Мемуары Арамиса Часть 443

Глава 443. Расшифрованный фрагмент «Мемуаров Арамиса» N4

Момент, наступления которого я ждал уже более трёх лет, наконец, настал. Воедино соединились все необходимые предпосылки. Генералом Ордена Иезуитов официально считался мэтр Госвин Никель.  Он, разумеется, управлял делами Ордена, но управлял лишь по хозяйственной линии, а также по официальной линии, занимавшейся распространением католичества в мире и укреплением его влияния всеми известными легальными способами.
Я не случайно написал это словосочетание. Легальные способы – это те лишь способы, о которых можно рассказать без тени смущения даже воспитанной в строгости и ханжестве монашенке-послушнице, девице семнадцати лет. Эти методы достаточно хороши, чтобы объяснить успехи Ордена, но они никуда не годятся для того, чтобы эти успехи хотя бы изредка случались. Настоящие успехи распространения любой религии добываются методами, соединяющими кнут и пряник, методами заманивания слабо колеблющихся и подавлением сильно колеблющихся, вплоть до истребления особенно ярых противников, действующих там, где они могут нанести вере наиболее сильный ущерб. Умение отличить опасных врагов от неопасных, мудрость, позволяющую смириться с наличием слабых врагов и решительность, помогающую расправиться с опаснейшими из них – вот что должен иметь иезуит с уровнем посвящения третьим и выше. В Орден вступают те, кто поначалу считают его средством своего возвышения. По мере пребывания в Орден его члены начинают ощущать себя его неотъемлемой частью. Затем они начинают в большей степени отождествлять Орден с самими собой и с единственным смыслом своего существования, себя же они считают лишь его частью, направленной на его благополучное существование. Так же точно какой- пчела действует не во благо себе, а ради процветания всего роя.  Так же точно любой муравей отдаст свою жизнь для защиты своего муравейника, без страха, без раздумья, без сомнений, действуя, словно механическая кукла, лишённая разума, управляемая разумом свыше.
Но члены Ордена с уровнем посвящения, начиная с третьего, фактически являются частью его разветвлённого мозга. Они собирают информацию и сообщают её тем, кто способен её по достоинству оценить и использовать во благо католицизма. Эти члены ещё не принимают решений, они лишь собирают сведения и иногда пытаются их обобщать. Впрочем, в этом случае они выходят за рамки своих полномочий. Обобщение сведений – это удел членов второго уровня посвящения. Они формируют полную картину мира для того, чтобы её понимали члены первого уровня посвящения. Именно эти члены формируют стратегию и тактику Ордена. Над ними стоит генерал. Но генеральный совет членов первого уровня может иногда сам стоять над генералом. Не часто. Почти никогда. Но временами такое случается. Ведь и Папа стоит выше любого кардинала, но когда Папа предстаёт перед Создателем, нового Папу выбирает конклав кардиналов. Точно так же обстоят дела и с выбором и назначением генерал, с той разницей, что чаще всего генерал сам назначает своего преемника, так что Совет выполняет эти функции лишь в том случае, если генерал этого не сделал, например, просто не успел, поскольку скончался скоропостижно.
Решение генерала должно быть удостоверено теми, кто уполномочен на подобное. Сказки о том, что Калигула выкрал у Тиберия его перстень, символ власти Цезаря, а затем удушил его, не могли бы повториться в Ордене. Выкрасть у генерала его символ власти – это ничто в сравнении с тем, чтобы в присутствии доверенных лиц получить устное или письменное подтверждение воли уходящего генерала.
Итак, генерал может добровольно уйти в отставку, передав свои полномочия избранному им преемнику законным путём, или же, если он этого не сделает, выбором нового генерала занимается Совет.
В этой системе я увидел слабое звено. Если Совет решит заменить генерала по своему выбору, он будет заинтересован в скоропостижной смерти нынешнего генерала. В этом – опасность для генерала и возможность для совета. Но если генерал, почувствовав недуг, всё же успеет назначить преемника самостоятельно, Совет останется ни с чем.
Может ли Совет идти против генерала, или генерал – против Совета? Теоретически – никогда, на практике – очень часто. Люди всегда имеют обо всём своё собственное мнение. Даже единомышленники расходятся в оценке методов, а даже те, кто преследует полностью одинаковые цели и предпочитают те же самые методы могут расходиться в оценке своевременности применения тех или иных мер. Отсюда – несогласие, которое при частом повторении рождает хроническое недовольство, от чего зреет бунт.
