Иосиф прекрасный сновидец и снотолкователь

               
                1               

    В стародавние библейские времена жил на свете юноша по имени Иосиф, запечатлённый в памяти человечества как Иосиф Прекрасный. Одиннадцатый и любимейший сын ветхозаветного патриарха Иакова он был брошен завистливыми братьями в пересохший ров, а затем, в тайне от отца, продан в рабство (отцу братья сказали, что Иосиф якобы растерзан дикими зверями). Причиной всех этих испытаний, павших на Иосифа, стали сны, виденные им однажды и рассказанные братьям и отцу. Снов было два. С них-то и начинается драма жизни юноши, который «был красив станом и красив лицем» (Быт.39:6).
      
    Проданный в рабство Иосиф, оказавшись в Египте, служит в доме фараонова царедворца Потифара, начальника телохранителей. Пленённая его красотой, обращает на него свои жадные взоры жена Потифара. Но благородный юноша не отзывается на её домогательства и, оклеветанный, оказывается в тюрьме, во многом предвосхищая этим судьбу последнего ветхозаветного пророка Иоанна Крестителя. Иосиф вновь на самом дне жизни. И тут опять выходят на первый план сны. Тогда они его погубили, теперь они приходят ему на выручку. Только это уже не его собственные сны, а сны других людей. Он толкует сон главного фараонова виночерпия и сон главного фараонова хлебодара (пекаря), волею случая оказавшихся с ним в одной тюрьме. И опять в поле нашего зрения два сна, увиденных в одну и ту же ночь, но разными людьми: виночерпием и хлебодаром. Оба сна оказались вещими. Они сбылись. Сбылись так, как и было предсказано Иосифом.

     Слух об Иосифе-снотолкователе достиг ушей самого фараона. Правда, случилось это спустя два года. В одну из ночей фараон увидел сразу два (и тут два) странных и загадочных сна, в глубоко упрятанный смысл которых не удалось проникнуть никому. Тут-то и вспомнили об Иосифе. Вызволенный из темницы, Иосиф предстал перед фараоном и оказался на высоте – сны фараона были им разгаданы. После чего Иосиф стал главным управителем той страны, в которую он вступил рабом, проданным за двадцать сребреников. Несчастная судьба Иосифа-сновидца, в конечном счёте, оборачивается счастливою судьбою Иосифа-снотолкователя. Иосиф, ещё недавно жертва несправедливости, сам становится вершителем чужих судеб. И всё это сделали именно сны – шесть снов, вплетённых в богатую событиями историю жизни Иосифа.

                2

    Начнём со снов, виденных Иосифом в доме его отца. Они совсем коротенькие: «вот, мы вяжем снопы посреди поля; и вот, мой сноп встал, и стал прямо; и вот, ваши снопы стали кругом и поклонились моему снопу.» (Быт.З7:7). Сон этот Иосиф рассказывает своим братьям, оказавшимся не только слушателями, но и участниками самого сна.

    Теперь второй сон Иосифа: «вот, солнце, и луна, и одиннадцать звёзд поклоняются мне.» (Быт.37:9).

    Как же отреагировали братья на эти сны? Им, разумеется, они не понравились. Уже в первом сне Иосифа братья усмотрели покушение на права их старшинства (Иосиф ведь был одиннадцатым!): «неужели ты будешь царствовать над нами? неужели будешь владеть нами? И возненавидели его ещё более за сны его и за слова его.» (Быт.37:8). Стало быть, ненавидели его братья и прежде, а теперь возненавидели ещё больше. Чем же провинился перед ними одиннадцатый сын их отца? За что впал он у них в такую немилость? Ответ прост. За то, что отец любил Иосифа больше всех остальных своих сыновей, о чем в Библии так прямо и сказано (Быт.37:3).

    Итак, первый сон Иосифа, обозливший братьев, вполне мог устраивать его отца. Но второй сон Иосифа не понравился и отцу. Ведь касался он уже не только других сыновей Иакова, но и его  самого: «и побранил его отец его, и сказал ему: что это за сон, который ты видел? неужели я, и твоя мать, и твои братья прийдём поклониться тебе до земли?» (Быт.37:10).

