Гномы. Война пепла. Глава 22. Железная Воля

Гномланд. Канцбург. Гаррук и Лисбет. 2310г
Над Канцбургом бушевала буря, как кара небесная. Дождь хлестал по крышам домов, смывая копоть с фасадов, превращая мостовые в бурлящие потоки. Вода стекала по водосточным трубам, переполняла дренажные решётки, заливая подвалы и первые этажи. Молнии разрывали небо ослепительными вспышками, на мгновение заставляя витрины магазинов и стёкла броневиков сверкать, как драгоценности. Гром гремел так, будто сам город скрипел под тяжестью своих грехов.
На главном проспекте встали машины — броневики, грузовики, редкие частные автомобили. Движение парализовало. Водители в ярости били по рулю, сигналили, но пробка не двигалась. Люди в промокших до нитки плащах и шляпах бежали по тротуарам, пытаясь укрыться в подъездах. Зонты выворачивало ветром, превращая их в бесполезные тряпки на палках.
У стены булочной прижалась бездомная собака — худая, с мокрой шерстью, слипшейся в жалкие пряди. Она дрожала, скулила, умоляюще заглядывала в глаза прохожим. Но у всех были свои заботы: солдаты спешили в казармы, чиновники — по домам, торговцы спасали свой товар. Никто не останавливался.
Лишь маленькая девочка в синем плащике, которую мать тащила за руку, вдруг замерла.
— Мама, смотри! — она потянулась к собаке, её пальчики разжались в жесте, полном детской жалости. — Она вся мокрая! Давай возьмём её!
— Некогда, — мать даже не замедлила шаг. — У нас и так хлопот хватает.
— Но она замёрзнет!
— Замолчи и иди быстрее.
Девочку утянули под арку, её последний взгляд остался с собакой — такой же беспомощной, как и она сама.
А дождь лил и лил, смывая всё — и грязь, и надежды. Небо, почерневшее от туч, освещали молнии, их слепящие всполохи на мгновение перекрашивали шпили дворцов и мрачные фабричные трубы, чтобы в следующее мгновение погрузить всё обратно во тьму. Гром гремел так, будто небесный кузнец колотил молотом по наковальне мира, а ветер выл в узких переулках, как загнанный зверь, как бездомный пёс у булочной. Дождь продолжал лить как из ведра образуя стремительные реки, которые смывали грязь и копоть, но не могли очистить город от его истинной скверны.
Лисбет сидела в броневике, прижав ладонь к холодному стеклу. За стёклами буря бушевала с той же яростью, что и в её душе. Капли дождя, стекающие по стеклу, напоминали ей слёзы, которых она не могла пролить. Каждая вспышка молнии отражалась в её глазах — холодных, как сталь, но полных невысказанной боли. Броневик с глухим рокотом двигателя замер у чугунных ворот дворца Гаррукшлоссе. Лисбет сидела в салоне, сжимая кожаные ручки сиденья так, что пальцы побелели. Сквозь запотевшее стекло она разглядывала знакомые очертания шпилей и бастионов — каждый камень здесь знал её, каждый стражник когда-то кланялся ей в пояс. Но сегодня она чувствовала себя чужой.
Ярость клокотала в груди, горячая и едкая, как дым от сгоревшего донесения. Провал. Позор. Она — дочь Железного Короля — позволила ускользнуть девочке, ради поимки которой отец отправил её лично. Лисбет мысленно повторяла оправдания: засада была подготовлена идеально, полицейские перекрыли все пути, но… Но они нашли лазейку. И теперь в её досье появится жирное пятно неудачи. Но хуже ярости был страх. Она представила, как войдёт в кабинет отца, и он поднимет на неё ледяной взгляд. "Я доверил тебе простое дело, а ты…" Возможно, он даже не повысит голос — просто развернётся к карте, демонстративно вычеркнув её имя из списка доверенных лиц. А может, усмехнётся, и это будет хуже любых упрёков. "Ты разочаровала меня, Лисбет."
Лисбет на мгновение замерла, и в памяти всплыл давний эпизод — будто молния сегодняшней бури осветила давно забытый угол души. Ей было десять. Зал фехтовальной академии, пахнущий маслом для клинков и потом. Первый открытый турнир среди детей знати. До этого все её спарринги были спектаклем — партнёры поддавались, инструкторы хвалили, а она наивно верила, что действительно хороша.
