Вода и вино

Прокопий Иванович познакомился с храмом мученика Уара в ближнем Подмосковье накануне Крещения.
Рабочий день выдался для него непростым. Впрочем, как и все другие рабочие дни, несмотря на начало года, а если быть честным, то и на всем его протяжении: наполненные, насыщенные общением с неравнодушными людьми, трудом не по принуждению, а по желанию, не из-под палки, для закрытия плановой галочки или строчки отчёта для руководства, а от души, когда он видел и знал, что и как надо делать, причём не только своими силами, а во взаимодействии с теми, кто его понимал с полуслова и был готов к тому, чтобы детально разобраться в том, что, собственно, от него хотят, а понимая, загорался и работал за троих. Одним словом, обыкновенное производственное счастье. Но все это, хотя и отрадные, но будни. А сегодня, как-никак Крещенский сочельник, в который надо непременно заполучить  на весь последующий год освященной воды.
В Москве с этим всегда проблема. Храмов немало и строятся новые. В будни они полупусты, по воскресным дням наполняются, а в праздники переполняются, особенно в те из них, когда православные традиции овеществляются. И Богоявление Господне, несомненно, один из таких. Сотни тысяч москвичей, истинно верующих и просто относящих себя к православной традиции считают необходимым в эти дни обязательно посетить храм и получить, кто бутылочку, а кто и пару-тройку объёмных бутылей освящённой воды. Люди нередко в суровые  крещенские  морозы готовы стоять в многочасовых очередях у ближайшей церкви, где ведется неспешный разлив и раздача святой воды.
Время позднее. До закрытия храма поблизости от дома добраться не удастся. Оставить заботу о воде на завтра? А какое оно будет, это завтра? Скорее всего,  с теми же проблемами и тем же ритмом, что и сегодня, который вряд ли позволит приехать на работу позже обычного или вырваться днем на полтора-два часа. Оставлять проблему на домочадцев? Но без машины им трудно будет её решить. Неожиданно Прокопию Ивановичу вспомнилось о необычайно ухоженном подмосковном храме, мимо которого доводилось проезжать, но так и не получилось его посетить. А что если попробовать заехать в него сегодня – вдруг повезёт?
Повезло. Хотя это слабо сказано: он пережил культурный шок.
Высокие и тяжелые дубовые двери церкви на его счастье оказались не запертыми. В церкви вместо скопления народа – никого, ни единой души. Посреди храма стоит громадный медный чан, с кранами на трех сторонах, полный крещенской воды. И тут Прокопий Иванович понимает, что оказался не готов к такому развитию событий: ему не во что было её набрать, и единственное, что можно было себе позволить в этой ситуации –  это от души попить освящённой, а после литургии и вечерней службы ставшей еще и – петой – воды. Благо рядом оказался магазин, в котором для жителей близлежащих коттеджей в многолитровых канистрах продавалась дорогущая вода, освободиться от которой в загородных условиях не составило труда. И вот Прокопий Иванович вновь в храме, опять один, но на этот раз в полной готовности получить заветное. На целый год вперед.
Но как следует разглядеть и по достоинству оценить убранство нового для него храма он смог только в его последующие посещения. Первым же впечатлением стало: исключительная чистота, порядок, солидность и безлюдие. Это последнее качество оказалось неизменным и независимым от церковного календаря: даже в двунадесятые праздники все находящиеся там прихожане, большинство из которых были знакомы между собой, могли стоять на приглянувшихся им местах без стеснения и не мешая друг другу, как это зачастую бывает в московских храмах, куда не только на праздники, но и на воскресную литургию не все молящиеся могут войти, если не пришли заранее. Здесь же не было случая, чтобы даже во время богослужения, в подходящую для этого минуту, нельзя было подойти со свечой к желаемой иконе.
Впрочем, последовательное знакомство с храмом, его притчем и прихожанами началось, как и положено, с впечатлений от внешнего вида. А впечатлиться, надо сказать, было чем. Уже при заходе на его территорию, огороженную забором художественной ковки, становилось понятно, что храмовые постройки не новодел, каких сейчас немало, а результат серьёзной, основательной и дорогой реконструкции. Добротность постройки, аккуратность и тщательность в отделке, высокое качество использованных материалов, будь то дубовые двери и переплеты окон, позолоченные купола, кованые решётки или отдельные вкрапления изразцов в стенах, отчетливо просматривались не только применительно к самому храму с высоченной колокольней, но и отдельно стоящему магазину книг и утвари, своего рода «свечному ящику», обычно располагаемому при входе в церковь и нередко отвлекающему от богослужений образующейся вокруг него суетой с подачей записок и покупками, а здесь вынесенному за пределы предназначенных для молитвы помещений. В том же духе и стиле был построен и стоящий несколько в отдалении дом, в котором, как можно было судить, без тесноты размещались священнослужители и прислуга.
