Иситнофрет книга первая Принцесса Египта, глава 8

Глава 8

     Праздник ожидают. К нему ведут радостные приготовления, на него возлагают надежды и радостные ожидания. Но вот он закончен. И…. От долгого хождения всей толпой под палящими лучами солнца, путешествия по реке, неудача с одной из ладей у участников празднества накопилась усталость, вытесняя все радостные ожидания, пришло некое разочарование, что чуда не произошло. Иногда люди не могут самим себе объяснить, чего они хотят, но чего-то ждут от высших сил, а когда осознают, что ничего не произошло, разочаровываются из-за равнодушия богов или, того хуже, озлобляются. И Уныние становится главенствующей богиней, своими прекрасными пальчиками, играющей на струнах человеческих нервов и чувств.   
     Полторы  недели праздников истекли с водой Нила. Обратно плыли быстрее, даже гребцы не сильно утруждались: плыли к дельте реки по течению. Вместо трёх дней, что взяло из Пи-Рамсес в Фивы. Дорога назад заняла только полтора дня.
      После такого марш-броска все, начиная с Фараона и заканчивая носильщиками палантинов, впали в спячку. Только стража героически выстаивала по коридорам опустевшего дворца. Усталость и уныние скрывали тени за каждой колонной дворца. Пару дней нужно было на восстановление сил.    
     Бентришур не видела подругу почти две недели. За многолетнюю дружбу - это произошло в первый раз, что расставание было таким долгим. На третий день, по прибытии двора в Пи-Рамсес, с раннего утра она отправилась во дворец. Как всегда, используя гипноз, прошла через стражу, застав Иситнофрет готовой идти сначала к отцу, а потом к Меритамон. От прозорливой жрицы не ускользнула некая перемена в духе подруги: та была слишком спокойна и сосредоточенна. Что-то неуловимое, что-то от спокойствия усыпальниц  царей было натянуто струной в юной компаньонке жены фараона. Бентришур пыталась прощупать своим проникающим взором, что это было.
- Кажется Исида нашептала тебе что-то, моя принцесса. Ты явно это услышала, дочь смотрителя царских покоев.
- Ты ошибаешься, жрица. Исида ничего такого особенного мне не сообщала.
- А почему все твои струны натянуты? Ты сейчас похожа на породистую кобылицу перед скачкой.
- Истинно божественное водительство подсказало тебе такое высочайшее сравнение, прозорливица. - С издёвкой буркнула «породистая кобылица».
- Ну, от моего взора ты можешь утаиться, но от моего сердца вряд ли. А оно видит, что перемены грядут, Принцесса. - Бентришур вновь включила загадочность. Оставив подругу без ответа и в недоумении, Иситнофрет направилась в покои отца. Раздосадованная странным поведением своей близкой подруги, Бентришур послала ей в догонку:
- А что, Исида убедила тебя в том, что бы ты наказала меня за что-то, чего я не знаю?
    Первый раз за эти годы Иситнофрет не узнавала саму себя. Она не понимала почему так себя ведёт, прекрасно осознавая, что перед ней та, которая была послана ей Исидой в дни, когда весь мир упал на неё. Она знала, что богиня ей не простит это оскорбление её верной дочери. Она бы и рада была подбежать к подруге,  обнять, расцеловать, ведь ближе человека у неё нет. Но какой то каменный столб вырос у неё внутри, который утяжелил всё её существование.
      Она больше не знала, как воспринимать этот мир. Эти десять дней праздника изменили многое: столкновение на воде, гибель и воскресенье, спасение рукой принца и его пристальное внимание на протяжении всех церемоний. Они больше не разговаривали, ни во время шествий, ни в течении дороги назад, но она всегда чувствовала его присутствие где-то рядом и пристально-испытующий взгляд. Прошлым вечером, сбросив остатки усталости, она решила пойти к своему любимому месту у пруда поболтать с лотосами. Проходя колоннадой ведущей из опочивален цариц, где она теперь жила, Иситнофрет почувствовала, что кто-то следит за ней. Шаги были тихие и останавливались, когда она останавливалась. В тишине вечера, когда мир готовится ко сну воздух особенно  звонок и чист, легко услышать звуки, на которые вряд ли бы обратил внимания днём. Она искала шпиона глазами, но тени колоннады покрывали его. Тогда она решила неожиданно остановиться, и это сработало. Резко повернувшись, она увидела за какой колонной спряталась тень. Стремглав, она устремилась к этому месту, хвала богам, ноги её были резвы. Из статуса добычи она перевела себя в статус охотника. Цель была достигнута, тот, кому так старательно покровительствовали тени колоннады теперь был загнан в ловушку светлого взгляда Иситнофрет.
