Подвижник

- Николай Михайлович!

Кнопка дверного звонка податливо утонула, но ожидаемого дребезжания не последовало. Это с ней случалось. Не ответил на зов и хозяин уединённого жилища на окраине села Стужень. Что тоже бывало не раз.

Здесь он родился в первый день весны 1937 года. Сюда и вернулся после долгих странствий по дальним краям. Заносило его и в Казахстан, и в Татарстан, и на Кузбасс. Был он и взрывником на шахте, и грузчиком в столовой, и свободным фотографом. Одно время, уже выйдя на пенсию, трудился электромонтёром в знаменитом столичном Покровском монастыре, где покоятся мощи блаженной Матроны Московской.

Человеком он был беспокойным и в свои 88 лет знал только два режима существования: или трудился, или молился. Если нужно дать краткую характеристику Николаю Михайловичу Гончарову, то слово «подвижник» подойдёт как нельзя лучше.

Свидетелями его молитвенных подвигов были зачитанные книги: Евангелие, Псалтырь, разнообразные акафистники и молитвословы. Они всегда лежали в боевой готовности на широком столе у святого угла. Обеденный стол Николая Михайловича находился в проходной комнате и был более скромных размеров. А святой угол занимал почти всё пространство зала, оставляя самому хозяину укромный уголок на ветхом диване.

О трудах Николая Михайловича свидетельствовали не только стены дома, но и двор с огородом. Несмотря на преклонные лета, огромную, уже неоперабельную, пахово-пупочную грыжу, высокое давление и сердечные боли, он этой весной посадил огород. Не для себя. По осени почти весь урожай добрый дедушка щедро раздавал безземельным горожанам и ленивым сельским жителям.

Хату, которая задумала было развалиться, Николай Михайлович окучил деревянной опалубкой и укрепил бетонным панцирем, превратив в крепость. Кривые доски, использованные для опалубки, придали стенам неповторимость. Две огромные кучи, одна песка, другая щебня, растаяли за два строительных сезона. Работал мастер без подсобников, используя знание законов механики. Тяжёлое ведро с раствором, подцепленное крючком, на вертящихся блоках взлетало под кровлю, как пёрышко. В многотомной трудовой книжке Николая Михайловича есть записи о поощрении за рацпредложения. Правда, жажда к усовершенствованию производства порой доводила рационализатора до увольнения по статье.

Условия, в которых жил подвижник, покажутся изнеженным современникам невыносимыми. До асфальта далеко, газ привозной, печь дымит, телефон в доме не берёт, туалет на улице… Однако наш Михалыч никогда не поддавался унынию. «Не обращай внимания», - неизменный его ответ на моё брюзжание о каких-то неудобствах, в которых ему приходится жить…

Третий день я не слышал его голоса. Телефон абонента пребывал «вне зоны доступа». Моя трубка тоже не сообщала о пропущенных звонках от стуженского отшельника. В день святителя Николая, после Литургии в Кунье и похорон в Средних Апочках, я, наконец-то, вырвался к Николаю Михайловичу с большой богослужебной просфорой - Богородичной.

Из-за дома, через двор к сараю, испуганно метнулась рябая кошка. Хозяин выпускал её на улицу, когда чувствовал себя плохо.

- Николай Михайлович, Христос воскресе!

Я постучал в дверь, обитую тонкой оцинковкой, и ещё раз попытался выжать звук из капризного звонка. Дверь вела в сени и стучать в неё было бесполезно. До внутренних комнат этот стук не долетал. А вот звонок соизволил-таки откликнуться на усилия и рявкнул. Да так, что мог бы разбудить и мёртвого.
 
Николай Михайлович не отзывался. В последнее время он жаловался на слабость слуха, приценивался к слуховому аппарату, но очень не любил, когда гости стучатся в окно: «В окно стучит только смерть». К тому же на ночь он задраивал оконные проёмы изнутри деревянными щитами. Стучи – не достучишься.

Сейчас на окнах щитов не было. Мелькнула дерзкая мысль нарушить категорический запрет и атаковать неприступную крепость Михалыча со стороны его молельной комнаты.

Для очистки совести я повернул ручку и легонько толкнул входную дверь. Та с жалобным скрипом распахнулась в сени.

В сенях слева от входа хранилась садовая тачка с новыми колёсами. Тут же занимала пространство старая нерабочая стиральная машина. Справа – плотная занавеска, закрывающая дверной проём в чулан. Чулан Николай Михайлович намеревался со временем переоборудовать в котельную. Газ к его владениям подвели бесплатно по какой-то госпрограмме. Дальнейшая газификация дома требовала изрядных капиталовложений. Но подвижник после поступления очередной пенсии вкладывал свои капиталы в другие «проекты». То покупал самые дорогие восковые свечи, то подавал записки в разные храмы, то жертвовал на монастыри, то оказывал денежную помощь тому, кто нуждался. Я знаю о многих добрых делах Николая Михайловича, поскольку он часто выбирал меня посредником. Однако таких дел было намного больше.

