Живое- живым

В семье Сусликовых случилось горе. Большое горе. Умер муж Зинки Гошка, он же глава семейства, как величал себя сам. Никто не ждал, не ведал, а вот… Жизнь быстротечна, а человек– существо хрупкое. И ведь не стар ещё. Всего-то пятьдесят исполнилось. Отметили только, отгуляли и … Всё. Попал в развеселом состоянии прямо под машину.
–Ничего не поделаешь, – склонив голову, вещал Гошкин дружок Петька. Он стоял в компании соседей, ожидающих выхода новоиспеченной вдовы, – когда-то и с нами произойдет… Так уж устроено…, – принялся философствовать он.
–И неправильно устроено! –подсуетился вихрастый Колька. Он был ещё молод, сновал, словно живчик, от группы к группе, слушал и бросал реплики.
–Как же надо-то? – прошамкал дедок Ваня. –Это где же все поместятся-то тогда, если помирать не будут? –удивлялся он. –Столько-народу-то?
–А чего? – Колька взбугрил свои вихры, отчего стал казаться ещё моложе. –Настроить можно небоскребов с лифтами и живи, да радуйся.
–А ежели на улицу захочется выйти? – продолжал изумляться дед. ––Тогда как? Толкотня –то какая получится.
–Ну и выйдут… По очереди…, –не успокаивался Колька.
–Ладно вам, – шикнула на них бабка Марья, – сказочники. Вы куда пришли? На похороны? Вот и стойте чинно, а чушь не мелите.
На секунду всё стихло. Но люди –есть люди. К тому же живые. А потому и поговорить хочется. Беседа продолжилась, но все с нетерпением поглядывали на дверь подъезда. Все ждали выхода Зинаиды.
–Уж быстрее закончилась бы эта канитель! – шепнул дедок, а там…
–А что там? – заинтересовался Колька.
–Цыц! Не встревай во взрослые разговоры, – Петька дернул молодого за вихор, но всё-таки снизошел до пояснения, – потом поминки будут. Усёк?
–Усёк, – кивнул Колька, – что уж тут непонятного? Всем хочется вкусно покушать, выпить, да и забыть…

А Зинаида тем временем тщательно готовилась к выходу. Новое темненькое платьице наконец-то дождалось своего выгула. Оно изумительно сидело на пышной фигуре хозяйки, этой полногубой, полногрудой дамочки. Зина прошлась по комнате, мимоходом глянула на портрет мужа и, не удержавшись, показала язык.
–Всё! Отмучил ты меня, ирод окаянный! Достал своими пьянками и гулянками. Теперь замуж снова выйду… Или не выйду? – тут она неожиданно всхлипнула. –А вдруг не выйду? Что же тогда? Мне одной куковать что ли? Это ты виноват! Ты! –она погрозила пальцем портрету.Ей так стало жалко себя, что она разревелась, – вот уже и плачу. Хотя это как раз кстати, –она хихикнула, а то подумают, что я черствая, даже мужа оплакать не могу. А теперь…Теперь глаза наверняка покраснели, – она глянула на зеркало, которое было занавешено темной тканью. А взглянуть на себя ой, как хотелось, да и не просто хотелось, а была необходимость подобрать достойное выражение лица, – а! – она махнула рукой, – если душа Гошки и застрянет из-за этого между мирами, ничего не случится, а я как-нибудь переживу, – и Зинаида, чуть-чуть отодвинув ткань, приступила к очень важному делу. Она примеряла к лицу выражения так, словно искала подходящую маску. Наконец, уголки губ опустились, глаза затуманились, – вот и хорошо, – решила, – можно выходить.


–Идет, – наконец, оповестил вездесущий и узнающий всё раньше всех Колька.
–Чего ты? Ай, по шагам узнал? – прошамкал дед Ваня.
– А то! Я же охотник! – с готовностью возвестил Колька.
–Охотник…, – прошелестела бабка Марья. –Знамо, какой охотник… за девками, –и она хихикнула. Соседи, друзья тоже заулыбались, забыв о серьёзности ситуации. Но та же бабка цыкнула на них, –ну-ка угомонитесь, окаянные. Вы, чай, не на свадьбу пришли.
И люди засовестились, принимая чинный вид. Бабку в доме уважали все.
 Зинаида вышла и, вспомнив свои грустные мысли, посетившие её в комнате, зарыдала, припав к крепкой груди Петьки. Он оказался ближе всех, да и, что там говорить, мужчина ещё хоть куда. Но такого нахальства стерпеть не могла Настасья– жена этого самого Петьки, крупная, сдобная, точно булка из пекарни, горячая на слово и руку дамочка. Она тут же подступила к Зинаиде и, оттеснив её могучим плечом, возвестила басом, – ещё мужа в землю не опустила, а уже к чужим мужикам ластится.
–Это кто же ластится?!– воткнув руки в крепкие бока, возмутилась Зинаида. –Как же! Нужен он мне, как зайцу телефон.
–Ну вот и не трись тут, – Настасья уцепилась за руку мужа хваткой зрелого бультерьера.
Чем бы всё закончилось, понятно всем, и все, опять забыли, по какому поводу собрались, окружили скандалисток.
И опять на сцену вышла бабка Марья.
–А ну цыц! И в автобус марш, – скомандовала она.

