Война на Балтике. Кампания 1855г. ч. 7

Война на Балтике.
Кампания 1855 года.ч.7

(Продолжение, предыдущая часть: http://proza.ru/2025/05/11/932)


Ввиду полной пассивности русского Балтийского флота, абсолютным хозяином на Балтике, в Ботническом и Финском заливах и в 1855 году, увы,  был англо-французский флот.

Обычно у нас приписывают английскому флоту и его морякам самые восхищенные эпитеты и комментарии, дескать все моряки там, «с измальства», были привычными плавать по морями, и были величайшими профессионалами морской службы.
Конечно же, это было не так.

Вообще, в начале Восточной войны, с экипажами у англичан была очень большая проблема.
Не стоит забывать, что с 1815 по 1854 год больших войн на море Британия не вела, офицеры десятилетиями сидели на половинном окладе, застыв в своём развитии на уровне Наполеоновских войн.
 
Для них все технические новинки были совершенно неизвестны, более того — они скорее мешали, чем помогали. Матросы же были набраны из резервистов, в последний раз проходивших практику в 1830-е годы.

Отдельно стоит упомянуть и Второго Лорда Адмиралтейства Морица Беркли (Maurice Berkeley), отвечавшего за комплектование экипажей.
Он решил призывать на Балтийскую эскадру моряков по росту и заявил, что на корабли пойдут только те моряки, чей рост составляет 5 футов 8 дюймов (173 см) и выше.
Это вывело из себя многих адмиралов.

Сэймур назвал причуду Беркли «играми в солдатиков», а Дандональд выразился более однозначно:
«Нерон играл в театр, пока Рим горел, а наш Мориц Беркли бегал с рулеткой и собственноручно измерял рост наших моряков, пока другие моряки рвали жилы от сверхурочной работы».


Другое дело, что прекрасные  традиции, высочайшая дисциплина на английском флоте, профессионализм и морская выучка большинства английских офицеров позволяла «перерабатывать» бывших резервистов в сплоченные и боеспособные морские экипажи.

Царский историк Михаил Михайлович Бородкин, в своей книге «Война на Финском побережье 1854-1855 гг.», сообщает:

«С открытием навигации, началась кампания 1855 г.
Непир был сменен. Его место занял адмирал Ричард Дондас.
Под его начальством было 62 вымпела и 1640 орудий.
Французский адмирал Пенб привел с собой всего 8 судов разных размеров и, при сравнении с силой англичан, это был лишь маленький дивизион.
 
Первыми в Балтийском море — в начале апреля — были опять англичане, французы явились с большим запозданием.
От имени своих правительств адмиралы Дондас и Пенб объявили блокаду всех русских портов.
Флот союзников был пополнен канонерскими лодками, бомбардами и плавучими батареями.

Кампания 1855 г. началась таким же бесцельным плаванием союзного флота по Балтийскому морю, как и в предыдущем году. Об этом мы узнаем из рескриптов Государя Императора князю М. Д. Горчакову в Крым.
 
19-го мая 1855 г., напр., Его Величество соизволил сообщить: «Здесь английский флот приблизился к нам и стал на якорь за Красной Горкой, вероятно, в ожидании присоединения французского.
В Кронштадте, где я был на днях, все готово к их принятию: как сухопутные, так и морские войска горят желанием показать себя достойными своих севастопольских товарищей».

То же почти повторено в рескрипте от 15 июня.
В рескрипте от 22-го июня 1855 г. читаем: «Здесь, кроме малых частных бомбардирований приморских телеграфов, неприятельский флот еще ничего не предпринимал и стоит, по-прежнему, частью в виду Кронштадта и частью в виду Ревеля».

Из частного письма поэта Ф. И. Тютчева от 25-го июня 1855 г. узнаем, что с неприятелем «на этих днях деятельно обменивались парламентерами.
Среди других нелепых требований, обращенных к нам, одно довольно своеобразно.
Это, просьба, чтобы мы предоставили им клочек нейтральной земли, где английский экипаж мог бы предаваться своей любимой игре, крикету.
Все попытки, сделанные ими до сих пор в здешних водах, не серьезнее этого требования.
 
Недавно они обстреливали несколько финских барок в двух верстах от Ораниенбаума, затем попытались сделать нападение на Сестрорецк; но все это вяло и без успеха».


Требуется небольшой комментарий к этим словам М.М. Бородкина. Понятно, что в условиях цензуры он должен был написать о «бесцельном плавании союзного флота по Балтийскому морю».

На деле же, ВСЕ русские порты на Балтике были блокированы, торговля и обмен необходимыми товарами по морю – парализованы, а союзный флот «бесцельно» и безнаказанно «болтался» у Красной Горки, Сестрорецка и Ораниенбаума, периодически обстреливая эти населенные пункты и даже пытаясь сделать нападение (!!!) на них.

(Те из  читателей, кто знает окрестности Петербурга, понимают, что все это безобразие творилось, буквально под носом, у Николая Первого).

Союзники также значительно усилили огневую мощь своего флота на Балтике:

«…о неприятелях. Они также обзавелись канонерскими лодками, которые обладали скоростью в 13 узлов и имели 2 орудия (68-ми-фунтовых) на поворотных станках.
В начале кампании союзники их вовсе не имели; в кампанию 1855 г. Англия выставила их не более 16-ти. Но так как они сидели в воде 12 футов, то в шхеры они проникать не могли и потому вполне не удовлетворили требованиям времени.
Новинкой явились плавучие батареи. они имели по 16 орудий и были обшиты железными листами (в 10 см толщиной). Походили они на канонерские лодки; ходили под парами и парусами.
В упомянутую кампанию на всех английских судах, в случае необходимости, лоцманами служили финны».