Вторая дверь, ведущая из сеней в хату, тоже оказалась незапертой.

- Николай Михайлович, Вы живы?

Николай Михайлович сидел на диванчике перед иконостасом и не замечал, что лампада в святом углу погасла. За её состоянием он следил строго. И покупка масла для лампад была едва ли не самой большой статьей его ежемесячных расходов. Погасшая лампада в доме Николая Михайловича вернее всякого фельдшера констатировала смерть хозяина.

Скорую я вызвал в 14.40. Через две минуты позвонил в полицию. Но в котором часу обнаружил почившего, затрудняюсь сказать точно. Какое-то время я не предпринимал никаких действий. Просто стоял в комнате и разговаривал с недвижно сидящим хозяином, как с живым, прекрасно понимая, что он мёртв. И уже не будет наших совместных поездок в Курск или Щигры, во время которых Николай Михайлович не давал мне задремать или излишне увлечься радионовостями. Он пел духовные песни или читал нараспев молитвы, удивляя неходовыми мелодиями, возможно, услышанными им от инока Василия и инокини Елены. За этой благочестивой пожилой парой, принявшей монашество, Николай ухаживал, когда сам был молодым.

Когда-то Николай Михайлович жил в Казахстане и принадлежал к общине, созданной святым преподобноисповедником Севастианом (Фоминым). На пути нашего подвижника встречалось много священнослужителей. Я стал последним.

Вернувшись в родные края, Николай Михайлович объездил практически все окрестные храмы. Подпевал на клиросе. Пел он и у нас в Кунье. Повсюду добирался автостопом. С периода пандемии этот способ передвижения стал ненадёжным. И Николаю Михайловичу всё чаще приходилось возвращаться с трассы домой, потеряв надежду успеть на Литургию в храм. Просьбой покатать его он не злоупотреблял, подгадывая возможность оказаться попутчиком. Поэтому чаще, чем в Кунье, попадал со мной на общеепархиальные архиерейские службы в Щигры. Последний раз он побывал на такой службе в Святочные дни. Последний раз…

До приезда скорой и полиции я у тела Николая Михайловича прочёл молитвы на исход души и начал читать Псалтырь. Медики опередили участкового. Врач по известным ей признакам определила, что смерть наступила более суток назад. Нашла под подушкой умершего сумку с документами. «Они всегда их тут прячут». Переписала паспортные данные. Удивилась, что дедушка в таком солидном возрасте всё ещё вёл активный образ жизни.

Николай Михайлович не любил, когда в его молельную комнату заходили женщины. Тем более, когда в ней хозяйничали. Неоднократно он отказывался от помощи по уборке дома. Но теперь он не мог выставить за дверь гостью. Это сделали мухи и земляные блохи, напавшие на неё. Меня эти насекомые признали за своего и не беспокоили.
Участковый тоже не задержался в доме покойного надолго. Убедившись, что признаков насильственной смерти нет, вышел на улицу. Протокол привычно заполнял на капоте своей машины.

- Кем Вы приходитесь покойному?

А кем я прихожусь Николаю Михайловичу?

- Другом.

Мы действительно дружили.

Под ногами в майской траве карабкался наверх пухленький кузнечик. Тонкая травинка клонилась под его тяжестью и возвращала на землю. Кузнечик перепрыгивал на другую и повторял манёвр.

+++

Хоронили Николая Михайловича в последний воскресный день пасхального периода. Пели тропарь Воскресения.

Кладбище в Стужне находится на живописном холме у дороги. В центре кладбища тянутся к небу три стройных тополя. Их полвека назад посадил папа Николая Михайловича у могилы своей жены.

Наталья Никитична Гончарова скончалась, двух лет не дожив до семидесяти. А Михаил Михайлович шести месяцев не дотянул до сотни. Его похоронили слева от супруги в декабре 2011 года. В мае 2025 года справа от матери появилась могила сына Николая.

Отпевали на площадке перед стенами разрушенного храма Рождества Христова, в котором когда-то пела мама покойного. Собрались родственники. Из далёкого Ноябрьска, прервав вахту, прилетел сын. Из Татарстана приехала дочь.

Николай Михайлович как-то высказывал пожелание быть погребённым в Кунье. Вместо этого Кунье, в лице прихожан Покровского храма, приехало в Стужень на погребение.
От сестры покойного многие с удивлением узнали, что Николай Михайлович в Крещении был Василием. Крестить в храм носила мама, а в сельсовет записывать новорождённого ходил папа. Вот и вышла нестыковка. Я эту тайну знал, но по просьбе Николая-Василия не афишировал. Хотя в вопросе наречения имени «двойной бухгалтерии» не люблю.

В конце долгой жизни Николая Михайловича Гончарова мама-певчая победила папу-балалаечника. И пусть на табличке, прибитой к дубовому могильному кресту, начертано имя «Николай», отпевали мы новопреставленного раба Божия Василия, о упокоении коего просим помолиться и вас, боголюбивые читатели.

26 мая 2025г.