спрашивая её: «Правильно ли я всё сказал?».

 
Зубов Николай Владимирович, 1867 года рождения. Вологодский дворянин из старинного рода Зубовых. Является дальним родственником последнего фаворита императрицы Екатерины ;; – Платона Зубова. Музыкальное образование получил самоучкой. Этот романс он посвятил известной певице своего времени Анастасье Вяльцевой.

- «Спасибо, товарищ адмирал», – ответил ему Ласси, а потом, обратившись к Марине, добавил:
- «Извините, Марина Юрьевна, я немного отвлёкся. … Отвечаю, – я с удовольствием подыграю его Вам».
- «Тогда начнём, Геннадий Фёдорович?»
- «Начнём», – и Марина запела:

«Не уходи, побудь со мною,
 Здесь так отрадно, так светло.
 Я поцелуями покрою
 Уста и очи, и чело.

 Побудь со мной,
 Побудь со мной!..

 Не уходи, побудь со мною.
 Волнуясь, сердце мрёт в груди…
 Живу, дышу, одним тобою…
 Не уходи, не уходи…

 Побудь со мной,
 Побудь со мной!..

 Не уходи, побудь со мною,
 Я так давно тебя люблю.
 Тебя я лаской огневою
 И обожгу и утомлю…

 Побудь со мной,
 Побудь со мной!..

 Не уходи, побудь со мною,
 Пылает страсть в моей груди!..
 Восторг любви нас ждёт с тобою,
 Не уходи, не уходи…

 Побудь со мной,
 Побудь со мной!» [40].

Марина окончила петь, и в кают-компании воцарилось молчание, только еле слышный гул корабельных вентиляторов, да шорох потоков воздуха в изгибах труб, напоминал всем, где они находятся. Слушая пение Марины, все присутствующие своими мыслями улетели куда-то далеко, далеко к своим любимым. В их мыслях всплывали картины взаимных признаний, первых объятий и первых поцелуев … . Потом, как будто опомнившись, все сразу дружно зааплодировали Марине и Геннадию.
- «Спасибо Вам, Геннадий Фёдорович», – еле слышно сказала Марина.
- «Нет, нет, что Вы, – спасибо Вам, Марина Юрьевна …», – Ласси хотел ещё что-то хорошее сказать Марине, но в этот момент вахтенный инженер-механик (ВИМ) по ГГС, динамик которой был установлен в кают-компании, доложил:
- «Товарищ командир – вахтенный офицер с мостика просит передать Вам, что на горизонте показались дымы эскадры адмирала Воронцова».
- «Есть ВИМ. Поднимаюсь на мостик», – а потом, обратившись ко всем собравшимся в кают-компании, сказал:
- «Всем спасибо за компанию, а сейчас, извините – служба. А вы ещё посидите», – и вышел из кают-компании.
Но все участники мини концерта уже устали, хотелось спать. А командир – душа компании, ушёл. Поэтому все разбрелись по своим каютам готовиться к завтраку третьей боевой смены, который должен был начаться через пол часа. А вестовым надо было накрывать столы в кают-компании.
Надев канадку и пилотку, командир поднялся на мостик. Вахтенным офицером стоял помощник командира капитан-лейтенант Шувалов. Он сделал ему краткий доклад и передал свой бинокль. Наверху уже всё рассвело, звёзды погасли, но солнце ещё не взошло. Приятно было дышать влажным пахучим свежим океанским воздухом. Ковалевский принял из рук вахтенного офицера мощный морской бинокль пятнадцатикратного увеличения и посмотрел в то место на горизонте, на которое ему указал вахтенный офицер. При таком гигантском увеличении где-то далеко, далеко за кромкой горизонта едва показался целый лес далёких дымков. Было ясно – мощная многочисленная эскадра Восточного флота шла им навстречу чтобы их защитить и эскортировать в базу. Теперь им уже абсолютно ничего не угрожало. Больше Ковалевскому на мостике делать было нечего, а до завтрака было ещё пол часа, и он решил ещё немного постоять на мостике, подышать свежим воздухом.
- «Товарищ командир!» – неожиданно сказал вахтенный офицер: «Смотрите, солнце показалось!»

