Кудис. книга 1. глава 50

Глава 50
- Это случилось…, - он осекся, на секунду задумался, потом продолжил, - вообще-то, это было событие в двух частях, последняя случилась в декабре после католического Рождества.
Он отпил чай, глубоко вдохнул, было видно, как он успокаивается, погружаясь в память.
- Начну с начала, как говорит мой шеф. Мне 27, и я с 17 лет живу один, сам по себе. С тех пор как обнаружилось, что мое увлечение компьютерными технологиями может приносить деньги, я распрощался с предками и выпорхнул из гнезда. Я начинал с того, что делала простейшие сайты, потом увлекся дизайном. Из гадюшника у самого въезда в Речной я перебрался в приличный дом в Южном Склоне, сейчас я работаю в крупной компании графическим дизайнером, правда, и этого мне уже мало.
И он ухмыльнулся. Все внимательно слушали, угощаясь сладостями, новенький смотрел на Артема сканирующим острым взглядом поверх ободка чашки, не пропуская ни одной мелочи – его черные глаза рассмотрели обувь (мокасины из мягкой кожи), бабочку в тон клеткам на жилетке, браслеты на руках. Кто ты такой? – снова подумал я, чувствуя, как разгорается во мне любопытство.
- Так вот это случилось, вернее, началось почти год назад, в мае. Я живу в частном секторе, ненавижу многоэтажки, мне нравится, чтобы вокруг меня было как можно меньше людей и как можно больше зелени, поэтому я езжу хрен… ой, простите, я езжу до центра очень долго в поезде, полном людей, чтобы, придя домой, иметь возможность остаться в одиночестве и не слушать скандалы соседей и плач детей. У меня небольшой домик и большой двор, это не моя собственность, я снимаю, но что-то такое я как раз и хотел бы купить со временем. Улочка, где я живу, тихая и зеленая, в основном живут зрелые пары, у которых дети либо уже выросли и разъехались, либо сделают это через годик-два. Есть, конечно, и отрицательные персонажи, это неизменная декорация любого социума, даже самого маленького. У нас есть семейка «орущих быдланов», как я их называю – парочка примерно моего возраста постоянно орущая друг на друга и 4-х вечно чумазых, наглых и озлобленных детей. И непосредственный герой моей истории как раз тоже относился к отрицательным героям.
- Знакомьтесь, Санек, сколько лет – не знаю, на вид сто, не меньше, бывший десантник, нынешний алкаш. Он с женой жил на другой стороне улицы, между запоями ремонтировал машины у себя в гараже и постоянно поносил всех и вся. Вот серьезно, я никогда не слышал, чтобы он хоть о ком-то отозвался позитивно, все всегда конченые, уродливые, тупые, вредители и т.д., и т.п. притом, если бы вы видели этого «красавца», - парень искренне и злорадно засмеялся, как подростки, обсуждающие новичка. – Пропитый, обшарпанный мужичок с вечной щетиной и омерзительным пузиком на тощем тельце.
Сказав это, Артем смутился, это было видно, и поспешил добавить:
- Не подумайте, что я из тех, кто судит только по обложке и смеется над людьми из-за их внешности. Просто внешность – это та часть тебя, которую ты транслируешь в мир, я так считаю. Внешность, как ни крути, всё равно отражает внутренне и является огромной частью в восприятии друг друга.
Он отпил чай и продолжил.
- Я не так уж много о нем знал, он явно не входил в список интересных для меня людей. Кажется, у него был сын, кажется, он жил где-то заграницей. Машины у меня нет, я вообще не любитель обрастать собственностью, она больше тяготит и сковывает, а мне еще слишком мало лет, чтобы вешать себе какие-то камни на шею, я еще хочу свободно полетать по миру и по жизни. В общем, у нас совершенно не было никаких точек пересечения, да и вряд ли я обратился бы к нему, если б даже имел машину. Наш максимум общения – дежурное «здрасьте», каждый раз при этом он злобно поглядывал на мою прическу и одежду. Но хоть ничего не говорил. Однажды спросил: «Чё, так модно сейчас – эту фигню на голове лепить?», я сказал твердое «да» и прошел мимо, продолжения не последовало.
- Я живу там…, - он прищурил один глаз, высчитывая время, – да, 4 года уже, и за всё это время ни разу не видел его в хорошем настроении. Когда он пил, он бродил по улице и злобно бормотал что-то на «языке алкашни», как я это называю, иногда валялся под кустами, причем жена никогда не тащила его домой – ну, валяется, и валяется. 
Он усмехнулся и покачал головой.
- Ну и семейка. А когда он выходил из запоя, сидел перед гаражом, пока клиентов не было, и ругал власть, молодежь, собак и кошек, погоду, актеров и всё, что еще наполняло мир. Иногда компанию ему составляли местные бабки, иногда – клиенты, а чаще – никто, он беседовал с миром, который так не любил.
- Короче, токсичный тип, - резюмировал парень, - отвратительный, отравляющий своим присутствием сам воздух.
- И вот однажды в конце апреля, ближе уже к майским праздникам, я заметил первую странность. – Он сделал паузу и оглядел каждого быстрым, но серьезным взглядом. – Вы, наверное, итак не сомневаетесь, как именно Санек проводил майские, да, собственною, любые праздники – правильно, бух… уходил в запой. Причем, начинал всегда заранее, за день-два, а то и за неделю, и заканчивал праздновать не раньше, чем через неделю после.
- Я помню, что был последний рабочий день, утро было такое солнечное, такое прекрасное… молодая листва, цветочки, небо такое синее! Я как раз выходил из дома на работу, настроение было отличное, граничащее с эйфорией – весна, впереди праздники, которые я, кстати, провел так, как и хотел. Одна мысль немного бросила тень на всю эту благодать: пьяный Санек, шатающийся по улице и ищущий приключений. Я вчера уже видел его, как обычно, ковыляющего с бутылкой и орущего что-то на «языке алкашни». Мне было не до него, я спешил на поезд, но не хотелось портить настроение порцией гадостей или агрессии, пусть и не физической. Прежде, чем выйти, я быстро оглядел улицу – пусто, никого, соседи либо спали, либо уже ушли, я работаю с 10, самое отличное время – и вскакивать чуть свет не надо, и в поезде уже намного свободнее.
- Я решил уйти как можно быстрее, наверное, Санек опять валялся где-то под кустом или еще не вышел из дома, если вдруг провел ночь там. Это явно хороший день, подумал я, спеша по пустой, залитой утренним солнцем улице, у нас там много деревьев, но листья на них еще не выросли в полный размер, так что получалась такая кружевная тень. Проходя мимо его дома, я бросил быстрый взгляд – никого, ворота закрыты, гараж – тоже. Повезло, подумал я… и тут увидел его.
Артем покачал головой и улыбнулся.
- Вот всегда в жизни так почему-то: только порадуешься – сразу облом. Улица у нас длинная и почти прямая, там, где она плавно поворачивает, стоит большой дом какого-то бизнесмена, не дворец, конечно, но дом выделяется среди всех остальных. А перед домом – большая ухоженная клумба, украшенная камнями, как модно сейчас. Санек сидел на одном из них, но я сразу заметил, что здесь что-то неладно. Во-первых, сразу бросалась в глаза его поза – он сидел с идеально прямой спиной, обхватив одно колено и смотрел на небо. И не просто смотрел, он улыбался. Уже как-то совсем не похоже на Санька. Но это еще не всё. Обе руки у него были заняты, и нигде вокруг бутылки тоже не было. И это еще более странно, потому что праздники как раз начинались, а так быстро он из запоя никогда не выходил, понимаете? Я 4 года наблюдал его регулярные уходы в алко-трэш, не было такого, чтобы он денек или два напивался, а потом приходил в себя. Но в то утро по нему было видно, что он абсолютно трезвый, и не просто трезвый, я ведь говорю, я 4 года наблюдал его вечные запои и вечное недовольство, за 4 года я видел, как он орал матом на всю улицу, швырял бутылки в стены и заборы, провожал злобным взглядом людей… но я ни разу не вдел, чтобы он улыбался!
Артем улыбнулся и покачала головой.
- Это ж надо так жить, чтобы люди, увидев твою улыбку, сразу подозревали, что с тобой что-то не так. Вы, наверное, думаете, что это уже итак чересчур, но нет! Вишенкой на торте этого сюра была его одежда – на нем была чистая выглаженная рубашка, джинсы, не замызганные и не порватые, и совершенно чистые туфли. Я, честно, даже не мог предположить – хотя, я вообще об этом не думал, но так, просто теоретически – что у Санька есть рубашка и классические туфли. Ума не приложу, куда он мог так ходить и когда, когда я уходил, он либо еще спал, либо сидел возле гаража, уже весь грязный; когда я возвращался домой – он тоже, как правило, был на своем месте.
- Я даже немного сбавил шаг, настолько меня поразило увиденное. Мне предстояло пройти мимо него, другого пути не было, и мне вдруг стало как-то не по себе. А вдруг это у него «белочка» так проявилась? Откуда мне знать, я же не спец, зато я видел, как много и как долго этот товарищ заливал свой организм спиртным, я смотрел на это уже 4 года, а ведь он начал явно задолго до моего появления там. Психи страшны тем, что совершенно непредсказуемы, это уже все знают, а жители мегаполисов – особенно хорошо. Я еще немного помялся, а он так и сидел, подставив лицо утреннему солнцу и жмурясь от удовольствия. Делать было нечего, я не мог опаздывать, поэтому решительно двинулся вперед, он сидел спиной к тротуару, так что я решил, что смогу быстро проскользнуть, может, он меня не заметит, ну или сделает вид, что не заметил, соседи так часто делают, ха-ха.
- Я быстро пошел вперед, глядя себе под ноги, но боковым зрением наблюдая за ним. Он сидел неподвижно, я уже подумал, что пронесет, и тут, когда я поравнялся с ним, то есть, зашел ему за спину, он вдруг обернулся.
Артем засмеялся и закрыл лицо растопыренной ладонью.
- Скажу честно, я чуть не подпрыгнул и не заорал. Рассказывать смешно, но когда вы остаетесь наедине с психом, который вас недолюбливает, и вдруг вы резко попадаете в фокус его внимания… Это большое испытание для нервов, я вам скажу.
- Я замер, как кролик на дороге, начал всматриваться в его лицо, чтобы понять его намерения. И тут меня ждало еще одно потрясение – я едва узнавал этого человека, он был чисто выбрит, причесан, чего я никогда раньше не видел, но главное, выражение его лица было совсем чужим, и глаза… они стали какими-то другими, умными и доброжелательными. Знаю, слова – это просто слова, вы никогда не сможете увидеть и почувствовать то же, что я в тот момент, но постарайтесь представить. Это был Санек, его тело и его черты лица, но одновременно это был совсем другой человек. И этот человек внимательно разглядывал меня, как будто видел впервые, с любопытством и без тени неприязни.
- «Здрасьте», - сумел выдавить я, тоже разглядывая его широко раскрытыми глазами. Я понимал, что дело, видимо, совсем плохо, Санек окончательно свихнулся. А может, это его какой-нибудь объявившийся брат? Мысли летели в голове с неимоверной скоростью. И на фоне всех этих догадок и удивления я понимал, что мне надо на работу и что мне вообще-то надо убираться от этого поехавшего мужика подальше.
- А то, что он всё же поехавший, я убедился через секунду – он кивнул мне и лучезарно улыбнулся остатками зубов. И ничего не сказал.
- Я выдавил из себя некое подобие улыбки и понесся по улице, стараясь не бежать, но шагая как можно быстро. И я не смог сдержаться, оглянулся пару раз, просто чтобы знать, где он, чтобы быть уверенным, что он не гонится за мной с каким-нибудь ножом, который он прятал в траве, например. Он не гнался, он просто провожал меня взглядом, и сама его поза была какой-то не саньковской.
- Больше я его в тот день не видел, к счастью, хотя, признаюсь, было очень даже тревожно возвращаться домой в темноте, ожидая, что из теней может появиться этот мужик, кто он теперь, я не знал, но он явно перестал быть тем Саньком, которого мы все привыкли видеть. Раздвоение личности – вот что первое пришло мне на ум, я тоже смотрел все эти фильмы и даже книгу читал Сидни Шелдона, кажется, «Расколотые сны» или как-то так.
- Я не видел его и на первомайских праздниках, я уехал к друзьям, а когда вернулся, вернулся и прежний Санек. Так же точно шатался бух… пьяный по улице, что-то бормотал, орал, даже провел один день под кустом – ничего необычного. Я решил, что у него точно была «белочка», и кто знает, что с ним творилось, пока меня не было. Да и мне было всё равно, главное, что наши с ним дороги не пересекались.
- Пересеклись они уже ближе к июню, на этот раз вечером, когда я пошел выносить мусор. Он прохаживался по тротуару на своей стороне и снова смотрел на небо, уже почти стемнело, и облака были такие розовые, я запомнил. Я даже сначала его не узнал – осанка не та, спина прямая, голова как-то ровно, что ли, у Санька она всегда висела, как будто шея не могла ее держать. Я узнал его только когда почти поравнялся, я на своей стороне улицы, он – на своей. Опять его закоротило, подумал я, радуясь, что нас разделяет дорога, и одновременно напрягаясь, ведь это всего лишь дорога, вздумай он что, я останусь с ним один на один. Я парень не хрупкий, сами видите, но психи, они же что угодно могут сделать.
- Он опять был причесан и чисто выбрит, и на этот раз на нем были шорты и яркая майка. У него точно крыша поехала, заключил я, и это осознание меня всерьез напугало – иметь под боком настоящего сумасшедшего, это совсем не весело. У него же явно раздвоение личности, или что-то в этом роде, думал я, не сводя с него глаз, но стараясь, чтобы он этого не заметил. Может, жена сдаст его в дурку, понадеялся было я, но тут же отмел эту мысль – сейчас даже опасных буйных не забирают. Только если хорошо заплатить, а кто за него будет платить? А менты как всегда скажут: «Вот убьет кого-нибудь, тогда и звоните, заберем».
Артем замолчал, отпивая чай, а мне вдруг стало грустно – он такой молодой, и уже изучил безнадежные и беспросветные реалии жизни нашего общества, более того, он с ними свыкся. Это и есть обреченность, подумал я, глядя на него, когда человек понимает, что ничего хорошего нет и не будет, понимает и принимает, и выстраивает свою жизнь в этой клоаке, страдая и мучаясь, и даже не пытается думать, что должно быть по-другому. Он смиряется и покоряется. Два самых моих ненавистных слова.
- Когда мы поравнялись, он вдруг замер, начал всматриваться в меня, я аж похолодел, но не остановился, мысленно просчитывая варианты развития событий. Слава Богу, ни одна жуткая картина из моего воображения не стала реальностью, Санек несколько секунд разглядывал меня, а потом энергично замах рукой, приветствуя меня, и даже в сумерках я видел, что он улыбается во весь рот. Я тоже ему помахал от греха подальше. И потом, это как рефлекс, если кто-то кидает тебе в руки что-то, тебе просто необходимо это поймать, так же и если кто-то машет тебе, тебе хочется помахать в ответ. Подходить он не стал, к моей великой радости, просто я пошел своей дорогой, он – своей. Когда я шел обратно, его уже не было.
- Потом я еще несколько раз встречал его на улице, иногда он был обычным Саньком, помятым, неопрятным, вечно недовольным, а иногда я видел его вторую личность. И эта личность очень даже симпатизировала мне и всячески пыталась выйти на контакт – он всегда махал, улыбался и как-то замирал, как будто хотел подойти, но не решался. А вот я как раз совсем не хотел иметь с ним никаких контактов, меня этот второй Санек пугал. Так что, я старался избегать встреч с ним, а если он махал – я махал в ответ и быстренько убирался.
- А в конце июня он всё же застал меня врасплох.
Артем сделал многозначительную паузу.
- Утром в выходной день я вышел из дома получать доставку, и пока расписывался в бланке, он подобрался совсем близко. Я не видел его, у нас около домов палисадники, везде кусты, деревца, он стоял на тротуаре за пышным кустом с желтыми цветами, специально прятался, чтобы я не успел уйти. Когда курьер забрал бланк, Санек вдруг материализовался из-за куста, пока я не успел зайти к себе во двор.
- Я даже сдавленно вскрикнул от испуга, во-первых, просто от неожиданности, а во-вторых, когда я увидел, кто выскочил в паре метров от меня…
Артем покачал головой и засмеялся.
- Тут как раз тот случай, когда оба варианта – оба дерь… эмм… ужасные. Будь это обычный Санек, хорошего было мало, но это было еще хуже, это был Санек 2.0, как я его назвал. Я успел заметить, что у него укладка гелем на сереньких жидких волосах. Помоги мне, Боже, успел подумать я, и тут он протянул руки в успокаивающем жесте и заговорил.
Парень погладил свою бороду, сделал глубокий вдох, закрыл глаза и покачал головой.
- Вы крайне удивитесь, но это будет даже не сотая часть того удивления, которое испытал я. Санек говорил на чистом английском. Медленно и четко, явно, чтобы я смог расслышать и понять его слова.
- Я еще не успел вообще осознать, что происходит, но в голове уже загорелась мысль: я был прав, у него раздвоение личности! Вот как это бывает на самом деле, а не в книгах и фильмах. Курьер где-то в параллельной вселенной завел мотор, он – мой единственный шанс, в панике подумало мое сознание, надо подать ему какой-то знак, чтобы он не уезжал. Но тело просто  окаменело, всё это произошло за пару секунд, но я как будто превратился в наблюдателя, констатирующего факты в какой-то замедленной съемке. Курьер, даже если и видел, что ситуация странная, предпочел, как и все жители больших (да и малых, чего уж там) городов, не вмешиваться, завел мотор и уехал поскорее. А я остался наедине с этим психом, как в самых моих страшных представлениях.
- Я что-то сдавленно промычал, сам не знаю, что хотел сказать, это были просто эмоции. Я помню, что начал пятиться к воротам, не сводя глаз с новой личности Санька. А он сделал еще один осторожный шаг ко мне, продолжая держать руки ладонями вперед, как будто хотел продемонстрировать, что ничего в них нет, что он мне не угрожает. И заговорил.
- «Вы говорите по-английски?». Представляете?! И произношение у него было такое чистое! Я говорю по-английски, да, я специально целое лето потратил на онлайн-школу, мне это нужно для работы, и потом, сейчас весь мир в сети, а сеть говорит на английском. Так вот, в этой школе нас учили британцы, и произношение у нашего Санька было ничуть не хуже!
- Я замер, совершенно оглушенный таким поворотом, вытаращил на него глаза, а он продолжил, видя, что я не бегу. «Не бойтесь, прошу. Я не причиню вам вреда. Мне очень нужна ваша помощь! Вы – единственный человек моего возраста здесь». Господи, что?? Санек не мог так шпарить по-английски, он и по-русски то два слова не вязал. И эта фраза про один возраст… мне стало совершенно понятно, что в нем живет другой человек. Никакой мистики, просто шизофрения.
- Но эта новая личность вроде не была враждебной, и я немного расслабился, совсем чуть-чуть. Ровно настолько, чтобы крошечное пространство, освобожденное страхом, тут же заняло любопытство.
- «Так, что за прикол? Вам кто-то заплатил?», - спросил я по-русски, мне хотелось проверить свою теорию. И она подтвердилась – в глазах незнакомца было абсолютное непонимание и настороженность, он не понимал слов, но уловил негативный тон. На миг во взгляде мелькнуло отчаяние, такое настоящее, что мне даже стало не по себе.
- «Я не…», - он замолчал, прикусил губу, было видно, что он близок к панике, потом он вдруг заметил телефон в моей руке, в глазах вспыхнула надежда. «Это! – он осторожно указал на телефон, по-прежнему не приближаясь, - это может помочь? Перевести… English – Russian», - он пытался жестами показать, что телефон может перевести. Я не выдержал и осторожно улыбнулся, это точно был не Санек и не прикол, но эта личность, похоже, нападать не собиралась. Пока.
- Увидев мою улыбку, он как будто помолодел на 10 лет, или скинул с себя крайне тяжелый душевный груз. «Да, инглиш- рашн!» - еще раз повторил он, энергично кивая и улыбаясь, но оставаясь на месте – умный незнакомец. Мой страх никуда не делся, просто всё это было так абсурдно и нереально, что я улыбнулся больше от нервов, не от веселья, просто, чтобы вы понимали.
- Я вздохнул и решил, что мое нездоровое любопытство в конце концов втянет меня в беду. Но сейчас, имея выбор: бежать или начать диалог, я выбрал второе. Что-то было в его глазах, это были глаза другого человека, и в них была мольба, и надежда, и какое-то жадное любопытство.
- «Ок, - сказал я, - я говорю по-английски. Только не приближайся, будем говорить на расстоянии…». Я не успел закончить фразу, как он сложил ладони в молитвенном жесте и начал бурно благодарить меня… при этом, не сходя с места. Я решил, что с ним можно иметь дело, кем бы он там ни был, он явно понимал правила удачной коммуникации, как принято сейчас говорить.
-«Во-первых, кто ты? – спросил я, этот вопрос сейчас казался мне самым важным. – И второе… чего ты хочешь?». Два самых важных вопроса в жизни любого человека, как говорит наш штатный психолог. И он ответил.
Артем многозначительно поднял брови и сделал паузу, отпивая чай.
- То, что я сейчас скажу, покажется вам шокирующим. А представьте, каково было мне это услышать? Ха! Это нечто!
- Незнакомец улыбнулся, кивнул, сделал глубокий вдох, как перед важным и пугающим шагом… вообще-то я тут жалуюсь, каково было мне – а каково было ему?! Сказать такое, понимая, что с вероятностью 99% тебе никто не поверит. Но я как раз и оказался тем самым 1%.
- «Меня зовут Патрик Томас Хедли, - с достоинством произнес он, - мне 27 лет, я родился в деревушке Мидл-Хиллс (вымышл.) в графстве Лейчестершир».
- Он ухмыльнулся, посмотрел прямо мне в глаза и добавил: «И умер там же».
В зале воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием фиолетового огня в камине и осторожным стуком чашки о блюдце – блондинка поставила их на столик.
- У меня, наверное, челюсть отпала, - усмехнулся Артем, возвращаясь к истории, - потому что этот некто, вселившийся в Санька, тихонько засмеялся, глядя на мое лицо. А я, несмотря на шок, подумал: это не раздвоение личности, тут что-то другое. Заявление о смерти уже перечеркивало саму суть субличностей, разве нет? Как может мертвый жить и говорить? Или тут что-то такое навороченное, типа вторая личность не просто образовалась в сознании Санька, но и сошла с ума… в общем, я сам была на грани сумасшествия.
- А он продолжил: «Если позволите, я всё объясню. Я не демон, и не умалишенный, я… я сам теперь не могу утверждать, кто я и что я… но я точно знаю, кем я был до смерти. И кем я, судя по тому, что я мыслю и помню свою жизнь и осознаю свою личность, всё еще являюсь».
- «Ладно, - сумел выдавить я, не сводя с него глаз, пытаясь понять, что же это такое? Мой разум, привыкший к миру с законами физики, наукой и рациональным мышлением, отказывался принять тот факт, что кто-то умерший может разговаривать со мной через тело моего алкоголизированного соседа. – Продолжай. Только стой на месте».
- «Я не причиню вреда, - снова повторил он, но остался стоять, где стоял. Это мне нравилось. – Я просто хочу с кем-то поговорить. Я потерян и напуган… но одновременно с этим пребываю в диком восторге от всего этого!». И он медленно и осторожно обвел руками пространство.
- «Позвольте, я кратко расскажу о себе, чтобы вы могли убедиться, что я человек приличный и достоин доверия. Даже несмотря на то, что мертвый…», - добавил он и рассмеялся уже по-настоящему. И знаете, смех у него был какой-то располагающий. Да, знаю, что это звучит дико и безумно, но именно так и было.
- «Боже! Я так давно не смеялся, так давно ни с кем не говорил! – воскликнул он, - простите мою несдержанность. Итак, меня зовут Патрик Томас Хедли, я родился 17 июля 1730 года в Мидл-Хиллс. У меня было 3 брата, двое старших – Роберт и Сэмюель, и Колин, самый младший, между нами с ним было 7 лет. Мой отец был землевладельцем, не крупным, но на строительство добротного дома Сэму, когда он надумал жениться, хватило».
- «Роберт всегда был заучкой, - представляете, его взгляд на самом деле стал далеким и задумчивым, а в голосе послышалась грусть, - он уехал от нас сразу после школы, хотел тоже учить детей, но поскольку не имел духовного сана, мог преподавать только в воскресных школах для мальчиков из самых бедных районов. Шесть дней в неделю эти дети трудились на фабриках, а по воскресеньям Роберт учил их читать и писать. Он осел в Лестере, больше таких школ не было нигде в нашем графстве. Зарабатывал он тем, что торговал в лавке книгами и принадлежностями для письма. Как раз то, что ему подходило».
- Я заслушался, - усмехнулся Артем. – Понимаете, он так ровно и так красиво излагал… не знаю, в тот момент я был готов утверждать, что он не прикидывается и не прикалывается. Он правда проживал то, что рассказывал, я видел искренние эмоции в мутных глазах Санька, только теперь даже эти мутные глаза смотрели по-другому. И хоть я не мог до конца осознать и принять этот факт, но передо мной стоял какой-то реальный человек, не Санек и не его вымышленная личность.
- «Я был сильно привязан к Роберту. – продолжил незнакомец в теле Санька, - с ним у меня было намного больше общего, чем со всеми. Он жил в книгах, я мечтал их писать». Он грустно улыбнулся: «Какие шансы у сына мелкого землевладельца стать знаменитым сочинителем? Отец гонял меня, когда я утаскивал бумагу и чернила и портил это добро своими каракулями. Я сочинял истории про драконов и викингов, про принцесс… С тех пор, как научился писать, я понял, чем хочу заниматься. Кончилось тем, что отец стал запирать в столе принадлежности для письма, тогда я просто бубнил свои истории под нос, рассказывал их миру, которому не было дела ни до меня, ни до моих историй».
- У меня голова шла кругом, но его история меня заинтриговала, я попался на крючок. Не знаю, кем он был, но рассказчиком он действительно был хорошим. «Ладно, - сказал я, качая головой, я понимал, что сейчас, возможно, вероятнее всего, совершаю огромную ошибку… но, как там у Шекспира: «тот, кто направляет мой корабль, уж поднял парус». – Допустим, я мог бы поверить в эту сумасшедшую историю. Давая сядем туда, - я указал на бордюр моего придомового участка, я регулярно подстригал там траву, а вот лавочку специально не ставил – по вечерам там собирались бы товарищи вроде настоящего Санька или орущие подростки, - и ты закончишь свой рассказ. Только садись подальше, без обид».
- Мы сели в тени большого ореха, который рос на моем участке, незнакомец ничуть не обиделся, наоборот, очень обрадовался – он понимал, что его план сработал, я всё-таки стал слушать его историю. «Итак, - продолжил он, глядя в небо, такое яркое и по-летнему глубокое, - в 17 лет я твердо решил ехать к Роберту, деревенская жизнь совсем не привлекала меня, я точно знал, что в городе смогу пробить себе дорогу. Наверное, так думают все молодые люди, пока жизнь еще не обломала их крылья и не ощипала, как куриц перед отправкой в суп. Отец не то чтобы удерживал меня, но явно не был доволен моим решением, он заявил, что не даст ни пенни на мои фантазии, чтобы я смог убедиться на своей шкуре, что фантазиями сыт не будешь. Пришлось мне искать источник дохода, а где мог заработать 17-летний парень, не покидающий пределы родной деревни? До осени я мучился, придумывая способы добыть деньги, вызвался помогать соседям с работой по хозяйству (это после того, как переделывал все вои домашние дела, а их всегда было немало), но они платили тем же, что было и у нас – едой. Причем, так мало, что продать всё это добро я тоже не мог, даже если бы ухитрился забрать одну из 3 лошадей и добраться до ближайшего города. К ноябрю меня захлестнуло отчаяние. В моих историях у героев всегда всё складывалось гладко, а любые трудности они умело решали, оборачивая их себе на пользу. Я так не умел. Я хотел написать Роберту, но гордость удерживала меня, гордость, подкармливаемая упреками отца – он говорил, что в конце концов я сяду на шею брата, так заканчивают все фантазеры, становясь обузой для семьи».
- «В общем, я остался, застрял, ожидая чуда или светлой идеи, которая поможет мне найти достойный выход. И судьба сжалилась надо мной, если так можно сказать – отец упал с лошади, осенние дожди размыли землю, когда он объезжал одно из северных полей, лошадь поскользнулась. Я не злорадствовал, скорее переживал, что теперь точно не уеду – забота о земле и людях, работающих у нас, ложилась теперь на мои плечи. Конечно, был еще Сэм, он управлял делами, готовясь унаследовать хозяйство отца, у него лежала к этому душа, он любил землю, любил простую жизнь и своих детей. Отец не раз говорил, что из всех детей его натура больше всего отразилась в Сэме. А я выполнял тысячи поручений, и это, как ни странно, принесло мне то, о чем я просил небеса. У меня стали поваляться деньги, я продавал наше зерно, рассчитывался с рабочими, делал закупки, я стал выезжать из Мидл-Хиллс, узнавать мир, узнавать людей, иногда мне удавалось сэкономить монетку-другую, я всё откладывал, понимая, как неожиданно судьба откликнулась на мои молитвы. И чем больше я выходил в мир, тем больше понимал, что мне не место на ферме».
- Незнакомец, назвавшийся Патриком, мечтательно смотрел на небо, проживая то, что, по его словам, случилось почти 300 лет назад. Я молчал, совершенно сбитый с толку и шокированный… но и заинтригованный. Не буду скрывать, мне ужасно хотелось понять, что вообще происходит и как такое возможно.
- «Жизнь – это качели, просто одних она качает медленно и осторожно, не причиняя никаких особых радостей и печалей, а других раскачивает так, что они готовы кричать от страха и восторга. Я относился ко вторым. Едва я успел обрадоваться и освоиться в своей новой жизни, где отец лежал дома, раздавая указания, а я весь день был предоставлен сам себе, да еще и занят делом, приближающим меня к моей мечте, как мои качели пошли вниз. Через 2 месяца отец вернулся к работе, а я – к своим несбывшимся мечтам. Стало даже хуже – теперь он повсюду таскал меня с собой, потому что не мог ничего поднимать и не мог ездить верхом, я стал его кучером, носильщиком и нянькой. Видит Бог, иногда бывали дни, когда я точно решал сбежать ночью и добраться пешком до Лестера, и плевать на гордость и на реакцию Роберта. Кстати, он не приезжал домой, отделывался дежурными фразами вроде «слишком много работы» и «хозяин требует моего постоянного присутствия в лавке». Думаю, он был так же несчастен в этом доме, и это еще больше тянуло меня к нему».
- Незнакомец в теле Санька, опустил голову, обхватил колени руками, потом посмотрел на меня: «Если вы ждете, что это будет одна из красивых историй о том, как человек преодолевает судьбу и обретает свое счастье – напрасно. Жизнь - мрачный автор, она редко пишет истории со счастливым концом. Я остался на ферме, находя единственное утешение в своих мечтах. Я научился ценить каждое мгновение красоты и покоя, я научился черпать силу в своих историях и своих фантазиях. Небо на закате, когда облака становятся нежно-розовыми и фиолетовыми, золотое солнце, садящееся за бархатные холмы, дождь, шумящий в листве – всё это стало моим маленьким кусочком счастья. Раз уж никакое другое счастье мне не было дано. К 23 годам я уже понял, что останусь там навсегда, я – не Роберт, я не мог вырваться из паутины отцовской воли и материнских слез, когда она все эти годы просила меня не бросать их с Колином, не быть эгоистом, ведь после женитьбы Сэма и старения отца я должен был стать мужчиной в доме и заботиться о них. При этом оба родителя нещадно донимали меня нравоучениями о том, что молодому человеку моего возраста давно пора жениться. Еще одно «надо», которого я не хотел. И уж в этом вопросе я уступать не собирался, к моменту моей смерти, а мне тогда было 27, я оставался холостяком, и весьма завидным». И он грустно улыбнулся.
- «Смерти?? – спросил я, это звучало уж совсем дико, но почему-то я верил ему всё больше. Может, интуиция или просто так должно было быть, не знаю. – О чем ты вообще говоришь? Как такое может быть??».
- «Я как раз приближаюсь к этому моменту, - ответил он, - а как такое может быть – я и сам не знаю. Да и кто из смертных может знать?»
- Он немного помолчал, и в эту паузу я вдруг осознал всю абсурдность происходящего. Это навалилось на меня, понимаете, как лавина. Я сижу на бордюре возле своего дома в современном цивилизованном мире с кем-то, вселившимся в тело местного алкаша, и слушаю историю о том, как он жил и умер в 18 веке… Мне вдруг стало как-то жутко, и появилось ощущение, что это либо сон, либо я сошел с ума и сейчас вижу галлюцинацию в палате, обколотый лекарствами.
- «Если вы думаете, что это – самая невероятная часть моей истории, - вдруг сказал он, как будто прочитал мои мысли, - то спешу развеять ваши ожидания. Когда мне исполнилось 25, умер отец. И я, возможно, покажусь вам конченым человеком без души, но я не горевал. Это было облегчением. Даже несмотря на то, что теперь, как и говорила мать, забота о ферме и о них с Колином легла на мои плечи. Делами занимались мы с Сэмом, оказалось, отец оставил всем нам равные доли, а Роберту – немного денег. На похоронах отца Роберт тоже не выглядел убитым горем, держался ровно и немного холодно. И лишь со мной он был приветлив и…, - незнакомец тяжело вздохнул, - сказал наконец то, о чем я так мечтал долгие годы и что теперь было совершенно бесполезно. Он позвал меня к себе, сказал, что я могу приехать, что двери его дома всегда открыты для меня. Ни слова о том, что я стану обузой или нахлебником. Я поверил во вранье, которым меня пичкал отец, поверил, не имея возможности и смелости спросить брата прямо. Глупец! Не я сломал себе крылья, но я позволил их сломать».
- И он горько усмехнулся и покачал головой. «Куда мне было ехать теперь, когда на моей шее висела ферма и забота о матери и младшем брате? Он только становился на ноги, в лучшем случае я мог уехать через пару лет, когда Колин стал бы мужчиной и смог заниматься делами фермы вместо меня. – Он задумался, помолчал, - жизнь как будто дразнила меня, как мула, перед носом у которого висит морковка. Я и ощущал себя мулом – глупым и бесцельно прохаживающимся по одной и той же заезженной колее каждый день, и так всю жизнь. Деньги у меня теперь были, но деньги без свободы их тратить – такая же нищета, как при их отсутствии».
