Салон желаний. 1

Набросок новеллы в стиле мистического нуара

Вступление . Город на грани

Где-то в самом сердце Европы, стоит город, затерянный между картами и легендами,  имя которого забыто в учебниках и затирается на старых табличках. Его не найти на железнодорожных маршрутах, но те, кто однажды сюда попал, редко возвращаются назад — а если и возвращаются, то уже другими.

Город, будто застыл между эпохами: уличные фонари ещё горят газом, но на окраинах уже дышат паром первые машины. Старинные особняки с обрушенными балконами соседствуют с заводскими трубами, отравляющими небо, и всё это сплетается в один непрекращающийся сумрак.

Здесь время не течёт — оно капает, как вода из ржавого крана. Никто не знает, сколько сейчас лет: одни ходят в цилиндрах, другие — в промасленных комбинезонах, и никто не удивляется. В этом городе всё покрыто пылью вечного "почти": почти светло, почти живо, почти весна. Здесь даже дождь не проливается, а зависает в воздухе вязкой дымкой.

На каждом углу — слухи. О девочке, что родилась с зеркалами вместо глаз. О полицейском, исчезнувшем в тени собственного фонаря. О доме, в который ведёт только один вечер, и каждый раз — другой. Люди здесь шепчутся и смотрят себе под ноги. Говорят, что город живёт, пока в нём живут желания.

На самой границе Старого Квартала, в переулке, которого нет на картах, есть малоприметная вывеска: "Салон Желаний". Никакой рекламы, никакого света, только старая латунная ручка двери и запах ладанника, плывущий сквозь щель. И если ты туда войдёшь — тебя уже ждут.

В этом городе желания не исполняются просто так. За каждое — поступок. За поступок — судьба. Чужая или своя, разве это важно?

Глава первая: "Желание №1 — Найти потерянную любовь"

Её никто не видел дважды в одном и том же наряде — но всегда в чёрном. Мадемуазель Лира двигалась, как дым: мягко, бесшумно, будто не ступала по полу, а скользила по поверхности мира, которому давно перестала принадлежать.

Её лицо скрывала тонкая кружевная вуаль, затягивавшая черты, как туман скрывает берег, и лишь глаза, влажные, глубокие, как омут, были всегда видны — глаза, в которых отражались чужие желания, будто она уже знала их прежде, чем их произнесут.

Салон был её телом.
Каждый аромат, каждая тень, скрип паркета под ногами — продолжение её воли.
Здесь время текло по-другому, подчиняясь её дыханию.
Никто не знал, откуда она появилась, и все, кто пытался спросить, забывали свой вопрос сразу, как только встречали её взгляд.
Сегодня она ждала.
Мужчина, которого должны были привести, опаздывал на двадцать лет.
 
Он вошёл в салон с лёгким запахом алкоголя и стёртых нот мускуса — как человек, давно и бесповоротно потерявший главное.
Ему было около сорока, но усталость висела на нём, как чужой плащ — тёмный и мокрый.
Руки дрожали.
Он снял шляпу и долго мял её в пальцах.

— Оскар, — сказал он, будто сомневался, своё ли это имя.
Лира кивнула и жестом указала на кресло напротив камина, где огонь не грел, а скорее освещал, оттеняя морщины и следы прожитой жизни.
— Ты пришёл не просто так, — сказала она. Голос был спокойным, как шелест бумаги. — В тебе играет музыка, но звучит она на кладбище. Говори.

Оскар замолчал на минуту. Он смотрел в пламя, как будто там, в колеблющихся языках огня, мог найти слова, которых давно не произносил.
— Я хочу вернуть её, — наконец выдохнул он. — Адель. Та женщина... та, которую я... потерял.

Он не произнёс: «предал».
Но Лира знала.

Она медленно подошла к шкафу, откуда извлекла тонкую коробку, покрытую чёрной кожей. Изнутри — ничего, кроме листа бумаги и маленького ключа. Она положила их перед ним.

— Желание принято. Ты найдёшь её. Но сначала — плата.
— Деньги?
— Нет, Оскар. Ты должен совершить действие. Только оно имеет вес.
— Что нужно?

Она улыбнулась, как улыбаются те, кто давно не видит в людях ничего нового.
— Завтра ты зайдёшь в здание редакции на Линденштрассе. Поднимешься на третий этаж. Найдёшь человека по имени Томаш Вайгель. И скажешь ему, что уволен. Без объяснений. Без предупреждения. Просто скажешь — и уйдёшь.

Оскар замер.
— Я... я даже не знаю, кто это.
— Это не имеет значения, — мягко ответила Лира. — Он не знает тебя. Но его судьба — узел, который ты должен развязать, чтобы получить свою.
— А если я откажусь?

Лира посмотрела на него долго, и в этом взгляде была не угроза — приговор. Как тиканье часов, которых никто не заводил.
— Тогда ты потеряешь не только её. Ты забудешь, что она существовала.

Оскар встал. Руки дрожали сильнее.
— Завтра, — сказал он глухо. — Ладно. Завтра.

Он не заметил, как в зеркале в углу мелькнуло отражение женщины — той самой, с короткой стрижкой, в белом пальто.
Она смотрела на него с грустью.
Но когда он обернулся — никого уже не было.
 
В тот вечер в городе пошёл туманный дождь, и, пока Оскар шагал сквозь него, улицы казались нотным станом, на котором чья-то неведомая рука писала симфонию судьбы.