 
Восход солнца в океане

Ковалевский сразу навёл бинокль на восток. И действительно, далеко – далеко на востоке из-за горизонта показалась маленькая – маленькая ярко-красная искорка, которую не заметишь, если специально не приглядываться. Но вот искорка стала увеличиваться и увеличиваться. Теперь это уже был огонёк – маленький фонарик. Неопытный глаз мог принять его за фонарь левого борта какого-либо судна. Но это видение было только несколько мгновений. А фонарик всё рос и рос. Через минуту он уже превратился в маленький сегментик, вырастающий из-за горизонта. Теперь уже не могло быть никаких сомнений – это солнце. Через пять минут это уже был оранжевый полукруг. Ещё через пять минут, это стал круг, который своим нижним краем всё ещё цеплялся за край горизонта. И, наконец, большой оранжевый шар оторвался от воды и стремительно прямо на глазах стал подниматься вверх. Постепенно, из оранжевого цвета он превратился в ярко-жёлтый, а затем и в белый, сказочно освещая снизу рядом стоящие облака.
Смотреть на солнце уже стало невозможно. Ковалевский весь ушёл в созерцание этого волшебного зрелища. Наверно, от созерцания такого природного великолепия, в голове у него складывались какие-то рифмы, образовывались новые стихи. Командир честно заслужил наблюдать эти волшебные мгновения чуда природы. В этом походе он много сделал для своего Отечества. И, казалось, сама природа благодарила его за это, показывая ему свои самые фантастические пейзажи.
- «Товарищ командир, смотрите, уже невооружённым глазом видно, на северо-западе вырос целый лес мачт», – доложил ему вахтенный офицер.
Ковалевский сразу же повернул свой бинокль на северо-запад. И действительно, прямо из-под воды вдоль всего края горизонта всё вырастали и вырастали мачты кораблей эскадры адмирала Воронцова.
- «Прямо как в сказке о царе Салтане», – подумал Ковалевский, но неожиданный доклад ВИМа из недр лодки – из центрального, прервал его благостные мысли:
- «Товарищ командир, контр-адмирал Воронцов вызывает Вас на связь».
- «Есть. Принято. Спускаюсь».
Он быстро по вертикальному трапу спустился в центральный, из центрального – палубой ниже – в рубку связистов, где его уже ждал командир БЧ-4. Он передал ему телефонную трубку и вышел из рубки. Инструкция – есть инструкция – разговор больших начальников носит секретный характер и не он не предназначен для лишних ушей.
Ковалевский взял трубку, представился и сразу услышал голос адмирала Воронцова:
- «Командир! … Поздравляю тебя с боевым успехом. Восхищаюсь тобой!»
- «Спасибо, товарищ адмирал».
- «Часа через три встань в центр эскадры. Пойдёшь в кильватер за моим флагманским кораблём «Адмирал Спиридов». Держи дистанцию в два кабельтовых».
- «Есть, понял. товарищ адмирал».
- «Так, теперь как у тебя с запасами? Дотянешь до базы?»
- «Дотяну, но всё на пределе. … Горючее на пределе, продовольствие на пределе, а пластин регенерации почти не осталось».
- «Какая тебе нужна помощь?»
- «Хорошо бы свежих фруктов и овощей. А то всё время одни консервы да консервы. И муки бы желательно. А то консервированный хлеб больно надоел».