(Надо бы  сказать пару слов о традиционном стремлении царской администрации хоть как-то «угодить» и «потрафить» финским националистам.
Несмотря на то, что «на всех английских судах, в случае необходимости, лоцманами служили финны», это не привело ни к каким неприятностям для тех из них, кто перешел на сторону врага во время этой войны.

Другой пример.
Триста финских гренадеров, защищавших крепость Бомарзунд , тоже сдались  в плен, и их отвезли в Льюис, чтобы держать там в заключение до конца войны.
По окончании войны их освободили и предоставили проезд обратно в Финляндию, куда они вернулись с песней о своем опыте во время войны под названием "Война за Аландские острова" ("Финский: Oolannin sota", шведский: "Det ;l;ndska kriget").
Молодцы, конечно, многие финские стрелки, действительно достойно там сражались.
 Так вот, царским правительством  в 1877 году, был в Льюисе воздвигнут мемориал в память о тех, финнах, кто погиб в плену (от последствий ранений и различных болезней).
(Таких насчитывалось 27 человек, если я не ошибаюсь.)
А вот НИКАКИХ мемориалов в память о куда более многочисленных русских защитниках Бомарзунда, скончавшихся в плену, царское правительство так создать и не удосужилось…)

Пассивность нашего флота позволяла даже отдельным английским кораблям свободно плавать по Ботническому и Финскому заливам, нападать на наши населенные пункты и грабить их.
Иногда, впрочем,  нашим отрядам удавалось-таки дать им отпор.
Вот один из таких примеров:
« …корабли неприятеля появлялись всюду с целью уничтожения телеграфных домиков, фуражировки в окрестных деревнях и вербовки лоцманов.
Чтобы воспрепятствовать их разбоям, из Экенеского отряда выслана была команда, состоявшая из 50 человек нижних чинов и четырех казаков, под начальством прапорщика Гренадерского его величества короля прусского полка Сверчкова.
 
24-го мая с аванпостов, выставленных им по берегу Гангэуддского полуострова, в расстоянии полутора версты от Гангебю, где расположился с командой Сверчков, ему было доставлено сведение, что одно английское судно подошло к берегу и спускает катер.
Собрав команду, прапорщик Сверчков тотчас же прибыл в Гангэ и, укрыв команду за естественными прикрытиями, стал выжидать высадки.
Около часу дня с английского фрегата «Косак», под кормовым английским флагом, причалил к пристани катер, который стал высаживать людей на берег.

Когда половина людей высадилась, то были окружены командой и обезоружены.
Вместе с тем прапорщик Сверчков приказал остальным людям, находящимся в лодке, сдаться, под угрозой открыть по ним, в противном случае, огонь.
 
Так как они, не исполнив этого требования, стали быстро уходить, то чины команды, по приказанию нашего офицера, стали стрелять по катеру.
В результате находившиеся в нем пять английских матросов и один финн-лоцман были убиты, четыре матроса ранены, а лодка потоплена; имевшиеся же в ней ружья, патроны в патронташах и 360 штук патронов в ящике, вместе с кормовым английским флагом, были взяты прапорщиком Сверчковым и вместе с пленными (в числе 11 человек) доставлены в Экенес к начальнику отдела, генерал-майору фон Моллеру.
 
В числе пленных находился один офицер, один доктор и один гардемарин.
Ни прапорщик Сверчков, никто из нижних чинов его команды переговорного флага не видали, да и сами англичане, взятые в плен, лишь на второй день по доставлении их в Экенес, заговорили о том, что они высадились для переговоров, имея парламентерский флаг.

В виду такого заявления, тогда же было произведено дознание флигель-адъютантом ротмистром Чертковым (ныне генерал-губернатор и командующий войсками Варшавского военного округа), которым установлено, что никакого флага, кроме кормового национального, у англичан не было.

Все дело при Гангеудде продолжалось четверть часа.
Успех его, как донес командующий войсками, «следует приписать хладнокровию и распорядительности прапорщика Сверчкова».

(Не правда ли, эта схватка напоминает успешную, для нас, стычку 1854 года, примерно в том же районе, которое в английской прессе получило название «Резня в Ханко».
Напомню, что тогда высадившийся английский отряд был внезапно атакован нашей пехотой, перебившей часть высадившихся, а 78 англичан было взято в плен.

Только в этот раз обошлось без чудесного спасения, одного из морпехов, мулата Джона Брауна, который там получил пулю в бок и упал, симулируя смертельное ранение.
 
Вечером он смог доползти к морю и поплыл в направлении английских кораблей, где и был подобран шлюпкой.
По его рассказу выходило, что русские убили там всех британцев, причём не пулями, а топорами (!!!).

Теперь, к сожалению, никто в Англии не сочинил столь удивительных мулатских «сказаний»).


Были и другие примеры:
«Для своих разбойнических нападений англичане выработали несложные приемы, которых придерживались почти повсюду на Финском побережье.
Они подходили к городам под парламентерским флагом, предъявляли разные требования и когда им отказывали, то спускали флаг и начинали стрельбу с приготовленных кораблей и лодок.
 
По тому же шаблону все проделано было ими у г. Раумо.
Тут они 20-го Июня потребовали выдачи всех купеческих судов и так как согласия на это не последовало, то открыли огонь с пяти вооруженных пушками лодок, пытаясь в тоже время увести купеческие суда.
 
Наш маленький отряд ответил с берега выстрелами, причинившими неприятелю некоторый урон.
— Лодки отошли к кораблю, который начал пушечную стрельбу. Перестрелка длилась два часа 15 минут, во время которой англичане сожгли два купеческих» судна.
Ни город, ни наш отряд, состоявший под командой капит. Карлстедта, потерь не понесли».

К сожалению, так было не везде, и не всегда.