Сразу же замечалось, что и оформлением храмовой территории занимались не случайные люди, из самых добрых побуждений устраивающие у церквей простенькие цветочные клумбочки, а профессионалы, имевшие в своем распоряжении немалый бюджет, позволивший разбить вполне приличный травяной газон, разместить на нём в мнимом беспорядке хвойные деревья и кустарники, построить значительных размеров детскую площадку и, наконец, поставить памятник в полный рост преподобному Серафиму Саровскому в сопровождении дикого медведя, огородив его обращенными к родителям табличками с просьбой пояснять детям, что это святыня, а не место для игр.
Но еще больше поражало внутреннее убранство храма. Оно было гармонично во всём: в архитектурных пропорциях, доставшихся в наследство от начальных его создателей, архитекторов и строителей; в необыкновенно тёплой медово-янтарно-терракотовой цветовой гамме иконостаса, стеновых росписей и икон, которая самым удачным образом сочеталась с рассыпанной повсюду позолотой, покрывавшей все пригодные для этого детали интерьера; в письме икон, выполненных в едином стиле в спокойной умиротворяющей манере, в которой присутствовала православная традиция и живые лица живых людей, смотрящих ликами из потустороннего мира. В этом храме всё сочеталось со всем: под стать главным были и второстепенные детали, органично включенные в общий ансамбль: литая чугунная винтовая лестница, формат и орнамент люстр и подсвечников, уникальная керамическая плитка пола и оригинального рисунка парчовые облачения священства.
После внимательного рассмотрения всех построек, их убранства и оформления территории храма становилось понятным, что за этим стоит не только незаурядное отношение к создаваемому всех, кто занимался его строительством, ремонтом и восстановлением, их талант и мастерство, но и, а, возможно, и прежде всего, деньги, и не просто деньги, а деньги огромные, которые тратились рачительно, с толком, но без скаредности и в размерах, определяющихся потребностями, а не жесткой экономией. В этой связи невольно приходили на ум примеры из давней и ближайшей истории, по которым люди богатые и получившие свое состояние неправедным путем к концу жизни прозревали, каялись и вверяли церкви значительные суммы на постройку храмов. Так, по московской легенде, на деньги крупного купца была возведена колокольня Новоспасского монастыря. Вспомнился Прокопию Ивановичу и другой известный монастырь в Подмосковье, также получивший немалые средства на полную и скорую реставрацию всех его церквей и построек, и даже создание целого комплекса с парком и раздельными для мужчин и женщин купальнями вокруг отстоящего на значительном расстоянии источника. Тщательность и качество восстановительных работ, как и их темпы, там тоже были поразительными, равно как поражало и обилие приобретенных для хранения в монастыре христианских реликвий и мощей. Феноменальное, особенно на фоне многих церковных долгостроев и затянувшихся реставраций, финансовое изобилие, возможно, объяснялось находящимися за алтарной частью храма захоронениями преимущественно крепких молодых мужчин, в память многим из которых, помимо крестов, были поставлены мраморные бюсты. Братва. Трудно судить о качестве, праведности, а также  пользе для церкви приходящих от мирян средств. Время покажет. Однако, по газетным сообщениям, в этом монастыре уже были внутренние нестроения, связанные с финансовыми и имущественными вопросами.
Некоторые аналогии в этом направлении  возникли у Прокопия Ивановича и применительно к увиденному храму мученика Уара. И сохранялись они довольно продолжительное время, пока в разговоре с матушкой на свечном ящике не были получены соответствующие разъяснения. С её слов, средства были предоставлены хозяйкой одной известной меховой фирмы, дочерью почившего без крещения и покаяния очень состоятельного мирянина. Об этом свидетельствовала и не попавшаяся ему сразу на глаза чугунного литья табличка с описанием причин восстановления храма и именами жертвователей.
Под стать обновленному состоянию храма были и его прихожане, главным образом проживающие в дорогом из-за близости к Москве пригороде.  Как правило, это молодые мамы и молодящиеся бабушки с детьми, реже – разного возраста мужчины. Аккуратные, ухоженные, серьезные и сосредоточенные на службах, но мало в них что понимающие. Деревенских бабушек в белых платочках нет вовсе. Их место занимают имеющие церковный опыт периферийные няни, приодетые в вышедшее из моды хозяйское.
