Рабство индейцев в Новой Франции

Регион Новая Франция в различные периоды колонизации Северной Америки включал территории современных канадских провинций Квебек, Онтарио, Нью-Брансуик, Новую Шотландию, Ньюфаундленд, часть территории Великих озер, Луизиану (долину реки Миссисипи с современными территориями американских штатов Луизиана, Миссисипи, Арканзас, Северная и Южная Дакота, Айова, Канзас, Миссури, Монтана, Небраска).
Институт рабства в Новой Франции практиковался всеми населявшими эту территорию коренными народами, и представлял собой как указывалось в предыдущих разделах, форму пленения чужаков и использования их на правах членов семьи в домохозяйстве, а также для восполнения популяции племени. Войны в культуре коренных народов региона являлась средством достижения указанной цели.
Прежде чем быть принятым на правах раба в семью, захваченные в плен иноплеменники, проходили своеобразный обряд инициации, а также серию последующей моральной и этнокультурной обработки, призванных лишить человека любых идентификаций с предыдущей этнической группой и определить статус пленника в строго очерченных рамках.
Процесс инициации и этнокультурной адаптации пленников у коренных народов, населявших регион, сопровождался весьма жестокими формами насилия, например, публичном избиении, отрезании пальцев, надрезании сухожилий, выдергивании ногтей, нанесения видимых увечий и т.п.  И все это считалось публичным делом племени, в котором участвовали как женщины, так и дети. Тот, из пленников кому после инициации удавалось выжить, принимался в семью, где подвергался дальнейшему уничижительному обращению, все с той же целью – стереть прежнюю идентичность.
 Став частью новой общины, пленники выполняли в ней определенные социальные функции. Как правило, рабы у индейцев данного региона обычно не рассматривались как передаваемая собственность или товар. Вместо этого рабы, как пишет исследователь Бретт Рашфорт, выполняли социальную роль «потерянного члена сообщества» – заполняли место погибшего в семье родственника, социальные функции которого должны были выполнять.[4]
Это часто означало, что положение раба у индейцев было гендерно обусловлено и обязывало даже пленников мужского пола брать на себя выполнение в семье традиционно женских функций. Женщины-пленницы часто использовались в качестве второстепенных «обязанных» жен, которых использовали для рутинных домашних дел, а также для репродуктивных задач.[4] Уникальное положение пленников в качестве социальных посредников позволяло им играть важную роль при межплеменных коммуникациях, например служить переводчиками, оказывая своего рода дипломатические услуги.
В целом, работорговля у коренных народов населявших территорию Новой Франции имела социальное и политическое значение, поскольку связывала племена отдельных территорий друг с другом через рабов-пленников, благодаря которым преодолевались этнические и языковые барьеры. Пленники, интегрированные из одного племени в другое, имели возможность выступать в качестве культурных координаторов между племенами, что являлось важным фактором для процесса реализации межплеменных отношений.
Но с приходом европейской колонизации в регион рабство для индейцев приобрело другое значение и сформировало иное отношение к статусу раба. Исследователи указывают, что к 1750 году две трети порабощенных в Новой Франции относились к коренным народам.[3]
Когда французы начали интенсивную колонизацию восточных территорий современной Канады система рабства уже была хорошо известна местным племенам, поэтому французская рабовладельческая практика, скорее стала элементом адаптации к существующей системе индейского рабства, нежели некой новой навязываемой коренным народам системой.
Порабощение индейцев в Новой Франции колонистами начинает обретать признаки устойчивой системы с 1632 года. Но уже к середине XVII века французы и индейские общества столкнулись с такими практикуемыми формами человеческой несвободы, как французское рабство.
Признавая индейскую практику усыновления пленников, французские колонисты, заполучив индейца в собственность, обрекали его на нищенское существование.
Между 1660-1760 годами, колонисты Новой Франции держали у себя тысячи индейцев в качестве рабов, хотя рабство индейцев юридически закреплено не было. Считалось, что порабощение людей, оформленное де юре – мера, противоречащая этике, но де факто покупка и продажа раба-индейца не то, чтобы допускалась, а поощрялась и оправдывалась.
