Хроники офиса. Буряки на Волге. Глава 2. Провокаци

Написано на на конкурс #ЖожЛитКон2
https://archiveofourown.org/works/65820763

***
День последний месяца. Отрубы теперь данность. Сомнолог угрожала домашним арестом. Как это пропускать? Сплю как кошка. Скука.

Генеральный испугался кота. Сбор на мои похороны. Надпись: «Так тебе! Богатенькая сука!». Врачи решили препарировать. Спорили. Майор подслушал. Решил жаловаться. Пошёл на одиночный пикет. Забрали. За плакат с цитатой из майнкампфа. Дрался со скинами.

Дальше. На генерального снова напал кот. Уже в полиции. Листаю и зеваю. Я пропала? — Больница или проходной двор? — спросила вслух, уже не переставая ничему удивляться. Зашёл управляющий, наконец-то именно зашёл, как положено, не влетел или ворвался.

— Добрый день, Марь, — улыбнулся, расслабленно садясь рядом, — изучаешь? Врачи ничего не говорят. Ты прости? Загоняли мы тебя... — Поняла. Совесть мучает, ха-ха-ха. У него она есть, не то, что у жены: внезапно за чужого мужа лица бить. — Чай? Карты?

Вернула ему улыбку. Надо же сканер. Не спрашиваю: невежливо. Не хочу предавать память об отце подобными вопросами. Другой он.

— Ой, Марьяна, тебе, — управляющий извлёк потёртую колоду из кармашка, — вижу. Но молодец. Не стесняйся...да, я грозился разнести всю больницу, было такое, — я поперхнулась, — а что? Опять с Погребным ругались все. Со своей фамилией вечно. Сахарочку?

— Не против, — опять козыри не мне, — и там снова тогда звонили, обвиняя в «хайльгитлере»? Всё не угомонятся никак! Черти! Чего нужно? И вы, простите, — подивилась: впервые вижу на нём настолько белые вещи, — материтесь? Никогда бы так не подумала...

Он прихорошился. — Идёт? — Кивнула и подумала: «Флиртует? Нарочно? Жену проверяет. М-м-м, как мягко намекнуть, чтобы не стал? — Я плотоядно ухмыльнулась. — Подыграть?», та меня давно ревностью достала. Всё длину юбки мерит. Дура. Бесила, стерва. Бля.

Вот и она. Начинаю, почти мурча на ушко: — Конечно, идёт, что вы! — Думаю: «Плевать, с кем там генеральный. Хоть с мужиками!»

— Поверить не могу, — смеюсь, забирая карты, — генеральный назвал акционеров ослами? А те что? Так оставили? Простили огрехи?

— Позаблокировали все наши счета, — покачал головой управляющий, — до семи утра...да-да. Начудил в три сорок пять ночи. Представляешь? Больной. Между нами, а так товарищ контр-адмирал, ха, пускай в отставке. Думаешь, гуляет? С кем? Ты извини, я со...

— Полно, — пристально посмотрела в глаза, — давно хотела сказать: достала. Она меня. — И я поведала о не подобающем поведении. Естественно: он вскипел, но под моим взором стух. — Месть, мой дорогой, подают не так. Тише надо. Ядовитее. Злее и опаснее.

Понятно, что вряд ли генеральный любовник этой злобной химеры. Чего маман с женой майора в ней нашли? Держат рядом с собой? Наконец-то я не уснула, воочию увидев знаменательные события: драка управляющего и Погребного. Да, а Петя чуток поумнее будет.

Погребного чуть не уволили. Поделом ему: будет нашему офису палки в колёса вставлять. Понятно теперь почему. Во гад ползучий.

Поцелуй после драки застал врасплох, но менее приятным он от этого не стал. Кажется, что Петр Петрович всё видел: возвела глаза к потолку! Если парень, с которым со школьной скамьи, погиб: крест на себе ставить? Вздохнула. Рабочий день заканчивается.