    В конечном счете все так и случилось… Мы не знаем, сколько снопов в поле поклонилось снопу Иосифа. В Библии об этом не сказано. Так что подвергать сомнению толкование этого сна, так возмутившего братьев Иосифа, нет никаких оснований. А вот сколько звёзд поклонилось Иосифу с неба, известно.  Их было одиннадцать – ровно столько было у Иосифа братьев. На этом совпадении как раз и построено толкование: солнце – отец, луна – мать, а одиннадцать звёзд – братья. Вот тут-то и возникает повод усомниться.  Дело в том, что Рахиль, любимая жена Иакова, подарившему ему двух младших сыновей: одиннадцатого Иосифа и двенадцатого - Вениамина, умерла, рожая последнего. Так что пока жива была Рахиль, мать Иосифа (луна), звёзд-сыновей было всего одиннадцать.  А как-только звёзд-сыновей стало двенадцать, Рахиль-луна исчезла с небосклона   Иаковлева. Так может быть вовсе и не об этом был сон? Не об отце, матери и сыновьях, а о чем-то совершенно ином?

                3

    Виночерпию и хлебодару снились совсем иные сны. Сон виночерпия: «мне снилось, вот виноградная лоза предо мною; на лозе три ветви; она развилась, показался в ней цвет, выросли и созрели на ней ягоды; и чаша фараонова в руке у меня; я взял ягод, выжал их в чашу фараонову, и подал чашу в руку фараону» (Биб.40:9-11).

    Сон хлебодара: «вот на голове у меня три корзины решетчатых; в верхней корзине всякая пища фараонова, изделия пекаря; и птицы клевали её из корзины на голове моей.» (Быт.40:16-17).    

    Как же истолковал эти сны Иосиф? Виночерпию он сказал: «три ветви – это три дня; через три дня фараон вознесет главу твою, и возвратит тебя на место твое…» (Быт.40:12-13). Хлебодару же Иосиф сказал совсем другое: «три корзины – это три дня; через три дня фараон снимет с тебя голову твою, и повесит тебя на дереве; и птицы будут клевать плоть твою с тебя.» (Быт.18-19).

    Через три дня (как предсказал Иосиф) хлебодара казнили, а виночерпия помиловали. Выйдя из тюрьмы, виночерпий тут же забыл о безвинном пленнике Иосифе. Вспомнил он о нем тогда, когда фараону самому потребовался толкователь снов.               
               
                4

    Что же касается фараона, чьи сны выпало толковать Иосифу, то он не только не разгневался на Иосифа (как это случилось с его братьями и отцом), но и вознаградил его (чего не сделал в своё время виночерпий).

    Но прежде сами фараоновы сны. Сон первый: «вот, стою я на берегу реки; и вот, вышли из реки семь коров тучных плотью и хороших видом; и паслись в тростнике; но вот, после них вышли семь коров других, худых, очень дурных видом и тощих плотию; я не видывал во всей земле Египетской таких худых, как они; и съели тощие и худые коровы прежних семь коров тучных; и вошли тучные в утробу их, но неприметно было, что они вошли в утробу их: они были так же худы видом, как и сначала. И я проснулся.» (Быт.41:17-21).
Сон второй: «Потом снилось мне: вот, на одном стебле поднялись семь колосьев полных и хороших. Но вот, после них выросло семь колосьев тонких, тощих и иссушенных восточным ветром. И пожрали тощие колосья семь колосьев хороших.» (Быт. 41:22-24).

    Как же были истолкованы Иосифом сны фараона? «Вот, наступает семь лет великого изобилия во всей земле Египетской. После них настанут семь лет голода; и забудется все то изобилие в земле Египетской, и истощит голод землю, И неприметно будет прежнее изобилие на земле, по причине голода, который последует, ибо он будет очень тяжёл.» (Быт.41:29-31).

    Ничего хорошего, как видим, Иосиф фараону не пообещал. Так почему же реакция фараона на толкование его снов была ничуть не похожа на реакцию братьев и отца на сны самого Иосифа?