- «И я снова дал себе зарок, морковку, привязанную к носу мула, чтобы проживать каждый день, чтобы жизнь имела хоть какой-то смысл. Я решил, что когда Колину исполнится 21, я уеду, все мои долги перед матерью и младшим братом будут оплачены – он станет мужчиной, способным вести дела и заботиться о доме. И Сэм, его это тоже касалось. Все вокруг делали, что хотели, и только я - то, что хотели другие. Эта злость, закипавшая во мне, помогла мне принять решение и не сворачивать с пути. С того дня (не могу сказать точно, что это был за день, это понимание просто пришло вместе с решимостью, наверное, они медленно зрели во мне и однажды стали таких размеров, что я уже не мог их не замечать) я вновь обрел свои крылья, или они просто срослись. И это было восхитительно! Я впервые понял, почувствовал, что теперь действительно уеду, что путь открыт, и мне надо только взмахнуть обретенными крыльями и лететь навстречу мечтам».
- «Но жизнь - это качели, я ведь говорил, - усмехнулся незнакомец, - поняв, что меня больше не удержать, мать начала срочно подыскивать мне невесту – единственное, что могло связать меня и оставить в Мидл-Хиллс, по ее мнению. Жена, потом дети пойдут… куда я поеду, когда мне надо будет содержать их и заботиться о них? И вот в наш дом потянулась вереница маминых приятельниц с дочерями, они приходили «просто попить чай и посекретничать о женском», как будто никто не понимал, что происходит».
- Патрик, как он себя назвал, засмеялся и закатил глаза. «Хорошо хоть один человек получал от этого представления истинное удовольствие – Колин, уже успевший вырасти в мужчину, с радостью принимал гостей и заглядывался на девушек. Четно, говоря, я думал, что мамина затея удастся, только не совсем так, как она планировала, скорее она женит Колина, чем меня».
- «По воскресеньям в церкви девушки кидали на меня осторожные кокетливые взгляды, а их мамаши изучали меня, как редкое насекомое или товар в лавке торговца. Но я был непреклонен, у меня была цель, и это самое главное. Мать даже начала упрекать меня, что из-за моего нежелания жениться, могут поползти «разные домыслы»… Но мне было совершенно всё равно, и это было такое прекрасное, легкое, уносящее ввысь чувство! Мне было абсолютно плевать, на все домыслы, на все пересуды и «очень весомое мнение» всех этих деревенских клуш, я смотрел в будущее, и в этом будущем их не было».
- Он повернулся и посмотрел на меня в упор: «Могу я спросить вас: вы женаты?». Я даже растерялся в первую секунду, так странно это всё звучало, но я решил (за какие-то доли секунды мысли пронеслись в голове), я решил, что если уж играть в этом безумном спектакле, то до конца. Я сам позволил втянуть себя в это странное явление, так что жаловаться было не на кого.
- «Нет, - ответил я, - мне еще рановато. В современном мире люди предпочитают заводить семьи уже после 30-ти». «Я уже люблю этот мир! – засмеялся он и добавил, - а дамы… всё еще привлекательны в таком возрасте? И как у вас обстоит дело с детьми? Да, вижу, что раз вы не вымерли, дети рождаются… но после 30??». Он тараторил, видно было, что у него миллионы вопросов и мыслей, и я снова подумал, что человек не может так играть и притворяться, понимаете, это была живая энергия неподдельного восторга и крайнего потрясения.
- «Технологии сейчас так развиты, - не без гордости сообщил я, всё еще чувствуя себя дураком где-то на задворках сознания, - что дети рождаются и у тех, кому за 50, представь себе. Сейчас, покажу тебе кое-что…». Я полез в карман и достал смартфон, незнакомец тут же потянулся ко мне, пожирая глазами гаджет и бормоча что-то вроде «о, эта штука! Я знаю, она как волшебная, много может, никак не разберусь пока». Я покопался в сети: «Вот, смотри, - и я показал ему фото Джей Ло в купальнике, - этой даме на этом фото 50 лет».
Артем засмеялся и покачал головой:
- Вы бы видели его лицо! Надо было сфоткать и выложить в интернет – был бы крутой мем. Этот товарищ правда был в шоке, видно было, что он не может, просто не может в это поверить, как если бы мне вдруг сказали, что браки землян и каких-нибудь антарийцев с планеты Антариус нынче вполне обыденная вещь. Но и не верить мне у него не было причин, не знаю уж сколько, но он пробыл в нашем мире, так что хоть немного, но уже должен был разобраться, что к чему.
- «Женился бы на такой?», – поддел его я, уж слишком комично он пожирал глазами идеально тело женщины, которая, в его понимании, была глубокой старухой. И он меня крайне удивил. «Нет, - решительно и без малейшего колебания ответил незнакомец и пояснил, - я ее не знаю и не люблю». Представляете?? Да, крайне странный персонаж мне попался… хотя, о чем это я? Тут вся ситуация – сплошной феномен.
- «Возможно, по моему сбивчивому и неполному рассказу у вас могло сложиться впечатление, что я горячий противник брака или вовсе… ммм… не любитель женщин. Но это не так. Хотел ли я связать свою судьбу с женщиной? Да. Но с любимой. Я хотел встретить родную душу, хотел видеть в ней друга, соратника и партнера, музу, вдохновляющую меня на свершения. Я хотел любить ее, как ангела, чистой и непорочной любовью. И в то же время хотел бы сгорать от страсти от одной мысли о ней. Скажете: я идеалист и мечтатель? Ну так я об этом и сам говорю», - и он развел руками и рассмеялся.
- И хоть я продолжал считать, что происходит какая-то чертовщина, и либо я беседую с потерянной душой, либо с больным шизофренией соседом, у этой личности, кем бы она ни была, было какое-то обаяние, понимаете?
- «Мама не прекращала активно сталкивать меня с местными барышнями. Но при разговоре довольно быстро выяснялось, что все их мечтания ограничиваются крепким домом, толстенькими детьми и покладистым мужем. Одобрение соседей выступало вишенкой на этом приторном торте. А я хотел влюбиться, как герои книг, хотел ощутить то, что ощущал Ромео, глядя на Джульетту, думая о ней. Я хотел любви, за которую готов буду умереть…».
- «Я так и умер холостяком, - грустно усмехнулся он, опустив глаза и помолчав, - не ради любви, не ради идеи, не на пути к мечте. Теперь я понимаю, что жил мечтами, больше у меня ничего не было. Но разве мечты могут считаться чем-то реальным, чем-то стоящим? Вот и получается, что у меня в жизни по сути никогда и не было ничего. Любовь как мечта – деревенские девушки, скучные и ограниченные, подарили мне новую иллюзию: в городе я найду себе пару, девушку, такую же как я, тот самый идеал из моих грез. Да, я понимал, что шансы невелики, но зато город велик. По сравнению с Мидл-Хиллз, ха-ха».
- «Как я и предполагал, - продолжил он после недолгой паузы, - мамины усилия дали поды, но не совсем те, которых она ждала. В 19 Колин объявил, что хочет жениться на Мэри Конлон, голубоглазом и белокуром создании, настолько же прелестном, насколько и глупом. Моя теория подтвердилась – этим барышням в сущности было всё равно за кого, лишь бы выйти замуж…»…
- «Поверь, с тех пор изменилось многое, но только не это!» – со смехом перебил я.
- Я так думаю не обо всех женщинах, - тут же пояснил Артем. Да уж, времена действительно изменились, подумал я, вспоминая о Рине, услышав такое, она могла бы выцарапать ему глаза. Я едва сдержал улыбку. – Но даже в нашем развитом веке таких дамочек всё еще полно.
Хипстер слегка покраснел, наткнувшись на напряженную тишину, и поспешил продолжить.
- Мы с Патриком, как он себя назвал, посмеялись, а это всегда сближает людей. Вот можете мне не верить, но я даже престал замечать потертую внешность Санька, потому что это был не он. Черты лица вроде те же, но само лицо другое, сквозь оболочку местного пьяницы проступала личность того, кто теперь обитал в этом теле.
- «Свадьбу сыграли весной, - сообщил Патрик. – Моя последняя весна. Но я был счастлив в тот апрельский день, я был полон надежд. И облака, я помню, как будто это было вчера, облака в тот день были такие белые, такие пушистые. Они медленно плыли над зелеными холмами, и я улыбался в это синее небо, я искренне верил, что тоже обрету свое счастье, как Колин и его молодая жена. Они были такими красивыми, такими юными, такими полными жизни! Этот мир принадлежал им, и это небо было для них, и это солнце светило им, весна их жизни совпала с весной в мире, я это видел и ощущал, и это было действительно прекрасно. Дети Сэма бегали и хихикали вокруг молодоженов, Роберт, приехавший на свадьбу с интересной молодой леди, шепнул мне на ухо «нам надо поговорить» и многозначительно посмотрел мне прямо в глаза. Я видел, что жизнь налаживается у всех, а значит, пришла моя очередь обустроить свою».
- «Это был, наверное, один из самых счастливых моментов моей жизни, - искренне сказал незнакомец в теле Санька, - мы стояли возле церкви, на свадьбу собралась почти вся деревня, с холмов дул ветер, прохладный, но в нем уже чувствовалось приближающееся лето. Гости рассматривали друг друга, улыбались, судачили о молодых, об украшении дома, о грядущих праздниках. Под этими облаками мир в тот момент казался мне безмятежным раем, где все счастливы и всегда царит добро. Я ждал матушку и жену Сэма, сам Сэм был с Колином – наставлял его перед церемонией, как никак, он единственный из братьев имел опыт семейной жизни».
- «Держу пари, на его месте должен был быть ты, - я обернулся, не сдерживая радостную улыбку, за мной стоял Роберт. Его миловидная спутница осталась с нашей матерью и женой Сэма».
- «Роберт! – я обнял брата, я обнимал его, наверное, 10-й раз за последние сутки, и, кажется, ему это было в радость. – Мое место совсем не здесь, уж ты это знаешь».
- «Знаю, – улыбнулся он, - об этом и хочу с тобой поговорить. - Мое сердце забилось часто, как птичка, пойманная в сеть. – Я жду тебя в Лестере, брат. Хватит, ты отдал семье всё сполна. Наша матушка и отчий дом остаются на плечах двух взрослых мужчин. А у тебя другая судьба, иди ей навстречу».
- «Я женюсь, брат, - продолжил Роберт, выглядевший как молодой бог в свете весеннего солнца. – Розанна – то, что я искал всю жизнь, лучшее, что случилось со мной. Мы планируем свадьбу в декабре, хотим до Рождества перебраться в новый дом. Там хватит места и для тебя».
- «Может ли человек быть настолько счастливым безнаказанно? – спросил некто в теле Санька, глядя на меня совершенно ясными глазами, умными глазами, это были не глаза Санька. - Я должен был понять, должен был привыкнуть, что вслед за самым крохотным угощением Судьба дает жестокую оплеуху, так было всегда, так почему я предпочел забыть об этом в тот прекрасный день? Поверил, что красота и счастье этого дня рассеют тьму жизни? Поверил, что любовь и теплота людских сердец делают нас неуязвимыми?»
- Он горько усмехнулся и покачал головой: «Одним судьба дает крылья, другим – мечты о них. И что бы ты ни делал, ты не взлетишь, твой удел – ползать в грязи или разбиться, поверив в мечту. И я поверил. Слишком много радости для одного дня, слишком много беспечной радости… я даже не подумал, чем меня заставят за это заплатить».
- «Невеста Роберта, милая и тихая девушка, была сиротой, с 9 лет она жила в доме священника, потом стала помогать ему в школе, так они с Робертом и встретили друг друга. Роберт сказал, что в январе они планируют поехать вместе с миссией в Африку, там он будет преподавать детишкам английский, чтобы они смогли читать Библию и изучать слово Божие. Поэтому они хотели пожениться в декабре, чтобы поехать уже как муж и жена. Роберт-то не имел духовного сана, он был обычным учителем, для него эта поездка была теми самыми крыльями, о которых я только мечтал всю жизнь».
- «Дом, в который они собирались переехать после свадьбы (его помог найти отец Марк, тот самый священник, вырастивший Розану), оставался в мое полное распоряжение, как и должность Роберта в лавке – он договорился с хозяином, что я буду заменять его, пока они будут в Африке. Это слишком хорошо даже для какой-нибудь дамской истории, да? Все твои мечты исполняются в один день…», - продекламировал незнакомец и развел руки в театральном жесте.
- «Сначала я готов был собрать вещи… хотя нет, даже не собирать, я готов был прямо со свадьбы, в чем есть, поехать с ними, - засмеялся Патрик, - но, разумеется, я понимал, что раньше ноября никак не смогу – весна, лето, осень – самые горячие сезоны для земледельцев. Сев, сбор урожая, подготовка к зиме… но это время пролетит быстро, я знал, потому что это было уже не бесконечное время в тюрьме, это был финальный отрезок на пути к мечте и свободе.  – Он помолчал. – Вам когда-нибудь доводилось жить с такими крыльями за спиной? Просыпаться, зная, что это еще один день, приближающий тебя к самому счастливому периоду твоей жизни? Ощущать это сладкое предвкушение каждой клеточкой тела, каждой фиброй души? Нет ничего лучше, чем жить в преддверии большого счастья, которое тебе гарантировано. Нет ничего лучше устроенного будущего… даже если оно никогда не наступит».
- «Ну да, - ухмыльнулся я, - в наши времена так и говорят: самый прибыльный бизнес – торговля светлым будущим. Только вот не припомню, чтобы покупатели когда-нибудь получали свой товар».
- Патрик энергично закивал: «Отлично сказано! Я ведь тоже не получил свой товар, не купленный, но полученный в подарок. Но у меня хоть было время проститься со своей прежней жизнью и посмаковать последние дни в Мидл-Хиллс, они были наполнены счастьем и воодушевлением. Это, несмотря ни на что, были лучшие месяцы моей жизни. И за это я благодарен судьбе и Роберту, нам не дано знать, что нас ждет, но лучше всё же успеть хоть немного побыть счастливым насколько это возможно, чем умереть в тоске и обреченности, так и не ощутив эти крылья за спиной».
- Я смотрел на него и всё больше недоумевал: разве может быть такая глубокая, такая полноценная личность плодом больного разума обычного алкаша?? Да, я знаю, наш мозг даже учеными не изучен, и никто на всей планете не знает, какие процессы там происходят и почему… но это было слишком, понимаете? Это было реально, Патрик был реальным человеком. Потерянным между миром живых и мертвых или между какими-то параллельными мирами, но он был. И моя душа, душа, не разум, именно душа противилась мысли, что вот этот удивительный парень – лишь одна из граней нашего Санька. Скажу проще: моя душа чувствовала другую душу, не фантом и не подделку, Патрик был настоящим, так утверждала моя душа.
Артем оглядел нас с некоторым вызовом, как будто ожидал услышать возражения или скептические замечания, но Клуб был явно не тем местом, где на подобные заявления могли отреагировать подобным образом.
- Мы замолчали, - продолжил Артем, убедившись, что никакой негативной реакции его рассказ не вызывает, - оба. Наверное, Патрик снова переживал свои последние дни в том мире и в той жизни, а я просто пытался как-то переварить всё то, что на меня обвалилось. Во мне яростно боролись разум и душа, такое знакомое всем вам, я уверен, чувство, когда сталкиваешься с необъяснимым, понимаешь это, но никак не можешь это принять. И это сводит с ума, разрывает тебя напополам, и хочется заткнуть себе уши, только изнутри, чтобы не слышать ожесточенный спор этих вечных и непримиримых оппонентов: холодного рационального разума и горящей, сверхъестественной, волшебной уже по своему происхождению души.
- Сейчас он расскажет то самое, подумал я, чувствуя, как нарастает волнение, я услышу из первых уст, что такое смерть и как это – побывать на той стороне. Я ждал с замиранием сердца, но тишина затянулась, а я не хотел торопить его, не мог, понимая, какую тему мы затрагиваем. Патрик сидел, глядя куда-то в пустоту, погруженный в свои мысли, так мне казалось, наверное, вспоминал пережитое или подбирал слова, чтобы максимально точно описать «ту сторону».
- Может, он передумал, предположил я, когда спустя несколько минут мы всё еще сидели в тишине. Я уже набрал воздуха, чтобы сказать что-то вроде «ты не обязан, если не хочешь, я пойму»… и вдруг услышал тяжелый плюх. Этот звук ни с чем не спутаешь, и он всегда пугает до самой глубины – звук падения человеческого тела. При мне люди несколько раз падали вот так, один раз пожилой мужчина в поезде упал и умер… я знал, что означает этот звук, и ужас тут же облил меня как будто ледяной волной. Я повернулся, Патрик, или тело Санька и Патрика, так будет вернее, лежало на газоне, ноги перекинуты в нелепой позе через бордюр. Я сразу посмотрел на грудь – к моему великому облегчению, она поднималась и опадала, он не умер.
Артем усмехнулся и покачала головой.
- На самом интересном месте, а! Его угораздило отключиться именно перед ключевым моментом его истории! Хотя, я тут же подумал, что это волнение от рассказа о собственной смерти могло привести к такому перенапряжению, ведь, рассказывая что-то - переживаешь это заново. Несколько мгновений я просто смотрел на лежащее тело, не представляя, что мне делать – я боялся трогать его, это был какой-то суеверный страх, не обоснованный ничем. Мне было жутко, вдруг я начну его тормошить, он откроет глаза, а там еще кто-то третий?? Какая-то новая личность?? Это само по себе пугающе, но еще это развеяло бы мою романтичную фантазию, что история этого Патрика могла быть правдой. Я ведь поверил, можно сказать, процентов на 70 поверил. А так получалось бы, что ничего он не знает о смерти и на самом деле не был там, на той стороне, а просто бредил, как все сумасшедшие.
- Он как будто спал, лежал так спокойно и дышал тоже ровно и глубоко. Я рискнул и позвал его, сначала Патрика, потом Санька (его я называл Саша), предсказуемо – ничего. И хотя телу Санька было не привыкать валяться на земле, он успел поваляться, кажется, под каждым кустом на нашей улице, притом, в более холодное время года, теперь это было еще и тело Патрика, кем бы он ни был. Я придвинулся к нему, вгляделся в лицо, сейчас он снова выглядел как хорошо знакомый мне уличный алкаш, и мне уже даже трудно было представать, что я видел, как это лицо меняется и может быть совсем другим, при этом не изменяясь физически, ну, вы понимаете, черты лица-то всё те же.
- Я начал тормошить его, легонько, одновременно боясь, что его глаза откроются… что или кого я в них увижу? Через несколько мгновений он начал что-то мычать, как будто просыпался от глубокого сна, потом вяло отмахиваться, но я уже понял, что Патрик ушел, если вообще был. Глаза открыл хорошо знакомый мне Санек, недовольно посмотрел на меня, в мутных глазах смешались непонимание и злоба.
- «Ты чего…это.. слышь! – совсем другим голосом, обычным хрипатым и на чистом русском возмутился Санек. – Чё лезешь ко мне, пидор, что ли?»
- Злость и отвращение ударили мне в голову, - продолжил Артем, - я отпрянул, к горькому коктейлю эмоций добавилось разочарование, как говорила моя бабушка, самое горькое из чувств. «Уходите с моего участка, - зло бросил я, - и я к вам лезть не буду. Валяйтесь у себя дома». Он проворчал что-то явно нецензурное, но начал вставать, я отошел к воротам, только сейчас заметив на асфальте возле бордюра пакет с моей доставкой, там была мышка для компа, и я мог только надеяться, что этот козел не пнет ногой пакет или не наступит на него.
- К счастью, он просто встал и ушел, слегка пошатываясь, как будто был опять пьяный, хотя я знал, что это не так. Я проводил его взглядом, совершенно сбитый с толку и расстроенный, сам не зная почему. Хотя нет, знал, конечно, просто в тот момент не мог сформулировать. Я злился на себя, что поверил в Патрика, злился на Патрика, что он так внезапно ушел, и самое страшное, злился на само это происшествие, потому что оно раскалывало на кусочки мою картину мира, и как жить дальше в этом расколотом мире - я не знал. Сошел ли с ума Санек, был ли Патрик его второй личностью, порождением больного разума? Или я столкнулся с чем-то необъяснимым? Я провел долгие бессонные часы и туманные дни, размышляя об этом, и так ни к чему и не пришел.
Артем замолчал, посмотрел в опустевшую чашку.
- Если вы думаете, что это и есть вся история – вы сильно заблуждаетесь. Это лишь ее начало.
- Я разрывался на части от противоречивых мыслей и теперь, как бы это смешно ни зазвучало, я очень хотел увидеть Санька. Сначала это было просто сильное желание, чтобы разобраться, с чем я столкнулся тогда. А потом, по мере того, как шли дни, а этот придурок ни разу не попался мне на глаза, желание переросло в потребность – я стал буквально охотиться за ним. И как назло, если раньше я мечтал его не увидеть, но видел чаще, чем хотел, то теперь за неделю, прошедшую с того странного происшествия, я не встретил его ни разу, даже не видел из окна или вдали. Он как будто пропал. Я уже подумал, что этот Патрик, возможно, перехватил контроль или как там это у них бывает, и буквально угнал тело куда-то… может, решил вернуться в Англию, кто знает?
- А потом, дней через 10 я увидел Санька… и это был явно он, никаких других личностей. Он сидел как обычно возле своего гаража, курил и ругал власть с какой-то бабкой. Я не стал даже поворачиваться, пошел по своей стороне улицы, не поднимая головы. Это добавило веса той позиции, где у Санька случилась «белочка», а я попался, насмотревшись фильмов и начитавшись книг, и поверил в переселение душ и другие миры. От этого вывода мне почему-то не стало лучше.
- Через пару дней я снова увидел его, на этот раз в окно. Я жадно ловил каждое его движение, пытаясь понять, кто именно передо мной. И снова меня ждало разочарование: по дороге, пошатываясь, шел явно пьяный Санек. Был ли Патрик вообще? И что это вообще было? Эти вопросы мучали меня всё больше, мне хотелось спросить у кого-то, например, у жены Санька, являлся ли ей Патрик, или, может, там был кто-то еще... Но я не мог, я ее почти не знал, да и потом, как бы я спрашивал об этом? Простите, вам не являлась вторая личность вашего мужа, он называет себя Патриком? Вполне могло быть, что он ей и вправду не являлся, и тогда психом бы выглядел я.
- В общем, за следующие недели я видел Санька и только Санька, я даже начал сам верить в свое объяснение: это был глюк, Санек перепил и его закоротило… я ведь не психиатр и не спец по эзотерике и мистике, так откуда мне знать, что там могло или не могло быть? Я знаю про бритву Оккама, к моей ситуации его метод подходил идеально, как мне казалось, так что я решил не мудрить и не множить новые такие же недоказуемые теории, я решил, подчеркиваю, решил верить в самое простое объяснение, которое очень даже походило на правду. И как только я принял решение, мне стало лучше, по крайней мере, битва разума и реальности прекратилась… ну, может, не совсем, перешла в вялотекущую фазу, так скажем. Да, такое явление было. Нет, объяснить его я не могу. Что делать со всем эти? А зачем с этим вообще что-то делать?? Переверни страницу и живи дальше, всё равно объяснений я не получу.
- И когда я уже почти обрел покой, было это где-то в середине июня, однажды вечером кто-то позвонил в звонок. Я уже был дома, помню, разогревал готовый ужин, вечера в июне самые длинные, свежие, еще без духоты, окна у меня были раскрыты, играла музыка. Я никого не ждал, поэтому решил, что это какие-нибудь свидетели Иеговы или торговцы. Отошью сразу, подумал я, неохота слушать трели звонка. Перед тем, как открыть дверь и прокричать им, что мне ничего не нужно, я решил выглянуть в окно спальни, я всегда так делаю, так мне видно, кто стоит возле ворот. И я едва не упал в обморок. Реально, у меня как-то потемнело в глазах, а в ушах что-то забахало – возле моих ворот стоял Санек… то есть, это был Патрик, а может, кто-то еще новый, я уже не знал, чего ждать. Но то, что это был не мой сосед-алкаш, видно было сразу.
- Я окаменел, не зная, как поступить. С одной стороны, мне было интересно узнать, что было дальше с Патриком, и вообще разобраться, был ли Патрик или это был глюк в мозгу Санька? А с другой – я только успокоился, и тут опять это явление, грозившее снова разрушить мой хрупкий ментальный покой. И еще мне было страшновато, всё же в мою дверь стучал то ли псих, то ли какое-то сверхъестественное существо… согласитесь, это не вызывает гостеприимства.
- И пока в моей голове неслись мысли и шел спор, незнакомец под окном еще раз нажал на кнопку звонка и что-то эмоционально проговорил по-английски. Это и был ответ на вопрос «как поступить?».
- Я помчался к двери, распахнул и демонстративно крикнул с крыльца «кто там?».
- «О, слава Богу, ты дома! Уже боялся, что ты не хочешь меня видеть или уехал…  Я так хотел с тобой поговорить!» - затараторил Патрик за воротами, это был он, я уже узнал его манеру общения, - Артем улыбнулся, пожал плечами и добавил, - как бы дико это ни звучало.
- Я поспешил выйти к нему, пока кто-то из соседей не услышал, как «Санек» шпарит на английском, почему-то мне важно было сохранить это втайне, я чувствовал странную ответственность за Патрика… или просто за всё происходящее, потому что мой разум еще до конца не принял и не «узаконил» тот факт, что какая-то душа умершего почти 300 лет назад парня вселилась в тело соседского мужика. Преодолевая 3 ступеньки моего невысокого крыльца, я лихорадочно решал: приглашать его в дом или поговорить на улице. В итоге, когда я распахнул калитку, победила осторожность, и я даже немного загордился собой, ха-ха.
- «Не стоит так громко говорить на английском, - сразу сказал я, едва увидел Патрика, – это всё еще опасный мир, несмотря на то, что в общем благополучный и комфортный».
- «Меня могут за это арестовать? – шепотом спросил он, совершенно серьезно и очень насторожено, мне даже стало смешно, - у вас запрещено говорить на другом языке?»
- «Инквизиции у нас нет, - улыбнулся я, - и другие языки не запрещены. Но тебя могут счесть сумасшедшим, учитывая, что ты сейчас в теле человека, которого здесь все знают, и такое поведение ему не свойственно. Тебя посадят под замок и будут пичкать лекарствами. Я думаю, ты не для того вернулся с того света, чтобы просидеть оставшееся время в палате с решетками на окнах».
- Он помолчал, явно серьезно обдумывая услышанное, а потом также тихо произнес: «Ты прав, спасибо».
- «Слушай, - начал я, закрывая за собой калитку, - я буду честен с тобой. Я не знаю, что думать, не знаю даже, верю я тебе или нет…., - я замялся, подбирая слова, а он просто слушал, глядя на меня умными глазами на лице Санька, слушал и не перебивал, не оправдывался и не пытался переубедить. – То есть, я вижу, что это происходит, но мне трудно это принять и… это просто не укладывается в привычное понимание жизни! У меня голова идет кругом от всего это, но я вижу, что ты есть, хотя тогда ты отключился и появился Санек… Я не знаю, что ты такое, чего ты хочешь и что от тебя ожидать, но я уже не могу просто игнорировать тебя или послать подальше, потому что… не знаю, почему… просто не могу. И это незнание меня пугает, я не понимаю, с чем столкнулся и что мне делать. А что тебе делать, наверное, вообще ни одна живая душа не знает».
- Я выдохнул, понимая, что сейчас наплел всего подряд. Я смотрел на оболочку человека, который был мне крайне неприятен, но теперь из этой оболочки со мной говорил кто-то, с кем мне хотелось говорить. Но я не стал звать его в дом, я бы итак не стал, ведь непонятно, с чем я имел дело, но после того, как Патрик внезапно исчез, а Санек появился… нет, тащить всё это домой было идиотизмом. При мысли, что в моем доме вдруг окажется мой «уличный враг», меня даже слегка передернуло.
- «Мы можем поговорить где-то? – спросил он и, как будто прочитав мои мысли, добавил, - я понимаю, что ты не можешь пригласить меня в дом, но, может, где-то есть место, где нас не потревожат. Я столько хотел бы рассказать. И потом…, - он замялся, подбирая слова, - ты прав, то, что со мной случилось – необъяснимо и уникально, но я надеюсь, я просто не смогу жить без этой надежды, что в современном мире, полном чудес, найдется кто-то, кто знает, что делать».
- Закончив свою тираду, ничуть не менее эмоциональную, Патрик уставился на меня в упор глазами, полными той самой надежды. Я был для него, наверное, полубогом, я жил в мире, действительно полном чудес, особенно с его точки зрения, и я умел обращаться со всеми этими чудесами, я знал этот мир и умел жить в нем.
- «Ну, для того, чтобы понять, что надо делать, - рассудил я, - надо понять главное: чего ты хочешь?»
- «Я хочу жить, - без запинки ответил он, глядя мне прямо в глаза, - я хочу остаться в этом мире. Я побывал в том, я умирал, поэтому могу утверждать: нет ничего лучше жизни».
- «Тогда расскажи мне всё, - попросил я, - и может, мы вместе что-то придумаем… хотя бы, где можно поискать информацию».
- После недолгих раздумий я решил отвести Патрика к железной дороге, вдоль нее тянулись гаражи, и полоска земли между рельсами и этими гаражами была уединенным и тихим местом. Там нас никто не мог увидеть, за исключением подростков, иногда приходящих туда с сигаретами и пивом, но полоса гаражей была длинной, всем хватило бы своего кусочка уединенности.
- Мы расположились на старом стволе, кто-то приволок его за гаражи еще до того, как я снял этот дом и обнаружил тихое место вдоль железной дороги, возле него чернело пятно от многочисленных костров. Сейчас он был свободен, но я не сомневался, что с наступлением темноты подростки опять будут жечь костры и орать на весь район. Как хорошо, что дни в июне самые длинные, подумал я, пока мы шли по густой траве вдоль рельсов, солнце еще и не думало заходить, хотя уже начало спуск по небосклону. До поворота за гаражи мы шли по одному, чтобы не привлекать внимания, я исправно здоровался с теми, кого так или иначе знал: дама с немецкой овчаркой (всегда поражался, как пожилая женщина справляется с такой большой собакой), бабушки в платочках, прохаживающиеся по улице каждый день, просто люди средних лет, которых я видел каждое утро и вечер. Я здоровался не со всеми соседями, да и с теми, кого приветствовал кивком, я не был даже знаком, просто мы примелькались, при встрече сначала слегка улыбались друг другу, потом начали кивать, а потом и перешли к маленьким диалогам вроде: «Холодно сегодня, да? – Ой, и не говорите! Скорей бы лето», ну вы поняли. При этом мы даже не знали имен друг друга, ха, особенность общения в больших городах.
- Патрик пришел в полный восторг от нашего убежища, – улыбнулся Артем, - его ничуть не смущали пустые бутылки, пачки от чипсов и даже шприцы в траве. Вот что значит – незамутненный взгляд влюбленного, подумал я тогда, глядя, как он с широченной улыбкой смотрит на небо, траву, исписанные стены гаражей и глухие задние стенки магазинчиков на той стороне железной дороги. Он любил жизнь, этот мир, он был новичком здесь, еще не успевшим нахлебаться всех «прелестей», пока что он, как и все влюбленные и все новички, видел только красоту. Меня даже посетила философская мысль, что влюбленность в другого человека – это тоже открытие и изучение чужого мира, ведь все мы – носители уникальных внутренних миров. И так же точно на первых порах мы видим лишь красоту нового мира, не замечаем недостатков. А потом…
 И он многозначительно промолчал, подняв брови и поджав губы.
- В общем, мы уселись на это старое бревно, всё в следах окурков и вырезанных надписей. Я, честно признаюсь, сел подальше от Патрика, я помнил, как внезапно тогда он отключился, и появился Санек. Мне так было спокойнее, хотя я решил обсудить это с ним, если хватит времени – что он ощущает, когда тело захватывает настоящий хозяин, и как вообще они сосуществуют внутри Санька?
- «Что ж, - начал я, сгорая от любопытства, - если ты готов рассказывать, я готов слушать. По-моему, ты остановился на дне свадьбы брата, когда решил, что зимой поедешь к Роберту».
- «Да, я помню, - рассеяно кивнул он, глядя на чистое небо над нами, яркое, глубокое, такое бывает только летом. На меня вдруг нахлынуло ностальгическое чувство из детства, мы вот так же сидели с другом где-нибудь в кустах или на пустыре, нам по 10, вокруг лето, мы болтали о всякой пацанячей ерунде и чувствовали себя королями мира. Сейчас, мы, конечно, собирались говорить вовсе не о ерунде, да и Патрика никак нельзя было назвать моим закадычным другом… но при всей сложности и уникальности нашей ситуации, при том, что со мной рядом сидело потрепанное тело немолодого алкаша, я ощущал какую-то прежнюю нотку, как будто сижу с другом, ровесником, и всё это небо лишь для нас двоих. – Просто небо такое красивое…».
- Я не стал его торопить, не имел на это никакого права. Я просто ждал, тем более, что я уже сказал, какое на меня произвел впечатление этот момент. И через несколько минут он заговорил, не отрывая глаз от голубого полотна над нами. Это забавно, но я обратил внимание, что он сидит даже не так, как сидел бы Санек, так сидел бы молодой человек: ноги вытянуты, руки зажаты между ними. Я сам так сидел, когда задумывался о чем-то. Вот и еще один общий момент, подумал я, хотя, почему «еще один»? Я понял, что меня уже тошнит от бесконечных безответных и бесполезных вопросов, поэтому решил просто проживать события такими, какие они есть. Ха, привет всем интернет-гуру.
- «Я закончил на том, как мне было хорошо в день свадьбы Колина, - проговорил он и вздохнул, - это вообще лучшее, что есть в жизни человека – иметь мечту и готовый путь к ней, знать, что она осуществится. Не зря мне матушка всегда говорила, что ожидание праздника всегда лучше самого праздника…»…
- «У нас тоже так говорят!» - не удержался я.
- «Это лишний раз доказывает, что Истина на всех одна, - кивнул Патрик, - какой бы сферы она ни касалась».
