Хохол и Гуран

- Тёмный ты человек, Афоня, как твоя фамилия. В мировую революцию не веришь! И для сибиряка тощий, как тебя в бронебойщики взяли? Однако окопчик как по учебнику отрыл. Немец по балочке на наши сорокопятки попрёт, тут мы ему в борт и вмажем, тока дым пойдёт,- хищно блестя молодыми зубами и по-южнорусски «гэкая», говорил своему второму номеру бронебойщик Иван Скачко.
- Чо тебе, паря, моя фамилия покоя не даёт? Фамилия как фамилия, может в родове тёмных обличьем много было, а может по названию местности. Сказывают, город такой есть. Вот города твоей фамилии нет, а моей в наличии. И сибиряком меня не зови. Забайкальские мы. Там нас гуранами кличут.
- Хм, город твоей фамилии,- недоверчиво хмыкнул Скачко,- ты сам в таком городе был? Может и нет такого города. Обманули тебя. Ну-ка, подвинься, Гуран!

 Ванька спрыгнул в окоп. От плотного, разгорячённого недавним движением тела бронебойщика, в окопчике стало будто тесно.

- Вот победим фашиста, заживём!- с жаром в голосе заговорил первый номер,- Днепрогэс видал? Нет, а я видел — силища! Таких ГЭСов тысячи понастроим, на каждой речке. Представляешь — всюду электричество! Электричество тебе землю пашет, коровам за титьки дёргает, ты весь в чистом, только кнопки нажимаешь, а захотела твоя жинка зрелищ — пожалуйте в электротеатр! «Коммунизм — это советская власть плюс электрификация всей страны». Знашь, чьи слова? Темнота! Сам товарищ Ленин так говорил!
Адепт мировой революции многозначительно вскинул палец, но тут же с голоса, каким привык выступать на комсомольских собраниях, перешёл на обычный:
- Захопити пидсрачники и сидайте исти,- как говорила моя бабка,- зря я что ли пол ночи на брюхе ползал!

 Скачко вынул из заплечного мешка завёрнутый в тряпицу кусок желтоватого сала, жменю перьев зелёного луку и изрядный кусок хлеба.

 Отмалчивался второй номер, нарезая самодельным ножом нехитрую снедь, думал:
«Отца в тридцать втором забрали, хозяйство позорили. За это мне власть любить? Чем вдовый отец шести детей мировой революции помешал?»

- Молчишь, хмуришься. Язык проглотил? Может ты против коммунизма? Подкулачник? Классовый враг?- не унимался Скачко,- так мы таких к ногтю!
- Чего расшумелся?- окоротил первого номера Афонька Гуран, - батя из первых в колхоз вступил и не с пустыми руками, как некоторые, и мы с тобой сейчас в одном окопе… 

  Короткая летняя ночь истончалась. На небо со стороны порушенного новой власть дома Гурана лезла заря, упрямо красила низкие облака красным. Ночная мгла грязная, будто вобравшая дымы всех сожжённых деревень, уползла на запад и тут же обернулась гулом моторов. Низкий звук, возникнув вдали, приближался, ширился, наполнив всё окружающее пространство. Качнулось небо. Загудела, затряслась, как в горячечном ознобе, земля. Несколько камушков упало на дно окопа. Фашистские танки цвета грязи с чёрно-белыми крестами на башнях рвались к Волге.

- Сами о крестах на свои могилы позаботились,- ощерился первый номер, - гады, не дали спокойно пожрать. Ну, я вам такого не спущу. За мировую революцию, Афоня, патрон!