    Дело тут, очевидно, в том, что Иосиф не только разгадал смысл фараоновых снов, но и посоветовал фараону, как избежать надвигающихся на страну бедствий. «И ныне да усмотрит фараон мужа разумного и мудрого, и да поставит его над землёю Египетскую. Да повелит фараон поставить над землёю надзирателей и собирать в семь лет изобилия пятую часть с земли Египетской. Пусть они берут всякий хлеб этих наступающих хороших годов, и соберут в городах хлеб под ведение фараона в пищу, и пусть берегут. И будет сия пища в запас для земли на семь лет голода, которые будут в земле Египетской, дабы земля не погибла от голода.» (Быт.41:33-36).

    Такой совет не мог не понравиться фараону. И он, разумеется, последовал ему. Выслушав Иосифа, он наделил его воистину громадной властью. «Вот, я поставлю тебя над всею землею Египетскою.» (Быт.41:41). Так вызволенный из темницы безвестный толкователь снов выступает теперь уже в роли избавителя целой страны. Сам Иосиф против такого поворота событий как будто не возражал. Значит, интересы фараона и Иосифа в данном случае совпали. В то время, как интересы Иосифа, с одной стороны, и его братьев и отца, с другой, напротив, пришли в противоречие.


                5

    Однако обратим внимание на то, как толкует Иосиф сны фараона. Фараон видел, как известно, два сна. Иосиф же утверждает, что сон всего один. Вот как он сам говорит об этом: «Семь коров хороших, это семь лет; и семь колосьев хороших, это семь лет: сон один» (Быт.41:26).

    Но в таком случае, может быть, виночерпий и хлебодар тоже видят в тюрьме вовсе не два сна, а один, как бы поделённый надвое? Ведь и во сне виночерпия и во сне хлебодара, так же, как и в снах фараона, присутствует одно и тоже число, только число это не «семь», а «три». Может быть, тогда и сам Иосиф видит не два сна, а всего один? Ведь в обоих снах главное действующее лицо – он сам.

    Вернёмся, однако, к виночерпию и хлебодару. Почему один из этих людей оказался помилован, а другой казнён? И почему помилованным оказался именно виночерпий, а казнён именно хлебодар? И ещё вопрос: почему виночерпий всегда назван первым, тогда как хлебодар неизменно лишь вслед за ним? Почему именно тот, кто назван первым, помилован, а тот, кто назван вторым, казнён?

    И ещё: почему виночерпию и хлебодару выпало стать здесь главными действующими силами? Именно им, а не людям какого-либо иного рода занятий? И не стоит ли за житейской историей этих двух конкретных лиц, даже не названных здесь по имени, сквозная для Библии тема - тема вина и хлеба, открываемая в Ветхом Завете именем Мелхиседека, царя Салимского и священника Бога Всевышнего, и завершаемая уже в Новом Завете Иисусом Христом?
               

                6

    Праотец евреев Аврам возвращается с войны, в которую был вовлечён необходимостью защитить племянника Лота. Возвращается с победой. Ему навстречу выходит с хлебом и вином Мелхиседек, благословляющий победителя следующими словами: «благословен Аврам от Бога Всевышнего, Владыки неба и земли; и благословен Бог Всевышний, Который предал врагов твоих в руки твои.» (Быт.14:19-20). Что есть хлеб и вино в руках Мелхиседека? Это образ двух великих начал мира, сопряжённых творцом в одно? Земного и небесного, тленного и нетленного? Хлеб и вино – образ земной плоти человека и образ небесной его души?

    Вот и отдаёт Бог руками Мелхиседека, царя и священника, власть над плотью и над душой (плоть названа первой) в руки самого человека. Но причём же тогда тут враги, о которых сказано Авраму Мелхиседеком? Неужели человек может быть врагом самому себе? Разве может быть ему врагом его собственная плоть? И разве может быть его плоть врагом его душе?