Дальше всё шло, как и должно быть у добропорядочных людей. Соседи и друзья постояли с траурными лицами, побросали по горсточке земли вниз, Зинаида, как и положено горюющей вдове, порыдала, повалялась на холмике. При этом, не забывая наблюдать за народом. А что? Надо же знать, кто скорбит, а кто и так просто зашел. Неожиданно она заметила совершенно новое лицо. Это лицо было совсем незнакомым, прямо инородным каким-то. Дамочка лет тридцати стояла неподалеку и даже не пыталась надеть на себя, приличествующую такому важному моменту, маску. Она просто стояла, как потерявшийся кем-то одинокий башмак среди улицы, равнодушно смотрела и, казалось, чего-то ждала.
–Может, заблудилась дамочка, – подумала Зинаида, поднимаясь с земли с помощью Кольки, -а…да ладно, не до неё сейчас.

И вот они, наконец, в кафе.  Начиналось самое важное в этот день событие– поминки. Все присутствующие, с нетерпением ожидавшие именно этого события, оживленно заговорили, задвигали стульями, усаживаясь. А что? Они люди живые, дань отдали, а теперь надо совершить ещё один важный в этот день обряд и …тогда уже можно и не вспоминать Гошку. Пусть себе спит спокойно, ему теперь спешить некуда, да и не каплет над ним. И почти каждый из них радовался, поднимая очередную рюмку и думал:
–Тьфу-тьфу, хорошо всё-таки, что там Гошка, а не я…
Постепенно все расслабились, лица стали мягче, речи более раскованные. Да, что там говорить зря! Все вдруг возрадовались, что живы, сидят в уюте и тепле, и водку трескают. Нет, конечно, до песен дело не дошло, да и до танцев тоже. Чтобы вы не думали, а люди собрались все благородные.  А вот анекдоты…То да. Были. Чего уж греха таить? Да и смех время от времени доносился. Сначала, правда, скромный. Так…смешки отдельные, а потом…всё смелее, веселее, будто забыли, по какому поводу пришли. А что? Может и забыли.
–А чего ж, – философствовала мысленно Зинаида, наблюдая за нарастающим оживлением, – живое– живым. И это правильно, – мысли, точно бабочки взлетали и тут же разлетались в разные стороны. Она честно пыталась их собрать, но никак не получалось, – это нервное, –решила вдова.
Она и сама вместе со всеми пила и ела, но в какой-то момент взор её пробежал по знакомым лицам, ища очередного выражения сочувствия и…наткнулся на ту самую молодую особу с кладбища. Ну и наглость!
–Да кто же это такая?! С какой стати она нарисовалась на поминки? – мысли, словно стая ворон, всколыхнулись и поднялись темной удушающей волной. Надо было что-то делать. И Зинаида, поднявшись со стула, направилась к неизвестной особе, невесть как затесавшейся в приличное общество. Её слегка штормило то ли от выпитого, то ли от пережитого. А, может быть, в легком предвкушении маленькой встряски. А чего? Всю жизнь что ли скорбеть? Надо бы и отвлечься от горьких дум о своей неизвестной пока доле.
Надо сказать, на новоиспеченную вдову даже и внимания никто не обратил, что задело Зинаиду так сильно, будто шило вонзилось в самое сердце.
–Ну, я припомню вам, соседи дорогие. А ещё называются друзьями, – прошелестело в голове и тут же погасло, ибо перед ней была цель, цель важная и самая нужная в этот момент. Это та самая девица, что спокойно восседает на стуле, точно на троне, и лопает, да ещё и куда –то вниз что-то складывает. Ого! Вон и бутылка туда же поплыла, – что это? Обман зрения, мираж? –Зинаида тряхнула головой, прогоняя все ненужные видения. В голове слегка прояснилось, и она продолжила путь, который казался ей нескончаемым. –Это, наверное, из-за переживаний, – мелькнуло и тут же погасло.
Наконец, испытание ходьбой закончилось. Зинаида, покачиваясь, будто её колыхало ветром, встала перед дамочкой ухватилась за стул:
–Пойдем выйдем.
–Это зачем? – удивилась дамочка.
–Пойдем, –стояла на своем Зинаида, –поговорим.
–Потом, –отмахнулась та, –я ещё не всё…, – она не успела продолжить, а, может, просто вовремя прикусила язык, а вдова уже дернула её за руку, протянувшуюся за очередной порцией салата.
–Ты кто такая, чтобы туточки сидеть? – Зинаида была грозна, как орангутанг, стремящийся защитить свою даму.
–Кто-кто … Надя. Любовница я евонная! Вот кто!
–Кто-о?! –Зинаида повысила голос. – Я значит его тут хороню, можно сказать, оплакиваю, а тут… любовница! Люди добрые, вы только посмотрите на эту наглую ф-фрю!
Гомон за столом начал стихать.
–Ого! – заметил Колька, наливая себе в рюмку ещё подкрепление. – Что-то ин-ин-, – он икнул, и, наконец ему удалось выговорить, –интересненькое намечается.
–Тс-с..,– зашикали на него, – не мешай...,– Петька больно ткнул Кольку в бок,–  ведь самое настоящее кино сейчас будет. Я Зинку знаю…
–И как это интересно, ты её так хорошо узнал? –встряла Настасья, наливаясь кумачом, словно тряпка перед быком на корриде.
–Не бери в голову, –Петька на всякий случай отступил от женушки. Знал ведь, что она скора на руку. Ещё и фонарь подвесит. И как это он не обратил внимания, что она тут уши развесила, что-то ведь будет…
И Настасья замолчала, обратившись в слух. И правильно, и хорошо. Со своим ненаглядным она успеет разобраться. Дома.