 О клире. Ожидалось, что в примечательном своей архитектурой, обустройством и убранством храме должны служить такие же отличные от обычных церковнослужителей, превосходящие их по своим интеллектуальным способностям и облику люди. И они действительно оказались иными и каждый из них по-своему отличным и оригинальным. Отец-настоятель – высокий и стройный. Второй священник – низенький добродушный толстяк за семьдесят, с трудом передвигающийся, терпеливо противостоящий удушающей его одышке,  с отчаянно-молодыми серо-голубыми искрящимися глазами. Третий представлял собой как бы средину между первым и вторым: по возрасту, росту, комплекции, внешним данным и знаниям в богослужении, которые он проявлял исключительно в личном общении с прихожанами, но не с амвона.
Дьякон, уже немолодой человек, производил впечатление не профессионального служителя культа, а самодеятельного любителя, не получившего регулярного богословского или иного теологического образования. В силу неизвестных причин ему позволялось выступать с разъяснениями  отрывков из Евангелия. Делал он это самозабвенно, с видимым самолюбованием, позволял себе продолжительные театральные паузы, закатывание глаз, многозначительные, по его мнению, исторические или житейские сравнения. Внешне он мало походил на дьякона православной церкви: был гладко выбрит, коротко подстрижен и носил принятый в католичестве черный стоячий воротник с белым подворотничком. Удивило, к примеру, его отношение к обычной для  православных традиции прикладываться челом к почитаемой иконе после её целования, что называлось дьяконом во всеуслышание «боданием». Или желание, во что бы то ни стало заставить всех присутствующих в храме постоянно петь вместе с хором.
Как оказались эти люди священнослужителями в одном храме, знает только священноначалие, всем остальным оставалось только гадать и предполагать, что у каждого из них для получения места в престижном районе Подмосковья были свои заслуги или иные возможности.
Впрочем, надо отдать должное, что службы в храме всегда проходили благоговейно, высокопрофессионально и с большим вниманием и уважением к прихожанам, что встречается крайне редко даже в небольших храмах с постоянным контингентом верующих. К примеру, там, отчасти, быть может, потому, что прихожан всегда было немного, не начинали  таинства причастия до тех пор, пока не пройдет исповедь последний из желающих. При этом суеты и спешки не допускалось никем из священников: исповедь кающихся принималась в той продолжительности, как того требовали обстоятельства таинства.
Взаимное уважение и смирение проявлялись и в отношениях между мирянами. Однажды в той части храма, где обычно проходила исповедь, Прокопий Иванович в неплотном скоплении людей не признал в них очереди и обошел их всех по незнанию, вплотную приблизившись к принимавшему покаяния батюшке.  Можно себе только представить, какая буря возмущения поднялась бы по этому поводу в отношении пренебрегшего очередностью практически в любом московском храме. Здесь же он даже не сразу понял свою оплошность и распознал её только через некоторое время, оглядевшись и заметив скорее не укоризненные, а недоуменные, или лучше сказать удивленные, взгляды ожидавших своего череда мирян, да услышав произнесенное в его защиту театральным шёпотом матушкой со свечного ящика, которой он утром еще до литургии передал записки за здравие и упокоение: «А вы знаете, как рано он уже был сегодня в храме!» И хотя на всех это подействовало более чем примирительно, Прокопий Иванович, вовремя поняв свою ошибку, само собой разумеется,  отошел в сторону и пропустил впереди себя всех, кто пришел раньше. Все это вместе делало атмосферу там спокойной, умиротворенной и доброжелательной, что в свою очередь создавало дополнительную притягательность этому необычному во всех отношениях храму, его клиру и пастве. Одним словом, там было хорошо, достойно, благоговейно и во всех смыслах тепло и уютно. А необычность его состояла дополнительно еще и в том, что по существующей традиции в нем дозволялось поминать некрещенных усопших.
Говорят, что до революции церквей, освященных в честь мученика Уара, не было по его невеликой значимости для русских православных в общей иерархии святых. Необходимость в них, а вернее в помощи мученика, появилась после долголетнего мракобесия, когда воцерковленные после богоборческой власти потомки столкнулись с проблемой поминовения дорогих им почивших родственников, не прошедших во времена гонения церкви таинства крещения.
Об одной из многих подобных ей историй поведала за чаем, в формате которого проходили нечастые  производственные совещания в одном чисто женском коллективе, его руководительница, человек серьёзный, вдумчивый и глубоко воцерковленный. Сама же она услышала её в расположенном под Сочи Троице-Георгиевском женском монастыре, на территории которого также находится храм мученика Уара, от женщины, чей муж скоропостижно скончался, не приняв крещения. Глубоко верующая супруга в отчаянии обратилась к своему духовнику, который и дал ей наставление сорок дней читать акафист мученику в надежде на его помощь. По истечении этого срока святая вода, принесенная женщиной из храма, окрасилась в темно-красный цвет и получила свойства вина. Мало сказать, что супруга почившего была потрясена, она восприняла случившееся как знак того, что её молитвы услышаны и впредь она сможет помогать мужу в его пребывании в ином мире, как если бы он был крещен, что её, несомненно, очень утешило. В произошедшем, помимо прочего, женщина усмотрела ещё и знак, указывающий на единение супругов, поскольку, как известно, чудо превращения воды в вино было первым чудесным деянием Иисуса Христа в Кане Галилейской именно во время бракосочетания.  Обрадованная, она взяла на себя обед посетить все существующие в России храмы мученика Уара.
