Твоя голова у меня на плечах

“Весь мир населяют собаки…”
Игорь (Егор) Летов, 26.03.2003.

Зайдя в Благовещенский храм на Пречистенке, и пройдя несколько шагов внутрь, он увидел краем глаза надвигающуюся на него тень. То была тётя неопределённого возрасту. И вот она приказным тоном спросила: “Не хотите ли вы снять головной убор?”. Остановившись и несколько секунд поразмыслив, Илья Валерьянович выписал непрошенному советчику весьма смачную затрещину, так что и косыночка… или чапец… (тут уж не разобрать) на барышне перекосилась и несколько съехала к плечам.

“Не время вступать в разговоры” - подумал он, продолжая шагать дальше. Хотя, если разобраться, то стоило бы пояснить невежде, что головной убор мужчина снимает в храме, как раз ради того, чтобы подчеркнуть свой более высокий статус относительно женщины, но никак не ради подчинения еёным приказаниям. Но разве эта рабская сущность в косынке, привыкшая жить в подчинительно-повелительной парадигме бытия, способна к рассуждениям? Нет, не до неё мне нынче.

– Отец Нектарий на месте? - произнёс Илья Валерьянович подходя к привратнику, ошеломлённому от видения происходящего.

– Доложи. Я по важному.

От радости того, что можно поскорее покинуть место происшествия, трусливый привратник мигом испарился.

Открылась возможность немного побыть наедине с мыслями. Тем более, что баба в косынке, опешив от затрещины, уже со всех ног неслась на поклон к деревенскому старосте Игнатию Лапейникову, толком сама не понимая - что же её подвигло бежать именно туда.

Не стоит обвинять людей за их слепоту и недальновидность, - рассуждал в мыслях Илья Валерьянович, ожидая аудиенции. Ведь по сути это популяция “духовных мертвецов” по словам самого Спасителя. Он давно для себя отметил, что обращение с ними должно быть именно как с мертвецами, потому-что при ином более очеловеченом с ними обращении, они начинали видеть в тебе жертву; то есть ты попадал в поле их видимости и они уже могли тебя видеть, лицезреть, соответственно и атаковать. А потому, как ничего иного кроме как “атаковать” не входило в их зомбячью программу поведения, не оставалось иного выбора как по возможности просто игнорировать их видимую, кажущуюся, мнимую человечность, вот и всё.

И вот сейчас, от встречи с нахальной бабой, ему припомнился существенный эпизод из его интеллектуальной биографии. Однажды вечером Илья Валерьянович взмолился следующим образом: “О всемогущий Господь, дай мне почувствовать то, как видят эту жизнь, этот мир рядовые обыватели”.

– “Вспомни себя в раннем детстве, - пришло на ум ему нечто вроде откровения. Ведь для тебя не существовало ничего. Вообще ничего… а лишь единый сплошной, смазанный “поток бытия”. Как будто бы на единый большой холст накидали событий густыми мазками красок и размазюкали ладонью по всему холсту, смешав их все вместе в причудливую тарабарщину.

Вспомни! Ведь для тебя в том состоянии не было разделений на белое и чёрное, благо или худо. Не существовало стратегий, не было никакого понимания обоснованности событий на два, на три шага вперёд. Не было так же и того, что называют рефлексией, то есть осмысления двух-трёх “шагов” и происшествий назад во времени. О нет! Ничего этого не было. Был лишь сплошной хаос. И в этом хаосе ты как зверь вычленял рефлекторно либо опасность, либо объекты для манипуляций в зависимости от твоего настроения вплоть до игривого насилия”.

И вот, сидя в храме и размышляя, он поймал себя на том, что ему вдруг вспомнился бабушкин дом на краю деревни вблизи железнодорожной насыпи, который частенько трясло от проходящих составов. К чему бы это? Да, человечья природа непостижима. Как по глубине падения, так и…

И да, он смотрел на жизнь теперь иначе, нежели чем в раннем детстве своего существования. Теперь же Илья Валерьянович видел каждого такого человека находящимся как бы в переносной клетке. И в этом свете вполне ясны были слова Спасителя о том, что “познай истину и она сделает тебя свободным”, так как каждый этот человек не мог выйти за рамки коварной, еле различимой клетки. Его не выпускало из евоных персональных оков многое: кого-то тщеславие, кого-то злобливость, кого-то зависть, или трусливость, или же похотливая составляющая естества, а кого-то и банальная алчность. Но тем не менее, никто из них не в состоянии был выйти на свет! Никто из них не мог поступать свободно, не соотнося со своей внутренней испорченностью каждый порыв внутриутробного душевного движения. Просто радоваться, просто жить, просто творить и созидать… о нет! Для данных существ это была недопустимая роскошь. Для себя Илья Валерьянович давно определил, что “люди” - это те, кто заботиться о благе ближнего, сознательно, заведомо или же просто при случае, не упуская такой возможности. Это были “люди”, а остальное - конгломерат инородного, не принадлежащего к роду человеческому сообщества, вроде инопланетной, инобытийной сущности. Всех их скрепляло во одно единое месиво, нечто вроде вирусного заболевания с характерными симптомами - кашлем, соплями и смутным самочувствием.