- «Хорошо. Понял. Всё получишь. Когда встанешь в центр эскадры, то на траверзе подойдёшь к моему левому борту и там на выстрелах тебе передадут всё что запросил».
- «Спасибо, товарищ адмирал».
- «Да, забыл тебе сказать. Встречать тебя прибудут НГШ с главкомом. Так что наведи на корабле порядок и приведи внешний вид экипажа в надлежащее состояние. … Смотри, вы должны выглядеть, как подобает героям! … И ещё, конфиденциальная информация, – главком везёт с собой жену какого-то Генерального конструктора, который должен находиться у тебя на борту».
- «Есть такой».
- «Но об этом ему не говори. Пусть это будет для него сюрпризом».
- «Хорошо».
- «И ещё, у тебя на борту должен быть тот самый контр-адмирал Кузнецов, который в своё время погасил всю промышленность СПА. Так вот, НГШ больше всего хочет увидеть его. Поэтому, сразу после твоего положенного доклада НГШ не медли и представляй ему этого Кузнецова».
- «Есть, понял. Но он тяжело ранен».
- «Да? А что с ним?»
- «Там в Индонезии был целый стрелковый бой, чтобы вырвать его с женой из лап янки. В процессе боя он был ранен в обе ноги. Но сейчас его жизни уже ничего не угрожает. Он пошёл на поправку. Но обе его ноги находятся в аппарате Илизарова. Наш док поставил их ему. А стал ходить он только недавно, и то, только на костылях».
- «А это что, каркас из спиц, надетый на ногу?»
- «Да».
- «О Боже! НГШ такого зрелища не вынесет. Говорят, он спит и видит этого Кузнецова. … Да … а, жалко главкома, – ему об этом НГШ докладывать. … Та … ак, ещё чего-либо есть у тебя на борту неожиданного?»
- «Ещё больна жена Кузнецова».
- «А с ней что?»
- «Обширный инфаркт. Но тоже пошла на поправку. … У меня на борту – док волшебник. Я думаю, что он и мёртвых умеет оживлять».
- «Слушай, а у моего сына косоглазие, – он сможет его вылечить?»
- «Он всё может».
- «Как приедем в базу, познакомишь меня с ним?»
- «Обязательно».
- «Ну, бывай. … До встречи».
- «Всего доброго, товарищ адмирал», – и они прервали связь.
А дальше всё пошло по плану. Через три часа «Ада» встала в центр эскадры и сразу подошла к левому борту флагманского крейсера «Адмирал Спиридов». На стрелах выстрелов ей на палубу стали спускать ящики с апельсинами, мандаринами, яблоками, картофелем, редькой, луком, капустой, морковью, помидорами, огурцами, свёклой и мешки с мукой. Капитан-лейтенант Шувалов вместе со своим подчинённым мичманом Голубевым, руководили матросами по размещению полученных продуктов по провизионным камерам лодки. …
И сразу экипаж ожил. На обед появился борщ из свежих овощей, ко второму блюду салат, на десерт выдавали свежие фрукты. И горой на каждом столе лежал ароматный, хрустящий свежевыпеченный настоящий хлеб.
Экипаж ещё раз помылся, правда, опять забортной водой со специальным мылом, побрился и получил новое разовое бельё. А при помощи старого белья, которое теперь стало ветошью, была произведена большая приборка в отсеках лодки.
На второй день похода «Ады» в составе эскадры Воронцова Ковалевский получил странную не зашифрованную радиограмму прямо из Главного штаба ВМФ за подписью Главнокомандующего. Эта странная радиограмма состояла только из одной скан-копии известной картины Айвазовского «Бриг Меркурий после боя», – и не имела никаких сопроводительных слов.

