Рабство индейцев на Юго-западе. Ч. I

Порабощение коренных народов на современном Юго-Западе США началось в ходе испанских исследовательских экспедиций XVI века. Все эти экспедиции, как утверждает исследователь Алмон Лаубер наряду с обогащением, преследовали еще одну цель – захват пленников из числа местных индейских племен и их порабощение.  Во многих случаях захват рабов был такой же неотъемлемой частью целей этих экспедиций, как завоевание и исследование территорий. [15]
Разумеется, официально, порабощение коренных народов испанцами в Новом Свете считалось делом незаконным, однако сохранение различных форм рабства в таких системах как энкомьенды, репартимьенто (исп. система переселения в период Реконкисты – И.К), конгрегации и захват пленников в ходе военных конфликтов, поощрялось и считалось делом «нужным и справедливым», по причине того, что что все это было направлено на борьбу с «дикарями» нехристианами.
В результате на Юго-западе сформировалось две системы рабства индейцев – долговое рабство, при котором должник попадал в полную личную зависимость к кредитору (часто пожизненно), и порабощение, как результат попадания индейцев в плен.
Первыми европейцами, вступившими на землю Новой Мексики принято считать армию конкистадора Франсиско Васкеса де Коронадо, которая в своем завоевательном походе в качестве проводников использовала рабов из числа местных индейцев, купленных Коронадо в 1541 году у тех же индейцев на невольничьем местном рынке Пекос-Пуэбло. Этот факт свидетельствует о том, что рабство как институт, и работорговля как бизнес, были развиты у индейцев Юго-запада до прихода туда испанцев. [3]
Обращение индейцев Новой Мексики в рабство начитает приобретать системный характер с конца XVI века. Основанная конкистадором Хуаном Оньяте в 1598 году колония становится центром работорговли.
Не заполучив ожидаемых сокровищ, Оньяте и его племенник Винсент де Сальдивар, дабы оправдать доверие своих солдата и офицеров, в качестве компенсации за службу, разрешили им вопреки законам Новой Испании захватывать и порабощать местных индейцев.
Позднее губернатор Новой Мексики Хуан де Эулате систематизировал торговлю пленными детьми индейцев, массово переклассифицировав их в «сирот» создал своеобразную «систему оценки сирот», чтобы установить на них стабильные цены на рынке рабов. Осиротевшие дети местных индейцев, включались в общую систему порабощенных индейцев наряду с пленниками.
Следующий губернатор, Луис де Росас, начал использовать территорию Новой Мексики не как рынок рабов, а как фабрику, работающую на рабах.  При нем была создана так называемая «система мастерских», где эксплуатировали рабов-индейцев на производстве текстиля и древесного угля. Это произошло в то же время, когда серебряный рудник Парраль (см. выше) стал центром работорговли, поэтому спрос на рабов в 1630-х и 1640-х годах на территории Новой Мексики был чрезвычайно высок.
По словам исследователя Фрэнка Макнайтта, «губернаторы слыли жадными и хищными людьми, чьим единственным интересом было выжать из провинции как можно больше для личного обогащения, насколько позволяли условия. Они эксплуатировали индейский труд, используя их в качестве носильщиков, продавали их как рабов на рынках Новой Испании, а произведенные их рабским трудом товары и продукты просто отбирали». [16]
Для того чтобы обеспечить «систему мастерских» рабочей силой губернатор Росас, и его преемники обращали свои взоры на многочисленные кочевые группы апачей, за которыми, отправляясь в набеги, начали охоту. Новомексиканцы считали апачей в этом плане уязвимыми, потому как, по их мнению, эти индейцы были «крайне диким, нецивилизованным народом».[14]
 К 1660-м годам набеги за рабами укрепляли экономику Новой Мексики, и апачи были основной их целью. [18]
Территория Новой Мексики на западе и на востоке была населена общинами апачей. Племена чирикауа, сибекью, уайт-маунтин, проживали в засушливых горах на западе. Мескалеро, липан, хикарилья и другие, жили на востоке в горах и на равнинах. Многие из апачских племен вели полукочевой образ жизни, и перемещались по территории, используя собачьи травуа.