 На правом фланге, отсекая немецкую пехоту от танков, застрочил пулемёт. Стволы фашистских танков нащупали цель, открыли огонь. По полю, усеянному оспенными рытвинами орудийных воронок, совсем рядом с советской батареей, поднялись чёрные, будто из угольной пыли, столбы разрывов. Наши пушки ответили. Передний, из идущих уступом немецкий танк, наткнулся на невидимую преграду — качнувшись тонким дулом к земле, остановился. Из под шестигранной орудийной башни повалил густой дым. Над похожей на коровью лепёшку командирской башенкой показалась чёрная фигура немца. Афоня полоснул по ней из автомата.
- Стреляй, Иван, стреляй,- срывающимся от волнения голосом, перекрывая шум боя,  заорал Гуран.
В ответ первый номер только дёрнул щекой — отстань и крепче прижал к плечу приклад.

 Фашистский танк прогрохотал так близко, что второму номеру показалось — он кожей лица почувствовал жар, исходящий от мотора. Пропустив танк, Скачко нажал на спусковой крючок. Раскрывая для вражеского глаза позицию бронебойщиков, из двухметрового ружейного ствола вырвалось пламя, взметнулась пыль.
 Тяжёлая 14,5 мм бронебойная пуля прошила кормовую броню.
- Горит! Горит!- вытягивая из окопчика тонкую юношескую шею, погрозил немцу кулаком Афоня.
- Пригнись, дурында,- коротко рявкнул первый номер,- патрон! Приготовься менять позицию!

 Но позицию бронебойщики сменить не успели. Смяв молодой березняк, по пологой стенке их балочки, на окопчик, старательно вырытый и замаскированный Гураном, выкатил немецкий танк. Воняющее гарью, бензином и смертью стальное чудовище стремительно надвинулось, оглушило лязгом гусениц, заслонило грязным брюхом свет.

 Фашист остановился, сминая человеческую плоть со сталью их оружия, закрутился на месте, превращая окопчик бронебойщиков в братскую могилу...



  «Ненавижу своё москальское имя — Иван. Мать сказывает, бабка настояла, чтоб меня в честь её отца, сгинувшего на войне, так назвали, иначе грозилась Киевскую квартиру племяннику оставить. Нужна ему эта квартира! Дядька в Канаде большую деньгу зашибает. Это он мне подарил «Иллюстрированную историю Украины» Грушевского. Не, всю я её не читал. Больше картинки смотрел, нам и так в школе всё рассказали: настоящие русы - это мы  украинцы-арии! Московиты - грязные потомки разных чурок украли у нас всё — земли, историю, само имя русский! Сами живут, как скоты, и другим не дают. Янукович хотел вновь под Москву лечь, так мы его!
 Мне нравилось скакать со всеми и орать: «Кто не скачет, тот москаль!», «Москаляку - на гиляку!», ходить с портретами Бандеры. Чёрный дым факелов, твёрдая поступь сотен тяжёлых ботинок — новый порядок! Как жалки были старухи с красными тряпками, пытающиеся нам мешать. Мы их топтали, как червяков на асфальте. Тогда я себе и наколол вольфсангель - волчий крюк. Это арийский символ такой. Даже дома стал говорить только на мове. Когда смотрел телемарафон, часто представлял, как еду на танке с чёрно-белыми крестами на горящий Кремль, в руках у меня, как у Рэмбо, американская винтовка.

 Когда война началась, хотел к дядьке в Канаду рвануть, но не успел — границы закрыли. Проклятые москали, все беды из-за них! К боям нас во Франции готовили. Рассчитывал, что оттуда слинять легче будет. Куда там! Охраняли словно зэков.
 А, потом — здравствуй ридна ненька! И я уже в немецком «Мардере», рядом побратимы, на нас бронежилеты, в руках НАТОвское оружие. Всё, как я воображал — чёрно-белые кресты на бортах, скрежет гусениц, запах гари.
 
 Отсекая звуки, захлопнулась тяжёлая дверь десантного отсека. Мы, как арийские рыцари, закованные в броню, от лязга гусениц наших стальных коней трясётся земля. Сердце стучит, во рту вкус крови, будто стометровку пробежал. Страшно, но я виду не показываю, держу марку, чтобы стал виден мой вольфсангель, даже рукава засучил.

