Невольный автостоп

О лобовое стекло с треском разбивались насекомые, оставляя грязные кляксы. Дорога серой лентой летела под колеса, в салоне негромко звучала музыка.
Я возвращался из командировки, ехать было еще километров четыреста. Поездка прошла неудачно, я не успел сделать все, что планировал, настроение было скверное. Несмотря на многочисленные заплаты от постоянных ремонтов, автотрасса позволяла держать высокую скорость, встречных и попутных машин попадалось мало. За окном мелькали пейзажи быстротечного сибирского лета. Только за рулем по-настоящему понимаешь, на какой огромной территории мы живем. Кажется, вот за следующим поворотом или пригорком появится город или еще что-нибудь, но нет — опять дорога.
Дорога ведет. Дорога связывает. Но она же и разъединяет. Дорога — мера времени и пространства. Если подумать, вся жизнь — дорога. И не на каждом перекрестке есть указатели.
Что ожидало меня там, куда я ехал? Дом, который вряд ли можно так назвать. Семейные отношения, которые давно стали формальными. Постоянное ощущение того, что живешь не так и делаешь не то. Я не любил свою жизнь. И такие невеселые мысли в последнее время преследовали меня все чаще. Я ехал и не знал, какой крутой поворот ждет меня впереди…
Проехав около сотни километров, я затормозил у пустой автобусной остановки недалеко от перекрестка и вышел из машины, разминая ноги. В лицо пахнуло лесным настоем, смешанным с запахом разогретого асфальта. Домой возвращаться не хотелось, настроение совсем испортилось. Походив немного по обочине, я двинулся дальше. На перекрестке я неожиданно для себя повернул направо.
Эта второстепенная дорога на самом деле для меня таковой не являлась. Примерно в ста километрах отсюда жили мои бабушка и дедушка. В детстве родители отвозили нас с сестренкой к ним каждое лето. Добирались мы из города сначала на поезде, потом на автобусе до райцентра, а дальше — как придется. Бывало, на колхозной попутке, бывало, нас встречал дед на лошади, запряженной в телегу. Позднее до центральной усадьбы колхоза стал ходить небольшой автобус.
Так продолжалось из года в год. Для нас там начиналась настоящая вольница. Речка, лес с грибами и ягодами, парное молоко со свежеиспеченным хлебом.
Сейчас деревня заброшена. Дедушки с бабушкой давно нет в живых.
Отдавшись воспоминаниям, я не заметил, как доехал до райцентра. И в полдень уже пылил по грунтовке — асфальта здесь по-прежнему не было. Проехав небольшой мост через речку, я взлетел на пригорок и оказался в центре деревни. Повернул направо и медленно поехал по заросшей травой улице.
Безлюдная деревня выглядела жутковато. Полусгнившие деревянные постройки скрывались за дремучими зарослями крапивы. В старину было поверье, что крапива растет на местах гибели грешных или проклятых. Чем же так грешны были здешние люди? У колодца с «журавлем», от которого остался только столб с рогатиной наверху, я остановил машину. Передо мной, будто раненый зверь-исполин, стоял сильно накренившийся дом. Шиферная кровля, как истлевшая шкура, обнажала почерневшие ребра-стропила. Избитый ветрами фронтон под устремленным вверх козырьком, казалось, взывал к небесам о помощи.
Продравшись сквозь крапиву и репейник, я оказался во дворе и, озираясь по сторонам, стал бродить среди развалин. В памяти одна за другой всплывали картинки из детства. Этот крестовой дом казался нам огромным, мы любили забираться на крышу — и сама крыша, и открывавшийся вид с нее казались нам другим таинственным миром. «Шею сломаете, ироды!» — кричала бабушка, когда обнаруживала нас там. По вечерам мы с сестренкой помогали вернувшемуся с работы деду распрягать лошадь. Потом он усаживал меня верхом и позволял проехаться за речку, где всю ночь паслись стреноженные, гремящие боталами кони. От воспоминаний до боли сводило скулы.
— Но-но, — пробормотал я себе, — успокойся.