 
Художник И.К. Айвазовский – «Бриг «Меркурий» после боя»

Первым, посмотрев на неё, Ковалевский молча благодарно улыбнулся. Намёк главкома был прозрачен, и он подумал:
- «Я понял Вас, товарищ Главнокомандующий. Спасибо за очень лестное сравнение», – а потом велел разослать этот видеослайд по внутрилодочной системе обмена информацией по всем БП и КП лодки, а к нему добавил слова: «Это поздравление нашего экипажа от Главнокомандующего».
Получив этот видеослайд, все подводники подумали одинаково:
- «Наш подвиг заметили и оценили», – а что ещё было надо простому русландскому моряку?!
……………………………………………………………………………...
Три дня эскадра шла до базы. А в это время почти на другом конце света в Приморском городе садились в сидячий вагон скоростного поезда Главнокомандующий ВМФ адмирал Пименов и Беатриса. Они ехали в столицу. Четыре часа в мягких креслах прошли быстро. Главком дремал, а Беатриса ему не мешала. Два дня назад он согласовал с НГШ разрешение взять её с собой на процедуру встречи «Ады». НГШ разрешил.
На перроне в столице их встретил какой-то капитан 1 ранга и провёл к машине, которая быстро доставила их на военный аэродром. Машина подкатила прямо к трапу небольшого пассажирского самолёта. Это был личный служебный самолёт НГШ. Беатриса стала медленно подниматься по трапу. Пименов предложил ей свою помощь, но она опять отказалась.
- «Спасибо. … Сама», – был ей краткий ответ.
В салоне самолёта главком представил её НГШ.
- «Беатриса Бруновна», – представилась высокая пожилая дама.
- «Егор Кузьмич», – ответил ей НГШ, и они пожали друг другу руки.
- «Какое у Вас странное имя и отчество?» – спросил её НГШ.
- «Я наполовину итальянка».
- «Это как понять?»
- «Отец у меня итальянец, а мать – русская. Но родилась и выросла я в Италии».
- «Так это же НАТОвская страна?!» – НГШ брякнул первое, что ему пришло на ум, услышав такое.
- «Ну и что. Там живут хорошие приветливые люди».
- «Как это так «ну и что»? … А Вы то, сама, вообще за НАТО или за Русландию?» – Пименову стало несколько неудобно за бестактность НГШ, – он рассуждал прямолинейно на уровне ефрейтора.
- «Я за ту страну, где родился, вырос и работает мой муж».
- «Ну, что ж, – хороший ответ», – удовлетворился НГШ.
Но тут в разговор вмешался главком. Он всё маялся, не зная, как и когда начать разговор о ранении Кузнецова. Но начинать всё равно было надо и, наконец, он решился. А самолёт в это время выруливал на взлётно-посадочную полосу.
- «Товарищ генерал армии, тут есть один маленький нюанс».
- «Ну, какой там ещё у Вас нюанс? … У Вас всё какие-то сплошные нюансы. То «Аду» потеряли, то она нашлась, то снова чуть её не потеряли. … А у меня сердце старое и больное. … Ну, что там у Вас на этот раз?»
- «Видите ли, контр-адмирал Кузнецов …».
- «Что с Кузнецовым?!!!» – закричал НГШ и лицо его мгновенно побагровело.
- «Он слегка ранен».
- «Что???!!!» – услышав эту новость, НГШ сразу обмяк в кресле.
- «Пилоты! Остановить взлёт! НГШ плохо! Аптечка у вас есть?!»
Самолёт с прогретыми моторами замер в самом начале взлётной полосы. Пименов побежал в кабину пилотов. Беатриса пошла за ним.
- «Валерианка! Корвалол! Валокордин! … Что-нибудь от сердца?!» – глотая слова, кричал главком.
- «Вот, пожалуйста, корвалол, вот стакан, вот фляжка с водой», – сказал бортмеханик и хотел было передать всё главкому, но тут вмешалась Беатриса:
- «Дайте мне, я сама налью ему», – и, несмотря на свой почтенный возраст, она на каблуках быстро подошла к Николаеву, отсчитала ему 50 капель в стакан, плеснула туда воды из фляги и поднесла это НГШ. Он залпом всё это выпил. Потом Беатриса налила ему в этот же стакан воды для запивки. Через минуту сердечный спазм у НГШ отпустил.
- «Что с ним?» – слабым голосом спросил генерал армии.
- «Там в Индонезии, янки хотели его снова захватить, после того, как он удрал из плена на воздушном шаре. А наши моряки с «Ады» его отбили. Был тяжёлый стрелковый бой. В этом бою его и ранило».
- «Куда?»
- «В обе ноги».
- «Что сейчас с ним?»
- «На корабле ему была сделана операция. На обе ноги поставили аппарат Илизарова. Это такие …».
- «Я и без вашего пояснения знаю, что такое аппарат Илизарова. … Дальше что? В каком он сейчас состоянии?»
- «Он пошёл на поправку, но всё ещё ходит в аппарате Илизарова и на костылях».
Услышав такое, НГШ сразу мысленно представил себе ситуацию с Кузнецовым:
- «О Боже! Это же ещё какое длительное лечение надо ему пройти, чтобы приступить к работе. Ведь никто толком не понимает суть будущей Военной реформы», – потом мысли НГШ переключились, и он вслух сказал:
- «Так, … а чего же мы стоим?»
- «Я приказал прервать полёт, так как Вам стало плохо».
- «Спасибо за заботу. … Передайте. Чтобы полёт продолжался».
- «Есть», – и главком убежал в кабину пилотов передать приказание НГШ.
- «А Вам спасибо, что так быстро дали мне лекарство. … Забыл ваше имя и отчество … ?»
- «Беатриса Бруновна».
- «Спасибо, Беатриса Бруновна. Будем вместе встречать наших героев», – о своей неприязни, что она родилась в НАТОвской стране, он даже и не вспомнил.
Тут из кабины пилотов выбежал главком, быстро сел рядом с Беатрисой, пристегнулся и самолёт рванул. Полёт длился десять часов. В процессе полёта Беатриса тоже выпила корвалол, так как от быстрой ходьбы по салону самолёта сердце заныло и у неё.
……………………………………………………………………………...
И вот, наконец, – база. Все корабли эскадры отшвартовались на те пирсы, куда им указал оперативный дежурный. На главный центральный пирс отшвартовалась «Ада». Настал самый торжественный момент.
На корне пирса в парадной форме был выстроен военный оркестр.