Дело происходило в дни Великого поста, и рассказ начальницы произвел впечатление на собравшихся за чайным столом  женщин, каждая из которых в тайне претендовала на первенство в изготовлении постной выпечки, и все вместе с удовольствием воспринимали истории на церковную тематику. 
Прихватив немаленький кусок чудного духовитого хлеба, приготовленного собственноручно главой женского коллектива, и понимая, что долго он у него не продержится, Прокопий Иванович спустился к себе в кабинет и принялся за неотложные каждодневные дела. Запах хлеба напоминал об услышанном только что рассказе, содержанию которого, честно говоря, он не придал серьёзного значения, отнеся его к разряду многочисленных сообщений о мироточениях или обновлении икон, что трудно проверяемо и к чему, как учат святые отцы, надо относиться сдержанно, не зная определенно природу этих явлений: не принимать восторженно, как возможную прелесть и наваждение, но и не отвергать, поскольку и чудотворение ещё никто не отменял.
Вдруг устойчивый хлебный дух перебил другой, не менее знакомый и притягательный запах, который становился все явственнее и через непродолжительное время буквально наполнил всё помещение. Вино. Прокопий Иванович не мог поверить собственному обонянию. Несомненно, вино. Но как, откуда, почему? А запах всё усиливался и исключал все сомнения. Так могло пахнуть, вернее благоухать, только дорогое красное вино элитных сортов. Прокопий Иванович встал из-за письменного стола и, понимая, что запах доносится из комнаты отдыха, отрыл ведущую туда дверь. Волна чудного аромата накатывает на него. Им напоен весь воздух. Одновременно, к немалому удивлению, обнаруживается и его источник: на полу красного цвета лужа, наполняющаяся крупными каплями из-под дверцы холодильника. Прокопий Иванович открыл её, чем позволил вылиться до конца остаткам вина из стоявшей на внутренней стороне  дверцы бутылки. Запах чудесный, вина нет.
Недоуменные уборщицы с напускным нейтральным видом помогли справиться с винным половодьем, оставив Прокопия Ивановича в размышлениях о случившемся. Что же произошло и почему? Он вспоминал и сопоставлял все имевшее отношение к произошедшему. Бутылка была привезена из страны с богатыми винодельческими традициями и подарена одним очень хорошим человеком. О качестве её содержимого красноречиво свидетельствовало углубление на донышке. На бутылках с ординарным столовым вином его, как правило, нет вовсе: дно плоское. По мере улучшения вина увеличивается и углубление. В конус дна бутылки, из которой вылилось вино,  почти полностью входил большой палец руки. Отменное качество. В холодильник, где, в общем-то, не место красному вину, оно попало по причине опасений термического воздействия на благородный напиток в продолжающийся, несмотря на весенние оттепели, отопительный сезон. Бутылка осталась закупоренной, вино не прокисло и не забродило, о чем, по меньшей мере, свидетельствовал его полноценный запах, без каких-либо лишних, не имеющих прямого отношения к вину ноток. Все рациональные сведения на этом заканчивались. Далее начиналось необъяснимое.  Вылилось вино через аккуратное, как если бы вырезанное специальным инструментом, отверстие в том самом донышке. Пришло на ум, что подобный чистый срез мог бы получиться и в результате нагрева стекла горящей нитью с последующим резким охлаждением холодной водой. Понятно, что ни того, ни другого в комнате отдыха не происходило. Брожения, которое могло бы предположительно стать причиной разрыва бутылки, как и её механических повреждений, также не было. К ней даже не прикасались не менее двух-трех недель. Никаких предположений о возможных естественно-физических формах воздействия на бутылку, которые могли бы стать причиной того, как у неё, стоявшей в находящемся в пустой комнате холодильнике,  отвалилось дно с последующим полным опустошением. Чудо? Трудно однозначно ответить на этот непростой вопрос. Однако для себя Прокопий Иванович воспринял случившееся не как потерю, а как наставление сомневающемуся.
А бутылку, закупоренную пробкой настоящего пробкового дуба в нетронутой свинцовой облатке, с аккуратным отверстием в донышке и его конусообразный остаток, он сохранил. На память о случившемся. И не только.










Апрель 2016 г.
П. Симаков