От сарая остался выбеленный дождями и солнцем столб. На нем была прибита подкова. Это я ее и прибил когда-то, подобрав в дорожной пыли. Побродив среди развалин и оторвав подкову, я вернулся к машине.
Прямо от дома вниз к реке вел заросший травой косогор. Там у воды когда-то стояла кузница. Мы любили бегать туда и смотреть на работу кузнеца. Он накидывал на деревянное тележное колесо раскаленный стальной обод, тот, остывая, со страшной силой сжимал дымящееся дерево. Иногда нам позволяли покачать меха, которые подавали воздух в горн, где добела нагревались железные заготовки. Кузнец выхватывал железяку из огня большими щипцами и бил по ней молотом. Получались то подкова, то скоба, то зуб для бороны.
Прямо за околицей на опушке находилось кладбище, а за ним стеной стояла тайга. Могилы бабушки и деда изрядно заросли травой, как, впрочем, и все остальные. Общее надгробие было цело, только фотографии на белых эмалированных овалах потемнели. Я достал из багажника нож и принялся резать траву, захватывая ее пучками и срезая под корень. Покончив с этим, я принес из машины пластиковую бутылку с водой и влажной тряпкой протер снимки. Нарвал полевых цветов и поставил их на могилу в той же бутылке, срезав ее наполовину.
Увлекшись работой, я не заметил, как из-за вершин деревьев вдруг появились тучи, небо враз потемнело, и пошел проливной дождь. Я бросился к машине и, захлопнув за собой дверку, стал наблюдать за происходящим. Налетевший ветер раскачивал деревья, в стекла, то чуть ослабевая, то усиливаясь, били косые струи дождя, где-то громыхало.
Примерно через полчаса дождь стих так же внезапно, как и начался, но небо оставалось пасмурным, тяжелые серые облака низко нависали над землей. Я тронулся в обратный путь. Деревня стояла на песчаной гряде, и ее единственная улица никогда не размокала от дождя. Но когда я спустился к реке и миновал мост, машину забросало из стороны в сторону. Какое-то время я с этим справлялся, резко выкручивая руль. Но в конце концов беспомощно сполз в неглубокий здесь кювет. Побуксовав немного, я понял, что без посторонней помощи мне не обойтись.
Небо тем временем очистилось, выглянуло солнце, опять стало жарко и душно. Я выбрался из машины и растерянно соображал, что же мне делать дальше. Достал телефон. Связи не было. Да и кому бы я мог здесь позвонить?
Вдруг отчетливо послышался завывающий звук двигателя. Из-за поворота выскочил заляпанный грязью, болтающийся из стороны в сторону «уазик». Объехав сходу мой стыдливо насупившийся автомобиль, он затормозил и дал задний ход. Из кабины выпрыгнул водитель — мужчина лет пятидесяти, одетый в брезентовую куртку с капюшоном и резиновые сапоги. Он деловито осмотрел мою машину, зачем-то заглянул под нее и подошел ко мне. Поздоровались.
— Как это тебя занесло в такую глушь? — спросил он.
Я объяснил и посетовал на погоду.
— Не поможете вытащить? — c надеждой спросил я.
— Вытащить-то я тебя вытащу, да только далеко ты все равно не уедешь, резина у тебя шоссейная. Нужно ждать, пока подсохнет.
— И сколько же ждать?
— Думаю, завтра к обеду при такой погоде можно будет ехать. Лето не осень.
Вот вляпался! Перспектива провести здесь всю ночь не радовала. Водитель тоже о чем-то размышлял, поглядывая то на мою, то на свою машину.
— Ну вот что, — наконец заговорил он. — Раз такое дело, приглашаю ко
мне, переночуешь, а завтра видно будет. Василий меня зовут.
— А где же вы живете? — спросил я, пожав протянутую руку.
— Да здесь в деревне и живу. Давай, цепляй веревку.
Он достал из багажника трос и протянул один конец мне.