- Он опустил голову, снова глубоко вдохнул, затем поднял глаза к небу, я понимал, что он собирается с духом, чтобы еще раз пережить в памяти свою смерть. Многим ли людям выпадает такое??
- «Я умер в ноябре, - без предисловий сказал он, и голос его был решительным и каким-то холодным, - дурацкая история. – Он поджал губы и покачал головой, - в тот год зима пришла так рано. Снег выпал уже в середине октября, я конечно, не замечал ни холода, ни режущих ледяных ветров, мыслями я был уже в Лестере, до моего отъезда оставалось чуть меньше месяца. Счастье - как колдовство, доброе колдовство, я видел мир прекрасным, серое небо и черные голые поля казались мне самым красивым пейзажем, так что, когда в воздухе появились первые снежинки, для меня они были радостным чудом природы, а не слишком ранним приходом тяжелой зимы. Оттепели в ту осень мы так и не дождались, к ноябрю Мидл-Хиллс выглядела как деревушка на крайнем севере, и морозы не ослабевали, так что наши немногочисленные пруды замерзли, чего раньше почти не случалось, я мог припомнить лишь один раз, когда на пруду на восточной окарине появился лед, но и то, слишком тонкий, чтобы по нему ходить».
- Он замолчал, я понимал, что его история приблизилась к самой кульминации. Я было начал строить предположения, как именно он мог умереть, но сам отбросил эти мысли – еще минута, и я всё узнаю, не стоит портить его историю своими ожиданиями.
- «17 ноября, я шел на почту, хотел отправить деловые письма некоторым нашим партнерам. Я не поехал верхом, в такую погоду теплее идти, чем неподвижно сидеть на лошади, да и лошадь мне, честно говоря, было жалко выводить в такой холод из теплого стойла. Я шел и улыбался под ледяным ветром, намотав мамин шерстяной платок чуть ли не до носа. В воздухе висела и разгонялась ветром какая-то мелкая ледяная крошка, она больно колола кожу, под ногами хрустел снег, смешанный с этой ледяной крупой, тяжелое серое небо давило на землю, но по улицам всё равно бегала детвора, они смеялись, визжали и кидались друг в друга рассыпчатыми снежками. Почта и помещение воскресной школы находились в одном здании на северной окраине Мидл-Хиллз, там же недалеко была церковь и крошечный дом священника, и чем дальше я удалялся от центра, тем меньше людей на улице мне попадалось. Я перешел ручей, его называли Лисий Ус, уж не знаю, почему; он был неглубокий, но имел довольно высокие берега, поэтому жителям пришлось сделать мост, за ручьем недалеко от церкви был большой пруд в окружении деревьев, все священники, прибывающие в наш приход, сажали там дерево, такова была многолетняя традиция, так что возле этого пруда уже образовалась целая роща, летом там пел хор по праздникам и устраивались танцы. Сейчас от моста до жмущихся друг к другу зданий церкви и почты простиралось белое поле, ветер здесь был еще сильнее и холоднее. За крышами немного правее торчали голые вершины деревьев, растущих возле пруда. Его называли Церковный пруд или, реже, Зеленый пруд, из-за деревьев, я думаю».
- Патрик сделал последнюю остановку перед самой тяжелой частью рассказа и дальше говорил быстро и без пауз, как будто хотел скорее пройти через неприятное, но неизбежное.
- «Я услышал его, подходя к зданию почты. – Как-то холодно и отстраненного сказал он. – Сперва я подумал, что мне показалось, что это ветер, свистящий и воющий под крышами и на холмах. Но я замер, вокруг не было ни одного человека, поэтому я не сомневался, что это проделки ветра, я хотел еще раз услышать этот забавный звук. И услышал. Ветер был очень сильный, постоянно меняющий направление, налетающий порывами, и когда он внезапно ударил меня в левый бок, как огромная мягкая рука, вместе с ударом пришел звук. На этот раз громкий и четкий крик, человеческий… детский. Он прорвался сквозь вой ветра и снова пропал».
- «На этот раз я замер ровно на секунду, и хоть по телу побежал какой-то пугающий холод, лицо вдруг залило огнем. В следующее мгновение я уже сорвался с места и побежал, забывая про ветер, валящий с ног, и скользкий снег под ногами. В ту секундную паузу я понял совершенно четко, что мне предстоит и куда бежать».
- «И я не ошибся. Я выскочил, почти упал, на берег Зеленого пруда, лихорадочно ища глазами ребенка. Я увидел его сразу, на белоснежной ровной глади замерзшей воды мельтешила и барахталась точка».
- Он поджал губы, посмотрел на руки, сжатые до синевы ногтей, потом продолжил:
- «Паники не было, только страх не успеть, страх, что не справлюсь и потеряю его. Мальчишка провалился под лед почти на середине довольно не маленького пруда, примерно 150 футов (46 метров) в диаметре. Он кричал не постоянно… почти не кричал, вообще-то, может, выбился из сил, не знаю, или просто слишком занят был тем, чтобы держать голову над водой. Счастье, что он всё же сумел издать два крика. И еще большее счастье, что я сумел их услышать».
- «И самое большое счастье – что ты их не проигнорировал», - хотел добавить я, – сказал Артем, - но не стал его сбивать. Меня захватил его рассказ, я прямо видел перед собой эту картину, этот холодный пейзаж английской деревни, пруд, покрытый льдом… и только Патрика не в теле Санька я никак не мог представить. Я решил, что первым делом, как он закончит свой рассказ, надо спросить его, как он выглядел до того… Ну, или как он считает, он выглядел - я всё еще не мог до конца, всей душой принять то, что услышал от него. Если успею, и Санек опять не перехватит управление, или как это у них происходит, добавил я про себя.
- «Эй! Держись! Я иду!» – крикнул я, замахав руками, мне было важно, чтобы мальчишка не вздумал утонуть, пока я буду подбираться к нему, чтобы он знал, что помощь пришла. Я быстро осмотрел берег – одинаково пологий со всех сторон, и везде к берегу примыкал лед. Я хотел понять, откуда мне лучше двинуться, но лед был везде одинаковым на вид, а паренька угораздило добраться до самой середины пруда. Почему он один здесь? И почему его не услышал отец Эндрю? Вот о чем думал я, скидывая пальто, мамин платок и камзол, потом ботинки. Я очень надеялся избежать купания в ледяной воде, но понимал, что если провалюсь, одежда потянет меня ко дну. Может, позвать на помощь? – подумал я, но отбросил эту мысль, я не мог уйти и оставить его, скорее всего, к моему возвращению помощь оказывать будет уже некому».
- «Бросив одежду на берегу, я в одних бриджах и рубашке осторожно встал на лед… И тут же понял, что ввязался в гораздо более опасное дело, чем мне представлялось. Хотя, если даже легкий мальчишка провалился, то мне с моим весом взрослого мужчины и думать не следовало о благополучном исходе – под ногами послышался противный хруст, и от меня поползли трещины, тонкие, не толще волоса, но я всё понял. И мне стало страшно».
- «Из оцепенения меня вывел крик мальчишки, слабеющий и какой-то обреченный. Кричи он так тогда, когда я подходил к почте, я бы его не услышал. И возможно, он был бы мертв, а не я».
- Патрик замолчал, но всего на секунду, поджал губы (не могу сказать, что хорошо знаю привычки Санька, но мне показалось, что привычка поджимать вот так губы – привычка Патрика) и продолжил.
- «В критический момент знание как поступать всплывает откуда-то из глубин памяти само собой, а иногда не то что всплывает – появляется, хотя никто и никогда тебя этому не учил. Я лег на лед, чувствуя его смертельный холод, но лишь секунду, потом все ощущения отошли на задний план, осталась лишь цель и путь к ней. Ветер, дующий, казалось, со всех сторон одновременно, трепал мои волосы, выбившиеся из ленты, которой я их завязал, они мешали мне смотреть, но я понимал, что всё равно ничего с ними не сделаю. Я крикнул мальчишке, чтобы он держался, еще немного находил в себе силы бороться, и осторожно пополз по льду. Я приближался к нему медленнее, чем мне хотелось бы, иногда слышал под собой тот самый проклятый звук трескающегося льда. Но пока он держался, и я даже начала лелеять робкую надежду, что всё ещё может закончиться благополучно, то есть, без купания в ледяной воде. Один раз мне пришлось замереть, потому что трещина побежала из-под моего тела, после секундного раздумья (и борьбы с ужасом, да) я медленно отполз в сторону, удлиняя свой маршрут, но делать было нечего. А мальчишка затих, больше не издал ни звука, и за воем ветра я даже не слышал плеска воды от его барахтаний».
- «Знаешь, - задумчиво продолжал Патрик, - я ведь не так долго полз через тот пруд, там просто негде долго ползти. Но мне показалось, что это была вечность. Холодная вечность, где только лед, воющий ветер и страх».
- «Я уполз от трещины, но через пару футов снова услышал этот ужасающий звук. И всё же я еще надеялся, как и все люди, надеялся до последнего, что успею, что смогу добраться до мальчишки и даже вытянуть его на лед. Мою надежду окончательно похоронило зрелище, которое мне удалось увидеть сквозь путаницу волос, когда я подобрался достаточно близко – мальчик хватался за лед, за края полыньи, в которой барахтался, и под его руками лед ломался, расходясь множеством трещин. На мгновение я замер, забыв про ледяную корку подо мной, про ветер, пронзающий меня как призрака, так мне казалось, что эти холодные потоки не встречают препятствия в виде моего тела, а свободно несутся сквозь меня. Я хотел крикнуть ему, чтобы он перестал ломать лед, но понимал, что он меня не услышит и не послушает, он боролся за жизнь из последних сил, а в такие моменты люди как-то не расположены слушать советы, правда?»
- И он горько ухмыльнулся, а мне уже как-то расхотелось слушать его историю, мое любопытство угасло на том ветру 300-летней давности, - покачал головой Артем, - и одновременно я устыдился своих мыслей. Мне было просто неприятно переживать это вместе с ним… а каково было ему?? Это он умер там, на том пруду, а теперь еще раз открывает эту старую рану и тыкает в нее гвоздем. Я решил, что меньшее, что я могу для него сделать – слушать и верить.
- Наверное, ничего больше ему и не было нужно. - Задумчиво добавил Артем.
- «Понимая, что меня уже ничего не спасет от ледяной воды, и одновременно всё еще надеясь, я пополз быстрее, - продолжил Патрик, - и расстояние между нами сокращал не только я, но и приближающийся край полыньи – лед продолжал откалываться и крошиться в воду. Успеть бы схватить его, подумал я, успеть бы… И тут боль обрушилась на меня, залоснив собой мир, она и стала миром, чудовищная, шокирующая, останавливающая дыхание. Первые секунды я не мог дышать, видеть, осознавать, всё стало болью. А потом я вдруг как будто прорвался сквозь эту пелену и осознал, что больше не вижу белой поверхности и спутанных волос перед глазами, теперь меня окружала мутная темно-серая пелена. Я был под водой».
- «Когда сознание в полной мере вернулось ко мне, - как-то отстраненно рассказывал Патрик, - я смог увидеть в этой серой мутной пелене кусок льдины надо мной, большой, видно, на этом куске я и лежал, когда он откололся. А самое важное, то, что окончательно привело меня в чувство – впереди, уже совсем рядом я видел ноги мальчишки, бьющиеся под водой. Инстинкт самосохранения и близость цели толкнули меня наверх, за кислородом, за мальчиком. Я рванул сквозь эту ледяную серую пелену, при этом помню, как думал, что мне повезло, что надо мной нет льда, и я могу вынырнуть. И еще хвалил себя за предусмотрительность – не оставь я одежду на берегу, я бы не смог выплыть. Странно, что поток мыслей не останавливается даже в такие критические моменты», - усмехнулся он.
- «Оказавшись на поверхности, всего в нескольких футах от мальчишки, я какое-то время даже не замечал холода и боли, которую он причинял, я сделал вдох, такой же обжигающе-холодный, но воздух наполнил мою грудь, и через мгновение я поплыл к мальчику, теперь мы оба оказались в огромной полынье. В первые секунды, когда я приблизился к нему, мне показалось, что он утопит нас обоих – мальчишка судорожно хватался за меня, не говоря ни слова, лицо его исказилось от холода и паники, я успел заметить, какие синие у нег губы. И какие цепкие руки! Только что он казался обессилевшим и слабым, но, почувствовав шанс на спасение, откуда-то появились просто огромные силы. Он вцепился в меня, хватаясь за голову, плечи, руки, мы оба пошли ко дну, и я понял, что он вполне способен утопить меня, будь он хоть немного крупнее. И еще я понял, что мне придется как-то его угомонить, иначе шансов не будет ни у одного из нас».
- Патрик замолк, хмыкнул, тряхнул головой и пожал плечами. «И я ударил его, - просто сказал он, - неуклюже, попал по уху и по шее, но этого хватило, на секунду мальчишка перестал хвататься за меня мертвой хваткой, в глазах не появилась осознанность, они оставались такими же пустыми и распахнутыми, но он весь как будто замер. Этого мне хватило, я как мог быстро перехватил его за шею, повернув к себе спиной и зашептал или закричал, уж не знаю, ему в ухо: «Успокойся! Я тебя вытащу, я тебя не брошу! Не двигайся, просто лежи! Понял? Не двигайся!». Удивительно, но он меня услышал, дернулся и затих, вцепившись в мою руку, что держала его. Я огляделся, до берега было равно далеко, правда в той стороне, откуда я пришел, воды было больше, чем льда. Я видел, что лед ломается, на него нам не встать, а пробивать лишние футы льда я не мог, я чувствовал, как эта ледяная серая мгла высасывает из меня тепло жизни, я понимал, что долго в такой воде мы не протянем, помощи ждать неоткуда, единственный шанс – как можно быстрее выбраться на берег и добежать до дома пастора».
- «И как бы странно это ни прозвучало, - улыбнулся Патрик, - но, медленно плывя в ледяной воде под пронзающим ветром, тараня лед немеющими от холода руками, я думал о моем пальто. Да-да, это был мой маяк, в те ужасные минуты я жил ради моего пальто, такого теплого, сухого, ждущего меня всего в нескольких десятках футов».
- «Я не знаю, как мы выбрались на берег, сознание как будто отключилось, был только холод и боль, которую он причинял. Мне казалось, что мы переплываем море, а не маленький пруд, который я видел с самого детства и прекрасно знал его размеры. Мальчишка в моих руках обмяк и становился всё тяжелее с каждым дюймом. Наверное, мы никогда не выберемся, эту мысль я помню очень хорошо, я подумал, что мы плаваем кругами, медленно умирая в ледяной воде, но ни на дюйм не приближаемся к берегу. И я так устал, и мне было так холодно, что я уже не хотел на берег, я попрощался с мыслями о моем пальто, попрощался тоскливо и апатично, я хотел одного: чтобы это закончилось, просто закончилось».
- «А потом мои почти отказавшие ноги ударились о дно, и этот удар высвободил, наверное, последние запасы сил. Я начал барахтаться как мог энергично, хотя тело уже плохо слушалось меня. Я боялся за мальчишку: он пробыл в воде намного дольше меня… я запретил себе думать об этом, я просто тащил его на берег под ледяным ветром, может, я плакал, не знаю, может, кричал. Мы вышли правее того места, где была свалена моя одежда, я положил мальчишку на снег, его губы стали почти черными, а кожа – прозрачной. Но он дышал, и я поволок его к моему спасительному пальто. Да-да, я не оставил его лежать на снегу, мысли, в отличие от тела, не потеряли скорости, я подумал, что ему лучше быть в движении, чем лежать неподвижно на ледяной земле. И хоть весил он не больше 65 фунтов (примерно 30 кг), я с трудом тащил его, обхватив двумя руками под мышки».
- «Я завернул его в пальто медленно и с превеликим трудом, потому что мое тело ходило ходуном, а руки почти не слушались из-за онемения. На голову ему я намотал мамин платок, потом кое-как натянул на себя камзол, прямо на промокшую рубашку, это было ошибкой, но тогда я не думал об этом, не было времени, и мне было так холодно, что хотелось прыгнуть в огонь, не то что поскорее натянуть на себя хоть что-то.  Потом я обул ботинки, это вызвало дикую боль в ступнях, но я решил, что всё равно далеко не уйду босиком. А потом началось наше трудное путешествие к церкви – ближайшему убежищу. Я старался двигаться быстро как мог и при этом не упасть, это было сложно, – ухмыльнулся Патрик, - тело не слушалось, а от холода меня так трясло, что я боялся уронить мальчишку. Он, кстати, то ли уснул, то ли потерял сознание, лицо его было белым, как снег вокруг, а губы – сине-фиолетовыми. Но он дышал, и ради этого дыхания я шел вперед, хотя мне хотелось бросить его, свернуться клубочком прямо на снегу и тоже уснуть». 
- «Я ввалился в церковь отца Эндрю, едва стоя на ногах, зато мне стало не так холодно, или я просто перестал замечать этот холод. Меня по-прежнему трясло, но боль из ног и рук ушла. Дверь была закрыта, разумеется, и я стал стучать в нее ногой, да, тарабанить, не помня себя от страха, что она заперта. Я стучал ногами в двери церкви! – засмеялся Патрик, - может, за это меня покарал Господь?»
- И прежде, чем я успел возразить (а я собирался), он поднял руку и тряхнул головой: «Шучу, если мои деяния и удостоились какого-то особого внимания, то на страшную кару это не похоже – я умер и вернулся, я снова в этом удивительном мире, я осознаю себя и помню всё, что пережил. Это скорее привилегия, нежели проклятье».
- Я не знал, что ответить, его история просто задавила и поглотила меня, как цунами, - задумчиво сказал Артем, - поэтому я просто слушал, а суждения решил выносить потом.
- «Вряд ли я стоял на пороге церкви дольше пары минут, но на этом ледяном ветру секунды превращались в часы, - взгляд Патрика снова стал далеким и задумчивым. А потом он вдруг улыбнулся, мне снова показалось, что время сделало кувырок, что мне сейчас 10, и я сижу со своим другом, сбежав от удушающего мира взрослых в лето и беззаботные дни. – Вы бы видели лицо преподобного, когда он распахнул дверь! Это был чистый праведный гнев, - засмеялся Патрик, - он явно ни разу не слышал, чтобы в церковь ломились, стуча ногами в дверь».
- «И то, как быстро и как сильно изменилось его лицо, - Патрик покачал головой, - я до сих пор это помню. Хотя детали нашего путешествия от берега до церкви в моей памяти не сохранились, как и то, каким образом я умудрился выбраться из воды, да еще с мальчишкой. Он удивленно застыл, глядя на меня огромными глазами, а потом произнес: «Мистер Хедли??». Больше я ничего сказать ему не дал, увидев раскрытую дверь, я рванул в нее, как зверь, почуявший спасение от смерти, едва не сбив его с ног. Воздух вокруг меня был таким восхитительно теплым, дарящим жизнь, что я чуть не расплакался, как какая-нибудь девица. Но этот воздух как будто разбудил холод, заполнивший всё мое тело, меня начало так трусить, что хотелось кричать, я жаждал тепла, жара, каждая моя клеточка жадно поглощала тепло, которого здесь было явно недостаточно, не по моим потребностям».
- «Я положил мальчишку на скамью, отец Эндрю засыпал меня бесконечным числом вопросов, суть которых была одна: что произошло? Как будто итак не было видно, что произошло. – Фыркнул Патрик. - Я кое-как сумел сказать, что вытащил мальчишку из пруда, что мы оба провалились под лед и провели немало времени в ледяной воде. Кажется, до него наконец дошло, он кинулся к мальчику, проверил, дышит ли он, потом, после секундной паузы бросился куда-то вглубь церкви, я не следил, меня так трясло и было так холодно, что мне хотелось кричать, я упал на скамью напротив мальчишки и обхватил себя руками, сжавшись в комок. Оказалось, отец Эндрю бегал за пледом и своим пальто. Без лишних разговоров на этот раз, он накинул плед мне на голову и плечи, а затем укутал в пальто. «Вам надо согреться и переодеться в сухое, - сказал он, - придется выйти и дойти до моего дома. Здесь у меня нет ничего необходимого».
- «При одной только мысли о том, что мне придется выходить туда, - засмеялся Патрик, - меня обуял ужас на грани паники. Но разум мой не замерз, я понимал, что мне придется выйти, другого выхода нет. И на этот раз на мне всё же было пальто, а дом отца Эндрю был совсем рядом, меньше, чем в 60 (20 метров) футах. Я кивнул, он подхватил мальчика, и мы вышли в ледяной ад. Я ненавидел ветер и снег, звучит глупо, но именно это я ощущал в те минуты, что мы шли. Я ненавидел этот холод, я воспринимал его как живое существо, и это существо было моим врагом, охотящимся за моей жизнью».
- «И он получил своё». – Холодно добавил Патрик после секундной паузы.
- «Едва мы переступили порог, я понял, что не зря решился на переход из церкви через ледяной ветер – в доме было по-настоящему тепло, это тепло было каким-то густым и обволакивающим. И пахло свежим хлебом, это было восхитительно! Отец Эндрю почти бегом направился в гостиную, громко зовя свою экономку, я последовал за ним. Я уже бывал у него с отцом, в маленькой гостиной было уютно, хоть обстановка была предельно простой. А главное – в большом камине вовсю горело пламя. Пожилая экономка, суетясь и охая, принесла охапку одежды, отец Эндрю (тоже весьма немолодой человек) помогал ей как мог, но было видно, что домом полностью ведает она. Я прилип к камину, подошел так близко, что пламя даже больно обжигало кожу. Но мне это нравилось, если бы мог, я бы прыгнул в этот огонь, так холодно мне было. Экономка занялась мальчиком, стала растирать его, приговаривая что-то и причитая, отец Эндрю хотел помочь мне, но я решительно направил его к ребенку, я сам мог о себе позаботиться. Я осторожно растирал кожу, стараясь оживить кровь, бегущую по венам, я надел сухие штаны (отец Эндрю деликатно отгородил меня покрывалом, хотя экономка стояла спиной и явно была занята мальчиком, но я был ему за это благодарен), а рубашку надевать не стал, хотел, чтобы кожа чувствовала тепло огня. Мальчика положили на софу и тоже придвинули к камину, он проснулся или просто пришел в себя, но не разговаривал, просто сонно моргал, глядя в огонь. Его переодели в сухое и завернули в одеяла, экономка что-то ворковала про горячий шоколад, мальчик никак не реагировал на ее слова, я – тоже».
- Патрик грустно улыбнулся и продолжил: «Одно из последних приятных воспоминаний – большая кружка горячего шоколада с капелькой бренди. Знаете, на какое-то предательское мгновение я подумал, что этот ужас в ледяной воде стоил этого удовольствия, - засмеялся Патрик, - первый глоток был божественным. Особенно в сочетании с теплом камина, обволакивающим мое тело, возвращающим его к жизни. Я закрыл глаза и просто наслаждался ощущениями… хотя одним глазом всё же посмотрел на спасенного мальчишку, он взял кружку и тоже потихоньку пил, так и не сказав ни слова. И в ту секунду меня вдруг накрыла такая эйфория! Я был жив, я пил самый восхитительный напиток в мире, тепло от огня ласкало меня, и я был героем, я только сейчас начал понимать, что спас ему жизнь, что проявил отвагу и благородство. Я совершил свой подвиг, и мог гордиться собой».
- «Так ты не умер в том пруду? – спросил я, ожидающий другого финала, я почему-то решил, что история как раз о том, что он спас мальчика, но утонул сам или что-то вроде того. – Вы оба выбрались…».
- «Ну, как сказать, - мрачно усмехнулся Патрик, - в каком-то смысле этот пруд и стал моим убийцей. В общем, в тот день я чувствовал себя героем. Отогрев нас, отец Эндрю сходил за родителями мальчика, это был младший сын семейства Гринов, обычная семья, за исключением того, что у них было 9 детей. Эдвард Грин, самый младший, сбежал из дома потихоньку и отправился на пруд, мать запрещала ему выходить на лед, а ему, видно, хотелось проверить справедливость ее запрета. Ему было тогда всего 9. Наверняка он вырос, завел семью, возможно, тоже запрещал своим детям выходить на лед и подкреплял свой запрет историей о его спасении».
- «Семейство Гринов шумно и сбивчиво благодарило меня, маленький дом священника наполнился людьми - пришли не только оба родителя, все их 8 детей, но еще и бабушки, тети и кузены. Я принимал благодарности, рукопожатия, похлопывания по плечу и объятия, завернутый в одеяло, как в мантию, как самый комичный король. – Патрик улыбнулся, - таких объятий, благодарностей и просто уважительных взглядов я получил еще много за последующие дни. Хотя простуда одолевал меня с момента пробуждения на следующее после рокового дня утро, я не беспокоился, я ведь побывал в ледяной воде, болеть потом – это нормально. Так что, я просто наслаждался вниманием и восхищением, отвечая в шутку, что эта будет та самая история, которую я буду неизменно рассказывать за каждым застольем, даже когда она всем надоест вместе со мной. Этому не суждено было сбыться».
- «Вместо того, чтобы пойти на спад через неделю, моя простуда становилась сильнее. Жар усилился, появился кашель, который раздирал мою грудь на части. Я перестал вставать с постели, просто не было сил, и спал всё больше. В промежутках пил какие-то отвары, но жар не спадал, я видел какие-то странные сны или видения, иногда мне казалось, что я тону в том пруду, я не мог дышать, это вызывало панику. Иногда я слышал сквозь сон, как отец Эндрю читает надо мной какие-то молитвы, потом матушка плакала и тоже молилась вслух. Чаще всего я видел какие-то жуткие видения, когда из вязкой темноты, окружающей меня, выглядывали чудовища с черными мохнатыми телами и горящими глазами. Но чаще я просто впадал в забытье, спал, наверное, хотя снов не помню, да и мог ли я отличить сны от тех снов наяву, что я видел?».
- Патрик опустил голову, помолчал, а потом как-то глухо сказал: «Однажды я уснул и увидел удивительный сон. То есть, мне тогда показалось, что это сон, не одно из безумных и жутких видений, а именно обычный сон здорового человека. Я так подумал, потому что видел и осознавал совершенно четко все детали и мелочи. И себя, я видел свое тело, я понимал, что нахожусь во сне, и самое главное – я чувствовал свое тело, и оно было здоровым».
- «Да, - усмехнулся он, - это и есть самая удивительная часть моей истории. – В том особняке и началось мое пугающее и странное путешествие между миром живых и мертвых, между прошлым и будущим».
- Он пристально посмотрел на меня глазами Санька, но в них был Патрик, в ту секунду я видел его четко, это была не шизофрения. Он был, он на самом деле существовал! – сказал Артем, переводя взгляд на каждого из челнов Клуба.
- «Да, особняк, ты не ослышался, а я не оговорился. – Улыбнулся Патрик какой-то жутковатой улыбкой. - Я не помню, как попал в него, потому подумал, что это сон, я просто уснул и оказался вдруг в огромном роскошном холле какого-то особняка. Холл был темный и богато украшенный, слева от меня огромная арка вела в гостиную, такую же огромную, как я узнал чуть позже, справа я видел 2 коридора и ряды дверей. А прямо напротив была широкая лестница, такие, наверное, бывают во дворцах, она была величественная и просто роскошная».
- «Я стоял у парадной двери, как я входил в эту дверь – я не помнил. И я был совершенно один, в особняке было тихо, хотя явно было видно, что он не заброшенный – всё чистое, везде порядок, вещи новенькие, без налета времени. Я ждал, что ко мне выйдет дворецкий или кто-то из слуг – в таком-то доме их явно не меньше дюжины – но меня встречала только тишина».
- «Тогда я рискнул сделать пару шагов, хотел спросить, есть ли кто дома, но не смог выдавить из себя ни звука, такую робость внушало мне это место. Какой странный сон, подумал я, отмечая, что вижу четко каждую деталь вокруг, узоры на коврах и шелковых обоях, тяжелые резные двери и блеск хрусталя на люстрах. И я ощущал мягкость ковра под моими ботинками… да, на мне были ботинки, их я тоже очень хорошо чувствовал и видел. Я вытянул руки, на них была светло-серая ткань рубашки. Я был в своей обычной одежде, и всё было таким реальным, всё было настоящим!».
- «Неизвестно, сколько я еще простоял вот так, смущенный и растерянный, вокруг по-прежнему было тихо и пусто, в конце концов я подумал, что могу простоять тут вечность – ах как близка к истине была эта утрированная мысль – и решил обойти дом. Я заглянул в коридоры справа, они на самом деле выглядели бесконечными, я не видел ни стены, ни двери в конце, лишь ковровая дорожка бежала от меня, теряясь в полумраке – окон там не было, только сплошные ряды дверей. Меня испугали эти коридоры, их вид, я понял вдруг совершенно четко, что там можно затеряться навсегда, не фигурально выражаясь, а именно навсегда, провести вечность наедине с собой, видя лишь замысловатый узор ковра под ногами».
- Патрик передернул плечами, мне тоже захотелось последовать его примеру, хоть я не видел сам эти коридоры и этот особняк, но рассказывал он очень ярко, и в его словах были живые эмоции, вот что на самом деле создавало эффект присутствия. – Задумчиво сказал Артем.
- «В коридоры я больше не заглядывал, отвернулся и отошел подальше… мне так было спокойнее. Впереди теперь была огромная арка, ведущая в гостиную или зал, по размеру арки я подумал, что там может быть комната размером с дворцовую площадь. Но эта арка хоть не выглядела такой пугающей как коридоры, поэтому я двинулся вперед».
- «Мои предположения оказались отчасти верными – гостиная или зал для балов, эта комната была похоже на залу дворца и не уступала в размерах какой-нибудь площади. А вот насчет пугающей атмосферы… здесь было жутко, роскошно и так же жутко, как в холле. Прямо у входа в стене был огромный камин, потухший, но явно используемый – я видел свежие обугленные поленья и золу, 3 громадные люстры из чистейшего хрусталя освещали это помещение по вечерам, но сейчас они не горели… И это вызвало новую волну пугающих мыслей: если свет свечей не нужен, значит, сейчас день? Но почему я не вижу солнца? То есть, свет был, как будто дневной, теперь я это осознал, я видел его в больших, от пола до потолка окнах, занавешенных красивыми и явно очень дорогими занавесками. Но самого солнца, его лучей на полу или на стенах не было. Напротив камина стояли 3 дивана, обитые темно-зеленым бархатом, пол от стены и до стены был устлан коврами. Здесь поместится половина Мидл-Хиллс, подумал я, и еще место останется для деревенской площади. Возле окон, занавешенных непрозрачными занавескам и украшенными тяжелыми темно-зеленым портьерами, стояли кресла и изящные столики. Вдоль противоположной от окон стены тянулись книжные полки, такие же высокие, как окна, возле них стояли лесенки на колесах. Я поднял глаза, потолок был где-то на высоте горы и терялся в полумраке, а на противоположном конце зала, имеющего прямоугольную форму, всю стену занимал орган. И никогда не слышал звука органа, но отец часто повторял, что это как глас Божий на земле. Насколько я мог видеть, зал был таким же пустым».
- Патрик поежился и продолжил: «Но делать было нечего, я шагнул на мягкий ковер, подходящий к самому порогу, решил подойти к окну и выглянуть, эта идея показалась мне хорошей и необычайно важной, но чертовски пугающей. Я боялся увидеть… сам не знаю, что. Наверное, боялся увидеть еще что-то более странное, или пустоту. Я уже начал догадываться, что попал в какое-то бредовое состояние. Возможно, от сильного жара у меня случилась апоплексия и я впал в бесконечное забытье и оказался там, куда уходят души не умерших, но застрявших посередине, и просто боялся найти этому подтверждения. Потому что, как выбираться отсюда – я понятия не имел, как и не имел желания провести здесь вечность, пока мое тело будет медленно приходить в негодность, а потом просто умрет».
- «Как вор, забравшийся в чужой дом против воли, я, едва дыша, прошел через зал мимо камина до ближайшего окна. И я снова осознал, что ощущаю в полной мере удивительную мягкость ковра под моими ботинками, а вот запахов я не чувствовал, это тоже стало открытием – в таком доме наверняка должно пахнуть цветами и дорогой мебелью… но не пахло вообще ничем. Предательски дрожащей рукой я дотронулся до легкой ткани, не представляю, сколько она могла бы стоить, я не видел таких занавесок нигде и ни у кого, я даже понюхал занавеску – она тоже не пахла ничем. И я не видел: что за ней, только свет, похожий на дневной».
- «Я всё же набрался смелости и осторожно, как будто боялся, что кто-то поругает меня, отодвинул ее. Представляете мои чувства? – усмехнулся Патрик. – Но мои страхи, опять же, отчасти оказались напрасными. За окном плотной стеной росли кусты, ветки почти закрывали обзор, но зато я увидел небо! Голубое небо без единого облачка! И кусты, да… я чуть не расплакался от облегчения, это не походило на ад, или чистилище, или еще какой-нибудь потусторонний мир, хотя я не смог разглядеть, что за стеной кустарника, ветки были слишком высокими и густыми, но вид обычного голубого неба меня успокоил».
-«Осмелев и воодушевившись, я направился дальше вдоль длинной стены с окнами. Решил обойти зал, а потом исследовать книжные полки. А потом? Так далеко я не заглядывал. Я успел дойти почти до середины зала, озираясь по сторонам, как ребенок в замке колдуна. Зал был слишком большой, моего внимания не хватало, чтобы держать в поле зрения всё пространство, поэтому я не заметил его, хотя он не прятался, я в этом уверен».
- Я весь похолодел, - напряженно улыбнулся Артем, - понимаете, я как-то уже понял, куда он попал, и боялся, что он встретит там какого-нибудь страшного хозяина потустороннего мира. История действительно была жуткая и захватывающая. А Патрик весь ушел в рассказ:
- «Он сидел тихо, не шевелясь, пожилой джентльмен в дорогом камзоле и парике. Я едва не вскрикнул, когда мой блуждающий взгляд наткнулся на него, одиноко сидящего в одном из многочисленных кресел у окна. Не знаю, видел он меня или нет, он смотрел в одну точку перед собой, не шевелился…. И тут случилось еще одно страшное открытие. Я застыл, напряженно вглядываясь в сидящую фигуру, я хотел понять, он жив или мертв, я пытался увидеть его дыхание… и спустя мгновения понял, что: 1) он не дышит. 2) Он моргает. Моргающий мертвец! А за этим шоком последовал новый – в страхе я приложил руку к груди… Я тоже не дышал, и сердце мое не билось».