    Вскоре после встречи Аврама с Мелхиседеком Бог скажет Авраму одну крайне загадочную фразу, состоящую из трёх как бы и не очень взаимосвязанных частей: «не бойся, Аврам; Я твой щит; награда твоя весьма велика». (Быт.15:1). Кого же не следует бояться Авраму?  От кого Бог обещает быть ему щитом? В чем именно состоит награда?

    Владыка неба и земли отдаёт во власть Авраму его собственную плоть (хлеб) и его собственную душу (вино). С этого момента и сам Аврам тоже становится владыкой. Если Бог – Владыка неба и земли, то Аврам – владыка земли и неба. Собственной земли – своей плоти, и собственного неба – своей души. За них он теперь в ответе перед самим собой и перед Богом. Кого же, в таком случае, надо бояться Авраму?

    Не бойся, Аврам, ничего и никого, кроме себя самого. Я – твой щит от всех других, если ты сумеешь защититься от самого себя. Вот и отыскался главный наш враг. Он у нас, оказывается всего один…

    Не о том ли и говорит Иисус больному, бездвижно пролежавшему на своей подстилке тридцать восемь лет? «Встань, возьми постель твою и ходи.» (Ин.5:8). Встань душой, подчини её власти плоть и будешь ходить.

    Если Бог, Владыка неба и земли, нисходит к земле (не случайно ведь небо поставлено тут на первое место, земля же оказалась на втором), то человеку, напротив, предписывается восходить от земли к небу, вырываясь нетленной душой из-под власти тленного. Не потому ли хлеб плоти назван здесь первым (он - всего лишь средство), а вино души – вторым. Она-то и есть цель. Не ради неё ли мы и живём? Вот поэтому и выходит Мелхиседек к Авраму с хлебом и вином в руках.               
 
               
                7

    Так что же видели в своих снах главный фараонов виночерпий и главный фараонов хлебодар? Одну ли только свою собственную судьбу? Или же сны их содержали в себе ещё и какой-то иной смысл, ускользающий не только от них самих, но и от толкователя снов Иосифа, прозванного Прекрасным7

    Поскольку речь идёт не о снах вообще, но именно о снах, запечатлённых в Библии, то значение их не может ограничиваться лишь рамками судьбы единичных и вполне конкретных лиц. Сны виночерпия и хлебодара, разумеется, не только о них самих.

    Но в чем все-таки главный смысл их снов, ради которых они оказались в Библии? Может быть, сон виночерпия и хлебодара – это вариант сюжета о двух дарах, принесённых некогда Богу двумя братьями, одного из которых звали Каин, а другого Авель? Дар одного из братьев (Каина) был, как известно, отвергнут, дар же другого (Авеля) принят. Каин принёс в дар плоды земли (материальное) - он был земледелец. Авель принёс Богу дар духовный – своё послушание. Он был пастух. Пастух собственной плоти, тогда как душа его – овечка, пасомая Богом. Пасущий и пасомый в одном лице, как Иисус Христос. Сам – Пастырь, но Сам и Агнец. Агнец перед Богом-Отцом, Пастырь - для нас.

    Каин принёс Богу дар своей гордыни, гордыни творца, вознамерившегося соперничать с Богом. Эти два дара (принятый и отвергнутый) и есть два пути, притом друг друга взаимоисключающие. Так что и сны виночерпия и хлебодара – это сны прежде всего о путях человечества. Два сна – это два пути. И поскольку ведут они в прямо противоположные стороны, то выбрать можно только один из них, другой сам по себе окажется отвергнутым. Вот и выходит, что фараон никак не мог помиловать обоих. Не мог он их обоих и казнить. Помиловав виночерпия, он тем самым уже казнил хлебодара.