После английской бомбардировки, тогда был сожжен и разграблен финский город Ловийса. (Расположен в 87 км восточнее  Гельсингфорса).
М.М. Бородкин рассказывает:

«С несчастьем, постигшим г. Ловизу, связан еще один, хотя и незначительный, но неприятный, факт.
Дело в том, что в городе находился отряд, состоявший из 4 сотен казаков, который мог должным образом наказать неприятеля, когда он грабил казенный магазин на берегу залива.
 
Но, вместо этого командир Донского казачьего № 64 полка, подп. Скосырсков, приказал казакам отойти за город и укрыться горным хребтом.
 
Подполковник оправдывался тем, что уступил желанию городских жителей, дабы не подвергнуть их со всем имуществом опасности. Сослался он также на неисправное состояние огнестрельного оружия казаков.
Оружие оказалось в порядке, но пули действительно не соответствовали калибру карабинов и пороховой заряд был мал.

Подп. Скосырсков (или Скосырский) немедленно же был смещен, по приказанию командующего войсками.»

Прямо скажем, печально, что на третьем году войны, у Донского казачьего № 64 полка «пули не соответствовали калибру карабинов», а выяснили это только удивительное обстоятельство, только после высадки английского десанта в городе, который казаки должны были бы оборонять…

Конечно, вина подполковника Скосырскова в этом есть, но и его многочисленные прямые и непосредственные начальники также должны были отвечать за подобное безобразие.


Были и другие нападения и разграбления англичанами прибрежных городов, но внимания, пожалуй, заслуживают два из них: нападение на Выборг и обстрел Свеаборга.


О них и расскажем.
Давайте посмотрим, что тогда представляла из себя знаменитая Выборгская крепость:

«В апреле 1855 г. Выборг был вновь осмотрен инженером В. Д. Кренке.
Из его донесений видно, что крепость, завоеванная Петром Великим, была совершенно запущена и требовала значительных затрат денег и времени, чтобы привести ее в мало-мальски пригодный вид.


Выборгская крепость состояла из 9 бастионных фронтов главной крепости, Короно-Санкт-Анненской крепости и Шлосского замка.
По отчету, представленному Государю Императору Николаю I, по случаю 25-летия его царствования, в крепости в 1850 г. должно было находиться на лицо 398 орудий, 240 лафетов и станков и 67,750 снарядов.
Кроме того, в Выборге имелись помещения на 3,095 человек и 14,500 пудов пороха.
 
Но в действительности Выборг крайне нуждался во всем: в порохе, орудиях, укреплениях, заграждениях, флоте и проч.
 
По отчетам недоставало всего 5.255 зарядов, но в действительности Выборг не имел ни одного заряда, потому что на приготовленные заряды употреблен был порох старинной финляндской заготовки, оставшийся от войны 1808 — 1809 гг.
Мало того, этот порох оставался не испытанным.
О силе его действия узнали случайно.
Понадобилось удостовериться в подготовке артиллерийской прислуги.

А проверка эта была, конечно, крайне необходима, ибо в том же Выборге, как рассказывал нам очевидец, были случаи, когда, заряжая орудие (с дула), сперва вкладывали ядро, а затем порох...

И неудивительно: пехотинцев приходилось ставить к орудиям без всякой подготовки.

Произвели несколько выстрелов и что же?
Ядра ложились от орудия в 100, в 50 и даже в 20 саженях!

При чтении этого донесения, у генерала Ридигера невольно вырвалось восклицание: «Это ведь уж более чем возмутительно!.. Ну, что будет, если Выборгу придется действовать прежде, чем поспеет порох»…


С орудиями в 1854 г. распорядились следующим образом: лучшие из них, новые, поставили на сухопутных фронтах и на флангах морских фронтов, где для них не было никакого обстрела, а для встречи неприятельского флота прямыми выстрелами, поставили старые орудия плохого качества.

 Крепостные валы находились в первобытном виде, амбразуры были столь мелки, что не прикрывали орудий с лафетами, люди оставались также без надлежащих закрытий, в виду отсутствия траверсов и блиндажей.
Частные здания столь близко примыкали к укреплениям, что представлялись опасными в пожарном отношении. Для блиндажей в крепости не имелось запасного леса.

В госпитале, устроенном на линии Сайменского канала, не имелось ни врачебного персонала, ни медикаментов.

Начальник артиллерии округа, генерал-лейтенант Волжинский, и начальник Выборгской крепостной артиллерии, полковник Ляпунов, не соответствовали своему назначению: первый был стар (70 лет), а второй, хотя и прекрасный человек, но совершенно больной.
 
Командир же Выборгской инженерной команды, полковник Горскин, оказался едва ли не душевнобольным.

 Командир 3-го учебного карабинерного полка, полковник Смогаржевский понимал толк только в носке, учебном шаге и ружейных приемах.
 
Саперов в Выборге не было.
Всего в Выборгской крепости в это время было 222 орудия».

Интересно, с каким выражением лица государь император читал это донесение инженера В. Д. Кренке?!

Разве, кроме этого инженера, который тогда был всего-навсего командиром учебного саперного батальона, в Российской империи не нашлось честных проверяющих, способных вскрыть все эти эпические провалы, упущения и бездеятельность у тамошних полководцев, среди которых оказались старики, тяжело больные, балбесы-показушники и даже сумасшедшие?!

Я уже молчу о никуда не годной артиллерии и «запасах» финского пороха, полувековой давности, при помощи которого пушки просто «плевались» ядрами, а не стреляли ими …


 Раз уж тут  упомянули Виктора Даниловича Кренке, надо кратко рассказать о нем.
Это был генерал-лейтенант (впоследствии), военный инженер, участник русско-турецкой войны 1877–1878 годов, и, что удивительно, писатель в области сельского хозяйства (!!!).