Но в тот день ей выпал жребий — мальчишка-гремлин, сын одного из отцовских маршалов. Тощий, с горящими глазами и клинком, сделанным не столько из стали, сколько из ненависти. Он не кланялся, не церемонился. Его взгляд говорил: «Я сломаю тебя, принцесса».
Первый удар обрушился на неё, как удар кнута. Она едва успела парировать, почувствовав, как дрожь от столкновения клинков отдаётся в запястье. Второй удар пришёл сразу же — резкий, точный, направленный в незащищённый бок. Она отскочила, но кончик его клинка всё равно оставил на её рубахе рваную царапину.
"Что, папочка не научил держать меч?" — он крутанул клинок в пальцах, демонстрируя явное превосходство.
Лисбет стиснула зубы. Она знала, что все смотрят — генералы отца, другие дети, даже сам Гаррук, наблюдавший с высокого помоста. Она должна была выиграть. Должна была доказать… Но мальчишка не давал ей ни шанса. Каждый его удар был насмешкой. Он не просто фехтовал — он унижал. Его клинок хлестал её по рукам, будто наказывая за дерзость. Он бил несильно, но достаточно, чтобы оставить красные полосы на коже. Раз — по левой руке. Два — по правой. Она пыталась контратаковать, но он легко уклонялся, словно играл с ребёнком.
"Ты даже не заслуживаешь, чтобы я бился с тобой всерьёз," — бросил он, и в его глазах вспыхнуло что-то тёмное. И тогда он сломал её. Один жёсткий удар в плечо заставил её пошатнуться. Второй — подсечка, и она грохнулась на пол, ударившись локтем о деревянные доски. Кровь выступила на разодранной губе. Она попыталась встать, но он уже был над ней, прижимая кончик клинка к её горлу.
"Сдаёшься?" — спросил он тихо, так, чтобы слышала только она.
Вокруг стояла гробовая тишина. Никто не смел даже дышать. Лисбет подняла на него глаза — и увидела не злорадство, а странную, почти болезненную ярость. Он ненавидел её. Не за то, что она проиграла. А за то, что ей всё легко даётся, что ему приходится вырывать зубами с кровью. Она не ответила. Просто сидела, сжимая кулаки, пока пальцы не побелели от напряжения. И тогда он отошёл, презрительно фыркнув, будто она даже не стоила того, чтобы добить.
Она подошла к отцу, рыдая, ожидая, что он прикажет выгнать этого выскочку, лишить семью гремлина званий, состояния… Но Гаррук лишь хмыкнул, потягивая вино, и сказал громко, так, чтобы слышали все:
— Вот наконец-то кто-то показал тебе правду. Теперь ты знаешь, чего на самом деле стоишь. Учись у него.
Маленькая Лисбет тогда не поняла. Она чувствовала только жгучую обиду — не столько от поражения, сколько от предательства. Почему он не защитил её? Почему не возмутился, не наказал обидчика? Только годы спустя она осознала - это был первый настоящий урок отца. Мир не будет подстраиваться под неё. Силу не дарят - её берут.


Броневик простоял у подъезда дворца целых тридцать минут, пока Лисбет собиралась с мыслями. Слуги в ливреях, держа зонты в дрожащих от напряжения руках, выстроились в безупречную шеренгу. Их спины уже заныли от неподвижной позы, но никто не смел пошевелиться — все знали, какое настроение бывает у принцессы после неудачных операций. Когда дверь броневика наконец распахнулась, вся эта застывшая процессия вздрогнула, как единый организм. Лисбет вышла резко, без церемоний, её сапоги гулко шлёпнулись в лужу, разбрызгивая грязную воду на идеально отглаженные штаны слуг. Она даже не взглянула на них — просто пошла вперёд, сквозь стену дождя, будто не замечая непогоды.
Слуги бросились следом, наперебой пытаясь укрыть её зонтами, но Лисбет шла слишком быстро. Они путались в собственных ногах, толкали друг друга, зонты сталкивались с глухим стуком. Один из младших лакеев, слишком рьяно бросившийся вперёд, поскользнулся и рухнул лицом в грязь прямо перед принцессой. Она перешагнула через него, даже не замедлив шаг. По бокам, как живая стена, стояли гвардейцы в непромокаемых плащах-палатках. Их лица под капюшонами были непроницаемы, но глаза провожали принцессу — кто с опаской, кто с едва уловимой насмешкой. Они выстроились в два безупречных ряда, образуя коридор до самых дворцовых дверей. Ветер трепал полы их плащей, а дождь стучал по стальным каскам, но ни один не дрогнул.