А тем временем Зинаида раскочегарилась, и стала похожа на доменную печь, в которой собирались варить сталь. Глаза метали искры, руки сжались в кулаки, а они у неё были похожи на боксерские перчатки, и наступала, не обращая внимания на присутствующих. А чего на них оглядываться-то? Свои люди.

–Это ты что? Материшь меня?!–изумилась Надя.
–Я пока не матерю, а говорю, что ты наглая и подлая фря! Вот! Русского языка не знаешь. Невежа! И что это мой Гошка в тебе нашел ?! Чувырла! Ни кожи, ни рожи, всё туда же…в любовницы лезет, – распалялась Зинаида всё сильнее, –ну я тебе покажу сейчас, где раки зимуют! –и она, не теряя времени даром, вцепилась в кудреватую гриву обидчицы и принялась ту трепать так, что у Нади слезы выступили. А Зинаида ещё и кулаком в глаз зафитилила.
А этого уже стерпеть дамочка не могла.
–Ой, спасите –помогите! – подняла крик она, но в долгу не осталась. И отвесила увесистую затрещину обидчице.
–Ох, ты! Ну даёт! – восхитился Колька, потирая руки от удовольствия. – Это ж надо, как она отвесила –то… А ведь тоща, как кащей…Да. Ну бабы!
–Тихо! – рявкнула Настасья. – Не даёшь послушать.
Никто из болельщиков не вступился ни за ту, ни за другую. Наоборот, устроили настоящий тотализатор.
А там …Драка была в самом разгаре, когда слово взяла бабка Марья. Она говорила веско, не очень громко, но почему-то её услышали. Отвесив каждой из дам клюкой хороший удар по спине, молвила:
–Всё! Хватит! Покалечили уже друг дружку достаточно.
И правда, у обеих фонари на лицах затеплились, блузки-платья пуговицы свои утратили, да и много чего ещё случилось. Зинаида вдруг захромала, а Надя руку держала так, словно младенца баюкала, – ещё поубиваете друг дружку, – хмурилась бабка Марья.

Все разочарованно стихли. Получалось, что победительницы –то и нет вовсе, хоть Зинаида и рвалась в бой.
–Да, успокойся ты! –переводя дыхание, рявкнула Надя. – Да не знала я твоего мужа. Совсем не знала… Только вот на фото и увидела первый раз. И он мне даже и не понравился. Вот!
–Не любовница? – рот Зинаиды сам по себе распахнулся так, что можно было сосчитать, сколько зубов отсутствует. –А кто же тогда? Зачем ты здесь?
–Зачем-зачем? –ворчала Надя, поглаживая руку. – Медведица ты! Вот кто! Руку поранила мне.
–Заслужила, – буркнула Зинаида. Она даже не обратила внимания на то, что бывшая соперница её оскорбила при всех. Раньше бы она не стерпела, а теперь была очень заинтересована в продолжении беседы, – так, кто ты?
–И правда, колись, кто такая и зачем нарисовалась здесь, –веселился Колька.

–Вот пристали. Всегда всё хорошо было, а здесь… Жмоты какие, – Надя даже всхлипнула.