    Итак, сны виночерпия и хлебодара — это сны о двух путях: как надо (помилованный виночерпий) и как не надо (казнённый хлебодар). Но кто же такой фараон? Конкретный человек или абстрактный символ? Реальное историческое лицо? Или мистический знак? Почему во сне казнённого потом хлебодара фараон даже и не появляется, а во сне помилованного виночерпия первое упоминание о нем совпадает с моментом созревания ягод на лозе? Созревают на лозе ягоды, появляется нужда в чаше. И она тут же возникает. И чаша эта фараонова.  Не сам он, а лишь его чаша. После того как ягоды выжаты в чашу, чаша подана в руку фараона. И опять-таки не сам фараон присутствует, но лишь его рука, он присутствует, но незрим. Он незрим, но все происходящее им побуждается. Он - причина всего происходящего, он же – и цель. От него все исходит и к нему же и возвращается. Не означает ли все это, что наполненную до краёв чашу мы подаём не в руку фараона, а в руку Бога. А чаша сия и есть наша душа. Наш главный дар Ему.


                8

    Теперь настал черёд поговорить о снах фараона. Есть ли в них что-нибудь общее со снами виночерпия и хлебодара? Или же они совсем о другом?

     Начнём с того, что фараон, принимавший участие в снах виночерпия, — это Царь Небесный, тогда как фараон, сам видящий сны, - всего лишь царь земной. Что же касается толкования фараоновых снов Иосифом, то вряд ли можно усомниться в том, что семь тучных коров – это семь лет изобилия. Но что вообще есть по себе изобилие (материальное, разумеется): средство или же цель?  И всегда ли за годами изобилия непременно следуют годы голода? Или же случается такое лишь тогда, когда изобилие становится самоцелью? Так что неизбежность голода как кары вытекает не столько из самого факта изобилия, сколько из нашего отношения к нему. Если изобилие оказывается для нас самоцелью, то это означает, что мы духовно мертвы. И тогда голод становится расплатой за нашу духовную смерть.

    Значит, первый сон фараона, бесспорно, о плоти. Корова в поисках пищи пригибает шею к земле, точно так же, как и хлебодар пригибаем к земле стоящими у него на голове корзинами.

    О чем же второй сон фараона? Колос тянется из земли к небу точно также, как и лоза. Но лоза устремляется вверх затем, чтобы сок её наполнял фараонову чашу – чашу Царя Небесного. Участь колосьев в сне фараона совсем иная: они поедают друг друга. Колосья крепкие и полные поедаемы колосьями хилыми и пустыми – это о том, как душа поедает душу. Коровы тощие поедают коров тучных, оставаясь тощими, — это о том, как плоть поедает плоть. Истребление другого никому не идёт на пользу.

    Но отчего же тучны коровы тучные? Чем питаются они? Они, надо думать, поедают хорошие колосья. Стало быть, плоть поедает не только плоть, но и душу. Истребляется душа – тучнеет плоть.

    Так что, вопреки утверждениям Иосифа, снов было всё-таки два: один сон о плоти (семь коров тучных и семь коров тощих), а другой о душе (семь колосьев полных и хороших и семь тощих, иссушенных ветром). Причём сны эти как бы вовсе и не связаны друг с другом, но зато они так похожи один на другого, что нетрудно понять Иосифа, посчитавшего их за один и тот же сон, лишь повторенный дважды, как бы удвоенный зеркалом. А что, если в этой зеркальности (почти нарочитой) как раз все и дело? Душа – зеркало плоти? Или же, напротив, плоть – зеркало души?

    Если сон виночерпия о том, как надо, а сон хлебодара о том, как не надо, то оба сна фараона о том, как не надо. Сны эти о плоти, поработившей себе душу и потому оказавшейся в рабстве у самой себя.

    «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть.» (Мф.6:24). Все дело в том, кого мы сами себе (сами!) выбираем господами: плоть или душу?  Кого из них мы намереваемся любить, а кого ненавидеть, кому готовы усердствовать, а о ком станем нерадеть. Никто не может служить двум господам, как не может одновременно бежать в двух противоположных направлениях. Сны фараона о главенстве плоти над душою (т.е. о том, как не надо). Разве есть тут место устремляющейся к небу лозе?