 Нам приказали отбить занятый орками опорник и там закрепиться. Мчимся по дороге. Тесно. Ни хрена не видно, пот течёт за шиворот, всего трясёт. Наш пулемёт не смолкает. Скорей бы выбраться из этой консервной банки. Вдруг, БАМ! Наша «Куница» остановилась. Мина? Взводный орёт: «Выскакивай! Оружие к бою, ****ь!» Отвалилась аппарель. Я сидел с краю. Выскакиваю…



 Расчёт Лютого сменил второй подвал. Оба «немцы» накрыли сбросами. Два подвала — две контузии. Самого Лютого зацепило осколком. Не сильно, но дыра в руке оптимизма не прибавляет. Ротация должна быть четыре дня назад. Ротный попросил потерпеть - «обстановка». У командиров всегда «обстановка»! Ты попробуй третью неделю путём не спать и пить ржавую воду. За ней ещё сползать на брюхе надо. А, в воздухе «Шереметьево» - всё гудит от дронов. Если тебя «срисовали», тут же прилетит — не сброс, так мина.

 Пашка с позывным Лютый парень хитровывернутый и птичник авторитетный. Пока было поспокойней, подготовил позиции. Так что со всем скарбом от подвала к подвалу бегать не пришлось, но с полусдохшими батареями много не навоюешь.

 Рация Лютого заработала на приём. Едва слышный звук ударил по нервам немногочисленного расчёта дроноводов и заставил выбросить в кровь порцию адреналина. Противным голосом Зверюги-командира рация прокаркала:
- Лютый, в твою сторону Мародёр рвёт! Отстреляйся и уходи на шестую точку. Там тебя подберут. Как понял? Приём.
- Принял - отстреляться и через шестёрку сваливать!- повеселел Лютый.

Собирать никого не пришлось.

- Так, братва, слухай сюды,- для верности Пашка шлёпнул здоровой ладонью по столу из снарядного ящика и обвёл своё немногочисленное воинство строгим взглядом: воюющий второй контракт похожий на старшеклассника конопатый Цыпа, ехидный новичок Гуран.
- Я вылетаю первым, хохла кумулятивным останавливаю. Ты, Цыпа, с осколочно-фугасным ждёшь. Как «немцы» аппарель откроют — влетаешь. Гуран, ты страхуешь Цыплакова, добиваешь выживших. Всё поняли?- Лютый не любил лишних слов.
- Поняли,- изобразил мужество на детском лице Цыпа,- не первый раз! А, потом?
- Потом жопу в горсть и рвём когти на шестую!- скомандовал Пашка,- Гуран идёт первым, ты за ним. Я замыкаюшим!


  Завывая от ужаса железными кишками, трясясь решётками «мангала», стальная «Куница» мчалась к остаткам строений, ещё неделю назад бывших русской деревней. «Леопард», на который она так надеялась, остался гореть на русском минном шлагбауме. Больше всего машине хотелось забиться в безопасную глубину капонира, укрыться маскировочной сетью, но беспощадная людская воля гнала вперёд. Плюясь на ходу 20-мм снарядами, 33,5 тонная туша «Мардера» сбросила ход, чтобы обогнуть выгоревший остов «Казака».

 Дрон, беременный двумя бронебойными «морковками», стремительный, как голодный овод, попытался впиться в увешанный цепями стальной бок «Куницы»…


 … изображение вражеской машины в очках Лютого разбилось на десятки рябящих квадратов. Высветилась знакомая надпись «No image». Полыхнул неслышимый взрыв. «Мародёр» с ненавистными чёрно-белыми крестами на башне ткнулся носом к разбитому асфальту и остановился. На корме отвалилась тяжелая аппарель... чуть замешкавшись в тесном проходе, наружу выскочил украинский солдат, весь обвешанный оружием…

… по стрекозиному поблескивая семидюймовыми пропеллерами, FPVдрон Цыпы скользнул в тёмное чрево «Куницы».