 
 
Сверкали его начищенные медные трубы. Дирижёр с палочкой в правой руке, поднял вверх руки, готовый по приказу главкома заиграть традиционный марш «Прощание славянки». Матросы береговой швартовой команды, руководимые мичманом, быстро установили сходни, связывающие палубу лодки с пирсом. За рубкой, чтобы не было видно, стоял на костылях Кузнецов. Его только что на талях подняли из центрального. Рядом, для его страховки, в оранжевых жилетах стояли два матроса из носовой швартовой команды. Перед рубкой стоял командир. Он был в новом комбинезоне подводника, но белой фуражкой на голове. Капитан-лейтенант Шувалов стоял на специальном возвышении, на мостике лодки. Его туловище по пояс возвышалось над ограждением рубки. Официально он был сейчас вахтенным офицером по готовности №2 надводная.
На пирсе впереди всех стоял НГШ. За ним и чуть поодаль – главком. За главкомом стоял командующий Восточным флотом адмирал Зверев. Красавица Беатриса стояла рядом, но чуть в стороне. С двух сторон её стояли два матроса для страховки. Так распорядился главком.
Но существительное «красавица» здесь написано не для красного словца, не для иронии. Если женщина красива, то она красива и в любом возрасте, только содержание этой красоты меняется. Но в свои 92 года она ещё сама стояла в туфлях на каблуках с прямой спиной в коротком пальто, демонстрируя свои стройные длинные ноги. А её взгляд был слегка вызывающ и надменен, какой бывает только у женщин, абсолютно уверенных в своей красоте. Этот взгляд заставлял всех мужчин почтительно провожать её взором и замолкать, когда она проходила мимо.
Береговая швартовая команда уже кончала устанавливать сходни, как главком резко махнул рукой. По этому жесту вахтенный офицер, стоя на мостике, подал команду: «Смирно!»
Руки военного дирижёра взметнулись, и оркестр дружно заиграл старинный марш Василия Агапкина «Прощание славянки».

 
Агапкин Василий Иванович 1884;1964 –военный дирижёр, и композитор, полковник Советской армии, автор легендарного марша «Прощание славянки»

В этом простом бесхитростном, и в то же время величественном марше слышалась сама божественная душа народа, его готовность идти в бой на смерть за родное отечество, а также слышалось о святой женской верности, преданности и о великом мужском воинском братстве.

«Наступает минута прощания,
 Ты глядишь мне тревожно в глаза,
 И ловлю я родное дыхание,
 А вдали уже дышит гроза.
 Дрогнул воздух туманный и синий,
 И тревога коснулась висков,
 И зовёт нас на подвиг Россия,
 Веет ветром от шага полков.
 Прощай, отчий край,
 Ты нас вспоминай,
 Прощай, милый взгляд,
 Не все из нас придут назад.
 Прощай, отчий край,
 Ты нас вспоминай,
 Прощай, милый взгляд,
 Прости-прощай, прости-прощай…

 Летят, летят года,
 Уходят во мглу поезда,
 А в них — солдаты.
 И в небе тёмном
 Горит солдатская звезда.
 А в них — солдаты.
 И в небе тёмном
 Горит солдатская звезда.
 Летят, летят года,
 А песня — ты с нами всегда:
 Тебя мы помним,
 И в небе тёмном
 Горит солдатская звезда.
 Тебя мы помним,
 И в небе тёмном
 Горит солдатская звезда.

 Лес да степь, да в степи полустанки.
 Свет вечерней и новой зари -
 Не забудь же прощанье Славянки,
 Сокровенно в душе повтори!
 Нет, не будет душа безучастна -
 Справедливости светят огни…
 За любовь, за великое братство
 Отдавали мы жизни свои.