Апачи, посещая торговые ярмарки в испанских поселениях, приводили туда на продажу испанцам своих пленников из враждебных племен уичито (кивира), которых поселенцы и францисканцы покупали в качестве рабов.
Испанцы не делали различий между группами апачей или между ними и другими кочевыми племенами. Они называли всех кочевников одним и тем же именем – «Керечос» или «Кивира».
Общины апачей, которые сами осуществляли набеги за рабами против своих соотечественников, были способны лучше отражать натиск испанских охотников за рабами. В этой связи, испанские налетчики с меньшей вероятностью совершали набеги на те общины апачей, у которых были свои собственные рабы, захватываемые для продажи. Это было частью стратегии испанских властей Новой Мексики. К тому же испанцы в своей охоте за рабами предпочитали сколачивать альянсы с враждебными апачам племенами, например такими, как юта.
Союзы с одними племенами против других, накаляли социально-политическую обстановку в Новой Мексике, в результате чего по территории прокатилась волна насилия, одни племена вырезали другие с одной лишь целью – захватить для испанцев как можно больше соотечественников из враждебных племен.
В регионе сформировались кочевые конные рабовладельческие формирования из числа индейцев команчей, ютов, мохаве, сосредоточенные на отлове враждебных апачей, весьма востребованных на испанских рабовладельческих рынках.
Многие из апачей были проданы владельцам шахт, расположенных на юге, за границей Новой Мексики. Раб-апачи, купленный в Новой Мексике владельцами шахт в Чиуауа, мог быть продан за вдвое большую цену, чем другой индейский раб.
Большинство порабощенных апачей в 1600-х и начале 1700-х годов были проданы в Парраль и другие шахтерские города по всей территории современной Мексики. Многие из них отправлялись на работы в текстильные мастерские Новой Мексики, дома местной элиты, а также во дворец губернатора, где постоянно содержалось не менее сорока рабов-апачей, которые передавались от губернатора к губернатору как вещь.
Историкам трудно сегодня назвать конкретную цифру порабощенных в испанский период Новой Мексики апачей. Однако примерно до восстания пуэбло 1680 года (восстание пуэбло, в ходе которого коренные народы пуэбло изгнали испанцев из Новой Мексики на более чем десять лет – И.К.)  20 % местного населения этой колонии составляли порабощенные индейцы, не принадлежавшие к такой этической группе коренных жителей как пуэбло. [6]
После того, как испанцы вернули себе Новую Мексику в 1692 году, потомки порабощенных индейцев смешанных племен использовались ими в качестве военных рабов, или генизарос (происходит от османского «янычар» – И.К.). Генизарос считались выкупленными рабами, которым разрешалось иметь оружие и проживать автономно на окраинах приграничных городов.
В основном они выполняли функции «первой линии обороны», от набегов враждебных индейцев.
Кроме этого, генизарос должны были выполнять иные охранные функции, например, быть телохранителями у местной испанской элиты. Эта категория рабов-индейцев находились на дне социальной иерархии, но ей разрешалось создавать семьи, собственные фермы и вступать в общественные организации.
 Недавно приобретенных генизарос крестили и давали им испанские имена, обычно имена их хозяев. Потомство порабощенной индейской женщины – жены генизарос, испанцы называли «койот». Часто отцами «койотов» были сами рабовладельцы. Генизарос служили своему покупателю от десяти до двадцати лет. [3]
Хуан Августин Морфи в 1778 году писал: «Во всех испанских городах Новой Мексики существует категория полурабов индейцев, называемых генизарос. Они состоят из пленных команчей, апачей и т. д., которых брали в юности и воспитывали среди нас, и которые женились в провинции... Они вынуждены жить среди испанцев, без земли или других средств к существованию. Кроме лука и стрел, которые служат им, когда они отправляются в глубь страны охотиться на оленей, для пропитания у них ничего нет. Они прекрасные солдаты, очень воинственные... Ожидать, что генизарос будут работать за поденную плату, глупо из-за злоупотреблений, которым они подвергались в прошлом, особенно со стороны испанских властей... В двух местах, Белене и Томе, собралось около шестидесяти семей генизарос». [3]
К концу XVIII века генизарос, по оценкам исследователей, составляли около трети всего населения Новой Мексики, которое к 1793 году насчитывало 29 041 человек. [1]
В целом по оценке Джеймса Брука 5000 индейцев из разных племен были куплены испанцами в Новой Мексике между 1700 и 1880 годами, причем крупнейшими поставщиками рабов являлись индейцы команчи.