Фигура Госвина Никеля никогда никого не смущала, поскольку она никого не стесняла. Я бы назвал его Nihel, то есть «никто». Он и был никем. Словно икона или святые мощи. Все им преклоняются, все их почитают, но они никого не беспокоят, потому что не отдают распоряжений и не требуют их неукоснительного выполнения. Таков – номинальный генерал Ордена. Это было придумано для того, чтобы не все деяния иезуитов были очевидны тем, кому о них и вовсе не следует знать. Эта система защищает более могущественную систему, которая занимается фактическим управлением Ордена, и управляет не только самим Орденом и его членами, но также и теми, кто об этом даже не подозревает. Почти у всех католических европейских Королей духовниками были иезуиты. Эти духовники наставляли их на путь Божий, они делают это и сейчас, и будут делать это впредь.
Надо сказать, что господин Госвин Никель был мне весьма симпатичен. Сын бургомистра, он вступил в Орден, когда мне было лишь два года от рождения, то есть в 1604 году. Изучал богословие он в Трире, степень магистра искусств получил в иезуитском колледже в Кёльне. Затем он преподавал теологию и философию в колледжах Падерборна и Майнца. Отец Никель был в конце октября 1614 года. Следующие семь лет он преподавал богословие и философию в своём рожном колледже в Кёльне. После этого он получил назначение. Вследствие которого возглавил резиденцию иезуитов Ахена, а в 1627 году стал ректором колледжа в Кёльне и пробыл на этом посту до конца 1630 года. Затем в 1630 году отец Никель был назначен руководителем католической провинции Германии. Эти сведения о нём широко известны.
В 1631 году, когда я уже интересовался богословием и особый интерес у меня вызывал именно Орден Иисуса, отец Никель привлёк моё внимание тем, что он решительно и довольно смело до того времени поддержал своего провинциального коллегу-иезуита Фридриха Шпее, известного своей дерзкой по тому времени книгой Cautio Criminalis, то есть «Предостережение обвинителей». Именно с этой книги началось разделение деятельности на явную и тайную. Фридрих Шпее активно протестовал против несправедливых, по его мнению, и предвзятых судебных процессов, основанных на признаниях, полученных под пытками. У меня тогда ещё не сформировалось собственное мнение на этот счёт, но, должен признаться, я всегда испытывал отвращение к пыткам, при том, что убить врага для меня никогда не представляло никакой моральной сложности. Убить – ведь это одно, а пытать, это совсем другое! Зачем же мучить человека, как бы плох он ни был, если есть возможность отправить его прямой дорогой к Господу, который лучше нас определит его дальнейшую судьбу, теперь уже загробную? Так надлежит поступать с врагами мушкетёрам, также точно следует поступать с ними и служителями церкви. Впрочем, я не поддерживал и смертную казнь еретиков. Деяния Кала IX в Варфоломеевскую ночь кажутся мне отвратительными. Но наш поход против гугенотов Ла-Рошели – ведь это военная операция! Мы не испытывали угрызений совести, уничтожая соотечественников лишь за то, что они несколько иначе понимают свой долг перед Господом, хотя молятся, по сути дела, тому же Богу, что и мы, но только лишь на свой собственный лад. Я считаю большой ошибкой все христианские разногласия. Теперь, когда я пишу эти строки, я стою на самой верхней ступени католической церкви, и я скорблю о том, что пастыри истинной веры Христовой не смогли привлечь на свою сторону всех христиан, каковыми бы они ни были. Следовало действовать не силой и не пытками, а убеждениями и личным примером. Именно об этом начал писать Фридрих Шпее. Он отвергал борьбу с ведьмами, про которых вовсе не было доказано, что они ведьмы. Он выступал против борьбы с колдовством, которое не было доказано, а обвинения строились всего лишь на показаниях ненадёжных и подчас анонимных свидетелей.