Он  родился 13 июня 1816 года, городе Торопце, Псковской губернии. 
Его отец, после Аустерлицкой кампании 1805 года, в числе других немцев, был вызван в Россию в лекаря, поступил в Петербургскую медицинскую академию и последовательно был военным медиком в артиллерии, уездным врачом в Тороповце и в Старом Осколе Курской губернии и одесским городовым врачом.
(Кренке В.Д. «Кадетский быт двадцатых-тридцатых годов» // «Исторический вестник». 1882. Т. 8. С. 110).

В 1834 году Кренке окончил Павловский кадетский корпус и начал службу в Гренадерском сапёрном батальоне. 
В 1855 году он был назначен командиром учебного сапёрного батальона и командирован для надзора за работами по приведению крепости Выборг в оборонительное положение. 
22 июля 1860 года произведён в генерал-майоры и назначен начальником 2-й сапёрной бригады. 
В 1864 году — окружным интендантом Петербургского военного округа, 21 июля 1866 года — начальником 26-й пехотной дивизии, 30 августа 1867 года произведён в генерал-лейтенанты. 
В 1869 году из-за плохого состояния здоровья вышел в запас инженерного корпуса.
 
В начале 1877 года был назначен начальником инженеров в Шипке в составе центральной группы войск под командованием генерала И. В. Гурко. 
8 сентября 1878 года удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени за храбрость и распорядительность в боях на Шипкинской позиции.
 
По окончании войны был назначен начальником военных сообщений в Болгарии, в то же время на него было возложено главное наблюдение за эвакуацией русских войск из Бургаса, а затем из Рущука и Силистрии. 

Подчеркнем, что во время русско-турецкой войны он был одним из героев обороны знаменитого Шипкинского перевала.

(В 1954 году был снят прекрасный фильм «Герои Шипки», если читатели его не видели, рекомендую посмотреть.
Он, кстати, получил приз за лучшую режиссуру на Каннском кинофестивале 1955 года.

Сейчас трудно поверить, но было время (и режиссеры) которые получали призы на Каннском фестивале вовсе не за показы голых задниц и охаивании нашей истории, как делают некоторые наши  нынешние распиаренные «киномэтры»…).


Особо отметим заслуги В.Д. Кренке в просвещении нашего крестьянства:
- В 1868 году он составил «Сельскохозяйственную энциклопедию», которая выдержала три издания.

- Для крестьян написал популярную брошюру «Картофель, какую он приносит пользу и как с ним обращаться».

- Основал общедоступную библиотеку и школу с ускоренным курсом обучения.
- Впервые в Тихвинском уезде провёл опыты силосования кормов.

Побольше бы было таких честных и смелых «немцев» в руководстве Российской империи, может и ее судьбы была бы совсем другой…


Вернемся, впрочем, к попытке нападения англичан на Выборг, в 1855 году.
«1-го июля 1855 г., около 1 ч. дня, к Транзунду подошли три английских судна эскадры капитана Эльвертона.
 
Фрегат «Аррогант» и корвет «Мажисьен» остановились у Кирканеми, а канонерская лодка «Рюби», сопровождаемая семью вооруженными баркасами, на которых было около 700 человек, направилась в Выборгский залив.
Около 9-ти часов эта флотилия приблизилась к острову Равенсари.
 
Штуцерные Карабинерного полка осыпали их пулями, пароход «Тосна» и наши канонерские лодки тоже открыли по ним пальбу.
Один неприятельский баркас был подбит и стал тонуть.
Его на буксире отвели к фрегату.
За ним туда же последовали и остальные баркасы.
После этого фрегат «Arrogant» открыл огонь по острову Равенсари, а с баркасов принялись метать конгревовые ракеты.

К 10-ти часам вечера канонада прекратилась, а 3-го июля, исправив свои повреждения, неприятель удалился.
Потери выразились: у нас — 1 убитый и 8 раненых нижних чинов, кроме того, был ранен прапорщик Штальман; у англичан — убит только один гардемарин Старей.
В таком виде представляется Транзундское дело 1-го июля по официальному отчету…

В деле при Транзунде с нашими канонерками повторилась старая история: неуклюжие лодки, имевшие по орудию на носу и на корме, едва поворачивались, но наши моряки по обыкновению выказались героями.
 
Генерал-майор Теслев находил, что канонерские лодки просто срамили нас: они двигались, как раки или черепахи; покуда одну лодку успеют подать вперед саженей на пять, другую отнесет течением назад саженей на десять.
Если бы наши канонерки были сколько-нибудь подвижны, то они не должны были бы пропустить неприятельские баркасы через Транзундские заграждения.

6-го июня 1855 г. Государь, очень часто писавший в то время князю М. Д. Горчакову в Крым, сообщил: «Маленькая попытка на Выборг была на днях удачно отбита».

7-го июля 1855 года была получена депеша от Великого Князя: «Государь Император и генерал-адмирал изволили согласиться относительно канонерских лодок.., можете их затопить, а лишние употребить, как перевозочные средства».
Таким образом приговор над канонерской флотилией был изречен.

Финн, указавший неприятелю путь к Транзунду, был разыскан.
При нем оказалось и золото, полученное за услугу от англичан.
Его расстреляли на Николаевском острове».

Вот, собственно, и все «дело под Выборгом».

Сложно понять, что хотели там сделать англичане со своим десантом в 700 человек?!
Возможно, захватить остров Равенсари, чтобы потом установить там осадные орудия и приступить к обстрелу Выборгской крепости?!
(Это была их обычная тактика в той войне).


Как бы там ни было, но эта попытка, предпринятая столь малыми силами (3 корабля и батальон пехоты) провалилась.

