Жизнь и я. Заметка третья, страшная

   Поймал себя на мысли, что метод вынесения на бумагу своих переживаний, как психотерапевтическая процедура, работает. Папа перестал мне сниться почти каждый день, значит я его «отпустил». Тогда продолжу «раздеваться» на белых страницах. Смотрел какой-то сериал, ремейк фильма Бергмана, но на современный лад. По сюжету семейная пара посещает психотерапевта, и тот просит каждого самоидентифицироваться, то есть определить «кто он» в своей голове. Я задал этот вопрос себе, и понял, что я «Вова». Да, именно, в своей голове я, большой немолодой мужчина пятидесяти четырех лет, хирург, руководитель, отец, муж - маленький мальчик «Вова». Я не знаю хорошо ли это, но это так. Ребенок живет в каждом взрослом, но не настолько же. И мне кажется, что и все окружающие знают, что я «Вова».

   Критическое отношение к самому себе — это опять из иудейских истоков, и сверху об этом мне частенько напоминают. Только обрадуешься, что удачно и хорошо прооперировал, как у больного начинаются осложнения, и ты не спишь ночами, ездишь в больницу на выходных, и когда он, «зараза», наконец поправляется даешь себе зарок радоваться только после выписки. Но не выдерживаешь, и опять. Гордыня, что поделаешь…Но, если честно, я неплохой врач.

   Заметил за собой в последнее время, что стал значительно мудрее. Стараюсь менять себя, а не окружающих. Людей поменять невозможно, а конфликт в очень редких случаях приносит положительный результат. Как говорит одна моя знакомая: не надо завязывать лишние узлы, все равно придется их развязывать. Не в этой жизни, так в следующих. Перед любым планируемым конфликтом надо задать себе вопрос: что я могу приобрести и что я могу потерять. Взвесить и решить. Как говорили древние: «…лучше плохой мир…». И вот эта моя взвешенность и спокойствие совсем не вяжутся с «Вовой». Какой-то когнитивный диссонанс.

   Поговорим о страхе. Раз я маленький мальчик, то должен бояться, и бояться многого. Упомянутая выше знакомая говорит, что страх сидит у меня внутри, и влияет на мои мысли и мое здоровье. Наверное, это правда. Мы жили на 7 линии Васильевского острова в доме № 64. Этого дома сейчас уже нет, его снесли в 1976 году, и на его месте теперь детская поликлиника. Очень символично, учитывая, что я был очень болезненным ребенком. Так вот, жили мы на последнем чердачном этаже. Из нашей с братом комнаты был выход на общий чердак. Очень часто мне снилось, что ночью открывается эта дверь, и оттуда вылезает всякая нечисть. Я от них прячусь почему-то под лавкой. Апофеозом ночных кошмаров был огромный черный кот, с яркими горящими глазами, который прыгал на меня. Я просыпался и шел к папе. Будил его и говорил, что мне страшно. Он ложился со мной и ждал пока я засну. Продолжалось это лет до 10. Еще я боялся опускать ноги ночью с кровати, думал, что чудище, которое естественно там жило, меня схватит. Перед сном обязательно заглядывал под кровать, чтобы убедиться, что там никого. Спал только со светом. При всем при этом спокойно ездил в свои 5 лет на трамвае с Васильевского острова на Петроградку в бассейн один. Тренировка заканчивалась в 9 вечера. И ведь не боялся же.Боялся пауков, собак (чужих), коров, лошадей, гусей. Совершенно не боялся и даже любил лягушек и жаб. С удовольствием держал их в руках. У них такие холодненькие и влажные пузики. Конфликтов не любил и боялся с детства. Был «трусоват», в отличии от своего брата. У него, когда «планка падает» обратной дороги нет, только вперед, не задумываясь о последствиях.  До сих пор такой. В детстве совершенно не боялся публичных выступлений. С упоением читал стихи со сцены, играл в спектаклях. Мне пять лет, праздник Среднего проспекта, на нашей пешеходной 7 линии (в моем детстве она была пешеходной от Малого до Среднего, а не как сейчас) стоит сцена, идет какое-то представление. Как я там оказался, не помню, помню только свое выступление: «…Чапаев винтовку сорвал со стены, ребята, не время досматривать сны. Урал, Урал река широка и глубока…». Читал в микрофон и громко. Тетка моя, которая Соня, услышала меня даже из дома. С возрастом тяга к публичным выступлениям ослабла. Сейчас я жутко нервничаю, тщательно готовлюсь, репетирую. Уверенность возникает сразу после начала.

   Что же сейчас с моими страхами? Темноты уже не боюсь, спать со светом не могу совсем. Шторы должны быть глухие. Всяких животных панически не боюсь, но по-прежнему опасаюсь. Лягушек люблю. Конфликтов очень не люблю и сейчас. Даже больше, чем в детстве. Но иногда приходится. Мучаюсь, но пытаюсь отстоять свою позицию.  Очень не люблю неловких и неудобных ситуаций. Даже фильмы, так называемые «комедии положений» смотреть не могу. Мне ужасно неловко за этих людей даже на экране. Пишу и ловлю себя на мысли, что невольно повторяю рассказ любимого мною писателя Драгунского. Как я зачитывался Денискиными рассказами в детстве. Сейчас, когда иногда читаю их, особенно если делаю это вслух, то не могу удержать слез. Очень добрые и трогательные, но при этом делающие тебя человеком. «…я себя под Лениным чищу, чтобы плыть в революцию дальше…». Жаль, что время изменилось и современные дети читают, если читают вообще, другую литературу. В детстве я плакал нечасто, зато сейчас «отрываюсь». Стал жутко сентиментальным. Фильмы про Отечественную войну, особенно талантливо снятые, без слез не смотрю. Возраст, наверное, а может компенсация. Я все больше себе напоминаю персонажа еще одной детской книжки, её мне часто читал папа. Автор Борис Заходер, стих про бегемота с тонкой кожей. Я и есть этот бегемот. Лысый, огромный, с волосатой спиной Йети – это снаружи, а внутри маленький, чувствительный и ранимый мальчик «Вова». Так и живу. И вроде неплохо получается, я имею в виду жить.

   Начал писать что-то общечеловеческое и стёр к чертям. Нечего тут умствовать, другие умные есть, а ты пиши свои истории, может кто-то и прочитает.