Спустя какое-то время он уже тянул меня в сторону деревни, забрасывая грязью из-под задних колес. Наконец мы свернули к длинному белостенному зданию с шиферной двухскатной крышей и спутниковой антенной на фасаде. Развесистая черемуха у дома, сплошь усеянная гроздьями еще зеленых ягод, да пара тополей заслоняли строение. Вот почему с главной улицы его не было видно. Василий уже открыл ворота во двор и махал мне рукой, указывая, куда поставить машину. Двор был очень просторный.
Василий поставил под навес свой «уазик». Там еще стояли небольшой трактор, легковой «опель» и кое-какая техника. В глубине двора виднелись постройки, откуда-то доносились звонкие крики детей и строгий женский голос.
— Раньше здесь школа была, — пояснил Василий.
Он уже снял куртку и был в клетчатой ковбойской рубахе с закатанными рукавами, обнажившими крепкие загорелые руки.
В это время из-за угла дома выпорхнула девушка в длинном до пят легком платье. Она шла быстрым шагом, не глядя по сторонам, и что-то негромко напевала. Внезапно девушка остановилась, как будто наткнулась на невидимую стену, и резко повернула голову в нашу сторону. Она смотрела прямо на меня, не мигая, слегка наклонив голову набок, как будто прислушиваясь к себе. Я ощутил в груди непонятный толчок, но не придал этому значения.
— Илена, чего встала, иди, скажи Марии, пусть стол накрывают в столовой. Ужинать будем. Гость у нас, — распорядился Василий. — А тебе пока свое хозяйство покажу, пойдем.
Неизвестно откуда выскочили два мальчугана лет пяти-семи.
— Папа, папа приехал! — они бросились к Василию. — А что ты нам привез?
— Подождите, подождите, видите, я занят, поздоровайтесь лучше с дядей, — заулыбался Василий. — Будут вам гостинцы.
— Здра-асьте! — дружно прокричали мальчишки и помчалась дальше.
Мы, не торопясь, прогуливались по заднему двору, и Василий подробно и с гордостью рассказывал, как у него все устроено. Мы осмотрели и скотный двор, и баню, и мастерскую, и скважину с насосом. Я следовал за Василием, то и дело задавая вопросы, и видел, что это ему приятно.
— А здесь у меня пасека, — хозяин открыл калитку и, миновав кусты акации, мы оказались на краю обширной поляны, на которой ровными рядами стояли ульи.
— Ух ты! Я никогда не был на настоящей пасеке, — не сдержал я восхищения.
— К пчелкам я тебя не поведу, — Василий распахнул дверь в просторное строение, и стал показывать оборудование для пчелиных домиков.
— Где ты этому научился?
— Да отец у меня когда-то небольшую пасеку держал. Он здесь неподалеку жил. От него всему и научился. Ну и книжки кое-какие почитываю. Пчелки — твари непростые, много труда и внимания требуют, но и доход хороший приносят. Ладно, заболтал я тебя, пойдем в дом.
Прямо в прихожей был рукомойник, висели чистые полотенца. Я с удивлением отметил, что в рукомойнике есть и холодная, и горячая вода. Мы помыли руки и прошли через коридор в большую комнату, посреди которой стоял уже накрытый стол. Отделка внутри дома оказалась вполне современной. Даже окна за полупрозрачными портьерами были пластиковые.
Василий усадил меня во главе стола, сам сел напротив. Стол был заставлен разносолами, центральное место занимало глубокое керамическое блюдо, в котором еще дымилось жаренное с картошкой мясо, посыпанное зеленым луком и укропом. Несколько пузатых графинчиков не вызвали у меня никаких сомнений относительно их содержимого.
Послышались шаги, и в комнате одна за другой появились три смущенно улыбающихся женщины. Видно было, что они успели принарядиться. Одна из них была заметно старше остальных.
— Мария, Ульяна, Ксения, — представил Василий женщин. — А это наш гость поневоле, — и назвал мое имя.
— А где Илена? — спросил Василий.
— На женской половине, сейчас придет, — ответила Мария и села на крайний, ближе к Василию, стул.