Поскольку генизарос были безземельными, испанцы давали им шанс приобрести землю в собственность, отправляя жить на опасные участки границы Новой Мексики, которые часто подвергались опустошительным набегам со стороны различных кочевых племен.
В 1754 году губернатор Томас Велес Качупин предоставил тридцати четырем семьям генизарос земельный грант в Абикиу взамен на то, что они примут на себя бремя защиты северной границы колонии. [6] Сан-Мигель-дель-Вадо – поселение около реки Пекос стал в 1794 году первым поселением генизарос на равнинах, за ним последовало еще несколько вдоль реки Пекос.
Многие апачи в конечном итоге стали генизарос, хотя вскоре они сформировали свою собственную национальную идентичность, объединив свои традиции со многими культурными и религиозными традициями своих собратьев-генизарос, взятыми в рабство со всей территории Юго-Запада. [5]
В период 1700-1800 годы, рабство индейцев на территории Юго-запада стало преобладающим звеном в экономике образованных там колоний.
А общины апачей, которые изначально были основным объектом устремлений испанских рабовладельцев, а затем команчей, стали вести собственные войны и набеги за рабами, чтобы поменяться ролями со своими бывшими захватчиками. [3]
Поскольку апачи в указанный выше период наращивали свою военную мощь, заполучая огнестрельное оружие от работорговли соотечественниками, испанцам в свою очередь пришлось также увеличить финансирование и количество экспедиций против апачей.
Компании против апачей, имевшие целью захват пленников и обращение их в рабов, осуществлялись в рамках так называемых «Реформ Бурбонов» – масштабных колониальных мероприятий в период 1750-1810 годы, преследующих цель – повышения уровня коммерциализации колоний любыми средствами. [26]
Если в самой Испании «Реформы Бурбонов» в части требований по выстраиванию отношений с коренным населением Новой Испании предполагали «взаимную любовь» между индейцами и испанцами, а также решение любых конфликтов сугубо дипломатическим путем, то местные элиты, например власти Новой Мексики, видели в этих взаимоотношениях однозначное доминирование испанцев и игнорирование любых прав коренного населения. Местные элиты выступали исключительно за мобилизацию имперских ресурсов, против населявших территорию индейских племен. Это было особенно актуально на территории современной Аризоны, где губернатор Новой Мексики Хуан Баутиста де Анса и его сподвижники  планировали соединить испанский Тубак и Тусон с испанской Калифорнией и Новой Мексикой посредством создания сети дорог, которые необходимо было профинансировать, организовать их охрану именно для целей работорговли.
Эта сеть дорог так и не была до конца обустроена по причине сопротивления апачей, но несмотря на это, усилия де Ансы и других губернаторов, привели к тому, что Тубак и Тусон в 1770-х и 1780-х годах стали рынками рабов, где шла торговля пленниками из числа апачей. [20]
В этот период по всей территории Юго-запада отмечается эскалация конфликта между индейским племенами и колониальной властью. Набеги апачей на испанские поселения и францисканские католические миссии, вынудили метрополию реагировать. Испанская Корона (несмотря на свою «гуманистическую» философию) попыталась принять радикальные меры по искоренению культуры апачей путем их порабощения. 