- Патрик сделал паузу, глубоко вздохнул, закрыл лицо руками, не представляю, каково ему было всё это пережить, мне вот даже слушать это было страшно. – сказал Артем.
- «В ту же секунду у меня потемнело в глазах… ведь у меня всё еще были глаза, я ими видел, вот о чем я думал, падая на колени на пушистый ковер. Это была паника, срыв, ужас, который человеку пережить невозможно. Мне вдруг начало казаться, что я задыхаюсь, хотя теперь я знал, что не дышу в том смысле, в каком привык, я начал раздирать пальцами горло, но они лишь скользили по коже, не причиняя ни вреда, ни боли, я хрипел и рыдал одновременно, повалившись уже всем телом на пол…. «Это пройдет, - услышал я спокойный красивый голос, - со мной было так же». Он хмыкнул и добавил: «Все через это проходят, и не всем хватает мужества это принять». В следующую секунду надо мной склонилось морщинистое лицо и длинные пряди парика, сквозь танцующие темные пятна в глазах я увидел протянутую руку. «Вставайте, молодой человек, - сказал этот моргающий мертвец, - негоже достойному джентльмену валяться на полу».
- «Я был так шокирован и напуган, что моментально успокоился, и даже протянул ему руку. Она не была теплой и не была холодной, я не чувствовал ничего, лишь шершавую кожу и странную крепость его руки. Я поднялся, даже не пытаясь выглядеть неиспуганным и думать о приличиях – я бесцеремонно разглядывал этого странного человека, выглядевшего как обычный городской житель из состоятельного сословия. «Я видел, как вы вошли, - ничуть не смущаясь и не выказывая недовольства от моего взгляда, сообщил он, - вы тоже не рискнули заходить в коридоры, да?». «Мы не дышим…», - не то спросил, не то сообщил я вместо ответа на его вопрос. «Да, верно, - спокойно кивнул он, - но разве вы задыхаетесь?». Я замер, напрягся… и вдруг четко осознал, что нет, я не задыхаюсь, более того, я даже не замечаю, дышу я или нет. «Чем быстрее вы поймете и примите это, - продолжил незнакомец, - тем лучше для вас. И вы сможете помочь другим, если, разумеется, сочтете возможным для вас». «Другим?? – ошеломленно воскликнул я, - здесь есть кто-то еще?». «Здесь всегда кто-то есть. – Уклончиво ответил мужчина, переводя взгляд на книжные полки за моей спиной. – Я сам не так давно здесь, чтобы судить. Но кое о чем судить уже могу».
- «Разумеется, у меня было множество вопросов, и этот джентльмен охотно отвечал на все, на которые сам знал ответ. Первым делом он представился, его звали сэр Томас Джонсон, он был чиновником из Лидса, всю жизнь провел в кабинетах, указы, сметы, налоговые бумаги. Он тоже не помнил, как оказался здесь, он помнил, как пошел на службу, сел за свой стол, налил чашечку своего любимого чая, готовясь просматривать договоры с угольщиками с юга… а потом оказался в холле, так же, как я. Он сказал, что видел других людей, мужчин и дам, все они были из разных сословий и разного положения, они бродили по дому, иногда переговаривались, а потом все куда-то исчезали. На мой жадный вопрос, бывал ли он во дворе, сэр Томас ответил утвердительно. «Дверь не заперта, - сказал он, - но по периметру высокий забор, и калитки я не нашел, везде сплошь кусты, что за ними – я не знаю, не могу разодрать ветки. И я еще не видел, чтобы здесь наступала ночь». Меня напугал его рассказ, но самое пугающее, как оказалось, было еще впереди».
- «Но самым пугающим был Он, - сказал сэр Томас, прочистив горло и потупив взгляд, - я видел Его всего раз, и больше не хочу». Я пытался добиться от него более подробного рассказа, потому что мне самому вдруг стало жутко – кто этот Он? Призрак этого особняка? Или сам хозяин преисподней? Но сэр Томас, прежде любезный и словоохотливый, наотрез отказался отвечать, резко мотнув головой, он заявил, что сказал всё, что мог, и на этом наш разговор окончен. «Но куда мне идти? – спросил я в отчаянии, я только обрел, как мне казалось, товарища по несчастью, и вот теперь он гнал меня прочь. - Я же совершенно не понимаю, что происходит!» В ответ он лишь равнодушно пожал плечами и заявил, что сам понимает не больше моего. Я подумал было, что не оставлю его, буду преследовать вопреки его воле, так сильно меня пугало всё происходящее… Но моим планам помешали».
- «В холле послышались голоса, едва слышное бормотание. Но наши головы синхронно дернулись и повернулись в том направлении. «Это нехорошо, - покачал головой сэр Томас, - когда их собирается много, приходит Он. А потом уводит всех вверх по лестнице, и оттуда они уже не возвращаются». Он на секунду задумался, наморщив лоб и потерев висок, а потом растеряно добавил: «Хотя, память здесь тоже ведет себя странно… я не могу вспомнить ни одного из тех, кто приходил и уходил, не помню ни лиц, ни имен, хотя с нескорыми точно общался. Я и вас не вспомню, наверное, как и вы меня. Думаю, я почти уверен, что забываю их, когда они уходят наверх». «Почему же вы не идете с ними?», – спросил я, может, это был бестактный вопрос, но мне подумалось, что в таком месте уже не до соблюдения всех приличий. Он посмотрел на меня, как на самого жалкого идиота в мире: «Я никогда не считал себя глупцом, юноша, - презрительно заявил он, - не считали так и окружающие, раз доверяли мне государственные дела. А только полный дурак может пойти неизвестно куда и с кем, тем более, имея из опыта наблюдений информацию о том, что никто из ушедших не вернулся». 
- «Я собирался что-то сказать или спросить, но тут в зал вошли первые новички. Двое мужчин, один с пышной рыжей бородой, другой – худой и бледный. Они были не вместе, просто одновременно вошли в арку, оба испугано и удивленно озирались, совсем как я некоторое время назад, нас они пока не заметили. За ними вошел старик в ночном колпаке и дама средних лет в красивом платье, но волосы ее были не убраны в прическу, а заплетены в простую косу. Пока я отвлекся на разглядывание новоприбывших, сэр Томас ретировался куда-то вглубь зала и исчез из моего поля зрения. Я не сожалел, мне было как-то всё равно, но мне вдруг захотелось поговорить с этими людьми. Узнать, как они попали сюда, кем были до… до попадания в это место. И они всё прибывали, трое мужчин, на вид обычные крестьяне, девушка в простом платье, такие носили и у нас в Мидл-Хиллс, а потом зашла маленькая девочка, не знаю, сколько ей было, не больше 7, я думаю. Она была одета в скромное коричневое платье и забавный чепчик. Такая кроха и одна! Но она не плакала, лишь так же удивленно озиралась по сторонам и держалась взрослых, хотя никто их них на нее внимания не обращал».
- «При виде этой малышки я не выдержал, рванул к ней через этот огромный зал, почему-то мне стало страшно, что она заплачет, в этом месте шум мог принести большие беды, так мне казалось… шум мог привлечь внимание Его. И потом, мое сердце сжалось при виде такой маленькой девчушки в этом непонятном жутковатом месте, если мне, взрослому мужчине, было страшно тут, каково было ей??».
- «Я бесцеремонно проталкивался сквозь людей – а их набралось уже больше дюжины – никто не реагировал на мою грубость, я добежал до малышки, присел перед ней на корточки и сказал: «Привет». Ее блуждающий взгляд медленно переместился на меня, глаза у нее были карие и удивительно красивые, вообще личико у нее было как у ангелочка на рисунках, из-под чепчика выбивались каштановые кудряшки. Она не выглядела испуганной, только удивленной. Я еще раз сказал: «Привет, милая. Не бойся, я не причиню тебе зла…». Она молча смотрела на меня, изучающе, и вдруг рядом раздался голос: «Это ваша дочь?». Я поднял глаза, возле меня стояла та девушка в простом платье, лицо у нее было бледным и напряженным, она была не красавица, но ее молодость и открытый взгляд делали ее привлекательной. «Нет, - ответил я, - я просто увидел ее одну среди людей… мне показалось, за ней надо присмотреть». «Я позабочусь о ней, - решительно заявила девушка и положила руку на плечо малышки, как будто метила свою территорию или подтверждала право собственности, - детям гораздо спокойнее с женщинами, это неоспоримый факт…». Она вдруг нахмурилась, потерла лоб и тихо проговорила, не обращаясь ни к кому: «Я ведь ей не мать, да? У меня пока нет детей… но скоро…». Она метнула на меня испуганный и растерянный взгляд: «Что это за место? Ради Бога, вы что-нибудь знаете?». По ее глазам я понял, что она и сама знает ответ, который я никак не решался принять. Вместо слов я учтиво поклонился: «Мое имя Патрик Хэдли, мисс, я здесь совсем недавно. Я просто заснул в лихорадке, а проснулся тут… или не проснулся, этого я утверждать не могу». Она рассеянно потрепала волосы, уложенные в некое подобие прически, второй рукой продолжая обнимать малышку – та не протестовала, она вообще не двигалась, только глаза перемещались от моего лица к лицу обнимающей ее незнакомки – опустила глаза и тихо сказала: «Я тоже уснула… в некотором роде. – Грустная улыбка тронула ее бледные губы, - наверное, я просто потеряла сознание, кровь шла так сильно… Я не хотела никому говорить, думала, всё решится… женщины делают так испокон веков…». Вдруг она резко вздернула голову, ее глаза вспыхнули: «Не вздумайте меня судить, не я приговорила этого ребенка, а люди, ненавидящие любовь, ненавидящие свободу, ненавидящие жизнь, зарождающуюся без их разрешения!». Я всё понял, медленно покачал головой: «Судить? Нет, мисс, боюсь, в этом месте судить будем не мы, а нас. – Я позволил себе улыбнуться прямо в ее горящие глаза. – А даже если бы и не это место, я никогда не был склонен судить людей, будучи всю жизнь заложником семьи и обстоятельств, я мечтал о свободе и любви и восхищался каждым, кто осмеливался следовать за ними». Несколько секунд она пристально смотрела мне в глаза, как будто просвечивая мою душу, а потом оттаяла, улыбнулась уже тепло и грустно: «Элис Грэйфилд, - она сделала едва заметный реверанс, - жаль, конечно, что мы знакомимся при таких…», - договорить она не успела, воздух вдруг завибрировал, это было похоже на низкое гудение, только самого звука как будто и не было слышно, одна вибрация. И это было неприятно, как будто каждая клеточка моего… тела...? скорее, моего существа корежилась и стонала. «Это Он, - раздался крик из глубины зала, сэр Томас обозначил свое присутствие, - Он идет!». Мы с Элис обменялись испуганными взглядами, девочка заплакала, но не попыталась вырваться или, наоборот, прижаться к взрослому, просто стояла и ревела.  Вибрация нарастала, вместе со страхом, лицо Элис исказилось, она тоже чувствовала дискомфорт, в миг она приняла решение, или просто не смогла противиться панике – она подхватила малышку на руки и, не горя ни слова, побежала вглубь зала, туда же, куда почти вся группа. Глупое решение, подумал я, там некуда бежать… хотя, здесь вообще некуда бежать, поправил я сам себя, оказавшись здесь, путь только один – вверх по лестнице. Однако я еще мог контролировать себя и свой разум и отчетливо понимал, что не хочу видеть ужасающего хозяина особняка. Бежать в конец зала – глупо, это я понимал, поэтому устремился в арку, отчаянно надеясь, что успею, что не увижу Его, спускающегося по этой широкой лестнице. Почему-то я знал, что он будет спускаться, не появиться из одного из тех жутких коридоров, а придет сверху».
- «Я выскочил обратно в холл, вибрация делала каждое движение мучительным и трудным, но страх был больше. И да, краем глаза я уловил движение на лестнице. Страх стал ужасом, я вцепился в ручку тяжелой и широкой входной двери, смутно осознавая, что не помню ее, потому что не видел, я точно не входил через эту дверь. И не через какую другую, если на то пошло, теперь я был в этом уверен. Я повернулся спиной к лестнице, хотя паника требовала, чтобы я видел источник опасности. Но я не мог, я подумал, что сойду с ума, лишусь рассудка, если увижу… это… существо. Я дергал массивную ручку, тянул на себя и толкал от себя – дверь, вопреки рассказам сэра Томаса, не открылась, она была заперта».
На лицах членов Клуба застыло одинаковое напряженное внимание, каждый, наверное, представлял себя в своем собственном особняке, так же, как и хозяин особняка являлся каждому в своем неповторимом образе. А Артем продолжал историю Патрика:
- «Парализующее ужасом понимание того, что дверь не откроется, пришло ко мне внезапно. Я не бился в истерике, не упал безвольным мешком на пол, отдавая себя на милость хозяина особняка, я прост понял, что во двор мне не попасть, мне придется остаться в доме, возможно, двери нельзя открыть, когда приходит Он… чтобы мы не разбегались, чтобы мы послушно шли за Ним по лестнице. Я не хотел идти по лестнице, и не хотел поворачиваться лицом к Нему. Оставались лишь коридоры по правую руку… но я сразу отверг эту идею, она была ничем не лучше прямой встречи с Ним. И тогда я, понимая, что все мои движения прекрасно видны, как мышь, накрытая тенью ястреба, должно быть, понимает, что бежать ей некуда, но всё равно бежит, спасая свою жизнь, я полез за большой горшок с каким-то растением, стоящим у самой двери. Таких горшков было два, они стояли друг напротив друга, я, опять же, осознавал, что этот горшок не сможет скрыть меня полностью, но ничего другого не оставалось, я действовал так, как действует загнанное в угол существо – без далеко идущего плана, хватаясь за любую, даже самую нелепую попытку спасти себя».
- «Я заполз за широкий и высокий горшок и сжался в комочек, обхватив руками колени и крепко зажмурив глаза. Я вжался в тяжелое дерево входной двери, понимая, что лишь несколько дюймов отделяют меня от… от возможности быть подальше от Него. А что если Он подойдет?? Я не позволил себе думать эту мысль, просто не позволил».
- «Я ждал, зажмурив глаза, ждал страшного голоса или еще чего-нибудь, вибрация рвала меня на части, мне хотелось кричать, плакать и смеяться, но я просто сидел, застыв от ужаса, как мышонок, загнанный котом за кувшин, он понимает, что бежать ему некуда, и пока он в обманчивой безопасности, но стоит лишь шевельнуться – смерть схватит тебя. Я не слышал Его шагов, не слышал, чтобы Он что-то говорил, не слышал, чтобы кто-то еще бежал в панике, или кричал, или плакал – только эта странная гудящая вибрация. Может, Он всё же не заметил меня, блеснула надежда, самая прилипчивая из человеческих демонов, может, ему просто не до меня? Сэр Томас ведь как-то спасся…».
- «Но время – если оно здесь существовало – шло, ничего не происходило, никто не пришел за мной, более того, вибрация начала слабеть, а потом и вовсе пропала. Я не смог бы сказать, в какой именно момент она ушла, просто я вдруг осознал, что она меня больше не беспокоит. Я рискнул открыть глаза. Холл был пустым, всё выглядело так, как в момент моего первого появления здесь… так мне показалось, а когда я осмелел настолько, что выглянул из-за горшка, я увидел белый чепчик у самого подножья лестницы. Это маленькое белое пятно наполнило меня ужасом и какой-то разрывающей душу скорбью. Не надо было быть гениальным сыщиком, чтобы понять, откуда там могла взяться эта вещь и кому она принадлежала. Они ушли с Ним, я больше никогда не увижу Элис и эту странную малышку. Глупо грустить об этом в таком месте, но чувства оставались живыми и непокорными даже в загробном мире, ха-ха».
- «Интересно, ушел ли с ними сэр Томас? Может, на этот раз его заставили, он ведь был в зале, бежать оттуда было некуда? Должно быть, вибрация пропала в тот момент, когда они поднялись по лестнице и… что? Перешли в какой-то другой мир или портал, я не знал и не хотел размышлять об этом».
- «Медленно и опасливо я выбрался из своего укрытия, больше всего мне хотелось толкнуть дверь и выбежать во двор, почему-то я был уверен, что теперь она откроется… но любопытство и какое-то странное чувство долга заставило меня снова двинуться к арке зала. Я должен был убедиться, что сэр Томас ушел или остался, почему-то я переживал за этого пожилого джентльмена. А вдруг, там остался кто-то еще? Да, любопытство было слишком сильным, так что я временно забыл про двор».
- «Я заглянул через арку в огромный зал, он снова показался мне пустым, но теперь-то я знал, что эта пустота обманчива. «Сэр Томас? – тихо позвал я, внимательно оглядывая каждый фут помещения, там ничего не изменилось, как будто и не было всех этих людей… и Его. – Есть тут кто-нибудь?». Несколько мгновений мне никто не отвечал, потом в глубине зала я уловил движение, а через секунду заметил какого-то паренька с бледным лицом, он метался от стены к стене, что-то бормоча. «А, это вы… Патрик, кажется? – сэр Томас сидел в одном из кресел у окна так неподвижно, что я опять его не заметил. – Вы тоже не ушли?».
- «Не говоря ни слова, я бросился к нему, как к родному. Он даже улыбнулся довольной, теплой улыбкой, наверное, ему тоже было приятно увидеть знакомое лицо. «Сэр Томас, как же я рад вас видеть! – Воскликнул я, краем глаза наблюдая за мечущейся фигурой в другом конце зала, пока мне казалось, что угрозы он не представляет, - как вам удалось спастись?». Он задумался, потом улыбнулся: «Не знаю, молодой человек, не знаю. Я просто сидел, глядя в пол, не поднимал глаз, пока Он звал их за собой. Никто не тащил меня силой, никто даже не предложил мне персонально куда-то пойти…. А они ушли, все, кроме этого». – И он кивнул на мечущегося парня. «И Элис, - выдохнул я, - должно быть, она забрала малышку». «Элис? – удивленно спросил сэр Томас. – Кто это?». «Девушка с растрепанной прической в простом платье серого цвета, ее звали Элис Грэйфилд…». «Ты помнишь?? – Почти вскричал пожилой джентльмен. - Ты не можешь помнить ее! Когда они уходят, их больше невозможно помнить!». «Но я помню, - тихо повторил я, чувствуя, как страх поднимается откуда-то из глубины груди, - почему-то я помню ее. И малышку. И даму в дорогом туалете с простой косой…». «С тобой что-то не так, - прищурился сэр Томас, - в тебе что-то неправильно».
- «Наш странный диалог внезапно прервал мечущийся парень, каким-то образом сумевший приблизиться незамеченным. «Они не выглядели испуганными. – Пробормотал он каким-то плаксивым голосом. - Никто из них, даже… не могу вспомнить, только что ведь хотел сказать! Не помню их лиц, не помню, кто вообще тут был? Но я помню, это я запомнил, что никто не боялся! Может, кто-то и был напуган, но они всё равно пошли. Я дурак! Какой же я дурак!». И он ударил себя по лбу, сильно. «Вы тоже не пошли, да? – Его глаза лихорадочно блестели, он жадно смотрел то на меня, то на сэра Томаса, - и что теперь? Останемся тут? Нет! Это неправильно! Неправильно!». Сэр Томас закатил глаза и ничего не ответил, мне почему-то стало смешно от этого, несмотря на пугающую ауру всего происходящего. Внезапно ответ пришел, такой же легкий и простой, как пожелание доброго утра или приятного аппетита. «Что вам мешает подняться по лестнице сейчас? – Спросил я, сам поражаясь той очевидности решения, которая почему-то была недоступна парню, - идите и не терзайте себя». Он замер, похоже, тоже шокированный таким простым ответом, а потом выдал еще одну нервную улыбку и спросил, не желаем ли мы присоединиться. Было видно, что ему страшно, я бы тоже не решился в одиночку идти куда-то в неизведанное место, тем более, такое зловещее и странное. Я заявил, что не горю желанием покидать первый этаж, более того, хотел бы выбраться наружу и предлагаю ему сначала составить мне компанию, а пойти на лестницу он всегда успеет. Мое предложение вызвало новую волну нервозности, он замотал головой и начал опять бормотать что-то про неправильность и «надо было идти, все пошли». В итоге мы сошлись на том, что я и сэр Томас проводим его до лестницы и пойдем каждый своим путем».
 - Патрик задумался и покачал головой: «В глубине души я знал, чем это закончится, чувствовал. Не зря ведь периодически приходит Он, ничего не бывает зря, так уж создал Тот, Кто гораздо умнее нас. Мы дошли до лестницы и встали у ее подножья. Признаюсь, там страх накрывал меня, как штормовая волна, я боялся, что наше присутствие вызовет Его, я не думал, что смогу вынести Его вид так близко. Широкая лестница поднималась на один длинный пролет и раздваивалась, что было там, наверху, я даже не хотел думать. Парень испуганно вытаращился на нас, сэр Томас с невозмутимым лицом кивнул на лестницу: «Что ж, юноша, вы на месте. Поднимайтесь, а мы пожелаем вам всего наилучшего». Однако парень не спешил, еще раз спросил, не передумали ли мы, попытался убедить нас, что так надо, так правильно… никто из нас не колебался, ни я, ни пожилой чиновник. В конце концов, сэр Томас заявил, что не хочет стоять тут вечно, и если парень не поднимется сейчас, подниматься ему придется без его моральной поддержки. И незнакомец сдался. «Они не выглядели испуганными, - тихо повторил он, уговаривая и убеждая себя самого, - я не помню их, никого, но я запомнил, не дал себе забыть, что они не боялись, им не было страшно, они сами пошли…». И он ступил на лестницу».
- «Дом не задрожал и потолок не рухнул. И Он не явился, слава Создателю. Худенький парень смотрелся как-то особенно уязвимым на этой шикарной огромной лестнице, но он уверенно поднимался, хотя было видно, с каким трудом ему дается каждый шаг. Преодолев первый пролет, он остановился на площадке, обернулся, робко помахал нам и повернул направо. Мы с сэром Томасом уже хотели уходить, как вдруг раздался крик… Я сразу уловил, что это не был крик от испуга или боли, это был горький вопль отчаяния. А спустя секунду до нас донеслись рыдания: «Нет! Я не хочу оставаться! Я должен уйти! Я был дураком! Пожалуйста, я не могу больше здесь оставаться!». Оказалось, лестница упиралась в стену, лестница вела в никуда. Это мы узнали, когда он спустился, поникший, с трясущимся от рыданий плечами. Он сел на ступеньки возле площадки, откуда лестница раздваивалась, и горько плакал, закрыв лицо руками».
- «Должно быть, когда приходит Он, открывается какой-то портал, - тихо предположил мой спутник, - ему придется ждать следующую группу, чтобы уйти», - задумчиво добавил он. «Значит, никого не тащат насильно, - сказал я, больше думая вслух, нежели обращаясь к кому-то, - но и не пускают…куда-то… когда вздумается». И помолчал еще секунду, не решаясь задать этот вопрос, но он всё же вырвался из меня: «А вы, сэр Томас? Вы еще не захотели уйти?». Он окинул меня ироничным взглядом: «Я, кажется, давал вам ответ уже. Может ли лиса стать кроликом, если попадет на кроличью ферму? Отрастут ли у нее уши? Будет ли она прыгать и грызть морковь?», - и он, фыркнув, пошел прочь от лестницы. А вот я задумался. Но поскольку мои размышления не могли быть полными и правильными без всей информации, какую я мог получить об этом месте, я решил всё же сделать сперва то, что собирался, а уж потом обдумывать свое положение».
- «Я решительно направился к входной двери, почему-то не сомневаясь, что теперь она откроется. И она открылась. Я в восторге оглянулся, хотел поделиться с кем-нибудь своей маленькой победой, но сэр Томас, должно быть, вернулся в зал, а парень так же тихо сидел на лестнице, обхватив голову руками, он не смотрел на меня, ему не было до меня никакого дела. Я помедлил, осторожно выглядывая в щель, я не решался распахнуть дверь и не решался высунуть голову. Чего я боялся? Сам не знаю, да и сэр Томас бывал во дворе и не рассказывал ни о чем ужасном. Разумеется, любопытство взяло верх, такова уж человеческая природа, я осторожно, как будто входил в клетку к тиграм, ступил за порог».
 - «Я вышел на широкое крыльцо с красивой кованой оградой, вокруг сиял день, хотя солнца я не видел, даже не мог понять, откуда оно светит. Но небо надо мной было чистым и глубоким, того теплого оттенка голубого, какой бывает поздней весной и летом. И вокруг всё утопало в зелени, высокие кусты плотно закрывали забор, такой же кованый, судя по торчащим из зарослей пикам, над особняком тянулись в небо деревья, раскидистые, пышные, не сдерживаемые ничем, весь двор, который я мог видеть, был засеян газонной травой, прорезанной каменными дорожками. Как здесь красиво, невольно восхитился я, а улыбка сама растянула губы, как спокойно и уютно. Находится в этом зеленом ухоженном дворе было гораздо приятнее, чем в мрачном особняке. Улыбаясь во весь рот, я спустился с крыльца, ощущая под ногами мягкость травы, прочный камень, которым была вымощена идущая от особняка дорожка… А вот запахов я не чувствовал, хотя понимал, что, будь это всё настоящим, воздух был бы наполнен ароматами травы и листвы, прогретой солнцем. Но и солнца-то не было, ха-ха. И самое главное – я ведь не дышал, как же я мог почувствовать хоть какие-то запахи? Воспоминание об этом испортило мне настроение, как и воспоминание о словах сэра Томаса о том, что он так и не смог найти выход со двора, как и не смог заглянуть за ограду».
- «И всё же снаружи было лучше. Я прошел по каменной тропинке от крыльца, а потом, оглядевшись, сошел с нее, наслаждаясь мягкостью травы. Странно, что я не мог чувствовать запахи, но мог ощущать прикосновения. Двор шел вокруг особняка, и по всему периметру был высокий забор, закрытый кустарником. Мне было интересно, как выглядит особняк снаружи, насколько он большой, что там, на верхнем этаже или этажах? Я поднял голову, сквозь ветки больших деревьев, окружающих дом, я увидел высокий особняк, отделанный кремовым камнем, как и дорожки во дворе; высокие окна от пола до потолка были на всех этажах, я насчитал 3. Парадная дверь и крыльцо тоже кричали о роскоши и пафосе, вазоны с цветами, дорогая кованая ограда и перила, тяжёлое дерево, украшенное металлом - таким был фасад, а мне хотелось заглянуть за сам дом, увидеть его с другой стороны, сэр Томас ничего не говорил мне об особняке, может, не считал это интересным?».
- «Я задержался на… некоторое время, если такое понятие вообще существовало там… стоя под большим деревом, растущим у самого крыльца, мне так приятно было смотреть на его листву, на толстые ветки, тянущиеся в бесконечное синее небо, и пусть я не видел солнца, но всё было залито светом, очень похожим на солнечный, и эта картинка была прекрасна, это была часть прежней нормальной жизни. Глядя на этот пейзаж, можно было забыть о том, что я не знаю, как попал в этот странный особняк, что я больше не дышу, черт возьми, что там, в особняке, живет какое-то существо, спускающееся по лестнице, ведущей в никуда, и уводит с собой таких же странников, уводит навсегда. Стоя под этим деревом, глядя в синее небо, можно было снова поймать потерянное ощущение Жизни, ощущение того, что ты дома, у тебя всё еще впереди, и всё, так или иначе, будет хорошо».
- «Эти мысли пронзили мое сердце грустью и тоской, я вдруг понял, что никогда больше не вернусь в Мидл-Хиллс, никогда не увижу Роберта и Лестер, я не стану писателем и не встречу девушку, которую полюблю… я даже больше не увижу, как приходит весна, не почувствую запах цветка и аромат весеннего ветра. Для меня всё закончилось, и я ничего не могу сделать, чтобы это изменить. И тут меня накрыло такое отчаяние и такая ярость! С криком, идущим от самой глубины души, я упал на колени и начал молотить кулаками по земле, покрытой этой ухоженной травой, я ревел, как раненый зверь, захлебываясь рвущейся из меня злостью и отчаянием. Я подумал, что сожгу этот проклятый особняк дотла, разорву голыми руками, если не смогу поджечь, я ни за что не поднимусь по той лестнице, потому что это означало бы смириться и потерять себя, а я еще слишком мало прожил сам с собой, чтобы устать от того, кем являюсь, и так легко расстаться со своей личностью. А я знал, откуда-то знал точно, что те, кто уходит с Ним, растворяются, перестают быть теми, кем пришли в этот особняк. Не исчезают, нет, просто… очищаются от прежней жизни и прежних себя. А я этого не хотел, потому что по сути это единственное, что у меня было - моя личность, ее мечты и страдания, ее непохожесть и несовершенство».
- «В ярости и исступлении я побежал к забору, скрытому за кустами, я ухватился за зеленые ветки, совершенно точно зная, что загляну за них, что они не устоят против моего гнева и решимости. И они действительно поддались, мне удалось раздвинуть их довольно легко, но за ними были новые ветки, и я раздвигал их снова и снова, всё больше осознавая, что имел в виду сэр Томас – я никогда не загляну за них, не увижу, что за этим забором, я могу потратить вечность на то, что буду раздирать эти ветки. Но за ними всё равно всегда будут новые».
- «Издав какой-то животный рев, я побежал прочь от веток, я решил оббежать особняк, попытаться найти лазейку или хотя бы увидеть его обратную сторону. Но, - горько усмехнулся Патрик, - результат вполне предсказуем: я бежал по ухоженному газону и видел перед собой всё тот же фасад с тяжелой дверью и красиво огороженным крыльцом. У этого здания не было обратной стороны, как не было никакого забора за кустами».
 - «Я хотел бы заплакать, но слез тоже не было, только давящее отчаяние и несправедливость происходящего. Из этого места выбраться было невозможно, по крайней мере, на данный момент. Я сел на траву и просто смотрел в небо, ждал, пока пройдет эта душевная боль, а перед глазами стояла картинка: группа людей идет к лестнице в особняке, Элис ведет за руку малышку, они спокойны, но немного растеряны… и как сказал тот парень, никто из них не выглядел испуганным. Может, выхода нет, и всем нам придется туда подняться? При этой мысли я снова ощутил затихающую было ярость. Я не хотел этого, я не просил заточать меня здесь! И чем я, в конце концов, это заслужил? Тем, что полез в ледяное озеро за глупым мальчишкой, а не оставил его умирать?! И тогда я решил, что не сдамся, не сломаюсь, хоть раз в жизни добьюсь своего. Я ни за что не пойду за Ним по той лестнице, я изучу это место и найду способ убраться отсюда. Куда? Этого я не знал, даже предполагать не решался, я просто не хотел оставаться здесь, не хотел потерять себя и смириться с тем, что так и не прожил свою жизнь».
 - «Опустошенный, но не сломленный, я побрел обратно в особняк. На крыльце я бросил последний взгляд на небо, такое знакомо голубое и родное небо, оказавшееся на самом деле такой же иллюзией, как кусты и сам особняк. И мой внешний вид тоже – иллюзия, подумал вдруг я, и мне снова стало панически страшно».
- «Я потянул за ручку массивной двери (я чувствую ее вес, отметил я про себя) и снова оказался в мрачном холле. Теперь я хоть запомню, что вошел сюда сам, подумал я, первым делом глядя на лестницу, она была пуста, парень ушел куда-то, наверное, в зал. Я тоже пошел в зал, больше идти было некуда, я постоял некоторое время напротив коридоров, но от них шла такая жуть, что я понял совершенно ясно, что никогда не войду ни в один из них, лучше уж провести вечность в этом холле или дворе, в зале, но только не там. И всё равно я не терял решимости найти выход, выбраться отсюда, почему-то я не сомневался, что это возможно. Может, путь спасения как раз в этих коридорах, подумал я, может, поэтому они внушают такой ужас, чтобы никто не осмелился войти в них и выбраться отсюда? В этом был смысл, но я пока никак не мог даже представить, что смогу сделать шаг туда. Возможно, даже ради спасения».
- «Растерянный и подавленный, я вернулся в зал. На это раз я сразу заметил своего знакомца, сэр Томас стоял у окна, что он видел там? Мне казалось, я уже знал ответ на этот вопрос: из всех окон этого дома видно либо ничего, просто свет, либо зеленую лужайку и кусты, скрывающие забор. «Что там? – спросил я, подходя к нему, это был просто вопрос ради вопроса, мне хотелось с кем-то поговорить, - там, вообще, что-то есть?». Он стоял, заложив руки за спину, от моего голоса он даже не вздрогнул и не повернулся. «Всё то же, - ровным голосом ответил он, - кусты, газон, дорожки. Я выучил расположение каждого камешка на этих дорожках. Я могу по памяти нарисовать каждый проклятый лист на кустах, но я не помню никого, кто приходил сюда и уходил. Это странно, вы не находите?». «Только это? – усмехнулся я, - раз вы так хорошо знаете двор, значит, провели здесь уже немало времени… если оно здесь есть… но, я хотел спросить вот что: за все ваши наблюдения вы хоть раз видели облака на небе?». Он молча покачал головой, также не поворачиваясь. А потом вдруг произнес: «Иногда я чувствую, что отдал бы всё что могу, лишь бы увидеть на небе облако, услышать рокот грома и шум дождя, я бы отдал всё за звездное небо и возможность идти по дорогам под ним. За смену времен года, за то, чтобы снова вдохнуть запах табака и свежескошенной травы». «Сэр Томас», - начал было я, но он покачал головой. «Я знаю, о чем ты думаешь, - задумчиво проговорил он, - надежда – одна из привилегий молодости. С возрастом, чем лучше ты узнаешь этот мир, тем меньше у тебя надежд. Я не готов уйти с Ним, пока не готов. Не знаю, буду ли когда-нибудь готов... наверное, буду, но я не питаю ложных надежд и вам не советую. Отсюда не выбраться. Есть лишь один путь, но я пока не хочу, не готов его пройти».
- «Он сдался, не знаю, возраст тому виной, или такой уж у него был характер. Вероятно, дело всё же было не в возрасте, подумал я, вспоминая того парня, который пытался подняться по лестнице. Кстати, где он? Я оглядел зал, он сидел в самом дальнем конце прямо на полу, обхватив голову руками. Не переживай, хотелось мне сказать ему, здесь всегда будет шанс уйти с очередным караваном мертвых, здесь будет бесконечное число шансов, потому что это дом, в котором живет Вечность».