В комнату, опустив глаза, вошла Илена и быстро села рядом с Марией.
— Илена, это… — начал было Василий.
— Я знаю, — прервала его Илена и бросила на меня быстрый взгляд.
Теперь я смог лучше разглядеть ее лицо. Темные, густые, немного волнистые волосы, длинная шея, ямка на подбородке, хорошо очерченные губы. На коже вокруг серо-зеленых глаз лежали естественные тени, что вместе с длинными ресницами придавало глазам необыкновенную глубину. Мне показалось, что в ее лице было что-то азиатско-японское, может быть, из-за слегка приподнятых скул. Ее манера резко менять положение головы делала ее похожей на какую-то диковинную птицу. На вид ей было лет двадцать. Я поймал себя на том, что мне трудно отвести от нее взгляд.
— Ну, чем тебя угостить? Настойка кедровая, наливка брусничная, медовуха — все натуральное.
— Василий, я попробую все, — ответил я шутливым тоном.
Василий довольно рассмеялся и наполнил рюмки. Женщинам, кроме Илены, — сладкую брусничную наливку, себе и мне — кедровую настойку.
— Изготовлено по старинному таежному рецепту. Настоящий мужской напиток, — комментировал он, потирая руки.
Одна из женщин уже подхватила мою тарелку и накладывала закуски.
— За знакомство, — поднял рюмку Василий, все чокнулись, выпили и принялись за еду.
Я заметил, что женщины только немного пригубили из своих рюмок. Постепенно общая неловкость за столом рассеивалась, и они уже улыбались и с любопытством поглядывали на меня. А когда Василий рассказал, как он тащил меня из грязи, и вовсе развеселились. Я, как и обещал, пробовал и хвалил напитки из всех графинчиков. Еда была простая, но мне казалось, что ничего вкуснее я никогда не ел. Женщины, осмелев, расспрашивали меня о городской жизни. Их интересовало все, начиная с многоэтажных домов и заканчивая ценами на продукты.
— А вы что, ни разу в городе не были? — не выдержал я и понял, что зря спросил, потому что за столом воцарилась тишина. — В таком случае приезжайте ко мне в гости, — поспешил я исправить неловкость.
Оживление за столом возобновилось. Илена за все это время не произнесла ни слова, только изредка задумчиво и пристально поглядывала на меня.
В говоре женщин звучали какие-то странные интонации. Было ощущение, что они не местные. Удивило, что Василий представил их только по именам, не обозначив степень родства. «Раз есть дети, значит, какая-то из них — его жена», — думал я.
В конце ужина на стол был водружен электрический самовар.
— Чай нам в кабинет принесите, — распорядился Василий. Женщины разочарованно переглянулись, но возражать никто не стал. — И постелите гостю во второй спальне.
— Василий, а можно на сеновале переночевать?
Хозяин вопросительно взглянул на меня.
— Хочу детство вспомнить, — пояснил я.
— Конечно. Как пожелаешь. Пойдем, я тебе свой кабинет покажу.
Я поблагодарил женщин за угощение и гостеприимство и пошел вслед за Василием. Одну стену кабинета занимали полки с книгами. На письменном столе стоял компьютер. Были здесь и телевизор, и журнальный столик, и два кресла с полинявшей обивкой.
— Остатки школьной библиотеки, — кивнул Василий в сторону книжных рядов.
Я принялся просматривать корешки книг. С советской и детской литературой соседствовала классика: Гоголь, Толстой, все тома Достоевского. Были здесь фантастика и приключения и даже детективы.
— Здесь есть что почитать!
— Да, — согласился Василий. — Главный читатель у нас Илена. Мне кажется, она все здесь уже прочитала. Говорит мне как-то: «Вот мы живем здесь, дом у нас, огород, хозяйство. Сколько во все это труда и всяких материалов, времени вложено. А они, писатели, могут, если захотят, целый мир построить! С домами, с людьми, с историями. Из одних только слов!» Чудная она у нас.
В кабинет вошла Ксения с подносом, на котором стояли фарфоровый чайник, две чашки, небольшие баночки с вареньем и медом, домашнее печенье.
