История первая - Зарница - трусость и отвага

Наступили мои первые школьные каникулы. Советскому Союзу оставалось быть «советским» еще пару-тройку лет, а родители решили отправить меня в пионерский лагерь. Нет, никаким пионером я еще не был. Я окончил первый класс, и на моей груди сверкала и переливалась рубиновыми гранями октябрятская звёздочка с ликом маленького и еще кудрявого Володи Ульянова. Кстати, если какая-нибудь тётенька, будь то продавщица в магазине или мамина коллега с работы, но непременно с объемной и пышной прической, разглядывая тебя поверх очков в роговой оправе, говорила, что, мол, посмотрите, какой красивый мальчик, он так похож на маленького Ленина, октябрёнок имел все основания гордиться этой похожестью. А он и гордился. Потому что в те времена было все просто и понятно. Есть самая большая и самая лучшая страна в мире. Был, есть и будет Ленин. А в 21 веке мы будем жить при коммунизме. О том, что страну лихорадило и накрывало неумолимой всеразрушающей лавиной перемен, мы в силу своего возраста не знали и не задумывались. Да и наша история совсем не об этом.

Я попал в самый младший отряд с такими же, как я, почти второклашками. Нас поселили в отдельном двухэтажном корпусе, в комнатах, которые почему-то назывались по больничному «палаты». В каждой такой комнате могло разместиться по пять или шесть человек, и мы шумно и жизнерадостно, толкаясь локтями в дверных проемах, забегали в палаты, занимая места на металлических койках со скрипучими пружинами. Спать на таких кроватях может и не слишком удобно, зато прыгать на них, как на батутах, кидаясь друг в друга подушками, было очень весело.

В первую очередь мы принялись разбирать свои небольшие чемоданчики из фанеры, обтянутые потрескавшимся кожзаменителем. Чемоданы не отличались оригинальностью, часто были похожи друг на друга, в связи с чем имели обыкновение теряться или путаться. Во избежание подобных происшествий на каждом из них была наклеена бумажка с подписанной заботливой материнской рукой фамилией владельца. Сами пожитки не занимали много места и достаточно быстро перемещались из чемоданов на полки шкафов, окрашенных в цвет стен голубой глянцевой краской. Сменное белье, носки, полотенце, мыло в мыльнице, зубная щетка и зубная паста – все это богатство непременно присутствовало в чемодане каждого будущего пионера. Обладатель зубной пасты с яблочным, а особенно, с мятным вкусом, моментально становился популярным, и к нему выстраивалась очередь из желающих попробовать и оценить вкусовые качества данного вообще-то несъедобного продукта.

Так и началась наша жизнь в пионерском лагере. Мы просыпались под звуки пионерского горна, ходили в столовую строем и обязательно с песней, стояли на линейках, поднимали флаг под бой барабанов. Помню, как по утрам, собираясь на зарядку, мы, расталкивая наших еще сонных товарищей, орали им на ухо: «Подъём, подъём! Кто спит, того убьём!». А еще был тихий час, во время которого наоборот никто не хотел спать, но весь этот томительный час приходилось тихо и скучно сидеть в своих палатах, переговариваясь шепотом, потому что за соблюдением режима тишины следили строгие и бдительные вожатые. И мы, стараясь не шуметь, ловили слепней и июньских жуков, залетевших через форточку, привязывали к их лапкам нитки и выпускали полетать по комнате. Правда, наши живые летательные аппараты долго летать не желали, они все время садились на окно, и ползали по стеклу в поисках спасительной лазейки, мечтая покинуть пределы столь злополучного для них помещения.