.......

– Отец Нектарий, беда! Они разговаривают. Я испытал на себе взгляд одного из них, это потрясающе!

– Не торопись чадо, - ответил отец Нектарий, величественный иерей, умудрённый богатым опытом и обильной сединою на висках, на заявление Ильи Валерьяновича, произнесённое впопыхах и скороговоркою. - Откуда сие известно? - молвил старец.

– Они… они всё знают! И даже больше. Они тоже живые. Та фантомная составляющая, которую приписывают им наши яйцеголовые очкарики -  всего-лишь форма внешнего… самоконтроля что ли. Не знаю как объяснить, но мне они сказали….
Тут Илья Валерьянович невольно осёкся и оглянувшись по сторонам продолжал:

– Да, это самое странное. Они вышли на контакт. Один из них назвался Фредериком, имя второго Николай.

– Ха, да прям как чудотворец мир-ликийских!

Не придав значения неуместному замечанию со стороны иерея, Илья Валерьянович продолжал:

– Примерно в среду вечером, когда мы с Олегом возвращались с заседания комиссии…

– А почитаешь ли ты литературное творчество Фёдора Михайловича Достоевского, сынок? - вдруг неожиданно, перебив его на полуслове, и с неким напором произнёс отец Нектарий.

Помолчав с пол минуты Илья Валерьянович молвил следующее:

– Если говорить серьёзно, то конечно. Но отнюдь не все работы его настолько хороши, как это по инерции преподносит восторженная публика. Лаконичные и хлёсткие его произведения я люблю, но перегруженные нагромождением диалогов и затянутые им искусственно ради большого количества печатных знаков, читать, погружаясь в происходящее, просто не представляется возможным. Вы почему спросили об Фёдоре Михайловиче? Вы тонко пытаетесь на что-либо намекать? Или в вашем вопросе предполагается пространство, для какого-либо смыслового манёвра?

– Ха! А вот и Марфа бежит. Ты погляди в окошко то, кажись и старосту с собой приволокла. С чего бы это?

Давешняя нахалка-баба действительно плелась по просёлочной дороге, в компании худощавого невзрачного мужичёнки с красной кепкой на голове, по направлению к приходским воротам.

– Отче!!! Может Вы не понимаете всё таки… Ведь это “событие”, это перевернёт все расчёты и все надежды на фатальный исход происходящего!

– Что тебе известно о месте личности в истории?

Произнеся последнее, отец Нектарий привстал с табурета, поставил “руки в боки” и припевая “эй! на-нэ! на-нэ, на-на, на-на!” - стал неистово приседать комаринского. Его сапоги сменяли друг друга в воздушном пространстве, снувая то вверх, то вниз, и в купе с развивающимся подрясником, вызывая ощущение некоего пестрящего калейдоскопа.

Поздно! - понял Илья Валерьянович. Началось. То о чём предупреждал Фредерик не замедлило свершаться на его глазах.

О, господи! Неужели нет выхода…? И тут в голове у него потемнело, крутящие качели и... “я падаю” - подумал он. А ну и по… Всё к лучшему!!!

.......

То было двурукое коромысло в руках деревенского старосты Лапейникова Игнатия Семёныча. Удар пришёлся прямиком по темечку. Приходя в сознание, Илья Валерьянович обнаружил себя со связанным руками, которые от тугой верёвки затекли и онемели.

– О! Позырь Семёныч, оно шевелится. Ох, отвести бы его на край леса, где даже волки срать боятся.

Сквозь помутнение разума Илья Валерьянович, лёжа на полу, осторожно стал поворачивать голову в сторону голоса. Увидев подростка лет двенадцати, сидящего на корточках и пристально наблюдающего, как тот шевелится, он сразу же заприметил прямо за ним стоящий, прислонённым к стене, небольшой, ржавый ломик. По сторонам полки с какими-то инструментами, деталями каких-то механизмов и острый запах бензина, перемешанного с запахом подвальной сырости. Гараж, или что-то вроде того, - обозначил про себя Илья Валерьянович место своей теперешней дислокации.

– Бедняга Пупсик… где ж ты нахватался такого-то лексикону? Детдомовский?

– Эха-ахя-ихя, - простонало второе существо в красной бейсболке, находящееся несколько в стороне и слева от первого Пупсика с поганым лексиконом. То было подобие смеха, смешка, перемешанного с возгласом лихого негодования. Этакий блатняво-уголовный мурлыкающий диалект. Судя по всему, это и был тот самый Игнатий-староста.