 Прощай, отчий край,
 Ты нас вспоминай,
 Прощай, милый взгляд,
 Прости-прощай, прости-прощай» [42].
Под мелодию этого марша Ковалевский, приложив правую руку к козырьку фуражки, спустился по трапу на пирс и чётким строевым шагом пошёл прямо к Начальнику Генерального штаба. Не доходя до него три шага, остановился. В это время главком снова резко махнул рукой, по этому сигналу дирижёр сделал специальный жест, и оркестр мгновенно остановился. Доклад командира был краток и величественен:
- «Товарищ генерал армии, Ваше приказание выполнено – цель похода достигнута. В процессе похода нами была потоплена вражеская подводная лодка. Экипаж здоров. После пополнения запасов готовы выполнить любое задание. Командир подводной лодки. Капитан 2 ранга Ковалевский».
Только Ковалевский окончил официальный доклад, как НГШ тут же его крепко обнял:
- «Ну, командир! – Вот ты какой!» – НГШ несколько отстранился от Ковалевского и с минуту его разглядывал, а потом продолжил: «Спасибо тебе, командир, за всё спасибо, а особенно за Кузнецова. Мы с Главнокомандующим подумаем, как наградить тебя и всех твоих подчинённых. … А теперь иди, доложись своему главкому, а мне покажи Кузнецова».
Ковалевский обернулся в сторону рубки и махнул рукой вахтенному офицеру. А тот, как и было заранее условлено, сказал, обращаясь к Александру Ивановичу:
- «Товарищ контр-адмирал, выходите. Начальник Генерального штаба Вас ждёт», – и, уже довольно бодро передвигаясь на костыля, Александр вышел из-за ограждения рубки. Увидев его таким, НГШ слегка вскрикнул и инстинктивно прикрыл рот левой рукой. Два матроса, спереди и сзади страховали Кузнецова, но он, хоть и медленно, но шёл сам, постукивая своими костылями.
А в этот момент главком без лишних слов и церемоний обнял командира и вручил ему поднос с традиционным жареным поросёнком. И сказал ему только одно крепкое мужское слово:
- «Молодец!»
Потом Ковалевского так же без церемоний обнял и командующий Восточным флотом адмирал Зверев. Далее два адмирала и Ковалевский стояли рядом и о чём-то неслышно тихо переговаривались между собой, наблюдая, как контр-адмирал Кузнецов, медленно передвигая раненые ноги, на костылях подходил к НГШ.
- «Саша!» – НГШ обнял Кузнецова и по старинному обычаю три раза поцеловал, смахнул нечаянную слезу: «Прости меня, старика! Не уберёг я тебя. … Прости! … Трудно поверить в счастье снова видеть тебя живым. … А ведь меня уверяли, что ты потерян для нас навсегда».
- «Это уже в прошлом, Егор Кузьмич».
- «Ну, теперь тебя будут охранять пуще, чем атомную бомбу».
- «О … о …о!» – поморщился Александр.
- «Ничего не поделаешь. Служба. Я урок получил. Это ты для них станешь атомной бомбой».
После расслабленного расчувствованного состояния, НГШ снова осознал свою роль и, незаметно для себя, перешёл на более официальный тон:
- «Ишь, … какую погоню за вами устроили! … Сейчас в столицу, в самый лучший госпиталь и лечиться, лечиться и лечиться».
- «Егор Кузьмич, а можно, … пусть меня лучше долечит наш корабельный доктор. Он ведь сам из Военно-медицинской академии, с кафедры травматологии …».
- «Ну, пусть будет по-вашему. … А потом на юг, в горы, в центральный военный санаторий, на грязи, ванны, иглоукалывание и массаж. Я ведь тоже когда-то сломал себе ногу на учениях. Но тогда ещё этого аппарата, как его … ?»
- «Илизарова».
- «Да, да, вспомнил – Илизарова – не знали». …
А в это время по трапу медленно сходил с лодки Генеральный конструктор. Увидев его, Беатриса бросилась к нему. … Но, что такое «бросилась» в её-то возрасте?! – Она просто быстро пошла. Два сопровождающих её матроса даже не успевали за ней. … Затем, они при всех, никого не стесняясь, обнялись.
- «Николя … я … я …», – прошептала ему на ухо Беатриса, прижавшись к нему всем своим телом. Она всегда была скупа на ласку, а тут … .
К НГШ Комаров подошёл, держа Беатрису под руку. Лицо её сияло от счастья.
- «Ну, Генеральный конструктор, – вот ты какой, оказывается», – и Николаев так же крепко, как и Кузнецова обнял Комарова. Потом, несколько отстранив его от себя, сказал:
- «Что теперь будем делать с «Адой»? Ваш поход наделал в мире много шума. С пятью странами уже заключены контракты на постройку для каждой из них по шесть корпусов «Ад». А с восьмью странами сейчас уже заканчиваются преддоговорные переговоры. И каждая из них тоже просит по шесть корпусов «Ад». У нас нет таких судостроительных мощностей, чтобы всех их удовлетворить. … Что делать будем? А? … Генеральный?»
- «Срочно расширять количество стапельно-сборочных цехов на всех наших судостроительных заводах».
- «Ну, это Вы вначале с Главнокомандующим обсудите. Пусть он мне доложит. … А сейчас идите к нему, он Вас ждёт».
Но Главнокомандующий ВМФ адмирал Пименов сам подошёл к НГШ. Ни слова не говоря, он крепко обнял Комарова и прижал его к себе. Потом, не разжимая объятий, слегка отстранил его и сказал:
- «Ну, Николай Юрьевич, … этим походом ты всё доказал».