Лисбет шла сквозь этот живой тоннель, чувствуя, как её мокрые волосы прилипли к щекам. Где-то в глубине души ей хотелось обернуться и крикнуть всем этим людям, чтобы они оставили её в покое. Но она лишь сжала зубы и ускорила шаг. Двери дворца распахнулись перед ней, поглотив её, а затем захлопнулись, отрезав от внешнего мира. Гвардейцы медленно расходились. А буря над Канцбургом бушевала всё яростнее, будто отражая то, что происходило в душе принцессы.
Переступив порог дворца, Лисбет вдохнула знакомый аромат — смесь лакированного дуба, воска и густого табачного дыма. Сегодня воздух был особенно насыщенным: король собрал Военный совет, а значит, каждый генерал и маршал усердно дымил своей трубкой, будто соревнуясь, кто устроит больше смога. Дым висел сизой пеленой, клубясь под потолками и напоминая выхлопы дизельных харвестеров на парадах.
Не сбавляя шага, Лисбет прошла через анфиладу залов. Её свита едва поспевала, шурша мундирами и стараясь не отстать. По пути они миновали недавно установленные лифты — новшество, которым Гаррук особенно гордился. У массивных дубовых дверей лифтов стояли два часовых в парадной форме, их лица неподвижны, словно вырезаны из того же дуба, что и панели.
Поднявшись на верхний этаж, Лисбет оказалась в просторном холле перед дверями Главного зала. Здесь она на мгновение остановилась, сглатывая ком в горле. По обе стороны от массивных дверей, украшенных гербом Дома Гаррука, замерли ещё два часовых. Их стальные каски блестели в свете газовых рожков, а взгляды были устремлены в пустоту — они смотрели сквозь принцессу, будто она была лишь частью интерьера. Позади Лисбет её эскорт и слуги выстроились вдоль стен, застыв в почтительном молчании. Тишина была такой густой, что слышалось лишь потрескивание дров в камине да мерное тиканье маятниковых часов в дальнем углу.
Оба часовых синхронно потянулись к бронзовым ручкам дверей, но Лисбет резко подняла руку, останавливая их. Внутри бушевала буря - ярость от провала смешивалась с холодным страхом разочаровать отца. Дверь распахнулась с глухим стуком. Тронный зал предстал перед ней как дымное пекло. Густой табачный туман клубился под сводами, сквозь который едва проглядывали лица генералов. Гул голосов, секунду назад заполнявший помещение, оборвался на полуслове. Десятки пар глаз уставились на неё, а толпа военных расступилась, образуя узкий проход к трону.
На возвышении, словно выкованный из самой тьмы, восседал Гаррук. Его боевая броня - "Малый Пожинатель" - сверкала полированной сталью, каждая пластина точь-в-точь повторяла формы легендарного харвестера. Хотя, если быть точным, это машина копировала его доспехи, а не наоборот. Лисбет прошла сквозь молчаливый коридор из генералов. Её шаги гулко отдавались по мрамору. Подойдя к самому подножию трона, она щелкнула каблуками, встала по стойке "смирно" и сделала чёткий поклон головой - не раболепный, но исполненный уважения.
— Они направляются к Чёрной Крепости, — голос Лисбет звенел, как отточенный клинок. — Я приказала перевести туда её няню.
Гаррук медленно поднялся с трона. Механизированный доспех зашипел, выпуская клубы пара через вентиляционные клапаны. Стальные пластины скрипели, адаптируясь под его движения.
— Ты уверена?
— Она дочь своего отца, — Лисбет усмехнулась, и в её глазах вспыхнуло что-то хищное. — Они все как под копирку — сентиментальна до глупости. Пойдёт выручать старуху, как благородная героиня.
За высокими витражными окнами, на плацу перед дворцом, выстраивались в боевые порядки тяжёлые транспортные харвестеры. Десятки машин, их стальные корпуса блестели под дождём, как мокрая чешуя. Войска грузились в десантные модули, техники проверяли системы. Всё было готово к маршу.
— Дай мне Первый ударный, — Лисбет сделала шаг вперёд. — И «Пожинателя».
Тишина в зале стала гуще. Даже генералы, видавшие виды, переглянулись. «Пожинатель» — не просто машина. Это оружие Судного дня, прототип, который ещё ни разу не выводили за пределы испытательного полигона. Гаррук замер.
— Он не испытан в бою...
— Тем лучше, — Лисбет не моргнула. — Пусть крепость станет его испытательным стендом.