 Шведский одноразовый гранатомёт удобная штука. Это не «дубовый» советский РПГ из которого мы на полигоне стреляли. Когда взводный заорал: «Выскакивай!», я должен был его взять. Зацепился ремнём за какую-то хрень, чуть замешкался,  и тут же получил свирепый тычок в спину от побратимов — вылетел из Мардера, как пробка от шампанского. В тяжёлом бронежилете, каске, с рюкзаком за спиной, с гранатомётом в одной руке, штурмовой винтовкой в другой не удержался на ногах и приложился мордой к разбитому асфальту…
… это меня спасло. Раздался взрыв, полетели осколки. Мимо…

 … Иван заглянул в развороченное взрывом, залитое кровью, тёмное нутро бронетранспортёра. Кисло пахло взрывчаткой, сгоревшей пластмассой и смертью. Тела побратимов, мгновенье назад полные боевой яростью, превратились в кровавые ошмётки. Выжившие стонали и выли. Никто даже не матерился, только паренёк с полтавщины, завербовавшийся по молодёжному призыву, над которым мы смеялись: «Любишь неньку за 15,5 тысяч бургеров», звал тоненьким голосом: «Ой, мамо, мамо!»

 Нас учили оказывать помощь, но не такому. И что я мог сделать один? Единственное, чтобы себе пожелал, оказавшись на их месте - скорее сдохнуть.

 «Пусть сами выбирают, как избавиться от мучений,- подумал Иван Скачко,- у них есть гранаты. Я не Бог решать — кому как умирать!»
 Иван зажмурился, пытаясь вытряхнуть из себя увиденное, помотал головой,  словно бык, которому неопытный бойщик меж рогов топором хватил, не убил, только оглушил, отвернулся и побежал. Скорее! Прочь от тошнотворного запаха смерти и стонов!
 Спортсмен-разрядник Иван Скачко так не выкладывался даже на самых престижных соревнованиях.


 Гружёный,  как ишак, с гранатомётом в одной руке, автоматом в другой, хохол бежал легко. «Тренированный, гад,- решил Гуран,- но от меня не уйдёшь!» На курсах он лучше всех летал на «Мавиках». FPV с зарядом, конечно, не лёгкий «Мавик», но человека достать, как два пальца об асфальт.
 Спина бегущего быстро приблизилась. Афанасий смог прочитать даже надпись на его рюкзаке "Проверенная бавовна», только тогда хохол услышал дрон и обернулся — взгляд затравленный, рот жадно хватает воздух. Но соображал хохол быстро: швырнул гранатомётом в FPVшку, чуть не попал, стал метаться по дороге, резко меняя направление.

«Бежит как заяц от беркута»,- пришло на память Гурану. Мальчишкой он любил смотреть BBCишные фильмы про животных и всегда болел за зайца.

 Хохол продержался меньше зайца. «Следующим заходом я его добью»,- решил Гуран и направил FPV дрон навстречу бегущему человеку.
 В очках Гуран увидел обычное лицо. В том лице не было злобы — только усталость и отчаяние. Глаза человека смотрели прямо в камеру дрона, как смотрим мы на Бога, когда нам хреново до смерти. От этого взгляда в животе Гурана стало тоскливо и холодно.

 Хохол вдруг отбросил автомат, упал на колени и стал часто креститься, шевеля губами. Гурану показалось, он даже разобрал: «Отче наш, да будет воля Твоя, как на небе так и на земле»…



 В подвале дронщиков по-змеиному зашипела рация.
 Выслушав доклад, Лютый ощерился на Гурана: «Эх, Афоня, в стоячего попасть не смог. Или пожалел врага? В штурмовики пойдёшь — научишься ненавидеть! С зарплаты за «птичку» вычту! Сматываемся!»


 К условленному сроку расчёт дроноводов в точку эвакуации не вышел. Напрасно водитель битого фронтовой жизнью УАЗика с позывным Якут, похожий на шамана, как их в фильмах показывают, взывал то ли к своим духам, то ли в эфир: «Третий, третий, ответь шестому. Как меня слышишь? Приём».

 Рация Лютого молчала.