Из положительных, для нас, моментов, можно выделить расстрел финского изменника-лоцмана, показавшего англичанам маршрут через пролив Транзунд (пожалуй, это единственный пример расправы с предателями за всю тогдашнюю войну) и согласие императора на ликвидацию никчемной канонерской флотилии, которая там себя полностью дискредитировала.



Теперь пришла очередь крепости Свеаборг, одной из главных баз нашего флота на Балтике…

Думаю, что говоря о Свеаборгской крепости, нужно сделать отступление и рассказать об её истории поподробнее.

Мне доводилось бывать в Свеаборге, лет 8 назад, в качестве туриста, конечно.
Так что исторические сведения о нем я совмещу с личными впечатлениями и размышлениями.

Итак, крепость Свеаборг (от шведского  Sveaborg — «Шведская крепость») – это бастионная система укреплений на островах близ Гельсингфорса.  (Сейчас это — район столицы Финляндии, Хельсинки).
До центра Хельсинки от Свеаборга - 15 минут неспешного плавания на пароме, который ходит каждые 15 минут.
 
Укрепления крепости были построены на 7 скалистых островах, названных «Волчьими шхерами». 
Пять из них соединены между собой мостами или косами. Три острова обособлены.   

Общая площадь островов составляет 80 гектаров. На них сейчас проживает около 900 человек.
Решение об укреплении Волчьих шхер было принято шведским правительством после окончания русско-шведской войны 1741—1743 годов и заключения Абоского мира (1743).
В 1746 году руководить фортификационными работами с целью укрепления русско-шведской границы было поручено 36-летнему майору Августину Эренсверду, при содействии архитектора Тунберга.

Все работы закончены в 1770 году и обошлись в 25 млн риксдалеров.
В 1808 году во время русско-шведской войны крепость была осаждена русскими и сдана после непродолжительной осады.
Свеаборг сдался 26 апреля.
 
Победителям досталось 7,5 тысяч пленных, более 2 тысяч орудий, огромные запасы всякого рода и 110 военных судов.
Комендантом Свеаборга был назначен русский генерал Михаил Леонтьевич Булатов.

В 1809 году Финляндия стала частью Российской империи (Фридрихсгамский мирный договор) и Свеаборг стал русской крепостью, сохранив прежнее название.

(Надо подчеркнуть, что русские «колонизаторы», за время своего 110 летнего «владычества» в Финляндии, почти ничего там не переименовывали, сохранив все исторические (шведские) названия и даже памятники их полководцам.
 
К примеру, могила шведского строителя крепости Августина Эренсверда сохранилась в полном порядке, несмотря на столетие "русского владычества" и все восстания и революции, сотрясавшие Свеаборг в начале ХХ века.


Кстати, "жовто-блакитная" лента, которая видна у подножия памятника, вовсе не дар "нэзалэжной нэньки "(как можно было бы подумать), а «исконные» шведские цвета на этом веночке, которого тоже никто не тронул.
(В интернете можно найти фото этого памятника в Свеаборге).



В 1811 году в Свеаборге родился знаменитый Виссарион Белинский.
(На домике где тогда жил его отец, который был флотским врачом,  была размешена небольшая мемориальная доска об этом, видимо еще в эпоху советско-финской «дружбы».
Это - чуть ли не единственная надпись на русском языке на всей территории нынешнего Свеаборга.
 
Правда она находится в таком отвратительном состоянии, что я ничего не смог там толком прочитать и даже не стал ее фотографировать - все равно почти ничего на ней не видно).


Финны же, получив  свою независимость, быстренько  переименовали все (начиная с Гельсингфорса)  на свою «мову».
Во время  гражданской войны в Финляндии (весна 1918г.) в Свеаборге был концлагерь для финских красногвардейцев (более 8 тысяч человек, многие из которых там и погибли от голода и зверского обращения с ними белых "лахтарей").
Крепость Свеаборг тоже была финнами торжественно переименована в Суоменлинна («Финская крепость»).


Очень интересна и судьба русского православного собора, построенного в Свеаборге в 1854 году,  как православная гарнизонная церковь для русских войск, дислоцированных в этой морской крепости.

Он  был спроектирован Константином Тоном, официальным архитектором Российской империи, чьи основные работы включали храм Христа Спасителя, Большой Кремлёвский дворец и Кремлёвскую Оружейную палату в Москве.
Церковь эта была названа в честь святого князя Александра Невского, победившего шведов в Невской битве 1240 года.
 
Изначально у церкви Александра Невского было пять луковичных куполов,  и она была очень похожа на Храм Христа Спасителя в Москве (многократно оплаканный РПЦ, после его сноса большевиками).
Ограда по периметру, построенная из пушек и цепей, была возведена в 1870-х годах.

Церковный колокол, самый большой в Финляндии, был отлит в Москве в 1885 году и весит 6683 килограмма.
Сейчас он снят и поставлен рядом с церковью.
 
В 1891 году церковь святого князя Александра Невского получила статус собора.
 (Как он, когда-то, выглядел, желающие тоже могут найти в интернете).

Финны, получив свою независимость, СНЕСЛИ все 5 его куполов и "слепили" из шедевра К. Тона убогую евангелическо-лютеранскую "кирху", похожую на карандаш.
Богатая иконография собора  была демонтирована и «передана на хранение в город Хельсинки», но её нынешнее местонахождение неизвестно. (!!!)

В 1920-х годах было принято решение о масштабной реконструкции церкви с целью восстановления конструкции, а также придания ей более западного вида.


НИКАКИХ протестов это варварство со стороны РПЦ или Зарубежной РПЦ, насколько мне известно, не вызвало.
Это ведь только большевики православные церкви-то крушили, верно?

Ну что ж, пускай это останется на совести церковных иерархов РПЦ…



После того, как территория Финляндии была отвоевана у Швеции (в 1809 году) царь Александр 1-й (которого романовская историография именует "Благословенный") зачем-то  передал Финляндии ВСЮ территорию Выборгской губернии (которая была присоединена к Российской империи еще Петром 1-м в 1721 году).
Вот как это произошло.