- «Но я ничего не сказал, он всё равно бы меня не послушал. Вместо этого я бросил еще один взгляд на спину сэра Томаса, но он так и стоял неподвижно, всем своим видом показывая, что не намерен менять точку зрения. И я вышел из зала, почему-то твердо зная, что больше в него не вернусь».
- «Снова оказавшись в холле, я стал внимательно разглядывать каждый дюйм этого мрачного помещения, прямо напротив меня были коридоры, но я даже не мог заглянуть в них, старательно отводил глаза. Мысль о том, что именно там может быть спасение, не оставляла меня, но как сэр Томас не был готов примириться со своей участью и так же не готов бороться, я не был готов всерьез рассматривать возможность войти в один из этих жутких коридоров. В странном состоянии отчаяния и решимости одновременно, я двинулся к лестнице, всё равно идти больше было некуда. Я хотел заглянуть под лестницу, просто так, ни на что не надеясь… и вдруг увидел дверь, совсем рядом с лестнице на одной стороне с залом, она почти слилась со стеной, кто-то явно хотел ее спрятать. Лишь круглая темная, в цвет деревянной обшивки ручка выдавала ее местонахождение, ну и едва заметная щель между стеной и самой дверью, даже шелковые обои были наклеены вровень со остальной стеной».
- «Я испытал нечто вроде ликования и страха, я понимал, что вряд ли путь отсюда будет так легко замаскирован, если он вообще был. И если коридоры внушали ужас одним своим видом, то я понятия не имел, что может скрываться за этой дверью, и для чего ее попытались скрыть. Но отступиться я уже не мог, что бы там ни было, подумал я с каким-то диким весельем, оно, по крайней мере, точно меня не убьет, ха-ха. И эта не самая удачная шутка вдруг наполнила меня смелостью и гневом, я не должен был быть здесь, я не прожил свою жизнь, потому что поступил не как трус и мерзавец… так нечего трусить и сейчас - я не мешкал и не колебался, бросаясь за мальчишкой на лед, а для себя у меня нет ни капли смелости??».
- Он усмехнулся как-то грустно и горько и добавил: «Не в буквальном смысле, конечно. В буквальном, именно смелость положила конец моему существованию, но отсутствие смелости лишило меня возможности прожить то время, что было мне отведено на земле. И больше я этого не допущу, прорычал я себе под нос и повернул ручку».
- «За дверью меня не ждала бездна или очередной бесконечный коридор. Там была обычная комната, похожая на кабинет, книжные полки до самого потолка, красивый ковер, кожаный диван и резной письменный стол из темного дерева. В комнате было единственное окно, выходящее в тот же двор, правда я так и не смог увидеть здание с этой стороны, но не сомневался, что если выгляну – увижу всё те же газоны и забор за стеной кустарника. Я застыл на пороге, здесь не было никакого пути к спасению, ни двери в другую комнату, ни какой-нибудь вентиляционной дыры, ничего.  Тогда зачем ее пытались скрыть? И вообще, для чего эта комната? Ответа у меня не было, и никто не смог бы мне его дать. Я решил спросить у сэра Томаса, видел ли он эту комнату, но вдруг воздух снова наполнился вибрацией. Я уже знал, что это значит. Не раздумывая, я бросился в комнату и закрыл дверь, даже не думая о том, смогу ли открыть ее или проведу вечность в маленькой комнате с книгами. Вибрация нарастала, я в ужасе подумал, что не должен находиться здесь и выйти тоже не могу… поэтому я решил спрятаться. Знаю, звучит глупо и по-детски. Но тогда ничего лучше на ум мне не пришло. Я метнулся под письменный стол, стоящий у окна, мельком бросил взгляд во двор – да, как я и предполагал: газон, кустарник, забор, яркий день без солнца на небе. Под столом я сжался в комочек и закрыл глаза, всей душой желая, чтобы меня не нашли, не заметили, не хватились… Но почему возникла вибрация? Почему Он решил появиться, ведь я не слышал, чтобы прибыла очередная группа или хоть кто-то? Может, ради парня, что хотел подняться по лестнице? Это была призрачная надежда, и в глубине души я прекрасно понимал, что парень тут ни при чем. Я был нерешительным при жизни, но глупым не был, я посмел открыть дверь, которая явно не должна была быть открытой, и пусть здесь не было ничего такого – просто я нарушил какое-то правило особняка, это ведь было очевидно. И сейчас я за это поплачусь, подумал я, и, возможно, буду горько сожалеть о своей неудачно проклюнувшейся смелости до скончания времен».
- «И как будто в ответ на мои мысли, ручка повернулась, и дверь с едва уловимым скрипом открылась».
 -«Я не видел Его, но по сводящей с ума вибрации знал, что Он стоит на пороге. Он сделал шаг в комнату, до меня донесся едва слышный щелчок закрывающейся двери... и вибрация вдруг пропала. Я не мог Его видеть, слава Богу, мешала передняя панель стола, но я чувствовал Его присутствие ощущал исходящую от Него силу. «Выйди ко мне», - голос у него был какой-то глубокий и властный, я заплакал бы от страха, если бы мог, но ужас парализовал всё мое существо. И однако сквозь этот ужас пробилось повиновение, я понял, что не могу ослушаться этого голоса, этого просто не могло быть. Только бы Он не заставил меня смотреть на Него, мелькнула мысль, пока я медленно вылезал из-под стола, как нашкодивший щенок. «Ближе», - сказал он, когда я дополз до обратной стороны стола и застыл, глядя в пол, ковер под моими ладонями ощущался таким мягким, что я невольно заметил это, несмотря на всю критичность ситуации. Почему я могу чувствовать мягкость ковра, но не могу ощутить аромат травы во дворе, подумал я как-то отвлеченно, ведь по сути ни травы, ни этого ковра на самом деле нет, как нет и меня, вернее, этого тела больше нет… «Ближе», - повторил Он, и я послушно пополз к Его ногам. Кстати, я отметил, что на нем были красивые изящные туфли из светлой кожи с атласными бантами, выше я не смел бы поднять глаза».
- «Всегда находится кто-то, отрицающий свою судьбу, - сказал Он, когда я замер почти у самых носков его туфель. - Ты мертв, но никак не можешь это принять. Как и многие до тебя. Но эта комната, она не для многих». Я почти не понимал, о чем Он говорит из-за ужаса, охватившего меня, я лишь пытался понять общий тон его речи, ожидают ли меня неприятности или… «Ты хочешь выбраться отсюда? – спросил Он, и я готов был поклясться, что Он улыбается - Это невозможно. Отсюда нет выхода. Те коридоры… ты ведь видел коридоры? Они пугают, да? Входящий в них не может вернуться, иногда души томятся там вечно. Миллионы, миллиарды дверей, и за каждой – персональный ад для самых черных душ, для тех, кто отвергал Созидание, Любовь, Гармонию». Он презрительно хмыкнул: «Ты думал найти спасение там, но не посмел войти туда, значит, твоя душа не так уж черна, те, кому место в коридорах Вечности, в коридорах Искупления, стремятся туда, их натура толкает их, и они делают выбор сами, как и в земной жизни».
- «Но ты…, - он усмехнулся, а потом поднял ногу в изящной туфле и поддел мою голову, поднимая ее, мягко, но неотвратимо. Я понимал, что увижу Его лицо, и зажмурился, стараясь спасти для себя еще хоть пару минут разумной жизни – я не сомневался, что сойду с ума от увиденного и проведу вечность наедине со своими криками и безумием. – Противоположное существо.  Обратная форма жизни». Я ничего не понимал из того, что он говорит, и знал, что никаких пояснений не последует. «Всё служит Благу, даже то, что противоположно Любви, Созиданию и Гармонии, у каждого существа есть свобода выбора и неизбежные последствия свободных решений. Ты мог пойти со мной в свет, чтобы начать сначала, мог войти в коридоры, мог остаться в общем зале и болтаться там земными веками… здесь такого понятия как Время нет, думаю, это ты понял и сам… но ты решил войти в эту комнату. Интересно!».
- «И хватит жмуриться. – Бросил он, убирая носок своей туфли из-под моего подбородка. – Раз уж ты был так решительно настроен, что выбрал свой путь, так имей смелость посмотреть на меня, хозяина этого дома». Я затрясся, как лист на ветру, и прохныкал жалкое: «Нет, пожалуйста…». «Куда делась твоя решимость? – издевательски спросил Он, - они не смеют смотреть на меня, никто из них, они просто идут за мной, глядя себе под ноги, как делали всю свою земную жизнь, другие уходят в коридоры и ждут, пока я разрешу открыть дверь и вернуться… если разрешу… но они не видят меня, и не увидят, даже если удостоятся чести пойти в свет, подняться за мной по той лестнице. Но ты ведь не привык смотреть вниз, твой взгляд устремлён за горизонт, на облака или внутрь твоей души, так? Ты видел мир, а теперь увидь меня».
- «И я повиновался, - сказал Патрик, глядя куда-то сквозь пространство, - я открыл глаза».
- Он тряхнул головой и быстро проговорил: «Я не буду описывать то, что увидел, это слишком, и все мои ощущения и чувства не уместятся ни в одном языке мира, да и во всех языках сразу не уместятся. Я лишь скажу, понимая, что тебе любопытно, что это существо выглядело как человек, вернее, как ожившая копия человека… Статуя, вот на что было похоже его лицо, а всё остальное скрывал изысканный наряд из шелка и парчи. Это было белое и безжизненное лицо каменной статуи, и его глаза были белыми, как кусочки мрамора в глазницах, и лишены ресниц. И я смотрел в эти мертвые глаза, чувствуя, как теряю рассудок от ужаса и какого-то странного чувства, как будто я исчезаю, растворяюсь, перестаю быть… «Жизнь за жизнь, - проговорил Он, глядя на меня своими пустыми глазами, - так тому и быть. Ты вернешься, перевертыш, и мы вновь поговорим, может быть в этой же комнате». Жуткая улыбка растянула его белые губы, и это было последнее, что я видел или помню. В следующий раз я открыл глаза в этом теле».
Артем замолчал, давая нам время осмыслить услышанное.
- Конечно, у меня в голове крутились тысячи вопросов, наверное, - усмехнулся он после паузы, - что чувствует человек, получивший второй шанс, но в чужом теле? Я поверил ему, когда он рассказывал про тот особняк и его Хозяина, я ощутил что-то, какое-то едва уловимое дуновение того мира или той энергии, не знаю, но больше я не сомневался: всё, что сказал Патрик – правда, и сам он – не выдуманная личность местного алкаша, он настоящий, живой, и мы даже могли бы быть друзьями, если бы родились в одно время… хотя, мы и стали друзьями… но это я уже забегаю вперед.
- Я прямо ему сказал, что верю всему, что он мне рассказал, и что хотел бы задать миллион вопросов. Но самый первый: каково это, открыть глаза в чужом теле, в совсем другом мире?? Он рассмеялся и закрыл ладонью лицо, оказалось, что первым, что он увидел глазами Санька, было небо, чистое голубое небо, и он решил, что по-прежнему находится в особняке. А потом по небу пролетел самолет, и это был чистый шок! Он не знал слова самолет, не знал, что это такое. Он лишь сказал мне, что по небу летела странная толстая птица без перьев, оставляя за собой небесный след. Он испугался и подумал, что опять попал в какой-то другой загробный мир, а потом обнаружил, что еще и находится в каком-то чужом теле, и это тело лежит под кустом. Зато он мог чувствовать запахи (в том числе не самые приятные, исходящие от его нового тела), мог ощущать ветер на лице… и он дышал, полной грудью, его сердце билось, он вернулся в реальный мир. Патрик сказал, что предположил, что просто попал в другой мир, может, один из сказочных или просто других, мы бы назвали их параллельными – надписи на незнакомом языке, странные дома и еще более странные железные коробки на колесах перед ними... Но он ликовал, он получил шанс прожить жизнь еще раз, и он не сомневался, что обустроится в этом странном незнакомом пока мире, найдет свое счастье и теперь-то не уступит никому и ничему. Он пока еще не знал, что в этом теле он не один.
Артем улыбнулся:
- Это как раз был мой вопрос номер 2: как они уживаются в одном теле? Что происходит, когда телом управляет Санек? В ответ он присвистнул и закатил глаза: «Это трудно описать, но в первый раз я понял, что не являюсь хозяином этого тела, когда вдруг спустя пару часов после моего «второго рождения», я почувствовал, что левая нога перестала меня слушаться, потом правая, колени подкосились, но я не упал, потому что мои руки вдруг сами вытянулись вперед и уперлись в землю… а потом меня как будто оттеснили, не могу описать, это… похоже, как будто я стал смотреть на мир из окна, не управляя больше этим телом».
- Потом он задумался и добавил: «Что странно, я продолжаю видеть всё, что происходит, но не могу вмешаться, когда контроль не у меня; а тот, в чье тело я почему-то попал, как будто отключается или засыпает, пока я у руля. Я точно знаю, что он не видит и не помнит ничего из происходящего со мной в его теле, иногда он вообще не замечает, что отсутствовал, а иногда думает, что у него провалы в памяти… я это знаю, потому что чувствую его, не в смысле чтения мыслей или копания в его памяти – нет, такого я не могу, но я ощущаю его настроение и его мысли, если угодно».
У меня по коже пробежал холодок – в памяти тут же всплыли слова Азалиаха о том, что он может читать мои мысли, но не буквально, а энергетически. Еще одно подтверждение того, что всё происходящее – реально, это не мой странный сон и не чей-то розыгрыш.
- «Я провел в новом теле почти 2 месяца до встречи с тобой, вернее, до того момента, как я решился заговорить. Я понимал, как будет выглядеть моя история, и очень боялся, что ты убежишь или пошлешь меня подальше. Но были и хорошие моменты: наблюдая этот незнакомый мир глазами этого человека, я понял, что это не рай и не ад, и вообще, никакой не загробный мир, это – будущее. Да! То самое будущее! В особняке не было такого понятия как Время, и пока я был там, бродил по двору и беседовал с сэром Томасом, здесь, на земле, прошли века. И меня почему-то занесло не только в чужое тело, но и в чужую страну. Язык я так и не освоил пока, хоть некоторые слова стал различать, а еще я понял, как примерно работают некоторые диковинные устройства вашего мира, хотя сам пока не могу пользоваться ничем».
- Он замолчал, посмотрел на небо, я сразу вспомнил, как видел его на камне у дома соседа-бизнесмена, он точно так смотрел на небо… и я вспомнил, как Хозяин особняка сказа ему: «Ты не из тех, кто смотрит себе под ноги, твой взгляд всегда устремлен за горизонт, на облака или в собственную душу». Красиво сказано и абсолютно точно, творческие люди всегда устремлены за своей душой, а душа всегда стремится ввысь, душе нужен полет, без этого она чахнет и умирает, и люди становятся бездушными. Вот такие у меня были мысли.
- Я успел задать еще один вопрос: как они перехватывают контроль над телом, если вообще могут управлять этим процессом? Патрик задумался, потом сказал, что это похоже на игру, когда дети бегают вокруг стульев, причем стульев всегда на 1 меньше, чем участников игры. «Я не могу силой занять стул, не могу заставить его отступить и потерять контроль над телом, но я могу захватить его, когда он спит, например, или когда он вдруг становится рассеянным или уставшим. – Сказал он, - но он часто может оттеснить меня. Не знаю, почему так, наверное, потому, что я гость в этом теле, а не хозяин».
- А потом он опустил глаза и добавил ключевую фразу: «Как бы я хотел иметь свое тело. Только мое, не красть чужое и не делить его ни с кем». И тут же, как будто испугавшись, спешно сказал: «Не подумай, я и ни в коем случае не жалуюсь… после всего, что я пережил! Ха! Нет уж, я очень благодарен, больше, чем слова могут выразить… много ли под этим небом людей, получивших второй шанс прожить свою жизнь? Я так не думаю. Я лишь хочу сказать, что мое положение доставляет неудобства не только мне и этому господину, но и его жене, - он улыбнулся, - по-моему, она начала что-то подозревать. Конечно, она даже помыслить не может, что на самом деле происходит с ее супругом… но она явно заметила неладное».
- Улыбка переросла в смешок, на лице Санька проступала мимика Патрика, и мне снова стало жаль, что я никогда не узнаю, каким он был, как выглядело его лицо, какими были его глаза… «Она, должно быть, думает, что у него помешательство от выпивки, - сообщил Патрик, я тоже не смог сдержать смешок, его эмоции были такими заразительными, - или, что в него вселились бесы…». Его улыбка вдруг померкла, это выглядело так комично, я знал, что он скажет, и не ошибся: «Слушай… а у вас есть… что-то вроде инквизиции? Или какого-нибудь жуткого места, где прячут лишившихся рассудка? С виду это очень красивый и свободный мир… но как-то же вы разбираетесь с такими вещами?».
- Его глаза напоминали кота из Шрека, ну, ту самую знаменитую сцену, которую разобрали на мемы, он, по-моему, впервые реально осознал, что неприятности могут его настигнуть и в этом дивном мире будущего.
И Артем засмеялся, остальные ответили улыбками.
- Я объяснил ему, что инквизиции в том виде, в котором она описана в книгах, уже и в помине нет, а власть церкви в большинстве государств не распространяется на законы и светскую жизнь. Но ему действительно стоит опасаться полиции и психиатров (я объяснил, что значит психиатрия и наши дурки). Я хотел сказать еще так много, я впервые почувствовал себя кем-то вроде наставника, проводника, мудреца или родителя, да, родителя, обучающего новую душу жить в этом незнакомом для нее мире. И мне нравилась эта роль, я буду последним вруном, если скажу, что меня это тяготило.
- Но в тот раз наше время закончилось, глаза Патрика стали вдруг стекленеть, он медленно моргнул, хотел что-то казать, но вместо этого плавно повалился на траву. Я вскочил, несколько секунд постоял над телом, не зная, как поступить, я не хотел бросать его, Патрика, это было как-то некрасиво, не по-человечески, но я понимал, что сейчас на свет выйдет Санек. А уж с ним встречаться мне хотелось меньше всего.
- Возвращаясь домой, я подумал о том, что очень надеюсь, что Патрик оказался прав, и Санек не может видеть и слышать то, что говорит и делает Патрик. Я очень на это надеялся.
Артем помолчал, заглянул в свою чашку, сделал маленький глоток., тишину нарушало только потрескивание странного фиолетового пламени в камине.
- В следующий раз я увидел Патрика примерно через неделю. И представьте себе, я всё время думал о нем и однажды осознал, что скучаю. Вся эта история – самое невероятное, что я видел и слышал в жизни, более того, я сам принимал в этом участие, не мудрено, что меня тянуло в гущу этих мега странных событий. Однажды утром я спешил на работу, как обычно, а он сидел на бордюре недалеко от своего дома. Я сразу понял, что это не Санек, в такой позе мог сидеть только молодой человек, и весь его вид был другим, а самое главное – он с интересом что-то делал в телефоне, низко склоняясь к нему. Я никогда не видел Санька со смартфоном, даже не знаю, был ли он у него вообще, а тут его тело держало в руках это чудо техники.
- Конечно, я не мог исключить, что это не Парик, поэтому на всякий случай не стал его окликать, просто решил пройти мимо. Он был так погружен в манипуляции с телефоном, что не заметил бы меня, а вот я услышал тихое бормотание на английском, это было лучшим доказательством. Я окликнул его, понимая, что нас могут увидеть соседи, тоже спешащие на работу: «Ты бормочешь по-английски, – тихонько сказал я, - если это услышал я, могут услышать и другие». Он вскинул голову, и в его глазах была такая неподдельная радость, что я не сдержал улыбку. У меня было не больше 5 минут, и то потом пришлось почти бежать, поезд-то ждать не будет, но я не могу просто уйти, я хотел поговорить с ним. Выяснилось, что у Санька смартфона не было, а вот у его жены был, и Патрик решил осваивать эту всемогущую штуковину, именно так он воспринимал современные гаджеты. Я наклонился к нему, якобы, чтобы что-то подсказать, и шепнул: «Если сможешь, приходи вечером, когда стемнеет». И эту сцену увидела соседка, ведущая в школу двоих своих детей, она удивленно покосилась на меня и «Санька», покачала головой и хмыкнула. К ней потом тоже пришла полиция… но это я опять забежал вперед. Я что-то громко и холодно сказал для вида, типа «да, вот там нажмете, а дальше всё написано» и поспешил на поезд. Обгоняя ее, я улыбнулся и пожал плечами, а она сказала: «У вас доброе сердце, я бы ему не помогала… мне даже подходить к нему страшно, ненавижу алкашей». «Да, неприятный тип, - согласился я на бегу, - но мне было легче быстро ответить и уйти, чем выслушивать его гадости вслед». «Я же говорю: доброе у вас сердце», - усмехнулась она, и я удалился.
- Вечером Патрик не пришел, зато пришел на следующий день или через день, помню, что у меня был выходной. Я учил его пользоваться интернетом, - на лице Артема расцвела теплая улыбка, - и он так быстро всё схватывал! Мы болтали обо всем и ни о чем конкретно, это самый верный признак начинающейся дружбы, так говорила моя бабушка, я рассказывал ему о нашем мире, он вспоминал истории из своей прошлой жизни.
- Мы даже обсуждали знаменитых красоток, - делано прикрывая рот рукой, сообщил Артем, и среди членов Клуба послышались смешки. – Ему очень понравилась Шарлиз Терон.
- Постепенно мы подружились, никогда невозможно назвать точный момент, когда просто общение становится дружбой, и с нами произошло точно так же. К середине июля я уже отлично умел различать издалека и с первого взгляда: Патрик «у руля» или Санек. В основном мы встречались у меня дома, иногда ходили за гаражи, туда где он рассказам мне об особняке и его Хозяине. Мы смеялись, делились мыслями, даже смотрели фильмы, кино привело Патрика в такой неописуемый восторг, что я невольно стал даже как-то по-другому воспринимать кинематограф.
- Помню, было 2 самых ярких момента за время нашего спокойного общения (потом-то всё, как обычно, покатилось и закрутилось… но я до этого дойду). Первый – это портрет, когда Патрик нарисовал себя с помощью компьютерной программы. Понятное дело, это была моя идея, мысли о том, каким он был при жизни в то время, не оставляли меня, почему-то я был уверен, что он был красавчиком и имел очень… ну, благородную внешность. Одним дождливым вечером такого же дождливого дня мы сидели у меня, как часто это делали, пили чай, ели вкусняшки, а в открытые окна шумел летний дождь. Он уже неплохо умел пользоваться интернетом… ну, то есть, для мертвого парня из 1700-какого-то года, - усмехнулся Артем.
- Я спросил его, хотел бы он снова увидеть свое прежнее лицо? Он удивился и спросил, разве это возможно, но тут же одернул себя и сказал, что в этом мире чудес чувство удивления у него стало настолько постоянным, что притупилось. Я включил ноутбук и под его руководством начал. Процесс так захватил нас обоих, что мы не замечали уже ни дождя, ни грозы, в которую он перешел, поднявшийся ветер поднимал занавески почти до потолка, но мы даже не закрыли окно, - Артем покачал головой с легкой улыбкой, - и спустя не знаю сколько времени, потому его счет мы тоже потеряли, из монитора на нас смотрело красивое лицо с большими голубыми глазами. Он был именно таким, каким я представлял, с таким лицом сейчас его разорвали бы на части модельные агентства – высокие скулы, острые и четкие, аккуратный нос, мужественный подбородок… в его лице действительно проступало какое-то благородство и интеллигентность… плюс длинные волосы, которые он убирал в хвост…
- «Даже не представляю, каково тебе смотреться в зеркало сейчас, - присвистнул я, - после того, как ты имел такое лицо!». Он грустно усмехнулся, не сводя с монитора завороженных глаз, я заметил, что в них стояли слезы, и решил просто дать ему время в тишине, приколы и мои «очень важные» умозаключения сейчас были неуместны.
- Он попросил меня сохранить портрет и отдать ему на бумаге, если это возможно, я, конечно же, сделал это.
Артем замолчал, погружаясь в воспоминания или обдумывая свою историю, остальные члены Клуба тоже задумчиво молчали. Я знал, о чем они думают: каково это, навсегда потерять свое тело, очутиться в чужом и вдруг снова увидеть то, с чем уже попрощался, часть тебя, которая безвозвратно ушла?
- Конечно, я проводил время не только с ним, - помолчав, продолжил Артем, - он не всегда мог приходить, да и вообще, быть Патриком, вы понимаете. Да и у меня были свои друзья. Я не говорил им о Патрике, разумеется, не говорил. Он стал моей волшебной тайной, моим кусочком чудесного, моим пропуском в мир, о котором 90% землян могли только читать в книгах и смотреть в кино. И этот доступ в нечто большее, в какую-то вселенскую тайну, этот ключ к бесконечности мироздания… это делало меня каким-то особенным в своих же глазах… думаю, вы все меня понимаете.
Мы понимали. Клуб завораживал, интриговал, пугал и манил, но все мы здесь были едины еще и в том самом чувстве собственного превосходства, которое давали нам наши истории. Нет, даже не членство в этом загадочном Клубе, а именно пережитое, то, что случается с одним из сотен тысяч, а может, и из миллиона.
- Хочу пояснить, - сказал Артём, - что мы так часто зависали у меня, совершенно не опасаясь внезапного появления Санька, потому что со временем Патрик научился понимать, когда тот готовится перехватить контроль над телом, он говорил, что у него начинает чесаться нос. Обычно между первым желанием почесать нос и появлением Санька было минут 10. Я понятия не имею, как вообще работала вся эта мега странная ситуация, но этот признак действительно предупреждал о появлении хозяина тела.
- В этом я убедился на все 100 во второй наш яркий момент. В начале августа мы впервые совершили вылазку из своего района, Патрику не терпелось увидеть чудесный мир, в который он попал, а мне было в кайф выступать в роли экскурсовода по современной жизни. И, скажу честно, я бы ни за что не решился на такое путешествие, если бы не предупреждающий сигнал в виде чешущегося носа. Тут я должен сделать еще одно пояснение: Патрик никогда не брал деньги Санька, он надевал его одежду, потому что не мог ходить голышом, это понятно, он ел еду из холодильника, он старался выбирать и комбинировать имеющиеся вещи, но не потратил ни рубля. Меня это восхищало.
- И я решил сделать ему приятное, я с 17 лет сам себя обеспечиваю, потому что моим родакам легче было сжечь сто рублей, чем потратить их на меня. Не хочу сейчас углубляться в тему моего несчастного детства, не об этом история. Просто я понимал, каково ему – видеть столько желанных вещей и не иметь возможности их взять… а ведь надо только протянуть руку, но его мораль была сильнее соблазна, и он просто смотрел на это манящий мир, полный немыслимых чудес и удовольствий, не смея взять ни одно из них. Да, он напомнил мне меня, я тоже не воровал из кошелька мелочь, даже когда нечего было есть в школе на обед, я просто решил, что пойду работать, как только смогу, и выполнил свое решение. И Патрик говорил так же, он понимал – с мозгами у этого парня уж точно проблем не было – что не сможет пойти работать на обычную работу, потому что не распоряжается телом, поэтому он усиленно осваивал интернет и не скрывал намерений найти хоть какую-то подработку там. Он хотел сам себя обеспечивать, быть хозяином хоть какой-то части своей жизни. 
- Я сам предложил ему поездку в центр и сказал, что хочу купить ему модные шмот… вещи, какие он сам выберет. Представьте себе, он не соглашался – усмехнулся Артем, - сказал, что не может так меня обременять и не хочет быть моим нахлебником.
- Знаете, это как дружить с привидением, – покачал головой Артем, - я в детстве смотрел мультики про Каспера, ну и «Охотников за привидениями», конечно, и мне всегда было интересно, как можно дружить с тем, кого не видят другие, кто существует только для тебя? Какой кайф от друга, с которым не пойдешь на вечеринку и не посидишь в кафе? Наверное, судьба решила, что я должен выучить этот урок, - засмеялся он.
- Хотя, Патрик не был привидением, он был каким-то полу-призраком, что ли, - добавил Артем с улыбкой, - мы ведь всё же сели на поезд. Я до последнего волновался: сможет ли Патрик прийти, а вдруг в поезде Санек перехватит управление, как сам Патрик отреагирует на мегаполис 21-го века? Я дергался, наверное, больше, чем он сам…
Эту фразу мы все встретили понимающими улыбками, история Артема захватила нас, проникла в сердце каждого, я думаю, потому что была искренней и доброй. Две наиболее драгоценные и редкие реликвии этого погрязшего в пороках мира.
- Но он пришел вовремя, взъерошенный и взволнованный, я видел, что ему и самому страшно, и в то же время он горит желанием исследовать этот мир. Я проинструктировал его, как ребенка, сказал, чтобы он не отходил от меня, не разговаривал с теми, с кем я не буду разговаривать, и ничего не трогал. Да, он провел в нашем мире уже несколько месяцев… но разве это много для новорожденного? И потом, если он что и видел, то только в интернете, а цифровой мир, при всей его крутизне и невероятности, никогда, никогда не заменит живой мир… Странно услышать такое от программиста, а?
В зале снова послышались смешки.
- Вовсе нет, - сказала вдруг леди Роза, и все с удивлением уставились на нее. История Патрика растопила, кажется, даже ее ледяной купол, за которым она пряталась от мира. – Так мог сказать только тот, кто досконально знает предметы сравнения. Так мог сказать только профессионал.
Артем смутился, однако поблагодарил ее и поспешил продолжить.
- Мы сели на 12-часовой поезд, и мне было смешно и даже немного неловко от того, как Патрик вздрагивал от электронного голоса, объявляющего остановки, и как таращился на пролетающие мимо высотки и рекламные экраны. Благо, в больших городах хватает странных персонажей, так что никто не обратил внимания на его реакцию, максимум, которого его удостаивали – один равнодушный взгляд. «Артем, это потрясающе! – шепнул он, не сводя глаз с мелькающих районов, по мере приближения к центру они становились всё красивее и ярче. – А скорость! Какая скорость! Быстрее ветра!».
- Я улыбнулся и ответил, что это он еще на самолете не летал. Мы вышли не в самом центре, а в торговом квартале, я же решил купить ему какие-нибудь не стремные вещи, хоть пару смен. «Тебе понравится, - сказал я, - таких магазинов и таких кафе ты точно не видел». И мы бродили по торговым центрам, огромным, как родная деревушка Патрика, мерили вещи, обсуждали хорошеньких девушек… вели себя как обычные молодые люди, и было так классно! Я не смог уговорить его взять всё, что мне хотелось бы видеть на нем, но хоть джинсы и пару крутых футболок, а еще кроссовки, свитшот и кепку мне удалось ему всучить, - засмеялся Артем.
- Мы поели в Макдональдсе, и Патрик снова пришел в неописуемый восторг от бургеров. Люди за соседними столиками косились на нас, наверняка думая, что это мой странненький папаша, но мне было всё равно, как и им, по большому счету. Жизнь – как сон шизофреника, подумал я тогда, глядя, как «Санек» уплетает двойной чизбургер с картошкой и жадно запивает колой, как могло случиться, что я в самом центре сижу в кафе с соседом-алкашом, которого не переношу… только это не совсем мой сосед, это мертвый парень из 17-какого-то-там года. Ну как, круто звучит?
Послышались тихие смешки, Женя рядом со мной показал оттопыренный большой палец.
- Это был лучший день, наверное, за всё время нашего общения до... до остальных событий. Лето, большой город и мы, молодые и беззаботные, имеющие только одну цель: хорошо провести время. Не скрою, я постоянно был начеку, опасался, что Санек вернется и испортит нам кайф, но мы успели пообедать, потом пройти еще немало улиц и кварталов, глазея на высотки, машины и спешащих людей, я рассказывал Патрику обо всем, что его интересовало… то есть, вообще обо всем, потому что его буквально поражало всё, что он видел, от светофоров и рекламных экранов на зданиях до кабриолетов на дорогах и кофейных автоматов на каждом шагу. Мы завернули в какой-то очередной сквер, в центре их сейчас много, чему я лично очень рад, взяли кофе и сели напротив фонтана.
- «Знаешь, - сказал вдруг Патрик, - ты седлал для меня больше, чем можешь представить. Не думай, что я просто приму это и забуду. Я не забуду. И где бы я ни оказался, сколько бы времени на это ни ушло, я найду способ отблагодарить тебя. Я верну тебе добро, которое ты мне подарил». Я смутился и растрогался, в современно мире если и есть такие люди, то их настолько мало, что за 27 лет я их не встречал. Нет, у меня были друзья, приятели, но ни у кого из них не было такой чистой души, такого настоящего благородства. И знаете, я думаю, что во времена Патрика таких людей тоже было немного, больше, чем сейчас, но не так много, как рассказывают книги и киношные истории. Я протянул ему руку: «Ты хороший человек, Патрик, и всё, что я делаю - я делаю от чистого сердца». Он пристально посмотрел мне в глаза и пожал руку.
- Какое-то время мы сидели молча, просто наслаждаясь моментом и этим днем. Я знал, что эта идиллия не продлиться вечно, и там это случилось. Отпив кофе (он взял себе с миндальным молоком, взбитыми сливками и шоколадной стружкой по моему совету), Патрик вдруг как-то замер, склонил голову, как будто к чему-то прислушивался, а потом произнес: «У меня чешется нос. Да, черт возьми, он вернулся». И в его голосе было столько горечи, что мне стало не по себе. Наш день закончился, у меня оставалось не больше 10 минут.
- «Увидимся дома, - быстро сказал я, вкладывая деньги на проезд ему в карман джинсов, - классный был день!». Он торопливо кивнул, успел сказать «спасибо», я подхватил пакеты с покупками и почти бегом отошел за фонтан, а оттуда решил направиться в аллею напротив и понаблюдать. Знаете, я как-то наивно и по-детски надеялся, что это ложная тревога или что Санек ненадолго вернется, и мы будем дальше классно проводить время.
- Конечно, этого не случилось, мы итак получили больше времени и подарков судьбы, чем лично я рассчитывал. Тело Санька и Патрика начало заваливаться на бок, он плавно опустился на лавочку, я наблюдал из-за фонтана, медленно пятясь к аллее, там росли пышные кусты сирени, я думал устроить там наблюдательный пункт, - улыбнулся Артем.