Начиная с 1783 года испанские власти санкционировали и субсидировали массовый экспорт порабощенных семей апачей на Кубу. В мир была вброшена соответствующая идеологема «naturaleza» (исп. натурализация): «Среда формирует умственный настрой». Колонизаторы полагали, что исправить воинственных апачей может только принудительный рабский труд, который «сделает из них идеальных подчиненных и христиан». [5]
 План по депортации апачей на Кубу был грандиозным по масштабам творимого над ними насилия. За три года с 1786 по 1789 годы на Кубу в качестве рабов были отправлены 665 апачей. Цифра не большая по оценкам историков. Причина провала плана депортации апачей в этот период кроется как указывает исследователь Паул Конрад в недостаточном финансировании и плохой организации этого мероприятия, а также сопротивлении апачей. [5]
Например, в ходе первой партии конвоя рабов апачей на Кубу в 1783 году удалось успешно сбежать 56 пленникам апачи, до того, как конвой достиг Мексиканского залива. [26]
Тем не менее, насилие, развернутое испанцами против этого народа, было ужасающим и огромным по масштабам. Еще большее количество невольников апачей были убиты или распределены в качестве рабов среди испанских колонистов.
Процесс депортация рабов-апачей на Кубу завершился в 1808 году, после захвата Испании войсками Наполеона Бонапарта и как следствие падение испанской колониальной администрации в Новом Свете.
Попавшие на Кубу апачи оказались там в нечеловеческих условиях.
Их распределяли по поселениям, где они умирали от болезней, климата, непосильного труда и скотских условий существования. Женщин-апачи распределяли по богадельням, где они выполняли роль рабов-проституток. Многие рабы-апачи были переданы семьям солдат и офицеров испанской армии на Кубе, а также вдовам военных в качестве компенсации и награды за службу Короне их погибших мужей. Гавана стала центральным рабовладельческим рынком, где можно было приобрести рабов-апачей.
 Несмотря на рабский статус, апачи старались поддерживать свою культурную идентичность, образовав сеть коммуникаций в Гаване, позволявшую им конспиративно отправлять свои религиозные культы и сохранять культурные традиции.  Некоторые из апачей бежали от своих хозяев и создавали банды, которые выживали за счет грабежей и угона скота, а также с целью поиска способов покинуть остров.
 Две такие бандитские группировки под предводительством апачей Эль Чико и Эль Гранде, образовали целое преступное сообщество, которое стало убежищем для многих беглых рабов как индейского, так и африканского происхождения. [5]
 Некоторые дети кубинских апачей даже смогли получить работу на парусных судах, чтобы получить возможность сбежать на Запад и воссоединиться со своими родственниками.
Что касается политики испанкой колониальной администрации по порабощению индейцев на Юго-западе, то к началу ХIХ века, в целом колониальные чиновники стали смотреть на это процесс пессимистично из-за снижения темпов экспорта индейцев на Кубу, невозможности по причине сопротивления многих племен закончить строительство коммуникационных магистралей между Калифорнией, Аризоной и Новой Мексикой, и в целом
из-за неспособности продвинуться вглубь страны.
К началу ХIХ столетия политика испанских колонизаторов на Юго-западе в отношении порабощения индейцев меняется. От массового порабощения они перешли к системе «пресидио» (исп. presidio – фортификационное сооружение – И.К.) – системе фортов, где функционировали открытые рынки для индейцев, которые могли бы там продавать свои и покупать испанские товары, и с которых взымался налог.
Испанские чиновники оказывали давление, в частности, на общины апачей, чтобы те переселялись в эти пресидио в качестве вооруженных сателлитных общин, по функциям напоминавших генизарос, но полностью свободных и политически независимых.
 Некоторые переселившиеся апачи сформировали новые идентичности вокруг пресидио, например, те, кто переехал, чтобы заняться торговлей и обороной Тусона (Аризона), стали известны как «баачи» (baachii). [27]
По мере снижения насилия, уменьшалось и количество набегов за рабами. Однако система пресидио дорого обходилась колониальной казне, и конец ей положила война за независимость Мексики.
После обретения Мексикой независимости от Испании в 1821 году, по «Кордобскому договору» (англ. the Treaty of Cordoba) коренные племена, проживавшие в пределах границ Мексики стали считаться ее гражданами. Официально мексиканское правительство провозгласило политику социального равенства для всех этнических групп, и генизарос, в частности, которые приравнивались к так называемым «весино» (исп. vecino) – свободным сельчанам смешанного расового происхождения. [28] Однако в действительности индейцы со статусом «весино» продолжали оставаться рабами. Мексиканская работорговля продолжала процветать. Средняя цена за индейского мальчика-раба составляла 100 долларов, в то время как девочки стоили от 150 до 200 долларов. Высокая цена на индейских девочек, объясняется тем, что девочки считались отличными хозяйками и их часто использовали в качестве сексуальных рабынь.