Надо ли говорить, что основные функционеры католичества ополчились против книги и её автора? Они потребовали изгнания Фридриха Шпее из Ордена, но отец Никель вступился за него и добился не только признания этой книги, но также и того, что острые вопросы, поставленные в этой книге, породили ряд дискуссий, после чего в официальной концепции Ордена появились изменения, которые можно назвать гуманитарными. Свидетельство, вырванное под пытками, утратило статус доказательства вины подозреваемого. По этой причине сами пытки утратили своё значение. Действительно, зачем пытать подозреваемого, если его признания ничтожны, они более не принимаются в расчёт? Конечно, изменения произошли не быстро. Главный иезуит Франции, кардинал Ришельё, отнюдь не намеревался лишать свои следственные структуры столь эффективного метода расследования, который при необходимости играл роль и инструмента запугивания, манипулирования и, что немаловажно, инструментом кары. Привело это в большей степени к тому, что если подследственный в ходе расследования с применением пыток получал такие травмы, которые невозможно было относительно быстро и почти бесследно залечить, то выпускать такого человека на свободу в случае, если он будет оправдан, стало опасно, так как он становился живым укором тем, кто проводил следствие, и кто его санкционировал. Гуманизм привёл к тому, что назначение допроса с пристрастием, то есть санкция на применение пыток, автоматически стало означать приговор. Будет ли установлена в результате такого допроса вина подследственного, или же он будет признан невиновным, это уже не важно, поскольку выпускать такого человека, превратившегося в инвалида, никто не собирался. Да и содержать его в тюрьме не было смысла. Таким образом, каждая пытка обязательно заканчивалась казнью, только не обязательно публичной. Если подследственный признавал свою вину, это не облегчало его судьбу, и даже если он соглашался сотрудничать со следствием, его шансы обрести свободу были минимальными. Только если он согласился шпионить ещё до того, как к нему прикоснулась рука палача, в этом случае это могло спасти его, впрочем, ненадолго. Ришельё широко использовал шпионов, но не дорожил ими, и не доверял им, если не считать тех, кто пришёл к нему добровольно, обладал особым доступом к интересующим его сведениям, и являлся лицом светским, видным и влиятельным. Такие его осведомители, как герцогиня де Шеврёз, Гастон Орлеанский, Ла Порт, мадемуазель де Лафайет и некоторые другие, конечно, ценились им высоко. Но такие случайные люди, как Бонасье, были для него не более чем фигурки из песка, которые можно без сожаления растоптать. Действительно, кто станет заботиться о песочных фигурках? Ведь если не нога человека, то лапа, копыто или клюв животного, или ветер, вода и солнце всё равно уничтожат их в самое ближайшее время. Низкие предатели долго не живут. Знатные провокаторы могут жить очень долго, поскольку их услуги всегда востребованы, а заменить их другими бывает очень трудно.
Но я отвлёкся. Как бы то ни было, пытки еретиков, а также врагов государства постепенно стали чем-то, о чём не принято говорить вслух. Они не исчезли вовсе, но они исчезли из виду. Хотя показательные казни государственных преступников сохранились, ибо неразумно лишать население столь сильного развлечения, которое одновременно заставляет его уважать власть и бояться его, о пытках в застенках инквизиции стали говорить несколько со стеснением, а затем и вовсе перестали говорить. Пытки инквизиции стали чем-то таким, о чём каждый знает, что они существуют, но все предпочитают делать вид, что и слова-то такого нет. Это стало напоминать отношение к некоторым национальностям в Европе: их просто перестали называть, замечать, обсуждать. Возьмём, к примеру, нацию, к которой принадлежал Спаситель. Никто из её представителей, кроме Святого Петра, никогда не смог получить заметной должности в католической иерархии. Не было ни одного Папы еврея. Как же можно после этого согласиться с Ветхим заветом, гласящим, что евреи – избранная господом нация? И ведь никто никогда не вносил в устав конклава указание о том, что еврей не может стать Папой. Но не было среди Пап ни одного из них, да и кардиналов или хотя бы епископов эта нация не породила. Точно также и пытки инквизиции: их никто не осуждал вслух, но о них перестали говорить, писать, их перестали замечать. И это всё – благодаря заступничеству отца Никеля. Надо ли говорить, сколь много было иезуитов, которые не желали открыто враждовать с ним, но и не желали говорить о нём ничего доброго? Ведь сколько сторонников допросов с пристрастием лишились того, на чём держалась их власть! А сколько палачей инквизиции лишились работы, к тому же неплохо оплачиваемой?
Но были и те, кто поддерживал отца Никеля всей душой. Так что через неделю после смерти генерала Ордена Алессандро Готтифреди, а именно: 17 марта 1652 года, отец Никель был избран верховным генералом Ордена. Это был именно тот случай, когда предшественник не успел назначить себе преемника, так что генерал был избран Советом. Разумеется, тогда я ещё не входил в его состав.