- Принц Мернептах!? Что это за игры в лазутчиков вы играете?
- А, Иситнофрет - это ты! – некая доля натянутости сквозила в его голосе. – Я решил под вечер выйти прогуляться в сад, надоело сидеть в душных покоях. Вижу – кто-то на моём пути, вот я и не стал мешать. Просто пытался сохранить дистанцию. Я не узнал тебя.
- Зачем обманывать, принц, вы не сохраняли дистанцию, а следили за мной. Вы бы не спрятались, когда я обернулась. Что вы задумали?
- Ну хорошо, ты меня поймала. Но это – правда, что я вышел подышать, и вдруг увидел тебя. Я не знал как подойти и поэтому выжидал момент. Не сердись на меня, о, смотрительница покоев великой царицы.
- Вы - принц, вы можете подходить и говорить с кем угодно из служащих этого дворца. Почему вы опять меня смущаете, говоря неправду?
- Да это правда, я - царевич и имею особую привилегию перед многими в этом дворце. Но заметь, дочь смотрителя, я - тринадцатый сын моего отца и работаю писцом при канцелярии дворца. Да должность почётная, но не царская. Живы мои старшие братья и мне ни когда не быть фараоном и на особые почести расчитывать не приходится. По моему понятию: лучше сохранять дистанцию.
- Простите меня принц, я ни как не хотела вас оскорбить. Просто сама несколько испугалась.
- Тебе не надо извиняться. Ты имеешь привилегию по отношению ко мне.
- Откуда она взялась? По какому своду законов служанка имеет привилегию по отношению к принцу?
- Смотрительница покоев жены фараона имеет привилегию перед писцом царской канцелярии.
- Ну, хорошо, хорошо! Что же это за привилегия такая?
- А разве красивая девушка не имеет привилегии перед мужчиной, который как та баржа царицы Бент-Анат на реке, был пронзён налетевшей ладьёй её взгляда. Только не ладья царицы потонула в этот раз, а баржа несчастного принца пошла на дно, таща всё прошлое этого бедолаги с собой. Теперь весь мир - его могила.
- Принц, мне не следует вас слушать, я пойду пожалуй...
- Я понимаю, что смущаю тебя, но разве не лучше высказать правдиво всё, что расширяет сердце, и не дать ему возможность разорваться от нарастающего урагана.
- Вы!... Это!... - Иситнофрет в полном замешательстве сорвалась и помчалась в свои покои. Её раздирало беспокойство и осознание, что случилось что-то эдакое, что повлечёт некие последствия. Беспокойство граничило со злостью на себя, что не смогла дать ему должный отпор, что сама виновата, расположив его к себе. Ненужно было позволять ему так долго беседовать с собой тогда, в день аварии на реке. Она много наслышана о его взбалмошности, поэтому слова его казались ей легковесными. Она не слишком доверяла ему. И тем более сейчас, когда её отец был в ожидании объятий Анубиса по пути в землю мёртвых, ей ли развлекаться утехами богини Бастет*. Тем более принц ни когда не входил в её сердечные планы. Да, он был близок с  Моисеем, и она уважает его за это. Но мысль о том, что друг того, кто обладал её сердцем вдруг стал проявлять к ней излишнее внимание была невыносима. Чем больше она об этом думала, тем больше возрастал протест против своего собственного глупого сердца, которое позволило себе так посмеяться над собой и расширилось до вселенной для человека, оборвавшего жизнь её брата. Разве можно это простить? А теперь что? В её мир-ракушку пытается ворваться ураган. Одна Хатхор знает правдивы ли слова и чувства этого человека. Так мятущимся сердцем окунулся её день в царство сна.
    Она проснулась уже с этим чувством окаменелости внутри. Что сделала с ней Хатхор, пока она  спала? Какое-то чувство обречённости и неизбежности поселилось в её сознании. Что богиня хочет? В таком состоянии застала её подруга.

                *****

*Бастет — в Древнем Египте богиня радости, веселья и любви, женской красоты, плодородия и домашнего очага, которая изображалась в виде кошки или женщины с головой кошки.