Разговора с Петуховым не избежать. Верните дни беспамятства и ржача. — Привет, — стараюсь быть дружелюбной, — чего хотел? — По его туповатому выраженью понимаю, что труба дело. Не дойдёт. Опять замкнётся. — Твои проблемы. Сколько говорила: я не пр...

— У нас всё получится, уверен, — на моих скулах играют желваки, он продолжает бубнить, — э-э-э-э, он старый. Почему? — Ветер грубо развевает мой платок и бьёт по лицу. — Уже забыла его? Да? — Влепливаю пощёчину. Отхожу: грязный приём. Долбаёб! Идиот!

— Я не приз, Петь, — зло чеканю, — и не трофей! Не смей напоминать. Никогда... — Оправдания мне не нужны. Поговорят без меня.

Управляющий подал на развод этим же утром. Я жду его у моста из стали: есть такой. Хромированный. Идём в ногу. Рядом. Молчим.

— Фыркал, но кивал, как думаешь, Марь? — Озёрные чайки смеялись над нами, паря над городком. — Понял? — Досада: не хотелось камнем преткновения меж ними. — Он тогда обругал генерального? Чуть не уволил. Скины угрожали, а наткнулись на меня не в духе.

Я встрепенулась. — И? Пойдём на работу. Кстати, почему у нас такой странный офис? Больше на музей похоже. И статуэтки. Как твоя «муза»? — Щёлкнула по носу, смеясь. — Ивуарийская леди и борзая? Уймись. К объектам не ревную, если ты только не фетишист.

Погуляю формально я с чужим мужем. Неформально: мама сожрала весь мозг. Послала её по той же причине, что и Петухова. Опять зашёл управляющий. — Привет. Грустная? — Отметила: помят. — Две женщины из трёх...мощная сила. Может, что мы неправы? Думаешь?

— Пусть фатал, — смеюсь и предлагаю кофе, — весели меня дальше! — В ушах стоят вопли о предательстве. Они такое не проходили.

— Петухов речь толкнул! Слышала бы ты какую! На репетиции было...майор опять упал пьяный со сцены. Скины пришли и туда. Приняли их за исполнителей козлов: а реквизит имелся. Настоятельно попросили участвовать. Но, они сбежали. Сборы на твои похороны.

Проснулась то четвёртого, то аж девятого. Рядом мама и управляющий. Изображали, что не знакомы. Макушка Петра Петровича мелькала в высоком окне палаты. Подругу не пустили. Гостинцы от майора. — Здание на букву «М»? Здрасте! Привет! Долго тут вы си...

Мама поднялась, но я опередила. — Нет. С работы не уволюсь. — Не попрощалась, поджав губы. По жизни плохо понимала её. Неужели ревность? Напомнить, сколько ей, а сколько отцу, когда только познакомились? От осинки не будут апельсинки. — Долго сидишь?

— Пси, — кивок в сторону, — сложные отношения? Если личное: не надо. Обойдусь. — Сел на стул, повернув спинку, и сложил руки.

— Шут знает, разница была почти тридцать лет. Зарекалась одно время, а сейчас? Клятва прахом. Нет этого. У нас и того меньше.

Управляющий продолжил развлекать. — Позвали какого-то полуглухого батюшку, говорившего: «А?». Петр Петрович обвинял всех в жмотстве. Батюшка обиделся, огрев того кадилом, еле-еле волосы потушили. Врачи упорно настаивали на препарации. — Смеюсь, икая.

— Слушай дальше, — и чай мне в руки, — снова пришли малолетки, майора забрала полиция: свастика на спине. Им не интересно, что это след от стула. Петухов подрался с полицейским. Потом ты очнулась и пришла на работу. Малолетки испугались. Я помолился.

Фикция, но он предостерёг. — Не смотри, что я атеист. Генеральный извинялся перед акционерами, помнишь? Тогда Погребной ещё пытался подкатить, а ты водой его. И «скорая» забрала этого дурака. Ночью на двадцать пятое поразогнали. Ревизия. Анекдотично.

— Чистого Петухова вечером того же дня нашли снова? В шкафу? — Спрашиваю я, разминаясь. — Как сделать, чтоб отстал? Насовсем.