- Несколько минут он как будто спал в неудобной позе на лавочке, я успел дойти до границы аллеи и завернул за первый куст. А потом он открыл глаза, и по выражению лица я сразу понял, что Патрик ушел, передо мной был Санек в лучших своих традициях – с недовольной рожей и тупым взглядом. Он медленно сел, удивленно озираясь по сторонам, за это я его не винил – мужик заснул дома, а проснулся черт знает где, посреди города на лавочке. Мимо него равнодушно проходили люди, привыкшие и не к таким зрелищам, он почесал голову, а потом обратился к двум подросткам, тоже неспешно прогуливающимся со стаканами кофе: «Эй, это... слышь, это где? Где я?». Парни переглянулись, на лице одного промелькнуло отвращение, другой заржал и ответил: «На Сатурне, мужик». Эта фраза вызвала новую порцию смеха, и второй добавил: «Еще спроси, какой сейчас год, терминатор, блин». «А может, это Джон Коннор», - не согласился первый, и они, хохоча, удалились, а Санек продолжал непонимающие оглядывать сквер.
- Найди уже деньги на проезд и вали домой, думал я, прячась за кустом, это тоже никого не удивило, люди даже не смотрели в мою сторону, максимум – один быстрый и ничего не выражающий взгляд. Я не думал, что Санек ни разу не бывал в центре, не могло такого быть, так что я не волновался насчет того, найдет ли он дорогу домой. А вот вопрос у него наверняка будет триллион, - усмехнулся Артем.
- В конце концов, я не дождался, пока он определится со своим местоположением и дальнейшими планами, у меня зазвонил телефон, и я поспешил вглубь аллеи. Это был мир Санька, так что он не пропал бы, просто мне было интересно, как он будет реагировать на свое неожиданное появление в центре. Я подумал, что могу встретить его в поезде, если он решит ехать домой сейчас, там я мог бы продолжить наблюдение, но, по правде говоря, меня не сильно волновал Санек, только Патрик в нем.
- Я уехал на 19:40, встретился с друзьями, посидел в кафе, но мысли мои были о Патрике и о дне, который мы провели как настоящие друзья. Почему-то мне было грустно, может, это было какое-то предчувствие… Я понимал умом, что так не может продолжаться всё время, люди заметят вторую личность, или обе личности вступят в бой за право жить в теле, как бывает в фильмах, и кто-то из них уйдет навсегда. У меня не было уверенности, что Патрик стал бы убивать Санька, это было не в его натуре, он ведь даже деньги его не брал. Поэтому мне было немного грустно.
- Как выяснилось, не напрасно. Этот день стал нашим последним днем до всех событий. Потом я видел Патрика, но это было уже на фоне водорода, который затянул нас обоих. Вечером я вернулся домой, ничего необычного, на следующий день я ждал, что Патрик придет и расскажет, как они добрались домой, или как-то даст о себе знать, заберет свои вещи, но его не было. Санька я тоже не видел и стал беспокоиться, чувство вины давило на меня – я завел их общее тело так далеко от дома… но что я мог сделать? Отвести Санька за ручку домой? Я понимал, что по сути ни в чем не виноват, но всё равно чувствовал ответственность за Патрика. А через 2 дня, по-моему, в мою дверь позвонили. Я выглянул и увидел мент… полицейского.
- Я думал, у меня случится инсульт или что-то такое, - выдохнул Артем, - я сразу понял, что это по поводу Патрика, то есть, Санька. Если с ним что-то случилось, я не смогу просить себя и не представляю, как буду с этим жить… Но я вышел, с темными мурашками в глазах и бьющимся где-то в горле сердцем.
- Это был наш участковый. Не буду пересказывать весь наш разговор, расскажу суть. Санек всё же нашел деньги и дорогу домой, а придя, накинулся на жену. Устроил настоящий погром, обвинил ее, что она травит его, потому что у него провалы в памяти, а сегодня вообще он очнулся в центре, это она его, якобы, вывезла с воображаемым любовником. Жена выбежала из дома к соседям, они вызвали полицию, бушующего Санька быстро угомонили и отвезли в «обезьянник». А когда у жены стали брать показания, началось самое интересное. Оказывается, она давно заметила, что ее муженек «допился» и сошел с ума – она рассказала довольно подробно про вторую личность, которую наблюдала примерно с марта. То есть, тогда она еще не поняла, что он окончательно рехнулся и завел себе втрое Я, просто видела, что он ведет себя не так, как обычно. Она списала это на алкоголь, но странности усиливались, и она стала за ним потихоньку следить, тогда-то она заметила, что он как будто не знает назначение некоторых вещей и не умеет ими пользоваться, хотя раньше таких проблем не было. А самым пугающим для нее было то, что этот незнакомец в теле мужа одевается совершенно по-другому и делает себе прически, какие ее муж терпеть не мог, он никогда не укладывал волосы, считая это «пидорским» (уж простите) делом; и в финале страшное, кошмарное и неопровержимое доказательство – иногда он тихонько бормотал на английском, причем быстро и бегло, и брал ее смартфон и изучал его с жадным любопытством, она подчеркнула, что он не открывал почту и не трогал ее деньги, его это вообще не интересовало, он просто изучал работу гаджета, как дети, впервые увидевшие сложную игрушку.
- И она сдала меня, она видела, как я помогал ему с телефоном в то утро, и видела, как он пару раз стоял возле моих ворот. Она также не преминула заявить, что больше ни с кем из соседей ее раздвоившийся муж не общался. Добропорядочная, блин, гражданка, - фыркнул Артем.
- Я похолодел, сердце как будто не только билось в горле, но и увеличилось и перекрыло мне воздух. Но я старался держаться ради Патрика, я понимал, что он влип, и в этом есть и моя вина – это я предложил поехать в город, это я приглашал его к себе… хотя что, лучше было его бросить??
- Я не знал, как поступить лучше, хотя, учитывая опыт проживания в этой стране, я твердо усвоил одно: чем дальше от тебя и твоих дел любые представители власти, тем лучше для тебя. Тюрьма Патрику не грозила, он никого не убил, и взять с него было нечего, а вот в дурку его могли запихнуть, хотя бы ненадолго.
- И я совершенно искренне сказал, что ничего такого не видел и не замечал, да, он обратился ко мне на улице с просьбой помочь разобраться в телефоне, еще раз или два приходил домой по тому же вопросу – я же программист, вот он и пытался меня доставать. «А, так вы программист, поэтому он к вам приставал?», – купился мент, я ответил, что быстро пресек эти визиты, просто не открывал дверь. Насчет странностей в поведении сказать ничего не могу, потому что не знаю его, видел только на улице издалека и то пытался обходить из-за проблем с алкоголем и агрессивностью. Сказал, что никакой английской речи я не слышал от Санька, только отборный русский мат. На этом наша беседа закончилась. А мое напряженное ожидание началось.
- Ни Патрик, ни Санек не появлялись, менты тоже больше не приходили, и эта тишина сводила с ума. Я не мог пойти к его жене и спросить, что с Саньком, сами понимаете, я выглядывал в окно почти всё время, что был дома, на улице высматривал его, но – ничего. Неужели его посадили, недоумевал я, за что? Он ведь ничего не сделал, даже женушку свою пальцем не тронул, только устроил громкий скандал и разгромил свой же дом.… и я как-то сомневался, что у его жены есть столько денег, чтобы заплатить за «дело». Значит, он в дурке? Но там тоже сейчас никого бесплатно не держат…
- Я ждал, это были трудные и мрачные дни, на меня давило незнание и тревога, да и чувство вины. Если там, где он сейчас, Патрика обнаружат… он останется навсегда запертым не только в чужом теле, но и в клетке. Получить второй шанс, чтобы прожить жизнь за решеткой? Это уже было слишком несправедливо даже для этого «лучшего из миров».
Артем помолчал, задумчиво глядя куда-то перед собой, я заметил, что Мадам не сводит с него блестящих глаз. О чем она думала? Я решил, что мне этого лучше не знать.
- И вот однажды, примерно в середине августа, я сидел на работе, пялился в проект, который должен был сдать через пару дней, но мысли мои были не о работе. Я понимал, что шеф будет высказывать мне претензии, возможно, погрозит не давать больше крупные заказы… но я просто не мог сосредоточиться.
- У меня с этого года свой кабинет, - с явными нотками гордости сообщил Артем, - крошечный и в самом конце коридора, зато там есть окно и тишина, которую я так люблю. Обычно меня никто не беспокоит, все знают, что, когда я работаю – я работаю, подгонять и доставать меня бесполезно, это сделает только хуже, так что в мою дверь почти никогда не стучат. И вдруг, я сижу, пялюсь в окно, которое, кстати, выходит на задний двор здания – еще один штришок моего статуса в компании: уже есть свой кабинет, но вид из окна и его размеры напоминают, что сильно гордиться собой пока не стоит – и тут непривычный для меня звук, стук в дверь.
- Я аж подпрыгнул, если что-то нужно по работе, мне пишут или звонят, а вот стучат… ну, раза два, наверное, за всё время было. Я откликнулся, на пороге стояла Зафира, красотка, работающая на ресепшен, шеф ее специально взял, говорил, что клиенты с порога должны захотеть остаться подольше. В общем, она сообщила, что ко мне пришел какой-то мужчина, назывался Александром, ждет в холле нашего этажа.
- Боги! – Артем надул щеки и закатил глаза, чем вызвал улыбки у членов Клуба, - я чуть не грохнулся в обморок! Санек пришел сюда?! Ко мне на работу?! Это, что сон?? Откуда он здесь??
- Она увидела мое, наверное, побледневшее лицо, потому что спросила: «Что-то не так? Не надо было его пускать? Я могу вызывать охрану…». И тут я повел себя еще более странно в ее глазах – я вскочил и почти вскрикнул: «Нет! Не надо, всё хорошо, я иду». Она одарила меня странным взглядом и закрыла дверь. А я на ватных ногах поспешил в холл, я понимал, что это Патрик… но как он смог найти это здание и добраться сюда? А вдруг, это как в фильмах – под действием лекарств они слились в какое-то новое Я… и по законам жанра оно должно быть недобрым.
- По пути я обогнал Зафиру, грациозно и неспешно вышагивающую на высоченных каблуках, чем заслужил еще один непонимающий взгляд, на нашем этаже лежит плитка, скользкая даже сухая, поэтому ее прикрыли ковролином, так вот я едва не грохнулся, обходя нашу «живую приманку клиентов» по «обочине». Холл у нас на середине этажа, там большое, во всю стену, панорамное окно, диваны и даже огромная плазменная панель. Я влетел в холл, толкнув какого-то господина в костюме, я не заметил бы, даже если это был шеф. Буркнув, что-то вроде «извинть», я жадно сканировал глазами каждый метр холла, залитого ярким августовским солнцем… и увидел знакомую фигуру возле самого окна.
- Даже по осанке я сразу понял, что Патрик вернулся, и что-то так сильно защемило у меня в сердце… я и не думал, что так сильно привязался к нему, к парню, умершему в 1700-каком-то году.
Артем улыбнулся, искренне и тепло, мне эта улыбка понравилась.
- «Патрик? – осторожно и тихо спросил я, и повторил, - Патрик, это…?». Договорить я не успел, он обернулся с радостной и уже знакомой улыбкой, я заметил, что лицо Санька посвежело, а Патрик побрил его и сделал очередную «пидосркую», по мнению хозяина тела, прическу. Они не слились в некое третье Я, это был Патрик, мой новый и самый необычный друг.
- Мы обнялись, как потерявшиеся родные, «Я так рад тебя видеть! – шепнул я, пока мы сжимали другу друга, как два удава, - я так волновался! Слава Богу!». Мы сели на диван ближе к стеклянной стене, и я тут же засыпал его вопросами: «Где он был? Что произошло? Как он нашел меня и добрался сюда? Как он теперь живет? Что-то изменилось?». Он улыбнулся как-то по-новому, это была усталая, но уверенная улыбка человека, прошедшего через лабиринты ада и увидевшего наконец горизонт. «Всё, - сказал он, - изменилось всё. И еще изменится. И мне нужна твоя помощь».
- Я недоуменно таращился на него, одновременно улыбаясь во весь рот, я задал множество вопросов и хотел получить на них ответы. «Утром меня отпустили из того ужасного места, - сказал Патрик, - хотя, как говорил наш пастор, сокровища всегда таятся в полной тьме, и там, в этом темном месте я нашел свое сокровище, мой друг. Я расскажу тебе всё, но, наверное, не здесь и не сейчас». «Да, - согласился я, голова шла кругом, - сейчас не получится… но скажи хоть, как ты меня нашел? Как добрался сюда… и что с Саньком?», – понизив голос спросил я. И он сказал мне, что после каких-то лекарств, которые Санька заставляли принимать, произошли изменения, и теперь он может смещать его в любое время, может перехватывать контроль, но за него надо биться. И еще он получил доступ ко всем знаниям и умениям моего соседа, внезапно Патрик из чужака и пришельца экспресс-методом стал полноправным и адаптированным жителем 21-го века. «Я помнил название твоей компании, - сказал он с довольной улыбкой, - и теперь мне не составило труда найти ее… тем более, что ты заметил, я говорю по-русски?». Я чуть не упал с дивана, невольно ахнул, руки метнулись к лицу. Бог ты мой, как я мог не заметить?! Просто от неожиданности и обилия эмоций пропустил самое главное – Патрик говорил на чистом русском, ну, может, некоторые слова произносил немного странно, нечетко, что ли… но он свободно говорил и понимал! Они-таки слились в каком-то смысле, холодея, успел подумать я, а потом радостно пожал ему руку. Он больше не был беспомощным пришельцем, и мне почему-то стало от этого грустно и радостно одновременно, наверное, так чувствуют родители, когда их дети вырастают и начинают свою самостоятельную жизнь. Мои-то предки явно испытывали лишь облегчение, но не все же такие.
Артем замолчал, хмыкнул, думая о чем-то своем, может, о родителях, и вернулся к истории.
- Но за всё надо платить, знания и память Санька не достались Патрику просто так, лекарства как-то повлияли на мозг, и теперь он мог смещать хозяина, но зато перестал чувствовать, когда Санек перехватывал контроль, больше никаких примет не было, его просто вышвыривали из мира в глубину подсознания, хотя он по-прежнему мог наблюдать всё, что делает Санек. А вот Санек так и не смог «видеть» жизнь Патрика, пока мой друг управлял телом, Санек как будто спал или был в отключке. Зато он внезапно, как в Матрице, обрел знание английского, и еще в дурке рассказывал, что ему снятся очень яркие и реалистичные сны про какую-то деревушку в средневековой Англии. Якобы он даже знал, что является сыном фермера и видел улочки и дома, поля, церковь возле красивого пруда, и даже знал, что у него есть братья. Представляете?! Мозг – это самое неизученное чудо, и я теперь понимаю, почему так говорят. А душа… душа – это чудо, которое даже невозможно изучить, - покачал головой Артем.
- «Мне надо столько тебе рассказать, - покачал головой Патрик, - и столько сделать… И я вынужден буду просить тебя кое о чем, хотя ты итак уже много для меня сделал и не обязан мне помогать». Я перебил его, подняв руку: «О чем ты говоришь! Ты – мой друг, да, я сознательно употребил это слово, а я не бросаю друзей в беде, и не брошу сейчас».
- «Ты – просто ходячий магнит для чудес, - усмехнулся я, глядя на тело моего нелюбимого соседа, сидящее в холле моей компании… более странную картину сложно было бы представить еще пару месяцев назад, - то, что ты хочешь рассказать, так же сносит крышу, как и твоя предыдущая история?». Он победно улыбнулся и сказал лишь одно слово: «Надеюсь».
- Мы договорились встретиться в маленьком кафе недалеко от нашего небоскреба, хотя я не представлял, как доработать этот день. Патрик сказал, что будет гулять по городу и стараться удержать контроль над телом, ему надо было о многом подумать, так он сказал, и теперь он мог свободно перемещаться в нашем мире, зная, как и чем пользоваться и куда ведут дороги в городе. Ему явно это нравилось, он горел желанием изучить, попробовать на вкус этот мир, и я даже слегка позавидовал его жажде жизни… не в смысле позавидовал ему, нет! Положение у него было как раз незавидное, просто мне, как и очень многим моим ровесникам, уже сейчас, в неполные 30 не хватает иногда огонька, этой жадности жить, что ли. Может, если бы я умер и воскрес в чужом теле, меня бы это тоже немного взбодрило, - засмеялся Артем и мы присоединились к нему.
- Тот день я помню очень хорошо, - продолжил Артем, - я так ничего и не сделал, пробовал несколько раз поработать, но мысли постоянно улетали к Патрику, его истории и тому, что еще он мог мне рассказать и о чем попросить. В итоге, когда рабочее время закончилось, я просто рванул из здания, как будто там был пожар. Зафира одарила меня подозрительным взглядом, но ничего не сказала, и мне, честно говоря, было всё равно.
- Так же, почти бегом, я несся по заполненным людьми улицам к тому кафе, боясь, что Патрик не придет, что Санек перехватит контроль… даже боясь, что никакого Патрика и не было, и я, как герой многочисленных клипов, беседовал с несуществующим другом. И в то же время меня раздирало любопытство и волнение – о чем он собирается меня попросить? Это что-то опасное и противозаконное? А если так, соглашусь ли я? Особенно после того, как пафосно заявил, что не бросаю друзей… хах! Наше шеф любит повторять, что человек – как конфета, слова – это обертка, то, что может привлечь, а вот дела, поступки – это сама конфета, это ее запах и вкус. Если, развернув фантик, вы увидите кучу г… хм… какашек, вы выбросите конфету с отвращением, какой бы красивой ни была упаковка. Вот такие офисные мудрости, – засмеялся Артем.
- Кафе, в котором Патрик должен был меня ждать, было небольшой семейной кофейней, расположенной в подвале старого здания, там в основном собирались молодые люди и парочки, я выбрал это место, потому что там не было окон, и каждый столик был в отдельном закутке, тяжёлые каменные стены, бугристые, как своды настоящей пещеры, нависали иногда прямо над столами, и там всегда был мягкий теплый свет…
- Это Дупло, да? – неожиданно спросила блондинка и тут же покраснела, - я… просто знаю это место… там здорово… простите. – И она застенчиво убрала волосы за уши, опуская глаза.
- Вам не за что извиняться, - улыбнулся Артем, рассматривая ее так, как будто впервые заметил, что она существует. – Да, Дупло, знаменитая в узких кругах кофейня и место для посиделок… возможно, вы даже видели нас с Патриком, просто тогда мы не знали друг дуга… Прикольно!
Блондинка смутилась еще больше, но улыбка так и осталась на лице.
- Я пришел первым, - продолжил Артем, - с трудом сдерживался, чтобы не вбежать и не носиться по всему кафе от столика к столику, выискивая Патрика. Но его не было, и это тоже меня нервировало – а вдруг Санёк перехватил контроль и увел Патрика домой или еще куда-нибудь? Позвонить я тоже не мог, так что я просто сел за столик в самой глубине и стал ждать.
- Я понимал, что могу просидеть тут до закрытия, а Патрик так и не появится, но выбора всё равно не было. Не буду долго пересказывать, как я едва не грыз ногти от волнения, но примерно через 40 минут в зале показался знакомый силуэт, я замахал руками, и нескладная фигура двинулась ко мне. Но я сразу увидел, что это не Санек, осанка, манера держаться – это был Патрик. Как я и предполагал, Санек внезапно перехватил контроль и направился совсем в другую сторону, Патрик сказал, что ему стоило огромных усилий вернуть управление, он сказал, что старается изо всех сил удержать контроль, но не знает, насколько его хватит.
- «Поэтому я буду говорить быстро и максимально кратко, - предупредил он, - самую суть. Потом, если ты всё еще захочешь иметь со мной дело, я, возможно, смогу рассказать подробнее. А пока у тебя как раз будет время подумать». И он рассказал мне еще более… хоте нет, наверное, не более, а такую же невероятную историю. Я расскажу вам уже полную версию, а тогда, в кофейне, он успел рассказать почти всё.
- Он рассказал, что когда Санёк разгромил дом, приехали какие-то люди, видимо, те, кого я называл «полиция», они забрали его и посадили в камеру с какими-то пьяными бездомными. Патрик решил, что теперь ему никогда оттуда не выйти, отчаялся, подумал, что, может, удастся сбежать… но потом его внезапно отвезли в другое место, там были решетки на окнах, а полицейские ходили в белом. Камера была гораздо более чистая и удобная, но там было еще 4 человека, все они были сумасшедшие. Один что-то постоянно ловил руками в воздухе и бормотал, другой просто лежал и смотрел в никуда пустым взглядом, двое других вели себя нормально, хотя это только на первый взгляд. Позже выяснилось, что один из этих «нормальных» покусал человека, потому что считал себя оборотнем, сообщил Патрику (когда тот уже стал понимать наш язык), что агрессивен только в полнолуние, а так милейший человек. Второй был похож на Санька – выпил и однажды начал слышать голоса. Говорил, что сейчас они пропали, так как выпивки нет, а они появляются только от алкоголя.
- Патрик не высовывался, он понял, что попал в дом для сумасшедших. Санек пытался протестовать, но его, конечно же, никто не слушал, один раз в комнату с решетками, где обитали 5 безумцев, после возмущенных воплей Санька зашел здоровенный мужик с резиновой дубинкой и ударил Санька по ногам и по спине. Больше Санёк не возмущался.
- Потом их с Саньком засовывали в какие-то машины, «жуткий гроб с выдвижной кроватью», по словам Патрика (подозреваю, что это был томограф), с Саньком беседовал врач, задавал дурацкие вопросы вроде «вы можете сказать, что становитесь другим человеком, когда выпьете?», ему давали какие-то таблетки и капли, иногда делали уколы. После всех этих «приключений» Патрик заметил, что произошли изменения, однажды он вдруг понял, что может понимать речь окружающих, а потом по собственному желанию перехватил контроль над телом. Теперь он мог не бояться – он понимал, что, зная язык, сможет избежать неприятностей и остаться незамеченным. И с каждым новым приемом лекарств сдвиги в мозгу Санька становились всё сильнее, границы между Саньком и Патриком размывались, Саньку стали сниться сны про Англию, а Патрик получил доступ к его знаниям о мире и памяти.
- Но самым главным было не это. За 2 недели пребывания в дурке Патрик завел себе друзей, у этого парня был талант к общению и море харизмы, даже в теле местного алкаша. И вот один из его новых друзей и определил ход всей истории.
- Сначала коротко расскажу то немногое, что понял из рассказа об устройстве и распорядке дня в том заведении, где держали Патрика. У нас в городе несколько дурок, я не знаю, в какую именно отвезли Санька после буянки, да это и не важно, важно, что она была большая, несколько корпусов, множество пристроек и большой двор для прогулок, куда выпускали тех, кто не сидел в клетках круглосуточно. Патрик сказал, что он был в крыле для временных, он видел, как людей привозили и увозили, кто-то уходил сам – он видел это из окна коридора, по которому они шли в столовую. Столовая тоже была общей для всех, кто мог есть сам и при этом не был опасен для себя и окружающих. Это важно, потому что именно в этих местах и происходило самое главное.
- Утром всех будили в 6 часов, анализы, лечение у тех, кто уже прописался там надолго, если у тебя было мало процедур – можно было сидеть в палате или в комнате отдыха. Потом обед в большой столовой, Патрик сказал, что она была размером с их северное поле, не меньше, - улыбнулся Артем. – После обеда их выпускали на прогулку. Это была не тюрьма, так что на большой огороженной площади были деревья, трава и лавочки, от парка всю эту красоту отличали только крепкие парни в белой форме с дубинками, пристегнутыми к широким поясам.
- Там-то, в этом псих-парке, Патрик и встретил своего удивительного нового друга. В один день он просто подсел к нему на лавочку, когда Патрик, отвоевав контроль над телом, грелся на солнышке. Он сказал, что даже в том жутком месте хорошо быть живым, - задумчиво сказал Артем, - этот парень любил жизнь так, как я еще не видел.
- В общем, к нему осторожно подсел мужчина неопределенных лет, у него была азиатская внешность и бритая голова с какими-то непонятными узорами, вытатуированными на черепе. Незнакомец старался не делать резких движений, потому что любые перемещения и действия пациентов тут же привлекали внимание парней в белом, поэтому этот тип всячески стремился показать им, что ничего плохого не замышляет. Патрик сказал, что не замечал его раньше, потому что пациентов было много, а он пробыл там всего 3 дня и был крайне шокирован всем окружающим.
- Незнакомец тихо сел на лавочку рядом с Патриком, вокруг них бегали, ползали и просто стояли, глядя в никуда, остальные обитатели дурки, двое крепких парней в белом оценивающе посмотрели на Патрика и его соседа по лавочке, но придраться было не к чему. «Я знаю, что сейчас ты на поверхности, пришелец», - сказал незнакомец. Патрик с испуганным удивлением посмотрел на него, не зная, что ожидать, за 3 дня он уже убедился, что ожидать тут можно чего угодно. «Ты ведь не из этого мира, – хитро прищурившись, продолжил незнакомец, - я знаю, потому что вижу и слышу духов, слышу души, они говорят со мной… разное говорят, например, что тебя здесь быть не должно».
- Патрик молчал, испуганный и сбитый с толку, а лысый продолжил: «Иногда души соскальзывают, «прыгунчики» - так я их называю, кто знает, почему так? Я не знаю. Ты не пошел в свет и не остался между мирами в чистилище, почему-то ты вернулся сюда, но тела у тебя больше нет, всё ведь рассчитано, в мире нет лишних тел и лишних людей…». Он бормотал так быстро, иногда поглаживая себя по бритой голове, там, где были рисунки, Патрик сказал, что ни секунды не сомневался в том, что этот тип – совершенный псих, хотя сказанное им, кажется, было правдой. «И теперь вас обоих заперли здесь, ха! – и он широко улыбнулся, обнажая на удивление хорошие зубы, - тебе повезло, Прыгунчик, потому что ничего Мироздание не делает без смысла, запомни, ничего! Кто знает, зачем есть «прыгунчики»? Я не знаю. Но я знаю, зачем есть шаман!». И он слегка поклонился с гордой улыбкой, сидя на лавочке.
- Патрик сказал, что тогда еще плохо понимал русский, но общий смысл, как ему казалось, уловил, он хотел заговорить с этим странным мужчиной по-английски, тихонько, чтобы никто не услышал, но тот его опередил, снова начав бормотать: «Я 2 дня уже за тобой наблюдаю, хоть ты и прячешься в глубине настоящего хозяина тела, но я чувствую тебя, заблудшая душа, это похоже на постоянную вибрацию: ззззз во всех костях черепа, как будто чешется, даже зубы как будто чешутся изнутри. Кто знает, почему так? Я не знаю. Духи…».
- Договорить он не успел, его оборвал суровый окрик одного из парней в белом: «Эй, Шаман, хорош засиарть мозг новенькому, а ну отваливай!». «Уже отваливаю, босс, - ослепительно улыбнулся лысый, а потом, прежде, чем встать и раствориться в толпе гуляющих психов, быстро шепнул Патрику, - я могу помочь! Я знаю, как! Я тебя найду в столовой!».
- Патрик остался в полной растерянности, но самое пугающее – у него начала зарождаться надежда, крохотное зернышко, которое посеял этот незнакомец, сразу прижилось. И Патрик боялся, что корни этого зёрнышка разорвут ему сердце, так он мне и сказал.
- В тот день он больше не видел Шамана, до конца прогулки он высматривал его в толпе, но не решался искать открыто, боялся санитаров-надсмотрщиков. Потом, сидя в комнате отдыха перед бессмысленным для него телевизором (так как Санек опять завладел телом), Патрик не мог дождаться ужина. В большой столовой стоял гомон и звон металлической посуды и подносов, пациенты послушно выстраивались в очереди к раздаче блюд. Патрик тщетно пытался вернуть себе контроль, у него еще не до конца появилась эта способность, а Санек, как назло, не желал «уходить в тень». Подойдет ли лысый незнакомец со странными рисунками на черепе, если главным будет не Патрик? А если и так, вдруг Санек накинется на него, и их обоих (в смысле, Санька и Патрика) запрут где-нибудь в карцере? В общем, даже не представляю, что пережил этот парень! – выдохнул Артем.
- Ужин тоже прошел без происшествий, рядом с Патриком флегматичные пациенты (среди них были и женщины, их держали в другом крыле) жевали макароны с резиновыми котлетами, Патрик также отметил, что еда там была отвратительная, – засмеялся Артем. – Шаман, как назвали его охранники-санитары, не подсел к нему и, вообще, был неизвестно где. Только когда Санек, который всё еще управлял телом, понес свой поднос к месту сдачи, Патрик увидел лысого незнакомца краем глаза – тот сидел в дальнем конце и пялился в тарелку, низко опустив голову. Он выглядел так, словно был в отключке, возможно, так и было, и это предсказуемое разочарование больно резануло душу, Патрик ведь не зря боялся, что напрасная надежда разобьет ему сердце. И я его понимаю, сколько бы он себе ни говорил, что это псих, откуда он может что-нибудь знать и всё такое, а всё равно каждый из нас до последнего вздоха греет в своем сердце такого живучего паразита как надежду.
- В следующий раз они встретились во время завтрака в столовой, Патрик сказал, что ночь казалась ему бесконечной и полной демонов, он оказался запертым втройне – не только в чужом теле, в чужом мире, но и в каком-то жутком месте. Он хотел верить незнакомцу, запрещал себе верить, и всё равно верил.
- А утром, едва завидев его в столовой, незнакомец стоял в очереди на раздачу безвкусной каши, похожей на сероватую слизь, Патрик рванулся изо всех сил и оттеснил Санька. Я забыл сказать, что спрашивал его, спит ли он, и что происходит, когда он спит. Но он не спал, у него не было тела, которое устает, только душа, а душам, наверное, неведома усталость. В общем, он перехватил контроль и стал наблюдать, он решил сам подойти к незнакомцу и поставить точку в этой мучительной ситуации – либо он правда поможет, либо нет.
- Лысый стоял впереди, так что Патрик мог проследить, куда он сядет, и подсесть к нему. Но этого не потребовалось, получив поднос с завтраком, Шаман вышел из очереди, остановился, оглядел столовую, а потом повернулся, посмотрел прямо на Патрика и кивнул ему, как старому знакомому, после чего сел за ближайший свободный стол – Патрик сказал, что обычно столы, близкие к раздаче или выходам всегда оставались свободными – никто не хотел сидеть близко к санитарам, все стремились занять место в глубине. А вот незнакомец специально сел за свободный столик с краю, видимо, лишние уши ему были не нужны.
- «Я тебя чувствую, - без предисловий начал лысый, когда Патрик подсел к нему со своим подносом, - это как зуд в каждой клеточке тела, я говорил, да?». «Да, - кивнул Патрик, оба склонились над подносами, делая вид, что едят эту сероватую слизь, именуемую кашей, - а еще вы говорили, что можете помочь». Незнакомец помолчал, действительно окуная ложку в эту баланду. «Первое, - сказал он, не поднимая глаз, - надо есть эту гадость, а то привлечешь внимание, а это нам ни к чему. И втрое: я не понимаю твой язык. Но знаю, что ты понимаешь мой, пока плохо, но будет лучше, так всегда бывает…». Всегда?! Патрик едва не подавился, получается, он не один такой в этом мире?? Но он быстро, хоть и с большими усилиями, подавил волну эмоций – по-прежнему оставался шанс, что этот мужчина – обычный псих, в конце концов, они ведь в доме для психов, ха-ха.
- «Так вот, - продолжил Шаман, - сконцентрируйся и скажи мне то, что хотел сказать, по-русски». И Патрик сконцентрировался. Дальше беседа шла на понятном обоим языке, хоть Патрик сказал, что иногда не мог подобрать слова и понять то, что говорил незнакомец.
- За 40 минут, которые отводились на завтрак, незнакомец успел сообщить, что является настоящим шаманом, он сказал, что духи помогают ему и его братьям поддерживать порядок, баланс в мире. «Надо торопиться, Прыгунчик, пока природа живая, не спит - можно делать. Движение жизни, понимаешь?». Патрик не очень понимал, он жадно ловил слова, чтобы услышать главное: как и когда этот странный мужчина сможет ему помочь.
- «Когда природа уснет, всё, тебе придется ждать до весны в этом теле. Кто знает, почему так? Я не знаю. Это законы не нами созданы, мы лишь повинуемся им».
- «Вы поможете мне? – не выдержал Патрик, надежда прорвала все барьеры и затопила его душу, - вы сможете… а что вы предлагаете? Я, болван, радуюсь, сам не знаю, чему!». И Патрик хлопнул себя по лбу… осторожно, чтобы не привлечь внимание надзирателей. Шаман смерил его хитрым взглядом: «Я ничего тебе не предлагаю, кроме длинной дороги. Я могу дать тебе новое тело, да, представь себе! Об этом же ты мечтаешь?». И он прищурился с ехидной улыбкой. «Я мог бы это сделать, - продолжил Шаман, а Патрик застыл, глядя на него широко распахнутыми глазами Санька, - но я заперт здесь. А здесь, сам понимаешь, я ничего не могу… ну, или почти ничего. А такой ритуал сложный и долгий, надо много чего, времени много надо. Травы нужны, тишина… никто мешать не должен, твоя душа ведь должна оставить это чужое тело и войти в новое, такие вещи на бегу не делаются, понимаешь?».
- Вот правда, даже не представляю, каково было Патрику услышать такое! – покачал головой Артем. - Наверное, лицо у него было настолько красноречивым, что Шаман его тут же одернул: «Сделай лицо попроще, ты разве что не вопишь на весь зал».  Патрику хотелось задать миллион вопросов, хотелось говорить об этом весь день, строить планы… в таком Богом забытом месте он вдруг обрел то, на что даже не смел надеяться! Но завтрак подошел к концу, пациенты, снова построившись ровными рядами, понесли свои подносы к специальному окну, где принимали грязную посуду. «На прогулке я тебя найду, - шепнул Шаман, - только веди себя как обычно». С этими словами он растворился в толпе, а Патрик остался считать бесконечные минуты до прогулки.  Во время обеда он видел незнакомца, но тот как будто его не замечал, прошел в другой конец столовой и сел там за столик с какими-то другими людьми. Наверное, чтобы не привлекать внимания, решил Патрик, хотя тревога снова уколола душу. А тут еще внезапно Санек захватил контроль, это ввергло Патрика почти в панику - у него вроде появился шанс обрести новое тело в этом чудесном мире! Больше не бороться с законным хозяином за право жить полной жизнью, начать всё сначала… многим ли выпадает второй шанс прожить свою жизнь заново?