Король медленно обвёл взглядом зал, изучая лица генералов. Потом раздалась его команда, обрубленная, как выстрел:
— Все — вон. Лисбет — остаётся.
Генералы покорно потянулись к выходу. Последний из них, старый маршал Торк, на секунду задержался в дверях, бросив на принцессу взгляд, полный немого вопроса. Затем дверь захлопнулась с глухим стуком.
Гаррук снял корону. Его лицо, иссечённое шрамами и глубокими морщинами, было непроницаемо.
— Есть вещи, о которых не должен знать никто, — его голос стал тише, но от этого только опаснее. — Даже они.
Лисбет выпрямилась, чувствуя, как холодок пробегает по спине.
— Я клянусь молчать, отец.
Гаррук подошёл к окну, теребя в руках корону, глядя на готовящуюся к выступлению армию.
— Чёрная Крепость — не просто тюрьма... — он обернулся, и в его глазах вспыхнуло что-то, что заставило Лисбет невольно сглотнуть. — Там есть кое-что. Что может изменить всё.
Дождь за окном усилился, ударяя по стёклам, будто пытаясь проникнуть внутрь, услышать то, что не предназначалось ни для чьих ушей. Гаррук медленно провел рукой по лицу, словно стирая с него маску. Когда он заговорил, его голос звучал непривычно глухо, почти человечно:
— В ту ночь... когда мы взяли родовой замок... — Он сделал паузу, его взгляд утонул где-то в прошлом. — Фридрих сидел на троне. С короной в руках. Как будто ждал меня.
Он резко повернулся, механизированный доспех зашипел, выпуская клубы пара.
— Его гвардейцы встали стеной. Мы рубили их... час, может два. Пол стал липким, как после бойни. Когда последний упал, Фридрих поднялся.
Гаррук замер, его пальцы непроизвольно сжали корону.
— Он говорил о чем-то... о судьбе, о том, что власть — это проклятие, пусть рухнут короны, ибо они - лишь позолоченные могилы... — Король махнул рукой, отбрасывая воспоминания. — Потом он мне протянул корону. "Возьми, брат, раз ты так жаждешь этого бремени...". И... уронил.
В зале стало так тихо, что слышно было, как дождь стучит по витражам.
— Она покатилась ко мне. По пролитой крови его стражей. — Гаррук внезапно резко повернулся к дочери. — И знаешь что? В тот миг я понял, что не могу его убить.
Лисбет замерла. Она никогда не видела отца таким... уязвимым.
— Детские обиды — они остаются в детстве, — прошептал он. — Но остановиться было нельзя. Я приказал связать его, укрыть плащом... Вывезти через черный ход. В Чёрную крепость.
Он сделал шаг к Лисбет, его доспех скрипел при каждом движении.
— Об этом знали только трое гвардейцев. Их уже нет в живых. А в крепости... он сидит без имени. Под охраной немых стражников. Тех самых, что я поставил восемь лет назад.
Гаррук схватил Лисбет за плечо, его пальцы вдавились в кожу сквозь ткань мундира.
— Поэтому ты должна поспешить. Если Агата доберется туда... если узнает...
Он не договорил. Но Лисбет поняла. Это не просто побег наследницы. Это угроза всей тщательно выстроенной лжи.
— И с «Пожинателем»... подумай хорошенько, — в его голосе вдруг прозвучала неожиданная нота, почти отеческая забота. — Технология сырая. Может выстрелить тебе в спину в самый неподходящий момент.
Лисбет замерла, чувствуя, как жар стыда разливается по щекам.
— И главное, — Гаррук поднял палец, — не облажайся, как в прошлый раз. Нам это дорого обошлось.
— Да, отец.
Она резко развернулась на каблуках, так что полы её мундира взметнулись. Дверь захлопнулась за ней с таким грохотом, что дрогнули витражи. В коридоре толпа генералов тут же ринулась к ней с вопросами, но Лисбет одним взглядом остановила их:
— Что вы тут столпились, как стадо баранов?! Расступитесь!
Генералы шарахнулись в стороны, прижимаясь к стенам. Лисбет прошла сквозь этот живой коридор, не удостоив никого взглядом. Её шаги гулко отдавались по мрамору, сливаясь с ударами сердца.
Гаррук остался стоять у окна, наблюдая, как его дочь стремительно пересекает двор. Дождь хлестал по стёклам, искажая очертания её фигуры.
— Ну что ж, — пробормотал он, — Покажи мне, на что ты способна.
Где-то вдали уже заревели двигатели харвестеров, готовых к маршу. Игра входила в решающую фазу.