— Спасибо, — ласково улыбнулся Василий.
Ксения удалилась, а мы расположились в креслах.
— Скажи, Василий, как ты здесь оказался — в заброшенной деревне, в глуши? Судя по всему, человек ты современный, — задал я давно занимавший меня вопрос.
— В двух словах и не расскажешь, — после небольшой паузы начал он как-то неохотно. — Жил в городе, был женат, имел свое дело. В девяностые было трудно, много работал, разъезжал. Жена не выдержала, ушла. Сам виноват… Постепенно бизнес наладился, а вот семью я потерял.
Василий наполнил чашки.
— А что за бизнес-то, если не секрет?
— Ты не поверишь, пустые бочки продавал! Стальные, пластиковые. Скупал их оптом на предприятиях, где они шли как тара, и продавал в розницу.
— И кому же?
— Как кому? Садоводам! — оживился Василий. — Где воду для полива хранить — в бочке. Что под водосток поставить — бочку. Из чего летний душ соорудить — опять же из бочки!
— Интересно.
— Да… Но это вначале. Потом расширил ассортимент по той же огородно-строительной теме, открыл несколько магазинов…
Василий нахмурился и замолчал, нервно крутя в пальцах чайную ложку.
— И что? — осторожно напомнил я о своем существовании.
— Вспоминать не хочется. Объявились как-то у меня в офисе «добры молодцы» и предложили «услуги по охране». Так это у них тогда называлось. Короче, обложили данью. Да еще пригрозили: «Не будешь платить — убьем!» Пришлось платить. Убийства бизнесменов в те годы были в порядке вещей.
— Да, я помню. А милиция?
— Не защищала она тогда никого. Милицейская «крыша» даже дороже стоила. Платили все — кто бандитам, кто милиции. И я мог бы платить, на ногах уже крепко стоял. Но не стал. Не захотел отдавать этим сволочам свои деньги. Большего унижения никогда в жизни не испытывал!
Василий, швырнул ложку на стол и хлебнул из чашки.
— И ты все бросил?
— Да, продал все и уехал… Просто сбежал сюда, на родину. Поселился в этой деревне. Местные власти не возражали. А мне лишь бы подальше от людей — работы я не боюсь. Главное, здесь линия электропередачи сохранилась. Полгода занимался благоустройством. У меня ведь даже канализация есть. Решил закрепиться основательно. Жалко заброшенные деревни! Неправильно это — свою землю бросать, предки наши здесь жили...
Василий придвинул ко мне плошку с медом.
— Попробуй! Лучшего во всей округе не сыскать.
— Спасибо… Но ведь ты здесь не один…
— Сейчас расскажу, — кивнул Василий. — Так прожил я года полтора, и вот однажды… Это семь, нет, восемь лет назад было. Из тайги вышли три женщины. Оборванные, обессилевшие, напуганные. Самая старшая держала на руках девочку. Я растерялся, не знал, что и делать. Они даже поесть как следует не могли, так ослабли — семнадцать дней по тайге шли. Как мог, накормил, напоил чаем с медом, уложил спать. Потом я им баню натопил. Отмылись, одежду постирали. Уселись рядком на скамейке у входа, как мумии, в простыни замотаны, — Василий рассмеялся, — смотрят на меня, как на Бога, — со страхом и надеждой.
Позже я в райцентр съездил, купил им одежду и постельное белье.
— Так что же все-таки случилось с ними?
— Жили в тайге, отшельниками — еще деды их так жили. То ли староверы, то ли старообрядцы. Было у них стойбище в три избы. Вели натуральное хозяйство — картошку выращивали, пшеницу, можно долго рассказывать... Так бы и жили, да на мужское население мор напал. Кто в реке утонул, кого зверь порвал, а кто просто ушел в тайгу и не вернулся. Последним умер отец Марии, и женщины остались одни. Поняли они, что не справиться им без мужчин, и решили к людям выходить. Вот так и попали ко мне. Мария у них за старшую, — неторопливо продолжал Василий. — До сих пор все ей беспрекословно подчиняются. От нее и узнал я всю историю.