Список условных сокращений части №3 тома №2

HMS ; Her Majesty’s Ship – Корабль Её Величества
АБ ; Аккумуляторная батарея
АПЛ ; Атомная подводная лодка
БД ; База данных
БИВ7П ; Бесконтактная информационная война седьмого поколения
БИУС ; Боевая информационно-управляющая система
БП ; Боевой пост
БЧ ; Боевая часть
БЭСМ ; Большая электронно-счётная машина
ВАХ ; Виброакустическая характеристика
ВВД ; Воздух высокого давления
ВИМ ; Вахтенный инженер-механик
ВИПС ; Выстреливание, имитация патронов сигнальных
ВМБ ; Военно-морская база
ВМС ; Военно-морские силы
ВМФ ; Военно-морской флот
ВС ; Вооружённые силы
ВСД ; Воздух среднего давления
ГАК ; Гидроакустический комплекс
ГАС ; Гидроакустическая станция
ГГК ; Группа главного конструктора
ГГС ; Громко говорящая связь
ГИ ; Государственные испытания
ГК ; Главный конструктор
ГМТУ ; Государственный морской технический университет
ГОУ ; Главное оперативное управление
ГРУ ; Главное разведывательное управление
ГУ МВС ; Главное управление международного военного сотрудничества
ГЭД ; Гребной электродвигатель
ДУК ; Дистанционно удаляемые контейнеры
ДЭПЛ ; Дизель-электрическая подводная лодка
ЗИП ; Запасные части, инструменты и принадлежности
ЗХИ ; Заводские ходовые испытания
ИЭТР ; Интерактивное электронное техническое руководство
КБ ; Конструкторское бюро
КДЖ ; Командир дивизиона живучести
КДЦ ; Кормовая дифферентная цистерна
КП ; Командный пункт
КПД ; Коэффициент полезного действия
КР ; Крылатые ракеты
КЭТД ; Командир электро-технического дивизиона
МИД ; Министерство иностранных дел
НГШ ; Начальник Генерального штаба
НДЦ ; Носовая дифферентная цистерна
НЗ ; Неприкосновенный запас
НИИ ; Научно исследовательский институт
НИР ; Научно исследовательская работа
НОС ; Научное общество студентов
НТС ; Научно-технический совет
ОКР ; Опытно-конструкторская работа
ОКС ; Общекорабельные системы
ОТЗ ; Оперативно-техническое задание
ПКУ ; Прибор контроля и управления
ПЛ ; Подводная лодка
ПЛ СФ ; Подводная лодка Северного флота
ПЛАРБ ; Атомная подводная лодка с баллистическими ракетами
ПЛО ; Противолодочная оборона
РГР ; Расчётно-графическая работа
РДВ ; Резервные движители
РДП ; Работа дизеля под водой
РЛС ; Радиолокационная станция
СПА ; Соединённые провинции Атлантиды
СПК ; Старший помощник командира
ТА ; Торпедный аппарат
ТТД ; Тактико-технические данные
ТТЗ ; Тактико-техническое задание
УРО ; Управляемое ракетное оружие
ЦГБ ; Цистерна главного балласта
ШДА ; Шланговый дыхательный аппарат
ШИ ; Швартовые испытания
ЭВМ ; Электронно-вычислительная машина