Большинство генизарос проживавших на территории Новой Мексики в мексиканский период, по словам историка Дэвида Брюгге, по происхождению были предками народа навахо79. Позднее в ходе переговоров с военными США представители навахо подняли вопрос о том, что их соплеменники содержатся в качестве слуг в мексиканских домохозяйствах. Когда американцы спросили, сколько навахо проживало среди мексиканцев, они ответили
(с преувеличением): «более половины племени». [4]  Многие из пленников навахо так и не вернулись в нацию навахо, и остались проживать в качестве низшей касты в испаноязычных деревнях.
На развалинах системы пресидио формировались небольшие индейские анклавы из смешанных браков, которые становились объектами для набегов за пленниками со стороны апачей и команчей.  Апачи и команчи конкурировали между собой на рабовладельческих рынках. Эти племена устанавливали коммерческие связи с местным испаноговорящим населением, у которого был спрос на такую индейскую рабочую силу как группы весино. Получая оружие за поставку пленников, апачи и команчи каждый по отдельности, сформировали мощные военные объединения, устраивая террор по всей территории Юго-запада современных США и северной части Мексики на протяжении 1830-х годов.
К 1834 году мексиканское правительство развернуло военные действия против апачей и команчей. Законодательно была оформлена награда за скальпы апачей. Американские наемники в предвкушении заработка хлынули в Мексику. Характерно то, что целью охотников за скальпами было не только добыча скальпов индейцев, но и захват пленников с последующей продажей работорговцам.
События, вошедшие в историю как «Резня Джонсона», вызвали ответную реакцию со стороны апачей, которые, как и команчи заключили тайные договоренности с американцами и уже в 1846 году в начале мексикано-американской войны совместно с ними провели ряд эффективных военных компаний против мексиканцев. [10]
Мексикано-американская война и война между мексиканцами и апачами усилили насилие в регионе. Нелегальные рынки рабов, куда как апачи, так и мексиканцы доставляли на продажу своих пленников процветали на территории Северной Мексики. Вмешательство в этот процесс команчей «добавляло ему перца». Команчи не терпели конкурентов, поэтому старались всячески мешать работорговцам из числа мексиканцев и апачей проводить свои сделки. Команчи устраивали засады в местах предполагаемого обмена живого товара, а также осуществляли набеги на караваны, доставлявшие пленников на нелегальные рынки. Постоянные столкновения между апачами и команчами на рынках работорговли, дестабилизировали социально-политическую обстановку на Юго-западе современных США и севере Мексики.
После того, как территория Новой Мексики перешла под контроль американского правительства согласно мирному договору Гваделупе-Идальго 1848 года, положившего конец мексикано-американской войне, вопрос нелегальной работорговли индейцами встал для американцев ребром.
США соглашались не допускать на территорию Мексики прохода караванов с рабами, а также остановить набеги на приграничные мексиканские территории апачей и команчей. Однако соблюсти данные договоренности американцы не сумели. Набеги индейцев продолжались, а нелегальная работорговля индейцами продолжала открыто функционировать.
В Компромиссе 1850 года (пакет из пяти отдельных законопроектов, принятых Конгрессом США в сентябре 1850 года, сосредотачивал усилия правительства на том, как обращаться с рабством на недавно приобретенных территориях после мексикано-американской войны – И.К.) определялось, что
территория Новой-Мексики (далее – Нью-Мексико) вправе самостоятельно определять свою позицию по отношению к профилированию института рабства в рамках своих административных границ.
Так, в 1859 году, Нью-Мексико принял «Закон о защите собственности рабов», что априори выражало согласие властей этой административной территории на профилирование института рабства вообще. Хотя многие общественные деятели Нью-Мексико открыто выступали против рабства, мотивируя тем, что соседний рабовладельческий Техас претендуют на большую часть территории Нью-Мексико к востоку от реки Рио-Гранде, и планирует заполонить ее черными рабами. Однако в те годы число черных рабов там не превышало и дюжины. [17]
В целом, ряд исследователей, объясняя данную позицию ньюмексиканской общественности, указывают на присутствие разности их интересов, и как результат этого, создание социальной напряженности.