Недолго думая Илья Валерьянович быстрым движением, по шао-линьски поднялся на ноги. Вслед за этим, взяв разбег с места, преодолел несколько метров до “велеречивого” Пупсика и боковым ударом левой ноги снёс голову Пупсику, пытавшемуся сделать попытку подняться с корточек при виде несущейся на него опасности. Самого Илью Валериановича при этом по инерции закружило на правую сторону, так как руки его были связаны перед собою и вовсе не добавляли устойчивости балансировки при пируэтах подобных произведённому только что, и мастерски лишившему головы косноязычное чудовище. Совершив таким манером разворот вокруг своей оси градусов на триста, Илья Валерьянович упёрся взглядом в Игнатия, глаза их встретились.

– Ну вот и усё, мартышка. Последние слова какие будут?

Выпучив глаза оно произнесло:

– …исходя из такого принципа… бульх! бубльх… кхе…, -  ржавым ломом пронзённое тело Игнатия принялось захлёбываться своими же словами и пеной крови изо рта.

Отворив двери в кабинет Нектария, Илья Валерьянович молвил следующее:

– С ребятами поговорить мне не удалось, простите батюшка, несподручно как-то пришлося оно всё. Но прояснить несколько моментов, я считаю всё-таки смысл имеется.

Руки его немного дрожали а голос был не ровен.

– Да, да! Проходи. Ядрён-матрён. Чаю будешь?

– Ай, да короче!!! - развернувшись, Илья Валерьянович вышел вон из кабинета.

.......

Спустя пару недель от происшедшего, сидя в кафе, Илья Валерьянович рисовал на салфетке, синей шариковой ручкой голову, скатившуюся с плеч лингвистически одарённого его давешнего собеседника в замоскворечьем подворье старобабьего монастыря Успенского уезду. Расплатившись вышел и побрёл к месту своего первого контакта с Фредериком.

Дело в том, дорогой читатель, что к тому моменту начала нашего повествования, на планете произошло событие экстраординарного масштабу. Едимоментно по всей земле, во всех городах земного шару (именно городах, в пустынных местностях такого не наблюдалось, а это проверяли очень тщательно и скрупулёзно всевозможные группы учёных-исследователей) возникло весьма странное. В один час (а дело было двадцать первого сентября две тысячи сорок шестого года) по всей планете появились огромные головы, валяющиеся на дорогах всех городов, не исключая и самых мелких, численностью населения от сотни особей и более. Что это было? Что за головы? А просто головы размером в полтора, иногда два человеческих роста, валяющиеся повсеместно. Планету охватил ступор. Нет, не паника. Именно ступор. Никто ничего не понимал. Головы эти конечно же сразу попытались ликвидировать с глаз долой, но на следующий же день они появлялись заново и именно на том же месте. Как ни странно, но по сути это была одна голова, вернее одно лицо, голов то было очень много. Никто их не считал, да это было и ни к чему. Головы эти иногда моргали, открывали рот, но не более. Но Фредерик с Николаем открылись именно для Ильи Валерьяновича. Провиденциальным образом поведав ему следующие обстоятельства из истории человечества. По их словам, а говорил Фредерик именно словами, не телепатически и ничего такого прочего (видеозапись диалога Илья Валерьянович сразу же предоставил местному участковому правоохранителю для реализации исследования этого события на более высоких уровнях)... так вот: по словам Фредерика, все эти головы есть мажоритарии планеты Земля, а тот беспорядок, что творился “до их прихода на Землю”, был вызван делом рук покровителей и старших товарищей рода человеческого, невидимых сущностей, которым вверено было управление планетой и наставничество развивающегося человечества по нужным руслам. Наставничество начало сбоить ещё на первых этапах становления рода человеческого. То ли наставникам приглянулись особи человеческого полу женского, то ли их верховный главнокомандующий поднял бунт против “Истинного Положения Вещей” - Фредерик отвечал уклончиво и не внятно по этому поводу. Сам же он отзывался об наших женщинах, как о размулёваных мумиях, не стоящих и тысячной доли оказываемого им внимания со стороны общекультурного положения ценностей.

Пришествие же голов, равно пришествию жнецов, собирающих урожай. Далее по плану в течении непродолжительного времени все представители человечества неимоверно поглупеют, так как пришедшим головам необходима энергия для пропитания, коей и станет коллективный разум человечества. Процесс начался. Именно по этому для Фредерика и открылась возможно разговаривать - питание было включено.

Ну всё товарисчи. Проект закрыт. Шурлюм бум-бум! Человечество обречено.

Ах да… По словам Николая, второй головы вступившей в диалог с Ильёй Валерьяновичем, не всех представителей рода человеческого ожидает такая участь. Те же из них, что были когда-то занесены в реестр “книги вечной истины” избегают процесса оглупления и переходят на следующий уровень бытия, как бы без прохождения процесса экзаменации. Некий своеобразный экстерном для энтузиастов воли, духа и свободного произволения.