— Но ты бы мог к властям обратиться…
— Москва далеко, а местные что могут? Правда, с документами помогли, у всех теперь паспорта имеются. Да и оказались они мне не в тягость, а даже наоборот. Одному жить все-таки трудновато было.
— Ну, время позднее… — Василий приподнялся из кресла.
— Подожди, ты же главного не рассказал. У тебя же дети… — вырвалось у меня.
— Да, дети, — Василий прошелся по кабинету и снова сел в кресло. Изучающе посмотрел на меня и, помолчав, продолжил:
— Вот так и стали мы жить впятером. Я всем по отдельной комнате оборудовал. Поначалу была в них какая-то диковатость. Но со временем привыкли к новой жизни. Мария даже автомобиль водить научилась… Надо сказать, она мне сразу понравилась, да я ей тоже. И, пожалуй, года не прошло, как мы с Марией стали жить вместе.
Василий стал говорить медленнее, с перерывами, как будто преодолевая себя.
— Как-то вечером заходит ко мне в спальню Мария, она уже была беременна, и говорит: «Сейчас к тебе Ульяна придет, ей нужно родить», — и, ничего не объясняя, ушла. Представь себе! Я понимал, что жить они больше нигде и ни с кем не смогут, очень долго и медленно они и ко мне-то привыкали. Перспектив выйти замуж — никаких. Но к такому повороту был не готов!
Я тоже был не готов услышать такое.
— У меня теперь три жены и двое детей, — выдохнул Василий, исподлобья взглянув на меня.
— Так у тебя гарем! — невольно воскликнул я.
— Называй, как хочешь, — не обиделся Василий. — Я долго мучился, спорил с собой, места не находил. Я обыкновенный мужик… А у нас в народе сам знаешь, как к этому относятся. На Востоке гарем в порядке вещей, там свои строгие правила, узаконенные религией. Ислам разрешает иметь не одну жену. Но ведь и в Библии прямого запрета на многоженство нет.
Было понятно, что Василий всерьез занимался этими вопросами.
— А вот выражение в русском языке «взять в жены» — откуда оно? Ведь не скажешь «взять в жену»? — Василий вопросительно смотрел на меня.
— Да, действительно… — задумался я.
— А мы до сих пор потому так говорим, что христиане-староверы на Руси всегда имели столько жен, сколько хотели. И вообще, религия, мне кажется, здесь не при чем. Сама жизнь порой к тому понуждала. В отдаленных сибирских поселениях такие случаи бывали и, возможно, есть до сих пор. И никто этого не осуждал. Отсутствие детей в семье было явлением ненормальным и воспринималось как наказание за грехи. Причем считалось, что отсутствие детей — вина женщины. Мужчина обязан был продолжать род. И было логично, что он берет себе несколько жен. Бывало, и проще — одна жена с хозяйством не справлялась… Мария рассказывала, что и дед ее имел двух жен. Второй была жена его умершего брата, бросать женщину в беде было не принято.
— Значит, и ты решил в беде их не оставлять?
— Именно так.
— А как же любовь?
— Любовь, она, конечно, существует, но часто ли встречается? Настоящая любовь... Ты вот встречал?
— Ты, пожалуй, прав, — ответил я.
— Это призрак, мираж, за которым можно идти до конца жизни.
Наш разговор продолжался еще долго. Но я не мог не задать еще одного вопроса:
— А сам ты как определяешь свой брак, ведь отношения ваши официально не оформить?
— Семейное общежитие, — ответил Василий то ли в шутку, то ли всерьез.
Мы вышли во двор, и Василий проводил меня до сеновала на чердаке одной из хозяйственных построек. Наверх вела небольшая лесенка. Поднявшись, я увидел приготовленную для меня постель — тюфяк с сеном, застеленный белой простыней.