  Например, Сильвестр Моури, чиновник из Бюро по делам индейцев ответственный за Аризону, утверждал в 1850-х годах, что необходимо вооружать апачей, и для этого позволять им осуществлять набеги в Мексику,  а также торговать соотечественниками на нелегальных мексиканских рынках рабов, поскольку по его мнению, таким образом, апачи расчищают путь для американской экспансии в этом направлении.
В целях реализации плана Моури, многие американские скотоводы заключали соглашения с апачами против мексиканских соседей.
Другие же американские поселенческие элиты, такие как бизнесмен из Тусона Уильям Оури, наоборот, вкладывали свои деньги в мексиканцев, которые были готовы совершать набеги на поселения апачей с целью захвата пленников ради продажи их на рабовладельческих рынках в центральной части Мексики. Семья Оури и другие англо-американские колониальные элиты часто давали финансовые и политические стимулы заинтересованным мексиканцам «с большой дороги», провоцирую тем самым насилие по обе стороны границы. [19]
Американское правление, конечно же, не положило конец рабству коренных племен на Юго-Западе. Даже в «свободных штатах», таких как Калифорния, и даже после Гражданской войны в США, когда официально рабство было отменено, элиты западных территорий США продолжали неофициальную политику порабощения индейцев с применением различных правовых категорий. 
Например, в Калифорнии, Аризоне, Юте профилировались такие формы индейского рабства как «опекунство», «ученичество» и «усыновление».
За этими, казалось бы, безобидными словами скрывалась порочная сущность – рабство индейцев.
На Юго-западе были введены в действие законы, по которым хозяевам индейцев («наставникам», «опекунам», «усыновителям»), предоставлялась юридическая власть над «подопечными». [7]
 Например, один из пионеров Аризоны и «охотник за скальпами» Кинг Вулси, укомплектовал свое ранчо рабами из числа индейцев, с которыми жестоко обращался. Вулси оформлял каждого из рабов в качестве «сына» или «дочери», а потом отдавал их заинтересованным в «ученики» за деньги. Однажды, в ходе одного из набегов за рабами он похитил ребенка (девочку) из племени яки, которую «удочерил» (девочку назвали Люсия Мартинес – И.К.) и держал ее у себя в качестве сексуальной рабыни. От Вулси Люсия родила несколько детей, которые фактически становились, как и их мать рабами Вулси. Историками установлены факты продажи Вулси своих «приемных» индейских детей англо-американской элите по всей Аризоне. [11]
 Охотник за рабами из Тусона Уильям Оури, в ходе налета на лагерь апачей аривайпа в 1871 году захватил глухонемую девочку апачей, которую назвал Шарлота, оформил над ней «опеку» и использовал в своем домохозяйстве в качестве рабыни на протяжении десятилетий. [10]
Захватом рабов промышляли и многие солдаты американской армии в период службы на Юго-западе. В ходе зачисток индейских поселений, солдаты забирали в плен женщин и детей индейцев, а потом продавили их рабовладельцам для работ на ранчо. [21]
 На территории Невады, вообще, вплоть до середины 1860-х годов процветал киднеппинг индейских детей. Там функционировало множество групп, которые занимались отловом детей индейцев: «Хорошо известно, что в этом округе есть несколько человек, которые в течение многих лет профессионально занимаются поимкой и продажей молодых индейцев по цене от 30 до 150 долларов, в зависимости от качества и возраста. О тех, кто занимается этим ремеслом, рассказывают несколько неприятных историй, касающихся способа захвата детей. Утверждается, что эти люди, как только обнаруживают ранчерию индейцев, где полно подростков, то не колеблясь, хладнокровно убивают всех взрослых и стариков, чтобы без опаски завладеть их потомством», – сообщалось в газете «The Nevada (CA) Democrat» в 1862 году.[12]