- Когда обед наконец закончился, и обитателей дурки выпустили во двор, Патрик рванулся изо всех сил и оттеснил Санька, в конце концов, он старался ради них обоих. Он медленно бродил по дорожкам больничного двора, стараясь не высматривать Шамана слишком уж открыто, иногда он ловил на себе взгляды санитаров, но пока они были равнодушными – ничего из ряда вон выходящего он не делал. Патрик посидел на лавочке, прошел из одного конца в другой, не находя себе места, а незнакомец всё не появлялся. Он сам сказал, что был уже на грани отчаяния, когда позади него раздался шепот: «За тобой они не смотрят, ты им не интересен, так что веди себя так, чтобы это оставалось и дальше». И прежде, чем Патрик успел как-то среагировать, шепчущий голос добавил: «Не оборачивайся, болван, я чудом улизнул от их глаз. Сиди и делай вид, что греешься на солнышке, а я пока расскажу тебе то, что успею. Сбежать отсюда не вариант, по крайней мере, я пока его не нашел, а вот иногда остаться без надзирателей – это можно».
- Патрик молчал, боясь выдать незнакомца, он решил делать ровно то, что его попросили: сидеть и слушать, поглядывая на небо, как если бы он был в одиночестве. Смешно получилось, - улыбнулся Артем, - Патрик в дурке беседовал с реальным человеком, но делал вид, что его нет, а другие в это же время активно показывали, что их невидимые друзья существуют и прямо сейчас разговаривают с ними.
- «Так на чем я тогда остановился? – зашептал голос Шамана позади Патрика, каким-то образом этот странный мужчина улизнул от надзирателей и спрятался в кустах, конечно, долго там скрываться было невозможно, да и густоты явно не хватало, чтобы скрыть человека, но за сидящим Патриком его было не видно. – А, да… я сказал, что могу дать тебе свободу, но это если сам буду свободен, видишь, нельзя дать другому то, чего у тебя самого нет, таков закон мира. А почему так, кто знает? Я не знаю. Я здесь уже почти год, как орел в клетке, привык, но не смирился. Я научился выживать здесь, но я не создан для такой, с позволения сказать, жизни. Я уйду отсюда, однажды уйду, духи мне помогут, и тогда…». Послышался злорадный смешок. «Тогда они у меня получат! Вот уж восстановится равновесие! Зло разгулялось здесь, друг мой, пора нам созывать Совет и делать то, для чего природа нас наделила силой – восстанавливать равновесие».
 - Патрик ничего не понял, но терпеливо ждал, а Шаман продолжил: «Я ведь за что сюда попал? Только за то, что делал свое дело. Один нехороший человек во власти – а там вообще хороших не бывает, я тебе скажу - задумал уничтожить заповедник. Решил продать землю под застройку, тысячи деревьев убить, птицы, животные – всех убить. Нельзя так, нельзя губить живое, я ему сказал, это большое зло, а зло всегда наказуемо, рано или поздно, нами, людьми, или высшими силами… а он посмеялся, сказал, «терпил» не спрашивают, как господам поступать, сказал, что мое дело «платить налоги и не разевать пасть, пока по хребту не получил», а потом его охрана меня скрутила и вышвырнула из кабинета».
- «Но перед тем, как они меня вышвырнули и тумаков надавали, я успел сказать пару фраз, особых фраз. А вернувшись домой, я еще кое-что сделал. А еще через 3 дня этот нелюдь сдох. – Шаман помолчал, - и меня заперли здесь. Охранники сказали, что я ему угрожал колдовством, а так как сдох он от инсульта, и никак нельзя было на меня это повесить и отправить в настоящую тюрьму, они закрыли меня тут».
- «Они боятся, зло всегда боится воинов Добра, они не выпустят меня отсюда, пока я жив, думаешь, я это не понимаю? Поэтому я должен уйти сам, никто надо мной не властен, никто мне не хозяин, чтобы запирать меня тут, как скотину. Ты ведь тоже заперт, - добавил Шаман, - и мой долг помочь тебе освободиться».
- Внезапно он возник прямо рядом с Патриком, проворно выскочив из кустов и усевшись на лавочку, очень вовремя, потому что по дорожке к ним уже шел патруль из двух крепких парней в белой форме. «Они посмеиваются надо мной, - сказал Шаман, пристально глядя на Патрика прищуренными хитрыми глазами, - посмеиваются, но и побаиваются. Народная молва – сильная штука, похлеще официальных заявлений, молве люди всегда верят больше. А я даже здесь кое на что способен, проверять им не хочется». И он захихикал.
- «Вот ты где, старый пес, - воскликнул один из санитаров, увидев Шамана мирно сидящим на лавочке, - опять достаешь бедолагу? Отваливай, двор большой, найди себе место где-нибудь еще». «Как скажешь, босс», - ослепительно улыбнулся Шаман и встал, даже не глянув на Патрика. «Слышь, что он тебе говорил?», – спросил санитар, когда шаман медленно ушел к зданию психушки. «Ничего умного, - пожал плечами Патрик, а сердце выскакивало из груди от страха и тревоги, - бред какой-то». И он с демонстративным вздохом потупил глаза, принимая обычную для этого места позу сломленного человека. «Ты тут вроде временно, - не унимался надзиратель, - так вот, держись от этого клоуна подальше, а то еще заразит безумием, придется и дальше дни с ним коротать». Эта фраза показалась обоим санитарам такой остроумной, что они громко заржали, а Патрик всё так же сидел, опустив голову и плечи, всем своим видом показывая, что ему не до Шамана и вообще он просто старается тихо отбыть свой срок.
- Прошло еще несколько дней, прежде чем Патрик смог поговорить со своим новым знакомым, Шаман специально избегал его, чтобы не привлекать внимания. В столовой он садился на другом конце зала и не поднимал головы, да и Патрик усвоил, что глазеть по сторонам или выходить хоть чуть-чуть за рамки принятого здесь поведения – чревато, он видел, как пациентов били дубинками и уволакивали куда-то, откуда они возвращались бледными, похудевшими и очень тихими. Патрик знал из разговоров врачей, что он здесь для диагностики, вернее, не он, а Санек, и больше 2 недель его здесь держать не будут, если не найдут причин оставить его надолго, и, конечно, больше всего ему хотелось покинуть это жуткое место, но так же сильно ему хотелось верить Шаману и покинуть тело Санька, обретя свое собственное. Долгими ночами, слушая плач, бормотание или храп других обитателей дурки, он боролся с надеждой и отчаянием, которые разрывали ему душу: вполне могло быть, что этот странный мужчина никакой не шаман, а самый обычный псих, прячущийся от собственной никчемности за придуманным могуществом… а если всё сказанное им - правда, а Патрик так и не сможет поговорить с ним до окончания своего срока? Никто ведь его сюда больше не пустит, посетители разрешены далеко не всем, да и по собственной воле возвращаться сюда – брррр, нет!
- Но, раз я вам это рассказываю, – улыбнулся Артем, - значит, всё разрешилось. Когда Саньку и Патрику оставалось 3 дня до выписки, в очереди за ужином в столовой за ним оказался Шаман. «Не оборачивайся, – зашептал он, - просто слушай. Завтра после обеда, когда у всех будут свидания или отдых, зайди во вторую дверь от общей комнаты, понял? Во вторую, не перепутай. И сиди там, пока я не приду. Всё, до тех пор не замечай меня». И больше ни слова, Патрик получил свой поднос с очередными помоями и сел за какой-то столик, не оборачиваясь, как и просил Шаман.
- А на следующий день Патрик с самого утра набирался сил, не мешая Саньку проходить тесты, сидеть на групповой терапии и пить таблетки, он копил ресурсы для рывка – после обеда ему надо было быть в той комнате, и он намеревался сделать всё, чтобы не упустить свой шанс. Саньку были разрешены свидания, но навещать его было некому, жена не горела желанием его видеть, а его сын жил в другой стране, друзей у него тоже не было, так что, когда те, кого навещали, уходили в специальную комнату, Санек и другие такие же одиночки сидели в палатах или в общей комнате отдыха, там можно было смотреть телек, читать журналы или играть в настольные игры. Патрик выбрал лучшее, как ему казалось, время для рывка – когда Санек плюхнулся на диван и уставился пустыми глазами в экран старого телевизора, там показывали какой-то черно-белый фильм. Собрав волю, Патрик рванулся вперед и захватил контроль. Получилось, теперь оставалось самое сложное – пройти в ту комнату незамеченным. Кстати, Шамана он не видел ни на прогулке, ни потом, когда пациенты отправлялись на групповые занятия или на свидания. «Он придет, - говорил себе Патрик, - он знает здесь всё лучше меня, так что он сумеет… а моя задача – ждать его там и не создать проблем нам обоим».
- Медленно и лениво он встал с дивана и направился к выходу из общей комнаты, санитар, уткнувшийся в свой телефон, тут же вскинул голову: «Куда собрался?», Патрик сказал, что едва не лишился чувств от страха, но сумел выдавить ровным тоном: «Хочу в палату, надоело здесь».  Санитар окинул его презрительным взглядом, но больше ничего не сказал, а когда Патрик вышел за дверь в белоснежный коридор, всё-таки встал со своего места и выглянул, чтобы убедиться, что Патрик, то есть, Санек не соврал. Он не соврал в направлении, его палата была действительно в той стороне, и он так же медленно, опустив плечи и голову, побрел туда. «Вторая дверь, - повторял про себя Патрик, - вторая дверь… помоги мне Бог или тот, кто вернул меня в этот мир!».
- Поравнявшись с нужной дверью, Патрик замер, осторожно оглянулся, он знал, что камер в коридорах нет, только на входе на этаж, кроме него в коридоре был только какой-то старик, плетущийся впереди. Санитар больше не выглядывал, это был тот самый момент, и Патрик с гулко бьющимся сердцем нажал на ручку.
- Раньше это было служебное помещение с полками, ведрами и каким-то хламом, накопившимся за многие годы, но теперь комната была абсолютно пустой, только на полу остались следы от стеллажей, и возле зарешеченного окна стояло одинокое ведро с засохшей и скомканной тряпкой, стены были ободраны и побелены, вместо лампы с потолка свисал голый провод, перемотанный изолентой. Шаман сидел прямо на полу за дверью, так что Патрик его не сразу увидел - дверь открывалась внутрь, и новый знакомый Патрика специально сел так, чтобы скрыться от глаз входящего.
- «Здесь нечего взять и негде спрятаться, - улыбнулся Шаман, - поэтому нет смысла запирать. И сбежать тоже не получится, как видишь». – И он кивнул на окно с решеткой. Патрик прижался спиной к двери, как будто сдерживал кого-то, сердце билось, мысли путались, он боялся, что их обнаружат и запрут его здесь навечно, и это тогда, когда он мог получить полную свободу!
- «Времени у нас немного, - сказал Шаман, жестом предлагая Патрику сесть рядом, - тут есть один парень, он верит в такие вещи, я ему иногда рассказываю, как устроен мир, взамен он дает мне побыть в тишине. Сбежать он мне не поможет, да я и не попрошу, но такие мелочи, как полчаса в пустой комнате без надзирателей – это он может». Шаман улыбнулся, показывая свои удивительно красивые зубы, а Патрик, немного успокоившись, сел рядом прямо на грязный пол. «Я видел сон, - сказал Шаман, пристально глядя на Патрика, - тебя видел. Ты спас ребенка и умер от воспаления легких… хотя, ты не знаешь название этой болезни, но я знаю». Патрик задохнулся от удивления и возбуждения, сомнений больше не осталось, этот странный мужчина действительно имел дар и знал то, что никто знать не мог. «И это еще одна причина, важная причина для меня, чтобы помочь тебе. Ты – неравнодушный, это важно. Поэтому я скажу, хоть времени в обрез. Ты знаешь, что равнодушие – самый опасный и самый отвратительный вид вырождения человеческой души? – Патрик молчал, хлопая широко открытыми глазами, - во все времена предателей убивали без жалости, даже в такие «развитые» времена, как сейчас. Всегда люди, не имеющие позиции и принципов, вызвали глубинное, мощное, необъяснимое отвращение и ненависть у человеческого вида. Почему так, кто знает? Я знаю».
- Шаман наклонился вперед, почти касаясь носа Патрика своим: «Человеческое существо не выживает в одиночку, с древних времен мы вынуждены сбиваться в стаи – человек слаб телом, лишен шерсти и выносливости, поэтому наша единственная сила в этом сложном мире – количество, объединение маленьких усилий в большую силу. Одинокий человек не мог убить мамонта и поддержать огонь, пока он будет охотиться, поэтому возникли племена, группы людей, преданных друг другу. Нельзя ведь идти на охоту против большого и опасного животного, если не уверен, что партнер подстрахует, нельзя защищать свой дом, если не уверен, что партнер прикроет спину, нельзя оставить огонь человеку, способному наплевать и не следить за ним – всё это несет угрозу выживанию племени, а если шире, и вида в целом. Поэтому в сказках, песнях и культуре человечества есть такие главные понятия как верность, храбрость, честность… неравнодушие. Эти качества гарантируют выживаемость племени, а обратные – гарантируют его гибель. Всё просто, если я могу на тебя надеяться, а ты на меня – мы выживем, если хоть один из нас ненадежен – над обоими нависает угроза смерти».
- Я запомнил этот монолог, - сказал Артем с задумчивым лицом, - потому что считаю, что тот Шаман говорил Истину, и Патрик его запомнил и передал мне.
- «Да, мы, люди, враждуем, убиваем друг друга, как животные, это такая же конкуренция за еду и территорию, она была всегда… И твой враг, верный своему племени, может вызвать гнев, ярость, даже ненависть, но не то глубинное отвращение, то отторжение, которое вызывает предатель, человек равнодушный, думающий только о своей шкуре. Потому что душой, инстинктами каждое человеческое существо понимает – мой враг верен племени, и если бы я был в его племени, он был бы верен мне, то есть, он нормальный, здоровый представитель вида. А вот предатели – это как чума, это смерть для племени, и такое же омерзение и желание уничтожить вызывают они. Предатель не верен никому, никакому племени, равнодушный человек не прикроет спину, ему нельзя доверить огонь, ведь он может бросить его и пойти спать или гулять, он не встанет на защиту племени, потому что ему дрога лишь его жизнь. Это выродки, это чума, а ты видел, как животные поступают с больными особями? Они их уничтожают или бросают, изгоняют из стаи».
- «Ты – лучший образец того, о чем я тут разглагольствую, - улыбнулся Шаман, - ты кинулся на лед, не раздумывая, чтобы спасти детеныша своего вида – что может быть естественней и правильней?? Ты отдал жизнь за будущее своего вида, так это видится с высоты законов мироздания, поэтому таких как ты в человеческой культуре называют героями. Видишь, всё просто – усилия для выживания племени и вида всегда поощряются и превозносятся. Возможно, я помог бы тебе, не зная этого… хотя я всегда знаю, духи сообщают мне, шаман должен знать, с чем имеет дело и что можно, - затараторил он, а потом как будто сам себя осадил, - по крайней мере, я мог бы отправить тебя обратно в тот мир, если бы так сказали духи, я лишь проводник Силы, а не создатель или хозяин, понимаешь? Хотя я еще не видел «прыгунчика», не заслуживающего второй шанс. Почему так, кто знает? Я уж точно не знаю».
- «Я никогда не думал об этом так, - тихо проговорил ошеломленный Патрик, - думаю, вы абсолютно правы. В смысле, почему равнодушие и эгоизм так отвратительны».
- «Но человеческая природа - это природа постоянных противоречий, - быстро говорил Шаман, - мы вынуждены жить стаей, но каждый из нас по-настоящему индивидуалист. Нам нужен свой дом, свое пространство, у каждого из нас свой взгляд на мир и свои предпочтения. И все эти коммуны никогда не существуют долго, если пытаются наступить на горло этому индивидуализму. Нельзя переделывать природу, это под силу лишь Создателю, а кто из нас создал этот мир его законы? Никто. Человек признает мое и сражается за мое, трудится за мое, и общее становится важным, если часть этого всегда будет лично твоей. Поэтому нам так трудно друг с другом, трудно найти баланс между лично моими интересами и интересами племени. В нас одновременно огонь и лед, и мы вынуждены мирить в себе эти непримиримые стихии».
- «Ну, что-то я разговорился, - усмехнулся шаман, - просто давно не было возможности с кем-то так поговорить, а знания приходят, томятся во мне и требуют свободы, как и всё в этом мире. Наверное, мне уже пора брать ученика, раз Знание того требует. Когда выйду отсюда, найду его или он меня, это как посмотреть».
- «Вернемся к нашим делам, - тряхнул головой Шаман. – Я не могу дать тебе новое тело здесь, но я могу сказать тебе, где найти того, кто сможет. И я могу передать ему послание, чтобы он знал, от кого ты и что надо делать. Тебя ждет долгая дорога, «прыгунчик», как я и говорил. Долгая дорога в прямом и переносном смысле».
- Патрик сидел, едва дыша от захлестнувших его эмоций, ради этого он пережил все эти злоключения, ради этого момента. И это было лишь началом пути. От этого точно можно получить нервный срыв, - усмехнулся Артем.
- И он сказал Патрику, куда ему надо поехать и имя человека, которого надо найти. «И не благодари, - поднял руку Шаман, когда Патрик сбивчиво и эмоционально попытался сказать о своей благодарности, - а если хочешь отплатить мне и тому, кто проведет ритуал – будь и дальше неравнодушным, живи свою новую жизнь со светом в душе. Вот это будет лучшая благодарность».
- «Наше время закончилось, - сказал Шаман, вставая с пола, Патрик последовал за ним, - больше мы не увидимся, по крайней мере, здесь. Ты узнал всё, что нужно, надеюсь, запомнил хорошо, записать всё это здесь нельзя, увы. В добрый путь, «прыгунчик», и счастливой новой жизни».
- «Патрик, - прошептал мой необычный друг, - меня зовут Патрик. Я почту за честь узнать ваше имя, чтобы молиться о вас каждый день моей жизни».
- Шаман несколько мгновений пристально смотрел на Патрика, а потом на его лице расцвела легкая довольная улыбка. «Александр, - кивнул Шаман, - так меня зовут непосвященные, став шаманом, я взял себе другое имя. Молясь своим богам, называй меня Голос Ветра».
- «Прощай, Патрик, - Шаман хлопнул его по плечу с доброй улыбкой, - может, еще встретимся, в этом мире или в другом». И он, бросив последний пристальный взгляд на Патрика, вышел за дверь.
- Спустя оставшиеся 3 дня Санька выпустили, к тому моменту Патрик уже научился отлично владеть русским и пользоваться знаниями хозяина тела. Энергия билась в нем, он горел желанием обрести свое тело и избавиться от этого странного соседства.
Артем замолчал, задумчиво водя кулаком по подлокотнику кресла, все члены Клуба смотрели на него с жадным любопытством, ожидая продолжения, как дети, которым перед сном читают сказку.
- Вам, наверное, интересно, что же сказал Шаман, - улыбнулся Артем, - меня тоже раздирало любопытство, тем более, что Патрик намеревался просить меня как-то в этом поучаствовать. «Шаман не соврал, когда сказал, что предлагает мне долгую дорогу, - усмехнулся Патрик, почти свободный, сидящий в кафе посреди мегаполиса в 21 веке в чужом теле… только представьте, а? – Я должен поехать на Алтай, в Алтайскую республику, он повторил, чтобы я запомнил и не перепутал: не Алтайский край, а республика. Там я должен добраться до селения Утмань (вымышл.), а дальше – найти проводника и идти в горы, там, в долине у подножья Седой горы живет шаман, я должен найти его. И буду свободен».
- Глаза Патрика сверкали, я и сам почти дрожал от возбуждения, - продолжал Артем, - это было покруче, чем какой-нибудь Голливудский фильм, и мне вдруг нестерпимо захотелось отправиться с ними в это удивительное путешествие, увидеть нечто волшебное, стать свидетелем такого, что удается увидеть одному из сотен миллионов, наверное. Я даже подумал, что он попросит меня поехать с ним, в этом его просьба.
Артем поджал губы, вновь переживая то разочарование, которое испытал в тот момент.
- Но мне ехать было нельзя, правила диктовал не Патрик и уж, тем более, не я. Так сказал шаман по имени Голос Ветра. Патрик должен быть один, это не поездка в Диснейленд, туристам там не место. Я понимал, хоть испытал какое-то детское разочарование, когда взрослые веселятся, а тебя просто выставляют за дверь и заставляют делать уроки, примерно так.
- А просьба, от которой Патрику было неловко… помощь в организации путешествия. Он сказал, что понимает, насколько чудовищна его просьба, и если я откажу, он итак будет считать меня другом до конца этой жизни. Я думал, он попросит деньги на дорогу, но мой необычный друг снова удивил меня. «Мне нужно стать на время другим человеком, - сказал Патрик, приглушив голос и наклонившись вперед, так они с Шаманом, должно быть, перешептывались в столовой. – Никто не должен найти Санька, как вы его называете, я не должен оставить след. Потом он вернется домой, не знаю уж, что будет помнить, но нам никто не должен помешать, пока ритуал не будет проведен, поэтому я прошу тебя сделать мне другое имя. Из знаний Санька я понял, что сейчас люди, умеющие обращаться с компьютерами, могут очень многое. А мне ведь не надо ничего серьезного и сложного, просто одноразовый билет в один конец…». Сказав это, он побледнел, но глаза заблестели еще ярче, его пугала и завораживала финальная часть его пути к свободе и новой жизни, меня, честно сказать, тоже.
- «Если это слишком…», - начал было он, но я поднял руку, прерывая его. «Я дал слово, что помогу тебе, - сказал я совершенно серьезно, - я его сдержу. Понадобится несколько дней, и ты не сможешь пользоваться этим документом ни для чего другого, но ты сможешь уехать, не оставив следа».
- «Спасибо. – В глазах Санька стояли слезы, но Патрик не позволил им вылиться. - Я этого не забуду».
- И он не просил денег. – Сказал Артем. - Наверное, решил взять деньги Санька, в конце концов, он был прав – он старается ради обоих. Он оказался в теле Санька не по своей воле, он не решал захватить именно это тело или какое-то другое, он умер, а потом его вернули сюда.
Артем помолчал.
- Через 4 дня паспорт был готов, за это время мне редко удавалось увидеть Патрика, хотя мы оба понимали, что это наши последние дни, неизвестно, чем закончится ритуал, и будет ли он вообще успешным.  «По крайней мере, смерти я больше не боюсь, - сказал Патрик, когда я поздно ночью отдавал ему одноразовый паспорт, - теперь я точно знаю, что это не конец, и, возможно, теперь я пойду по лестнице в свет. Но земная жизнь – это неописуемое, бесценное удовольствие». Мы обнялись в ночной тишине под тихое стрекотание сверчков и шелест ветра в листве, и я подумал, что никогда еще не понимал так остро и так ясно фразу о том, что люди молчат в двух случаях: когда им нечего сказать, и когда сказать хочется слишком много.
- Это была наша последняя встреча. Патрик был с одной спортивной сумкой и пакетом, от которого исходил сильный травянистый аромат. 4 дня с той беседы в кофейне он не терял времени даром, он готовил свой отъезд -  до момента, когда он окажется у шамана, он не мог отдать контроль Саньку, сами понимаете, и его друг по имени Голос Ветра помог ему и в этом – походив по многочисленным лавкам пряностей, аюрведических средств и даже товаров для магии, Патрик нашел травы, которые должны были помочь держать контроль нал телом. Так можно было примерно на месяц затолкать Санька на задворки сознания, но потом действие трав, как и любого лекарства, притуплялось. Я тоже надеялся, что к тому моменту он уже будет если и не в новом теле, то у того шамана, а значит, в безопасности.
- «Куда ты пойдешь? - единственное, что спросил я, а над нами в темном небе мерцали огромные летние звезды, фонари давно не горели, и, выходя из дома, я тоже не стал зажигать свет. – Билет ведь ты еще не мог купить…». Он сказал, что поедет на поезде, а прямо сейчас пойдет за билетом, по интернету покупать не мог, у новой личности не было банковской карты, сказал, что до отъезда посидит на вокзале, поезд шел рано утром и места в нем, судя по информации на сайте, еще были – тут я испытал гордость, Патрик умел пользоваться интернетом получше Санька, коренного жителя современного мира, так сказать. Мы даже шутили, что ему повезло вселиться в тело местного алкаша – у такого персонажа вполне могло и не быть никакого мобильного банка и карточки.
Артем улыбнулся немного грустной улыбкой:
- И он собирался отдать мне деньги за паспорт. Серьезно, этот парень был самым порядочным из всех, кого я знал. Конечно же, я сказал, чтобы он забыл об этом, я обрел в нем друга, пусть и на короткий срок, и я узнал и прикоснулся к чуду, к чему-то огромному и волшебному… а это не оценишь никакими деньгами.
- Я пожелал ему счастливого пути и счастливой новой жизни. «Если всё получится, и ты будешь помнить меня…», - начал было я и осекся, но он подхватил: «Я найду тебя. Если я останусь в этом мире и останусь собой, я буду рад снова появиться в твоей жизни. Друзей у меня не так много, а человек богат лишь добрыми мыслями о нем, так говорили в Мидл-Хиллс».
- И он ушел. Я провожал его взглядом, пока темнота не скрыла силуэт, но прежде, чем исчезнуть, он остановился, обернулся и помахал мне.
На этот раз тишина в Клубе длилась несколько минут, все обдумывали услышанное.
- Если вы думаете, что теперь-то уж моя история подошла к концу, - хитро улыбнулся Артем, - то вы опять ошиблись.
Честно говоря, я, как и все остальные, судя по лицам, обрадовался. Да, история получилась долгой, но какой! И мне тоже не хотелось уходить домой на этой ноте – неизвестность, грусть, расставание. Я поймал себя на том, что искренне переживаю за Патрика и испытываю к нему крайнюю симпатию, хотя не видел его ни разу в жизни.
- Да, - вздохнув, продолжил Артем, - больше я Патрика не видел. Зато опять пришли менты – когда Санек «пропал», его жена заявила в полицию. И снова я подумал о том, что Патрик, будучи новичком в этом мире технологий, всё рассчитал правильно. Ум всегда найдет правильную дорогу, так говорила моя бабушка, Патрик не оставил следов, иначе его освобождение оказалось бы под угрозой.
- Честно говоря, увидев ментов на пороге, я немного испугался, я тоже был уверен, что не оставил зацепок по липовому паспорту, мои знакомые, кто помогал мне в этом, настоящие профи, они не попадаются, особенно обычным городским ментам. И всё же мне было тревожно. Меня снова расспросили (как и всех соседей, оказывается), не видел ли я Санька и когда видел в последний раз. Я сразу подумал о нашей встрече в кофейне, город утыкан камерами, и если бы они всерьез взялись за поиски местного алкаша, то смогли бы установить, что мы очень даже встречались за несколько дней до его исчезновения. Поэтому я не стал отпираться, сказал, что видел его в городе, он снова просил помочь с покупкой ноутбука, они спросили, что было дальше, я ответил, что был очень удивлен его визитом, а так как на работе мне было не до него, я назначил ему встречу в кафе, там я расписал ему технические характеристики, по которым надо выбирать ноутбук, и больше его не видел. Моя история подтвердилась, и они от меня отстали, только спросили потом еще раз, почему он все-таки обращался ко мне. Я ответил, что знакомых моего возраста у Санька явно не было, а его круг знакомых в современной технике ничего не понимал, а зачем ему ноут и почему – мне всё равно, я не горел желанием с ним общаться, как и все соседи.
- И жизнь потекла как раньше, с той лишь разницей, что я каждый день думал о Патрике. Не проходило 10 минут, чтобы я не задался вопросом: где он сейчас? Жив ли? Нашел ли он новое тело? Или просто покинул наш мир? Я надеялся, что пойму многое, если появится Санек, но его тоже не было. Вдруг они умерли оба? Что я вообще мог знать о шаманах и о том, куда поехал Патрик? Да в наших краях с ним и по дороге могло случиться много нехорошего….
- Я далек от религии, наше поколение верит совсем в других богов, но я, когда вспоминал Патрика, просил Вселенную помочь ему. Этот парень заслуживал добра и счастья, в этом я был уверен.
- Так я прожил примерно месяц, а потом в конце сентября Санек вернулся. Да, вот так просто и без всяких драматических эффектов, как в кино. Одним дождливым утром, когда в воздухе висела настоящая осенняя морось, я вышел из дома, как обычно спеша на поезд, и увидел его. Он сидел в своем гараже, в обычной скрюченной позе, я сразу понял, что это не Патрик… и снова тоска кольнула в самое сердце, так бывает, когда теряешь друга и понимаешь, что это навсегда. Патрик ушел, куда, я понятия не имел, но то, что он больше не появится в теле Санька – это было точно.
- Меня просто разрывало любопытство, Санек вернулся, он был жив и, судя по виду, вполне здоров. А где мой друг? И что с ними было? Вы не представляете, как мне хотелось расспросить его, вытрясти из него всё, что он знал и помнил, но я, конечно же, просто прошел мимо с гулко бьющимся сердцем. Хотя, не смог удержаться и всё же рассмотрел его быстро: он выглядел как-то не так, вот правда, что-то в нем изменилось. Может, выражение лица, - задумчиво произнес Артем, глядя куда-то в пустоту, - в нем больше не было той злобности и пошарпанности, что ли. В гараже сидел обычный мужик со слегка потерянным выражением лица, как будто он сам не совсем понимал, кто он и что здесь делает. Вид у него был скорее смирный и задумчивый, нежели агрессивный, как было раньше.
- И с того утра я обнаружил, что не только ощущаю острое чувство потери, но и как будто чего-то жду. Да, звучит глупо, я и сам понимал, что это игры разума, что ждать мне совершенно нечего… и всё равно это чувство не уходило. Если Санек вернулся, значит, возможно, где-то в этом мире мой друг ходит и говорит в каком-то другом теле… и если он помнит меня, он выйдет на связь. Вот так упрямо шептал голос в моей душе, и никак невозможно было заставить его замолчать или переспорить.
- Я наблюдал за Саньком, надеясь, что что-то смогу понять по его поведению… или он вдруг впадет в какой-то транс и передаст мне послание от Патрика. – Артем смущенно усмехнулся и покачал головой, - глупо, я понимаю, но, как говорит наш великий офисный мудрец, шеф: разум – это пес, его можно дрессировать и отдавать команды, а душа – это кошка, она всегда гуляет сама по себе и никого не слушается.
- Санек жил обычной жизнью, почти – он перестал пить и ругать весь мир, это я и сам заметил, никаких больше гневных тирад и косых взглядом, когда я проходил мимо (а я специально больше не старался его избегать), он равнодушно скользил по мне туманным взглядом, как будто всегда был занят какими-то своими мыслями. А примерно через 3 недели, может, месяц после его возвращения, я не удержался и, встретив по дороге домой его женушку (такую же «очаровательную», как и ее муж), спросил, что было с ее мужем, ко мне ведь тоже приходили менты, и не раз, так что я вполне имел право на любопытство. Мы шли по дороге от остановки поезда, она тоже приехала из города, кажется, работала где-то в соседнем районе, и я прямо спросил: что вообще это было?
- «Да черт его знает, - прогудела она, голос у нее был сильный и неприятный, на ум сразу приходило слово «хабалка», - я ментов на уши подняла, они тут по всем соседям прошлись, к тебе вон тоже, говоришь, заходили, и ничего – этого дурака как след простыл. Мозги пробухал, даже до дурки уже дошло, чтоб его, но выпустили, говорят, вменяемы и неопасный, ага! Правда, он больше погромов не устраивал, хотя, где ему было устраивать, он как вышел, так и пропал куда-то, видать, совсем ему там мозги свернули набекрень». Я заметил, что он всё же вернулся, может, рассказывал, где был? «Я тоже на него накинулась, а ну-ка, месяц шлялся где-то, ни слуху, ни духу, а потом вдруг один день бац – открывает двери, и как будто за хлебом ходил! – Она нахмурилась и фыркнула, - так хотелось ему по башке за такие выходки съездить, но черт его знает, что он может выкинуть, он же уже показал, что крыша у него дырявая, когда его в дурку-то забрали. В общем, говорит, что не помнит ничего…».
- Она нахмурилась еще больше и добавила: «Думаю, врет. Где-то его носило и что-то с ним было, потому что он странный стал, не такой, как раньше. Самое главное – пить перестал, вообще ни грамма с тех пор, как вернулся. Обычно у него если есть пойло, так он не успокоится, пока дно не увидит, а тут в кухне в буфете стоит бутылка вина (это я, пока его искали, нервы успокаивала), а он эту бутылку как будто и не видит! Вообще ноль реакции! И молчит всё время, как в рот воды набрал. Непохоже на него, совсем не похоже».
- Действительно странно. – Заключил Артем, - и ее фраза о том, что он помнит, как ей кажется, где он был и что пережил, только подлила бензина в мой пылающий костер любопытства. И это любопытство ничем нельзя было погасить, я же не мог подойти к Саньку и прямо спросить: где ты был, и куда делся мой друг Патрик, с которым вы делили тело?
- Жизнь пошла своим чередом, потекла как обычно, работа, друзья, планы… но я ни на день не забывал о Патрике и о его обещании найти меня, если он останется в этом мире и будет помнить. Санек действительно больше не пил и не ругал весь мир, он тихо работал в своем гараже, иногда, как раньше, сидел возле него, если погода позволяла, но не орал и не косился на людей, просто сидел и смотрел в никуда, как глубоко задумавшийся человек. Уверен, ему было, о чем подумать.
- В ноябре, когда погода становится особенно мерзкой, а люди начинают говорить о новогодних праздниках, мне предложили выгодную путевку на Рождество в Европу. Честно говоря, я давно мечтал оказаться на всех этих сказочных ярмарках Старого Света, финансы позволяли, даже компания подобралась – нас ехало 3-ое друзей, мы работали в разных фирмах, но наконец удалось согласовать отпуска. Это была настоящая эйфория! Зимняя красота, сказочная Европа и праздники! Мы выезжали 20 декабря, а вернуться должны были 28, то есть Новый Год мы собирались праздновать уже дома, и тоже очень весело.