— Хитрая ты. Он мне друг, хотя с придурью. — Повторила уже ему перл «с императором», сидим, обхохатываемся вдвоём. — Ну, Марьянка! — Управляющий поднялся, набрасывая светлый плащ, что контрастировал с загаром. — Пошли: выбил пару прогулок нам. Ветер.

Генеральный тоже был атеистом, но умудрился восхвалить Христа, Аллаха, Будду и всяким идолам, однако идолом оказался майор с ведром на голове. Вот и надел ведро это на генерального. Там затхлая вода. Виноват Погребной. — Ха-ха-ха, а вот, блин, умора!

— Весело тебе? Ага! Слышала, что перепутал ты кучку, составленную одеждой, с генеральным? Так? — Мы ходили кругами вокруг больницы. — Твоя бывшая посчитала сумасшедшим. Подралась с женой майора? Чего дралась? Майор опять напился. Дрянь. Одно и то же.

— Марь, контрал пошёл топиться в окрестное озеро, но...черт! — В лицо плюнул неприятный порыв. Вечерние, сквозь туман, блики.

— Дай догадаюсь! — Криво ухмыльнулась. — Вангую: по закону подлости обосрали чайки и ржали над ним. Проклятый город? Рай? Ад?

— Где мы, ****ь, живём! — Управляющий покраснел, а я хихикнула: довели порядочного человека. Поднялся шторм. — Кстати, майора арестовали. За реальное «зигование». «Настоебенило всё!», потом сказал мне так сам. И выпустили. Достал их, наверное, вкрай.

— Двадцать шестое, — продолжила я, сворачивая к речке, — началось разбором полётов? Так и написано: «8-52. Сбор подписей на недопущение нарушений этических порядков. 9-02. Обсуждение запрета на ведение публичной деятельности для нарушивших...», но...

Но, уже, кстати, одиннадцатое число, ничем хорошим это не закончилось: сбор подписей, дебаты о легитимности подобных запретов, обсуждение запрета на ведение публичной деятельности для всех, снова сбор, временный запрет любой публичной деятельности...

Начались протесты! Призывы к массовым увольнениям: рассмеялась, что начались через час после обеда. — Война войной, а обед...

—...а обед по расписанию, — перебил управляющий, — осуждаешь? Как кого? Их. — Показалось, или в глазах цвета тёмно-синего льда блеснул холодный оттенок? — У иных — это единственная работа, поверь. — Не замечала внешность особенно. Сравнение помогает?

Выдохнула, поджав губы, но быстро поморгала, подумает не то. Вертелось: «Объясни!», однако, не хотелось сравнений с Петуховым. Хороший малый, но не в этом плане. — Осуждаю вряд ли. Не пойму. Люди из разных миров, как вода с маслом: инаковость душила.

— Глаза цвета шоколада, — управляющий усмехнулся, смотря в упор, — тёмный кофе. Не работает и не решает? Так думаешь? — Скопировал позу античной статуэтки на моем столе. — Решили! Акционеры уступили и это повлияло. Вернулся кое-кто. Вскипел? Сладкие?

— Конфеты? Да. Твои губы? Да. А вот насчёт моих глаз не знаю — иные ведьмой называют. — Я пробежалась по нему взглядом. Мило.

— Вертится вопрос, Марь? — Шаг вперёд, как в вальсе, круг, два в отступ. — Озвучивать: всё испортить? О чём? О ком? О Юрке...

— В веренице гэгов и веселий, — принять правила танца или навязать свои, — позабыли праздник мы весенний! Интересно, он с небес простит? — Приказала жить: не выживать, как несчастный майор, топящий горе в бутылке да попадающий в глупейшие ситуации...

Открыли файлы и сели за работу. Управляющий вначале держал за руку. Нам некуда спешить. Мёртвой, пусть временно, побывала. — Майор нарочно? — Давно так и думалось. — Представляешь, твоим свекром мог стать? — Кивнула. Тихо вздохнула. Много лет им был.