    Но вот коровы тучные съедены коровами тощими, а колосья хорошие колосьями худыми. Что же будет после этого? Оставшиеся коровы тощие, истребив оставшиеся колосья худые, примутся поедать друг друга. Перед нами устрашающий образ всеобщего уничтожения, образ бессмысленности бытия, утратившего связь с небом. Образ несостоявшейся жатвы, потому что как выясняется, жать нечего…

               
                9

    Но чего ждал Бог от Иосифа? Какую отводил ему роль? Безусловно, роль посредника. Посредника между землёю и небом (вспомним Мелхиседека), между царём земным и Царём Небесным, между Богом, навеявшим фараону сны, и фараоном, эти сны увидевшим. Сны (как и угадал Иосиф), действительно были пророческими. Они были предостережением, вестью о надвигающемся бедствии. Но только ли о нем?

    Итак, как свидетельствуют сны, Бог грозит наслать на страну страшное бедствие. Можно ли его избежать? И как? Какой выбрать путь: путь виночерпия, наполняющего фараонову чашу (чтобы насытить душу), или путь хлебодара, сгибаемого тяжестью корзин (чтобы насытить плоть). Иосиф, бедный Иосиф, не так давно предрекавший хлебодару его бесславный конец, сам же этот путь и избирает. Упустив из виду причину, он вступает в борьбу со следствием. Так он оказывается посредником не между Богом и фараоном, Царём Небесным и царём земным, а между фараоном и его караемой бедствием страной, между беззащитной плотью и ненасытной пастью голода. Он становится руками фараона, а не его зрячим сердцем.

    «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкопывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет и где воры не подкопывают и не крадут». (Мф.6:19-20). Не собирайте вокруг себя тленное, но собирайте в себя нетленное. Иосиф отдаёт предпочтение земному. Как и Мелхиседек, он держит в своих руках хлеб. Но у Мелхиседека в одной руке хлеб, а в другой вино. Иосиф же в обеих руках несёт хлеб. В вину ли ставить это Иосифу? Или же, напротив, в заслугу? Ведь он помог избежать голода целой стране. К тому же пригрел в Египте своих бедствующих родичей. И не сделал даже попытки мстить братьям, продавшим его в рабство.

    Но только ли затем, чтобы поведать нам обо всем этом, полная драматизма история жизни Иосифа оказалась навеки запечатлённой на страницах Библии?

    Теперь о снах самого Иосифа. Главный образ первого сна Иосифа – сноп. Главная его тема – жатва. Жатва – это итог. Сноп – образ множества, собранного в одно. Сноп Иосифа встал и стал прямо. Он сделал это первым, показав всем остальным пример. За это ему и поклонились. Сначала стали кругом, признав в нем центр, затем поклонились, признав в нем вершину. Вершину земного. Поклонились не столько самому Иосифу, сколько снопу, им связанному. Ибо сноп – символ осуществления чаемой цели, объединения разрозненного и разобщённого в умиротворённое одно.

    Если первый сон Иосифа о собирании в одно как вершинности земного, то второй его сон уже о другом. О том, что, достигнув вершины на земле, собранное в одно должно превзойти земное, встав, тем самым, вровень с Самим Творцом. Но как превзойти? И в чем? Превзойти светом своей души? Светом души, прозревшей для понимания Бога, превзойти свет небесных светил, лишь исполняющих волю Творца, не ведая ни о смысле её, ни о цели. Светилам этого не дано. Такое под силу лишь человеку. Поэтому и поклонились светила небесные во втором Иосифовом сне. Не Иосифу они поклонились, но человеку, олицетворяющему собой человечество. Ведь не с отдельным человеком в его снах разговаривает Бог, а с человечеством. Через человека – с человечеством. Это сон о человечестве, сообща жнущем на одном общем поле.

    Связываемый сноп лежит на земле, потом встаёт и стоит прямо. О чем здесь сказано? О конце и начале. Сноп лежащий – это завершение фазы земного. Сноп вставший – это начало фазы небесного.

    Вставший сноп – это ещё и тема верха и низа, нетленного и тленного. Верх – это лоза, устремляющая свои побеги, соцветия и плоды вверх, к солнцу, низ – корзина на голове хлебодара, пригибающая его к земле.