А вечером, после отбоя, мы в своих палатах при свете фонарика вызывали потусторонних гномов, привязывая нитку к ножке стула, на который ставилось небольшое зеркальце. А к самой нитке нужно привязать сладкую конфетку, обязательно в шуршащем фантике, потому что, как известно, гномы без ума от всего сладкого и шуршащего. Запомните, если вы вдруг не знали. И чтобы увидеть сказочного гнома, надо очень внимательно вглядываться в зеркало, натягивая свободный конец нитки рукой и повторяя слова заклинания: «Гном, гном, приди!». И если сидеть очень тихо, то достаточно часто в отражении зеркальца маленькие волшебные гномики действительно появлялись, и мы все их видели, и все в них верили. Они бывали разных цветов, и от того, какого цвета гном мерещится в отражении зеркала, можно сделать вывод: добрый он или злой. Если приходил гном в белом одеянии, и соответственно, добрый, то нам предоставлялась удивительная возможность понаблюдать за сказочным гостем, который забавно и неловко, перебирая маленькими ножками, шел по натянутой нитке в сторону конфеты. А еще маленький и бесконечно милый белый гномик мог усесться на нитку и покачаться на ней как на качелях. Но если же появлялся гном красный и злой, то мы в ужасе и с криками разбегались по своим койкам, запрыгивая с головой под одеяло, откуда долго не решались вылезти, опасаясь, что красный гном может послать на нас какое-нибудь страшное и ужасное заклинание.

В самом же лагере кипела интересная и разнообразная жизнь. Для досуга ребят предлагался разнообразный выбор кружков и секций, и я даже записался на кружок выжигания, но, по-моему, так ни разу до него не добрался, потому что целыми днями грязный и счастливый пропадал на пыльном футбольном поле с мячом и друзьями.

Каждый вечер непременно организовывалась дискотека или же устраивался просмотр фильмов в маленьком открытом кинотеатре с небольшим экраном и деревянными крашеными лавками. На дискотеку мы не ходили, нам это было неинтересно, а вот советские фильмы и мультики смотрели с удовольствием и по несколько раз.

В пионерском лагере мне нравилось всё, это было отличное время, но я не был счастлив до конца, потому что у меня была сокровенная мечта. Я жил в трепетном ожидании самого главного дня в череде будничной жизни лагеря. Ни родительский день, ни купание в бассейне или рыбалка на речке не могли сравниться с тем, о чём я мечтал. И даже возможность ночью измазать лица спящих девочек нашего отряда зубной пастой не настолько будоражила моё воображение. Кстати, не помню почему, но я так ни разу не поучаствовал в этом обязательном для всех ребят того времени пионерском ритуале, хотя сам не раз просыпался с засохшей зубной пастой на щеках, переносице и даже на ушах.

Моей же самой главной мечтой было заветное детское желание хоть раз в жизни сыграть в настоящую пионерскую «Зарницу», о которой я так много слышал от старших ребят. В моих представлениях это было захватывающее и по-настоящему опасное приключение с походом в чащу леса, где таинственный неприятель оставляет еле приметные подсказки в густых зарослях либо рисует стрелки на камнях и стволах деревьев. А мы идём по узкой лесной тропе смелым и решительным отрядом, выслеживаем и настигаем противника, а после этого вступаем с ним пусть и в игровую, но оттого не менее отчаянную схватку с одной лишь целью – добыть знамя команды соперника. А потом захваченный флаг необходимо любым способом доставить в свой штаб, и только тогда игра будет считаться выигранной. А ещё, на наших плечах непременно должны быть пришиты бумажные или картонные погоны. И если противник срывает с твоих плеч погоны, то ты признаешься погибшим, и выбываешь из игры. Если же ты лишаешься одного погона, то считаешься раненным, но не убитым, и можешь продолжать играть и сражаться за победу.

Я боялся только одного, что «Зарница» по каким-либо причинам не состоится. И основания для таких мыслей и волнений были. До нас доходили слухи, что игра будет проведена для всех отрядов, кроме самого младшего. Я страдал от этих новостей, во мне все сжималось от опасения так ни разу в жизни не сыграть в «Зарницу». Наш пионервожатый даже провёл внутри отряда некое подобие этой игры на территории лагеря. Мы спрятали свёрток с якобы важными документами в хозяйственной постройке, а затем носились по лагерю друг за другом, разделившись на две команды. Но это было всё не то и не так. Я хотел в лес, грезил оказаться в роли следопыта или индейца, чтобы идти по следам, питаясь в лесу дикой земляникой и малиной, а потом, обнаружив врага, вступить с ним в бой, в котором я буду отважно и ловко срывать погоны с неприятеля. Все, что так радовало меня в лагере, вдруг показалось мне не таким уж ярким и интересным. Я ждал только одного, настоящей «Зарницы».