В указанный период колонисты Новой Франции проводили две, казалось бы, противоречивые политики по отношению к индейцам. Путем компромиссов, дарения подарков и дипломатии в туземном стиле они заключили самую разветвленную систему индейских союзов в колониальной Северной Америке. Они также развили широкую систему индийского рабства, которая превратила тысячи индейских мужчин, женщин и детей в предметы колониальной торговли во французских поселениях. Хотя рабы-индейцы никогда не составляли более 5 % из всего населения колонии, они выполняли важную работу в колониальной экономике. Их использовали в качестве домашней прислуги, фермеров, грузчиков в доках, мельников и неквалифицированных рабочих в системе городских ремесел.
В некоторых районах, таких как коммерческий район Монреаля, например улица Сен-Поль и площадь Марш, рабы-индейцы играли особенно важную роль.
Стоит отметить, что на первоначальном этапе зарождающихся торговых отношений колонистов с местными индейцами, последние предлагали своих пленников французам в качестве «жеста доброй воли», дабы выказать свое дружеское расположение. Французы же не соглашались с тем, что данный «жест» можно как-то соотнести к знаку дружбы, а наоборот воспринимали эту практику как средство укрепления отношений с целью привлечения в орбиту своего домохозяйства ценных работников.
Второй причиной, как полагает Рашфорт, является то, что Новая Франция отчаянно пыталась предотвратить переход своих союзников-индейцев в войне на сторону англичан. Французские официальные лица пришли к выводу, что обмен пленными является одним из наиболее эффективных средств стабилизации этого шаткого союза с индейцами. [1]
Таким образом, пленники-индейцы становились все более доступными по мере того, как обмен приобретал все большее значение для поддержания альянса.
Например, в 1670 году Жак Маркетт (миссионер-иезуит, путешественник и исследователь – И.К.) принял в качестве подарка индейца-пленника «в знак дружбы» после того, как ухаживал во время болезни за одним из своих индейцев-проводников из племени оттава, которому этот пленник принадлежал, и был рабом в его семье. «Я спас ему жизнь, – писал Маркетт в своем дневнике, – и он за это подарил мне своего раба, которого два или три месяца назад захватил в бою с иллинойсами».  Далее Маркетт писал: «Иллинойсы – воины и имеют много рабов, которых они обменивают с оттавами на мушкеты, котлы, топоры и ножи». [2] А четыре года спустя Маркетт описал положение иллинойсов в книге «Пленник и раб»: «Они воинственны и сами создают себе условия для жизни... Они отправляются за рабами далеко на юг и запад, внушая страх остальным. Рабов они продают по высокой цене другим племенам в обмен на товары».[2]
Опыт Маркетта указывает на двойственный характер обмена в обществе иллинойсов и оттава. Ни в том, ни в другом случае обмен не был полностью экономическим, а исключительно символическим, обмен рабами-пленниками мог означать дружбу, но также и обмен товарами.
Племя иллинойсов, надо сказать, являлось весьма влиятельной группой в регионе, которая активно занималась работорговлей соотечественниками.  Профилируемое в домохозяйстве иллинойсов рабство пленников отвечало не только потребностям их жизненного уклада и поддержанию благосостояния, но и культурным целям.
Работорговля позволила этим индейцам укреплять отношения с французами и другими союзными племенами. Совершая набеги на враждебные племена, иллинойсы захватывали пленников и в качества подарков предлагали их французам, что в свою очередь позитивно сказывалось на отношениях. Французы, принимали пленников, христианизировали их, и использовали не только в личном домохозяйстве, но, и в сфере экономики колонии.
В отношениях между французами и иллинойсами всегда превалировала взаимная выгода. Однако иллинойсы считались весьма ревностными партнерами. Они недвусмысленно смотрели на торговые контакты французов с враждебными иллинойсам фоксами. Французы старались учитывать этот фактор не только в отношениях с иллинойсами и фоксами, но и в межплеменных отношения других индейцев в районе Великих озер.
Фоксы, также старались партнерские отношения с французами использовать в своих интересах, и зачастую выходили с предложениями о возврате своих пленников, которые были подарены французам иллинойсами.
Французы понимали, если отдать пленника-раба фоксам, это означало оскорбить союзников иллинойсов со всеми вытекающими из этого последствиями. Например, такой шаг мог элементарно привести к тому, что иллинойсы одномоментно могли прекратить поставку французам пленников, в чем французы, конечно же, не были заинтересованы.