    Тема жатвы не исчерпывается одним из снов, виденных Иосифом. Она, так или иначе, просвечивает во всех остальных снах, связанных с ним. Образ жатвы (хотя и не прямо, а косвенно) присутствует в снах виночерпия и хлебодара: жатва виночерпия – в фараоновой чаше, жатва хлебодара – в корзинах, стоящих у него на голове. Образ несостоявшейся жатвы предстаёт перед нами в снах фараона как образ самоуничтожения бытия. Начинается же тема жатвы с первого сна Иосифа. Если сны фараона о том, как не надо, то сны Иосифа, напротив, о том, как надо. Все начинается тем, как надо, а завершается тем, как не надо. Так что сны, которые Иосиф видит сам, – это вершина. Сны других, которые он толкует, — это уже шаги вниз.               

                10

    Но связал ли Иосиф свой сноп? Нет, не связал. Много позже это сделает вместо него Иисус Христос, сказавший: «и будет одно стадо и один Пастырь.» (Ин.10:16). Одно стадо и есть иной образ того снопа, который не удалось связать Иосифу. Одно человечество и один путь. И одна, общая для всех и каждого цель. Не то же ли самое было нам сказано и снами Иосифа, только в иных символах?

    Так что вовсе не царствовать и не владеть другими предлагалось Иосифу, как поняли его братья, да и он сам тоже. Ему предписывалось служение. То служение, которое принял на себя Иисус Христос. Не на это ли намекают серебреники, так скорбно (хотя и по-разному) прозвучавшие не только в жизни Иисуса Христа, но и в жизни Иосифа. Иисус был предан за тридцать серебреников, Иосиф продан за двадцать. И в одном, и в другом случае роковую роль играют именно близкие люди: Иосифа продают братья, Иисуса предаёт один из двенадцати его учеников – Иуда. Заметим, что Иисус был погублен за серебреники (предан, чтобы быть распятым), Иосиф же обязан серебреникам своим спасением (продан, а не убит, как задумывалось).

    Не только образ жатвы, не только звон серебреников связывают Иосифа с Иисусом Христом. Их сближает ещё тема хлеба и вина, в Новом Завете прозвучавшая уже несколько но-иному, нежели в Ветхом. Во время Тайной вечери, последнего перед арестом и казнью ужина с учениками, протягивая им хлеб и чашу с вином (как  в свое время Мелхиседек Авраму), Иисус скажет так: «…приимите, ядите: сие есть Тело Мое, …сие есть Кровь Моя…» (Мф.26:26-28). Хлеб и вино здесь уже не столько образы, сколько символы: хлеб – истина земная, вино – небесная. Истина как путь(земная), истина как цель (небесная). Олицетворением этой истины на земле и на небе Он Сам, так щедро протягивающий Себя в руки другим, и является: «Я есмь путь и истина и жизнь...» (Ин.14:6).

    Итак, Иосиф был призван Богом вовсе не царствовать, он был призван Им на служение. Не случайно само это слово «служить» присутствует в рассказе о жизни Иосифа, проданного в Египет, и не один раз. Словом этим обозначено не только время его пребывания в доме Потифара (Быт.39:4), но и время его заточения в тюрьму, где он служит виночерпию и хлебодару (Быт.40:4). Что же это было за служение? Служение раба и пленника. Усердного раба и смиренного пленника. Он служит другим как любимый сын своего земного отца, оказавшийся в затруднительном положении, но не как сын любящего всех нас Отца Небесного. В чем тут разница?

    Земной отец Иосифа, в сердце которого тот уже был поставлен царствовать над остальными братьями, лелеял его ради него самого. Отец Небесный принёс Возлюбленного Своего Сына Иисуса Христа в жертву всем остальным. От Иосифа (сына земного отца) Отец Небесный ждал служения добровольного и осмысленного. Он ждал от него понимания. Понимание не состоялось.