И вот, наконец, настал тот долгожданный день, когда нам объявили, что «Зарница» все-таки состоится, а против нас будет играть команда из ребят постарше нас года на три или четыре. Вероятно, им было лет по одиннадцать или двенадцать, но нам они казались почти взрослыми людьми.
В ночь перед игрой я практически не спал. Я ворочался в темноте, вставал, ложился и снова вставал, подходил к окну, смотрел желтую луну и яркие мерцающие звезды, а в моей голове рисовались самые красочные картины предстоящего дня. Эта была ночь томительных ожиданий и надежд. Не помню, удалось ли мне заснуть, но утро началось с небольшого разочарования. Вместо погон вожатый раздал нам синие пилотки и объяснил, что именно они и будут индикатором нашей жизни, и если соперник сорвет пилотку с головы, то это будет означать гибель бойца.

«Пилотки? Как пилотки? А погоны? Это же всё неправильно», – негодовал я. Но с данным фактом пришлось смириться, тем более что долго расстраиваться было некогда. Наш отряд отправлялся в путь.

Мы вышли за пределы лагеря и отправились по извилистой и узкой лесной тропинке. Тут и там, спотыкаясь, мы перешагивали через разросшиеся и торчавшие из земли корни деревьев. По сторонам тропинки рос густой кустарник, а сверху среди густой кроны вековых деревьев едва виднелось голубое безоблачное небо. Мы шли и шли в поисках следов и подсказок, и наш путь продолжался уже долгое время, когда я, не в силах более сдерживать себя, побежал впереди отряда полный решимости первым найти и атаковать замаскированный вражеский штаб. И тут произошло то, чего никто из нас не ожидал. Мы попали в засаду. Старшие мальчики, которых было человек шесть, а может семь, решили не вступать в открытое сражение с «мелюзгой» в количестве тридцати человек. Они спрятались в густых зарослях по обеим сторонам тропинки и терпеливо ждали нашего появления. Момент неожиданного нападения был выбран очень удачно: мы оказались растеряны и совершенно не готовы к молниеносной атаке.

Пилотка движением руки решительным, хладнокровным и безучастным ко всем моим стремлениям и грезам была снята с меня моментально. Я оглянулся и увидел картину, которая навсегда осталась в моей памяти. По тропе шел старший мальчик и собирал пилотки с голов растерявшихся малышей. В руках у него было так много пилоток, так много «наших жизней», что у него «не хватало рук», и пилотки падали на землю, а он, не останавливаясь и не подбирая упавшие, шел всё дальше, продолжая свою победную «жатву». Я был подавлен и морально уничтожен. Как же так?! За что такая несправедливость?! Ведь я так хочу победить! Потом я увидел, что несколько мальчиков с нашего отряда, из тех, которые шли в последних рядах, всё ещё стоят в пилотках. Подбежав к одному из них, я начал просить, умолять его отдать мне пилотку. Я убеждал его, что мне она нужнее, потому что он слишком тихий и слабый, а я ловкий и сильный, и от меня будет больше пользы для нашего отряда. Но нет. Мальчик пилотку не отдал, да и вожатые, сопровождающие нас, не пошли бы на это. Жизнь у каждого одна. Таковы правила. И всё. Так закончилась моя первая «Зарница».

Со слезами разочарования и обиды на глазах я смотрел на победителей. Они поздравляли друг друга, смеялись радостные и довольные своей военной хитростью. А в моей голове была только одна мысль: следующую «Зарницу» придется ждать бесконечный целый год, и неизвестно, даст ли судьба мне еще один шанс поучаствовать в ней.

В течение следующего года я снова и снова в своих воспоминаниях возвращался к случившемуся, и горечь поражения была все так же сильна во мне. В какой-то момент я нашел для себя объяснение тому, что произошло на моей первой «Зарнице». Мне не стоило так бездумно рисковать и бежать впереди всех, не думая об опасности, и тогда я бы остался живым. Смелость и отвага сыграли со мной злую шутку, решил я для себя.