Я лежал на спине, закинув руки за голову, и наслаждался знакомыми с детства запахами скошенной травы. В открытый фронтон чердака был виден треугольник неба со звездами и луной. Я был взбудоражен событиями сегодняшнего дня, особенно рассказом Василия. Вот так в обычной сибирской глубинке встретить такое необычное «семейное общежитие»! Расскажи — не поверят. Спать не хотелось.
Послышались легкие шаги, скрип лестницы, и в лунном свете звездного неба появился силуэт.
— Не бойся, это я, Илена.
— Я не боюсь, — от неожиданности ничего умнее мне в голову не пришло.
— Если темно и кто-то шуршит — можно испугаться.
Я сел и удивленно смотрел на девушку. Илена подошла и села рядом со мной. Она резко повернула ко мне голову и спросила:
— Ты приехал за мной?
— Почему ты так думаешь?
— Я не думаю. Я знаю, — Илена внимательно рассматривала мои черты.
— Как ты это можешь знать?
Я не мог понять, что происходит и как себя вести.
— Ты открыт для меня. Я все о тебе знаю. Ты давно ищешь меня.
«Странная какая-то», — подумал я, не зная, что ответить.
— Ты считаешь меня глупой! — рассмеялась Илена.
— А кто тебе позволил читать мои мысли? — я пытался пошутить.
— Я не умею читать твои мысли. Просто знаю, что ты мог бы сказать. Я тоже тебя давно жду. Где же ты был?
— Подожди, Илена, почему все-таки ты думаешь, что я приехал за тобой?
— Разве я не похожа на ту женщину, которую ты всегда мечтал видеть рядом с собой?
Ошеломленный, я вдруг понял, что да, действительно, очень похожа! Мне стало трудно дышать, сердце забилось учащенно.
— Вот видишь, — тихо промолвила Илена.
— Но я женат…
— Я знаю. Ты у жены есть, а у тебя жены нет, — Илена положила руку на мое запястье. — Рядом с тобой я.
— Это сейчас рядом, а завтра я уеду.
— Ну как ты не поймешь, — Илена нахмурила брови. — Нам нельзя не быть вместе.
Легкий, как дуновение ветерка, поцелуй коснулся моих губ. В глазах у меня потемнело, сердце застучало где-то в затылке. Мне показалось, что на какое-то мгновение сознание меня покинуло, а когда вернулось — Илены уже не было. Только запах волос и мятный вкус на губах. Я откинулся на свою постель и тупо смотрел в темноту.
Утром я проснулся поздно, на сеновал пробивались яркие лучи солнца. Некоторое время я лежал с открытыми глазами. Первое, что вспомнил, — Илена. Сердце мое предательски затрепетало. Я понимал, что эта встреча может стать спасительным поворотом в моей жизни. Но не поздно ли? А может быть, Илена — это тот мираж, за которым можно напрасно идти до конца жизни? Я не понимал, что делать дальше. Я будто оказался на перекрестке и никак не мог выбрать верное направление.
Я встал, стряхнул с себя травинки, свернул постель и вдруг понял, что мной принято решение. Решение, которое откладывалось изо дня в день, из года в год. Решение, которое стало самым важным в моей жизни. На душе стало легко и спокойно.
Я спустился с сеновала, во дворе меня встретил Василий.
— Доброе утро. Как спалось? — приветствовал он меня.
— Отлично, спасибо.
— Давай умывайся, завтракать будем.
Провожать меня вышли Василий и все три его жены. Мы тепло распрощались, я пообещал обязательно приезжать в гости.
— А где Илена? — спросил я с притворным равнодушием.
— С утра убежала куда-то, егоза, — ответил Василий, пожимая мне руку.
Когда я уже сел в машину, подошла Мария и сказала:
— Будь счастлив.
Я медленно поехал по улице, поглядывая по сторонам. За мостом я в сердцах рванул машину и погнал по успевшей подсохнуть грунтовке.
Внезапно за ближайшим поворотом я увидел знакомую фигурку. У меня перехватило дыхание. Илена стояла на обочине спиной ко мне. Я резко ударил по тормозам, остановил машину и распахнул для Илены дверцу…