- Я занимался документами и организацией поездки, по вечерам сидел с чашечкой какао и разглядывал достопримечательности и наш маршрут – мы стартовали в Варшаве, потом – Прага, Берлин и наконец Амстердам. Это было лучшее время в году, даже история с Патриком отошла немного на задний план, зимнее волшебство и красота Европы заворожили меня, я грезил об этих улицах, утопающих в огнях и декорациях, праздничный сезон сам по себе наполнен радостью и ожиданием чуда, а тут еще наше путешествие…
- Вы, наверное, уже все догадались, к чему я это рассказываю, - хитро улыбнулся Артем, - мы вылетели 20 декабря в Варшаву, окрыленные, свободные, счастливые молодые люди. «Время чудес!», - прокричали мы, поднимая бокалы перед посадкой. Да, время чудес.
- Это был лучший отпуск в моей жизни, вот правда. Никогда мне не было так хорошо, легко и радостно, как в те 8 дней. Мы бродили по ярмаркам и уютным кафешкам, накупили кучу сувениров, каждый день, как только мы открывали глаза, и до самого момента засыпания был полон впечатлений, и все они были приятными. Только один раз мне вдруг стало грустно, это было в Чехии, мы стояли возле главной городской Елки в Праге на Староместской площади, вокруг огни, дети носятся и смеются, шел снег, мелкий, легкий, мои друзья пошли за глинтвейном, а я просто смотрел на эту огромную ель, слушал рождественскую музыку, она была повсюду… и вдруг меня пронзила мысль о Патрике. Наверное, он не смог остаться и прожить жизнь в этом мире, который он так любил. Он бы нашел меня, я ни на секунду не думал, что он просто забыл о данном обещании или не захотел общаться со мной, он не был таким. С момента возвращения Санька прошло уже почти 3 месяца, Патрик бы объявился, если бы был здесь… Да, может, он и не помнил ничего, как Санек, кто знает, тут такое дело, что никто не даст гарантий и ответов. Но почему-то мне казалось, что что-то не получилось, и его здесь больше нет. И от этого мне стало так невыносимо грустно, от всей этой красоты, от кипящей жизни, которую он не увидит, хотя уж он оценил бы всё это по достоинству. Он был мечтателем, влюбленным в мир, который раз за разом предавал его и разрушал его мечты. Это очень печально, согласитесь.
- Когда мы добрались до Амстердама, мне и самому было уже грустно за самого себя, – усмехнулся Артем, - это была наша последняя остановка, а так не хотелось покидать эту сказку! Мы бродили по улицам, украшенным гирляндами и рождественскими венками, и я подумал, что мое рождественское чудо так и не случилось, хотя всё это путешествие было чудом, и я это понимал. Просто всегда хочется чего-то волшебного, чего-то из ряда вон… вы понимаете, насмотришься всех этих фильмов – а их крутили по ТВ и во всех кафешках – и тоже начинаешь хотеть добрых чудес. Мне, вообще-то, грех жаловаться, - покачал головой Артем, - в мою жизнь вошло чудо по имени Патрик, просто я, как и все живые душой, как я это называю, хотел сказку, когда мир вокруг выглядел как настоящая декорация к сказке.
- И как вы, наверное, догадались, раз я это рассказываю, значит, чудо случилось.
Артем выдержал паузу, подогревая наше и без того пылающее любопытство.
- Это случилось на знаменитом катке Ice Village Amsterdam, сотни, может, тысячи людей вокруг… это правда могло быть только чудом, не иначе. Я стоял возле катка, смотрел на катающихся людей и пил имбирный чай, Марк, один из моих друзей, фоткал, покупал сувениры и заглядывался на хорошеньких туристок со всего света, а Андрей как раз был на катке, изображал из себя Плющенко… Было холодно, как-то очень промозгло, мы собирались в кафе, пробовать местный глинтвейн и колбаски. Наш рейс был завтра в 15:40, и я подумал, что в следующий раз ужинать буду уже дома. Я замерз, потому что стоял, но уходить не хотелось, да и Андрей выделывал такие смешные пародии на льду, что ржал не только я, но и еще добрый десяток человек. Он что-то кричал мне, комментируя свое бесплатное шоу, но мне было не слышно из-за музыки и голосов сотен людей вокруг. Андрей каким-то чудом лавировал между людьми и дурачился, в какую-то минуту он начал изображать очередную смешную комбинацию жестов и мимики и вдруг налетел на какого-то парня.
- Он ехал навстречу Андрею на приличной скорости, видимо, из-за толпы он не увидел моего друга и не смог свернуть или затормозить, и Андрей, который был увлечен своим кривлянием, не смотрел по сторонам. Они столкнулись, повалив несколько человек вокруг, поднялся визг, на льду образовалась кучка из поваленных людей, какая-то девочка начала плакать… Я побежал к бортику, вокруг них уже начала собираться толпа, кому-то пытались помочь подняться, кто-то присел на лед и ощупывал ушибы своих знакомых. Я ударился грудью о борт и только тогда понял, что на лед мне не выбраться так быстро. Я выкрикивал имя друга, люди заслоняли его от меня, но я надеялся, что хоть голову он себе не разобьет, может, отделается синяками и парой ушибов. Благо, он был недалеко от бортиков, и я изворачивался, пытаясь разглядеть сквозь толпящихся людей, что там происходит. Вроде никто серьезно не пострадал, люди поднимались и продолжали движение, топал начала потихоньку рассасываться… и это случилось.
Артем оглядел каждого из нас сверкающими глазами.
- На льду остались сидеть двое: Андрей и какой-то парень в разноцветной вязаной шапке, Андрей улыбался и потирал колено, парень, с которым он столкнулся, тоже улыбался и осторожно разминал руку. Рядом с ними стояли трое – друзья упавшего, молодые парни, совершенно обычные…и вдруг один из них поднял глаза, его взгляд упал на меня и… это трудно описать словами! Его лицо как будто окаменело, улыбка застыла, глаза распахнулись, он как будто ахнул, я не услышал, конечно же, просто увидел, как облачко пара вырвалось изо рта. Он смотрел прямо на меня глазами, полными такого изумления и растерянности, что такого я не видел даже в кино. Я ничего не понял, разумеется, и просто с интересом разглядывал странного парня, пытаясь понять – агрессивен ли он и его приятели, нам только конфликтов не хватало в чужой стране. Он был высоким, из-под вязаной шапки выбивались светлые волосы, смазливый европейский студент, так я подумал было… и вдруг он прошептал мое имя. Я увидел это четко по губам, хотя не услышал ни звука.
- Настала моя очередь удивляться.
Артем засмеялся, закрыл лицо рукой:
- Представьте, я опять не понял, что происходит. Просто таращился на этого красивого незнакомого парня, пока мой друг и друзья этого блондина что-то обсуждали и улыбались, каждый из них протянул руку и стал помогать подняться Андрею и тому, кто в него влетел. А этот странный товарищ в черной шапке стоял, как статуя, и смотрел на меня огромными голубыми глазищами.
- Андрей встал на ноги и помахал мне, крикнув, что всё в порядке, но я на него даже не взглянул, внутри, не знаю, в душе, или в сердце, или просто в грудной клетке что-то шевельнулось, меня как будто ударило током понимания… А в следующую секунду этот незнакомец устремился ко мне, летя сквозь людей и не сводя с меня взгляд.
- «Патрик», - прошептал я одними губами. Голос пропал, ком внутри сдавил горло, так что, не только говорить, дышать было трудно. Я вцепился в бортик катка, забыв обо всем, о друзьях, которые наверняка будут крайне удивлены моим поведением и начнут задавать много вопросов, о людях вокруг, о новых друзьях Патрика… я вдруг понял, что это он, просто понял и всё.
- Блондин подъехал к бортику, на мгновение замер, было видно, как что-то внутри него борется и как будто освобождается… не знаю, это трудно передать словами. А потом он просто приблизился на расстояние вытянутой руки и, глядя мне прямо в глаза своими распахнутыми огромными глазами, вдруг совершенно четко произнес: «Артем…». Я не знаю, как я выглядел со стороны, наверное, очень странно, но я вдруг ощутил, что кроме нас на этой земле нет никого. «Бог мой… Патрик? Это ты?? Я… боже мой!», - я протянул к нему руки, буквально сгреб его в охапку и крепко обнял, вдавливая в бортик. Блондин не сопротивлялся, но как-то растеряно и осторожно обнял меня в ответ.
- «Патрик! Это ведь ты, да? Где же ты был! Я думал о тебе каждый день, с тех пор как ты уехал! Ты жив, Господи, ты жив!!». Я отстранился, чтобы увидеть его лицо, он улыбался, как будто пытаясь что-то вспомнить, а потом произнес на английском: «Патрик, да… это мое имя. А ты – Артем. Я помню это, помню твое лицо, хотя не могу вспомнить, откуда, и что с нами было… Я почти ничего не помню… но память возвращается, эти травы помогают… хотя я не знаю, почему должен их пить и откуда я знаю, что нужны именно они. Всё как в тумане…». И он медленно потер лоб, закрывая глаза.
- «Патрик! – мне казалось, я сейчас разорвусь на молекулы от восторга и нервов, - это просто невероятно, что я нашел тебя здесь, сейчас, вот так…! Ты теперь живешь здесь? Черт! Я собираюсь задать тебе триллион вопросов!»
- Он снова улыбнулся довольной и теплой улыбкой, поднял глаза и начал внимательно рассматривать мое лицо. Это было так комично и трогательно одновременно, я вдруг понял, что чувствуют все эти рыдающие герои передач, когда спустя время находят пропавших родственников или друзей.
- «Кто это, Тём?» - рядом со мной раздался голос Марка, я слышал его как будто с другой планеты или из параллельного мира, но вынужден был заметить, что Андрей и друзья Патрика тоже приближаются к нам. Я не хотел, чтобы нам мешали, и еще я как-то панически боялся потерять его в толпе, потерять снова… я просто не мог отпустить его, не узнав всю его историю, всё то, что с ним было после той ночи, когда он уехал к шаману на Алтай.
- Не оборачиваясь, не сводя глаз с Патрика, я ответил что-то вроде «это мой друг детства, его увезли за границу, когда мы еще были мелкими, я с тех пор его не видел», не знаю, удовлетворил ли их мой ответ… да мне, вообще-то, было без разницы – а какое еще могло быть у всей ситуации объяснение для обывателя? Явно никто не догадывался, что в этом теле душа парня, умершего в 1700-каком-то году, душа, которой я тоже помог обрести второе по счету новое тело.
- Друзья Патрика, улыбчивые, доброжелательные европейцы, протянули руки, мы (я и мои друзья) их пожали, они спросили Патрика что-то на непонятном мне языке, и он ответил. Из какой он страны, успел подумать я, где обрел новую жизнь и новый язык? Его друзья предложили нам всем пойти куда-нибудь в теплое место и выпить, мои тут же согласились, и мы действительно провели вечер в уютном кафе, чему я был только рад – я не хотел отпускать Патрика.
- Но и не мог поговорить с ним при всех о том, о чем на самом деле хотел, поэтому, когда всё было выпито и съедено, я сказал своим друзьям, что хочу поговорить с давним другом, так что в отель они пусть возвращаются без меня, Патрик сделал то же самое. Это выглядело вполне обыденно и нормально, люди теряют и находят друг друга, и им всегда хочется заполнить пробелы. Друзья Патрика попрощались с нами на английском, потом что-то сказали ему на непонятном языке (оказалось, это норвежский, Патрик теперь жил в Норвегии), и все разошлись.
- А мы…, - Артем глубоко вдохнул и улыбнулся, - мы проговорили всю ночь, сначала гуляли по городу, потом зашли в какой-то ночной ресторанчик. Прощались мы уже на рассвете на мосту через канал, на северном берегу был отел Патрика, Ноттинг-Хилл... даже название английское, а? – Усмехнулся Артем. – А мы жили недалеко в отеле Флорис. Помню, как брел по серому в рассветной дымке городу, от ночной яркости не осталось и следа, но на моем лице сияла улыбка. Я не чувствовал усталости, мне казалось, я могу пробежать весь город от одного края и до другого, перепрыгивая каналы любой ширины. Самое главное: я знал, что больше не потеряю друга.
Он снова помолчал, в зале царила абсолютная тишина, казалось, присутствующие перестали даже дышать.
- Вам наверняка интересно, о чем мы болтали всю ночь, - хитро улыбнулся Артем, - скажу сразу, забегая вперед: я мало что узнал о том, что с ним было после отъезда, он почти ничего не помнил, хотя память возвращалась… медленно, но возвращалась. Он теперь жил в Бергене, его звали Лукас Хансен, ему было 26 лет. Он узнал это по документам, также обнаружил, что знает язык, не идеально, но он быстро научился. На мой вопрос, как это было, и что он помнит о нашем общении и его короткой жизни в нашем городе, Патрик ответил, что не помнит ничего, только мое лицо, имя и какое-то теплое чувство ко мне. Помнит улицу, всю в зелени, и какую-то толстую тетку, помнит горы… тут он помнил больше, видимо, красота Алтая произвела на его душу сильное впечатление. Сам ритуал он не помнил, или просто не хотел обсуждать, и я его не виню, не имею такого права. Он помнил шамана, смутно, но помнил. Помнил сильные и чудесные ароматы трав и дыма, когда этот шаман их жег.
Артем шумно выдохнул и потянулся.
- Я расскажу вам то, что услышал от него и домыслил сам, за полную достоверность не ручаюсь.
- Как я понял, шаман искал тело, подходящее по возрасту, тело только что умершего, причем умершего без повреждений. Не знаю, как он это определял и как находил, но тело нашлось, настоящий Лукас Хансен скончался в ночном клубе… и там же воскрес. Патрик сказал, что первое яркое воспоминание – вонь от табачного дыма и холодный кафель – тело Лукаса сидело на закрытом унитазе, привалившись к кафельной стене. Вокруг грохотала музыка, у него кружилась голова и всё болело, а через секунду он вскочил с унитаза, поднял крышку и его стошнило. Хорошенькое начало новой жизни, да? – Засмеялся Артем.
- Однако, он понял, что воскрес, по его словам, он не помнил, кем был раньше, но помнил особняк и того страшного человека с лицом статуи. Это он помнил очень хорошо. Патрик закрыл глаза, стоя на коленях перед унитазом, и заплакал, благодаря кого-то, он сам не знал кого, за эту новую жизнь, вторую по счету… но тогда он еще этого не помнил. В голове роились какие-то обрывки слов на разных языках, какие-то образы, лица и картины. Он не представлял, кто он сейчас и куда ему дальше идти, но это не имело значения. Он был жив, он вернулся, у него было свое тело и целый мир… от этого у любого голова пойдет кругом!
- Он не знал, сколько провел времени в кабинке туалета уже после того, как очнулся в этом теле, понемногу тошнота уходила, хотя тело еще болело, а в голове был туман, но он просто наслаждался первыми минутами своей новой жизни, даже не пытаясь сдерживать слезы. Вонь от табачного дыма и резкий запах чистящих средств казались ему лучшими ароматами, потому что в том мире, откуда он вернулся, где был особняк, ароматов не было. Потом, вдруг ослепительная идея вспыхнула в мозгу – как он выглядит сейчас? Внезапно это стало самым важным, ему стало необходимо увидеть себя нового. Увидеть свое лицо, глаза, которыми он теперь будет смотреть на мир. Он медленно встал и вышел, больше всего желая увидеть в зеркале свое лицо и страшно волнуясь… еще бы!
- Во всю стену прямо напротив кабинок тянулось идеально чистое зеркало над такой же сплошной длинной раковиной, Патрик ринулся к нему, единственное, что он сразу отметил – он был высоким блондином, уже неплохо. Почти влипнув в стекло, Патрик уставился на свое лицо, это было лицо молодого человека, красивое лицо, но немного изможденное, и только яркие голубые глаза горели живым огнем. Аккуратная стрижка, густые волосы, хорошая одежда, Патрик улыбнулся, отражение улыбнулось ровными белыми зубами. Он сам сказал, что не то всхлипнул, не то хохотнул и принялся ощупывать свое лицо, улыбаясь, как сумасшедший. За этим занятием его и застали двое парней, которые вошли в туалет.
Артём засмеялся.
- Они замерли, удивленно уставившись на него, а потом обратилась к нему на непонятном языке… вернее, не совсем непонятном, отдельные слова он понимал, сам не зная, откуда они ему известны. И они обратились к нему по имени, так он узнал, что его зовут Лукас. Это были его друзья, с ними он пришел в клуб, это он тоже узнал позже, а тогда он лишь разобрал слова «долго», «кайф» и «слишком много». В общем, они знали, что он что-то принял, предполагали, что слишком много принял, они даже не представляли, что их друг умер от этого, и перед ними совсем другой человек, пришелец из 1700-какого-то года. Его странное поведение – то, что он улыбается сам себе в зеркало и трогает руками лицо, и его непонимающий взгляд они отнесли на действие того вещества, он не помнил их и не знал, где живет, он вообще не мог говорить на их языке… из всего этого они заключили, что у него передоз. Они быстро вывели его из клуба, Патрик не сопротивлялся, он всё равно не знал, куда ему идти, а эти парни не были настроены агрессивно и явно знали его раньше. Они повели его к машине, и тут Патрик сделал усилие и произнес: «Домой» на их языке, оказалось, в его голове есть знания, но пока они были в тумане, и лишь это слово удалось выудить из сплошной серой пелены. Двое парней перестали спорить – явно о том, что с ним делать – и уставились на него. Начали что-то одновременно быстро говорить, но Патрик больше ничего не понимал, зато он сложил руки в умоляющем жесте и повторял единственное слово, которое вспомнил, снова и снова: «домой».
- После недолгих споров, в которых Патрик не понял ни слова, парни согласились и отвезли его в небольшую квартиру на втором этаже 3-хэтажного коттеджа, он хотел остаться один, что понятно, поэтому сразу повалился на диван в гостиной-прихожей и стал делать вид, что засыпает. Друзья склонились над ним, стали что-то спрашивать, и Патрик машинально ответил на английском, что с ним всё в порядке.
- Лучше бы он сделал это раньше! – Усмехнулся Артем, - эти двое прекрасно говорили по-английски, так они смогли объяснить ему, что волнуются, потому что он принял «таблетку», просидел черт знает сколько в сортире, а потом стал вести себя совсем странно и забыл норвежский… так Патрик узнал, что он в Норвегии.
- И он быстро сориентировался, подыграл им – заявил, что физически чувствует себя прекрасно, а вот в голове полный туман, он не помнит ничего, даже свой язык, не помнит, где живет… кстати, это его дом? Парни неуверенно заулыбались и подтвердили, что это квартира Лукаса, так ведь теперь его звали. Патрик убедил их, что ему надо просто поспать, и всё пройдет, ведь физически он здоров, никаких опасных проявлений у него нет… они неохотно согласились, взяв с него обещание, что он позвонит, если ему станет нехорошо, а если не станет, то, как проснется – обязательно сообщит, что с ним всё в порядке. На этом они расстались, и Патрик остался один на один со своей новой жизнью.
- Той ночью он не спал! Бродил по квартире, изучал вещи ее прежнего хозяина, пытаясь понять, кем был парень, в тело которого он вселился. Нашел кучу фотографий, доску для катания по снежным склонам – это он понял по фото, где Лукас стоял посреди заснеженного склона на этой доске и ослепительно улыбался, нашел пакетик с какой-то измельченной травой…, - Артём многозначительно поднял бровь и сделал паузу, - Патрик сказал, что выбросил его, почему-то от одного запаха этого порошка ему стало жутко. А также он нашел под стопкой белья в шкафу пакетик с какими-то таблетками, их он тоже выбросил в унитаз и смыл, испытывая какое-то непонятное ему облегчение.
- Патрик заглядывал во все шкафы, открывал все ящики, часть вещей и приборов откуда-то была ему знакома, другие казались какими-то неземными технологиями. Он нашел множество толстых альбомов с фотографиями, и, сидя прямо на полу, он потратил не один час, разглядывая людей, которых не знал, и места, в которых никогда не был… за исключением одной фотографии, которая пробудила в нем вспышку сильного чувства. На ней незнакомка стояла на зеленом лугу среди холмов, улыбаясь и раскинув руки, девушка была красивой и совсем юной, но не она привлекла внимание Патрика. Эти холмы, уходящие вдаль, зеленые, как будто бархатные холмы под серым небом… Он сказал, что что-то огромное шевельнулось в груди, он почувствовал, как перехватило дыхание, а глаза почему-то защипало от слез. Он провел пальцем по фото, как будто мог ощутить тот воздух или перенестись в тот день и в то место, волнение нарастало, сердце вдруг стало биться, как бешенное, он знал это место… или какое-то похожее.
- Дрожащими руками он вынул фотку из пластикового кармана и посмотрел на оборот, сам не зная, что надеется там найти. Там была надпись на непонятном языке, пока еще непонятном, потом, когда душа немного освоится в теле, и знание норвежского придет, он прочитает:  «Леди Стефания ; наши выходные в Йоркшир-Дейлс 2015». Не в силах больше выносить это пугающее и приятное щекочущее чувство, он захлопнул альбом.
- Уснул он уже с рассветом прямо на диване, вокруг валялись вещи и фотоальбомы, а квартира выглядела, как после урагана. Это был его первый сон в новом теле, и Патрик сказал, что видел во сне холмы, уходящие к горизонту, и красивую небольшую церковь на фоне синего неба и белых пузатых облаков.
- Проснулся он с уже гораздо более обширными воспоминаниями, и самое интересное, едва он открыл глаза, его подчинило себе навязчивое желание… нет, не тех таблеток и не всего того, чем баловался прежний Лукас, Патрик понял, что ему срочно нужны травы, причем он не помнил, как жил до того, как очнулся в туалете клуба, не помнил свое имя, но вот названия трав помнил очень хорошо. Видимо, они нужны были для того, чтобы закрепиться в новом теле и вернуть воспоминания, это моя догадка, но и он тоже так думал. Он помнил вчерашнюю ночь, он отчетливо помнил всё с того момента, как открыл глаза в туалете, поэтому он выполнил обещание и позвонил друзьям… как, спросите вы? Ха! Он сказал, что взял в руки телефон, который они оставили на диване рядом с ним, когда уходили, он его никуда не перекладывал, поэтому легко нашел, и вдруг понял, что знает, как им пользоваться, а фото профиля в мессенджерах помогли понять, кому именно надо звонить. Он успокоил их, сказав, что чувствует себя хорошо, но вот память еще шалит… они восприняли это с тревогой и пониманием, знали, чем «угощался» Лукас в последний день своей жизни.
- Патрик хотел остаться один, ему надо было найти травы и освоиться в новом мире и теле, в голове кружился вихрь из обрывков воспоминаний и образов, и прежде всего ему надо было понять, в чье тело он попал и какой жизнь жил. Он отлично знал английский и средне-неплохо уже норвежский, он знал, чувствовал, что время и те самые травы помогут упорядочить этот хаос в голове и открыть еще много информации. Приведя себя наспех в порядок, Патрик выскочил из дома, не ощущая голода, ему нужны были травы, остальное - потом. 
- Не буду описывать, как он бродил по городу, вспоминая улицы и направления, память возвращалась вспышками, но в мозгу Лукаса не было ничего о том, где достать нужные Патрику травы, он испугался, что здесь их вообще не найти, и что тогда…?? Он не хотел об этом думать, и после пары часов блужданий по осеннему Бергену, он решил спросить у кого-нибудь из горожан. Он сказал, что пошел дождь, и низкое серое небо на фоне желтых деревьев снова шевельнуло в груди какое-то скрытое, но мощное чувство, похожее на то, что он испытал от фотографии из Йоркшир-Дейлс.
- Ему подсказали магазин, где можно было купить всякие редкие ягоды, семена и травы, там также продавали благовония, какие-то амулеты и кристаллы…ему повезло, что он воскрес не в дикой Африке или в нашей средней полосе, - засмеялся Артем, - в Европейском городе можно было найти ВСЁ. Патрик заплатил картой, сам не понимая, как ему это удалось, руки просто делали привычные движения, домой он унес полный пакет мешочков с измельченными листьями и стеблями, засушенных букетиков и порошков. Он сказал, что обратно шел уже с улыбкой, вернее, почти бежал, потребность принять отвар из купленных трав стала критической и заглушила все остальные.
- Мой рассказ итак получился слишком долгим, поэтому буду рассказывать самую суть, хотя подробности этой истории удивительны и интересны, но время, я понимаю. – Пожал плечами Артем. – После первой выпитой порции Патрик вспомнил свою жизнь, не всю, но он вдруг осознал, что жил там, где холмы, что у него была большая семья… где именно это было, он не помнил, но не сомневался, что это в Англии, иначе откуда он знает язык, думает на нем? Повинуясь велению сердца, он снова полез в тот фотоальбом, достал фотку из Йоркшира и поставил на кухонный стол – за ним он в тот момент сидел, а когда ночью лег спать – поставил ее на прикроватном столике. Там был его дом раньше, до того, как он попал в особняк… почему он попал в тот страшный мир между мирами, Патрик не помнил и не хотел вспоминать, это знание ему возвращать не хотелось. Но он смутно чувствовал, что после особняка было что-то еще, он не попал сразу в тело Лукаса, но пока этот отрезок его удивительной жизни был скрыт туманом. И он не помнил свое имя, кем он была там, в стране холмов? Чем занимался? Одно он знал точно: он хочет вернуться туда, не навсегда, просто хочет увидеть эти холмы, найти то самое место, снова вдохнуть тот воздух, чтобы попрощаться с прошлым и в полной мере почувствовать себя живым.
- Всё это возвращалось постепенно, - сказал Артем задумчиво, - но в те первые дни своей новой жизни Патрик не знал ничего о себе, кроме того, что умер и вернулся. Он сказал, что не помнил ритуал и вообще не помнил, кто помог ему обрести новое тело, помнил лишь названия трав и странное пение без слов, пел мужской голос, и запахи, ароматы трав и дыма – вот и всё, что он помнил.
- Первыми вернулись воспоминания о жизни парня, в теле которого он оказался. Лукас был веселым, но слегка заблудшим парнем, в подростковом возрасте он потерял родителей, растили его бабушка и тетя, тогда же он начал баловаться всякими запрещенными веществами, каким-то чудом избежав тяжелых наркотиков и последствий. Лукас работал в магазине спортивной одежды, путешествовал, старался держать себя в форме. Некоторые навыки передались Патрику, но далеко не все, например, он знал, где находится магазин и как обслуживать клиентов, как работать с кассой, но не представлял, как можно кататься по склонам на доске, которая так и стояла в его квартире, и что надо делать, когда звучит музыка – в телефоне Лукаса было немало видео, где он отлично танцевал в клубах и на вечеринках под открытым небом. Этому Патрик так и не научился. Друзья Лукаса оказались отличными парнями, первое время они с беспокойством наблюдали странности в поведении друга, но потом, по мере того, как Патрик осваивался и узнавал их поближе, он привязался к ним, а они были рады переменам в жизни друга – «Лукас» завязал с наркотой и тусовками.
- А вот страсть к путешествиям сохранил, - улыбнулся Артем, - в выходные он сам тащил друзей куда-нибудь, его звала неутолимая жажда увидеть этот удивительный мир, насладиться каждой секундой жизни… он-то знал, каково быть мертвым. И он мечтал найти свой прежний дом, название он так и не вспомнил, но постепенно, принимая нужные травы, он вспомнил свое имя и то, что уже попадал в наше время ненадолго. Где и как – он не помнил, как не помнил и меня, лишь какие-то обрывки: лица, образы каких-то улиц и комнат. И горы, он вспомнил горы под серым осенним небом и туман, спускающийся с вершин.
- Сны приходили к нему каждую ночь, яркие, сумбурные, волнующие. Он видел свою деревню, знал, что это она, но где именно она находится – не знал, он видел фрагменты из жизни Лукаса, его прежних подруг и наиболее яркие эмоциональные моменты вроде первой драки в школе или известия о гибели родителей. Он видел и Санька, его лицо в отражении, когда во сне подходил к зеркалу, видел наш город… и меня.
Артем опустил глаза и улыбнулся.
- Он сказал, что часто видел меня во сне, а просыпаясь, помнил мое лицо и то, что во сне мы были добрыми друзьями. Ни имени, ни моей роли в его судьбе он не помнил. Но когда увидел меня на катке, он сказал, что это было как удар молнии. Он не мог поверить, что видит парня из своего сна вживую! Я во плоти вызвал в памяти целый каскад из образов и обрывков воспоминаний, и он вдруг понял, что знает мое имя, оно всплыло из этой пучины трех смешанных жизней.
- И когда я назвал его Патриком, он снова ощутил погружение в прошлое, которое почти забыл. Он так привык откликаться на имя Лукас, он растворялся в своей новой жизни, оставляя прошлое позади, я думаю, он сознательно не хотел тащить за собой весь этот груз смерти и возвращения в тело Санька, потом снова что-то вроде умирания и переселения в новое тело, где он уже был единственным хозяином. Такое, наверное, стоит забыть.
- И этот невероятный момент встречи…, - Артем покачал головой, - Патрик с друзьями ехал в Англию, его тянуло туда, он хотел поставить точку, покончить с прошлым и начать жизнь заново в Новом году. Как не верить в чудеса, ведь он поехал проездом именно через Амстердам, в то же самое время, когда я был там?! И во всем этом огромном городе мы увидели друг друга на катке, где в ту же секунду находились тысячи людей!
- Я помнил название его деревни и сказал ему, это было как заклинание. «Мидл-Хиллз…, – тихо повторил он, и его рука медленно потянулась к груди, - я чувствую что-то здесь, что-то большое и тяжелое в груди. Мидл-Хиллз… я там жил. И я умер там».
- Я рассказывал ему о нашем лете, как он делил тело с Саньком, что Санек теперь не пьет и не ругает весь мир. Он вспоминал, и тем невероятнее и чудеснее казалась наша встреча. Он сокрушался, что забыл мое имя и данное обещание найти меня, но это ведь не от него зависело, то, что с ним произошло, вообще нереально, это как перенос данных со старого телефона на новый – что-то теряется, что-то переносится беспорядочно и вперемешку… но то техника, а это какой-то запредельный перенос души со всеми ее данными, знаниями, чувствами и мечтами, и не из одного тела, а целых 2 раза!
Артем замолчал, на несколько минут в Клубе воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием догорающих поленьев и глубокими вдохами.
- Вот и вся моя история. История Патрика. История дружбы и торжества жизни. – Артем поднял голову и оглядел каждого члена Клуба, даже Мадам достался быстрый взгляд. – Я видел это чудо, я участвовал в нем. И очень надеюсь, что больше не потеряю друга, что он проживет полную и счастливую жизнь, как и мечтал. А я буду рядом, буду заряжаться жизнью, каждый день помня, что чудеса бывают, что я сам стал свидетелем одного из них. И что жизнь – самое красивое и самое удивительное чудо.
В Клубе снова воцарилась тишина, гости смотрели на пламя, себе на руки или куда-то в пустоту, осмысливая историю. Я бросил быстрый взгляд на новенького, он изучающе смотрел на Артема, внимательные цепкие глаза скользили по лицу и фигуре, а за ним из полуопущенных век наблюдала Мадам. Я вздрогнул и отвел глаза. В душе было такое светлое чувство после истории, почему-то мне было так хорошо от того, что Патрик всё же обрел свое тело и возможность прожить жизнь так, как ему хочется; от того, что дружба в нашем прогнившем и бездушном мире всё еще существует, как редкий, почти исчезнувший цветок прячется среди переплетения лиан в самой глубине джунглей. От того, что родные души находят друг друга, даже сквозь века и разные страны…. И вдруг мысль уколола меня, я даже вздрогнул.
Азалиах, мой знакомый громила, отсутствующий сегодня, поведал мне, что память исчезает вместе со Следом, тускнеет и стирается… Что будет помнить Артем после сегодняшнего вечера? Неужели он снова потеряет Патрика, на этот раз лишившись памяти сам?
Волна возмущения вдруг поднялась во мне. Какое право они имеют вмешиваться и разлучать тех, кто прошел через такие невероятные приключения и сложности, чтобы просто жить вместе на этой земле и наслаждаться жизнью и обществом друг друга?! Или это еще одна оправданная жертва, сопутствующий ущерб, парочка раздавленных муравьев под ногами «развитых и могущественных»?! Я почувствовал, как лицо начинает пылать, поднял глаза… и меня пригвоздил к месту ледяной взгляд Мадам.
- Какая чудесная история, - все головы повернулись на звук, Диана, робкая блондинка, улыбалась и вытирала слезу, скатившуюся из уголка правого глаза. – Дружба, любовь – если они настоящие, они вечны, и для них и правда нет преград.
Она смутилась, покраснела и опустила глаза, но продолжила:
- Я желаю вам больше никогда не терять друга, после стольких испытаний… просто не теряйте друг друга.
- Спасибо вам за добрые слова, - улыбнулся Артем, - мы оба будем делать всё, чтобы больше не потеряться.
- Мы все уже почти полюбили этого парня, - усмехнулся Николай. – Ты хороший рассказчик, сынок, и хороший человек, дай Бог вам обоим благополучия.
Артем смутился и тепло поблагодарил пожилого рокера. Если бы они знали, подумал я, злость внутри не угасла под ледяным взглядом Мадам, но ушла куда-то глубоко, продолжая разъедать душу, если бы они знали, что иногда в искренние желания и порывы людей вмешивается некая сила и расставляет события и судьбы так, как ей кажется правильным.
- Это был долгий вечер, - Мадам легко встала со своего дивана, - и поистине прекрасная история. Мы благодарны вам, Артем, что поделились ею и сделали это так искренне и с таким мастерством. Эта история стоила каждой потраченной секунды и даже больше, но время уже позднее.
Намек все поняли, тем более, что мы и правда задержались, магия рассказа и рассказчика как будто остановила время, мы не замечали его, а теперь волшебство закончилось, и оно снова пошло. Я вдруг осознал, что ночь скоро закончится, и мне почему-то не хочется встречать рассвет в этом месте. Это была территория ночи, территория тайн и звездного света, территория сказок и волшебства, и ее красивая магия могла не пережить дневной свет.
- Благодарю всех гостей, - улыбнулась Мадам, когда мы все встали, - этот вечер окончен. Ждем вас в следующую пятницу. У нас впереди еще много историй.
И она загадочно и обворожительно улыбнулась.
Челны Клуба потянулись к выходу, на лицах многих я увидел теплые улыбки. Перед дверью из зала мы с новеньким оказались одновременно, он сделал приглашающий жест и произнес с вежливой улыбкой: «Прошу», я поблагодарил и поспешил выйти. Но перед этим еще раз заглянул ему в глаза – они были глубокими и полными тайн, почти как у Мадам.