–Но-но, выбирай выражения! – Зинаида даже топнула, –пришла не пойми кто, лопает, пьет на халяву, ещё и возмущается.
–Братцы! –тут вездесущий Колька выудил пакет из- под стула, на котором ещё недавно восседала непонятная гостья. –Вы только посмотрите!
–Не тронь! – заверещала Надя. –Моё! Ты не имеешь права!
–Имеет! Ишь ты, как заголосила, – встряла Зинаида, – знать рыльце-то в пуху, – злорадствовала вдова, –имеет! Я здесь хозяйка. И, –обратившись к Кольке, добавила, – давай, Колян, открывай!
Но не успел он сделать это аккуратно, так сказать, цивилизованно, ринулась к нему Надя, ухватилась за пакет и рванула на себя. А он…Возьми, да и порвись вот так запросто. А оттуда, как из волшебной шкатулки, посыпались колбаса, сыр, рыбка соленая и даже бутылка водки. В общем, почти все понемногу из продуктов, находившихся на столе, перекочевало в пакет этой чужачки. И даже оказалась там бутылка водки.
–Ну, ваще!– Колька аж задохнулся от негодования.  Да и кто бы стерпел подобную наглость?!
Толпа зароптала и стала приближаться к Надежде. И, не вмешайся бабка Марья, к синякам и ушибам, полученным в сражении с Зинаидой, неизвестно какие бы потери дамочка ещё понесла. Бабка Марья стукнула своей клюкой об пол и заставила всех замолчать, и остановиться, но Зинаида была так разгневана, ну просто кипела вся, как вода в котелке над костром, так возмущена, что не послушалась. Она подлетела к Надежде, опять ухватилась за её волосы и принялась верещать так, что все уличные собаки должны были, услышав её, разбежаться, поджав хвосты.
–Ты чего это, мерзавка такая, не получилась мужа моего заграбастать, так решила разорить меня, продуктами моими попользоваться?!– вопила она, – да и водкой не побрезговала…
–А чего брезговать-то?!– отбивалась Надежда. –Да отстань ты уже! Люди добрые, – выкрикивала она в промежутках между тумаками, уймите её!
И опять бабке Марье пришлось вмешаться.  Снова той же клюкой она принялась охаживать обеих дам, мужчины ринулись на подмогу и растащили.
–Всегда хорошо всё было, а тут…,–бурчала Надежда, вытирая кровь, текущую из носа,–знала бы такое дело,другие похороны нашла.
–Чего-о? –послышалось со всех сторон. –Зачем их искать? Да, она ненормальная! – разноголосо шумели, присутствующие на представлении, люди.
–Нормальная я! –обиделась Надя. –Ещё нормальнее всех вас буду.
–Рассказывай! – потребовала бабка Марья, усаживаясь на, услужливо пододвинутый кем-то, стул. А чего? Не молоденькая, чай, была уже, да и ответственность большую взяла на себя, а она…сами понимаете, тоже на плечи давит. Стоять-то тяжело. –Зачем ты здесь?
–Да я безработная ведь…А кушать хочется, да и выпить иногда с друзьями … Что я не человек разве?
–Так иди работать, –загудели со всех сторон.
–Не могу, нельзя мне.
-Это ещё почему? – как настоящий следователь, допрашивала бабка Марья.
–Почему?!—эхом отзывалась толпа.
–Как вы не понимаете?! Это же надо рано вставать, ходить каждый день и на целый день… Вот! А я устаю…
–Так ты же молодая, – изумился Колька, встрявший в диалог.
–И что такого? Я –нежная. Мне надо высыпаться, чтобы сохранить молодость и красоту.
–Да уж, красавица на все сто, – опять подал голос Колька.
На него цыкнули.
–Ну, а дальше? –продолжила бабка Марья.
–А чё дальше? – швыркнула носом Надя. –Хожу на кладбище, хорошие цветочки собираю с могил, продаю, а продукты, если оставляют, себе беру. По поминкам езжу. Люди ведь в горе и не замечают, а я поем, да и с собой возьму… А чего? Не обеднеют.
-Ну и дрянь же ты! Халявщица!–вмешалась, молчавшая до сих пор, тихая, спокойная молодка Анфиса.
И эти слова послужили сигналом к действию.
–И чего смотрим?!– Колька вылез на передний край. –Гнать её!
Люди, уставшие от стояния, обрадовались такому кличу. Начиналась движуха.
–Тихо! –бабка Марья стукнула клюкой об пол.
–А чего гнать-то?– воспользовалась наступившей тишиной Надя.– Сама уйду. Только…Только хоть водку-то отдайте.
Толпа взревела, но… Надо сказать, бить не били, ведь люди все благородные, с достоинством. Просто вытолкали за дверь. И, возбужденные, вернулись к столу. После такого стресса требовалось восстановить силы.  И опять пели-ели, радовались тому, что живут. А о событии, приведшем их сюда, благополучно забыли. А зачем помнить-то так долго? Живое- живым.