    Так что судьба Иосифа (как, впрочем, и каждого из нас, живущих на этом свете) имеет две проекции: земную и небесную. И, соответственно этому, две логики: явную и тайную, скрытую от наших глаз. Земная проекция судьбы Иосифа и его земная логика выглядят так: завистливые братья сначала замысливают убить любимого сына своего отца, но потом, смягчившись,  бросают его на время в колодец, чтобы потом продать. Небесная проекция судьбы Иосифа и скрытая логика совершающихся на земле событий иная: Иосиф, не понявший своей призванности Богом на служение и наказанный Богом за это, оказывается на дне колодца.

    Но что такое колодец в символическом плане? Вплетённый в тему, берущую своё начало в Ветхом Завете, а завершаюшуюся в Новом Завете, колодец – это прежде всего место встречи. Здесь суждено было Иакову впервые встретиться с юной Рахилью, благодаря чему колодец становится поэтической метафорой их нежной привязанности друг к другу, длившейся всю жизнь. У колодца ожидает людей встреча с Иисусом Христом. Если из колодца, где встретились Иаков и Рахиль, утоляется жажда земная, то встреча с Иисусом обещает утоление жажды иной.

    Для Иосифа колодец, напротив, метафора разлуки: с отцом, с домом, с юностью. Этот колодец ничьей жажды утолить не может. Он скорее сам похож на обмелевшую, пересыхающую душу. Оказавшись в колодце, Иосиф как бы брошен внутрь самого себя. Колодец, как и чаша, возносимая виночерпием в руку фараона, — это образ души, но не души, устремляющейся к Богу, а души, погрязающей в земном.

               
                11
    
    Но что же такое сны? Что означает сам по себе факт тех сновидений, о которых нам известно из Библии? Послушаем ещё раз, что говорит по этому поводу Иосиф, толкуя фараону его сон: «что Бог сделает, то Он возвестил фараону» (Быт.41:25); «что Бог сделает, то Он показал фараону» (Быт.41:28). Не означает ли это, что сновидения – способ общения Неба с землёю, Небесного Бога с земным человеком? Что же в таком случае говорится о толковании снов? Обратимся снова к Иосифу. Будучи в тюрьме, он так говорит об этом: «не от Бога ли истолкования?» (Быт.40:8).

    Итак, Бог внушает человеку сны. И Сам же их и толкует. Такова версия Иосифа. Но зачем же тогда были нужны сами сны, если все замыкалось на Боге, а от человека не требуется ничего? А что, если сновидения (как и думал Иосиф) от Бога, а вот необходимость их толкования возлагается все же на человека?  Не предлагается ли человеку в толковании им снов подняться до уровня понимания Бога? Бог ожидает от нас понимания. Бог добивается от нас понимания.

    Так, может быть, не только жизнь каждого из нас, но и вся человеческая история есть диалог? Диалог между Богом и человечеством, в котором мы ещё продолжаем играть роль глухих и слепых, как сказано об этом в книге пророка Исайи: «слухом услышите, и не уразумеете; и очами смотреть будете,  и не увидите» (Ис.6:9).

    Иосиф Прекрасный – незаурядная личность, богато одарённая натура, благородный человек. Но он, имевший возможность стать ещё прекраснее своим пониманием Бога – Бога не понял. Имело ли это какие-нибудь последствия для него самого и для других?

    Ни в тюрьму, ни в колодец сам Иосиф больше не попадал. Он доживал свою жизнь в почёте и роскоши, благополучно покинув сей мир в возрасте ста десяти лет. Что же касается других, то, благодаря Иосифу, все двенадцать колен Израилевых оказались в Египте. Так что задолго до Вавилонского пленения евреев царём Навуходоносором неприметно свершилось пленение другое, поначалу пленом и не казавшееся, - пленение сытостью. Из этого плена и будет выводить евреев пророк Моисей. Но цепкое это рабство не сразу и не вдруг отпускает человека. Путь из него на волю будет пролегать через Голгофу, на которую и восходит за всех нас Сын Божий – Иисус Христос.

    Таковы последствия, которых самому Иосифу увидеть на земле не было дано. Такова и мера ответственности человека: перед Богом, перед самим собой, перед другими. Не об этом ли сны, заставляющие нас помнить Иосифа Прекрасного и по сей день?