В  августе 1741года Швеция объявила России войну, целью которой было заявлено возвращение шведам всех отошедших к России по Ништадтскому миру земель (включая Петербург (!!!)), а также передачу Швеции территории между Ладогой и Белым морем.

Главнокомандующим шведской армии был назначен граф Карл Эмиль Левенгаупт, а вторым шведским корпусом командовал генерал-лейтенант Хенрик Магнус фон Будденброка.
С русской стороны главнокомандующим был назначен фельдмаршал Пётр Петрович Ласси.

В ходе войны 1741-1743 года шведская армия была наголову разгромлена и капитулировала в Финляндии. Русские войска вошли в Гельсингфорс и заняли всю Финляндию и Эстерботтен.

Комиссия риксдага заключила, что виновником военных неудач Швеции был Карл Левенгаупт, и 4 августа он был казнён.
Также был казнён и генерал Будденброк.


По результатам этой войны и Абоского мира, в 1743 году России уже принадлежало ВСЕ северное побережье Ладожского озера, Карельский перешеек,  Выборг и территория чуть ли не до Гельсингфорса. (она на карте она закрашена светлой краской).


Швеция также подтверждала условия Ништадтского мирного договора 1721 г. и признавала за Россией её приобретения в Прибалтике.

Это каким же надо было быть «патриотом» России, чтобы отдать все эти, завоеванные русской кровью, территории новообразованному Александром 1-м  "Великому  княжеству Финляндскому" (которого в Швеции НИКОГДА не существовала да и  сам финский язык был при шведах запрещен).

 Это говорит о том, что многие цари династии Романовых, будучи глубоко не русскими людьми, (как по крови, так и по своему менталитету)  стремились угодить и понравиться кому угодно, кроме собственного, русского народа: хоть финнам, хоть французам, хоть немцам и т.д.

Характерно, что и речь свою, перед финско-шведской знатью,  Александр 1-й тогда "толкнул" в Гельсингфорсе не на русском, а на ФРАНЦУЗСКОМ языке!!!

И  "даровал"  тогда, финнам (в просторечии «чухонцам», помните у Пушкина: «…приют убогого чухонца») кучу свобод и привилегий, которых его собственный русский народ не имел и в помине...



В 1855 году во время Крымской войны Свеаборг подвергся бомбардировке со стороны англо-французского флота, о чем мы потом подробно поговорим.

После Крымской войны в крепости проведена реконструкция, построены новые укрепления и артиллерийские позиции, установлены более современные орудия Пермского Мотовилихинского завода.
 
В начале XX века в Свеаборге было около 1500 жителей, не считая гарнизона. В крепости располагались Станция русского военного флота, доки, арсеналы, матросская школа, казармы, цейхгаузы, пороховые погреба, резервуары пресной воды, а также православная церковь (как уже говорилось, она к настоящему времени до неузнаваемости изуродована).
В 1906 году в крепости произошло Свеаборгское восстание.
 
Во время Первой мировой войны в окрестностях Гельсингфорса была построена цепь оборонительных сооружений. Частично она располагалась и на островах.
Целью крепости было обеспечения безопасности военно-морской базы Балтийского флота Российской империи, защиты Гельсингфорса и защиты подходов к Санкт-Петербургу.

Прибрежные укрепления, впоследствии, перешли к независимой Финляндии и применялись для защиты Хельсинки, а укрепления на суше были в основном брошены и разоружены.
В 1933 году в крепости взорвался склад боеприпасов, погибло 12 человек.
Артиллерия, находившаяся в крепости использовалась Финляндией до конца Второй мировой войны.
Во время войны 1941—1944 годов крепость несколько раз бомбила советская авиация.

С лета 1941 по осень 1944 года на военно-морской базе Суоменлинна базировались немецкие катерные флотилии.
В 1941 году туда прибыла 1-я флотилия.
В конце июля 1944 года в Суоменлинну перебазировалась 5-я флотилия (бывшая 11-я флотилия торпедных катеров, сформированная в Заснице в мае 1944 года).

19 сентября 1944 года в связи с прекращением военных действий, в Москве было подписано Соглашение о перемирии, согласно Финляндия обязывалась предоставить Советскому Союзу на правах аренды сроком на 50 лет территорию и водные пространства для создания советской военно-морской базы в районе Порккала-Удд.

Это Соглашение было подтверждено Мирным договором, заключённым в Париже 10 февраля 1947 года. Под аренду было отдано около 100 км;. Стоимость аренды — 5 миллионов финских марок в год.
 
База на Порккале была нам более выгодна, чем база на Ханко.

Появилась возможность возродить известную ещё с царских времён Центральную минно-артиллерийскую позицию, блокирующую в случае чего прорыв вражеских кораблей к Ленинграду: береговые батареи на Порккала-Удде и батареи на противоположном эстонском острове Нарген огнём перекрывают вход в Финский залив в самом узком месте, при необходимости ставятся ещё и мины.
 
Главной задачей новой советской ВМБ в Финляндии было создание прямой и непосредственной угрозы финской столице Хельсинки («нож у горла»), так как Порккала-Удд находится значительно ближе к ней, чем Ханко — всего в часе езды от этого города, в связи с чем в Финляндии в конце 1940-х годов рассматривался перенос столицы из Хельсинки вглубь страны.
На территории военно-морской базы было создано около 300 различных оборонительных сооружений.
 
Административные службы базы располагались в городке Киркконумми (18 километрах к северу от базы и 30 (!!!) километрах от Хельсинки).
Там же располагался штаб и госпиталь.
 