Таким образом, работорговля как укрепляла союз французов и иллинойсов, так и разрушала его, что в итоге приводило к военным конфликтами между иллинойсами и французами.
На западе индейцы сиу также предлагали своих пленников французским путешественникам в знак дружбы.
Как вспоминал в 1700 году в своих путевых заметках торговец Пьер Шарль Ле Суер, которому вождь племени сиу предлагал в качестве подарка два могущественных символа союза – еду и пленников. «Вождь племени сиу указал на свой народ и сказал нам: «Считайте нас больше не сиу, а французами». [5] Ле Суер с благодарностью принял этот подарок и предложил сиу отказаться от своего кочевого образа жизни и поселиться рядом с французами.
 В 1670-х годах, по мере того как торговля мехами все теснее связывала долину реки Святого Лаврентия с верхней частью страны, обмен рабами-индейцами, ранее характерный для Монреаля постепенно перемещался на Запад.
Так, например в 1678 году, индейцы оттава в рамках ритуального обмена подарили торговцу мехами Дэниэлу Дулхуту трех своих рабов-пленников.  «Они заверили меня в своей дружбе, – писал Дулхут, – и в доказательство дали мне трех рабов». [5] 
Однако у этого ритуального обмена как отмечает Рашфорт была и другая сторона медали.
Однажды мехоторговец Дулхут отказался принять в дар рабов-пленников, и казнил двоих из них за убийство на глазах у своих союзников-индейцев вместо того, чтобы разрешить ситуацию обычным обменом пленными.
Игнорируя обычаи индейцев, в отношении пленников, Дулхут поставил под угрозу и без того шаткий союз с племенами из западной части Великих озер. Дело в том, что в 1684 году распространились слухи о подготовке ирокезов к массированному нападению на Нью-Йорк. Эти слухи разнеслись не только по всей Новой Франции, но и по ту сторону Атлантики. Французы начали мобилизовывать большую армию и стремились склонить союзные им племена присоединиться к ним в борьбе против ирокезов. Действия Дулхута оттолкнули эти племена от предложения французов и когда французы в Мичилимаккинаке попросили индейцев вооружиться для предстоящей битвы, оттава, например, воспротивились, и, тайно уговорили другие племена отказаться от участия в этом конфликте. «Французы приглашают нас на войну против ирокезов, – говорил один из вождей оттава, – они хотят использовать нас, чтобы потом сделать своими рабами. После того, как мы поможем уничтожить врага, французы поступят с нами так же, как они поступают со своим скотом, которого они запрягают в плуг и заставляют возделывать землю. Пусть сами воюют». [5]
Таким образом, поступив вопреки индейским обычаям, французы продемонстрировали индейцам свое нежелание играть по правилам альянса. Ирония заключается в том, что, отказ Дулхута принять в дар рабов, вселил в индейских союзников Новой Франции опасения и страх быть порабощенными.
Работорговля индейцами в Новой Франции охватывала обширное географическое пространство от поселений равнинных апачей на юго-западе Великих Равнин до лагерей сиу в современной Миннесоте, проходила через земли племен сауков и фоксов вдоль границ Великих озер и долины реки Святого Лаврентия.
Порабощенные индейцы жили в каждом крупном поселении Новой Франции. Многие из них были отправлены на французские острова в Карибском море. В отличие от большинства североамериканских колоний, в Новой Франции рабский труд индейцев оставался преобладающей формой несвободного труда на протяжении всего ХVIII века.
В погоне за экономическим преимуществом перед другими североамериканскими колониями, королевская администрация Франции уступила давлению со стороны своих колониальных чиновников, фактически являвшихся рабовладельцами, и занимавшихся индейской работорговлей, одобрив юридическое оформление рабства в 1709 году. Рабство индейцев в Новой Франции первоначально было узаконено лишь только в долине реки Святого Лаврентия.
Указ «О неграх и дикарях» 1709 года легализовал покупку, владение и продажу индейских рабов, которые получили название «пани» (panis – англизирован как pawnee). Термин происходил от называния равнинного племени пауни, потому как первоначально большинство рабов-индейцев, проживавших в канадской Новой Франции, были выходцами из этого племени. Позднее этот термин стал синонимом термина «индейский раб» во французской колонии, причем раб из любого племени. [3]
Рабов из числа коренных народов разрешалось обращать в рабство только в пределах колонии, хотя на практике порабощенные индейцы оставались рабами независимо от того, куда их направляли владельцы, или где они находились.
