Глава из повести. Филиппа

           Глава из повести: Необыкновенное путешествие обыкновенных людей 

                Филиппа
    

 Разумеется, Филипп хотел сына. Много лет прожил он с женой, а детей у них всё не было. Но вот... долгожданная беременность. Все гадалки говорили: «Будет сын». Будущий отец даже имя ему придумал — Филипп. В мечтах он уже представлял, как два Филиппа выезжают на охоту. Один на большом гнедом коне, второй  на маленькой белой лошадке. Но родилась дочка. Крепкий здоровый ребёнок. Тут бы радоваться надо, а потрясённый Филипп, хоть жену и не винил, от воспитания дочки отстранился. Отстранился навсегда, до самой своей смерти.
   Девочка характером была вся в него. Крутой нрав её начал проявляться ещё в детском возрасте. Когда она выходила на улицу гулять, большинство мальчишек прятались по домам. Потому как можно было и палкой, и камнем получить, если ей перечить. Замуж выдали Филиппу довольно рано, в четырнадцать лет, за тихого, скромного парня, который был ненамного старше её. Звали его Кускус. Может, это имя было такое, может быть, прозвище, потому как кашу из кускуса он предпочитал всем яствам. Началась у парнишки сложная жизнь.
   Теперь крутой нрав Филиппы полностью сосредоточился на муже. Всё в нём её раздражало, каждый поступок, каждое движение, даже манера говорить. Кричала и бранила она его с утра до вечера. Он сначала молчал, потом начал огрызаться. Тогда молодая жена нападала на него с кулаками. Вскоре соседи во всей округе привыкли к брани, раздававшейся из дома супругов, что поговорки стали меняться. Живут не как кошка с собакой, а как Филиппа с Кускусом. А они жили-жили, детей нарожали и прожили так много лет.
   Годы эти на редкость выдались мирные,  редко такое случалось в то время в этих краях. Но настало время испытаний. В устье речки, на которой расположился город, появился драккар с норманнами. На берег они не высаживались, видимо, подмогу ждали, а это обстоятельство дало возможность горожанам подготовиться к битве. Подошли посланные майордомом воины, но их было немного, не больше сотни. Остальное войско собиралось из горожан. Они понимали, что, если не отразить нападение норманнов, те заберут молодых и крепких для продажи в рабство, остальных вырежут, дома разграбят и сожгут.
Филиппа напутствовала своего мужа следующими словами:
— Хоть  ты трус и дурак, Кускус, бери старое дедовское копьё и иди, дерись, а если я узнаю, что плохо дрался, я тебе такую битву устрою — костей своих потом не соберёшь.
Взял Кускус копьё и поплёлся за остальными, а внутри него обида клокотала. Все жёны своих мужей провожали со слезами,  обнимали  их,  его же  выставили  за  дверь, и  всё.
— Докажу я Филиппе, что не трус и не дурак я, — думал Кускус, сжимая древко копья.
   Идти недолго оказалось. Расположилось войско на краю поля перед речкой. Все рассматривали драккар. Диковинное было судно, с головой дракона на носу, огромное, с прямоугольным парусом. Вскоре ещё три снека подошли — это такие же, как драккар, судёнышки, но чуть поменьше. Норманны стали высаживаться и строиться в боевые порядки. Косматые все, с бородами, в кольчугах, а впереди конунг на коне, закованный в броню из стальных чешуек.
   Топтался, топтался Кускус на месте и, наконец, решился. Помчался он через поле без команды, один в атаку на викингов. Военными делами заниматься ему до этого не приходилось, сил и умений у него почти не было, поэтому бежал он, нелепо размахивая копьём, часто падал на рытвинах, поднимался и снова бросался вперёд.
Любого  наступающего норманны остановили бы стрелами и встретили в топоры, но глядя на толстого, обливающегося потом Кускуса, они смеялись в голос и подбадривали его. Когда он до конунга добежал, тот взмахнул мечом, чтоб одним ударом глупую голову с  плеч  снести, а Кускус в это время споткнулся в очередной раз и упал. Страшный удар Ульфберта у него над головой просвистел. Конунг от неожиданности равновесие потерял. Наш герой поднимался, нелепо копьём ткнул и совершенно случайно попал между панцирем и шлемом в шею норманну. Опытнейший воин, прошедший множество битв, сразивший лучших рыцарей Европы, берсерк, вздрогнул и обрушился, ломая древко копья, придавив собой Кускуса. Норманны оторопели. Всё, что угодно могли они предположить, но только не это.
Горожане, не менее ошарашенные неожиданной победой, кинулись вперёд, преодолевая расстояние до противника.
Кускус, пока выбирался из-под мёртвого конунга, получил страшный удар по голове и потерял сознание.

   Очнулся он в наспех сделанном шалаше. Рядом стонали двое раненых. Видимо, много времени он был в беспамятстве, потому что ухаживали за ними жёны. Меняя повязки, поили водой, шептали слова утешения. Совсем тоскливо сделалось Кускусу.
— Почему так не любит меня моя Филиппа? — сетовал он. — Даже к раненому не пришла на помощь!
Снаружи шатра раздавались голоса. Превозмогая головокружение и тошноту, наш герой выбрался наружу и сел, прислонившись к стенке из плетёных сучьев. Солнечный свет больно резал глаза, а когда он их закрыл, в них долго плавали фиолетовые круги.
Беседовал помощник майордома с командиром ратников.
— Что мне герцогу докладывать? — спрашивал помощник.
— Скажи, чудо случилось, даже не одно чудо. Сначала снеки задержались, викинги преимущество во внезапности потеряли. Если бы они «как снег на голову» нагрянули, взяли бы город с ходу. Потом сумасшедший горожанин на конунга бросился и свалил его. Если бы кролик волка порвал — я бы меньше удивился. Пока викинги в растерянности пребывали, мы смогли поле пересечь, от стрел убереглись. Кстати, этому горожанину два раза счастье выпало. Сначала конунг промахнулся, а когда он из-под него выбрался, случайно снова упал. Боевой топор его краем обуха задел, но мы два дня думали, что мёртвый он. Лежал без движения.
— Про погибших что доложить?
— Одиннадцать мёртвых, четверо раненых, да... Ещё одна женщина из города... имя смешное, поэтому я и запомнил, Филиппа. Когда ей сказали, что муж убит, она схватила хлебный нож со стола и пронзила себе сердце.