1-я Мозырская Краснознаменная дивизия морской пехоты была сформирована на базе 55-й стрелковой Мозырской Краснознамённой дивизии.
10 октября 1944 года дивизия поступила в распоряжение командующего Краснознаменным Балтийским флотом и была на кораблях переброшена в Хельсинки, а оттуда на полуостров Порккала-Удд.
 
На базе дислоцировались два корабельных соединения:
• БШК — бригада шхерных кораблей. Шхерные корабли представляли собой бронекатера, вооружённые двумя танковыми пушками.
• ОВР — охрана водного района, состоящая главным образом из тральщиков. Эти корабли, как правило, покидали родные берега для боевого траления на несколько месяцев.

Кроме моряков и морской пехоты на территории базы были размещены пограничники и стройбат.

Береговая артиллерия  включала в себя:
• двухорудийную 305-мм батарею № 374 на острове Мякилуото;
• трехорудийную 152-мм батарею № 114 на острове Стура-Треске;
• четырёхорудийную 130-мм батарею № 212 на острове Порее;
• четырёхорудийную 130-мм батарею № 463 на острове Ярве;
• трехорудийную 127-мм батарею № 261 на острове Хесте.

19 сентября 1955 года, по инициативе Н.С. Хрущева,  в Москве было подписано соглашение между СССР и Финляндией об отказе Советского Союза от прав на использование территории Порккала-Удд для военно-морской базы и выводе советских вооружённых сил с этой территории.


Вот тебе и «Россия, которую мы потеряли», - так, кажется, назывался фильм одного очень популярного кинорежиссера и даже бывшего кандидата в президенты РФ.

Угадайте с трех раз, смогла ли бы Финляндия, даже думать о вступлении в НАТО, если бы дурень Хрущев не подарил, буквально «за фук», финнам этот сталинский «нож у горла»?!

А теперь – вернемся к событиям 1855 года.



 В предыдущих главах мы уже рассказывали о результатах инспекции крепости Свеаборг 1854 года, проведенной по указанию Николая Первого.
Вкратце напомню о ней:

««В начале лета 1854 г. флигель-адъютант Н. А. Аркас и Герштенцвейг были экстренно потребованы к Государю, у которого застали Великого Князя Константина Николаевича.
 
«Мой сын, — сказал Государь, — получил письмо без подписи, в котором сказано, что ежели неприятель пожелает занять Гельсингфорс и Свеаборг, то может совершить это в 24 часа, так как большой остров, ограждающий восточную сторону рейда, не вооружен.
Неприятель может легко занять его и, действуя оттуда, переходить с одного острова на другой, а когда проливы будут в его руках, то вошедший флот довершит дело.

 
Поручаю вам обоим ехать туда вместе и немедленно подробно осмотреть остров, каждому по своей части и, сверх того, вместе решить, что нужно делать, чтобы усилить вооружение Гельсингфорса и Свеаборга, как вооружить острова, как расположить корабли, чтобы они охраняли входы на рейд и поддерживали батареи, как расположить войска.
 
Все, что вы решите, прикажите Моим именем немедленно привести в исполнение. Торопитесь, потому что Я имею верные сведения о движении неприятельского флота в Балтийское море…



Везде мы поражались негодностью и дурным состоянием всего вооружения, читаем в воспоминаниях Аркаса.

«Некоторые, вновь созидаемые, батареи были до того неправильно поставлены, что нельзя было не удивляться, для чего затрачивались громадные деньги на сооружение их; между тем, там, где действительно они были нужны, их не было.
Главные части Густавсвердских укреплений были до того ненадежны, что с них даже не производилась стрельба из орудий.

Указанные в письме острова, ограждающие восточную часть восточного рейда, действительно оказались необитаемыми и до того удобными для занятия и действия с них на рейд, на город и на все укрепление, что мы с флигель-адъютантом Герштенцвейгом, на основании данного нам Высочайшего разрешения, тотчас же именем Государя Императора приказали приступить к постройке батарей на указанных нами местах, а также к постройке бараков для помещения войск, прорубке в лесах просек для проходов войск и для провоза артиллерии».


Контр-адмирал Матюшкин, давший в конце 1854 г. очень обстоятельное заключение о состоянии Свеаборгской крепости, пришел также к тому убеждению, что крепость могла быть взята со стороны Скотланда (ныне Александровского) и что исправление её недочетов требовало значительного времени.

«Трудно недостроенную крепость, оставленную без всякого внимания более сорока лет, привести в продолжении нескольких зимних месяцев в столь надежный образ, чтобы флот наш находился вне опасности от нападения неприятеля.
 
Если бы стены крепости во многих местах и не грозили бы падением, то при нынешних разрушительных снарядах они не в состоянии, по тонкости профилей, выдержать сотрясения бомбовых орудий.»


Но, может быть, говоря о том, что «стены крепости во многих местах грозили падением», контр-адмирал Матюшкин преувеличивал?!
Ничуть не бывало!

Читаем отчет флигель адьютанта Аркаса о стрельбах гельсингфорской эскадры:
«5-го августа 1854 г. Государь возложил на Аркаса подробный осмотр отряда канонерских лодок в Роченсальме, новых укреплений в Свеаборге и позиций вокруг Або.

Кроме того, предписано было в Гельсингфорсе сделать на эскадре все приготовления на случай её выхода в море и произвести пробную стрельбу с Густавсвердских укреплений.
 

Комендант крепости, генерал Сорокин, никак не хотел дозволить производить ее, говоря, что стены обрушатся при первом же выстреле.(!!!)
 
«Тем лучше, — отвечал Аркас, — если они обрушатся теперь, чем после, когда они нужны будут против неприятеля.
 
Но комендант упорствовал, пока Аркас не объявил ему, что это есть Высочайшая воля и она должна быть исполнена.