После вступления в силу Указа 1709 года рабство в колонии росло в геометрической прогрессии. Рынки рабов в Новой Франции, например такой рынок как Сент-Лоуренс, были наводнены рабами-индейцами из различных коренных народов. По словам Рашфорта, была создана «страна – аналог африканского королевства Нигрити, где «нация пани» юридически и морально подлежала порабощению».[4] Другими словами, племена, проживавшие на западе континента в столкновениях с племенами, проживавшими на востоке, усиливали последних своим присутствием, попадая в плен в качестве рабов, которых обменивали колонистам за подарки.
Жажда французских колонистов иметь как можно больше рабов-индейцев изменила индейскую практику захвата пленников и порабощения. Пленники стали не просто символическим способом замены потерянных родственников, но и экономически ценным товаром. К 1725 году почти половина всех колонистов, владели рабами-индейцами.
Обмен рабами и различные представления о природе рабства также оказали реальное влияние на отношения французов с местными индейцами. Колониальными властями, например, поощрялись затяжные войны между племенами, поскольку пленники, захваченные в бою, обеспечивали приток новых рабов на рынок. Союзные французам племена использовали этот стимул в своих интересах, например в военной поддержке, снабжении оружием и боеприпасами.
В 1747 году колониальная администрация предложила метрополии разрешить товарообмен – рабов-индейцев обменивать на рабов-африканцев. Однако эти попытки французскими властями были пресечены. Метрополия опасалась, что данный процесс поставит под угрозу существующие первые франко-индейские альянсы, столь необходимые в борьбе против британской экспансии на континенте.
Луи Антуан де Бугенвиль – французский исследователь и путешественник считал, что «нация пани» играет ... ту же роль в Америке, что и негры в Европе», поэтому должна находится в рабстве у колонизаторов при любых обстоятельствах, «ибо от нее зависит процветания колонии». [6]
Импорт рабов-индейцев по оценкам историков в Новой Франции стал снижаться за десятилетие, предшествовавшее ее завоеванию в 1760 году, но юридически продолжал оставаться законным. Как предписывала статья 47 капитуляции Монреаля, 8 сентября 1760 года: «Негры и пани обоих полов должны оставаться в качестве рабов во владении французов или канадцев, которым они принадлежат и коих они будут иметь право держать в колонии или продавать...».[1]
В целом рабовладельческая система, сложившаяся в Новой Франции, с одной стороны, была сосредоточена на увековечивании статуса рабов-индейцев, и старалась как можно дольше их продержать в неволе, для того чтобы колония не снижала темпы производства скажем табака или сахара.
В отличии от системы рабства, существовавшей у индейцев до прихода колонизаторов, французская система порабощения коренных народов фактически была направлена на то, чтобы сохранить неограниченные права на раба-индейца и перекрыть ему все пути выхода из него.


Литература:
1.  Borrows John, Wampum at Niagara: The Royal Proclamation, Canadian Legal History, and Self Government. In Asch, Michael (ed.). Aboriginal and Treaty Rights in Canada: Essays on Law, Equity, and Respect for Difference., Vancouver: UBC Press, 1997, pp. 170-171
2. Jacques Marquette and Louis Jolliet, Voyage et dicouverte de quelques  nations de l'Amerique septentrionale (Paris, 1681), 21. Translation from Thwa Jesuit Relations https://archive.org/details/voyageetdcouvert00marq
3. Lawrence Bonita, Enslavement of Indigenous People in Canada. – The Canadian Encyclopedia., Historica Canada, 2018.
4. Rushforth Brett, Bonds of alliance: indigenous and Atlantic slaveries in New France. University of North Carolina Press, 2014.
5. Rushforth Brett, A Little Flesh We Offer You: The  Origins of Indian Slavery in New France: The William and Mary Quarterly, Vol. 60, No. 4 (Oct., 2003), pp. 777-808, 2003.
6. Vandervort Bruce, Louis-Antoine de Bougainville (1729-1811). In Tucker, Spencer C. (ed.). American Revolution: The Definitive Encyclopedia and Document Collection. Vol. I. ABC-CLIO., 2018? pp. 151-152