Кто же был фактическим генералом ордена во времена, когда отец Никель был номинальным генералом? Скажу лишь, что это был человек, который не отказался от тех методов управления людьми, которыми отец Никель не желал пользоваться. Это было закулисное руководство, силы, которые организовывали события не столько внутри самого Ордена, сколько за его пределами. Такие силы были в Ордене всегда, но они не всегда были настолько отделены от формального руководства, как это произошло с приходом во власть отца Никеля. Здесь уместно вспомнить заговор против Генриха IV. Иезуиты были причастны к нему, поскольку ставили на Марию Медичи, в которой видели более надёжную опору для католицизма, нежели в славном Короле Генрихе, который был рождён гугенотом, оставался гугенотом весьма долго, и согласился перейти в католичество лишь в виду возможности получить корону Франции. «Париж стоит мессы!» - так сказал этот еретик. То есть он отказался от гугенотских взглядов лишь в обмен на французский трон. Это доказывает лишь чрезмерную эластичность его моральных и религиозных убеждений, которые легко отступают перед материальными интересами.  Такая чрезмерная эластичность недопустима для членов Ордена. Поэтому Орден не доверял Генриху IV, Орден его боялся. Нет, Орден не убирал его, но Орден, зная о том, что готовила его супруга против него, не спас Короля, которого я, не смотря ни на что, считаю великим. Что ж, вскоре Ордену пришлось разочароваться в этом решении. Именно поэтому Орден не только не мешал юному Людовику XIII устранить любовника Марии Медичи, этого Кончино Кончини, но, говоря откровенно, подготовил это дело, организовал и осуществил. Да, Мария де Линь, впоследствии герцогиня де Шеврёз, уже тогда имела сношения с Орденом. Именно через неё было оказано влияние на её тогдашнего супруга, герцога де Люиня, который фактически был душой и руками этого заговора. Но всё это было ещё до прихода отца Никеля в генералы. Это лирическое отступление я сделал лишь для того, чтобы отметить простую вещь: Орден Иезуитов вмешивался в светскую жизнь активно, эффективно и тайно, и делалось это по указанию его генерала. При отце Никеле всё изменилось. Номинальный генерал Ордена отец Никель занимался лишь нравственно безупречными и явно богоугодными делами, которые не могли запятнать его сутану в глазах Господа. Но Господь нуждался и в более решительных проводниках его желаний в жизнь, Орден по этой причине нуждался в таком руководстве, которое не боялось пятен крови на сутане. Этим теневым и более сильным структурным костяком Ордена руководил отец Дэниэль Шантель. Я написал это имя? Самому не верится! Его не следовало писать! Впрочем, я использовал шифр. Никто не сможет прочесть эти письмена, я пишу их для себя. Отец Дэниэль был истинным главой Ордена иезуитов ещё при Готтифреди, но недолго, года три-четыре. Он мог бы стать формальным главой Ордена после смерти отца Готтифреди, но он отказался от этого, предпочтя оставаться в тени. Именно он и рекомендовал назначить на этот пост отца Никеля, понимая, что отец Никель никогда не решиться отнять у него реальную власть. Так оно и случилось. Отец Никель был известен как генерал Ордена всем, кроме посвящённых второго и третьего уровня, которые знали, кто истинный глава Иезуитов, настоящий генерал Ордена.
Но настал час, когда Совет был разочарован в отце Дэниэле. По этой причине Совет заочно приговорил отца Дэниэля к отставке, намереваясь выбрать другого негласного генерала. Отцу Дэниэлю были предъявлены обвинения, часть из которых он отвёл, но два из них он признал справедливыми, после чего согласился уйти в отставку. Но прежде он выговорил себе право назначить своего преемника. Совет согласился с этим, принимая во внимание его прежние заслуги. Но отец Дэниэль сообщил Совету, что в настоящее время он не видит достойного преемника, однако верит, что на протяжении года он сможет решить этот вопрос. Совет согласился дать отцу Дэниэлю отсрочку на год. После этого Совет совещался тайно, на это совещание отец Дэниэль не был приглашён, и он не знал об этом совещании. На этом совещании было решено ускорить решение отца Дэниэля, для чего личному врачу отца Дэниэля было велено подмешивать в укрепляющие составы, которые генерал пил уже на протяжении трёх последних лет, вещество, которое производило двоякое действие: это снадобье придавало ему силы на некоторое время, от получаса до двух часов, но после этого следовало сильнейшее ослабление организма. Вследствие такого действия у генерала развилась потребность прибегать к этому снадобью вс ё чаще и чаще, употребляя слабый яд во всё возрастающих дозах, что должно было свести его в могилу за три-четыре месяца. Так оно и случилось.
По какой причине Совет решил покончить с отцом Дэниэлем? Об этом я расскажу в следующей главе.