«В назначенный час началась стрельба и, действительно, стена рушилась на значительное пространство, но не после первого, а после седьмого выстрела.
 
И вот на эти-то гранитные твердыни мы рассчитывали так самоуверенно».


«Я был, — продолжает Аркас, — очень рад разрушению стены, так как в Петербурге, когда я говорил об этом главному начальнику, то мне, по-видимому, не верили и даже Государь сомневался.
 
Теперь же факт совершился; необходимо было вновь возводить стены.
Я приказал доставить с корабля «Россия» на разрушенное укрепление запасные паруса, которыми прикрыли развалины и до 1000 человек приступили к работе, которая ко времени подхода к Свеаборгу неприятельского флота была близка к окончанию».

Плохое состояние свеаборгских укреплений не должно особенно удивлять, так как после 1808 г. почти ничего не было сделано для их поддержания.
 
Теперь гром грянул и закипела работа.
Известно, что верки, обращенные к суше, откуда опасались нападения, были прочнее сооружены шведами, чем верки, обращенные к морю».


Как видим, «бордельеро» в Свеаборгской крепости было под стать Выборгу, а её стены рухнувшие при своей же учебной (!!!) стрельбе, отлично демонстрируют степень готовности к войне Российской империи, после 30-ти летнего мирного (в основном) правления Николая Первого…

НИЧЕГО оказалось не готово: ни отсталый парусный флот, ни древняя и маломощная артиллерия, которая почти не стреляла, ни крепости, ни ружья, ни царские полководцы… 

Продолжим рассказ М.М. Бородкина:
«Инженер — полковник М. Пасыпкин, состоявший в 1855 г. начальником инженерной команды Свеаборга, дает следующую картину фортификационных работ.

«Стены не были скреплены скобами и пиронами, а в некоторых местах были вовсе не приспособлены к обороне.
Нужно было впереди старых шведских верков построить новые батареи.
Таким образом, явилась новая крепость для защиты старой.
 
Укрепленная новая позиция заняла 9 верст в длину.
Материала под рукой не было.
Растительности едва хватало на фашины.
Песок имелся, но он находился далеко.
Доставка его была затруднительна для экстренных работ.

Строили батареи первоначально из дерева (брусья получались из Гельсингфорса), причем средину наполняли щебнем.
Это, конечно, было не вполне безопасно при неприятельском огне».

Конечно же, «не вполне безопасны»!
 
При попадании вражеского ядра такие деревянные брусья легко разрушались, а щебень, насыпанный между ними, превращался в шрапнель, поражая укрывающихся за ними.

«В частном письме к генералу-адъютанту Э. Ив. Тотлебену полковник М. Пасыпкин вновь изложил свое воззрение на оборону этой крепости, причем значительно подробнее перечислил недостатки свеаборгских укреплений, кои нуждались в исправлениях:
 
1) Во многих местах сделаны палисады; они могли только увеличить пожар во время боя и осколками поражать людей.
2) Внутри крепости имелось много деревянных зданий, которые следовало сломать, как приносящие один вред.
3) Сообщения между островами по мостам на ряжах и шпренгелях были ненадежны.
4) Большие пороховые погреба (около 2 т. пудов пороха), в особенности в капонирах Кайэт и Дельвиг, имели одинокие тонкие стены, весьма опасны и в случае взрыва окружающие их батареи могли быть разнесены.
5) При многих батареях устроены деревянные валганги на стойках, что являлось весьма опасным.
6) Обстрел орудий вообще во всех амбразурах очень мал, около 30.
7) Щеки амбразур чрезмерно круты, почти вертикальны и не плакированы, а обшиты дерном плашмя, а посему от первого попавшего ядра амбразуры могли быть завалены.

Кроме того, М. Пасыпкин находил необходимым, чтобы всей оборонительной линией Свеаборга заведовал один инженер, могущий соображать потребности всей обороны.


В течении семи месяцев 1854 года шла самая усиленная работа по вооружению крепости: все орудия, находившиеся на валах, были сняты для того, чтобы сделать под ними прочные установки; часть лафетов и поворотных платформ были вновь построены, а часть исправлены.
 
В это же время в лабораториях готовились принадлежности. Несмотря на столь кипучую деятельность, крепость далеко еще не была приведена в нужный боевой порядок.
 
Из ведомости предметов, назначенных для вооружения укреплений Свеаборга и батарей Гельсингфорса, видно, что в начале 1855 г. определено было поставить еще 449 орудий, требовалось 27.000 бомб и гранат и более 64.000 зарядов.

к.-адм. Матюшкин очень критиковал стены и палисады, орудия и общую неподготовленность.
По его мнению, земляная насыпь, с широким основанием у стен ближайших к берегу, была бесполезна.
Оборонительные работы 1854 г. и работы шведских времен адмирал признал слабыми и предлагал увеличение калибра орудий.

«Мы — доносил он генерал-адмиралу — как в материальном отношении, так и в управлении орудиями принадлежим к прошлому столетию».

Матюшкин находил, что если бы неприятель знал, что у нас только 9 бомбовых орудий, знал состояние стен, малость и малочисленность наших орудий, то он нынешней осенью (т. е. 1854 г.) разрушил все.
«Но фальшивая слава Свеаборга заставила его отложить до собрания положительных сведений.
 
Даже осторожная атака английская наделает нам хлопот и вреда. Немного ядер наших — пророчил адмирал — будет в неприятельском кузове, а у нас местами будет уже гореть и рушиться».

О том, как англичанами был организован обстрел Свеаборга в 1855 году, и к каким результатам  он привел, речь пойдет в следующей главе.

На фото: карта Швеции, с территориями после Абоского Договора 1743 года. Территории, отошедшие к России закрашены светлым тоном. Фото сделано в музее Свеаборга, даже цена карты в 10 евро имеется.