Список использованной литературы части №3

1. Непот Корнелий, О знаменитых иноземных полководцах. Из книги о римских историках, М, МГУ, 1992.
2. Ярошенко А.В., Методология координированных переключений. СПб, ВМА, 2006.
3. Луи де Бройль, По тропам науки, М, Иностранная литература, 1962.
4. Свечин А.А., Стратегия, М, Военный вестник, 1927.
5. Военная стратегия. Под редакцией маршала Советского Союза В.Д. Соколовского. Издание 2-е, исправленное и дополненное, М, Военное издательство МО СССР, 1963.
6. Стратегия в трудах военных классиков, научный руководитель проекта И.С. Даниленко, М, Издательский дом «Финансовый контроль», 2003.
7. Михалёв С.Н., Военная стратегия, М, Жуковский: Кучково поле, 2003.
8. Слипченко В.И., Войны шестого поколения, М, Вече, 2002.
9. Кокошин А.А., О стратегическом планировании в политике, М, URSS, 2007.
10. Брумель В., Лапшин А., Не измени себе, Л, Лениздат, 1989.
11. Ярошенко А.В., Учение о формальной теории и науки, СПб, ВМА, 2007.
12. Клаузевиц Карл, О войне, М, Воениздат, 1937.
13. Губарев В.С., Атомная бомба, М, Алгоритм, 2009.
14. Карнеги Дейл, Как завоёвывать друзей и оказывать влияние на людей, М, Поппури, 2023.
15. Семёнов Ю.С., Семнадцать мгновений весны, М, Астрель, 2008.
16. Стефанюк В.Л. (под редакцией), Компьютер обретает разум, М, Мир, 1900.
17. Ярошенко А.В., Эссе о службе на флоте и в науке, СПб,
BooksNonStop, 2019.
18. Ребров М., Сергей Павлович Королёв, М, Огма-Пресс, 2002.
19. Назаров В.Н., Сидоров Г.П. (составители), Разум сердца. Мир нравственности в высказываниях и афоризмах, М, Политическая литература, 1990.
20. Мешков О.К., Стихи, сайт
21. Кормилицин Ю.Н., Хализев О.А., Организационные этапы создания подводных лодок, СПб, ГМТУ, 2021.
22. Лермонтов М.Ю., ПСС т.4, Княжна Мери, Издательство Академии наук СССР, М, л-д, 1959.
23. Reichenbach H. The Philosophical of the Theory of Relativity. In: A. Einstein. Philosopher – Scientist, vol.1. N.Y., 1959, p.292.
24. Столетов А.Г., С.В. Ковалевская (биографический очерк, читанный на заседании Московского математического общества), М, Математический сборник, т.16, 1891.
25. Себастьян М., Безымянная звезда, кинофильм, режиссер М. Козаков, Сверловская киностудия, 1979.
26. Загадка природы – гении. Телевизионный документальный фильм, канал «Россия», 12.04.2011.
27. Веллер М., Всё о жизни, М, Астрель, 2010.
28. Мой ребёнок вундеркинд. Телевизионный документальный фильм, канал «ТВ ЦЕНТР», 17.04.2011.
29. Кюри Е., Мария Кюри, М, Атомиздат, 1977.
30. Гранин Д.А., Эта странная жизнь, СПб, Гуманитарный университет профсоюзов, 1998.
31. Губарев В.С., Секретные академики, М, Алгоритм, 2008.
32. Гранин Д.А., Зубр, СПб, Гуманитарный университет профсоюзов, 1998.
33. Регирер Е.И., О профессии исследователя в точных науках, М, Наука, 1966.
34. Ланжевен П. Избранные произведения, М, 1949.
35. Маркс Карл, К критике политической экономии, М, Государственное издательство политической литературы, 1949.
36. Надеждин Николай, Бернард Шоу, серия «Неформальные биографии», изд. FMOUR, 2020.
37. Цвейг Стефан, Собрание сочинений в 7 томах, том 3 «Звёздные часы человечества», М, Правда, 1963.
38. Фисанович И.И., Записки подводника, Военмориздат, 1944.
39. Окуджава Б.Ш., Лирика, Издательство газеты «Знамя», Калуга, 1956.
40. Лукина Н.В., Забытый композитор, Русский романс №7, М, Издательство Клуба любителей русского и цыганского романсов «Изумруд» Центрального дома учёных Российской Академии наук, 1999.
41. Розенбаум А.Я., Белая птица удачи, Эксмо-Пресс, 2001.
42. Агапкин В.И., «Прощание славянки, – новейший марш к событиям на Балканах. Посвящается всем славянским женщинам. Сочинение Агапкина», 1912.
43. Генри Форд, Моя жизнь, мои достижения, Минск, Попурри, 2011.





Оглавление части №3 тома №2

АННОТАЦИЯ К ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ 3
3.2.1 «АДА» – ЛЮБОВЬ МОЯ 4
3.2.2 НА ГРУНТЕ. ПЕРВЫЙ РАССКАЗ ГЕНЕРАЛЬНОГО КОНСТРУКТОРА 47
3.2.3 НА ГРУНТЕ. ВТОРОЙ РАССКАЗ ГЕНЕРАЛЬНОГО КОНСТРУКТОРА 85
3.2.4 НА ГРУНТЕ. ТРЕТИЙ РАССКАЗ ГЕНЕРАЛЬНОГО КОНСТРУКТОРА 139
3.2.5 НА ГРУНТЕ. ЧЕТВЁРТЫЙ РАССКАЗ ГЕНЕРАЛЬНОГО КОНСТРУКТОРА 198
3.2.6 НА ГРУНТЕ. ПЯТЫЙ РАССКАЗ ГЕНЕРАЛЬНОГО КОНСТРУКТОРА 249
3.2.7 «АДА» ИДЁТ НА ПРОРЫВ 287
3.2.8 ЭПИЛОГ. ВОЗВРАЩЕНИЕ «АДЫ» 329
СПИСОК УСЛОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ ЧАСТИ №3 ТОМА №2 353
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ЧАСТИ №3 355
ОГЛАВЛЕНИЕ ЧАСТИ №3 ТОМА №2 357