Пролетел, а для меня прополз самой медленной на свете черепахой еще один учебный год. Но вот опять наступило лето. И я, повзрослевший на год, снова оказался в пионерском лагере, где, как и год назад, вполне весело и беззаботно проводил время в ожидании новой «Зарницы». Однако с каждым днем мое волнение нарастало, и чем ближе была «Зарница», тем сильнее я нервничал и переживал: как бы не повторилась прошлогодняя история. Для себя я решил, что на этот раз точно не позволю себя убить.

В этом году нам, наконец, разрешили пришить бумажные погоны. Против нас играл самый старший отряд лагеря. Сценарий игры повторялся: отряд противников был гораздо малочисленнее нас, и они снова должны были устроить секретный штаб в лесу, оставляя нам подсказки на лесных тропинках.

И мы вновь вышли отрядом из лагеря в лес. И снова, двигаясь по маршруту, искали и находили подсказки, в которых нам подсказывалось верное направление. На этот раз обошлось без засад, и мы, петляя по узким лесным тропинкам, смогли обнаружить вражеский штаб на небольшой полянке совсем неподалеку от лагеря. Противники приняли бой, и началась схватка. Та самая схватка, о которой я столько мечтал. Силы были неравны, нас было намного больше. Я и еще несколько мальчишек окружили одного высокого парня. Помню, как мои товарищи со всех сторон наскакивали на него, пытаясь сорвать с него погоны, а он вертелся на месте, как уж на сковородке, изворачиваясь и контратакуя. И я был готов смело прыгнуть на него и сорвать с его плеч погоны, оставалось лишь дождаться подходящего момента. И этот момент настал: парень отвернулся от меня в сторону атакующих его мальчишек. «Ну же, вперед! Давай!» – крикнул я сам себе. Но что случилось? Я остался стоять на месте. Мои ноги вдруг стали ватными, и я ощутил непреодолимой силы страх, сковавший меня самыми тяжелыми и прочными цепями. Страх, что у меня ничего не получится, что меня сейчас опять убьют, и игра для меня снова закончится. Я так и простоял весь бой на одном месте в роли наблюдателя, не в силах заставить себя сделать хоть что-то для своей команды. В итоге кому-то из моих товарищей удалось сорвать с парня погоны, а затем были повержены и остальные неприятели. Это была победа. А потом какой-то мальчик из нашего отряда схватил вражеское знамя и побежал с ним в лагерь, в наш штаб. Соперники были повержены и мальчику-герою с флагом уже ничего не угрожало. Все, кто встречал его по пути: участники, пионервожатые или просто прохожие, – все, и «живые», и «мертвые», бурно приветствовали его победными криками. А он бежал и гордо размахивал захваченным трофеем. И тогда я тоже побежал за ним по пыльной лесной тропинке. Я смотрел на него, на всеобщее ликование, и мне хотелось быть хоть как-то причастным к этой победе, хотя я не сделал для нее ровным счетом ничего.

Наступил вечер того наполненного событиями дня. На спортивной площадке лагеря собрались мои товарищи и ребята из старшего отряда, чтобы поделиться впечатлениями от «Зарницы». Я подошел к ним, и увидел того самого высокого парня, которого мы окружили на поляне. Он активно жестикулировал, во всех подробностях описывая, как проходил его неравный бой. И вдруг он увидел меня. Он резко повернулся ко мне, и, указывая на меня пальцем, прокричал: «О! А этот просто стоял! Он трус!». Все посмотрели на меня. Я опешил, и мне стало безумно стыдно. Я развернулся и убежал от них, не в силах сдержать плач. Я бежал куда угодно, лишь бы подальше от всех, всхлипывая и утирая слезы. Но, как бы мне ни было в тот момент горько и обидно, я понимал главное – этот высокий парень прав. Я струсил и спрятался за спинами ребят, оставшись целым и невредимым. И это чувство стыда и разочарования в самом себе было гораздо сильнее и унизительнее того, что я испытал год назад.